CC BY
190
ИСТОРИЯ РОССИИ
УДК 94(47).034 Р А. Соколов
К ВОПРОСУ О ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ СВЕТСКОЙ И ЦЕРКОВНОЙ ВЛАСТИ В ЭПОХУ ДМИТРИЯ ДОНСКОГО1
К 1359 г., году начала княжения Дмитрия Ивановича Донского, положение митрополита Алексея укрепилось. Позади остались константинопольские мытарства, связанные с утверждением его в митрополичьем достоинстве и соперничеством с митрополитом Литовским Романом. В 1357 г. Алексей получил подтверждение своей власти и льгот церкви от нового ордынского хана Бердибека, ярлык которого к тому же был выдержан в более выгодном для православного духовенства духе, нежели аналогичный документ, полученный в свое время Феогностом от Джанибека: в его тексте вновь была закреплена свобода от даней [1, с. 78]. Но особенно позиции русского церковного властителя усилила внутриполитическая ситуация, сложившаяся на Руси после смерти Ивана Красного: участие в управлении Московским княжением при молодом князе, конечно же, резко увеличивало политический авторитет Алексея. При этом являлся ли Алексей главой боярского правительства при Дмитрии Ивановиче, не было решающим фактором [см.: 2, стб. 166. Ср.: 3, с. 26-27]. Главным было то, что он непосредственно оказался причастен к светскому управлению одной из сильнейших русских земель, с правителями которой имел давние и тесные связи.
Практика непосредственного участия главы духовенства в управлении, когда государственная власть не могла по каким-то причинам нормально функционировать, была обычной для Византии. Однако на Руси на пути ее осуществления возникала большая трудность: Дмитрий Иванович не был правителем всей Руси [4, с. 463]. Вольно или не вольно, но Алексей отдает теперь приоритет решению светских проблем [5, с. 146], иногда прибегая для этого к церковным средствам. Но одновременно с этим митрополит неминуемо должен был позиционировать себя как сторонник лишь одной властной силы на Северо-Востоке Руси — Москвы. Вероятно, именно это имел в виду Константинопольский патриарх Нил, написавший следующие строки: «...митрополит (Алексей. — Р С.) прилагал все старания, чтобы сохранить дитя (Дмитрия Ивановича. — Р С.) и удержать за ним страну и власть.» [2, стб. 166]. А потому и некоторые акции митрополита часто вызывали непонимание у неподвластной Московскому князю паствы.
1 Исследование осуществлено в рамках реализации ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг. (Государственный контракт № П2334 от 16.11.2009, научноисследовательская работа по проблеме «Национальные герои России — исторические ориентиры Отечества: Александр Невский»).
© Р. А. Соколов, 2011
В 1365 г. митрополит вмешался во внутридинастическую борьбу Нижегородских князей, отстаивая интересы в то время уже лояльного Москве Дмитрия Константиновича против притязаний его брата Бориса [6, с. 291-292; 7, стб. 436-437; 8, с. 5]. Алексей отстранил от власти местного архиерея, а также прибегнул к уже испытанному способу давления: на город был наложен интердикт, а городские храмы закрыты по поручению митрополита его посланцами — архимандритом Павлом и игуменом Герасимом [9, стб. 74-75]. Когда и эти меры не принесли успеха, в Нижний послан был эмиссар митрополита — Сергий Радонежский, который убеждал Бориса покориться и уступить первенство старшему брату. (Нам представляется верной предложенная Н. С. Борисовым реконструкция событий 1365 г. [см.: 10, с. 108-110. Ср.: 11, с. 91, примеч. 27; 12, с. 67-68, примеч. 196].)
