CC BY
8
Келеберда Нина Григорьевна Keleberda Nina Grigorievna
доцент кафедры иностранных языков Ростовского юридического института МВД России кандидат философских наук, доцент.
Associated Professor of the Department of Foreign Languages of the Rostov Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, PhD in Philosophy, Associated Professor. E-mail: kng07@mail.ru
К ВОПРОСУ О «ВИЗАНТИЗМЕ» КАК МОДЕЛИ ГОСУДАРСТВЕННО-РЕЛИГИОЗНЫХ ОТНОШЕНИЙ
To the issue of «byzantism» as a model of state church relashinships
УДК 2 : 1 ББК 86
В статье рассматриваются некоторые пути теоретического моделирования государственно-религиозных отношений в условиях социокультурной трансформации публичного пространства. Автор показывает изменение смыслового содержания концепта «византизм» как принципа, реализуемого в секулярном контексте общественных отношений, поэтому идеальная модель византизма, воспринимаемая, скорее, как богословская норма, не может быть реализована в настоящее время.
Ключевые слова: государство, церковь, государственно-религиозные отношения, византизм, секуляризм.
Отношения между религией и государством стало важной темой междисциплинарных исследований за последние тридцать лет в России и в рамках европейского контекста. На сегодняшний момент существует большое количество теоретических моделей указанных отношений, которые могут восприниматься под углом зрения как различных дисциплин, например, права, истории, социологии, политологии, религиоведения и т. д., так и личной мировоззренческой позиции самого исследователя.
Личные мировоззренческие установки исследователей данной проблематики провоцируют нескончаемые дебаты между учеными и теологами, среди которых также нет единого мнения по вопросу того, какая модель государственно-религиозных отношений может считаться наиболее соответствующей православию. Русские религиозные мыслители, наиболее яркий среди которых К. Леонтьев, а также современные исследователи «принципа византизма», в частности, Д.С. Кунильская [6], Н.В. Козловская, Е.В. Сергеева [4] и другие,
In the article some ways of theoretical modeling of state-religious relationships in modern situation of sociocultural transformation of public area are reviewed. The author comes to the conclusion that changing the sense content of concept «Byzantisn» as an implemented in secular contest of public relations principle, thus the ideal model of byzantism apprehended as theological standard cannot be currently actualized.
Keywords: state, church, state-church relationships, byzantism, secularism.
полагают, что современный либеральный принцип разделения государства и религии противоречит принципу византизма, предполагающему гармонию и единство целей обоих институтов общества.
Противники же этой концепции напротив считают, что византизм, представляя собой культ государственности, характеризующийся господством государства над церковью, тормозит развитие российского государства и ограничивает способность российского общества развивать демократию. Например, Николай Бердяев считал, что в России произошла подмена христианства византизмом. Он пишет: «Дух Византии -дух государственного абсолютизма. В Византии произошло какое-то роковое омертвение христианства, динамика остановилась, дух жизни угас, и остались лишь иконы, лишь темные лики, лишь статика» [1]. Бердяевская позиция часто сочетается с обвинениями в адрес православных в попытке доминирования православной церкви в общественном пространстве.
Однако в России в двадцатом столетии «дух государственного абсолютизма» принял
РЕЛИГИОЗНО-ПРАВОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
конфигурацию противостояния религии, свойственную крайне левому либерализму. Такая модель была реализована в Советском Союзе, Конституцией [5] которого был закреплен научный атеизм в качестве государственной идеологии, полностью исключавшей иное мировоззрение. Религиозная политика советского государства колебалась от попыток «окончательного решения религиозного вопроса» до включения Церкви в систему государственной идеологии путем создания и тотального контроля специфической церкви «живоцерковников» в русле леволиберальной идеологии.
Принципиальное изменение характера государственно-религиозных отношений произошло в 1990 г., когда был принят Закон «О свободе совести и религиозных организациях» [10], согласно которому регистрация религиозной организации государственными органами приняла уведомительный, а не обязательный характер. Но поддерживая традиционные религии и признавая в преамбуле Закона «О свободе совести» особую роль православия, государство, возможно, тем самым провозглашает религиозное превосходство, а, следовательно, нарушает принцип светскости, что вызывает опасения А. Пчелинцева и других [8]. На наш взгляд, мнение о предпочтении православия другим религиям основано, по-видимому, на опасении возрождения государственной религии и является реакцией на действия государства по регламентации вероисповедной сферы, что воспринимается либеральными критиками как нарушение демократических принципов общества. Между тем, клерикализация в оценках государственно-религиозных отношений присутствует преимущественно именно в либеральных кругах и является скорее реакцией на актуализацию «русской симфонии» в современной научной и философской мысли.
