CC BY
33УДК 94(100)«1939/45»
АРЕСТОВ И.Н.
К ВОПРОСУ О ТАНКОВОМ ПРОТИВОСТОЯНИИ ПЕРИОДА КУРСКОЙ БИТВЫ: НОВЫЕ ШТАМПЫ И ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕАЛИИ
Ключевые слова: Курская битва, Курская дуга, Обоянь, Кочетовка, Камышинское танковое училище, Омский автобронетанковый инженерный институт, Челябинский учебный автобронетанковый центр, Т-34.
За 75 лет, прошедших после битвы на Курском выступе в ее освещении историками и публицистами произошли радикальные перемены. Сначала широкой аудитории были доступны описания воинских подвигов, умелого руководства военачальников, действий экипажей и артиллерийских расчетов неких частей под аббревиатурой «N-ская». В целом, это было объяснимо, учитывая, что те же воинские формирования все еще находились в строю, нередко под тем же номером. Способы и методы ведения ими боевых действий, опыт управления, организации взаимодействия войск, при наличии аналогичного вооружения и техники, как и их тактико-технические характеристики, подпадали под грифы ограниченного доступа. Исследование этой и других битв являлись тогда в основном уделом командно-штабных органов, военных научных и образовательных учреждений. Так, в 1953 году Воениздат Минобороны СССР выпустил книгу полковника И.И. Маркина «Курская битва», где приводились лишь наименования фронтов сражавшихся советских войск, самое большее -нумерация корпусов на схеме-вкладыше [1]. Другую крайность можно наблюдать сегодня - с обилием цифр, «скрупулезным» подсчетом своих и чужих сил и средств, их потерь, безмерной массой сомнительных фактов, нередко противоречащих друг другу даже в рамках одной публикации, но вполне категоричных. Постфактум, по Ш. Руставели: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». В статье изучен ряд новых тезисов, существенно искажающих картину Курской битвы. В частности, рассмотрены «сенсационные» утверждения о массовых отказах советских танкистов идти в бой против новейших немецких танков, а также об их недостаточной боевой выучке. На основе документов военной прокуратуры, танковых училищ, отдельных танковых частей воссоздается реальная картина учебы танкистов, а также их участия в боях, уточняются отдельные эпизоды Курской битвы.
ARESTOV, I.N.
TO THE QUESTION ON THE TANK CONFRONT OF THE PERIOD OF THE KURSK BATTLE:
NEW STAMPS AND HISTORICAL REALITIES
Keywords: Kursk Battle, Kursk Bulge, Oboyan, Kochetovka, Kamyshin Tank School, Omsk Automobile Armored Engineering Institute, Chelyabinsk Training Auto Armored Center, T-34.
For the 75 years since the Battle of Kursk in its reflection by publicists, historians or masters of the artistic word, radical changes have taken place. First, a wide audience was available descriptions of military exploits, skilful leadership of military leaders, actions of crews and artillery calculations of certain parts under the abbreviation "Nth". That, in general, is understandable, given the time period, too short, since the time-honored battles. Since the same military formations were still in the ranks, often under the same number. The methods and methods of conducting combat operations, the experience of control, the organization of the interaction of troops, in the presence of similar weapons and equipment, as well as their tactical and technical characteristics fall under the restricted access griffs. Therefore, research, description and study of this and other battles at that time were the lot of command-staff bodies, military scientific and educational institutions. Even in 1953 the Military Publishing House of the USSR Ministry of Defense published the book of Colonel Markin II. "The Battle of Kursk", which lists only the names of the fronts of the battling Soviet troops, at the very least - the numbering of the corps on the liner scheme. [1]. The other extreme can be observed today. With an abundance of figures, a scrupulous calculation of their own and the enemy's forces and assets, their losses, an immense mass of doubtful facts, often contradicting each other within the framework of one publication, but quite categorical, on this basis, of assessments, forecasts and recommendations after the fact by Sh. Rustaveli: Everyone thinks of himself as a strategist, seeing the fight from the side." The article explored a number of new theses, significantly distorting the picture of the Battle of Kursk. In particular, they considered "sensational" allegations about the massive refusals of Soviet tankers to go into battle against the newest German tanks, as well as about their inadequate combat skills. On the basis of the documents of the military prosecutor's office, tank schools, and individual tank units, it recreated the real picture of the training of tankers, as well as its participation in battles, and it specified the individual episodes of the Battle of Kursk.