Однако все это не дало того эффекта, на который делался расчет. Уступить Бориса заставило отнюдь не церковное прещение, а военная сила, которую его брат Дмитрий получил от Московского князя: «Князь же великий Дмитрий Иванович. вдасть силу стареишему на меншаго брата, князь же Дмитреи Костянтинович еще къ тому въ своеи отчине в Суждали събравъ воя многы, въ силе тяжце поиде ратию къ Новугороду къ Нижнему и егда доиде до Бережца и ту срете его братъ его молодъший... съ бояры своими, кланяся и покоряяся и прося мира, а княжениа ся съступая» [9, стб. 78. См. также: 13, с. 42-43]. Позже митрополиту пришлось вновь столкнуться с тем, что его интердикты не приносили немедленного политического результата.
В 1368 г. Ольгерд начал военные действия против Москвы. Его поддержали и некоторые русские князья, которых митрополит за это отлучил от церкви, действия Алексея поначалу нашли понимание и у патриарха [см. 2, стб. 117-120]. Но, по-видимому, успеха такие акции опять-таки не принесли, и позиция патриарха стала более гибкой: он требовал теперь от митрополита примириться с мятежными князьями [2, стб. 155-160], а потому Алексею пришлось уступить в этом вопросе.
Думается, что причиной неудач была слишком очевидная политическая подоплека отлучений, а потому нежелание подчиняться им находило понимание в обществе земель-княжений, против которых они были направлены. По той же причине оставалась спокойной и совесть самих отлучаемых, их действия направлены были только против Москвы, они не угрожали разорением всей Руси, как в случае с Александром Тверским.
Негативное отношение к интердиктам Алексея усугубляло и то, что он не церемонился с непокорными архиереями: из подчинения Алексея Суздальского изъят был Нижний Новгород, Василий Тверской пострадал за поддержку Михаила Александровича. Ближайшие предшественники Алексея такого себе не позволяли. Например, по-видимому, с давлением митрополита Петра связаны отставки епископов Прохора Ростовского и Андрея Тверского, но причиной тому было их противодействие самому Петру, даже более того, интриги против него [см. подробнее: 14, с. 208-210], а вовсе не политические пристрастия к тому или иному князю. Алексей же при случае не забывал напомнить своей пастве: «Не ведаете ли, что всее русское земли владыки подъ моею властью суть и въ моей воли? И язъ ихъ ставлю отъ благодати Пресвятого Духа [2, стб. 169]». Все это не могло не вызывать неудовольствия и роняло духовный авторитет митрополита. Не случайны слова Ольгер-да, обращенные к патриарху: «По твоему благословению, митрополит и до ныне благословляет их (москвичей. — Р. С.) на пролитие крови. И при отцах наших не бывало таких митрополитов, каков сей митрополит!» [2, стб. 138].
Таким образом, можно констатировать, что с усилением роли Алексея как одного из действующих лиц на русской политической сцене неминуемо падал его духовнонравственный авторитет, а это, в свою очередь, приводило к тому, что менее авторитетными становились и его интердикты. Ситуацию усугубляло и санкционирование Константинополем разделения митрополии: претензии протеже Ольгерда были для Северо-Восточной Руси отнюдь не каким-то отвлеченным явлением. Роман Литовский одновременно с Алексеем собирал налог в свою пользу с Твери [9, стб. 63], а сам Оль-герд в послании патриарху Филофею прямо требовал особого митрополита не только для земель, находящихся под властью Литвы, но и для Твери и Нижнего Новгорода [2, стб. 140].
Такой стиль правления митрополита, конечно, соответствовал византийскому идеалу «симфонии» властей, но он не отвечал реальной исторической ситуации, существовавшей на Северо-Востоке Руси в третьей четверти XIV в. Здесь по-прежнему сохранялась система городов-государств, а соответственно сохраняла достаточно сильное влияние община, не ушли в прошлое и древние вечевые традиции. Наконец, власть князя Московского не только не распространялась на всю Русь, но была далека от монархического идеала и в своей собственной земле — в Москве [см.: 15, с. 398-401, 403-404 и др. Ср.: 16, с. 897-903 и др.]. А потому попытка выработать какой-либо общий политический курс светского и духовного властителя оказалась явно поспешной.
