CC BY
20
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Редакторы раздела:
ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ ЖАТКИН - доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой перевода и перевоведения Пензенской государственной технологической академии (г. Пенза) ЛАРИСА МИХАЙЛОВНА ВЛАДИМИРСКАЯ - доктор филологических наук, профессор Алтайской академии экономики и права (г. Барнаул)
УДК 811.1/.8
Bobrova O.B., postgraduate, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia), E-mail: [email protected]
ON THE ROLE OF LANGUAGE METAPHORS IN AUTHOR'S TEXT (ON THE EXAMPLE OF ABSTRACTION-ARTEFACT METAPHORS IN NIKOS KAZANTZAKIS' «TAEIAEYONTAI. POYIIA» AND «TAEIAEYONTAI. linANIA). In contemporary linguistics the metaphor is widely used as an instrument in research of the language picture of the world. The author makes an attempt to analyze the language picture of the world and the thinking style of Nikos Kazantzakis, a modern Greek prosaic, as reflected in his travelling writings "Ta^iSsuovTa^. Pouoia" and "Ta^iSsuovTa^. lonavia". The method of research is based on the analysis of the lexemes they are expressed by (i.e. by means of "traditional", semantic and stylistic method). The metaphors are also analyzed from cognitive point of view as the elements reflecting the author's picture of the world as presented in the mentioned texts. The use of the two methods is expected to present the author's picture of the world expressed by means of the metaphor. On the other hand, it will reveal the logic of metaphorical usage of lexical means and also the way the metaphors and their context are interconnected. The above mentioned strategy reveals that in spite of the chronological and thematic proximity of the two texts, the use of language metaphors in the two texts demonstrates dissimilarity, which is explained by the dissimilarity of Spanish and Russian reality as reflected in the author's conceptual system.
Key words: metaphorology, cognitive metaphor, language picture of the world, Nikos Kazantzakis, "Ta£i6EuovTa^. Pouaia", "Ta£i6£uovTa5. lanavia", author's journalism.
О.Б. Боброва, аспирант, МГУ им. Ломоносова, г. Москва, Е-mail: [email protected]
К ВОПРОСУ О РОЛИ ЯЗЫКОВЫХ МЕТАФОР В АВТОРСКОМ ТЕКСТЕ
(НА ПРИМЕРЕ МЕТАФОР АБСТРАКЦИЯ-АРТЕФАКТ В «TAEIAEYONTAI. POYIIA»
И «TAEIAEYONTAI. IZnANIA» Н. КАЗАНДЗАКИСА
В современной лингвистике метафора широко используется как средство исследования языковой и индивидуальной картины мира. В настоящей статье рассматривается роль языковых метафор типа АБСТРАКЦИЯ - АРТЕФАКТ в текстах «Ta^iSsuovTa«;. Pouoia» и «Ta^iSsuovTa«;. lonavia» греческого писателя XX века Никоса Казандзакиса. Метафорические переносы анализируются на основании семантики входящих в них компонентов (т. е. с использованием «традиционного», се-мантико-стилистического подхода), а также рассматриваются с точки зрения когнитивной метафорологии как элементы, отражающие картину мира автора, отражённую в указанных текстах. Предполагается, что подобный анализ позволит, с одной стороны, получить представление об авторской картине мира, а с другой - выявить логику метафорического использования автором лексических средств, а также характер взаимосвязи метафорических переносов и контекста.
Ключевые слова: метафорология, когнитивная метафора, авторская картина мира, Никое Казандзакис, «Ta£i6suo-vTa^. Pouaia», «Ta^iesuovTa^. lanavia», авторская журналистика.
Современная наука признаёт неразрывной связь метафоры с человеческим мышлением, восприятием мира и повседневной деятельностью [1, с. 25], многоаспектность и разнообразие проявлений которых приводят к тому, что метафора является объектом изучения лингвистики, культурологии, социологии, психологии, искусствоведения и других отраслей знания, в том числе метафорологии, рассматриваемой исследователями как интердисциплинарная наука [2, с. 6].
Метафора в филологии традиционно изучается и как средство художественной выразительности текста [3, с. 208], и явление, характеризующее человеческое мышление в целом [4, с. 3], и как процесс переноса наименования с одного предмета на другой [5, с. 98], и как результат такого переноса [6, с. 7].
Сыгравшее важнейшую роль для дальнейшей европейской традиции [7, с. 2] описание метафоры содержится ещё в трудах Аристотеля, который рассматривает её как «перенесение необычного имени или с рода на вид, или с вида на вид, или по аналогии» [8, с. 191], т. е. как риторический приём, основанный на определённой логической операции.
В XX веке с развитием когнитивистики и гуманитарных наук в целом метафора признается не только средством художественной выразительности, а неотъемлемой характерной чертой человеческого мышления вообще [9, с. 214], что в дальнейшем составило теоретическую основу когнитивной теории метафоры, которая рассматривает язык как одну из основных форм человеческой когнитивной активности [1, с. 9] и способ непосредственного изучения человеческого сознания и культуры [10, с. 8], а метафору, в свою очередь, - как их основной и неотъемлемый структурный элемент [1, с. 25].
В отечественной лингвистике осознание роли метафоры в языке привело к росту интереса к т.н. языковой метафоре [11, с. 6], которая рассматривалась как воспроизводимый и «готовый к использованию» элемент лексики [там же, с. 31], непосредственно связанный с языковой картиной мира носителей того или иного языка.
В настоящее время метафора признается вездесущим языковым элементом [12, с. 1] и основной ментальной операцией, в которой выражается общее свойство человеческого мышления
искать аналогии, структурировать, оценивать и объяснять окружающий мир [13, с. 4]. Свойство это может проявляться как в выборе образов в художественном и особенно поэтическом тексте (и в этом случае речь идет о художественной, или индивидуально-авторской, метафоре) [14, с. 220], так и в языке в целом [15, с. 42].
Сфера бытования художественной метафоры ограничена преимущественно поэзией или художественной прозой. Языковая метафора не ограничена ни формой, ни жанром, вездесуща и непосредственно отражает языковую картину мира автора текста [16, с. 336], что дает некоторым исследователям основание характеризовать метафору как универсальное креативное начало [17, с. 11].
