УДК 94(57)+94(574)"15/17"
К ВОПРОСУ О «ВЕЛИКОДЕРЖАВНОЙ» ПОЛИТИКЕ ШИБАНИДА ИБАК-ХАНА
© 2017 г. А.В. Парунин
Сибирская государственность конца XV-XVI вв. отражена в письменных источниках наименее последовательно и интенсивно. Отчасти это связано с географической удаленностью государственных образований сибирских Шибанидов, их слабой интеграцией в политическое и культурное пространство поволжских тюрко-татарских государств. Для последних десятилетий XV века история Тюменского ханства неразрывно связывалась с историей Ногайской Орды, стремившейся закрепиться на внешнеполитической арене. Эти попытки были отражены прежде всего в посольской документации. По материалам посольских книг практически целиком прослеживается биография шибанида Ибак-хана, вовлеченного после убийства хана Ахмата в 1481-м году в западные дела. В историографии внешнеполитическая активность Тюменского ханства обычно трактовалась как попытка укрепиться на золотоордынском престоле, реанимировав тем самым рухнувшую державу. В данной статье предлагается иное видение и решение проблемы участия Шибанидов в поволжских делах. Предлагается основным лейтмотивом внешней политики Ибак-хана видеть не желание стать очередным золотоордын-ским ханом, а закрепиться в той политической реальности, что формировалась в поволжском регионе.
Ключевые слова: Тюменское ханство, ногаи, шибаниды, Ибак, посольские книги, Большая Орда, Крым.
Очередная активизация внешнеполитических усилий шибанида Ибак-хана в начале 1490-х гг. напрямую связана с многолетним противостоянием Москвы и Крыма против «ахматовых детей», чей отец, проиграв войну Ивану III осенью 1480 года, был убит коалицией ногаев и шибанидов в январе 1481-го. Участием в гибели большеордынского хана Ногайская Орда показала свою военно-политическая мощь, хотя и была вынуждена на данном этапе «пользоваться услугами» легитимных представителей рода Чингис-хана. Последующие попытки ногаев и шибанидов (посольства в Москву, участие в походе на сыновей покойного Ахмат-хана, набеги на Казанское ханство и др.) можно связать с желанием обрести свой политический статус на международной арене. Практика совместных военно-политических действий лидеров ногаев и ханов из династии Шибанидов была скреплена многолетним сотрудничеством еще со времени темника Идегея и царевича Хаджи-Мухаммеда. Не стал исключением и лидер Тюменского ханства Ибак-хан, упоминание имени которого на страницах посольских книг, в исследовательской литературе стало отождествляться чуть ли не с попыткой возрождения прежнего статуса Золотой Орды.
Участие Ибак-хана и его сородичей в военных акциях ногаев как «попытка захватить золото-ордынский трон» получило свое первое определение в статье А.П. Григорьева (Григорьев, 1985, с.176-178). Исследователем проанализирован текст письма тюменского хана московскому великому князю, датированного ноябрем 1493 года, а также предложена авторская реконструкция. Содержание письма тесно увязывалось с очередным походом против «Ахматовых детей» в Астрахань. В итоге смысл послания исследователем был рассмотрен как попытка Ибак-хан «сесть на трон Бату и утвердить на великокняжеском престоле Ивана III»; само письмо определено как «запоздалое и претенциозное» (Григорьев, 1985, с.177).
В конце 90-х гг. XX в. тема рассматривалась в работах В.В. Трепавлова (Трепавлов, 1997, с.99; Трепавлов, 2002, с.128-129). Причем если в статье 1997 г. исследователь упомянул лишь о желании ногайских мурз по результатам похода 1492 г. заменить Шейх-Ахмеда и Саид-Махмуда на Ибак-хана и его брата Мамука, то уже в обобщающей работе «История Ногайской Орды» представил аргументацию, основанную на информации из посольских книг.
В.В. Трепавлова также поддержал И.В. Зайцев (Зайцев, 2006, с.48-49) и Д.Н. Маслюженко (Маслюженко, 2008, с.100). Анализируя письмо Ибак-хана 1493 г., исследователь склонился к мысли, что во фразе о взятии «Саинского стула» отражены события 1481 года.
