CC BY
160
время сам прирост исторического знания непосредственно связан с ростом исторической культуры, с ростом социально-философского объяснения исторической реальности, и, в конечном счете, с изменением уровня социально-философского исследования прошлого, истории, истории культуры нашего государства и мировой истории в целом.
Адекватное понимание исторического источника, отражающего то или иное историческое событие в рамках исторического прошлого, будет базироваться на некотором единстве объективной сущности исторического источника, и, собственно, того оценочного знания, которое касается самого этого источника. В данном случае в рамках самого герменевтического подхода смысл и акцент категории «понимания» как раз и будет состоять в том, что исследователь в процессе анализа той информации, которая содержится в историческом событии, будем проводить определенные аналогии между тем социальным субъектом, который понимает это историческое событие и между теми критериями, оценками, мировоззрением, которыми этот субъект обладает. Но, в этой связи, весьма важной становится ситуация, когда сам социальный субъект показывает тот уровень знаний, тот уровень владения средствами работы с историческим источником, которые позволяют не просто его освоить, но и адекватно вычленить сами исторические события, выстроить их в определенную систему, осмыслить, оценить и представить в некоторой концептуальной системе.
Н.Л. Журий
К ВОПРОСУ О СООТНОШЕНИИ СУБЪЕКТИВНЫХ И ОБЪЕКТИВНЫХ ФАКТОРОВ
В ИСТОРИЧЕСКОМ ПОЗНАНИИ
Двадцать первый век потребовал от науки поиска новых форм решения многих насущных проблем и, в особенности, нового подхода к рассмотрению вечной проблемы истины. Проблема истины в историческом познании приобрела наибольшую актуальность в свете переосмысления и оценки многих исторических событий. В связи с этим на первый план выходит проблема объективности исторической истины. Возможно ли считать объективно истинными факты исторической науки?
На сегодняшний день принято считать, что практические историки - исследователи обладают хорошо разработанными общеметодологическими и специально - профессиональными принципами поиска исторических истин, их проверки и оценки. Однако остается открытым вопрос о том, дает ли нам историческое исследование объективно истинное знание. Существуют два полярных взгляда на эту проблему. Первый состоит в признании принципиальной достижимости объективной истины исторического познания в частности. Второй - в том, что не существует никакого идеального «объективного» знания, в том числе и научного.
Ответ на этот вопрос зависит от ряда объективных и, в большей степени, субъективных факторов: от методологических и идеологических позиций историка, его социально классовых установок, от его добросовестности, профессионализма и т.д. Другими словами любое историческое исследование преломляется через призму довольно большого числа субъективных факторов.
Объектом исторического познания является прошлое, которое, в свою очередь постигается посредством исторических фактов. Современная наука отказалась от концепции эмпирического факта XIX в., в рамках которой факт определялся как нечто «объективно» существующее и лишь зафиксированное, воспринятое наблюдателем. Представления о соотношении между результатами наблюдений и интерпретациями, превращающими их в факты, все более усложняются. Как отметил П. Фейерабенд: «Наука вообще не знает голых "фактов", а те "факты", которые включены в наше познание, уже рассмотрены определенным образом, а, следовательно, существенно концептуализированы» [5].
Важно отметить, что статусом объективной истины могут обладать только такие знания, по завершению доказательства которых установленный факт не зависит ни от человека, ни от человечества. Если опираться на признание принципиальной достижимости объективной истины мы должны отталкиваться от понятия исторического познания не как вообще познания прошлого, а лишь как познания и концептуальной реконструкции прошлого человеческого общества.
В рамках современных представлений само понятие объективной истины подверглось некой релятивизации. И наиболее существенное влияние на этот процесс оказали исследования в области психологии, и, прежде всего психологии науки. Что касается истории, независимо от вкладываемого в это слово смысла, всегда существовало понимание субъективности индивидуальных исторических дискурсов.
По мнению А. Буллера [1], в Германии было положено начало традиции философской рефлексии об основах исторического познания и именно в Германии эта традиция нашла своих достойных продолжателей.
Эта традиция есть „die ffistorik" - «историка». Историка - это философская теория исторического познания, она же рефлективная теоретическая дисциплина, которая изучает основы процессов познания прошлого. А. Буллер считает, что специалист-историк, занимаясь исключительно объектами прошлого, почти не интересуется самим собой как «познавательным субъектом» этого прошлого. Саморефлексия историка о процессах исторического познания была и является исключением. Историков можно в этом случае понять. Действительно, их прямая задача - познание прошлого, а не рефлексия на исторические процессы познания. Зачастую историки не склонны ставить под сомнение истинность добытых ими знаний о прошлом. Чисто историко-методологическая проверка добытых ими знаний кажется им вполне достаточной. Последнее является, скорее, задачей философов, а не историков.