Несмотря на то, что Великая Отечественная война становится для нас все более далеким прошлым, страсти вокруг нее кипят нешуточные. В научной литературе и публицистике время от времени появляются удивительные «открытия», явно искажающие события тех героических лет. Образцом недобросовестных утверждений, в частности, является получивший широкое хождение (особенно на электронных ресурсах) тезис о
массовых отказах советских танкистов воевать в Курской битве на открытой местности против немецких танков. Прежде всего, речь идет о новых типах танков - так называемых «Тиграх», оснащенных усиленной броневой защитой и 88-мм орудиями, и «Пантерах» (75 мм. пушка), способных с безопасной для себя дистанции (до 2-х и более километров. у «Пантеры» и 2,5 и более - у «Тигра»), поражать вооруженные 76,2-мм пушками Т-34, экипажи которых якобы без боя оставляли свои боевые машины.
Абстрагируясь от хорошо известных технических характеристик основных танков сторон в Курской битве - советских Т-34, старых (Pz.IV и Pz.ni) и относительно немногочисленных новых («Пантеры», «Тигры») немецких машин - рассмотрим действия личного состава советских танковых подразделений. Чтобы сойти с зыбкой почвы слухов и домыслов «очевидцев», обратимся к документам. В данной связи, несомненный интерес представляют копии докладных записок, поступивших военному прокурору 1 танковой армии (ТА) полковнику юстиции Д.И. Потёмкину о работе военной прокуратуры 31 танкового корпуса (ТК) за 3 летних месяца 1943 года, представленных им затем для сведения командованию.
В частности, в них указано, что в течение июля 1943 г., особенно в период наиболее ожесточенных оборонительных боев Воронежского фронта - с 6 по 18 число (указано в документе - прим. авт.), в соединениях и частях корпуса были совершены преступления десятью военнослужащими. Один из них - командир танка Т-34 из 237-й танковой бригады (ТБр) лейтенант П., приговоренный в итоге к расстрелу, 7 июля отдал приказание экипажу оставить танк, получивший во время боя от артиллерии противника повреждение, даже не сняв с него вооружения, хотя тот мог свободно следовать своим ходом. Сам же лейтенант ушел на командный пункт бригады, доложив, что танк подбит и сгорел. Механик-водитель Т-34 той же бригады - сержант Ш. был приговорен к 10 годам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора в порядке примечания 2 к статье 28 УК РСФСР (с правом на искупление вины в штрафном подразделении), за то, что 8 июля во время бомбежки противником поля боя, оставил его, заявив командованию, что танк разбит и все члены экипажа убиты. Однако его экипаж в это время продолжал выполнять боевую задачу [2, л.89 об.]. Приведенные факты оставления танков по вине отдельных военнослужащих, но не всего экипажа (!), показывают несостоятельность вышеуказанных обобщений без приведения надлежащих доказательств по времени и месту и явную предвзятость в оценке описываемых событий.
Для сравнения, дабы в динамике увидеть, как мужали воины в боях, и как крепла их воинская дисциплина, приведем аналогичные данные за июнь - август - в их динамике. Документы показывают, что если в июне, то есть до начала активных боевых действий, к уголовной ответственности были привлечены 6 военнослужащих этого корпуса (главным образом, за разбазаривание и расхищение военного имущества и самовольные отлучки на почве пьянства), то в августе - «в ходе наступательных боев», как это следовало из очередной докладной записки, не только «не было тех недостатков, которые имели место в июльских оборонительных боях», но количество всех преступлений резко сократилось. Всего было зафиксировано 3 случая, из них два членовредительства и один - неисполнения приказа [2, л.л. 89 об.; 127-129].
Еще одним аспектом вольных умозаключений некоторых исследователей, к примеру Л.Н. Лопуховского, является вывод о спешной и слабой, в условиях возросших масштабов производства и поставки техники на фронт, подготовке участвовавших в боях на Курской дуге танковых экипажей, особенно командного звена. Поэтому они якобы серьезно уступали подготовке немецких специалистов [3, с. 375; 512-513]. По мнению таких историков, именно потому советские войска несли несоизмеримые с немцами потери. Ни много, ни мало! Хотя общеизвестно, что противнику, ввиду громадных потерь, понесенных на советском фронте в ходе Курской битвы, также не хватало времени на полноценное восполнение специалистов для всех родов войск. Подчеркнем, это обнаружилось задолго до объявленной в Германии
тотальной мобилизации! Что же касается преимуществ немецкой системы подготовки, риторический вопрос о том, кто кого победил в той войне, полагаем, не требует ответа.