Упоминаемые события получили дальнейшую трактовку в работе Р.Ю. Почекаева. По мнению исследователя, ногаи стремились сместить Тука-Тимуридов с престола, заменив их на Шибанидов. Поход же 1493 года привел даже к краткосрочному захвату Поволжья, откуда Ибак-хан «вскоре
отправил хвастливое послание Ивану III, в котором заявлял, что наконец-то сумел захватить «Са-инский стул» (Почекаев, 2012, с.269-270). Подобное мнение по сути реанимировало точку зрения А.П. Григорьева.
Наиболее плодотворно к анализу письма 1493 года, включая его текстологические и идеологические аспекты, подошел А.К. Бустанов (Бустанов, 2011, с.28-33). В целом соглашаясь с построениями А.П. Григорьева, исследователь развивает мысль о конструировании Ибак-ханом собственного совместного прошлого с московским великим князем, дабы придать более значимый характер своим словам и действиям. По мнению А.К. Бустанова, мирные отношения с Москвой хану нужны были для укрепления своего политического влияния в Поволжье. В своей содержательной работе, включающей и несомненно важные замечания по особенностям чинигизидского делопроизводства, по сути подтверждалось мнение предыдущих исследователей о политических притязаниях тюменского хана на ордынский престол.
Первоначально к схожей точке зрения склонился и автор данных строк (Парунин, 2010, с.271), утверждая, что совместный поход против «Ахматовых детей» способствовал росту политического веса Ибак-хана. Вместе с тем была высказана мысль, что операция была также «одобрена» Москвой, или, по крайней мере, Иван III не был против ослабления своих давних врагов.
Изучение «великодержавной» политики Ибак-хана продолжено и в настоящее время. Д.Н. Маслюженко в новой статье, оперируя известным отрывком из посольской документации, что «нагаи Муса и Ямгурчей мурзы Ивака да Мамука цари учинити идут» (Маслюженко, 2016, с.8-9), подтвердил уже высказанную им ранее точку зрения.
Попытки проследить политические амбиции тюменского Шибанида с недавних пор стали укореняться и среди специалистов по нумизматике. В докладе Р.Ю. Ревы, А.А. Казарова, Ю.В. Зайончковского о монетах хана Ибака, прочитанном еще в 2012-м году, совместный поход 1492-го года рассматривался исследователями в связи с атрибуцией нескольких монет, найденных на Украине и приписываемых чекану Ибак-хана. Поход и его последствия, а также письмо к Ивану III оценивались как проявление политических амбиций хана; также в качестве рабочей гипотезы выдвинуто предположение, что ногаи заранее подготовились в надежде на последующий успех и осуществили денежную эмиссию (Рева, Казаров, Зайончковский, 2017, с.206-208). Отметим, что данная гипотеза вызвала критику А.Л. Пономарева (Пономарев, 2014а, с.148-153; 2014б, с.198-199), предложившего свою версию личности эмитента (Пономарев, 2014б, с.211-214).
Суммируя обзор историографии, отметим, что в исследовательской практике политические («великодержавные») амбиции Ибак-хана базируются, прежде всего, на упоминании в письме крымского хана желания ногаев сделать Ибак-хана и Мамука «царями», а также на содержании «хвастливого письма» Шибанида о взятии им «Саинского стула». К этим сведениями в настоящее время также привязываются и нумизматические данные.
Авторская же гипотеза состоит в следующем: несмотря на естественное желание шибанидско-ногайской коалиции упрочить свое политическое положение в среде тюрко-татарских государств и Москвы (о чем недвусмысленно сообщают факты - участие в устранении большеордынского хана Ахмата, посольства 1489-1490 гг.), участники этого союза не желали и/или не имели военно-политической возможности «реанимировать» Золотую Орду с новым ханом во главе. При этом представленная цепочка доказательств предыдущими исследователями кажется недостаточной и будет рассмотрена ниже.
Вначале же необходимо рассмотреть общую политическую ситуацию, предварившую очередной военный поход против беглых «ахматовичей».
Безусловно, гибель Ахмат-хана в 1481-м году в корне не изменила расклад политических сил в регионе, однако на арене появились новые игроки - Ногайская Орда и Тюменское ханство. Главным же антагонистами стали выступать дети Ахмата - Муртоза, Саид-Ахмад и Шиг-Махмуд, совершавшие ежегодные набеги на «украины» Крымского ханства и Москвы.
