CC BY
3
К вопросу о сущности общественной опасности
Бессалова Таисия Николаевна,
аспирант, ФГБОУ ВО «Саратовская государственная юридическая академия» E-mail: taisiya_bess@mail.ru
Статья посвящена рассмотрению вопроса определения формулировки «общественная опасности» с семантической точки зрения, определения понятия преступления, а также определению измерения общественной опасности с точки зрения административного правонарушения и уголовно наказуемого деяния. В статье рассматриваются определения преступления, данные научными деятелями. Автором изучены нормативные акты, закрепляющие понятие преступления, а также измерение общественной опасности. Помимо указанного в статье изучено законодательство, в том числе нацисткой Германии; и религиозные направления в законодательстве США Также автором изучены взгляды научных деятелей Российской Федерации, направленные на определение общественной опасности, в том числе А.Э. Жалинского, который определил, что общественно опасным может быть признано причинение и возможность причинения не поддающегося полному возмещению существенного вреда любым конституционным ценностям
Ключевые слова: общественная опасность, преступление, проступок, конституционно-правовые нормы, измерение общественной опасности деяний, административное правонарушение, нормы права, семантика.
Попытки прояснения содержания понятия «общественная опасность» предпринимались в уголовном праве с самого момента появления этого понятия, и в данной статье также предпринимается попытка установить сущность этого самого сложного в понимании признака преступления. На взгляд автора исследования, причины многочисленных противоречий в подходах к уяснению сущности общественной опасности - фундаментальное непонимание того обстоятельства, что общественная опасность - это не просто одна из категорий науки уголовного права; она имеет наиболее тесные взаимосвязи с категорией уголовной политики и в целом имеет гораздо большее отношение к другим социальным наукам, чем к собственно науке уголовного права.
Для распутывания противоречий и сложностей в уяснении сущности общественной опасности прежде всего необходимо обратиться к самому понятию преступления, а точнее, к конструированию этой лексемы. Хотя на настоящий момент в соответствии с морфемным словарем1 в слове «преступление» корень «преступл-» является неделимой морфемой, еще дореволюционный правовед Н.С. Таганцев указывал, что преступное деяние заключает в себе свойство перехода, разрушения, отклонения от чего-либо2. На данный признак преступлений указывает и Артикул Воинский, принятый при правлении Петра 1 и содержавший в том числе нормы уголовного права - так, статьи Артикула сконструированы следующим образом: сначала сформулирована гипотеза или гипотеза + диспозиция нормы, санкция же нередко начинается с фразы «А ежели кто сие преступит..», и такое лицо нередко называется «преступителем». И речь идет явно не столько о нарушении установленного нормой запрета, раз Н.С. Таганцев наделяет совершение преступных деяний в том числе свойством разрушительности: если масштаб оценивается именно как разрушение, скорее всего, дело не только несоблюдении требований нормы. Потому необходимо определиться, какие же свойства уголовно-правового запрета делают его «пересту-пление» разрушительным (и разрушительным для чего именно такое нарушение является).
Сразу необходимо обозначить, что было бы несколько упрощенным утверждать, что разрушительность преступления заключается только в его наибольшей вредности в сравнении с запрета-
1 Морфемный словарь онлайн [Электронный ресурс] URL: https://morphemeonline.ru/%D0%9F/%D0%BF%D1%80%D0%B5 %D1%81%D1%82%D1%83%D0%BF%D0%BB%D0%B5%D0%B D%D0%B8%D0%B5 (дата обращения: 7.11.2023)
2 Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. Т. 1. - М., 1994. - С. 24.
ми, устанавливаемыми нормами других отраслей права. Сравнительный морфемный и семантический анализ понятий, обозначающих нарушения законодательства других отраслей права, также позволяет усмотреть иное, отличное семантико-социальное значение понятие «преступление». Так, административно наказуемые деяния, а также деяния, запрещенные налоговым законодательством и иными отраслевыми нормами, именуются правонарушениями. С учетом того, что понятие «нарушение» имеет два основных значения:
1. Несоблюдение правила, нормы;
2. Сбой, препятствующий нормальной работе механизма, органа, системы.
Немаловажно, что нарушением именуются в том числе, например, ошибки, допускаемые в устной и письменной речи - их могут называть «нарушениями синтаксиса/пунктуации/орфографии» и пр.; таким образом, правонарушение, то есть нарушение правовой нормы, можно воспринимать как несоблюдение правовой нормы - с одной стороны, и как деяние, препятствующее нормальному функционированию отдельных институтов, нормальному течению общественных отношений и пр.
