CC BY-NC-ND
21
А. И. Коган
Институт востоковедения РАН, Москва
К вопросу о языке несанскритских фрагментов
памятника МаЬапауаргакаёа.
Ранний кашмири или поздний апабхранша?
Кашмири — единственный дардский язык, имеющий письменность и литературу. Однако ввиду того, что письменная традиция на этом языке достаточно молода, применение филологического метода при его диахроническом изучении едва ли может дать ощутимые результаты. Со стороны исследователей неоднократно предпринимались попытки обнаружить аутентичные старокашмирские тексты. Вопрос о наличии таких текстов все еще остается открытым, однако разыскания в данной области привели к появлению некоторых интересных проблем. Одна из таких проблем — проблема атрибуции языка несанскритских фрагментов шиваитского философского трактата Ма-Ьапауаргаказа — рассматривается в данной статье. Автор приходит к выводу, что этот язык, несомненно, будучи индоарийским, никоим образом не может являться ранней формой современного кашмири. Более того, он представляет собой разновидность позднесреднеиндийского литературного языка (апабхранша), т. е. является искусственным образованием и, таким образом, не может быть предком ни для одного живого языка.
Ключевые слова: кашмири, дардские языки, индоарийские языки, санскрит, апабхранша, искусственный язык.
Язык кашмири, как известно, является единственным языком дардской группы, обладающим письменной традицией. Значение этого факта, однако, не следует переоценивать. История кашмири достаточно надежно прослеживается по письменным памятникам лишь на протяжении максимум трех последних веков. Не исключено и существование более ранних текстов (XVI и, возможно, даже XIV в.), главным образом поэтических, однако эти последние в течение столетий бытовали исключительно в устной форме и были записаны гораздо позднее на языке, не сильно отличающемся от кашмири XX в. [Захарьин 1978, 88; Коган 2005, 208]. Учитывая, что дардская языковая общность распалась не менее 3 тыс. лет назад, а возможная восточнодардская (охватывающая кашмири, шина, пхалура и кохистанские языки) — по-видимому, более 2 тыс. лет назад1, следует признать практически полную непригодность филологического метода для исторического и сравнительно-исторического изучения языка кашмири. Данная ситуация, однако, представлялась и представляется аномальной целому ряду исследователей-кашми-ристов. По этой причине уже не одно десятилетие активно обсуждается вопрос о возможности наличия старых памятников кашмирской письменности. С сожалением сле-
1 Данные цифры основываются на результатах глоттохронологических подсчетов, приведенных в работе [Коган 2005]. Предварительная датировка распада восточнодардской языковой общности — около 2,5 тыс. лет — вытекает из долей совпадений в стословном списке между кашмири и языками шина (60%) и пхалура (58%). В дальнейшем, как представляется, уточнить данную датировку, возможно, позволит привлечение для лексикостатистического анализа материала кохистанских языков.
Journal of Language Relationship • Вопросы языкового родства • 3 (2010) • Pp. 13-21 • © Коган А.И., 2010
дует констатировать, что в настоящее время эта проблема, выдвинувшись на передний план, отвлекла внимание многих ученых от собственно сравнительно-исторических проблем2. Именно с этим обстоятельством следует связывать явный застой в диахроническом изучении языка кашмири в последние годы.