Однако сам вопрос о характере подготовки советских танкистов в данном контексте целесообразно рассмотреть более детально. Примером того, как на самом деле готовились советские воины, в том числе дошедшие до Берлина и Праги танкисты, может стать одно из танковых училищ, ныне известное как Омский автобронетанковый инженерный институт. Об эффективности этого учебного заведения красноречиво свидетельствует уже тот факт, что свыше тридцати его выпускников стали Героями Советского Союза.
История училища берет начало с момента организации 5 декабря 1939 года на основании директивы заместителя Наркома Обороны СССР №117913сс Осиповичского пехотного училища (Белорусская ССР, Могилевская область). Уже 31 декабря здесь приступили к занятиям курсанты первых двух батальонов [4, л.л.2-4]. По месту последующей дислокации училище именовалось Бобруйским, Сталинградским, наконец, Камышинским военно-тракторным, реорганизованным, в соответствие с приказом Наркомата обороны от 13.01.42г., в Камышинское танковое училище [5, л.47]. В Камышине, куда приказом войскам Северо-Кавказского военного округа №0495 от 5 августа 1941 года было передислоцировано училище, согласно другому приказу от 22 августа №0541, на его начальника полковника П.Ф. Будникова были возложены обязанности еще и начальника гарнизона города [6, л.л.2-3]. С этого времени Камышин занял особое место в славной истории подготовки командиров танков и танковых взводов для средних танков Т-34, многие из которых участвовали и в Курской битве - против тех, кто прошел, якобы, лучшую систему подготовки - танкистов Клюге и Манштейна.
25 января 1942 года в Камышинском училище в торжественной обстановке был отмечен первый выпуск курсантов предыдущего набора [5, л.96]. При этом курсанты, зачисленные в период июня-сентября 1941 года и приступившие к занятиям в сентябре, продолжили их по 8-ми месячной программе обучения. Для них учеба растянулась фактически до июня 1942 года, когда список сдавших государственные экзамены в количестве 511 чел. был представлен в Главное управление кадров Главного автобронетанкового управления Красной Армии (ГУК ГАБТУ КА) [7].
Нужно особо отметить, что отбор кандидатов в училище, в том числе из числа участников боевых действий, с пересыльных пунктов, из воинских частей или военкоматов проводился на регулярной основе почти каждый месяц. В зависимости от образовательного уровня, курсанты направлялись либо в уже приступившие к занятиям роты, либо во вновь формируемые учебные подразделения. Курсантов, не успевших освоить программу, в силу своей слабой начальной подготовки, либо же ввиду длительного отсутствия на занятиях по болезни, нередко переводили в роты с более поздним сроком выпуска. Отметим также, что и после выпуска молодые танкисты еще довольно долго находились в училище. Сначала в ожидании приказа НКО о присвоении воинских званий по результатам сдачи экзаменов. Сдавшие их на «отлично» и «хорошо», становились лейтенантами, на «удовлетворительно» -младшими лейтенантами. Те, кто не сумел получить и такую оценку, пополнял ряды младшего начсостава. Среди 723 выпускников августа 1942 года таковых оказалось 64 чел. [8, л.151], а вот среди выпускников сентября не получил офицерского звания только один. Остальные 400 человек 21 октября стали командирами среднего звена [9, л. 249; 10, л.л. 347357]. Все они затем последовательно, по мере получения разнарядок от вышестоящих инстанций, убывали к новому месту службы. В итоге, лица, сдавшие экзамены в июне и августе 1942 г., покинули училище в течение последующих 2-х месяцев, а представленные к выпуску в сентябре - вплоть до декабря. И это в условиях сложившейся тогда крайне тяжелой обстановки на южном фланге фронта - исключая события 1941 г., самой тяжелой за все время войны (по воспоминаниям военачальников той поры).