Отправной точкой отмеченных дебатов является вопрос о степени разделения церкви и государства в общественном пространстве. На центральное значение концепта «публичное пространство» для определения характера государственно-религиозных отношений в свое время обратил внимание Ю. Хабермас [11]. Именно в публичном пространстве проходят линии демаркации между государством и церковью (в широком смысле) как разграничение публичных и частных отношений и
противопоставление светской и религиозной областей жизни. Д. Аугенштейн [13] полагает, что эволюция светской общественной сферы и сопутствующее увеличение разнообразных религиозных практик способствовали завершению религиозных войн в Европе. Это отчасти объясняет те опасения либеральной части общества, которые связываются с возможностью возвращения религии в публичную сферу: считается, что усиление влияния религии ставит под угрозу права и свободы, гарантируемые светским государством. Светское понимание публичного пространства оправдывается либеральным нейтралитетом, при котором граждане, лишенные религиозных различий, могут взаимодействовать друг с другом, что обеспечивает религиозный мир как всеобщее достояние.
Приоритет светского начала над религиозным юридически закреплен во многих странах и означает минимизацию запретов со стороны государственной власти при решении вопросов свободы совести, обеспечении прав личности. Государство при этом не отождествляется ни с одной из существующих на его территории религий: оба института общества взаимно уважают суверенитет принадлежащих им сфер ответственности.
Можно предположить, что упоминание термина «традиционные религии» и признание особой роли православной церкви в истории России в преамбуле Закона - это лишь дань уважения и признания особой заслуги православных граждан России в деле государственного строительства. В тексте Закона нет определения термина «традиционная религия», хотя такая дефиниция могла бы ограничить деятельность псевдорелигиозных экстремистских организаций.
Между тем, начавшаяся социокультурная трансформация публичного пространства требует более определенного представления о будущем характере государственно-религиозных отношений в стране, где исторически традиционно основное место занимает православная церковь, поскольку новая реальность с иными по отношению к традиции ценностными установками меняет образ жизни и генерирует иные принципы управления обществом.
Современный вектор социокультурных изменений характеризуется сверхскоростной трансформацией традиционных организационных
отношений в публичном пространстве, где системообразующим началом становятся публичные коммуникации в виде сетевого электронного взаимодействия. Следовательно, сложившиеся прежде модели взаимоотношений между государством и церковью безнадежно устарели и требуют поиска моделей, адекватных новым реалиям. В этой связи снова становится актуальным вопрос о моделях государственно-религиозных отношений, а также то, с какой моделью будет коррелировать Федеральный Закон «О свободе совести и религиозных объединениях».
С точки зрения православных специалистов наилучшей моделью церковно-государст-венных отношений остается «византийская» модель, понимаемая не как «цезарепапизм», раскритикованный Н. Бердяевым, а как «симфония», сущность которой сформулирована Юстинианом в Шестой Новелле [3].
«Византизм» - не просто отношения между государством и церковью как общественными институтами в современном смысле, но скорее единство между sacerdotum и ¡трепыт, существование которых не подлежит правовому регулированию. Фактически симфония является принципом не политическим, а духовным устроением Царства Бога на земле. Поэтому она не подходит для определения церкви как института общества, действующего в границах государства, но определяется как сообщество верующих (как тела Христа). Поэтому содержание понятия «православная церковь» не тождественно только Московскому Патриархату или иной поместной православной церкви. Византийская симфония - это принцип взаимного проникновения гражданского и священного, при котором светская власть в лице императора получила право или даже привилегию созывать соборы и утверждать их процедуру для решения догматических вопросов [3].
В византийской модели государство обладает особой властью над церковью, поскольку византийский император, по мысли Евсе-вия [2], является «внешним епископом», ответственным за организацию Царства Божиего на земле. Тем самым император получил особые права на церковное управление и передал их своим преемникам на константинопольском престоле. Именно император получил особую привилегию созывать Вселенские соборы.
