CC BY
20УДК 821.112.2
К ВОПРОСУ О СИСТЕМАТИЗАЦИИ СОВРЕМЕННОЙ НЕМЕЦКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Д. А. ЧУГУНОВ,
доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры истории
и типологии русской и зарубежной литературы, Воронежский государственный университет, 394036, Воронеж, Университетская пл., 1, тел.: +7(473)2-208-537, e-mail: dr-chugunov@yandex.ru.
Аннотация
Чугунов Д. А. К вопросу о систематизации современной немецкой литературы.
В настоящей статье проверяется возможность нахождения ключевых смысловых оппозиций, важных для описания новейшей литературной истории и понимания её нюансов. Так, с помощью сравнительно-сопоставительного метода выделяется частое приравнивание безобразного к обычному, обыденному в текстах разных авторов. Кроме этого, осмысляется разрыв между этикой и практической моралью в сознании современного европейца, выражающийся в антитезе сакрального и профанного, божественного и безрелигиозного начал жизни. Намеченный путь описания текущего литературного процесса позволит избежать необходимости распределять произведения по степени их значимости, что не всегда возможно в настоящем. Сочетаясь с изучением современных форм связи между личностью автора и биографической личностью писателя, с оценкой языковых особенностей повествования, он несомненно будет способствовать системному описанию современного литературного процесса в целом.
Ключевые слова: современная немецкая литература, эстетические и этические смысловые оппозиции.
Summary
Chugunov D. A. To the Question of Systematization of Modern German Literature.
This article tests the possibility of finding the key semantic oppositions, which are important for the description of the newest literary history and understanding its nuances. So, using the comparative method stands out equating
© Д. А. Чугунов, 2018
ugly to the ordinary, which is a commonplace in the texts of different authors. In addition, interpreted the gap between ethics and practical morality in the minds of contemporary Europeans, as expressed in the antithesis of the sacred and the profane, the divine and the non-religious beginnings of life. Course descriptions of the current literary process avoid the need to distribute the work according to their degree of significance that is not always possible in the present. Combined with the study of modern forms of communication between the personality of the author and biographical writer's personality, with evaluation of linguistic characteristics of the narrative, will certainly contribute to a systematic description of the modern literary process as a whole.
Keywords: modern German literature, aesthetic and ethical semantic oppositions.
Описание современного литературного процесса является несомненной проблемой во многих отношениях. Прежде всего, приходится очертить круг авторов, чьи произведения являлись бы наиболее репрезентативными для создания общей картины происходящего. Это влечёт за собой потребность в определении критериев, по которым будет осуществляться отбор персоналий. Историк литературы может учитывать как уровень признания ценности тех или иных произведений в критике, так и их восприятие в читательской среде. Возможная разница в суждениях сама по себе представляет повод для сомнений, а кроме того, одно и то же произведение может по-разному оцениваться в момент первой публикации и спустя определённое количество лет (ярким примером в этом отношении является поэма Г. Гейне «Германия. Зимняя сказка»). Так называемый литературный канон легко претерпевает изменения, что во многом связано с воздействием идеологии времени на литературу.
Однако представляется интересным подойти к решению проблемы с иной стороны. Учитывая, что все литературные произведения в той или иной степени отражают идейно-эстетические искания своего времени, мы можем задуматься о поиске ключевых смысловых оппозиций, важных для описания новейшей литературной истории и понимания её нюансов. Так мы избавляемся от необходимости «распределения» произведений по первому или второму ряду,
а также получаем достаточно гибкую структуру авторской представленности в наших построениях.
Целью настоящей статьи является выделение некоторых смысловых оппозиций в рамках современной немецкой литературы, которая представляет интереснейший феномен, чьи сущностные черты подчас размыты и ускользают от точных дефиниций. Не случайно в литературной критике оценки одного и того же произведения простираются от восторженного принятия с эпитетом «событие года» до категорического отрицания на уровне «скучная вещь, интересная лишь самому автору».
Тем не менее легко заметить, что в произведениях 1990-2000-х гг. часто присутствует авторское восприятие безобразного как естественного в человеческом существовании (Т. Дюккерс, Б. фон Штукрад-Барре, Б. Леберт, Ю. Херманн, К. Крахт и др.). Используя сравнительно-сопоставительный метод, мы можем уловить нечто общее во фрагментах окружающей действительности, отражённых в сознании различных персонажей.
Так, например, в сознании безымянного рассказчика из книги «Faserland» К. Крахта (1995), бессмысленно перемещающегося с севера Германии на юг, остаются преимущественно «многочисленные кабаки» на Виски-штрассе в курортном Кампене [2, с. 23], «пара хороших ресторанов, ещё больше хороших баров» в вольном Гамбурге, где удобно напиваться до скотского состояния [2, с. 38], бары и вернисажи с легкодоступными девочками-куколками во Франкфурте [2, с. 112], «лажовая Pizza Hut» в Гейдельберге [2, с. 124] ... и т.д.