Причем, как правило, в большинстве своем молодые офицеры отправлялась вначале не на фронт, а в отдельные запасные и учебные танковые части и автобронетанковые центры (УАБТЦ), где продолжали обучение и приобретали практические навыки по тактической,
огневой и технической подготовке. Кстати, в Камышинском училище последняя была организована примечательным образом. На заключительном этапе обучения курсанты на ротационной основе поротно командировались на стажировку или производственную практику на Сталинградский тракторный завод приблизительно на 2 недели. Там они осваивали материальную часть, принимая непосредственное участие в изготовлении и ремонте танков. Причем трудились танкисты на заводе с полной самоотдачей и пониманием того, насколько срочно они нужны фронту в эти грозные летние дни 1942 года. Добросовестный и даже самоотверженный труд будущих командиров нашел отражение в приказах по училищу. Например, 21 июля получили благодарность и были награждены денежными премиями 14 человек из 3-х рот в размере от 30 до 120 рублей каждый [8, л.л.52-55]. Нет необходимости объяснять, насколько полезным в боевых условиях являлся полученный на заводе опыт.
Со Сталинградским тракторным заводом была самым тесным образом связана деятельность Сталинградского УАБТЦ, формировавшего маршевые танковые подразделения для отправки на фронт и оказавшегося в городской черте к моменту прибытия в этот центр в сентябре 260 выпускников училища. Им и еще 180 командирам, направленным в распоряжение отделов кадров автобронетанкового управления (АБТУ) Сталинградского и Юго-Восточного фронтов, пришлось довольно быстро применить свои знания и выучку в боевых условиях. Ввиду чрезвычайной обстановки, это стало скорее исключением, так как 180 человек того же выпуска сначала убыли в 20 отдельный танковый батальон (отб) в город Сормово, а 30 чел.- в 22 учебный танковый батальон (утб) Челябинского УАБТЦ [8, л.л. 139143; 173-175].
Отметим, что сентябрьский выпуск училища практически в полном составе продолжил подготовку и после его окончания. Так, еще длительное время он был задействован на хозяйственно-строительных работах по обустройству училища на новом, совершенно не приспособленном для организации учебы месте - в Бер-Чогур, Актюбинской области, Казахской ССР. Именно сюда Камышинское училище, начиная с 17 сентября, было передислоцировано 4-мя эшелонами [8, л.л. 165; 169-170; 9, л.249]. В итоге, лишь 15 ноября -первая и 18 ноября - вторая партии в количестве 110 и 109 чел., соответственно, были отправлены в Челябинский УАБТЦ [8, л.л.245-246 об.; 11, л.л. 78, 85]. Туда же в середине декабря убыли еще 45 чел., а 57 чел.- в 27 отб в Свердловск и 75 чел. - в распоряжение командира 2 запасного танкового полка (зтп) в Нижний Тагил [8, л.л. 282-283 об.].
То, насколько напряженной и предметной была дальнейшая подготовка танкистов, можно понять из обращения начальника Челябинского УАБТЦ комбрига В.И. Подшивалова (видимо, еще не прошедшего аттестацию) к Председателю облисполкома (копии - секретарю обкома ВКП (б) и заведующему Облторготделом) от 11 января 1943 года в контексте проблем с питанием начальствующего состава учебных батальонов. Поскольку батальоны насчитывали по 2000-2100 человек, при выполнении задач по подготовке и укомплектованию маршевых рот тяжелых и средних танков по 15-ти дневной программе обучения в поле, на стрельбище и танкодроме, ежедневная нагрузка комсостава достигала 12-14 часов. Кроме того, в течение 2-3 дней было необходимо получить материальную часть с завода, провести трехдневные тактические учения в поле с отрывом от столовых на удалении 20-25 км. и, наконец, восстановив материальную часть после учений, произвести погрузку всех видов боевого имущества в эшелон [12, л.25].
В ходе такой работы, центр подготовил и отправил маршевым пополнением на 27 января 1943 года 2155 экипажей Т-34. Причем в январе - 211, за весь 1942 год -1922, тогда как в 1941 году - только 22 экипажа [13, л.37.].
В контексте надуманной дискуссии о нехватке подготовленных командиров, важно иметь в виду и то, что не прошедшие такой «доводки» и сразу направленные в действующую армию, бывало, подолгу пребывали в запасных частях, пока танки поступали в боевые части. В этой связи, все более актуальной становилась проблема координации работ по комплектованию войск личным составом и техникой. Вне всякого сомнения, она
представлялась более приоритетной, нежели простое насыщение частей соответствующими кадрами.