В рамках настоящего исследования мы предприняли попытку проанализировать, какую роль играет языковая метафора в текстах путевых записок греческого автора XX века «Та^бЕи-ovта<;. Роио1а» и «Та^бЕС^та;. 1оп^1а» Никоса Казандзакиса, а именно то, как использование языковых метафор в тексте отражает языковую картину мира автора и зависит от его целей и задач.
Сложность поставленной задачи заключается в том, что ни одна из существующих на данный момент теорий метафоры не предлагает адекватного инструментария для исследования языковых метафор авторского текста с точки зрения их соотношения с картиной мира автора. Традиционный для отечественной лингвистики лексицентрический подход к изучению метафоры эффективен в большей степени для изучения механизма образования производных значений в языке, в то время как рассмотрение метафоры как когнитивного процесса или структуры не уделяет должного внимания формальному выражению этого процесса в языке и не позволяет установить связь между каждой конкретной метафорой того или иного текста и соответствующим ей метафорическим понятием, т.е. концептуальной метафорой. В силу этого для исследований литературоведческого характера ценность представляют метафоры-тропы, «однократно употребленные автором в данной конкретной ситуации» [18, с. 113], которые анализируются с помощью теоретических установок «классических» теорий метафоры с учетом их выразительной силы и связи с контекстом. Исследования когнитивной метафоры в языке, напротив, проводятся на материале корпусов текстов и почти не затрагивают сферу литературного творчества, так как рассматривают метафору как «схему мышления», не зависимую от формы её выражения и контекста.
Значит ли это, что языковые метафоры в конкретном авторском тексте никак не связаны с картиной мира его автора и употребляются им «по умолчанию»? Очевидно, на этот вопрос следует ответить отрицательно, язык того или иного произведения есть средство выражения мировоззрения автора [19, с. 54]. В то же время нельзя оспорить и тот факт, что употребление конкретной языковой метафоры может быть мотивировано как в целом позицией автора по описываемой проблеме, так и контекстом, а также наличием или отсутствием в языке соответствующих лексических средств.
Таким образом, неясно, какие конкретно факторы следует учитывать при анализе. Наиболее корректным представляется в этом случае применение индуктивного метода: анализ семантики метафорически употребляемых лексем и механики метафорического переноса позволит сделать выводы относительно частотности переносов конкретного типа в авторском тексте, а рассмотрение контекстов их употребления даст возможность выяснить, какое место они занимают в целом в концептуальной картине мира автора.
По этой причине исследование метафоры на языковом материале в рамках конкретного текста по необходимости должно включать: 1) анализ прямого значения слов-референтов, т.е. лексем, обозначающих сферу-источник и сферу-цель; 2) анализ основания и механики метафорического переноса для каждой конкретной метафоры; 3) анализ микро- и макроконтекста для установления частотности конкретной метафоры и установления её роли не только в художественной, но и когнитивной системе автора и его картине мира.
Описанная методика анализа языковой метафоры была использована нами применительно к текстам «Та^бЕС^та;. Роио1а» и «Та^ба^та;. 1оп^1а» Н. Казандзакиса.
Выбор указанных текстов для анализа продиктован несколькими факторами. В первую очередь это жанровая характеристика текстов, которые сочетают в себе черты газетной хроники, этнографических заметок и автобиографии [20, с. 12], т.е. выпол-
няют информационную, воздействующую, популяризаторскую функцию, что дает основание отнести их к публицистическому стилю [21, с. 342].
В то же время богатство языковых ресурсов и эмоциональная насыщенность текста свидетельствуют о высокой художественной ценности указанных текстов цикла «Та^бЕС^та;», в силу чего наиболее верным представляется отнести «Та^бгио-vта;. Роио1а» и «Та^бЕС^та;. 1оп^1а», как и другие сборники путевых заметок Н. Казандзакиса, к жанру писательской журналистики, которая определяется исследователями как «переходное явление, объединяющее публицистичность и художественность как способы мышления» [22, с. 97]. Таким образом, речь идет не о строго художественных текстах, в которых роль метафоры как средства выразительности нельзя не учитывать, а о публицистике, где метафора непосредственно отражает убеждения автора и его картину мира в целом.
Вторым критерием для выбора текстов стало то, что оба сборника созданы примерно в одно и то же время и являются свидетельством и живым откликом на значительные события современной Н. Казандзакису эпохи. В «Та^бЕ^та;. Роио1а» он описывает жизнь России в 20-х годах XX века и изменения, произошедшие в ней после революции 1917 года [23, с. 272]. «Та^бЕ^та;. 1опот1а» тематически и хронологически распадается на две части, из которых первая посвящена главным образом культурной, политической и общественной жизни Испании того же периода, а вторая описывает гражданскую войну (19361939 гг.).
Сборник заметок «Та^бЕ^та;. Роио1а» Н. Казандзакиса содержит впечатления от трех путешествий автора в Советскую Россию (1925 - 1926, 1927, 1928 - 1929) [24, с. 7]. Основу его составили статьи, опубликованные в разное время в греческой прессе. В 1928 году они впервые выходят отдельным томом под названием «Т| Е1ба отг| Роио1а», а в 1956 году вновь переиздаются с некоторыми дополнениями под общим заголовком «Та^бЕи-ovта;. Роио1а» [там же: 12].
Путевые заметки, относящиеся к пребыванию автора в Испании, впервые частично издаются в 1927 году. Спустя десять лет выходит второе издание, дополненное заметками, касающимися испанской гражданской войны, составившими вторую часть книги [там же, 12].
В целях настоящего исследования сборники «Та^бЕ^та;. Роио1а» и «Та^бЕ^та;. 1опот1а» Н. Казандзакиса рассматривается как корпус стилистически и хронологически унифицированных, но различных по тематике текстов, который предполагается проанализировать с учетом описанных выше принципов. Такой анализ выявит не только характерные для автора метафоры, связанные с его картиной мира и потому общие для обоих текстов, но и покажет различия в их метафорике, связанные с изменением точки зрения и интенций автора, а также семантической актуализацией лексического содержания метафорически употребленного слова в зависимости от контекста [25, с. 43].
В соответствии с современными исследованиями метафора является двухкомпонентным семантическим образованием, построенным на распространении, расширении или переносе значения с одного предмета на другой на основании аналогии или сходства [26, с. 241]. Один из названных компонентов обозначает сферу-источник, а второй - сферу-цель [27, с. 284].