Видение мира отличается здесь подчёркнутым негативизмом. Вот ключевые образы, которые возникают перед глазами рассказчика:
- «очень тяжёлое, давящее» здание франкфуртского аэропорта [2, с. 93], или «уродливые новостройки» [2, с. 78]
(курсив наш. - Д. Ч.) на окраине города,
- засохшая блевотина в низкопробных барах Франкфурта [2, с. 102],
- «обрывки туалетной бумаги», «на утренних улицах» Гамбурга [2, с. 63],
- вполне благопристойный (!) порнокинотеатр в старинном доме постройки 1561 года в Цюрихе [2, с. 222]...
Тремя годами ранее вышел в свет сборник рассказов Э. Хайденрайх «Колонии любви» (1992). В одном из них («Зимний путь») мемориальная квартира Шуберта в Вене соседствует во впечатлениях героини с «Первым венским домом гомосексуалистов и лесбиянок» [6, с. 189], а небольшое берлинское кафе кажется ей восхитительным благодаря своим слепым зеркалам, грязному бильярдному столу и «зевающей желтоволосой кельнершей с испорченными зубами» [6, с. 169].
Такая же безвкусная цветовая гамма большого города (Мюнхена) открывается в романах Б. Леберта «Crazy» (1999) и «Временное пристанище» В. Хильбига (2000). Например, писателю Ц. из романа В. Хильбига Лейпциг «казался безжизненным, закоснелым, подавленным» [7, с. 53]; город-музей Вена - «столь же странно пустынной» [7, с. 53], она была словно подёрнута «нерастворимой слизью пепла, дождя и копоти» [7, с. 54]. В книге же Леберта юные воспитанники интерната с благозвучным названием «Новые души» совершают побег в манящий город, где все их впечатления сводятся лишь к одному - знакомству со стриптиз-баром. Здесь и «серые, обшарпанные стены» старого трехэтажного здания, и «розовые буквы», наползающие друг на друга на «неоновой вывеске» с извивающейся фигурой обнажённой женщины [12, с. 157], и сама атмосфера внутри: «плохой воздух», «белый туман над полом», «розовые стены», «зелёные изображения голых женщин» в «неоновых рамах» через каждые пятьдесят сантиметров, «чёрная сцена»
высотою в два метра и «красный задник» на ней, мужчина с окладистой коричневой бородой за барной стойкой... [12, с. 158]. В конце концов все впечатления, цвета, звуки смешиваются и гаснут в нетрезвой усталости героя.
Совершенно отвратителен город в романе Г. Освальда «Всё, что считается» (2000). Главный герой каждое утро любуется на «помойку соседнего дома» [4, с. 13], а направляясь на службу, спускается «по загаженному эскалатору в толпе всякого сброда», где его «мутит от зловонного дыхания, немытых волос и дебильных харь» [4, с. 15-16]. Кроме того, ему приходится терпеть «вид окровавленных шприцев в сточных канавах перед самым началом рабочего дня», потому что в каждом из больших городов «банковский квартал является также и районом наркотиков» [4, с. 19]. Удивительным открытием для героя становится площадь вокруг автобусного вокзала, одна из тех, «количество которых в любом большом городе исчисляется десятками» [4, с. 106]. По ней постоянно передвигается множество людей с физическими недостатками, часто - с «удивительными деформациями», вызывающими тайный интерес [4, с. 106-107].
В «Игровой зоне» Т. Дюккерс (1999) постоянно мелькают станции метро, площади, на которых лежат «бомжи со стеклянными глазами», «толкутся торговцы бижутерией», «ребёнок с картонкой на шее просит милостыню» [10, с. 39].
В романе Х. Крауссера «Сытый мир» (1990) вид «коричневых восьмиэтажных домов» на одной из улиц Мюнхена вызывает в сознании рассказчика образ «сгнившего до костей» детства. Посещение им пустыря на задворках городского парка вызывает воспоминания о «горящих автомобильных шинах» и «оплавленных в огне игрушечных солдатиках» [1, с. 37].
Галлюцинирующая атмосфера города нарисована и на «мюнхенских» страницах романа М. Биллера «Дочь» (2000).
Подытоживая сказанное, можно сослаться на философское замечание А. фон Шёнбурга, участника «поп-культурного квинтета» «Tristesse Royale». Пять молодых писателей-денди, Э. Никель, К. Крахт, Й. Бессинг, Б. фон Шту-крад-Барре и А. фон Шёнбург, собравшись в апреле 1999 г. в элитном берлинском отеле «Адлон», посвятили несколько дней обсуждению проблем современности. В ходе беседы А. фон Шёнбург произнёс: «Каков «Адлон», в точности таков и весь мир. Снаружи отлично вычищен, с золотой каймой... а за этим фасадом - пустотелый» [цит. по: 11].