Хотя вопрос о наличии древних памятников кашмири до сих пор остается открытым, разыскания в этой области привели к появлению некоторых интересных проблем. Пожалуй, самая значительная из них — проблема атрибуции языка несанскритских фрагментов памятника Mahänayaprakäsa. Mahänayaprakäsa — религиозно-философский трактат, созданный в традиции кашмирского шиваизма. Языком основной части текста является санскрит, однако памятник включает также 94 стихотворные вставки, написанные на языке, отличном от санскрита. Каждая такая вставка снабжена обширным санскритским комментарием, который обычно оказывается весьма полезным для понимания несанскритских стихов и, в частности, для установления значения многих неясных слов, встречающихся в последних. Надежная датировка текста отсутствует, хотя на этот счет высказывались разные точки зрения. Наиболее обоснована из них гипотеза, предложенная Дж. Грирсоном [Grierson 1929, 74], согласно которой памятник следует датировать концом XV в. Основным аргументом Дж. Грирсона является наличие другого текста Bälabodhininyäsa, полностью санскритоязычного, имя автора которого (Шитикантха) совпадает с именем автора Mahänayaprakäsa. В тексте Bälabodhininyäsa имеется указание на приблизительную дату написания: сообщается, что памятник был написан в годы правления кашмирского султана Хусейн-шаха, взошедшего на трон в 1482 г. Разумеется, данная точка зрения является сугубо гипотетической и в принципе может быть пересмотрена в будущем, поскольку нельзя исключить наличие двух авторов-тезок, живших в разное время. Однако нельзя не признать, что на сегодняшний день гипотеза Дж. Грирсона является единственной, имеющей под собой какие-либо веские основания. Альтернативная точка зрения, предложенная индийским лингвистом С. К. Чаттерджи [Chatterji 1963, 258] и относящая рассматриваемый текст к XIII в., представляется нам безосновательной. Автор не приводит ни бесспорных контраргументов, исключающих грирсоновскую датировку, ни весомых доводов, подтверждающих его собственную (XIII в.). Между тем точка зрения С. К. Чаттерджи широко распространилась в современной литературе и, к сожалению, проникла даже в энциклопедические издания.
Главным предметом полемики послужила, однако, генетическая принадлежность языка несанскритских фрагментов. Дж. Грирсон, первым начавший глубокое изучение этого языка и посвятивший ему специальную работу [Grierson 1929], полагал, что в Ma-hänayaprakäsa отразилось наиболее архаичное (из известных нам) состояние языка каш-мири. Ему вторили многие индийские исследователи, в частности, уже упоминавшийся выше С. К. Чаттерджи. Однако данная точка зрения разделялась не всеми. Так, известный французский индолог Ж. Блок утверждал, что язык Mahänayaprakäsa не есть кашмири в собственном смысле слова [Bloch 1934, 15]. Сам Дж. Грирсон указывает, что многие слова в тексте Mahänayaprakäsa выступают в стадии апабхранша [Grierson 1929, 77]. Язык памятника характеризуется при этом как переходная форма от апабхранша к современному кашмири [Grierson 1929, 73].
Взгляд на язык Mahänayaprakäsa как на одну из форм позднейшего апабхранша пользуется в настоящее время определенной популярностью. Следует, однако, иметь в
2 Подобное положение вещей возникло, на наш взгляд, во многом из-за того, что большинство исследователей кашмири, являясь индологами, едва ли могли не перенести в кашмиристику традиции исторической индологии, где филологический метод является основным.
виду, что термин «апабхранша» понимается сегодня во многом иначе, чем в начале XX в. Дж. Грирсон обозначал им форму позднего среднеиндийского, по его мнению, вполне отражавшую реальный народно-разговорный язык соответствующей эпохи. В соответствии с этим для каждого новоиндийского языка предполагалось наличие своего собственного апабхранша3. К настоящему времени этот взгляд признан необоснованным [Елизаренкова 2004, 125; Tagare 1948, 4]. В современной индологии признается многозначность термина «апабхранша» [Елизаренкова 2004, 123; ВиЬетк 1996, 16; Tagare 1948, 1-5]. При этом чаще всего данным термином обозначают три конкретных литературных языка Северной Индии, во многом утративших связь с живыми диалектами и, бесспорно, не тождественных языку Mahanayaprakasa4. В случае же с последним понятие «апабхранша», по-видимому, употребляется Дж. Грирсоном и другими исследователями в более общем значении — позднесреднеиндийский язык вообще. Принимая во внимание данный факт, не следует забывать, что значительная часть текстов среднеиндийского периода, включая и поздний, написана на стилизованных, по существу искусственных языках, произведенных из санскрита согласно определенным правилам пересчета, описанным грамматистами5. Поэтому одним из потенциально возможных решений проблемы языка Mahanayaprakasa (и это обстоятельство ни в коем случае нельзя упускать из виду) является его трактовка именно как искусственного языка, который, разумеется, не только не является предком для современного кашмири, но и вообще не может иметь живых языков-потомков.