В нашем исследовании материалом для анализа стали языковые метафоры «с заранее готовой образностью, но не утратившие свежести» [28, с. 458] в тексте «Та^бЕ^та;. Роио1а» и «Та^бЕ^та;. 1опот1а», полученные методом сплошной выборки и удовлетворяющие следующим требованиям: 1) сфера-источник и сфера-цель представлены именами существительными, и это обозначение либо эксплицитно присутствует в тексте, либо восстанавливается из контекста (формальный критерий); 2) сфера-источник представлена именем существительным с семантикой предмета, а сфера-цель - существительным с абстрактной семантикой (семантический критерий). Являясь «магистральным путем метафорического переноса - от конкретного к абстрактному, от материального - к духовному» [29, с. 12], именно такого типа метафоры лучше всего характеризуют мышление и картину мира автора. В то же время опора на лексическую составляющую метафоры дает возможность оперировать ей как объектом исследования, поскольку «слова можно посчитать, зафиксировать и разделить на категории» [20, с. 915].
Метафоры типа АБСТРАКЦИЯ - ПРЕДМЕТ возможны в языке в силу имманентной человеку способности «сопоставлять несопоставимое и соизмерять несоизмеримое» [30, с. 9],
которая позволяет ему не только устанавливать сходство между образами, поступающими через разные каналы восприятия, но и «улавливать общность между конкретными и абстрактными объектами, материей и духом» [там же, с.12]. «Сила метафоры» [31, с. 33] заключается в том, что «все может быть сопоставлено с предметом, уподоблено предмету: не только другой предмет, человек, ощущение, процесс, чувство, мысль, факт, но также и элементы невидимого мира и абстракции» [11, с. 87].
В основе распределения метафор типа АбСТРАКЦИЯ-ПРЕДМЕТ по семантическим группам лежит семантика лексемы, обозначающей сферу-источник, поскольку представляется, что факт «частичного воспроизведения структуры источника в структуре цели» [1, с. 28], а также то, что сфера-источник содержит «знание, получаемое человеком в процессе непосредственного опыта взаимодействия с действительностью» [там же], указывает на приоритет содержания сферы-источника и его определяющую роль при метафоризации.
Сфера-цель анализируемых метафор представлена «лексикой непосредственно не воспринимаемой в ощущениях действительности», обозначающей психическую деятельность человека (чувства, желания, мыслительные акции), отвлеченные понятия, конструируемые человеком (добро, долг, честь и т.п.), понятия, отображающие деятельность социального типа (право, власть, авторитет) [29, с. 10].
Лексемы, обозначающие сферу-источник метафор анализируемого типа, объединены в группу ПРЕДМЕТ на основании широкой трактовки данного понятия, в соответствии с которой в качестве предмета может рассматриваться «все бесконечное многообразие материальных объектов, доступных чувственному восприятию, имеющих пространственную локализацию, форму, способность двигаться, а также объекты невидимого мира (атом, вакуум) (курсив авт.) и объекты, логически вычленяемые человеком» [11, с. 67 и след.].
Лексемы, относящиеся к категории ПРЕДМЕТ в рамках переносов АБСТРАКЦИЯ-ПРЕДМЕТ, в тексте «Та^бЕС^та?. Рои-о1а» и «Та^бЕС^та?. 1опот1а» формируют следующие семантические группы: 1) артефакт; 2) вместилище; 3) прецедентная ситуация; 4) географический объект.
Объектом исследования настоящей статьи стали метафоры, относящиеся к первой из перечисленных групп, т.е. обозначающие артефакт - нечто, созданное и используемое человеком в повседневной, хозяйственной или иной деятельности. Предполагается, что именно «паттерны конкретизации», лежащие в основе переноса АБСТРАКЦИЯ-АРТЕФАКТ, дадут богатый материал для изучения языковой картины мира говорящего.
Группа лексем сферы-источника с семантикой артефакта в тексте «Та^бЕС^та?. Роио1а» и «Та^бЕС^та?. 1опот1а» представлена 13 новогреческими лексемами: 6pYavo 'орган', 'инструмент', 6пЛо 'оружие' aпaвí 'меч', |nхаvц 'машина', 'механизм', трох6; 'колесо', аруа 'повозка', аЛио'бе; 'цепи', фа51, 'уток', отц-|J6vl 'основа', прооштба 'маска', фаруако 'лекарство', 5еYертlк6 'стимулирующий препарат', таф6петра 'могильная плита'. Некоторые лексемы этого списка употребляются метафорически в обоих рассматриваемых нами сборниках, в то время как другие встречаются только в одном из текстов и не представлены в другом. Для того чтобы установить связь метафоры с картиной мира автора и того, какую роль играет в её формировании каждое конкретное метафорическое словоупотребление рассматриваемого нами типа, мы рассмотрим последовательно лексемы, общие для обоих текстов, затем лексемы, уникальные для каждого из текстов, после чего проанализируем, чем такое словоупотребление может объясняться.
Метафорика текста «Та^бЕС^та?. Роио1а» показывает, что в представлении Н. Казандзакиса все происходящее в России после революции является войной. Естественно поэтому, что для обозначения сферы-источника метафор группы АБСТРАКЦИЯ-АРТЕФАКТ в тексте «Та^бЕС^та?. Роио1а» употребляется лексема 6пЛо, которую мы более подробно проанализируем ниже. Обозначает она некий недифференцированный объект, употребляемый как инструмент в борьбе. В то же время однократно в
тексте метафорически употребляется лексема опав' 'меч' («То Фш$ - vа то опав!уа^!»1), обозначающая, в отличие от лексемы 6пЛо 'оружие', не родовое, а видовое понятие.
В европейской культуре меч традиционно считается принадлежностью свободного человека и свидетельствует о его аристократическом происхождении [30, с. 6], в силу чего лексема опав 'меч' приобрела ряд ассоциаций, связанных с честью, честностью и личным достоинством [34, с. 1620]. Семы 'честь', 'честность' в тесной связи с лексемой опав фигурируют, например, и в выражении (кербюа кат1) уе то опавуои (букв. «(добился чего-л.) собственным мечом»), т.е. достиг чего-либо сам, своим упорством и целеустремленностью [34, с. 6615].
Употребление именно этой лексемы в тексте указывает на то, что в данном случае просветительская деятельность советской власти (фш;) мыслится как благородная борьба с отсталостью и непросвещенностью, а потому заслуживает положительной оценки автора.
