CC BY
15
А.И. Лукьянов, Н.А. Дробышева
К ВОПРОСУ ОБ ЭТАПАХ И ИСТОРИЧЕСКОМ ВЕКТОРЕ РОССИЙСКОГО КОНСТИТУЦИОННОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
Оценка ныне действующей Конституции и определение ее места в российской истории XX века относится к числу острых полемических тем. В литературе эволюцию конституционного законодательства страны предлагается разделить на шесть этапов.
Первый этап конституционного развития России обычно называют этапом буржуазнодемократической республики (с 3 марта по 25 октября 1917 г. (по старому стилю). Буржуазия 2 марта 1917 г. официально приобрела власть политическую. И хотя победа Февральской буржуазной революции внесла значительные изменения в положение всех классов, прежняя классовая структура российского общества сохранялась. Главными особенностями этого этапа являются, во-первых, отсутствие конституции как официально принятого основного закона, во-вторых, наличие de facto параллельной с буржуазным государственным аппаратом гетерогенной ему структуры управления - Советов рабочих и солдатских и Советов крестьянских депутатов. Недаром В.И. Ленин определял сложившееся положение как «двоевластие». Данный этап было бы даже точнее называть «двухреспубликанским» периодом -своего рода дуалистической буржуазно-пролетарской республикой. Его своеобразие в том, что он дважды переходный: от абсолютной монархии к буржуазной республике и одновременно к республике Советов.
Второй этап для краткости называют «этапом диктатуры пролетариата» или «этапом построения основ социализма» [1] (ноябрь 1917 г. - декабрь 1936 г. (по новому стилю). По форме правления это Советская социалистическая республика. Власть, согласно представлениям того времени, принадлежит рабочим в союзе с беднейшим крестьянством; политический режим данного периода -демократия для подавляющего большинства населения и диктатура по отношению к представителям эксплуататорских классов. Последние полностью отстранялись от участия в управлении делами государства и общества, на них в полной мере распространялось данное В.И. Лениным определение диктатуры: «это ничем не ограниченная, никакими законами, никакими абсолютно нормами не стесненная, непосредственно на насилие опирающаяся власть» [2, с. 320]. Конституционное развитие в этот период, особенно в течение его первых пяти лет, носит ярко выраженные черты переходности, нашедшей свое выражение в наличии нескольких конституций, - сначала унитарной, а потом федеративной (с конституциями субъектов Федерации). Форма государственного устройства на этом этапе претерпела наибольшие изменения при одинаковых сущности и социальной базе власти.
Третий этап - этап государства трудящихся (1936-1977 гг.). Форма правления не изменяется - это Советская социалистическая федеративная республика. Но сам объект - общество - подвергается существенной трансформации. Социальный состав населения унифицируется, общество становится массовым и уравнительным. Таковы неизбежные последствия уничтожения частной собственности и ее носителей в городе и деревне. В итоге качественно изменились социальная база, а соответственно, и сущность власти. Вызовы и угрозы со стороны «классовых врагов» отошли на задний план. Власть, как предполагалось, безраздельно принадлежит трудящимся города и деревни во главе с рабочим классом. Органы власти - Советы депутатов трудящихся - формируются теперь посредством всеобщих, равных, прямых выборов при тайном голосовании. Кандидаты в депутаты Советов выдвигаются исключительно трудовыми коллективами и под присмотром партийных органов.
Именно в этот период наряду с огромными достижениями в научно-технической и промышленной сферах, колоссальными испытаниями на прочность и победой в Великой Отечественной войне окончательно утвердился, пройдя через сталинизм, уникальный мобилизационно-целевой, по существу идеократический, строй. В литературе он чаще всего называется «левым тоталитаризмом». Выделяются обычно следующие основные признаки тоталитарного государства: «...официальная идеология,
охватывающая все жизненно важные сферы человеческого существования, устремленная на создание утопического идеального общества и борьбу за него; единственная массовая партия, организованная иерархически и возглавляемая диктатором (вождем. - А.Л., Н.Д.); система террористического полицейского контроля, направленного на целые социальные слои... монопольный контроль партии за всеми средствами массовых коммуникаций; монополия контроля над всеми средствами вооруженной борьбы; централизованный бюрократический контроль и управление всей экономикой»[3, с. 157].
