CC BY
152
УДК 811.134.2 Е. Е. Панкина
преподаватель кафедры испанского языка переводческого факультета МГЛУ; e-mail: [email protected]
СТАНОВЛЕНИЕ КОНСТИТУЦИОННОГО ПРАВА В ИСПАНИИ И ИСПАНОГОВОРЯЩИХ СТРАНАХ ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ
В статье рассматривается целый комплекс исторических процессов, происходящих в процессе становления конституционного права в Испании и Латинской Америке. Автор анализирует предпосылки создания нормативно-правовых актов на испанском языке со времен испанской колонизации до наших дней и предлагает рассматривать правоустанавливающие документы как интертекстуальную среду для формирования общих концептов и когнитивных моделей испаноговорящих стран.
Ключевые слова: конституция; право; интертекстуальность; конституционное право; Испания; Латинская Америка.
Pankina E. E.
Lecturer, Department of the Spanish Language, Faculty of Translation and Interpretation, MSLU; e-mail: [email protected]
CONSTITUTIONAL LAW FORMATION STAGES IN SPANISH-SPEAKING COUNTRIES
This article tells about the whole complex of historical processes which have influenced constitutional law formation in Spain and Latin America. The author analyses constitutional laws and regulations in Spanish language since Spanish colonization till present day and suggests studying constitutions as an intertextual environment for common cognitive concepts in Spanish-speaking countries.
Key words: constitution; law; intertextuality; constitutional law; Spanish-speaking; Spain; Latin America.
Становление конституционного права - важнейший переломный момент в истории любой страны. Осознание необходимости перемен и реформ гражданского толка ведет к пересмотру ценностей исторической правовой культуры и формированию самобытного национального легитимного порядка. Политические преобразования, нововведения и реформы неизбежно наслаиваются и интерполируются в тексты документов государственного значения, которые в свою очередь становятся образцовыми нормативно-правовыми актами как для каждого отдельного государства, так и для группы государств в целом.
В истории испаноязычных стран прослеживается череда политических событий, которые в дальнейшем оказали решающее влияние на формирование корпуса конституций Испании и Латинской Америки.
В средневековой Европе не существовало ни одного документа и органа власти, ограничивающего власть короля и регламентирующего и кодифицирующего права и свободы жителей страны. Высшая власть в Европе была сосредоточена в руках монарха-самодержца. Именно он являлся носителем абсолютизма и лишь иногда прибегал к созданию органов контроля подведомственных территорий. В эпоху становления испанской колониальной империи подобные функции выполняла Торговая палата, которую в 1524 г. сменил Совет по делам Индий, первый в мировой истории специализированный центральный орган колониальной администрации. Именно он явился посредником между династией Габсбургов и ее наместниками в Новом Свете (вице-королями и генерал-капитанами), находившимися в отношениях федеративного союза. Через Совет по делам Индий передавались королевские указы и директивы, которые впоследствии становились действующими законами на территории вице-королевств и генерал-капитанств Латинской Америки.
К концу XVIII в. в результате возраставших противоречий между метрополией и колониями Испания была вынуждена тщательно регламентировать социально-политический уклад сложившихся квазигосударств, постепенно приобретавших самостоятельное политическое существование, и по указу Карла II в 1680 г. был издан первый в истории официальный сборник колониального права - Свод законов королевства Индий (9 книг и 6377 законов). Колониальное законодательство закрепляло систему феодальной поземельной собственности (энкомиенды, асьенды, латифундии) и сословное деление общества.
Конец XVIII - начало XIX в. стал точкой отсчета для формирования конституционного законодательства в мировой политике. В 1776 г. в результате долгой кровопролитной борьбы британские колонии в Северной Америке подписали Декларацию независимости от Великобритании. Уже в 1787 г. в США было объявлено о вступлении в силу первой в мире Конституции в ее современном понимании. Принятие Конституции США стало знаковым моментом мировой истории, послужившим катализатором становления конституционного права в мире. Во Франции, в 1789 г., в ходе Великой французской революции Национальным учредительным собранием была принята
Декларация прав и свобод человека, которая легла в основу еще одной образцовой Конституции конца XVIII в.