Зачастую попадая в сложные военные ситуации1, крымский хан Менгли-Гирей обращался за помощью к турецкому султану, а тот в свою очередь «турской же силы ему посла и к Нагаем посла, велел им Орду воевати» (ПСРЛ. Т.12, с.217). Эпизод характерен тем, что ногаи уже воспринимались как серьезная военная сила в регионе, развивавшая также отношения с соседями на дипломатическом уровне.
1 В 1486-м году, спасая родного брата Муртозу, Шиг-Ахмед разгромил войско Менгли-Гирея и спас своего брата (Каргалов, 1984, с.116; ПСРЛ, Т.12, с.217).
Не изменило напряженного характера ордынско-ногайских отношений и пленение союзника Ибак-хана, казанского хана Али, в 1487-м году, замена его на лояльного Мухаммед-Эмина (ПСРЛ, Т.12, с.218-219). Утрата очередных геополитических союзников воспринималась тюменским Ши-банидом болезненно, что и стало камнем преткновения на переговорах осенью 1489 года (Посольская книга, 1984, с.18). В итоге, по вопросу хана Али компромисса достигнуто не было.
Следующее посольство ногаев с очередным Шибанидом Абулек-ханом, сыном Йадгар-хана (поддержку которому в своем время оказал Муса-мурза), прошло в более примирительных тонах (Посольская книга, 1984, с.33-39). В частности, ногаи изъявили желание замириться с Мухаммед-Эмином, а также доложили представителям московского князя о местоположении «лихих людей», вопрос о которых поднимался также и на предыдущих переговорах. В целом, очередной виток дипломатических отношений прошел под знаком желания ногаев заручиться поддержкой Москвы.
На фоне постепенно улучавшихся отношений Москвы и Ногайской Орды «ахматовичи» предприняли новый большой поход против Менгли-Гирея. Угроза вторжения оказалась настолько серьезна, что крымский хан обратился за помощью к московскому великому князю, собравшему в итоге обширную коалицию из военной элиты Руси, Казанского и Касимовского ханств «и поидоша вместе под Орду. И слышавше цари Ординские силу многу великого князя в Поли и убоявшееся, возвратишася от Перекопи; сила же великого князя возвратися в свояси без брани» (ПСРЛ. Т.12, с.228-229). В посольской документации сохранилась информация, что в письме летом 1491 года ногаи Муса и Ямгурчи также пожелали принять участие в походе против «ахматовых детей» (Памятники, 1884, с.134-135), однако их отсутствие в списке коалиции, упоминаемой составителем Никоновской летописи, показывает, что договорной процесс не был успешно завершен.
Весной 1492 года возобновились контакты Ивана III и Менгли-Гирея по поводу организации очередного ответного похода против Шиг-Ахмеда и Саид-Ахмеда. Посол от московского князя
сообщал: «.....наши недрузи, Ахматовы дети, пойдут на мою землю, и ты бы, по своей правде, по-
шол на их Орду и дело бы еси делал, как тебе Бог пособит; а пойдут на тебя Ахматовы дети, и яз как на чем тебе молвил, на том и стою, братаничя твоего Салталгана царевича да и русскую рать с ним пошлю на Орду, да и казанскую рать велю Махмет-Аминю царю послати....» (Памятники, 1884, с.137). Таким образом, московский князь предложил в случае очередной военной опасности устроить уже проверенную схему коалиции, однако в отличие от прошлого года, послы князя уже заблаговременно были отправлены к ногаям: «ино наперед сего присылал к нам Муса мурза своих людей, хотя с ними одиначества на наших недругов, на Ахматовых детей; и мы к нему посылали своих людей, и он с нами с нами в одиначестве на наших недругов на Ахматовых детей учинился» (Памятники, 1884, с.137).
Ответные списки грамот из Крыма в Москву были присланы 27 июня 1492 г. В них сообщалось следующее:
1. Зимой - весной 1492 г. представители крымских кланов ограбили ахматовичей (Памятники, 1884, с.149).
2. При визите в Крым по дороге было ограблено посольство Мусы и Ямгурчи (Памятники, 1884, с.143)
3. Менгли-Гирей согласился выступать посредником в конфликте с притеснениями московских купцов в Кафе и Азове (Памятники, 1884, с.155-156).