Нарушения правил трудового распорядка и иных локальных нормативных актов и в целом неисполнение работником своих служебных обязанностей именуются дисциплинарными проступками. Понятию «проступок», помимо значений «нарушение трудовой дисциплины», «нарушение менее опасное, чем преступление», присуще также значение «провинность, оплошность, ошибка». Морфемный же анализ позволяет установить, что слово проступок - конфиксное производное от глагола «ступать», имеющего значение «сделать шаг»: таким образом, совершить проступок означает «сделать неверный, ошибочный шаг, заключающий в себе несоблюдение нормы» (семантическое свойство несоблюдения нормы отграничивает от, например, одного из значений глагола «оступиться», который в свою очередь в одном из своих значений содержит скорее семантическое свойство негативной нравственной, этической оценки, нежели несоблюдения нормы). Понятие «дисциплина» означает поведенческую модель, направленную на соблюдение установленного порядка.
Попытки выстраивать понятие общественной опасности от наибольшей вредности натыкаются и на такое очевидное противоречие, как невозможность сопоставления и сравнения вредности некоторых из преступных деяний с вредностью некоторых из деяний, попадающих под состав административных правонарушений. Как можно измерить, что является более вредоносным - совершение преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 158 УК РФ, либо совершение административного правонарушения, предусмотренного составами ст. 6.3 КоАП РФ? Если измерять вред причиненным ущербом, то вред от административного правонарушения может оказаться даже бОльшим в случае, если в результате нарушения санитарно-эпидемических
правил заболел даже один человек, поскольку стоимость лечения может оказаться больше стоимости украденного имущества. Тем не менее, одно из деяний является преступлением, другое - административным правонарушением, и тем не менее, ни в коем случае не стоит считать это ошибкой или недальновидностью законодателя по следующим причинам.
Сама морфемная конструкция слова «преступление» как бы свидетельствует о трансформации, о переходе, влекущем сущностное изменение, а не просто бОльшую вредность. Под «переходом черты», «трансформацией» и «сущностным изменением» ни в коем случае не подразумевается нечто мистическое, но свойство некоторой са-кральности, по крайней мере в более ранние эпохи, усмотреть в уголовно-правовых нормах вполне возможно. В частности, религиозные догмы и основы религиозных учений, помимо собственно основ вероучения, т.е. сотворения мира, жития пророков и т.д., содержат нередко также и нормы, регулирующие повседневную жизнь. И даже с учетом уровня развития общественных отношений в древнем мире трудно не заметить, что наибольшая доля религиозных норм, содержащих запрет, если классифицировать по отраслевому признаку, должна была быть отнесена к нормам уголовно-правовым. Например, христианская догматика, содержит, помимо собственно религиозных норм о единобожии и триединстве бога, также запреты на совершение убийства, кражи и лжесвидетельства. Указание на «божественное происхождение» и особое знание можно найти, например, в преамбулах к уголовно-правовым актам: например, указание на создание с «божиею милостию» содержится в преамбуле к Воинскому Артикулу, но не содержится в прочих законодательных актах петровской эпохи, например, в именном указе от 09.04.1699 «О соблюдении чистоты в Москве и о наказании за выбрасывание сора и всякого помета на улицы и переулки» и иных указах.
Есть лишь одна отрасль права, нормы которой до сих пор несут в себе сходную «печать» са-кральности, и это - конституционно-правовые нормы, притом свойство сакральности усматривается лишь в тех из них, которые не просто относятся к сфере действия конституционного (государственного) права, но содержат нормы, регулирующие правоотношения, которые представляются законодателю самой основой устройства общества. Наиболее известным примером, в котором законодатель ссылается на божественное право, является Декларация независимости США от 04.07.1776: американские отцы-основатели в своем законотворчестве указали в преамбуле Декларации одним из оснований волю Творца, создавшего людей равными и наделившего их неотчуждаемыми правами на жизнь, свободу и стремление к счастью. Собственно, религиозные нормы в древности в некоторых сообществах и цивилизациях также являлись основами, на которых это общество строилось.
5 -о
сз ж
■с
Немаловажно, что указание на фундаментальность конституционных норм содержится в самом термине «конституционный», поскольку слово «constitutio», производное от лат. Constituere -«ставить, помещать; утверждать, вводить», а глагол в свою очередь образован из вариаций морфем cum- (варианты com-, con-, cor-) «с, вместе» и statuere - «ставить», в переводе с латинского означает «устройство, установление». Но и лексема «уголовный» при морфемном разборе также позволяет обнаружить некоторую фундаментальность норм этой отрасли, их конститутивное для общества, государства и власти значение, если эти нормы воспринимаются как «у головы». Таким образом, конституирующая для общества основа -черта, присущая в настоящее время только нормам конституционного и уголовного права (и нормам религиозного права в некоторых из теократических государств).