Как уже говорилось, взгляды Дж. Грирсона на генетическую принадлежность языка Mahanayaprakasa отличаются противоречивостью. Неоднократно называя этот язык «старым кашмири», он вместе с тем отмечает, что почти вся лексика несанскритской части памятника является индоарийской, то есть восходит к определенным древнеиндийским прототипам [Спе^оп 1929, 77]. Данное утверждение, хотя и находится в неразрешимом противоречии с остальными идеями Дж. Грирсона, представляется нам весьма близким к истине. Действительно, в указателе, приложенном к работе [Спе^оп 1929], огромное большинство слов (об исключениях будет сказано ниже) могут быть выведены из прототипов, засвидетельствованных в древнеиндийских текстах, причем, что представляется нам особенно показательным, в текстах на позднем санскрите. Наиболее примечательны в этом смысле примеры отражений заведомо поздних (во всяком случае, никоим образом не претендующих на общеарийскую или общеиндоиранскую древность) санскритских композитов6: kamathu при др.-инд. kramartham; mahakama- при др.-инд. mahakrama-, cucakkësara- при др.-инд. catuscakrësvaп, rppada- при др.-инд. hrtpada-, а^^пё при др.-инд. cijjvalanena (о^^Ыпет); jagaghasmaru при др.-инд. jagadghas-
3 Следует отметить, что выводя язык МаЬапауаргаказа из апабхранша и, одновременно с этим, считая его языком-предком кашмири, Дж. Грирсон входит в непреодолимое противоречие со своей собственной идеей генетической самостоятельности дардской группы внутри арийской языковой общности.
4 Эти языки условно называют западным, восточным и южным апабхранша [Tagare 1948, 15-16 ]. Имеются также разновидности литературного апабхранша (например, врачада-апабхранша, упанагара-апа-бхранша), упомянутые в средневековых индийских грамматиках, но не представленные дошедшими до нас текстами.
5 В этой связи уместно также привести слова крупнейшего российского специалиста по среднеиндий-ским языкам В. В. Вертоградовой: «От среднеиндийского периода до нас не дошло никаких текстов, воспроизводящих разговорные языки того времени» [Вертоградова 2002, 6].
6 В качестве отражений мы рассматриваем здесь исключительно словоформы, обнаруживающие следы фонетических изменений. Наряду с ними в тексте МаЬапауаргаказа чрезвычайно много примеров лексических заимствований из санскрита (так называемых слов 1а1ваша), сохраняющихся в неизменном виде.
maram; tulaggu при др.-инд. tallagnah; divyogu при др.-инд. divyaughah; padathu при др.-инд. padarthah; savvaga при др.-инд. sarvaga; hamkare при др.-инд. ahamkarena.
Примеры, подобные приведенным здесь, довольно многочисленны в тексте Maha-nayaprakasa. Значительная их часть не имеет не только соответствий за пределами ин-доарийского, но и продолжений в позднем индоарийском7. Это позволяет считать подобные композиты новообразованиями, характерными для позднего санскрита и чуждыми живому разговорному языку. Таким образом, гипотеза о языке Mahanayaprakasa как об искусственном языке получает дополнительное подтверждение, хотя полное прояснение картины возможно лишь при наличии системы установленных регулярных зву-косоответствий.