4. Переговоры с ногаями о предстоящем походе на детей Ахмата. В Москву было доставлено краткое содержание двух грамот, содержание которых представляется весьма интересным и требует полного цитирования: «Ино добрые и любовные речи прошли, летось на недруга так подумавши пришли были есте; и мы, как от вас весть пришла, того дни на конь всели да и пошли, до Азова дошли есмя, и увидели есмя, так ся стало, воротилися есте. Нынечя дела меня деля есте делали; против того вам Бог заплатит. Нынешнему делу наперед зимы, дело учините спешно, нам в коем месте учините срок, меня бы есте у себя бы видели, как говорили есмя по тому слову то свое добро и на коне учините» (Памятники, 1884, с.154). Послание определенно можно разделить на две части: Менгли-Гирей организовывает военный поход против «недругов» (очевидно, Саид-Ахмеда и Шиг-Ахмеда - прим.) на основании информации, полученной от ногаев, ставший в итоге неудачным, чем крымский хан был весьма недоволен. Провалившийся весенний поход подтолкнул Менг-ли-Гирея к необходимости форсировать подготовку к походу со стороны ногаев, которые, прибыв в точку сбора, должны были послать своих людей для координации дальнейших усилий. Такой порядок действий, очевидно, вырос из появившегося недоверия к ногаям. Аналогичное письмо было отправлено к Ямгурчи (Памятники, 1884, с.155).
В ответной августовской грамоте московского великого князя послы вновь напомнили об уже прошедших переговорах с ногаями на предмет будущего совместного похода (Памятники, 1884, с.158).
27 октября были привезены две грамоты из Крыма. В первой, помимо всего прочего, Менгли-Гирей изъявляет готовность при необходимости выступить против Ахматовых детей и польского короля Казимира (Памятники, 1884, с.165-166). Во второй буднично упоминается ставшая уже хрестоматийной фраза: «Да еще слово то: из Орды человек наш приехал Шиг Ахмед да Сеит Маг-мут цари. А Нагаи Муса да Ямгурчей мурза Ивака да Мамука цари учинити идут, к Астарахани были пошли, и как слышевши назад к Тюмени покочевали, так ведал бы еси» (Памятники, 1884, с.168). Сказанное требует развернутого комментария.
Во-первых, судя по контексту послания эта новость не нашла сколько-нибудь серьезного отклика со стороны крымцев: в тексте она подается как обыденное событие.
Во-вторых, вопреки мнению В.В. Трепавлова об отходе Мусы из-за отсутствия на Волге крымского войска (Трепавлов, 2002, с.128-129), ногайцы, придя к точке сбора, должны были направить гонца к крымцам, о чем было уговорено в письме Менгли-Гирея к Мусе. Таким образом, Крым с одной стороны был связан обязательством выступить против польского короля, а с другой - отправиться на помощь к объединенному ногайско-тюменскому войску, но по каким-то причинам послов ногаи не отправили.
В-третьих, вызывает определенные вопросы источник информации. По контексту фразы можно предположить, что к Менгли-Гирею приехал гонец из «Орды Шиг Ахмеда да Сеит Магмута». В данном случае Орда может пониматься как кочевая ставка братьев-соправителей. Т.е. информация об «учинити» новых ханов в Хаджи-Тархане поступила из ставки «ахматовичей». Возникает вопрос - каков ее источник? Вряд ли рядовым воинам-ногаям, которые могли попасть в плен к «ах-матовичам», были известны военные планы их лидеров. Военное искусство большеордынских ханов того времени ограничивалось привычной степной политикой ограбления окраин и редких вторжений вглубь Крымского ханства. В исследовательской литературе описана попытка дипломатических маневров со стороны Муртозы, но и она была обезврежена (Почекаев, 2012, с.268). Вследствие этого, представляется маловероятным информированность «ахматовичей» о планах ногаев. Представляется возможным предложить следующую гипотезу: в ставке большеордынцев посланцев Менгли-Гирея сознательно дезинформировали, дабы посеять в коалиции разумные сомнения относительно мотивов Мусы. В свете всего вышесказанного трудно принять появившуюся недавно в научной литературе гипотезу о чеканке некими мятежными днепровскими ногаями монет Ибак-хана. Дескать, подобная монетная эмиссия была необходима для подчеркивания их независимости (Рева и др., 2017, с.208). Подобная конструкция не находит подтверждений в письменных источниках и представляется умозрительной.