Например, на 10 октября 1942 года (временя последнего выпуска, произведенного училищем в Камышине), в 100-й ТБр, из положенных по штату 44 танков Т-34, в наличии имелось только 10 [14, л.76.]. В феврале 1943 года в эту бригаду из резерва 6 (впоследствии 11 гвардейского) ТК, находившегося на Северо-Западном фронте, вместе с танками, наряду с другими командирами, прибыли выпускники Камышинского танкового училища августа-сентября 1942 года, в том числе будущий Герой Советского Союза А.Г. Ачкасов, М.П. Алафиренко, Ф.Л. Алчиев, Г.С. Бондаренко, Г.Н. Брахнов, А.Ф. Иванов, А.И. Киреев, С.З. Ковалёв, П.П. Густов, В.В. Потапенко, И.Д. Хотян, А.Г. Шпак [15, л.л. 35-35 об.]. Однако прошло еще 3 месяца до того, как 20 мая в бригаду дополнительно поступили положенные по штату 18 танков Т-34 [15, л.77.]. Более того, уже находясь в составе сформированного в 1 ТА Воронежского фронта 31 ТК, вплоть до начала июльских боев все экипажи продолжали заниматься по утвержденной командованием программе боевой подготовки.
Таким образом, только лишь спустя минимум 10 месяцев после окончания училища многие его выпускники вступили в бой в ходе Курской битвы, будучи вполне зрелыми командирами и умелыми танкистами.
Другая проблема, характерная для современных версий, причем не одной только Курской битвы, - это некритичное использование непроверенных данных и документов, нередко тиражируемых затем некоторыми известными издательствами в публикуемых ими книгах.
Например, в одной из них упоминается захват противником деревни Кочетовка 8 июля. На наш взгляд, такого рода неточности недопустимы не столько по формальным соображениям, сколько как проявление настоящего неуважения к памяти командиров и рядовых, в частности 100 ТБр, которые еще более суток сражались на том рубеже - рубеже между жизнью и смертью, и оставили его по приказу командования 31 ТК. Причем произошло это лишь после того, как враг, с отходом на запад 242 ТБр, заняв Сухосолотино и южную окраину Кочетовки, стал обходить боевые порядки соединения с тыла, а затем в 8 раз превосходящими силами с 2-х сторон повел наступление на Кочетовку, пытаясь прорваться на Обоянь. Именно в этот период 100 ТБр понесла наибольшие потери. Согласно журналу боевых действий бригады, заняв оборону по восточной окраине Кочетовка и оседлав дорогу с хутора Весёлый, на 22.00 час. 8 июля она имела в своем составе 22 Т-34. А сутки спустя - к 3.00 10 июля - времени выхода в район Шипы и занятия там обороны - в бригаде осталось всего 5 танков данного типа. До этого, - с началом участия бригады в боях 7-го и до вечера 8 июля она не досчиталась 11 танков [16, л.л.4-5]. Согласно другому донесению о боевом и численном составе бригады на 10 июля, последствия этих боев выглядят еще более тяжелыми. В строю в нем были показаны всего 2 Т-34 [17, л.345].
Кроме донесений о потерях в период с 5 по 10 июля по бригаде в целом, из которых ясно, что большинство их пришлось на период сражения за Кочетовку, показательно донесение о выбывших из строя 12 человек из состава управления бригадой. Все они, включая командира, - гвардии полковника Н.М. Иванова, были ранены или убиты именно 910 июля [18, л.л. 1; 35-36 об.]. Таким образом, получается, что современные историки «сдали» Кочетовку заблаговременно - еще до тех героических дней, когда в боях за нее 100 ТБр понесла свои максимальные потери.
Возвращаясь к навязываемым некоторыми «историками» стереотипам о многочисленных случаях дезертирства советских танкистов, ввиду якобы осознания ими ситуации безысходности, следует заметить, что, напротив, они проявляли не только массовый героизм, но и подлинную смекалку, находя и применяя самые различные способы противоборства с новейшими немецкими танками, нивелирующие преимущества последних.
В частности, особенно широко ими применялись приемы, связанные с умелым использованием рельефа местности. Например, при обороне Кочетовки позиции 100-й ТБр, оборудованные вдоль реки Солотинка, как это видно по имеющимся картам, находились
существенно ниже уровня прилегающей местности. Поэтому расстояние от берега до гребня открытого пространства, по личному наблюдению автора, составляло около 400 метров, что во многом выравнивало возможности сторон в танковых дуэлях. Наряду с этим, экипажами советских танков активно применялись засады и открытие огня из-за естественных укрытий (перелесков, возвышенностей, оврагов и т.д.) - с кратковременным выдвижением танков на незащищенные участки. В данной связи, ими грамотно учитывалось то, что тяжелые немецкие боевые машины были заметно менее маневренными.