В свою очередь в церкви устанавливается особый чин помазания государя с утверждением его особого священнического достоинства: оставаясь мирянином, он получает конкретные «богослужебные права». Фактически византийские императоры, участвуя в богословских дебатах, редко имели действительное влияние на принятие тех или иных догматов. В отличие от римо-католической модели государственно-церковных отношений, при которой власть Понтифика установлена как над церковью, так и над государством, византийская симфония, дифференцируя роли церкви и государства, обеспечивает более серьезное влияние христианского мира на дела государственные, чем есть у Папы Римского. Впрочем, справедливости ради следует сказать, что и в Византии принцип симфонии неоднократно оспаривался, например, императорами-иконоборцами, пытавшимися установить полный контроль над церковью. Противоположностью является деятельность патриарха Фотия, который, воспринимая новокрещенные государства, например Русь, Болгарию как части Царства Божиего на земле, на этом основании пытался установить свою власть над ними. Иначе говоря, новокрещенные страны могли только подражать Константинополю, обладавшему симфонией как уникальной привилегией. Русь смогла заменить Византию как единственную христианскую империю на земле, когда последняя перестала быть жизнеспособной, что реализовалось в идее «Москва - третий Рим».
Однако в России сложился специфический принцип византизма, который не следует рассматривать как подражание Константинополю. Можно сказать, что византизм как особая модель отношений двух властей, выраженная в способности функционировать в духе христианской империи, в российской истории никогда в полной мере воплощена не была, поскольку русское православие не допускало решение доктринальных вопросов в светские руки. Русские государи, хотя и оказывали давление на административные и экономические сферы церковной жизни, все же не стали главами русской церкви, как это произошло в протестантском мире, поэтому и модель цезаре-папизма у нас не стала определяющей. Следовательно, применение термина «цезарепапизм» в определении характера отношений русской
РЕЛИГИОЗНО-ПРАВОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
православной церкви и государства в некоторые периоды их истории, например, в эпоху синодального периода, когда было упразднено патриаршество, не корректно, поскольку термин «цезерепапизм» имеет свое собственное философско-политическое содержание, восходящее к конкретным богословским доктринам Реформации. Модель цезарепапизма предполагает, что глава государства также является и главой церкви.
В нашей стране в результате некоторых исторических обстоятельств была попытка обоснования идеи государственной церкви Феофаном Прокоповичем, однако ни канонически, ни догматически эта идея не была развита. Более того, в церковной среде эта попытка расценивалась как отступление от православного богословия и канонического права. В частности, на Поместном Соборе 1917 г. было предложено изменить формулировку статьи 42 «Основных законов Российской империи» с «Император есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры» на такую формулировку: «Император как Православный Государь является верховным покровителем Православной Церкви и охранителем ее благопорядка» [7]. Данная формулировка умалила власть государя над Церковью, т. е. российский император в отличие от византийского не мог созывать и руководить Соборами, не мог назначать членов Священного Синода, хотя имел право потребовать отчет о внутренних делах Церкви. В целом характер отношений Церкви и государства определялся принадлежностью государя к Церкви.
Очевидно, что сложившаяся в Византии модель церковно-государственных отношений с ее богословско-политическими импликациями не была полностью перенята ни в России, ни в других славянских станах, а значит, византийский принцип симфонии также не может использоваться в моделировании взаимодействия власти и церкви.
В истории Русской церкви есть периоды, когда церковные иерархи выступали в качестве светских правителей, например, митрополит Московский Филарет (Романов-Юрьев) стал ближайшим советником и фактически соправителем царя Михаила Романова и носил титул «Великого Государя Святейшего Патриарха» [9].
В настоящее время понимание симфонии как принципа простого разграничения сфер компетенций Церкви и власти при взаимном невмешательстве, или иначе, обозначения сфер их сотрудничества, несостоятельно, поскольку связь между ними осуществляется в секу-лярном контексте, придающем секулярное значение этим институтам общества.