Ту же метафору использует Н. Казандзакис в «Та^бЕС^та?. 1оп^1а» для характеристики позднего творчества Эль Греко, отмечая, что в его последних работах изображены не тела, а души людей, освобожденные от плоти («п уихй тои аvвршпоu £ма1 опав/' ка1 ^евцкаршое ап6 то ошуа»2). Сохраняя положительные коннотации, лексема опав! 'меч' в приведенном фрагменте метафорически описывает не только и не столько благородство духа, сколько вообще активное, действующее начало человеческой души, противопоставленное пассивному и смертному телу.
Сопоставляя метафорическое употребление лексемы опав' 'меч' в тексте «Та^бЕС^та?. Роио1а» и «Та^бЕС^та?. 1оп^1а», мы обнаружим, что различные контексты актуализируют различные семы её значения. В противоположность примеру, где данная лексема была связана с героической и благородной борьбой (то Фш;- vа то опавíуа;!), в «Та^бЕС^та?. 1опот1а» она употребляется в то же время для описания катастрофы, ожидающей, по мнению автора, Испанию в будущем. Наказание неминуемо приближается и преследует страну неотступно: «фЛепе тцу туш-р/'а уа крёуета1 опав»3. Такая характеристика создает в тексте отсылку к известному преданию о дамокловом мече (ср. греч. йа-!6кЛао; опавц), в котором меч, висящий на волоске прямо над головой тирана, напоминает ему о возможной гибели.
Как видим, в «Та^бЕС^та?. Роио1а» метафора меча является одним из слотов фрейма ВОЙНА, который, как следует из текста, лучше всего описывает современную Н. Казандакису ситуацию в стране. В «Та^бЕС^та?. 1оп^1а» эта метафора является, во-первых, слотом другого фрейма (ЧЕЛОВЕК), и во-вторых, соотносится с прецедентным именем Дамоклов меч. Такое словоупотребление в тексте «Та^бЕС^та?. Роио1а» выявлено не было.
Сфера-источник метафоры с семантикой артефакта в рамках типа АБСТРАКЦИЯ - ПРЕДМЕТ в тексте «Та^бЕС^та?. Рои-о!а» обозначается также лексемой |nхavц 'машина', 'механизм'.
Н. Казандзакис выбирает машину (|цхаvf|) в качестве символа всего механического и неживого и выстраивает, таким образом, бинарную картину мира, где материя и дух, количество и качество противопоставлены друг другу. Кроме того, фрейм МАШИНА дополняется в тексте слотом КОЛЕСО: «О аvвршпо; пшотцке отои$ трохоид тц$упхау^$, 6еvупора' П1а vа £ефйYеl... То пуЁуа пои ип6та£е п йЛц... тшра YÍv£таl парартпуа тц$ уп-хауц$ ка1 п акоЛоивае1 оаv иЛц»4.
Лексема |цхаvf| в новогреческом языке обозначает некое сложное техническое средство, заменяющее человека или увеличивающее эффективность его работы и использующееся для совершения определенных действий [34, с. 4782]. Свойство машины быть составленной из многочисленных слаженно работающих элементов обуславливает набор фреймов концепта МАШИНА, представленного в тексте. В нашем случае в тексте реализуются два: колеса (трохо!) и элемент, составная часть (парартща). Описывая с помощью метафор современный мир как машину, Н. Казандзакис передает опасное, по его мнению, увлечение своих современников достижениями науки и техники, а также убеждение в том, что именно технический прогресс обеспечит человечеству дорогу к «светлому будущему»5. Любая
1 «Просвещение - вот наш меч!»
2 «Душа человека - это меч, который достали из ножен тела».
3 «Он (Хоакин Коста - О.Б.) видел, как наказание висит над головой, как меч».
4 «Человека зажало колесами машины, ему уже не спастись... Дух, который подчинил себе материю... становится составной частью машины и следует за ней как материя».
5 Ср., например, характерную цитату из текста «Tа^l5ейоvта;. AYYЛÍа»: «Н Еп/от^т пои т6ое; еЛп15е; отцр/^е апаvш тц; о како^рц; о аvвршпо;. катамцое то по троуакпкб к/ аvr|вlко 6пЛо у/а; víа; @ар@ар6тцта;, тц; по фр/хтц;, тц; епlотц|оvlкfiz» («Наука, на которую столько надежд возлагал бедняга человек. в конце концов стала самым страшным и бесчестным оружием нового варварства, самого ужасного - научного»).
машина - лишь мертвая материя, поэтому ситуация, когда живой человек становится лишь её придатком (парартгуа n Vrxavr/q), расценивается автором как опасная.
Уже упоминавшаяся лексема трохоq 'колесо' в тексте «Ta^i-SEÜovTa^. lanavia» употребляется в другом контексте, а именно для описания вечной изменчивости человеческой истории («тро-Хб$ тои карой»6). Языковая метафора трохоq 'колесо' в новогреческом языке обозначает изменчивость человеческой судьбы, поскольку уподобляет последнюю вращению колеса [34, с. 1755] (ср. рус. колесо фортуны). Как видим, как и в случае с лексемой аиа& 'меч', одна и та же метафора в текстах «Ta^iSEÜovTa«;. Pouaia» и «Ta^iöEÜovTa^. lanavia» выполняет разные функции: в первом случае она является слотом фрейма МАШИНА, который представляет в картине мира автора современное общество, а во втором является символом, обозначающим абстракцию высшего порядка - время.
Лексемами аиа& 'меч' и Tpoxoq 'колесо' список общей лексики, метафорически употребляемой в «Ta^iSEÜovTa«;. Pouaia» и «Ta^iöEÜovTa^. lanavia» ограничивается, хотя, учитывая, что оба текста были созданы приблизительно в одно и то же время, а также схожесть тематики (война, социальные столкновения), можно было бы предполагать большее совпадение метафорики. По всей видимости, такое различие объясняется большой зависимостью метафоры в авторском тексте от контекста, даже несмотря на тот факт, что для анализа нами были отобраны именно языковые метафоры, зафиксированные в словаре.