Из непонимания этого свойства уголовно-правовой исходят попытки игнорирования различий в конструировании норм ст. 14 УК РФ и ст. 2.1 Ко-АП РФ, попытки списать эти различия на недостаток юридической техники законодателя и как следствие попытки наделения свойством общественной опасности не только преступлений, но и административных правонарушений, а то и всех видов правонарушений, предусмотренных нормами иных отраслей права - налогового, бюджетного, трудового, гражданского и других1. Тогда как при учете этого свойства уголовно-правовых норм путаницы становится намного меньше, ведь тогда для самого установления общественной опасности появляется дополнительный инструмент, не относящийся собственно к науке уголовного права. Наиболее близкой в вопросе установления сущности общественной опасности автору исследования представляется позиция А.Э. Жалинского, который утверждал, что общественно опасным может быть признано причинение и возможность причинения не поддающегося полному возмещению существенного вреда любым конституционным ценностям, т.е. всем правовым благам, имеющим конституционный ранг2, в свою же очередь те обстоятельства, которые приведут к наделению тех или иных правовых благ рангом конституционных, не относятся к объектам исследования науки уголовного права. Наиболее очевидными из таких обстоятельств являются элементы формы государства и их свойства -даже не самые масштабные изменения в них всегда приводят к изменениям в уголовном законодательстве, а то и к изменениям курса уголовной политики в целом. В частности, пример уголовно-правового законодательства нацистской Германии примечателен не только введением откровенно ан-
1 Куликов Е.А. Общественная опасность деяния как главный признак правонарушения // Юридические исследования. -
3= 2016. - № 1. - С. 22.
2 2
— Жалинский А.Э. Оценка общественной опасности деяния
ем в процессе уголовного правотворчества // Уголовное право:
ем стратегия развития в XXI веке: материалы 6-й Международной
ÍI научно-практической конференции. М.: Проспект, 2009. С. 48-
z 52.
типравовых законов, но и принципиальным пересмотром принципов уголовной политики: начиная с 1933 года уголовная политика Германии резко начала впитывать в себя «достижения» евгеники и наследственности, что привезло к введению института «превентивного наказания» для лиц, которых сочли угрожающими режиму3. Говорить о том, что эти изменения было продиктованы развитием общественных отношений, было бы неправомерным: националистские, антисемитские и прочие радикальные воззрения, хотя и были весьма популярны в тот исторический отрезок, все же были более сконцентрированы вокруг идеи отселения
4
«инородных» элементов , нежели назначения им уголовных наказаний и уничтожения. Только радикальное изменение политического режима сделало возможным наделение свойством общественной опасности не деяний, а личностей.
Отталкиваясь от утверждения о том, что общественная опасность оценивается во многом исходя из элементов формы государства и их черт, можно утверждать и об отсутствии у общественной опасности такого свойства, как объективность. Точнее, общественная опасность будет объективно разной для каждого из соотношений элементов формы государства, для каждой совокупности черт этих элементов - то есть сколько уникальных форм государства существует, столько же будет и критериев объективности. Возвращаясь к примеру с законодательством нацистской Германии, несложно заметить, что деяния (и даже личности в целом), не представляющие никакой общественной опасности для современных немцев - например, вступление гражданкой Германии в брак с лицом, имеющим еврейское происхождение, расценивались как общественно опасные только по причине выстраивания политического режима, одного из элементов формы государства, вокруг идей расовой чистоты.
Из изложенного напрашивается вывод, что науке уголовного права известны лишь инструменты для измерения общественной опасности деяний, который свойством общественной опасности уже наделены в соответствии с уголовным законом посредством внесения в особенную часть уголовного кодекса соответствующей новеллы. Сами критерии признания деяния общественно опасным, или, по выражению некоторых исследователей, оценки общественной опасности, находятся за пределами науки уголовного права: именно по этой причине попытки наделить общественную опасность свойством объективности наталкиваются на множество логических противоречий - только инструментарий измерения общественной опасности деяний, уже попадающих под описание составов уголовного кодекса, действительно более-менее объективен. Автор исследования не обладает знаниями
3 Барышева К.А. Исторический анализ уголовной политики Германии (1871-1945 гг.) // Право. Журнал Высшей школы экономики, 2015. - № 4, С. 188
4 Фрай Н. Государство фюрера. Национал-социалисты у власти: Германия, 1933-1945. М.: Росспэн, 2009. - С. 32-41
об особенностях квалификации преступлений в соответствии с нормами уголовного права во всем мире, но не приходится сомневаться, что в большинстве правопорядков преступления, совершенные организованными группами, считаются опаснее преступлений, совершенных в одиночку, а преступления, совершенные против лиц, находящихся в беспомощном состоянии, имеют бОльшую общественную опасность, чем преступления против лиц, способных оказать сопротивление. Измерить же общественную опасность деяний при отнесении их к преступным только средствами уголовного права практически невозможно. И потому невозможно не вспомнить снова высказывание А.Э. Жа-линского, совершенно справедливо заметившего, что уголовно-правовая наука не располагает сведениями о реальной опасности того или иного вида поведения и образующих его отдельных деяний1.