Здесь, однако, исследователя ожидает разочарование: все попытки установить такую систему кончаются неудачей. Примеры ничем не мотивированной неоднозначности в фонетических соответствиях встречаются в столь огромном количестве, что имеет смысл говорить не об исключениях, а скорее об отсутствии правил. Наблюдаются, например, такие интересные типы нерегулярности, как наличие разных соответствий одной и той же др.-инд. фонеме в одной и той же позиции внутри одного слова (ср. padipato при др.-инд. pratipatam) и разных соответствий одному и тому же др.-инд. слову (ср. uditu и udiyo при др.-инд. uditah; gaü и gato при др.-инд. gatah; todasa- и trovaha '13' при др.-инд. trayodasa; tiyu и triya при др.-инд. trikam; satta и satti при др.-инд. saktih). Случаи наличия нескольких соответствий одной и той же др.-инд. фонеме в одинаковой позиции в разных словах весьма многочисленны. Среди них можно выделить следующие:
1) соответствия t в интервокальном положении: t (ugghatu при др.-инд. udghatah; vyugata- при др.-инд. vyudgata-; pativicci при др.-инд. prativrttya; uditu при др.-инд. uditah); d (padi при др.-инд. prati); 0/y (gaü при др.-инд. gatah; thiya- при др.-инд. sthita-; biyu при др.-инд. dvitiyah; udiyo при др.-инд. uditah);
2) соответствия d в интервокальном положении: d (padathu при др.-инд. padarthah; udiyo при др.-инд. uditah; todasa- при др.-инд. trayodasa; sattadasa при др.-инд. sap-tadasa; pasade при др.-инд. prasadena; sedu при др.-инд. svedah); 0/y/v (baha при др.-инд. dvadasa; uya- при др.-инд. udaya-; vayena при др.-инд. vadayanti, vadena; cupavo при др.-инд. catuspade);
3) соответствия k в интервокальном положении: k (pakaru при др.-инд. prakaram; pakasu при др.-инд. prakasah; vikasiya при др.-инд. vikasita); y (tiyu, triya при др.-инд. trikam);
4) соответствия s в интервокальном положении: s (pakasu при др.-инд. prakasah; todasa- при др.-инд. trayodasa; sattadasa при др.-инд. saptadasa); h (baha при др.-инд. dvadasa; astadaha при др.-инд. astadasa; cuviha при др.-инд. caturvimsati); s (isaü при др.-инд. ídrsah).
Подобный разнобой в рефлексах способен поставить в тупик исследователя-компаративиста. Следует, однако, иметь в виду, что основные постулаты сравнительно-исторического языкознания и, в частности, такой важный из них, как принцип регулярности фонетических соответствий, показали свою справедливость для естественных языков. От языков же искусственных, сознательно созданных людьми, по-видимому, исключительно для письменного употребления, едва ли следует требовать их неукоснительного выполнения. В этой связи уместно опять же провести параллель с литературными
7 Из приведенных выше примеров средне- и новоиндийские продолжения имеются лишь у последнего — ahamkara 'гордыня, самовлюбленность' (ср. пали ahamkara то же, кумауни hangar 'дух').
апабхранша. Здесь также наблюдается нерегулярность в отражении древнеиндийских фонем, причем степень этой нерегулярности (количество разных рефлексов одной пра-фонемы или прафонемного сочетания в одинаковой позиции в слове) тем больше, чем позднее датировка памятника или, иными словами, чем сильнее разрыв между языком памятника и народно-разговорным языком8. Данную ситуацию обычно объясняют тем, что авторы текстов не всегда четко выполняли рекомендации грамматистов, иногда следуя при пересчете с санскрита более ранним пракритским моделям или же моделям, характерных для апабхранша других регионов. Влияние пракритов на апабхранша было весьма значительным на всех языковых уровнях (пракритизмы отмечаются даже среди словоизменительных морфем), что дало некоторым исследователям, в частности Ж. Блоку, основание утверждать, что апабхранша не является самостоятельным языком [Елизаренкова 2004, 123; Bloch 1934, 12].
Ситуация в языке Mahanayaprakasa представляется нам во многом аналогичной таковой в литературных апабхармша. По всей видимости, автор «производил» этот язык из санскрита по нескольким разным моделям, возможно отражавшим фонетическое развитие различных эпох. Из приведенных выше примеров можно видеть, что разные рефлексы одной и той же древнеиндийской фонемы нередко могут представлять разные ступени одного историко-фонетического процесса (например, сохранение интервокального t и его озвончение, сохранение интервокального d и его выпадение). Отличие от основных среднеиндийских литературных языков, как кажется, состоит в гораздо меньшей степени нормированности: как уже говорилось, для языка Mahanayaprakasa трудно предполагать исключения из правил ввиду невозможности отследить сами правила. Таким образом, гипотеза об искусственном характере рассматриваемого языка представляется нам наиболее вероятной. Скорее всего, мы имеем здесь дело с не вполне удачной попыткой создать еще один литературный апабхранша. Данный язык, будучи произведенным из санскрита искусственным конструктом, как уже говорилось, по определению не может являться предком для какого-либо живого языка, в том числе и для кашмири, принадлежащего к тому же к иной (дардской) ветви индоиранской языковой общности.