Современное государство - это не просто светское государство, но именно секу-лярное, т. е. противопоставленное религиозному, не имеющее ничего общего с понятием Царства Божиего, как это понимали в Византии. Современный глава даже православной страны, например Греции, не обладает священным достоинством и не может претендовать на него. Поэтому научные исследования принципа симфонии властей чаще всего ограничиваются межинституциональными связями. В этом смысле происходит замещение идеи «симфонии властей» идеей «гармонии властей» в значении «понимания и сотрудничества» между различными институтами общества, к которым одновременно принадлежат верующие граждане страны.
Признание в Законе «О свободе совести» первенствующей роли русской православной церкви в качестве традиционной религии касается только специфики церковно-государст-венного разделения и не означает особых привилегий для нее со стороны государства. Специфика обусловлена необходимостью конституционной гарантии государственного невмешательства в религиозную жизнь в условиях монополии общественного секуляризма.
Спорным является ограничение православной церкви национальными границами. С богословской точки зрения православие имеет гораздо более длинный исторический путь, чем отдельная нация, и оно открыто для всех людей любой национальности, поэтому не может быть связано только с одной нацией или этнической группой, но с определенными границами своей территориальной юрисдикции. По этой причине православные церкви называются по названию города: существует патриарх Антиохийский, патриарх Иерусалимский, также патриарх Московский. Границы поместных церквей не совпадают с политическими границами.
Сегодня все православные церкви имеют свои юрисдикции за пределами национальных
территорий государств, поэтому модель отношений между государством и церковью, с одной стороны, не может строиться только на политико-административном базисе, с другой стороны, существуя в матрице секулярных ценностей, религия меняет свою роль и функций в меняющемся публичном пространстве [12]. Новая модель постепенно переходит в элек-
Литература
1. URL: http://www.odinblago.ru/filosofiya/ berdyaev/homiakov/5.
2. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Evsevij_ Kesarij skij/tserkovnaja-istorij a/5.
3. URL: https://www.sedmitza.ru/lib/text/ 435254/.
4. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/filosof-skiy-termin-vizantizm-v-trudah-k-n-leontieva-i-v-s-solovieva.
5. URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnst 1977.htm.
6. URL: https://poetica.pro/journal/content_ list.php?id=69059.
7. URL: https://sfi.ru/tags/pomestnyi-sobor-russkoi-pravoslavnoi-tserkvi-1917-1918-godov. html.
8. URL: https://www.sova-center.ru/files/ books/ss-block.pdf.
9. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/54 7842.html.
10. URL: http://base.garant.ru/171640/#ixzz 6yW165K6l.
11. Хабермас Ю. Религия в общественной сфере // Европейский журнал философии. 2006. № 1-25.
12. Чекмисова Т.А. Трансформация религии как социального института в постсоветской России: автореф. ... дис. канд. социол. наук. Казань, 2007.
13. URL: https://www.rseachgate.net/publica-tion/276102311.
тронный формат, что может означать либо полное отделение церкви от государства, либо полное слияние государственной и религиозной власти. Иначе говоря, религиозный фактор в публичном пространстве остается, но утрачивает свои традиционные контуры и под разными проявлениями все активнее включается в современную политику.
Bibliography
1. URL: http://www.odinblago.ru/filosofiya/ berdyaev/homiakov/5.
2. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Evsevij_ Kesarij skij/tserkovnaja-istorija/5.
3. URL: https://www.sedmitza.ru/lib/text/ 435254.
4. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/filosof-skiy-termin-vizantizm-v-trudah-k-n-leontieva-i-v-s-solovieva.
5. URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnst 1977.htm.
6. URL: https://poetica.pro/journal/content_ list.php?id=69059.
7. URL: https://sfi.ru/tags/pomestnyi-sobor-russkoi-pravoslavnoi-tserkvi-1917-1918-godov. html.
8. URL: https://www.sova-center.ru/files/ books/ss-block.pdf.
9. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/54 7842.html.
10. URL: http://base.garant.ru/171640/#ixzz 6yW165K6l.
11. Habermas Yu. Religion in the public sphere // European Journal of Philosophy. 2006. № 1-25.
12. Chekmisova T.A. Transformation of religion as a social institution in post-Soviet Russia. Abstract for the academic degree of the k-ta sociol. n. Kazan, 2007.
13. URL: https://www.rseachgate.net/publica-tion/276102311.