Современные произведения являются чудесным зеркалом, в котором отражаются невообразимые этические и эстетические деформации наших дней. Так, например, элитарный кокаиновый отрыв от реальности в романе «Солоальбом» Б. фон Штукрад-Барре (1998) сочетается с тривиальными походами персонажей за пиццей [15].
При этом внешний цинизм изображения не должен вводить нас в заблужденье. Персонажи отнюдь не безразличны к миру вокруг себя. Мы часто сталкиваемся с растерянностью человека, внезапно осознающего двойственность своего бытия, капитулирующего перед материалистичной «извращённостью Запада» [6, с. 123-124]. Совершенно типична для современности ситуация, отражённая в рассказе «Эрика» Э. Хайденрайх: «Весь год напролёт я работала как сумасшедшая и перед самым Рождеством почувствовала себя совершенно разбитой, выжженной и опустошённой, -свидетельствует героиня, одиноко живущая в Берлине. - Это был ужасный год, хотя я и заработала много денег. Казалось, я забывала, что значит жить» [6, с. 117]. Здесь следует обратить внимание на точное описание сути современной жизни: её характеризуют «сумасшествие» и внутренняя «опустошённость», рождающаяся из стремления достичь определённый материальный уровень.
Также и в уже упоминавшемся романе К. Крахта
«Faserland» бравый рассказчик внезапно признаёт: его сытое существование - бессмысленно. «Я чувствую себя говённо. Бог мой, как же мне хреново!» - кричит он в отчаянии [2, с. 150]. Или: «У меня такое чувство, будто внутри у меня что-то непоправимо вышло из строя, будто я навсегда утратил центр равновесия. Будто вообще никакого центра больше нет» [2, с. 150].
Ю. Хабермас в книге «Вовлечение Другого. Очерки политической теории» (1996) попытался нащупать причины происходящего. По его мнению, утрата упований на личное спасение в результате практической секуляризации христианства обернулась разрывом между этикой и моралью европейца. В ХХ веке проявилась практическая невозможность расценивать человеческие поступки по линии разграничения истинного и ложного. Мораль современного общества представляет всего лишь набор определённых формул поведения, межличностного долженствования, в результате чего смешиваются этика и прагматика жизни [5, с. 105, 107-108, 113]. Как писал Хабермас, популярный ныне «принцип рациональной приемлемости... вносит конститутивный вклад в значимость моральных норм» [5, с. 107].
Авторские размышления о внутренней связи духовного кризиса современности и процесса прагматичной «секуляризации» прежних христианских основ европейской цивилизации довольно часто просматриваются между строк самых разных книг. Например: «Словно бы о нас написал свою картину Брейгель», - думает героиня рассказа Э. Хай-денрайх «Зимний путь». Картина - о крестном пути Христа на Голгофу: «Никто на него не смотрит! <...> Ни у одного человека нет ни времени, ни желания всмотреться в него, и глядит на Христа только ландскнехт с копьём, которым собирается пронзить его бок» [6, с. 174-175].
Как нечто особенное ожидают Рождество персонажи «Колоний любви» Э. Хайденрайх. На Рождество начинается
новая жизнь циников из «Игровой зоны» Т. Дюккерс. Уставший от собственного алкоголизма и беспричинной тоски, писатель Ц. в романе В. Хильбига «Временное пристанище» даёт зарок «завязать в Рождество», ибо он верит, что «Рождество станет в его жизни переломным моментом; он вдруг уверовал и в Рождество, и в Младенца Христа» [7, с. 25]... К Библии приходит и герой рассказа Б. Шлинка «Сахарные орешки». Оказавшись в результате несчастного случая калекой, герой берёт в руки Библию, чтобы удивиться, «сколько жизни заключалось в книге. Потому-то он и не мог читать её» [14, с. 187]. В подобных фрагментах чувствуется скрытое желание на что-то опереться, сформулировать для себя хотя бы какие-то ценности бытия.
При этом ни один из современных авторов не выступает в роли ярого проповедника христианства. Не случайно ещё К. Ясперс, сравнивая настоящее с прошлым, писал: «В наши дни религия стала делом выбора. Её сохраняют в мире, который уже не проникнут ею» [8, с. 145].