Важно отметить, что участие митрополита Алексея в делах управления Московской землей отнюдь не было вызвано эволюционным развитием церкви как политического института. Напротив, оно стало следствием форс-мажорного обстоятельства, которое возникло вследствие ранней смерти Ивана Красного и близостью Алексея к московскому боярству. Но как бы то ни было, именно такое стечение обстоятельств позволило церковной организации в решающий момент выступить на стороне нового быстро растущего политического центра в Северо-Восточной Руси — Москвы. После митрополита Алексея, с помощью которого Дмитрий Иванович сумел серьезно укрепить позиции своей земли, окончательно был снят вопрос о том, вокруг какого княжения произойдет в будущем объединение Руси в единую державу. Негативным же результатом такого положения стало резкое усиление влияния князя на поставление митрополитов и, как следствие, нестабильность в высшем церковном управлении.
Однако рассуждая обо всем этом нельзя забывать о том, что сам Алексей исполнял обязанности пастыря, в том числе и те их моменты, которые были тесно связаны с политикой. Потому им и было положено столько сил на прекращение разделения Русских земель, на сплочение их вокруг нового центра — Москвы. Пусть для объединения еще не пришло время, но Алексей уже тогда осознавал, что именно в консолидации — залог успеха Руси. Далеко не всегда такая политика была по достоинству оценена современниками, зато с высоты прошедших веков ясно видна ее оправданность: именно единство (пусть временное) помогло Дмитрию Ивановичу одержать славную победу на Куликовом поле, что стало предвестием освобождения Земли Русской от иноземной зависимости и ее объединения в единое государство — Россию.
Литература
1. Приселков М. Д. Ханские ярлыки русским митрополитам. Пг.: Типография «Научное дело», 1916. 116 с.
2. Русская историческая библиотека, издаваемая Императорской археографической комис-сией.Т. VI: Памятники древнерусского канонического права. СПб.: Типография М. А. Александрова, 1908. 747 с.
3. Скрынников Р. Г Государство и Церковь на Руси Х^—^1 вв. Подвижники Русской Церкви. Новосибирск: Наука (Сибирское отделение), 1991. 393 с.
4. Мейендорф И. Ф. История церкви и восточно-христианская мистика. М.: Институт ДИ-ДИК; Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 2000. 576 с.
5. Кричевский Б. В. Русские митрополиты. (Церковь и власть XIV в.). СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет педагогического мастерства, 1996. 204 с.
6. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. IV. Ч. 1. Новгородская четвертая летопись М.: Языки русской культуры, 2000. 686 с.
7. Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т. VI, вып. 1. Софийская первая летопись старшего извода. М.: Языки русской культуры, 2000. 581 с.
8. ПСРЛ. Т. XI. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью. (Продолжение.) М.: Языки русской культуры, 2000. 254 с.
9. ПСРЛ. Т. XV, вып. 1. Рогожский летописец // ПСРЛ. Т. XV: Рогожский летописец. Тверской сборник. Репринтное воспроизведение. М.: Языки русской культуры, 2000. 186 стб.; 504 стб.
10. Борисов Н. С. Сергий Радонежский. М.: Молодая гвардия, 2001. 298 с.
11. Кучкин В. А. Сергий Радонежский // Вопросы истории. 1992. № 10. С. 75-92.
12. Кучкин В. А. Русские княжества и земли перед Куликовской битвой // Куликовская битва. Сб. статей. М., 1980. С. 26-112.
13. Храмцовский Н. И. Краткий очерк истории и описание Нижнего Новгорода. Нижний Новгород: Нижегородская ярмарка, 1998. 697 с.
14. Соколов Р. А. Русская Церковь при митрополите Петре // Студенческое научное общество исторического факультета СПбГУ. Сб. научных статей студентов (по материалам конференции). СПб.: Изд-во СПбГУ, 2002. С. 206-220.
15. Кривошеев Ю. В. Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII-XIV вв. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. 408 с.
16. Фроянов И.Я. О возникновении монархии в России // Фроянов И. Я. Начала русской истории. М.: Изд. Дом «Парад», 2001.
Статья поступила в редакцию 23 декабря 2010 г.