Р.Дж. Коллингвуд [2] не подчинился этому правилу. Исследователь попытался не просто познать прошлое, а доказать познаваемость прошлого. Х. Саари [7] отметил, что Р. Дж. Коллин-гвуд в своем трансцедентальном анализе исторического мышления и познания пытался показать, что в процессе современного употребления понятий историк-исследователь с необходимостью предполагает наличиев мышлении объективного, т.е. Восстанавливаемого, смыслового содержания, благодаря которому он может мыслить те же мысли, что и исторический агент прошлого. Теория вос-проигрывания Р.Дж. Коллингвуда рассматривается Х. Саари как своеобразная попытка описания определенных трансцедентальных предпосылок, необходимых для существования исторического знания как такового. Анализ сути вос-проигрывания как такового в историческом познании ставит вопрос об объективных и субъетивных его аспектах. Сари подчеркивает, что, согласно Коллингвуду, объективность той или иной мысли, т.е. Возможность ее последующего восстановления, - то необходимое условие, которое только и делает историческое познание возможным. В противном случае исторического познания просто нет. Субъективное для Коллингвуда -это непосредственная мысль как данность, а объективное - "мысль как передача". Именно последняя значима в историческом познании.
Основателем немецкой историко-философской школы считается Иоганн Густав Дройзен [6]. По его мнению историка рассматривает объекты прошлого под углом субъектов, познающих объекты прошлого. Объекты прошлого существуют для историки в настоящем только как ментальные объекты или как объекты познающих их субъектов. ffistorik ставит вопрос о возможности познания объекта прошлого „оторванным" от него во времени субъектом определённого настоящего. Дистанция между объектом и субъектом исторического познания неизбежна и именно она определяет особенный характер процесса исторического познания. Попытки познавательных субъектов, существование которых ограничено, понять сущность этой временной дистанции, образуют онтологическую базу историки. В конце концов, историка пытается ответить не только на вопрос «как» познается прошлое, но и «что такое» прошлое. „Историка" Дройзена тесно связана с философией Гегеля.
Согласно концепции Дройзена, принцип деления незаконченного процесса развития, к которому принадлежит и сам человек, на «прошлое» и «настоящее» носит довольно условный характер. Сам «процесс» не имеет ни прошлого, ни настоящего, он только по отношению к человеку и к моменту его существования делим на прошлое и настоящее. Как сознательные участники этого процесса люди (субъекты) относятся к нему по разному: воспринимают свое прошлое как «законченное развитие», а в будущем видят потенциальную возможность желаемого для них развития. Но прошлое не закончено, оно продолжается в настоящем. Абсолютный процесс не оборвался, хотя субъект оборвал его в своем сознании.
Для того, чтобы выяснить насколько истинны исторические знания, необходимо понять, в чём состоит особенность этих знаний. Никто не будет отрицать того факта, что причина различных интерпретаций революции 1917 г. лежит не в этой революции, а в тех эпохах, в которых она интерпретировалась. То есть причину «меняющегося» объекта прошлого надо искать не в прошлом, а в настоящем существовании этого объекта или в субъектах, которые интерпретируют и излагают один и тот же объект прошлого в разных жизненных ситуациях своего настоящего. Абсолютная объективность этих интерпретаций невозможна уже потому, что сами ситуации познания прошлого не закончены, а меняются и развиваются в неизвестном направлении. Меняются не только условия интерпретации прошлого, но и субъекты, которые прошлое интерпретируют. Новый момент развития и новая ситуация означают новый взгляд на известное прошлое, с которым каждое настоящее ищет свою связь и дает ему свою интерпретацию.
Это означает, что необходимо повернуться на 180 градусов от объекта к субъекту исторического познания, т.к. не только этот субъект, но и его объекты, его мысли и представления о прошлом принадлежат его настоящему. Этот субъект работает с условными категориями «прошлое» и «настоящее» как с когнитивными инструментами познания окружающего мира. Но категории «прошлое» и «настоящее» имеют также онтологическое значение, т.к. они указывают на прошлое или настоящее конкретного момента существования. Понятие прошлого не абстрактно, а конкретно. Прошлое есть всегда прошлое определённого настоящего или определённого объекта настоящего.
Признав этот факт, последователи немецкой историко-философской школы совершают -в смысле философии Канта - своего рода коперниканский переворот в историческом мышлении со всеми вытекающими из него последствиями, на которые указывают различные, а в принципе родственные понятия западной философии - герменевтика, философия дискурса, нарративизм. Все эти понятия имплицируют проблематику субъекта познания, который реконструирует не просто «своё», а «своё коллективное» прошлое как коммуникабельный субъект, как „человек говорящий", т.е. на основе своих исторических текстов. Речь идёт не о конкретном субъекте исторического познания, то есть не о субъекте в буквальном смысле слова, а о собирательном понятии принадлежащего своему времени исследователя прошлого.
Действительно, как оценивать советское прошлое одной из стран СНГ: как период «колониализма», как это провозглашается сейчас, или же как период «успешной индустриализации» и «всестороннего прогресса», как это считалось совсем недавно?
Отчего в оценке одного и того же прошлого возникают такие глубокие различия?
Указание на то, что объективная оценка прошлого зависит от того, сколько свободы слова дано историку, содержит в себе долю истины. Но не будем забывать, что новая свобода высказываний о прошлом предполагает новое настоящее, а новое настоящее приносит с собой не только новую свободу, но и отношения новой зависимости. От этой зависимости «свободному» историку также никуда не уйти. Кроме свободы слова историку дана также ответственность за сказанное им слово. Он может говорить в угоду своей нации, он может «видеть» несправедливость в прошлом и игнорировать её в настоящем, но в нём говорит его время, а не историческая истина.