Тот факт, что язык Mahanayaprakasa, скорее всего, является искусственным, сам по себе отнюдь не лишает его интереса для исследователя дардской и, в частности, кашмирской диахронии. Как известно, в текстах на литературных среднеиндийских языках встречаются отдельные элементы, заимствованные из местных разговорных языков9. Нельзя исключить, что в нашем случае такими элементами могут являться заимствования из языка — предка современного кашмири. В случае если такие элементы действительно имеются в наличии, их можно было бы считать наиболее ранними кашмирскими словами и/или морфемами, зафиксированными письменно. Выделить их можно было бы по ряду критериев, главным из которых является историко-фонетический: следует попытаться найти в языке Mahanayaprakasa примеры специфически кашмирского (и, шире, дардского) фонетического развития.
Подобные примеры действительно обнаруживаются. Так, в числительном akka '1' прослеживается специфичная для ряда дардских языков, включая кашмири, рефлекса-ция общеарийского краткого дифтонга *ai в преконсонантной позиции (а при древне-
8 См., например, детально рассмотренное Г. В. Тагаре развитие в различных апабхранша интервокальных смычных и консонантных групп [Tagare 1948, 78-82, 87-99]. В таблицах, приводимых в этой работе, достаточно надежно прослеживается корреляция между датировкой текстов и степенью регулярности звуко-соответствий.
9 Авторы пракритских грамматик обычно классифицируют их как элементы особого уровня (krama) языка — деши. Об этом см. [Вертоградова 2002, 9-10].
индийском отражении в виде e)10. В консонантизме отмечаются отдельные случаи дезас-пирации древних звонких придыхательных11 (ср. gonana при др.-инд. ghonanam; dari при др.-инд. dharati; aggu при др.-инд. argham; divyogu при др.-инд. divyaughah; majja при др.-инд. madhyat; uda- при др.-инд. urdhva-). Однако, как справедливо отмечает Дж. Грирсон, потеря придыхания в подобных случаях может объясняться ошибками переписчиков — носителей кашмири, языка, лишенного звонкой придыхательной серии12. В любом случае, приведенным здесь примерам противостоит значительно (в несколько раз) большее число примеров индоарийского историко-фонетического развития: отражения общеарийского краткого дифтонга *ai в виде ё (ср. esu при др.-инд. esah; ehu при др.-инд. etad; jethi при др.-инд. jyestha; pekseta при др.-инд. preksya; pavese при др.-инд. pravesena; sedu при др.-инд. svedah; pattekasa при др.-инд. pratyekasya) и сохранения древних звонких придыхательных в неизменном виде (ср. bhaji при др.-инд. bhra-jate; bhaya при др.-инд. bhati; bhutte при др.-инд. bhukte; bhuma при др.-инд. bhumih; ubbhavo при др.-инд. udbhavitah; khambheta при др.-инд. skambhitva; pabhave при др.-инд. prabhavena; patibhoge при др.-инд. pratibhogena; sabbhave при др.-инд. sadbhavena; dhami при др.-инд. dhamni; apabodhu при др.-инд. aprabodhah; udhiadha при др.-инд. urdhvadhah; kodha при др.-инд. krodhah; dodha при др.-инд. dvidha; niddhami при др.-инд. nidhamni; ugghatu при др.-инд. udghatah; -ghano при др.-инд. ghanah; digha- при др.-инд. dirgha-; nigghatu при др.-инд. nirghatah; nigharisa при др.-инд. nigharsat).