В тексте «Ta^iSsüovTa^. Pouaia» к переносам типа АБСТРАКЦИЯ-АРТЕФАКТ относится метафорическое употребление следующих лексем: öpyavo 'орган', 'инструмент', опАо 'оружие', аруа 'повозка', aÄuaiöeq 'цепи'. Все они имеют семантику орудия, т.е. технического приспособления, при помощи которого производится работа или какое-нибудь действие [34, с. 460], как, например, сама лексема öpyavo 'орудие', 'инструмент', обозначающая в новогреческом языке любой инструмент или предмет, применяемый для выполнения какой-либо работы [34, с. 5186]. В нашем случае в тексте «Ta^iSsüovTa^. Pouaia» инструментом представляется наука (отютфп), ставшая после революции достоянием не буржуазии и аристократии, а рабочего класса («ц £тотцуц отавцке navra öpyavo n Kupiapxrq Tä^nq»1).
Лексема önÄo 'оружие' в новогреческом языке определяется как 'средство (орудие или механизм), используемое для защиты, нападения или охоты', а также как 'средство для достижения цели' [34, с. 5186]. Метафорическое употребление лексемы önÄo 'оружие' показывает, что для Н. Казандзакиса в тексте «Ta^iöEÜ-ovTa^. Pouaia» характерно представление о современных ему событиях в России как о военных действиях. Как становится понятно по результатам семантического анализа, оружием в «Ta-^iöEÜovTa^. Pouaia» представляется все, что укрепляет позиции советской власти и ведет к окончательной победе пролетариата. В первую очередь это образование (уорфшоц) («ц убрфш-оц uavroöüvayo бпАо»8), которое со сменой власти перестало быть привилегией меньшинства и является условием создания советского «нового человека». Оружием в борьбе с пережитками прошлого представляется также искусство (тхг) («ц тёхуц avai Kai аитц бпАо атахфа тои npoÄCTapiäTou»9).
Помимо явлений «социального» плана, относящихся в большей степени к жизни и деятельности человека (искусство, образование), как оружие в политической борьбе автор рассматривает и понятия, относящиеся к сфере идеального. Так, например, о евреях, которые, по мнению Н. Казандзакиса, составляли «ядро» революционного движения в России, сообщается: «AAÄo бпАо anö то nvs^a öcv a'xav»10. nviya 'дух' в тексте «Ta^iöEÜo-vTa^. Pouaia» - по всей видимости, явление, сопоставимое с гегелевским понятием духа времени (Zeitgeist), определяемым им как «духовная сущность всего состояния народа» [36, с. 111]. Взгляды на природу этой сущности могут быть различны («äÄ-Äol... Ä£v£ Qeö ц nviya ki äÄÄol TÄr»11), но в настоящий момент
эпицентр её действия - «измученная мамочка Россия» («paaavi-aji£vr| уауоитока Pouaia») (курсив авт. - О.Б.).
К семантической сфере артефакта относится также лексема apya 'повозка', употребляющаяся в тексте «Ta^iSsuovTa^. Pouaia» для описания поэтического творчества Байрона. В очерке, посвященном истории русской литературы, Н. Казандзакис дает краткую характеристику творчеству М.Ю. Лермонтова, отмечая, что последнего часто обвиняли в подражании Байрону: «Tov ка-Tnyopouaav nMq fyav боиАка 5e^ivoq ото miriTiKO аруа тои Мпа-upov»12. Противопоставление возвышенного (поэзия) повседневному (повозка) основано на языковой метафоре, уподобляющей слепое исполнение чужих желаний и чужой воли состоянию животного, привязанного или запряженного в повозку: npoadsvo^ai (eiyai e&uyiJivoq) ото аруа (капоюи) (букв. 'привязываться (быть привязанным) к чьей-либо повозке') [34, с. 966].
Употребление языковой метафоры аруа 'повозка' для обозначения, в данном случае, поэтического творчества свидетельствует о том, что поэзия представляется Н. Казандзакису движущей силой, которая способна увлекать за собой людей даже помимо их воли, что, отчасти справедливо в отношении М.Ю. Лермонтова, который и сам рефлексировал относительно того, насколько велико влияние Байрона на его творчество [37, с. 19].
Список лексем с семантикой орудия дополняется в тексте «Ta^iSsuovTa^. в частности, агрессивную политику русификации народов Российской Империи.
В новогреческом языке лексема aAuai5a 'цепь', употребленное во множественном числе (aAuafSeq) является языковой метафорой, означающей порабощение или пребывание в оковах [34, с. 200] (ср. русское тюрьма народов, обычно приписываемое А. де Кюстину). Таким образом, употребление данной лексемы указывает на то, что жизнь при царе мыслится автором как рабство, а падение царского режима, соответственно, - как освобождение от него и обретение свободы: «Н тоаркц поАтк! пр6-ураца Triq eixe va роиоопощоа 6Aeq Tiq quAiq пои KaToiKouaav г auTOKpaTopia... спрспе уе каве тропо va атрощоа r sQviKq yuxi Kai va mifiArieef уе тп fiia ae 6Aeqnq евv6тцтеqr роио1кп yuxi... Ma о1 упоАое^ш iaпaaav Kai ri$ аЛит'б£$ тойтер»13.
Таким образом, метафоры типа АБСТРАКЦИЯ-АРТЕФАКТ в тексте «Ta^iSsuovTa^. Pouaia» изображают реальность советской России как борьбу, в которой любое явление может стать оружием (опАо). Метафорическое употребление лексемы опАо в тексте «Ta^iSsuovTa^. lanavia» отсутствует, что, по всей видимости, объясняется разницей в точке зрения Н. Казандзакиса на описываемые события: мирная жизнь советской России представляется ему войной, в то время как гражданская война в Испании описывается с помощью метафор мирной жизни, например, пapаaтa-оп 'представление', пpoaкйvr|a 'поклонение', 'паломничество', пapa|йвl 'сказка', которые не рассматриваются в рамках настоящей статьи, т.к. относятся к другому семантическому типу.
Другие метафоры типа АБСТРАКЦИЯ-АРТЕФАКТ в «Ta^iSsu-ovTa^. Pouaia» (6pyavo 'орган', 'инструмент', 'оружие', aAuaf6eq 'цепи') описывают общественную жизнь человека, и лишь одна метафора такого типа ^^a 'повозка') употребляется для характеристики внутренней жизни человека, а именно поэтического творчества.
Метафорика текста «Ta^iSsuovTa^. lanavia» существенно отличается от описанной выше. Нами обнаружены следующие лексемы, употребляемые для обозначения метафорического переноса АБСТРАКЦИЯ-АРТЕФАКТ: фай, 'уток', arri6vi 'основа', пpoaшпí5a 'маска', фаp|aкo 'лекарство', Ъеуерткб 'стимулирующий препарат', тaф6пeтpa 'могильная плита'.