Ключевым аргументом теории «великодержавных амбиций» Ибак-хана является отправленное им вместе с послом Чюмгуром письмо в Москву в ноябре 1493 года. Для удобства процитируем его полностью: «Ибряимово слово. Великому князю Ивану, брату моему, поклон. После того ведомо бы было, слово то стоит: промеж Ченгосовых царевых детей, наш отец Шибал царь стоит с твоим юртом в опришнину, и друг и брат был; от тех мест межи нас ту Атамыров до Номо-ганов юрт ся учинил, а мы учинили далече, а с тобою меж нас добрые ссылки не бывало. Ино мне счастье дал Бог, Тимер Кутлуева сына убивши, Саински есми стул взял; да ещо сам с братьями и с детьми условившыся, а великого князя детей на княженье учинив, на отцов юрт на Волзе пришед стою. Ино как по первым по нашим, по тому же братству нашему примета, Алягам царь стоит, того прошу у тебя, да как его дашь нам, и дружбу и братству примета то стоит. Да отца своего места ищущи, на Темер Кутлуева сына ратью сел есми на конь. Да еще Алягама царя как дашь нам, после того твоему недругу недруг стою и твоему друг другу стою. Да се братство отведати, Чюмгуром зовут, слугу своего послал есми. Да еще нас назовешь собе братом своим, с добрым человеком Чюмгура отпустишь, ты ведаешь.
Ответ великого князя цареву Ивакову послу нагайского Чюмгуру; а отвечал ему Михайло Яковлич.
Князь великий велел тебе говорити: приехал еси к нам от своего государя от Ивака царя и грамоту есми к нам от него привез, а в грамоте пишет и словом еси нам тоже говорил от своего государя, чтобы меж нас с ним братство и дружба была и люди бы наши меж нас ездили нашего здоровья видети. А хотели есми к нему послати своего человека, да нынечя есмя своего человека с тобою вместе не успели послати; а вперед аже даст Бог хотим своего человека к твоему государю,
к Иваку царю послати, чтобы дал Бог меж нас братство и дружба была и люди бы наши меж нас ездили нашего здоровья видети» (Памятники, 1884, с.199-200; Посольская книга, 1984, с.48-49).
Содержание письма трактовано А.П. Григорьевым следующим образом: «После того [как в свое время] наш предок [сын Джучи и брат Бату] Шибан-хан находился в особенно хороших, по сравнению с другими потомками Чингис-хана, отношениях с твоими [предками], будучи им другом и братом, между нашими [владениями] вклинились владения [рода] Тука-Тимура и [его потомка в третьем колене] Нумугана [отца Тимур-Кутлука], мы оказались в отдалении один от другого и дружественные связи между нами стали невозможными. Однако нам посчастливилось договориться со своими сородичами и вернуться на Волгу в [прежние] владения предка нашего [Шибана], с тем, чтобы убить [ныне царствующего] потомка Тимур-Кутлука, сесть на трон Бату и утвердить на [русском] великокняжеском престоле тебя [Ивана III] и твоих потомков» (Григорьев, 1985, с.177).
Исторический фон содержания письма отмечен в отправленном тем же месяцем списке грамот к крымскому хану: «.... перед нашим, господине, поездом дни за три, приехал ко государю к нашему к великому князю из Ногай от Ивака царя посол, Чюмгуром зовут, о дружбе и о братстве и о единаче-стве на Орду, а сказывает, что царь Ивак и брат его Мамук и все князи пошли на Орду» (Памятники, 1884, с.206). Фрагмент интересен тем, что он опровергает представления А.П. Григорьева и Р.Ю. По-чекаева о «претенциозном и хвастливом послании», которое «безнадежно запоздало» (Григорьев, 1985, с.177; Почекаев, 2012, с.270). В Москве грамота воспринята весьма недвусмысленно: трактовано желание Ибак-хана сохранить хорошие отношения с Москвой и констатировано продолжение союзных обязательств в виде очередного военного похода против «ахматовичей».