На фоне политических настроений, царящих в Европе, войска Наполеона I вторглись в Испанию и сместили законного короля Фердинанда VII (династии Бурбонов). 8 июля 1808 г. во французском городе Байонна, Жозефом Бонапартом, возведенным на престол братом, Наполеоном I, был утвержден королевский статут, по которому в Испании де-юре учреждалась авторитарная политическая система конституционной наследственной монархии, основанной на коллегиальных органах власти (Сенат, сословные кортесы, Государственный совет). Первая письменная конституция Испании стала компромиссом между конституционными идеями, пришедшими из Франции, и испанской реальностью.
Однако формально принятая Байонская конституция, навязанная Парижем, не вступила в силу. Она послужила детонатором для апробации первой легальной конституции Испании, провозглашенной Учредительными кортесами в Кадисе в 1812 г. Кадисская конституция установила конституционную монархию и принцип народного суверенитета в Испании. Однако впоследствии она была отменена, и Испания вновь вернулась к абсолютизму. Кадисская конституция действовала во время Либерального трехлетия в 1820-1823 гг. и в 1836-1837 гг. во время подготовки конституции 1837 г.
Французская революция XVIII в., ее плоды в виде конституционных документов и дальнейшая французская оккупация Испании оказали значительное влияние на испанские колонии и спровоцировали народные восстания, которые впоследствии вылились в борьбу за независимость от Испании. К концу освободительной войны на месте бывших испанских и португальских колоний возникли 10 независимых государств: Аргентина, Боливия, Бразилия, Великая Колумбия, Мексика, Парагвай, Перу, Центрально-Американская Федерация, Чили, Уругвай. Таким образом, все бывшие испанские колонии (за исключением островных владений - испанская часть Сан-Доминго, Куба и Пуэрто-Рико) стали политически самостоятельными государствами.
Основным политико-идеологическим и правовым кредо во всех новых государствах Латинской Америки стал конституционализм. Кодификация, происходившая в течение следующего за завоеванием государственной независимости периода, заложила основу для
формирования национальных правовых систем. Если кодификация законодательства, проводимая в европейских странах после революций, представляла собой своеобразное подведение итогов этих революций, то кодификация законодательства в латиноамериканских республиках, с одной стороны, отразила компромисс элементов доколониального и колониального права, а с другой - являлась рычагом, способствовавшим в конечном счете закреплению и развитию новых отношений на Латиноамериканском континенте.
Латиноамериканские страны были в определенной мере подготовлены к восприятию именно европейской модели кодификации колониального права, т. е. права испанского и португальского, перенесенного на Американский континент завоевателями и близкого по своему историческому развитию французскому праву.
Когда у молодых независимых латиноамериканских государств возникла потребность в единых национальных гражданских кодексах, выбор пал на французское право. Право Испании было отвергнуто как право бывшей метрополии. Кроме того, оно не было кодифицировано и по причине применения на местах староиспанского обычного права было раздробленным и разнородным. Идеологическим стимулом восприятия французской модели явилось и то огромное влияние, которое оказали политико-правовые учения эпохи Просвещения на революционные силы Американского континента, добившиеся национальной независимости (Ф. Миранда, X. Сан-Мартин, С. Боливар и др.).
Первые конституции латиноамериканских государств, несмотря на отсталую социально-экономическую базу последних, испытали на себе в огромной степени влияние передовых для своего времени идей республиканизма. Пример США, где республиканский строй не препятствовал длительному компромиссу плантаторов-рабовладельцев Юга и предпринимательских кругов Севера, порождал республиканские настроения не только у радикальной интеллигенции и народных масс, чьи симпатии в ходе освободительного движения оказались на стороне республики, но и у части латифундистов-креолов. Последние рассчитывали добиться решающего влияния на состав государственных органов и на политику в новых республиках.
Однако в ряде государств утверждение республиканского строя проходило в острой борьбе. Например, первая Конституция Аргентины (Конституция Объединенных провинций Южной Америки), принятая в 1819 г. Учредительным собранием, где сильные позиции
занимали помещики-монархисты, обошла молчанием вопрос о форме правления. И только по Конституции 1826 г. в Аргентине окончательно утвердилась «республиканская представительная форма».
Разногласия по вопросам национального единства носили отнюдь не теоретический или чисто юридический характер. Они отражали классовые и социальные интересы, а также этническую неоднородность общества и проявлялись не только в стенах конституционных конвентов. Эти разногласия нередко становились поводом к длительной, а нередко и кровопролитной вооруженной борьбе.