О способности современного автора осознавать этическую сторону своей деятельности зашла речь в романе Б. Леберта «Ты сможешь?..» (2006). Сюжет романа был прост: очень молодой, но популярный немецкий писатель Тим Грэтер и его случайная знакомая Таня путешествуют по Скандинавии. Тим вспоминает, какой ошеломительный успех выпал на долю его дебютной книги, выпущенной им в семнадцать лет и переведённой на 32 языка, как долго рождался второй роман. Его мысли исполнены самокритицизма: «Человек, который однажды в семнадцать лет написал книжку, которая стала хорошо продаваться по всему миру, для меня намного менее писатель, нежели кто-то, кто неустанно сидит за пишущей машинкой, однако не находит издателя для своих вещей» [13, с. 34].
Писателю и его книге всегда требуется проверка. Для Тима Грэтера такой становится просьба Тани, страдающей
от проблем психологического плана. Таня однажды просит Тима написать что-нибудь персонально для неё. В её глазах творчество - прекрасное волшебство. «Я верю в тебя, -говорит она своему другу. - Ты сможешь меня спасти. Не нужно длинной истории. Хватит пары страниц. Но я хочу, чтобы это была история о любви. Это должна быть такая история. полная любви.» [13, с. 135].
В просьбе Тани видится указание на тот самый смысл книги. Сможет ли знаменитый Тим Грэтер пересотворить её «отстранённость» от мира своим словом? Сможет ли привнести в её существование идеал, которому захочется подражать, образец, которому захочется следовать?
Проблема в том, что для Тима Грэтера писательский успех - в первую очередь возможность гедонистически наслаждаться жизнью. Он искусно играет роль великого писателя, но наедине с собою вынужденно признаёт: «ясно, что я не писатель» [13, с. 184]. Однажды лондонский таксист сказал ему: «Когда где-нибудь для человека горит хотя бы одна единственная свечечка любви, он уже не побежит прочь» [13, с. 101]. Кому как не писателям зажигать эти свечки? Однако Тим не способен зажечь эту «свечу» для Тани. Он из разряда тех писателей, о которых его литературный агент говорит со скепсисом: «Всё то благородное, чистое, поэтическое, что вам всегда приписывают, просто не разглядеть. Вы такое же дерьмо, как и остальные» [13, с. 189].
«Ты сможешь?..» - это название детской игры. Но в романе Леберта это начало для серьёзных вопросов. Сможешь ли ты искренне писать о любви, если боишься почувствовать себя стеснённым в контакте с другим человеком? Сможешь ли ты исполнить свою писательскую задачу, если ты не понимаешь её высокой чести? Сможешь ли ты быть властителем дум, учителем, если твоё собственное бытие описано в строчке Э. Яндля: «Sein das gewesen ein s^eißen
Tag!» [13, c.176]?
Подводя итог нашим размышления, заметим, что они достаточно фрагментарны и не претендуют на полноту, лишь намечая перспективный путь понимания литературы наших дней. К ним можно было бы добавить и изучение современных форм связи между личностью автора и биографической личностью писателя, оценку языковых особенностей повествования. Определение подобных эстетических и этических характеристик несомненно будет способствовать системному описанию современного литературного процесса в целом.
Список использованных источников
1. Крауссер Х. Сытый мир. СПб.: РедФиш. ТИД «Амфора», 2004. 431 с.
2. Крахт К. Faserland. М.: AdMarginem, 2001. 239 с.
3. Леберт Б. Crazy. СПб.: Ред Фиш. ТИД Амфора, 2005. 191 с.
4. Освальд Г. Всё, что считается. СПб.: Амфора, 2002. 221 с.
5. Хабермас Ю. Вовлечение Другого. Очерки политической теории. СПб.: Наука, 2001. 418 с.
6. Хайденрайх Э. Колонии любви. М.: Текст, 2002. 221 с.
7. Хильбиг В. Временное пристанище. СПб.: Азбука-классика, 2004. 256 с.
8. Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1994. 527 с.
9. Biller M. Die Tochter. Köln: Kiepenheuer und Witsch, 2000. 428 S.
10. Dückers T. Spielzone. Berlin: Aufbau Taschenbuch Verlag, 2002. 207 S.
11. Hanselle R. Alles so schön bunt hier: über Pop, Hotels und Zeichensysteme // Kommune. 2000. № 5. URL: http://www.oeko-net.de/kommune/kommune5-00/khansell.htm (дата обращения 16.11.2005).
12. Lebert B. Crazy. Köln: Kiepenheuer und Witsch, 1999. 175 S.
13. Lebert B. Kannst du: Roman. Köln: Kiepenheuer&Witsch, 2006. 267 S.
14. Schlink B. Liebesfluchten. Zürich: Diogenes Taschenbuch Verlag, 2001. 308 S.
15. Stuckrad-Barre B. v. Soloalbum. Köln: Kiepenheuer und Witsch, 1998. 246 S.