Подобная трактовка приводит нас к необходимости заново исследовать текст послания.
Слова «на отцов юрт на Волзе пришед стою» скорее свидетельствуют о походных условиях отправления дипломатической миссии. Новое выступление Ибак-хана и ногаев сопровождалось заверением «дружбы, братства и единачества», иначе говоря, Шибаниды и ногаи выступали «единым фронтом» с Крымом и Москвой против большеордынских «казаков». Такая трактовка не позволяет согласиться с предложенной А.К. Бустановым датировкой посольства - лето 1493 г. Составление текста грамоты исследователь относит к рубежу 1492-1493 гг., учитывая при этом большое расстояние Тюмени от Москвы. Тем самым контекст грамоты подгоняется под совместный поход Ибак-хана и ногаев на Хаджи-Тархан в октябре 1492 г. (Бустанов, 2011, с.32).
В посольских книгах действительно фигурирует дата «лета 7002 года» (Посольская книга, 1984, с.48), однако этот факт никак нельзя увязать с календарным летом. Показательным примером в данном случае может выступать дата отправки вышеупомянутого посольства во главе с Констатином Малечкиным - «лета 7002 года, месяца ноября» (Памятники, 1884, с.200). Сообщение в памяти о «поезде дни за три», в нашем понимании означает прибытие сибирского посольства за три дня до отправки крымского, в результате чего можно предложить уверенную датировку ноябрем 1493 года.
«..промеж Ченгосовых царевых детей, наш отец Шибал царь стоит с твоим юртом в оприш-нину, и друг и брат был.». Словосочетание «в опришнину» в данном случае понимается как «в особенности» (Срезневский, 1902, с.364, стб.694). Смысл фразы можно расшифровать так: помимо других потомков Чингисхана, Шибан дружил с русскими князьями («особенные отношения»).
Упоминание о дружбе, братстве и «особенных отношениях» вряд ли несет в себе какую-то определенную историческую подоплеку; по мнению А.К. Бустанова в образе «Шибала» воплотилась рефлексия о деятельности династов из улуса Шибана во время Замятни середины XIV в. (Бустанов, 2011, с.30). Вместе с тем, налицо конструирование «братских» отношений между двумя государствами: этот оборот был использован для попытки подчеркнуть мирный характер посольства, напомнив о якобы существовавших некогда дружественных контактах.
Упоминание об «Атамыровом и Номогановом юрте» вызвало отклик в историографии, где исследователи пришли к единодушному мнению об упомянутых юртах как еще одном наименовании Большой Орды (Трепавлов, 2002, с.108; Зайцев, 2006, с.49-51).
Фраза «Тимер Кутлуева сына убивши, Саински есми стул взял» определенно свидетельствует о событиях 1481 года, повлекших за собой убийство хана Ахмата. Схожее мнение уже высказывалось исследователями (Маслюженко, 2008, с.100-101; Бустанов, 2011, с.30). Впрочем в другой своей работе Д.Н. Маслюженко склонился к мысли, что фраза о «Саинском стуле» засвидетельствовала успешность нового похода (Маслюженко, 2016, с.9). Вряд ли с этим можно согласиться хотя бы потому, что отправка послания была сопряжена с началом похода, а его итоги не фигурируют в источниках.
«..да ещо сам с братьями и с детьми условившыся, а великого князя детей на княженье учинив, на отцов юрт на Волзе пришед стою..». Первая часть фразы свидетельствует о подготовке будущего похода. Упоминание об «отцовом юрте», вероятно, восходит к «особенным» отношени-
ям Шибана и русского князя. В действительности, сложно говорить о поволжских владениях Ши-банидов, приобретенных в новом походе: скорее здесь речь идет о месте отправки грамоты.
«....Ино как по первым по нашим, по тому же братству нашему примета, Алягам царь стоит, того прошу у тебя, да как его дашь нам, и дружбу и братству примета то стоит..». В словаре И.И. Срезневского «приметати», значит побуждать (Срезневский, 1902, стб.1430). Таким образом, в данной фразе, «побуждением» к «дружбе и братству» выступает возвращение хана Али.