Среди историко-фонетических расхождений между языком Mahanayaprakasa и кашмири следует отметить также примеры различного развития сибилянтов и некоторых консонантных групп, содержащих r. Такие примеры хотя и не свидетельствуют однозначно против принадлежности языка Mahanayaprakasa к дардской группе, но все же бесспорно указывают на то, что этот язык не может являться предком современного кашмири.
Рефлексы древних сибилянтов *s и *s в Mahanayaprakasa совпадают в виде s при сохранении оппозиции в кашмири (*s > h, *s > s13). Ср.:
satta при др.-инд. saktih, кашм. hekun 'мочь' (от того же корня); sameta при др.-инд. samitva, кашм. hamun 'успокаиваться, остывать, быть потушенным' (от того же корня); siru при др.-инд. sirah, кашм. hir 'голова', но
sa '6' при др.-инд. sat,, кашм. se то же; esu при др.-инд. esah).
В языке Mahanayaprakasa обычны переходы *pr > p и *bhr > bh, в то время как в кашмири конечный r сохраняется (ср., например, развитие указанных кластеров в ряде этимонов, общих для обоих языков: paveya при др.-инд. prapayati, pavena при др.-инд. pra-payanti, но кашм. prawun 'получать'; padi при др.-инд. prati, но кашм. prath 'каждый'; bhaji при др.-инд. bhrajate, но кашм. brazun 'сверкать, блестеть, быть ярким').
Характерное для кашмири развитие церебральных из консонантных групп типа «г + зубной» не обнаруживается в Mahanayaprakasa, где нормальными являются переходы *rt, *rth, *rdh > tt, th, dh:
10 Об этом см. [Коган 2005, 19-22].
11 Данное явление, вероятнее всего, представляет собой общедардскую классифицирующую историко-фонетическую инновацию.
12 Примечательно, что среди «кашмирских пандитов» (представителей небольшой общины кашмирцев, исповедующих индуизм) распространена особая традиция произнесения санскритских текстов, предполагающая дезаспирацию изначальных звонких придыхательных согласных [Спегвоп 1929, 83].
13 О развитии сибилянтов в кашмири см. также [Коган 2009].
kattiku при др.-инд. kartrkah, но кашм. watun 'сворачивать, складывать' < *wartaya-, ср. др.-инд. vartayati 'поворачивает', кашм. katun 'резать' < *karta-, ср. др.-инд. kartati (наряду с krntati) 'режет';
kamathu при др.-инд. kramartham, padathu при др.-инд. padarthah, но кашм. coth 'четырехдневная малярия', ср. др.-инд. caturtha- 'четвертый';
udhiadha при др.-инд. ürdhvadhah, üda- при др.-инд. ürdhva-, но кашм. wod 'макушка' (из общеарийск. *rdhwa- > др.-инд. ürdhva-).
Возвращаясь к вопросу об общих изоглоссах, объединяющих кашмири и язык Mahanayaprakasa, необходимо коснуться морфологии. В Mahanayaprakasa засвидетельствованы два личных глагольных показателя, характерных для кашмири и не имеющих несомненных параллелей в индоарийских языках: -a 1 Sg Prs при кашм. -i (< *a14) то же; -iva 2 Sg Imp при кашм. -iw то же. Отмечено также соответствие кашмирскому субъектному суффигированному местоимению 3 л. ед.ч. -n в виде -na. В индоарийских языках данный элемент не встречается15.
На лексическом уровне язык Mahanayaprakasa также имеет ряд специфических параллелей с кашмири. Речь идет о лексемах, представленных в кашмири (а иногда также и в других дардских языках), но отсутствующих (вовсе или же в данном фонетическом облике) в индоарийском: cavu 'вошедший, вошел' при кашм. caw то же16; patta 'после' при кашм. pati 'после, позади', шина pati, майян pato, торв. pat, г.-б. pata 'позади', башк., паш. pat 'после', катарк. pade 'назад, снова'; ju '2' при кашм. zi то же; ci 'тебе' при кашм. ce то же. Как можно видеть, приведенные здесь слова из Mahanayaprakasa фонетически довольно слабо отличаются от их кашмирских соответствий. Явными инновациями современного кашмири являются дентализация палатальных аффрикат17 и падение конечного краткого гласного и. Однако, как было установлено нами в специальном исследовании, оба эти явления носят относительно поздний характер, о чем свидетельствует, например, тот факт, что они обнаруживаются в заимствованиях из персидского и арабского языков [Коган 2009]. Кроме того, нужно принять во внимание и особенности использованного для фиксации ранних редакций текста Mahanayaprakasa письма шарада, не располагающего специальными символами для дентальной аффрикаты c и для z.