Описывая действительность (^aY^a^^^) в «Ta^iSsuo-vTa^. lanavia», Н. Казандзакис метафорически использует лексемы фабl 'уток' и aтr|6vl 'основа': «Н праууаткбтцта оЛц - фаб1 Kai OTny6vi - eivai 6vapo»ы. Обе лексемы непосредственно связаны со структурой ткани и обозначают, соответственно, со-
6 «Колесо времени».
7 «Наука всегда была орудием правящего класса». Все переводы, кроме особо оговоренных, выполнены автором настоящей статьи. Текст цитируется по изданиям KаZаvтZaкr|s N. Tаfy5£йovта<;. Pouaía. Ав^а, Ек5оо£1$ KаZаvтZaкц, 2009; KаZаvтZaкr|s N. Tаfy5£йovта<;. laпavía. Ав^а, Ек5оо£1$KаZаvтZaкr|, 2009 с сохранением авторской орфографии.
8 «Образование, всесильное оружие».
9 «Само искусство является оружием в руках пролетариата».
10 «Другого оружия, кроме Духа, у них не было».
11 «Одни... называют Богом или Духом, а другие - Материей».
12 «Его обвиняли в рабском подражании Байрону» (букв. «в том, что он рабски привязан к поэтической повозке Байрона»).
13 «Царская политика планировала русифицировать все племена, которые населяли империю. нужно было любым способом истощить душу национальную и насильно навязать всем народностям душу русскую. Но большевики разорвали и эти цепи».
14 «Реальность - уток и основа - это сон».
единительные нити, располагающиеся между нитями основы, и саму основу, т. е. обязательный элемент материи [34, с. 7536; 32, с. 6692]. Употребляя такую метафору для обозначения отвлеченного понятия реальности, Н. Казандзакис показывает, что, в соответствии с его представлениями, реальность - сложное соединение и взаимодействие разнообразных явлений и сил, подобное рисунку нитей, образующему ткань. При этом и «основа», и «уток» этой «ткани», т.е. и главное и неизменное, и второстепенное и преходящее, - не что иное, как сон.
Метафорически употребляется для описания абстракций в тексте произведения «Ta^iöEÜovTa«;. lanavia» также лексема прооштба 'маска'. Мышление, по мнению автора, многолико, и все его проявления, сколько бы различны они ни были между собой, скрывают одну и ту же суть: «Ol оуа; тои отохаоуои тои aval... проошт'0£$... iöia; Лахтара$»15. Таким образом Н. Казандзакис описывает отвлеченное понятие страстного желания (Аахтара) как нечто, обладающее конкретными проявлениями (маска). Лексема прооштба 'маска' обозначает предмет, покрывающий (или скрывающий) лицо [34, с. 1747], что, в свою очередь, заставляет предположить, что страстное желание приобретает в глазах автора и некоторые характеристики человека, в частности, имеет некий лик, скрытый под маской.
Для обозначения сферы-источника метафор АБСТРАКЦИЯ - АРТЕФАКТ в тексте «Ta^iöEÜovTa«;. lanavia» употребляются также лексемы фаруако 'лекарство' и öisy^PTikö 'стимулирующий препарат'.
Лексема фаруако 'лекарство' обозначает вещество, предназначенное для излечения от болезни и тем или иным способом приносящее пользу здоровью [33, с. 1808]. Описывая как лекарство для общества религию («¿va фаруако ипарха, П врцокяа»16), автор подчеркивает значимость последней в критический момент испанской истории. По его мнению, после поражения в испано-американской войне 1898 года Испания, потеряв последние колонии, оказалась, как тяжелый больной, на грани жизни и смерти. Одним из предложенных «врачами» (т.е. деятелями культуры) «лекарств» оказывается религия (врц-оша). Таким образом, контекст указывает на то, что метафора РЕЛИГИЯ - ЛЕКАРСТВО, относимая нами к группе АБСТРАКЦИЯ - ПРЕДМЕТ, с точки зрения современной когнитивной теории метафоры является одним из слотов фрейма БОЛЕЗНЬ, применяемого для характеристики современного автору положения вещей в Испании.
Медицина также становится сферой-источником для описания смерти, поскольку, по мнению Н. Казандзакиса, для сильных духом людей смерть является сильнейшим стимулирующим средством («о втато$ yiа щ биуате; щихе; а'уа1 паута то бруи-теро 01£у£рт1ко»17).
Лексема бlеYертlкö 'стимулирующее средство' [34, с. 463] обозначает вещество, оказывающее стимулирующее воздействие на человека. В качестве такого вещества в данном примере рассматривается смерть, которая, как следует из текста, заставляет сильного человека проживать со смыслом каждую секунду: «'Ооо перюоотеро ¿ха уа биуатц уихп то оиуа^п-уа тои Тпота, тооо еутоуштера ф тцу каве проокарц, уатащ от^уй»18.
К абстрактным метафорам со сферой-источником, обозначенным лексемой с семантикой артефакта, относим также сопоставление памяти с могильной плитой. Лексема тафопетра 'могильная плита' в новогреческом языке употребляется для обозначения окончательного завершения чего-либо [34, с. 1699], поскольку в человеческой жизни смерть и, соответственно, могила являются неотвратимым и необратимым концом. В нашем случае как нечто законченное и необратимое описывается человеческая память, где, как в могиле, похоронены чувства и переживания. Тем не менее, плиту памяти, в отличие от могильной, можно поднять, оживив тем самым образы и эмоции, которые, казалось бы, навсегда забылись: «Архюау о1 фшуе; у'ауаоцкш-уоиу тnv тафопетра yvfiynS-- ка1 т; бшхуш yiа уа упоре-ош... уахарш та (¡шутауа Yüрa уои уаруара»19.
Как видим, в противоположность метафорике текста «TaÇi-ôEÛovTaç. Pouaia», метафоры в тексте «TaÇiôEÛovTaç. lanavia» выражены лексемами, связанными не с войной или тяжелым трудом, а с мирными сферами повседневной жизни (фаб1, 'уток', orqyovi 'основа' - с ткачеством, прооштба 'маска' - с театром, фаруако 'лекарство', öisy^PTiko 'стимулирующий препарат' - с медициной), в то время как лексема тафопетра 'могильная плита' и вовсе не связана с хозяйственной или трудовой деятельностью человека. Кром того, метафоры «TaÇiôEÛovTaç. Pouaia» описывают, как правило, социальные явления, в то время как большая часть метафорически употребляемых лексем в тексте «TaÇiôEÛ-ovTaç. lanavia» (фаб1, 'уток', orriyôvi 'основа', проошпба 'маска', ôiSYcpTiKô 'стимулирующий препарат', тафопетра 'могильная плита') используется для описания внутреннего мира человека, его чувств, мыслей и переживаний.