Наиболее значимой чертой зрелой тоталитарной системы является господство партии, представляющей собой элиту общества, а также особый тип тоталитарного диктатора, вождя.
Цитируемый автор отмечает, что тоталитарная организация общества имеет «луковичную» форму: «... Центр власти и управления составляет сердцевину организации, которая с помощью системы приводных ремней - партии, профсоюзных, молодежных и других общественных организаций объединяет вокруг себя все слои общества.». Эта особенность выражается в том, что в тоталитарном государстве нет иерархии в традиционном смысле слова: между высшей властью (вождем) и управляемыми нет значимых промежуточных уровней, разделяющих власть и ответственность. Даже правящая элита из-за нестабильности и чисток выражена нечетко. «Реальная власть концентрируется, собственно, внутри партийной элиты, тайной политической полиции и высшей бюрократии, однако ни одна из этих групп не может действовать самостоятельно. Воля вождя воплощена всегда и везде, а сам он не связан никакой иерархией, в том числе созданной им самим» [3, с. 156-157].
Главное отличие тоталитарного вождя от обычного диктатора или тирана в том, что он совмещает две функции: к его положению главы государства присовокупляется функция лидера в определении перспективы развития общества, целей и задач «борьбы за победу коммунизма», т.е. роль заглавной фигуры в идеологии. Такая позиция вытекает из мобилизационно-целевого характера социума. Она закрепляется в конституции посредством монополии партии на власть, указания на то, что она является ядром политической системы. В конечном итоге все политические акции становятся эманацией воли вождя, «. а функционеры государства не только назначаются им, но и являются его ходячим воплощением. В данной системе исключается критика вождя, а исправление допущенных им ошибок неизбежно ведет к уничтожению функционеров, проводивших эту политику» [3, с. 157].
Называть такую систему власти демократической и правовой - значит издеваться над здравым смыслом. На деле это ничто иное, как особая форма авторитаризма, снимающая разделение властей и социальный контроль снизу, несущая в себе постоянную угрозу беззаконий со стороны власти, вплоть до попрания самой Конституции. Конституционализм такого рода вполне оправданно может быть назван декоративным и номинальным. Номинальный - значит фиктивный, являющийся Основным законом в большей степени по названию, чем по действительной роли. Резоны политической целесообразности, воля вождя и партии в конституировании фактических отношений («фактической конституции») часто оказывались более значимыми, чем закрепленный в Конституции юридический остов - формы правления и формы государственного устройства, порядка организации и компетенции органов власти в центре и на местах, организации правосудия, принципов избирательной системы и, наконец, правового положения личности. Номинальный конституционализм соответствовал практике безусловного примата конкретных политических решений над позитивными законами или, по К. Шмитту, «децизионистскому мышлению», свободному от всякой нормативной связанности.
После осуждения культа личности Сталина и «хрущевской оттепели» начинается движение к череде последующих этапов - четвертому, пятому и шестому - с совершенно определенной направленностью. Исторический вектор конституционной эволюции на этом отрезке российской истории можно обозначить как постепенное преодоление декоративности, номинального характера правовых основ общества, как движение к либеральному (читай: буржуазному. - А.Л.,Н.Д.) конституционализму и правовому государству. С точки зрения самоотчета данной эпохи и используемой в политико-правовых документах терминологии, речь шла об углублении демократии, построении «развитого социализма», констатации того, что советское государство, выполнив задачи диктатуры пролетариата, стало общенародным. В реальности же дело шло к демонтажу партийно-идеократической основы тоталитаризма и концу социального государства (т.е. государства, «пекущегося» о преодолении эксплуатации и достижении социального равенства), воплощенного в государстве классовом.