Еще одним важным способом борьбы с новейшими немецкими танками стала преднамеренная оборона закопанными по башню танками, с отказом от контратакующих действий. В частности, об этом свидетельствует обращение командующего 1 ТА генерал-лейтенанта танковых войск М.Е. Катукова, просившего Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина об отмене танкового контрудара, назначенного командованием Воронежского фронта. Из его же воспоминаний известно о том, как 8 июля командир танковой роты 200-й танковой бригады 6 ТК лейтенант М.К. Замула, управляя боем, умело прикрывался дымом подбитого и чадящего немецкого «тигра». В итоге, к нему вскоре прибавились еще 17 вражеских танков, так и не преодолевших бронированный заслон, организованный этим офицером, удостоенным за свой подвиг звания Героя Советского Союза [19, с. 219-220; 233]. Между прочим, он также являлся выпускником Камышинского танкового училища, убывшим из него, как упоминалось ранее, в сентябре 1942 года вместе с другими 180 молодыми командирами в 20 отб. [8, л.л. 139-143].
Вот так битва, завершившаяся 75 лет тому назад, продолжается, но уже на полях истории.
Литература и источники
1. МаркинИ.И. Курская битва. - М.: Воениздат, 1953. - 118 с.
2. Центральный архив Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ). Ф.3421. Оп.2. Д.6.
3. Лопуховский Л. Прохоровка. Без грифа секретности. - М.: Эксмо, 2005. - 624 с.
4. Российский государственный военный архив (РГВА). Ф.34912. Оп.1. Д.4725.
5. ЦАМО РФ. Ф.60119. Оп.35345. Д.6.
6. ЦАМО РФ. Ф.60119. Оп. 35344. Д.1.
7. ЦАМО РФ. Ф.60119. Оп.35345. Д.9.
8. ЦАМО РФ. Ф.60119. Оп.35345. Д.8.
9. ЦАМО РФ. Ф.60119. Оп. 35344. Д.11.
10. ЦАМО РФ. Ф.38. Оп.11385. Д.28.
11. ЦАМО РФ. Ф.60119. Оп.35345. Д.10.
12. ЦАМО РФ. Ф.4849. Оп.1. Д.19.
13. ЦАМО РФ. Ф.4849. Оп.1. Д.20.
14. ЦАМО РФ. Ф.3192. Оп.1. Д.31.
15. ЦАМО РФ. Ф.3192. Оп.2. Д.12.
16. ЦАМО РФ. Ф.3192. Оп.1. Д.9.
17. ЦАМО РФ. Ф.3192. Оп.2. Д.14.
18. ЦАМО РФ. Ф.3192. Оп.2. Д.13.
19. Катуков М.Е. На острие главного удара. - М.: Воениздат,1974. - 429 с.
References and Sources
1. Markin I.I. Kurskaya bitva [The Battle of Kursk]. Moscow: Military Publishing, 1953. 118 p.
2. Central'nyj arhiv Ministerstva oborony RF (CAMO RF) [Central Archive of the Ministry of Defense of the Russian Federation (CAMO RF)]. F.3421. Op.2. D.6.
3. Lopuhovskij L. Prohorovka. Bez grifa sekretnosti [Prokhorovka. Nonclassified]. Moscow: Eksmo, 2005. 624 p.
4. Rossijskij gosudarstvennyj voennyj arhiv [Russian State Military Archive]. F.34912. Op.1. D.4725.
5. CAMO RF. F.60119. Op.35345. D.6.
6. CAMO RF. F.60119. Op. 35344. D.1.
7. CAMO RF. F.60119. Op.35345. D.9.
8. CAMO RF. F.60119. Op.35345. D.8.
9. CAMO RF. F.60119. Op. 35344. D.11.
10. CAMO RF. F.38. Op.11385. D.28.
11. CAMO RF. F.60119. Op.35345. D.10.
12. CAMO RF. F.4849. Op.1. D.19.
13. CAMO RF. F.4849. Op.1. D.20.
14. CAMO RF. F.3192. Op.1. D.31.
15. CAMO RF. F.3192. Op.2. D.12.
16. CAMO RF. F.3192. Op.1. D.9.
17. CAMO RF. F.3192. Op.2. D.14.
18. CAMO RF. F.3192. Op.2. D.13.
19. Katukov M.E. Na ostriye glavnogo udara [On the point of the main strike]. Moscow: Military Publishing, 1974. 429 p.
АРЕСТОВ ИГОРЬ НИКОЛАЕВИЧ - кандидат исторических наук, профессор Академии военных наук, Генеральный директор Некоммерческого партнёрства «Центр социальных и экономических программ».