На основании вышесказанного следует признать необоснованным (или, во всяком случае, крайне сомнительным) утверждение С. К. Чаттерджи о какой-то чрезвычайной архаичности языка Mahanayaprakasa и о необходимости на этом основании ранней датировки памятника [Chatterji 1963, 258]18. Встречающиеся в тексте кашмирские элементы отражают языковое состояние, которое вполне могло быть хронологически близким к современному.
14 О происхождении данного окончания в кашмири и его связях за пределами дардской группы см. [Коган 2005, 151-153].
15 Кашмирское суффигированное местоимение -n продолжает общеарийскую местоименную основу *ana-. Рефлексы этой основы отмечены в ведийском, а также (в форме инструментального падежа) в пали и пракритах [Turner 1966, 14], однако там они не являются местоименными энклитиками или суффиксами.
16 Возможно < *atyagata- [Turner 1966, 12].
17 При транскрибировании примеров мы, в соответствии с установившейся традицией, обозначаем латинской буквой c глухую дентальную аффрикату в кашмири и глухую палатальную аффрикату в языке Mahanayaprakasa.
18 Впрочем, основания для предлагаемой С. К. Чаттерджи датировки (XIII в.) в любом случае остаются неясными.
Говоря о дардских элементах в языке Mahanayaprakasa, нельзя не отметить их относительную малочисленность. Приведенный в настоящей работе перечень таких примеров является практически полным. При этом принадлежность некоторых упоминавшихся выше слов к дардскому пласту представляется сомнительной. В первую очередь это относится к примерам дезаспирации звонких придыхательных, появление которых, как уже отмечалось, может быть связано с ошибками писцов19. Таким образом, наиболее точно язык Mahanayaprakasa может быть, на наш взгляд, охарактеризован как среднеин-дийский литературный язык, содержащий определенное (притом довольно малое в процентном отношении) количество дардских заимствований20.
Хотя данное заключение является наиболее вероятным при современном уровне знаний, оно все же носит максимально общий характер и не дает ответов на целый ряд вопросов, связанных с языком Mahanayaprakasa. Так, несмотря на установленный нами факт наличия в этом языке кашмирских элементов, в вопрос о субстрате, т.е. о родном языке автора текста, оказавшем влияние на язык несанскритских фрагментов, все еще не внесена окончательная ясность. Дело в том, что наряду с дардским этимологическим пластом в Mahanayaprakasa налицо и другие пласты, которые также могут являться субстратными. Отмечается, например, наличие ряда индоарийских элементов, имеющих соответствия в поздних индийских языках, но не в древнеиндийском: hadyu 'кости'21, ср. лахнда had, зап. пах. (бхадарвахи) hadd 'кость'22; utthe 'именно там'23, ср. пандж. utthe, лахнда utth то же.
Определенный интерес представляют также некоторые фонетические архаизмы языка Mahanayaprakasa, в частности, повсеместное сохранение древнеиндийского сонанта у24 в начале слова и группы ks25 во всех положениях, в то время как для всех известных нам литературных апабхранша характерны переходы y > j, ks > (k)kh, (c)ch. Уникальными для ин-доарийских языков являются некоторые типологические характеристики рассматриваемого языка. К таковым относится, например, почти полное отсутствие послелогов и выражение синтаксических отношений исключительно при помощи падежных флексий26.