«..Да отца своего места ищущи, на Темер Кутлуева сына ратью сел есми на конь..». Если вторая часть фразы определенно говорит о новом походе против ахматовичей, то смысловая часть первой представляется трудно реконструируемой. Скорее всего, здесь прослеживается связь с поволжскими владениями предков из дома Шибана, участвовавшими в Замятне во второй половине XIV века. Однако такая реконструкция представляется умозрительной.
Оставшаяся часть послания содержит в себе стандартное требование хана отпустить своего пленного союзника.
Общий смысл послания заключается в следующем. Хан Ибак и «все князи», отправившись в очередной поход осенью 1493 года, будучи уже на Волге, отсылает очередное посольство во главе с Чюмгуром в Москву, очевидно, без участия представителей ногайской элиты. Смысловая нагрузка грамоты заключалась в попытке напомнить о неких «особенных» и дружеских отношениях предков; в очередной раз выдвигалось предложение об отпуске казанского хана Али для подтверждения дружеских намерений, сообщалось о возобновившихся военных действиях против детей хана Ахмата. Ответная грамота со стороны великого князя содержала в себе лишь заверения в дружбе, желание послать ответное посольство. Сюжет грамоты не позволяет идентифицировать «великодержавные амбиции» Ибак-хана; мы лишь можем утверждать о поддержке коалиции усилий Крыма и Москвы по военному решению «проблемы ахматовичей».
Представляется небезынтересным послание Мусы, отправленное в ответ на пришедшую грамоту от Менгли-Гирея. Содержание его следующее: «Ино слово то: летось на недруга есмя ходили, Бог нам пособново пути не сотворил. И ныне молвит: брат мой Муса мырза, друг твоему друг буду, а недругу твоему недруг буду Ино слово то ведомо было: Ибраим царь брат был, похочет близко братом учинити царь волен, а царю бити челом нас себе братом учинить, и сколко наша сила сяжет, и мы стоим аж даст Бог..» (Памятники, 1884, с.207-208). Первую часть фразы В.В. Тре-павлов связывает с неудачей похода 1492 г. (Трепавлов, 2002, с.129), с чем нельзя не согласиться. Фраза «Ибраим царь брат был» навела Д.Н. Маслюженко на мысль о кончине хана осенью 1493 года (Маслюженко, 2016, с.9). Однако однозначно трактовать мысль Мусы невозможно хотя бы потому, что его послание было отправлено с другими в Крым через три дня после прихода письма от Ибак-хана. Все же уместнее говорить о каких-то разногласиях среди союзников, нежели о реальной смерти Шибанида.
Подытоживая все вышесказанное, отметим, что ногайско-шибанидский альянс, проведший два похода против сыновей Ахмат-хана, закончившихся неудачей, не преследовал своей целью сместить царевичей и поставить на их место Шибанидов. Как минимум, поход 1492 года согласовывался с Крымом и Москвой, которые хотели привлечь ногаев и широкой коалиции против «ахматовичей». Помимо вполне резонного желания собрать как можно больше союзников, Иван III также рассчитывал отвлечь Мусу и Ибак-хана от походов против Казанского ханства, однако как следует из дальнейших событий (поход Мамук-хана против Казани - прим.) эта политика не принесла должного эффекта.
Очередное послание Ибак-хана, привезенное в ноябре 1493 года в Москву, предваряло собой новый поход против Саид-Ахмеда и Шиг-Ахмеда, а не являлось ответом на предыдущий. Само послание выполнено в исключительно мирном ключе. Задействованная «историческая часть» продиктована желанием со стороны Ибак-хана продолжать конструктивный диалог. В свою очередь ответ Ивана III подчеркивал необходимость ответного посольства. Состоялось оно или нет - в настоящее время неизвестно. Уход (или смерть - прим.) Ибак-хана с политической арены в корне меняет ситуацию, направляя политическое руководство Тюменского ханства на путь прямой конфронтации с Москвой.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бустанов А.К. Деньги и письма сибирских ханов. Опыт источниковедческого исследования. LAP LAMBERT Academic Publishing, 2011. 60 с.
2. Григорьев А.П. Шибаниды на золотоордынском престоле // Востоковедение. Вып.11. 1985. С.160-
3. Зайцев И.В. Астраханское ханство. М.: Восточная литература, 2006. 303 с.
4. Каргалов В.В. Конец ордынского ига. М.: Наука, 1984. 152 с.