Такое государство со всеми его атрибутами тоталитаризма должно было уступить место государству общенациональному («государству-нации») с гарантиями прав для каждого отдельного человека безотносительно к его социально-классовой принадлежности. Данный принцип формального юридического равенства предлагает признание прав и свобод человека как частного лица со всеми вытекающими отсюда последствиями для свободы в области убеждений и экономической свободы.
Этот исторический вектор прямо противоположен всей антибуржуазной, антикапиталистической риторике о новой фазе в «построении бесклассового коммунистического общества». Он может быть адекватно осмыслен не с формационной марксистской точки зрения, а с позиций концепции модернизации. А именно: советская модель огосударствления всей хозяйственной и не только хозяйственной жизни общества была необходима для индустриальной модернизации; она предполагала власть, способную преодолеть сопротивление носителей традиционалистского аграрного способа
производства - крестьянства; отсюда преобладание методов государственного насилия и внешнеэкономического принуждения, напоминающих чисто азиатский способ возведения гигантских ирригационных сооружений и пирамид. «Несущая» политико-юридическая конструкция всего
жизнестроения, называемого «советским» и «социалистическим», принадлежит, таким образом, прошлому, а не будущему, как мнилось его созидателям. Будущее модернизирующейся страны необходимо было перенести из области утопических прожектов на твердую почву уже пройденного капиталистическими странами пути формирования индустриального и постиндустриального общества. Ориентация на политико-правовые системы Запада зрелых центров индустриального рыночного сообщества, конкретно - на либерально-демократическое правовое государство как высшую форму государственности, становится в итоге абсолютной необходимостью.
Таков исторический вектор преодоления номинального конституционализма и перехода к конституционализму реальному, превращающему государство в орган служения правам и свободам человека и назревшим общенациональным интересам. Эту направленность мы будем рассматривать как тенденцию, которая пробивала себе дорогу в поэтапной эволюции конституционного законодательства страны последней трети XX века.
Четвертый этап развития российского конституционализма называется обычно этапом общенародного государства. Делится на две части - 1977-1988 гг. и 1989-1991 гг. В первой, более чем десятилетней, его части по нарастающей совершенствуется советская форма правления. Институты советского народовластия приобретают реальные очертания благодаря созданию более четких правовых механизмов их реализации, в том числе конституционному закреплению в структуре политической системы трудовых коллективов. По форме правления и устройству государство остается Советской социалистической федеративной республикой при максимально демократическом за всю историю страны политическом режиме.
С принятием в 1988 г. новой редакции Конституции СССР были открыты шлюзы для многочисленных изменений и дополнений, внесенных в Основной закон в 1989-1991гг. Эти два года образуют особую часть четвертого периода. Наполненные бурными политическими событиями, они завершаются провозглашением независимости (государственного суверенитета) России и распадом СССР.
При явных признаках диффузии, вакуума и паралича власти или, как иногда пишут, - структурнофункционального кризиса политической организации общества, можно тем не менее с достаточной определенностью оценить складывающуюся в этот период структуру власти как «протопарламентаризм» [3, с. 586] с зачаточными формами политического и идеологического плюрализма.
Пятый этап хронологически начинается с Беловежских соглашений (декабрь 1991 г.) и заканчивается подготовкой к декабрю 1993 г. проекта современной Конституции. Базовый атрибут тоталитаризма («руководящая роль партии») был решительно отброшен, под советами как уникальной формой государственности подведена черта. Основным противоречием рассматриваемого этапа стало противоречие между советской формой квазипредставительной власти и президентской властью. Этот политический конфликт обозначился уже с введением должности Президента СССР. Он (конфликт) стал питательной средой для августовского путча 1991 г. и породил Октябрьский государственный переворот 1993 г. Сама природа советских учреждений, «неизменная от начала до конца их существования, делала их неизбежным придатком исполнительной власти уже в силу несовершенства их административной организации, неспособности оперативного принятия решений. Вопрос всегда заключался лишь в том, какая исполнительная власть сможет использовать их в своих целях» [3, с. 583]. Поскольку монополия одной партии на власть была устранена и вместо партийного вождя появилась фигура всенародно избранного главы государства, новая элита России стала консолидироваться вокруг двух центров власти -вокруг Президиума Верховного Совета и всей вертикали советских учреждений на местах (они становятся прибежищем старых кадров) и вокруг Президента, где группировались сторонники радикальных рыночных реформ и адепты западного политико-правового либерализма. На этом этапе становление современного конституционализма проходит через смуту уже имевшего место в нашей истории двоевластия. Точку в борьбе двух центров власти - Верховного Совета и Президента - поставил расстрел Белого дома, т.е. государственный переворот, организатором и победителем которого стала президентская власть.