Еще в ходе войны за независимость наиболее дальновидные лидеры освободительного движения (Ф. Миранда, X. Сан-Мартин, С. Боливар и др.), понимавшие необходимость объединения всех патриотических сил, выступали за создание крупных централизованных и унитарно организованных государств. Они надеялись на то, что сильная правительственная власть обеспечит в новых республиках твердый и демократический порядок.
С помощью твердой власти они рассчитывали преодолеть наметившийся уже к тому времени партикуляризм и даже открытый сепаратизм провинциальных сил - местных помещиков-латифундистов. Последние имели реальную власть над крестьянами и боялись радикальных перемен, проистекавших от центра.
Объективно позиция унитаристов отражала потребности капиталистического развития латиноамериканских стран. Но унитаризм нередко означал восстановление чрезмерной централизации, бюрократизма и антидемократических порядков.
Сама структура первых латиноамериканских конституций и организация государственных органов также испытали на себе заметное влияние европейского и североамериканского конституционализма. Так, практически все, даже самые ранние конституции, содержали декларации прав человека и гражданина и иные демократические положения.
Перенесение передовых демократических государственных институтов на латиноамериканскую почву (выборность государственных органов, политические права и свободы и т. д.) носило чисто механический характер, поскольку ни в одной из латиноамериканских республик война за независимость не привела к коренным изменениям социальной структуры и политико-правовых традиций. Поэтому в своеобразных условиях Латинской Америки передовые
конституционные идеи претерпели существенные изменения. В них получили отражение особенности латиноамериканского общества первой четверти XIX в. Эволюция латиноамериканского конституционализма к концу этого периода все более выражалась в поисках своих собственных конституционных образцов.
Первая попытка оформления с помощью конституции новой власти была предпринята патриотическими кругами Венесуэлы. Провозглашенная в 1811 г. Конституция, закрепившая федеративное устройство республики, копировала многие положения конституционных документов США. Федеральные власти получили право заключать договоры, объявлять войну, содержать армию и флот, обеспечивать внутренний порядок, взимать налоги и принимать законы по вопросам, затрагивающим интересы федерации. Конституция гарантировала каждой провинции «суверенитет, свободу и независимость» по всем вопросам, которые не были прямо делегированы федерации.
Федеральные органы создавались по принципу разделения властей. Законодательная власть осуществлялась двухпалатным Конгрессом (Палата и Сенат), исполнительная - консульской коллегией из трех лиц (под влиянием французской Конституции 1799 г.), судебная - Верховным судом и нижестоящими трибуналами.
Под влиянием французских правовых документов Конституция Венесуэлы 1811 г. (это стало традицией для латиноамериканского конституционализма в целом) содержала большое количество статей, посвященных общим принципам организации власти и прирожденным правам человека. Прогрессивные в целом положения Конституции 1811 г. прекратили свое существование вместе с падением Первой Венесуэльской республики.
Первые конституции оказались недолговечными и в других латиноамериканских республиках. Это объяснялось уже не внешними факторами (военные поражения), а отсутствием политической стабильности, постоянными раздорами между конкурирующими группами феодально-клерикальной олигархии, сепаратизмом отдельных провинций, не связанных между собой прочными экономическими узами. Политическая неустойчивость предопределила уже в первые годы существования латиноамериканских государств конституционную нестабильность.
Тем временем Испания не раз преобразовывалась в конституционную монархию. В 1834 г. был принят Королевский статут, который закреплял форму правления в виде ограниченной монархии с сильной
королевской властью и вводил представительные двухпалатные органы. Статут 1834 г., далекий от совершенства по своим юридическим качествам (в отличие от Конституции 1812 г.), выполнил свою миссию; он исполнил роль временного и реального конституционного акта, обеспечил переход Испании к конституционному правлению, стал юридической границей между абсолютизмом и конституционализмом в стране. На протяжении всего XIX в. и начала XX в. во времена первой и второй республики в Испании сменилась не одна конституция, каждая из которых вносила свои коррективы в политический уклад страны.
История латиноамериканских республик в XIX в. после завоевания ими независимости характеризуется острой социально-политической борьбой, определившей всё своеобразие их последующего конституционного и государственно-правового развития. В первых конституциях, как отмечалось выше, были воспроизведены основные принципы конституционализма передовых стран того времени. Но в XIX в. лишь немногие из них действительно соблюдались на практике.