5. Маслюженко Д.Н. Этнополитическая история лесостепного Притоболья в средние века. Курган: Издательство Курганского гос.ун-та, 2008. 168 с.
6. Маслюженко Д.Н. Крымские сюжеты в политической истории Тюменского и Сибирского ханств // Средневековые тюрко-татарские государства. 2016. № 8. С. 7-13.
7. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Ногайскою Ордами и с Турцией. Т.1. С 1474 по 1505 гг. Эпоха свержения монгольского ига в России // Сборник ИРИО. Т.41. СПб., 1884. 620 с + XXII с.
8. Парунин А.В. Дипломатические контакты Московского великого княжества и Тюменского ханства в 1480-е - начало 1490-х гг. // Средневековые тюрко-татарские государства. Сборник статей. Выпуск 2. Казань: Изд-во «Ихлас», 2010. С.266-274.
9. Пономарев А.Л. Ибрагим, сын Махмудека: вхождение во власть и кошельки (1) // Золотоордынское обозрение. 2014а. №1(3). С.128-162.
10. Пономарев А.Л. Ибрагим, сын Махмудека: вхождение во власть и кошельки (2) // Золотоордынское обозрение. 2014б. №2(4). С.191-225.
11. Посольская книга по связям России с Ногайской Ордой 1489-1508 гг. / В.И. Буганов [отв. ред.]. М.: Институт истории АН СССР, 1984. 88 с.
12. Почекаев Р.Ю. Цари Ордынские. Биографии ханов и правителей Золотой Орды. СПб.: ЕВРАЗИЯ, 2012. 464 с.
13. ПСРЛ. Т. 12. Летописный сборник, именуемый Патриаршей, или Никоновской летописью. СПб., 1901. 266 с.
14. Рева Р.Ю., Казаров А.А., Зайончковский Ю.В. Монеты хана Ибрахима (текст 2012 г.) // Труды ГЭ LXXXI. Материалы и исследования отдела нумизматики. «Два века мусульманской нумизматики в России. Итоги и перспективы». Санкт-Петербург: Изд-во Государственного Эрмитажа, 2017. С.198-211.
15. Срезневский И.И. Материалы для словаря древне-русского языка по письменным памятникам. Том II. Л-П. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1902. 917 с., 1802 стб.
16. Трепавлов В.В. Тайбуга. «На Мангытском юрте третий государь» // Татапса. № 1. 1997/1998. Казань, 1997. С.96-107.
17. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2002. 752 с.
Список сокращений
ИРИО - Императорское Русское историческое общество
ПСРЛ - Полное собрание русских летописей
A. V. Parunin
TO THE QUESTION OF THE «GREAT-POWER» POLICY OF SHIBANID IBAK KHAN
Siberian statehood of the late XV-XVI centuries is reflected in written sources least consistently and intensively. In part, this is due to the geographical distance of the state formations of the Siberian Shibanids, their weak integration into the political and cultural space of the Volga Turkic and Tatar states. For the last decades of the fifteenth century, the history of the Tyumen Khanate was inextricably linked with the history of the Nogai Horde, which sought to gain a foothold in the foreign policy arena. These attempts were reflected primarily in the ambassadorial documentation. According to the materials of the ambassadorial books, the biography of Shibanid Ibak Khan, who was involved in the murder of Khan Akhmat in 1481, in Western affairs, is almost entirely traced. In historiography, the foreign policy activity of the Tyumen khanate was usually interpreted as an attempt to consolidate itself on the Golden Horde throne, thus resuscitating the failed state. This article offers a different vision and solution to the Shibanid involvement in Volga region. It is suggested that the main leitmotif of Ibak Khan's foreign policy is not to see the desire to become another Golden Horde khan, but to gain a foothold in the political reality that was formed in the Volga region.
Keywords: Tyumen khanate, nogai, shibanid, Ibak, embassy books, Big Orda, Crimea.
Сведения об авторе:
Парунин Алексей Владимирович - главный специалист Государственного научно-производственного центра по охране культурного наследия Челябинской области (г. Челябинск); [email protected]
Parunin Aleksey - Chief Specialist of the State Research and Production Center for the Protection of the Cultural Heritage of the Chelyabinsk Region (Chelyabinsk)