Из сказанного следует, что мы не должны смотреть на объекты прошлого как на вещи «сами по себе», как на объекты, существующие независимо от настоящего. В этом случае мы не сможем объяснить ни закономерности, ни случайности в развитии исторической интерпретации одного и того же объекта прошлого. Объекты нашего прошлого были действительно независимы от наших современных исторических интерпретаций, но в современных наших интерпретациях эти объекты являются нам не как объекты прошлого, а как объекты нашего настоящего. Мы должны принципиально отличать между «прошлым» бытиём исторического объекта и духовной репрезентацией этого объекта в нашем настоящем. Связь прошлого с настоящим возможна только через этот идентичный объект, который существовал в прошлом познавательного субъекта и существует (очевидно, только в его мышлении) в его настоящем. Это первое.
Второе. Если принимается идея о том, что нет и не может быть прошлого без настоящего, а настоящее есть только момент бытия, то в таком случае изменяется понимание того, что есть «историческая истина». Истина эта всегда конкретна. Историческая истина есть истина определённого момента существования. Историческая истина зависит от «дистанции» субъекта по отно-
шению к прошлому. И эта дистанция изменчива. В каждом «настоящем» преобладают определённые этические нормы и принципы, идеологии и парадигмы мышления.
Здесь возникает опасность «исторического релятивизма» двоякого рода.
В первом случае речь идёт об «объективном релятивизме», который возникает вследствие увеличивающейся дистанции между прошлым и настоящим. Историю демократии в древней Греции исследователи описывают исходя из имеющихся представлений о демократии. Для древних греков современная трактовка истории древней Греции, если бы она им была доступна, была бы малопонятна. Историк пишет историю древности не для древних, а для современности и исходя из интересов современности.
Исторический релятивизм второго типа намного опаснее, чем релятивизм первого типа т.к. он включает в себя релятивизм моральных норм и принципов. В случае релятивизма второго типа определяется «негативное» и «позитивное» в истории исходя, например, из интересов «прогрессивного класса», своей нации или своих групповых, а не общечеловеческих интересов. Советской историографии это явление хорошо знакомо. Но историк обязан придерживаться общечеловеческих принципов в оценке любого прошлого. Он обязан ставить «общечеловеческое» выше «национального» и «особенного». На практике это не всегда удаётся.
Картина прошлого зависит от специфики познавательной ситуации, от социальной среды, в которой формируется исторический интерес индивидуальных субъектов познания. Эта картина зависит от этических принципов и характера эпохи, в которой реконструируется прошлое. Субъект исторического познания величина не константная. Этот субъект существует в «определённой реальности» или же «определённая реальность» есть следствие существования этого субъекта, т.к. этот субъект конструирует по одному и тому же принципу своё прошлое и своё настоящее. Принцип мышления этого субъекта один и тот же. Благодаря этому принципу его представления о прошлом и настоящем образуют единую „систему окружающего мира".
Искать внешнюю схожесть между «знаком» и «реальным объектом прошлого», который он обозначает, занятие неблагодарное. История - это система знаков. С помощью современных текстов нам стали доступны объекты прошлого. С другой стороны, мы имеем эти объекты прошлого только в виде конвенциональных «знаков». Эти знаки наши современные понятия и теории. Современную философию интересует характер отношений между знаком и внешним объектом, который он обозначает. От характера этого отношения зависит наш ответ на вопрос, познаваемо ли прошлое и можно ли открыть для себя историческую истину?
Свобода взгляда на прошлое привела к плюрализму исторических мнений и теорий. Но свобода исторического взгляда на прошлое не исключает действие принципа рационализма в научной истории, а наоборот вытекает из него. По своей структуре и логике наше знание о прошлом не отличается от нашего знания о настоящем. Более того, это деление между двумя видами знаний носит скорее символический характер. Не надо забывать, что у нас имеются механизмы контроля и проверки исторических знаний, которые мы анализируем, сопоставляем, о которых мы дискутируем. В этих дискуссиях живёт наше прошлое. Оно элемент нашего настоящего и его конец - это конец настоящего.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Буллер А. О (не)возможности познания исторической истины. М., 2003.
2. Коллингвуд Р.Д. Идея истории. М., 1980. С. 225.
3. Ляшов В.В. Семантическая теория истины: гносеологические и логические аспекты. Ростов н/Д.: Изд-во Ростов. ун-та, 2006.
4. Полетаев А., Савельева И. Историческая истина и историческое познание // Логос. 2001. № 2.
5. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986.
6. Droysen J.G. Historik: historisch-kritische Ausgabe. Hrsg. von P. Leyh, Stuttgart, 1977.
7. Saari H. Re - enactment: A study in R. G. Collingwood' s philosophy of history. Abo: Abo akad., 1984. 141 p. (Acta Acad. Abornsis. Ser. A. Humaniora; Vol. 63. № 2). Bibliogr. P. 133-138.