Таким образом, политические партии в XIX в. в латиноамериканских государствах были не инструментом парламентаризма и демократии, а частью специфической системы - каудилизма. Последняя строилась по существу не на конституционно-правовой основе, а на грубой силе, на традициях и на харизматическом авторитете предводителя-каудильо.
Обратной стороной каудилизма, как и любого авторитаризма, построенного на силе государства и на умении харизматического лидера использовать в политике свои личные качества, была его неустойчивость. Президент-каудильо, как правило, быстро растрачивал свой политический авторитет, социальная база его господства неумолимо сужалась, а сам он становился жертвой нового заговора.
Зависимость конституционного развития от политических амбиций очередного диктатора и поддерживающего его военного режима приводила к тому, что государственно-правовая история многих латиноамериканских стран представляла собой сложный политический процесс. Так, в Эквадоре в XIX в. сменилось 12 конституций, в Боливии - 9, в Колумбии - 11, в Доминиканской Республике - 15, в Венесуэле - 11 и т. д.
Конституционную историю латиноамериканских республик в XIX в. нельзя рассматривать как зеркальное отражение интересов и воли лишь реакционных сил. В ней отразились и все сложности
развития этнического и классового состава общества, противоречия формирования единой национальной государственности, неизбежное усиление буржуазных элементов в политической жизни, нарастающая борьба трудящихся масс против диктаторских режимов. В результате этой борьбы в некоторых конституциях нашли свое отражение новые и прогрессивные для своей эпохи идеи и положения, а сами эти правовые документы стали важными вехами в истории мирового конституционализма.
Вступление латиноамериканских государств в XX в. происходило в условиях, когда их социально-экономические и национально-этнические структуры, мало изменившиеся после завоевания независимости, несли в себе многие черты прошлого. Латифундизм и клерикализм не были подорваны, а процессы этнической интеграции и национальной консолидации не завершились. Но развитие капитализма привело в XX в. к росту социальной и политической мобильности населения в латиноамериканских республиках, к утрате земельной олигархией и клерикалами монополии на власть. К руководству государством всё чаще приходят представители национальной буржуазии, прежде всего ее верхушки. Постепенно увеличивалась активность политической жизни средних и беднейших слоев общества. В XX в. в экономике и политике латиноамериканских республик значительно возрастает роль иностранного капитала.
Правящие круги США в начале XX в. с помощью «дипломатии доллара» и политики «большой дубинки» усиливали свое политическое и военное давление на правительства латиноамериканских республик, открыто вмешивались в их внутренние дела. Таким образом, иностранный капитал, крупная национальная буржуазия и земельная олигархия составляли ту основную силу, которая стояла на пути социального прогресса и демократических преобразований.
В начале XX в. более быстрое развитие капитализма повлекло за собой появление ростков нового в политических системах латиноамериканских стран. Возникают профсоюзы, крестьянские объединения, общедемократические движения. В целом с началом XX в. в Латинской Америке усилились выступления широких масс населения против авторитарных режимов и продажных диктаторов.
Наиболее значительным событием в политической жизни Латинской Америки в начале XX в. явилась Мексиканская революция 1910-1917 гг., положившая конец одному из самых антинародных
и жестоких на континенте режимов П. Диаса, узурпировавшего президентскую власть, подчинившего себе практически все государственные органы.
В 1910 г. в Мексике началась революция, в ходе которой была свергнута диктатура Диаса. В 1917 г. была принята новая Конституция Мексики. Как продукт революции 1910-1917 гг., она отразила, хотя и в измененной форме, ряд требований народных масс. Конституция Мексики на момент ее принятия была наиболее радикальным из всех существовавших тогда в мире конституционных документов. Конституция Мексики, несмотря на подвижность и декларативность ряда статей, способствовала формированию относительно стабильной и вместе с тем достаточно приспособленной к меняющимся условиям политической системы.
Испания также претерпела ряд политических и конституционных изменений. После падения Второй Испанской Республики, Испания начала новый этап развития в своей истории. С 1939 г. в Испании была установлена диктатура Ф. Франко. Была формально восстановлена монархия, однако реально власть перешла к военным. Функции и задачи Конституции выполняли 8 фундаментальных законов Королевства: Закон о труде (1938), Закон о Кортесах (1942), Устав испанцев (1945), Закон о национальном Референдуме (1945), Закон о престолонаследии (1947), Закон о принципах национального движения (1958), Органический закон (1967) и Закон о политических реформах (1977). В совокупности они выполняли функции конституции до 1978 г.