С 25 декабря 1993 г. - дня вступления в действие новой Конституции РФ - начался современный, шестой этап развития российского конституционализма.
Оставляя вопрос о детальном разборе запечатленных в тексте современного Основного закона новаций для отдельного рассмотрения, ограничимся подведением ряда итогов столетнего пути конституционного развития России.
1. На витках истории XX века наша страна прошла свой особый цикл, который можно рассматривать как специфическую разновидность общеевропейского Модерна. Суть последнего - в смене традиционалистского, в своей основе - аграрного (в Европе - феодального) общества обществом буржуазным, или гражданским, с последующей его эволюцией к индустриальной и постиндустриальной стадиям. Начало переходу от «общества поддержания образца» к инновационному обществу, - процессу, втянувшему ныне под флаг глобализации практически все страны мира, - было положено ранним Модерном, Английской, Американской и Французской революциями XVII-XVIII вв.
2. В течение XX века в России последовательно сменились основные типологические формы
правления: самодержавие, конституционная монархия, демократическая республика, тоталитарная
однопартийная диктатура (прошедшая в свою очередь несколько стадий развития), наконец, по состоянию на сегодняшний день плебисцитарная президентская (формально полупрезидентская) республика. Циркуляция этих форм правления сходна, за исключением советского периода, с политической историей западных стран. Но это сходство не является буквальным повторением, потому что, во-первых, оно «стадиально смещено» во времени (А.Н. Медушевский) и, во-вторых, отмечено механизмом стабильного воспроизведения авторитарной власти. Авторитаризм в данном контексте означает «приневоливание народа» (выражение Петра I) к лучшей жизни, «осчастливливание» не по его собственному почину, а методами повелений сверху. Естественно, что государство в такой системе властвования и подчинения выступает самодовлеющей бюрократической корпорацией, в сочетании с обширными полномочиями главы государства.
Воспроизведение механизма такого ряда является устойчивой традицией российской политикоправовой культуры и, как ее «родимое пятно», сохраняет свою значимость и после смены социалистического общественно-политического строя. Но исключительная роль бюрократической подоплеки авторитаризма и сильной единоличной власти освобождены отныне от мобилизационноцелевой легитимации, связанной с мессианским проектом коллективного добра. Постсоветское государство приобретает признаки правового, поскольку принципиально отказывается от конституционного предрешения социально-экономических порядков, от навязывания гражданам своих планов. Пафос правовой архитектоники новой Конституции проникнут стремлением обеспечить им гарантированный простор для свободы самоопределения и возможности распоряжаться жизнью по собственному усмотрению.
В отличие от советского периода это - Конституция государства, ориентированного на созидательные возможности индивидуализма и частной инициативы, не требующего жертвоприношений во имя будущего и не оправдывающего насилие величием своих исторических задач [4, с. 37].
Литература
1. Лукьянова Л.А. Российская действительность и конституционное законодательство в России (1917— 1993). М.: МГУ, 2000.
2. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 12.
3. Медушевский А.Н. Демократия и авторитаризм: российский конституционализм в сравнительной перспективе. М.: Российская политическая энциклопедия (РООСПЭН), 1997.
4. Валицкий А. Нравственность и право в теориях русских либералов конца XIX - начала XX вв. // Вопросы философии. 1991. № 8.