Литература
1. Морфемный словарь онлайн [Электронный ресурс] URL: https://morphemeonline. ru/% D0%9 F/% D0%BF % D1%80%D0% B 5% D1%81%D1%82%D1%83%D0%BF%D0%B-B%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5 (дата обращения: 7.11.2023).
2. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть общая. Т. 1. - М.: Наука, 1994. -380 с. -24 с.
3. Куликов Е.А. Общественная опасность деяния как главный признак правонарушения // Юридические исследования. - 2016. - № 1. - С. 1848. -с.22
4. Жалинский А.Э. Оценка общественной опасности деяния в процессе уголовного правотворчества // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы 6-й Международной научно-практической конференции. -М.: Проспект, 2009. - С. 48-52.
5. Жалинский А.Э. Оценка общественной опасности деяния в процессе уголовного правотворчества // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы 6-й Международной научно-практической конференции. -М.: Проспект, 2009. - С. 48-52.
6. Барышева К.А. Исторический анализ уголовной политики Германии (1871-1945 гг.) // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2015. № 4. - С. 186-196 188 с.
7. Фрай Н. Государство фюрера. Национал-социалисты у власти: Германия, 1933-1945. М.: Росспэн, 2009. - 255 с. 32-41.
8. Жалинский А.Э. Избранные труды. Т. 4: Правовое мышление и профессиональная деятельность юриста. Науковедческие проблемы правоведения. - М.: Изд-во Высшей школы экономики, 2016. - 584 с. 124 с.
TO THE QUESTION OF THE ESSENCE OF PUBLIC DANGER
Bessalova T.N.
Saratov State Law Academy
The article is devoted to the consideration of the definition of the phrase "public danger" from a semantic point of view, the definition of the concept of crime, as well as the definition of the measurement of public danger from the point of view of an administrative offense and a criminally punishable act. The article discusses the definitions of crime given by scientists. The author has studied the normative acts that consolidate the concept of crime, as well as the measurement of public danger. In addition to the above, the article studied legislation, including Nazi Germany; and religious trends in US legislation, the author also studied the views of scientific figures of the Russian Federation aimed at determining public danger, including A.E. Zhalinsky, who determined that causing and the possibility of causing substantial damage that cannot be fully compensated can be considered socially dangerous any constitutional values.
Keywords: public danger, crime, misdemeanor, constitutional and legal norms, measurement of public danger of acts, administrative offense, legal norms, semantics.
References
1. Spelling dictionary online [Electronic resource] URL: https:// morphemeonline.ru/%D0%9F/%D0%BF%D1%80%D0%B5%D 1%81%D1%82%D1%83%D0%BF%D0%BB%D0%B5%D0%B-D%D0%B8%D0%B5 (date of application: 7.11.2023).
2. Tagantsev N.S. Russian criminal law. Lectures. General part. Vol. 1. - M.: Nauka, 1994. - 380 p. -24 p.
3. Kulikov E.A. Public danger of an act as the main sign of an offense // Legal research. - 2016. - No. 1. - p. 18-48. -p.22
4. Zhalinsky A.E. Assessment of the public danger of an act in the process of criminal lawmaking // Criminal law: development strategy in the XXI century: materials of the 6th International Scientific and practical Conference. - M.: Prospekt, 2009. -pp. 48-52.
5. Zhalinsky A.E. Assessment of the public danger of an act in the process of criminal lawmaking // Criminal law: development strategy in the XXI century: materials of the 6th International Scientific and Practical Conference. - Moscow: Prospekt, 2009. -pp. 48-52.
6. Barysheva K.A. Historical analysis of the criminal policy of Germany (1871-1945) // Pravo. Journal of the Higher School of Economics. 2015. No. 4. - pp. 186-196 188 p.
7. Fry N. The Fuhrer's state. National Socialists in power: Germany, 1933-1945. Moscow: Rosspan, 2009. - 255 p. 32-41.
8. Zhalinsky A.E. Selected works. Vol. 4: Legal thinking and professional activity of a lawyer. Scientific problems of jurisprudence. - M.: Publishing House of the Higher School of Economics, 2016. - 584 p. 124 p.
5 -a
C3
ж
1 Жалинский А.Э. Избранные труды. Т. 4: Правовое мышление и профессиональная деятельность юриста. Науковедческие проблемы правоведения / А.Э. Жалинский. - М.: Изд-во К Высшей школы экономики, 2016. С. 124.