В 1975 г. после смерти Ф. Франко, монархия начала восстанавливать свою прежнюю силу. Король Хуан Карлос, назначенный Ф. Франко в качестве своего наследника, активно способствовал установлению нового правопорядка. 15 декабря 1976 г. по инициативе короля был принят Закон о политической реформе в Испании, положивший конец политической системе франкизма и давший начало деятельности Учредительных кортесов, которая завершилась принятием новой конституции, действующей и в наше время. Испания стала последней крупной страной в Западной Европе, расставшейся с военно-фашистской диктатурой, существовавшей в стране в течение 35 лет, и принятой конституцией, которая существует и поныне. Конституция 1978 г. является седьмой по счету конституцией в истории Испании, которая была утверждена Парламентом и одобрена народом.
Основной закон 1978 г. отразил как испанские традиции, так и зарубежный конституционный опыт - нормативный и доктринальный.
В определенной мере акт 1978 г. представляет собой синтез европейского конституционного права. Испанские традиции получили свое выражение в прямом заимствовании конкретных юридических норм из предыдущих конституционных актов. Заимствование зарубежного опыта проявилось в форме включения в акт идей общего характера и во влиянии иностранных норм на законодателя при обсуждении и принятии Основного закона.
Ныне действующая Конституция Испании была положительно воспринята большинством населения страны и во многом аналогична конституциям других западных государств. Она провозглашает основные права человека, общественные свободы, принцип разделения властей, народного суверенитета и объявляет Испанию социальным, демократическим, правовым государством с политическим строем в форме парламентской монархии.
Для политического же развития Латинской Америки середина XX в. стала неоднозначной. Зависимое и деформированное развитие капитализма, усилившее социальные контрасты, привело к медленным, но неизбежным изменениям в латиноамериканском обществе и его политической системе.
С конца 1960-х гг. латиноамериканские республики стали четче стремиться к проведению независимого внешнеполитического курса и противодействию гегемонистской политике США. С 1960-х гг., стремясь нейтрализовать влияние революционных сил и ослабить антиамериканские настроения, правящие круги США стали в большей степени делать ставку на использование в странах Латинской Америки политики реформизма. Данная и последующие программы развития, хотя в целом потерпели провал, все-таки дали толчок к капиталистическим преобразованиям. Это в свою очередь повлекло за собой быстрый рост внешней задолженности, которая в настоящее время превратилась в одну из самых острых проблем на субконтиненте. Многие латиноамериканские республики оказались опутанными долгами транснациональным корпорациям и Международному валютному фонду.
Всевозрастающая политическая активность широких слоев населения, рост антиимпериалистических и демократических настроений, глубокий кризис традиционных структур оказали специфическое воздействие и на государственно-правовую жизнь латиноамериканских республик в середине XX в. Для большинства из них
по-прежнему характерной оставалась практика государственных переворотов и военных мятежей, имевших своим результатом установление различного рода авторитарных, военно-фашистских и военно-гражданских режимов. Новой отличительной чертой этих переворотов было то, что в условиях «холодной войны» и биполярного мира за приходящими к власти президентами стояли не только местная олигархия и те или иные политические партии, но и внешние силы.
Частые государственные перевороты, как и прежде, порождали конституционную нестабильность. Как правило, военные, захватившие власть, и даже самые одиозные диктаторы спешили оформить свое правление с помощью нового конституционного документа, который нередко лишь во второстепенных вопросах отличался от предыдущей конституции. В результате в ряде стран по-прежнему происходила частая смена конституций (в Венесуэле, Боливии и некоторых других странах в XX в. сменилось до 10 конституций). Лишь в Аргентине и Колумбии сохранялись конституции, принятые еще в XIX в., но и их текст претерпел существенные изменения.
Для латиноамериканского конституционализма XX в. характерно то, что даже при самых жестких диктатурах творцы конституции были вынуждены сохранять ее «демократический фасад». Авторитарные методы правления не означали исключения из конституций развернутых и детально разработанных глав или целых разделов, посвященных политическим правам и личным свободам граждан.