Подытоживая все вышесказанное можно с уверенностью констатировать, что язык несанскритских фрагментов Mahanayaprakasa еще может стать объектом для интереснейших исследований в будущем, хотя вопрос о его отношениях с языком кашмири представляется нам вполне ясным: язык Mahanayaprakasa никоим образом не может считаться дардским языком и не является предком ни для современного кашмири, ни (ввиду своего искусственного характера) для какого-либо другого живого языка.
19 Один из примеров перехода gh > g (divy6gu при др.-инд. ^ууа^ЬаЪ) представляет собой явное отражение позднего санскритского композита (см. выше) и поэтому не может считаться дардским по происхождению.
20 К числу последних можно отнести и перечисленные выше глагольные показатели. Как уже говорилось, заимствование словоизменительных морфем известно в литературных среднеиндийских языках.
21 Соответствует авАТш в санскритском комментарии.
22 У приведенных примеров, возможно, имеется соответствие и в кашмири — аф 'кости предплечья или голени'. Это соответствие, однако, семантически отстоит дальше указанных нами индоарийских примеров, а, кроме того, само может являться индоарийским заимствованием.
23 Соответствует tatraiva в санскритском комментарии.
24 Список примеров с указанием древнеиндийских параллелей см. в [Спегвоп 1929, 126].
25 Примеры см. в [Спегвоп 1929, 21].
26 Данная черта сближает язык МаЫапауаргаказа с литературными пракритами и отличает от литературных апабхранша, а также от новоиндийских и других арийских языков региона: дардских, нуристан-ских, многих иранских.
Литература
Вертоградова 2002 — В. В. Вертоградова. Пракриты. Издание второе. М., Восточная литература, 2002.
Елизаренкова 2004 — Т. Я. Елизаренкова. Языки мира. Индоарийские языки древнего и среднего периода. М., Academia, 2004.
Захарьин 1978 — Б. А. Захарьин. Генезис видо-временных отношений в языке кашмири // Индийское языкознание. М., Наука, 1978.
Коган 2005 — А. И. Коган. Дардские языки. Генетическая характеристика. М., Восточная литература, 2005.
Коган 2009 — А. И. Коган. К вопросу о ряде фонетических изменений в языке кашмири и их относительной датировке // Аспекты компаративистики 4 [Aspects of Comparative Linguistics 4] / Под ред. Г. С. Старостина. М.: Изд-во РГГУ, 2009. (Orientalia et Classica: Труды Института восточных культур и античности. Выпуск XXVIII.) С. 25-54.
Bloch 1934 — J. Bloch. L'indo-aryen. Du Veda aux temps modernes. Paris, 1934.
Bubenik 1996 — V. Bubenik. The Structure and Development of Middle Indo-Aryan Dialects. Delhi, Motilal Banarasi-dass, 1996.
Chatterji 1963 — S. K. Chatterji. Languages and Literatures of Modern India. Calcutta, 1963.
Grierson 1929 — G. A. Grierson. The Language of the Mahanayaprakasa, an Examination of the Kashmiri as Written in the 15th Century // Memoirs of the Asiatic Society of Bengal, vol. XI, №2. Calcutta, 1929.
Tagare 1948 — G. V. Tagare. Historical Grammar of Apabhramsa. Poona, 1948.
Turner 1966 — Turner R. L. A Comparative Dictionary of the Indo-Aryan Languages. L.: Oxford University Press, 1966.
Kashmiri is the only Dardic language that has its own script and literary tradition. However, since the latter is not very old, the regular philological method can hardly be helpful in its diachronic study. Researchers have made a lot of attempts to find authentic old Kashmiri texts. Although the existence of such texts remains unproved, some interesting problems have arisen in the course of research; one of them is the issue of the attribution of the language of non-Sanskrit fragments of Mahanayaprakasa — a philosophical treatise belonging to the tradition of Kashmiri Shaivism. This problem is dealt with in the present article. The author comes to the conclusion that the language in question is undoubtedly Indo-Aryan and can thus by no means be considered an early form of Kashmiri. Moreover, being actually a variety of the late literary Middle Indo-Aryan (Apabhramsha), this language is, in fact, artificial, and therefore, could not have been an ancestor for any modern language.