ARESTOV, IGOR N. - Ph.D. in History, Professor of the Academy of Military Sciences, Director General of the Non-Profit Partnership "Center for Social and Economic Programs" (n-ppcsep@mail.ru).
УДК 94(560)«196»:327(47+57)
ЙЕШИЛБУРСА, Б.К. ОТ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ К РАЗРЯДКЕ: ТУРУЦКО-СОВЕТСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ПО БРИТАНСКИМ ДОКУМЕНТАМ 1960-Х ГГ.
Ключевые слова: Турция, Россия, Советский Союз, турецко-советские отношения, внешняя политика Турции, холодная война, разрядка напряженности.
В статье осуществлен анализ перехода к политической разрядке между Турцией и Советским Союзом в 1960-е - начале 1970-х гг. Показано, что успешное разрешение Карибского кризиса 1962 года и связанный с этим вывод из Турции американских ракет средней дальности, оказали позитивное влияние на советско-турецкие отношения. Развитие этих отношений было во многом обеспечено достижением взаимопонимания по проблеме Кипра. Показано, что Турция была заинтересована в том, чтобы получить помощь в реализации своих планов экономического развития. Улучшение отношений с СССР позволило также турецкому правительству продемонстрировать свою независимость от Запада. Тем не менее, его политика продолжала оставаться весьма осторожной, ввиду традиционного турецкого страха перед «русским экспансионизмом». В итоге, СССР потерпел неудачу в своих попытках в 1960-х - начале 1970-х годов заключить новый пакт о ненападении или договор о дружбе с Турцией, получив в 1972 году только «Декларацию принципов добрососедских отношений».
YESILBURSA, BEHCET KEMAL FROM COLD WAR TO DETENTE: TURCO-SOVIET RELATIONS ACCORDING TO BRITISH
DOCUMENTS (1960-s)
Keywords: Turkey, Russia, Soviet Union, Turco-Soviet Relations, Turkish Foreign Policy, cold war, defusing tensions.
In the article analyzes the transition to political détente between Turkey and the Soviet Union in the 1960-ies - early 1970-ies. It is shown that the successful resolution of the Caribbean crisis of 1962 and the associated withdrawal of American medium-range missiles from Turkey had a positive impact on Soviet-Turkish relations. The development of these relations was largely ensured by the achievement of mutual understanding on the problem of Cyprus. It is shown that Turkey was interested in receiving assistance in the implementation of its economic development plans. Improving relations with the USSR also allowed the Turkish government to demonstrate its independence from the West. Nevertheless, its policy continued to remain very cautious, in view of the traditional Turkish fear of "Russian expansionism." As a result, the USSR failed in its attempts in the 1960-ies - early 1970-ies to conclude a new nonaggression pact or friendship treaty with Turkey, having received in 1972 only the "Declaration of the Principles of Good-Neighborly Relations".
Кубинский кризис 1962 года непосредственно повлиял на советско-турецкие отношения, поскольку в какой-то момент русские, стремясь к его преодолению, предложили вывести американские ракеты «Юпитер» (ракеты средней дальности, размещенные в Турции и Греции 1957 г. - ред.) из Турции в обмен на вывод собственных ракет с Кубы. США отказались торговаться. Они уже пытались получить согласие Турции на такой вывод, и ракеты были фактически удалены в начале 1963 года, поскольку после появления на американских подводных лодках ракет «Поларис» (Polaris) базы больше не имели решающего значения для американской политики. В своем стремлении обеспечить хотя бы денуклеаризацию, если не полный вывод американских баз из Турции, русские уже неоднократно предупреждали, что присутствие баз США на территории Турции может вовлечь ее в ядерную войну, в которой на кону окажутся ее национальные интересы. Кубинский кризис актуализировал данную тему; турецкое «общественное мнение» и пресса начали критиковать отношения Турции с Соединенными Штатами. При этом они заняли конфронтационную позицию в отношении правительства, которое желало сохранить ракеты в попытке обеспечить защиту страны американцами из опасения того, что формула «гибкого ответа» НАТО может означать стратегическое ослабление Турции. Из-за этого, а также из-за