Конституции большинства стран субконтинента, отражая тенденцию к концентрации политической власти, закрепляют унитаризм с ярко выраженной централизованной системой администрации, но сохраняют муниципальное самоуправление. В тех странах, где сохраняется федерация, последняя выступает прежде всего как исторически унаследованная форма административно-территориальной организации государства (Бразилия, Аргентина, Мексика, Венесуэла).
Основным стержнем конституционного механизма является президент республики, избираемый, как правило, сроком на 6 лет, причем не парламентом, а непосредственно населением. Это, по сути дела, выводило президента и правительство из-под парламентского контроля. Утвердившаяся в XX в. на субконтиненте своеобразная «суперпрезидентская» республика с обширными полномочиями президента является весьма удобным инструментом для установления
режима личной власти. В Латинской Америке, согласно конституциям, в руках президента концентрируется правительственная власть: он осуществляет руководство государственным аппаратом и вооруженными силами. Велика роль президента и в законодательном процессе (право вето, президентские послания конгрессу, право издавать президентские декреты или «декреты-законы» и т. д.). Президенты-диктаторы, контролировавшие процесс избрания парламентариев, грубо вмешивались во внутренние дела конгресса, а в ряде случаев обходились без него. Всевозрастающую роль в политической жизни подавляющего большинства латиноамериканских республик (исключение - Мексика, Коста-Рика) с середины XX в. играла армия.
Капиталистическая модернизация общества, которая происходила в течение всего XX в. на фоне постоянных экономических кризисов и политических потрясений, в конечном счете дала определенные результаты. В последние десятилетия XX в. политическая система в странах Латинской Америки претерпела существенные изменения. Получил свое второе рождение конституционализм с его демократическим потенциалом.
В 1980-1990-х гг. под воздействием усиливавшихся процессов перехода «от тоталитаризма и авторитаризма к демократии» всё более очевидной стала тенденция к отказу от военных мятежей как средства достижения честолюбивых политических целей.
Таким образом, в 1980-1990-х гг. военные и военно-фашистские диктатуры, установившиеся в предшествующие десятилетия в результате путчей и переворотов, повсеместно уступили свои позиции демократическим структурам.
Однако сама действительность в латиноамериканском обществе такова, что возможны отдельные рецидивы политических кризисов и государственных переворотов. По-прежнему значительная часть населения субконтинента с недоверием относится к демократическим институтам и считает, что только «сильная рука» способна устранить неэффективность и коррумпированность государственного аппарата.
На сегодняшний день Латинская Америка, по-видимому, освобождается от пассивного подражания иностранным политико-правовым моделям. Усиливается тенденция учреждения и развития государственно-правовых и общественно-политических институтов местного, национального происхождения. Тексты конституций стали конкретно и более гибко учитывать изменяющиеся социально-
экономические условия, а также политическую обстановку в мире вообще и в Латинской Америке, в частности.
Таким образом, анализируя процессы становления конституционного права в Испании и Латинской Америке, становится очевидной преемственность конституционных документов, которые оказывают косвенное или же прямое влияние на последующие или смежные нормативно-правовые акты. Можно прийти к выводу, что юридические тексты испаноговорящих стран имеют элементы единой юридической базы и, как следствие, представляют собой разрозненную интертекстуальную среду для формирования общих концептов и когнитивных моделей. Особый лингвистический интерес представляет дальнейший анализ прототипических особенностей текстов конституционного законодательства, разработка модели канонического текста с позиций его инвариантных и факультативных признаков, а также рассмотрение сходных и специфических характеристик терминосистемы испанского языка права относительно его национальных вариантов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Алексеева Т. А. Институт главы государства в истории испанского конституционализма в истории XIX-XX вв. - М. : Фемис, 2005. - С. 53-84.
2. Жидков О. А., Крашенинникова Н. А. История государства и права зарубежных стран. - М. : Инфра-М, 2004. - 720 с.
3. Пискорский В. К. История Испании и Португалии. От падения Римской империи до начала XX века. - М. : Ленанд, 2015. - 284 с.
4. Саидов А. Х. Сравнительное правоведение (основные правовые системы современности). - М. : Юристъ, 2003. - 448 с.
5. Строганов А. Латинская Америка в XXв. - М. : Дрофа, 2008. - 432 с.