Как следует из приведенного выше семантического анализа метафор в текстах «TaÇiôEÛovTaç. Pouaia» и «TaÇiôEÛovTaç. lana-via», Н. Казандзакис по-разному использует метафорический потенциал языка, что объясняется, в первую очередь, различиями во внелингвистических параметрах, связанных с созданием этих двух текстов. Несмотря на то, что и Испания, и Россия, по мнению автора, переживают критический период своей истории (ср.: «Кр1oiyn еЫа1 п 1отор1кц от^УП пои перvâa п 1опам'а»20 в «TaÇiôEÛovTaç. lanavia» и «H от^у^а1 кр/'отуп»21 в «TaÇiôEÛovTaç. Pouaia»), для характеристики этого момента автор использует разные средства.
В «TaÇiôEÛovTaç. Pouaia» на первое место выходит понятие оружия (опАо, опав!), поскольку что жизнь России представляется автором постоянной войной. Как война описывается в тексте не только насильственная смена власти в стране и ожесточенная внутриполитическая борьба («акцрихто; âYPlоç поАеуо;»22), но и борьба с пережитками прошлого, с враждебным окружением, с несовершенной человеческой природой.
В этом контексте революция представляется освобождением от цепей (аАиобе;) и залогом дальнейшего развития человечества. В то же время, по мнению автора, преклонение перед техническим прогрессом и машиной (ynxаvf¡) как его воплощением чревато обезличиванием человека и торжеством материи над духом.
В противоположность метафорам АБСТРАКЦИЯ - АРТЕФАКТ в тексте «TaÇiôEÛovTaç. Pouaia», в основном построенным на лексемах со значением предмета (как правило металлического), связанного с выполнением тяжелой работы или военными действиями (ôрYаvо 'орудие', опАо 'оружие', oпавí 'меч', âрyа 'повозка', аАио'ба 'цепь', ynxаvц 'механизм'), метафоры в тексте «TaÇiôEÛovTaç. lanavia» сформированы или с помощью лексем, заимствованных из сферы медицины (фâрyако 'лекарство', 5ie-Yертlкô 'стимулирующее средство'), домашней работы (oTnyôvi 'основа' и фаб1 'уток'), или вовсе не связаны с хозяйственной деятельностью (тафопетра 'могильная плита'). В то же время значение лексемы oпавí 'меч', употребленной в обоих текстах, актуализируется по-разному в зависимости от интенции и «внутренней телеологии» [19, с. 56] автора, обозначая в «TaÇiôEÛo-vTaç. lanavia» не орудие убийства, а описывая, в противоположность плоти, активное начало, т.е. душу человека.
Использованная нами при анализе сборников путевых заметок Н. Казандзакиса методика позволила установить, что, несмотря на хронологическую, тематическую и стилистическую близость двух текстов, употребление языковой метафоры в них существенно различается, что объясняется тесной взаимосвязью языковой метафоры и концептуальной системы автора, в которой испанская и русская реальность характеризуются разными наборами метафорических понятий и ассоциаций.
Источники
Кафутфкп;Niко;. TaÇiôEÛovTaç. Pouaia. A6rjva : EKôôaaç Ka-ÇavTÇâKr|, 2009. - 275 a.
Кафутфкп; Nim;. TaÇiôEÛovTaç. lanavia. A6rjva : EKôoasiç KaÇavTÇâKr|, 2009. - 225 a.
15 «Все лики мышления. маски. одного и того же желания».
16 «Есть одно лекарство - религия».
17 «Смерть для сильных дух всегда была сильнейшим стимулирующим средством».
18 «Чем глубже сильный духом чувствует Ничто, тем глубже проживает каждое краткое, мимолетное мгновение».
19 «Голоса начали приподнимать могильную плиту памяти, и я гоню их, чтобы насладиться живыми мраморными узорами вокруг меня».
20 «Решающее значение имеет исторический момент, который проживает сейчас Испания».
21 «Момент решающий».
22 «Необъявленная ожесточенная война».
Библиографический список
1. Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. Москва: УРСС Эдиториал, 2004.
2. Лагута О.Н. Метафорология: теоретические аспекты. Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2003; Ч. 1.
3. СЛТ- Словарь литературоведческих терминов. Ред.-сост.: Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев. М., «Просвещение», 1974.
4. Gibbs R.W. The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought. Cambridge University Press, New York, 2006.
5. Crystal D. A Dictionary of Linguistics and Phonetics. Wiley-Blackwell Publishing, Malden-Oxford, 2008.
6. Москвин В.П. Русская метафора: Очерк семиотической теории. Москва: Издательство ЛКИ, 2012.
7. Taverniers M. Metaphor and Metaphorology - A selective genealogy of philosophical and linguistic conceptions of metaphor form Aristotle to the 90s. Gent, Academia Press, 2002.
8. Аристотель. Риторика. Поэтика. Москва: Лабиринт, 2007.
9. Балли Ш. Французская стилистика. Москва: Эдиториал УРСС, 2001.
10. Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? Москва: ИТДГК «Гнозис», 2003.
11. Скляревская Г.Н. Метафора в системе языка. Санкт-Петербург: Наука, 1993.
12. Musolff A., Zinken J. (eds.) Metaphor and Discourse. Palgrave Macmillan, London, 2009. - 269 p.
13. Чудинов А.П. Очерки по современной политической метафорологии: монография. Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 2013.
14. Белова Т.М. Индивидуально-авторская метафора как способ отражения реальности (на материале стихотворения «Congo» П.С. Сенгора). ВестникКГУ им. Н.А. Некрасова. 2016; 3: 201 - 204.
15. Simpson P. Stylistics. A Resource Book for Students. Routledge: London-New York, 2004.
16. Красных В.В. Словарь и грамматика лингвокультуры; Основы психолингвокультурологии. Москва: Гнозис: 2016.
17. Geary J. I is an Other. The Secret Life of Metaphor and How It Shapes the Way We See the World. Harper Perennial, 2012.
18. Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения. Москва: ФЛИНТА: Наука, 2015.
19. Гельгардт Р.Р. Исследование стиля художественной речи: Теоретические основы. Москва: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2016.
20. Ma6iouSdKn? N. noir|TiKoi vsoAoyiajioi aTr|v 'OSuaasia' tou NiKou KaZavT^dKn: xi^iaSsg a6naaupiaTs? АЕф? avaZnTouv Tr|v TauTOTnTd Tou?. Selected Papers of the 10th International Conference of Greek Linguistics. ДгцюкрЬгю navsmaTijiio ©pdKn?, KojioTr|vii, 2010: 905 - 918.
21. Кожина М.Н., Дускаева Л.Р., Салимовский В.А. Стилистика русского языка. Москва: Флинта: Наука, 2008.
22. Каминский П.П. Принципы исследования публицистики на современном этапе. Вестник Томского гос. ун-та. Филология. 2007; № 9 1: 97—105.
23. Дгцюбг|? К. TExvn Kai s^ouaia. napaTnpiasi? a£ TEaaspa Ta^iSiwTiKd Epya Tou NiKou KaZavT^dKn. В кн.: Eiaaywyi aTo Epyo Tou KaZavT^dKn. EmAoyi KpiTiKwv KsijiEvwv. EnijEAsia Roderick Beaton. HpdKAsio: navsmaTnjiiaKE? sKSoasi? KpiTn?, 2015. — Z. 271 - 295.
24. Ma6iouSdKn? N. Eva sv6ouaiw6s? Ta^iSi aTn Pouaia. В кн. KaZavT^dKn? N. Ta^iSsuovTa?. Pouaia. A6|va, EKSoasi? E©NOZ, 2013. -Z. 5 - 20.
25. Уфимцева А.А. Лексическое значение: Принцип семиологического описания лексики. Москва: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010.
26. ZaKsAAapiSn? Г.Х. Zuyxpovo As^iKO opwv Kai 6sjidTwv yAwaaoAoyiKwv. A6|va, ZappdAa?, 2004.
27. Brown K., Miller J. The Cambridge Dictionary of Linguistics. - New York, Cambridge University Press, 2013.
28. СЭСРЯ- Стилистический энциклопедический словарь русского языка. Под ред. М.Н. Кожиной и др. Москва: ФЛИНТА: Наука, 2006.
29. Телия В.Н. Типы языковых значений: Связанное значение слова в языке. АН СССР. Институт языкознания. Москва: Наука, 1981.
30. Теория метафоры. Сборник. Под общей редакцией Арутюновой Н.Д., Журинской М.А. Москва: Прогресс, 1990.
31. Кассирер Э. Сила метафоры. Теория метафоры. Сборник. Под общей редакцией Арутюновой Н.Д., Журинской М.А. Москва: Прогресс, 1990.
32. Лотман Ю. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII -начало XIX века). Санкт-Петербург: Азбука, Азбука-Аттикус, 2016.
33. EiKovoypa9njEvo syKuKAonaiSiKO As^iKO & nAips? As^iKO тп? vEa? sAAnviKi? yAwaaa?. A6|va, EkSotiko? opyaviajio? ndnupo?, 2003. tt. А-П.
34. AnjnTpdKo? Д. MEya As^ikov oAn? тп? sAAnviKi? yAwaan?. A6|va, npooSo?, 2008-2009. Tt. A-lE.
35. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений. М.: ООО «А ТЕМП», 2006.
36. Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Книга первая. Санкт-Петербург: «Наука», 1993.
37. Казанцева Е.Д. М.Ю. Лермонтов и Дж. Байрон - два романтика большой литературы. Бюллетень медицинских интернет-конференций. 2015; Том 5; № 1.
References
1. Lakoff Dzh., Dzhonson M. Metafory, kotorymimyzhivem. Moskva: URSS 'Editorial, 2004.
2. Laguta O.N. Metaforologiya: teoreticheskie aspekty. Novosib. gos. un-t. Novosibirsk, 2003; Ch. 1.
3. SLT- Slovar'literaturovedcheskih terminov. Red.-sost.: L.I. Timofeev, S.V. Turaev. M., «Prosveschenie», 1974.
4. Gibbs R.W. The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought. Cambridge University Press, New York, 2006.
5. Crystal D. A Dictionary of Linguistics and Phonetics. Wiley-Blackwell Publishing, Malden-Oxford, 2008.
6. Moskvin V.P. Russkaya metafora: Ocherk semioticheskoj teorii. Moskva: Izdatel'stvo LKI, 2012.
7. Taverniers M. Metaphor and Metaphorology - A selective genealogy of philosophical and linguistic conceptions of metaphor form Aristotle to the 90s. Gent, Academia Press, 2002.
8. Aristotel'. Ritorika. Po'etika. Moskva: Labirint, 2007.
9. Balli Sh. Francuzskaya stilistika. Moskva: 'Editorial URSS, 2001.
10. Krasnyh V.V. «Svoj» sredi «chuzhih»: mif ili real'nost? Moskva: ITDGK «Gnozis», 2003.
11. Sklyarevskaya G.N. Metafora v sisteme yazyka. Sankt-Peterburg: Nauka, 1993.
12. Musolff A., Zinken J. (eds.) Metaphor and Discourse. Palgrave Macmillan, London, 2009. - 269 p.
13. Chudinov A.P. Ocherkipo sovremennojpoliticheskojmetaforologii: monografiya. Ural. gos. ped. un-t. Ekaterinburg, 2013.
14. Belova T.M. Individual'no-avtorskaya metafora kak sposob otrazheniya real'nosti (na materiale stihotvoreniya «Congo» P.S. Sengora). Vest-nik KGU im. N.A. Nekrasova. 2016; 3: 201 - 204.
15. Simpson P. Stylistics. A Resource Book for Students. Routledge: London-New York, 2004.
16. Krasnyh V.V. Slovar'i grammatika lingvokul'tury; Osnovypsiholingvokul'turologii. Moskva: Gnozis: 2016.
17. Geary J. I is an Other. The Secret Life of Metaphor and How It Shapes the Way We See the World. Harper Perennial, 2012.
18. Esin A.B. Principy ipriemy analiza literaturnogo proizvedeniya. Moskva: FLINTA: Nauka, 2015.
19. Gel'gardt R.R. Issledovanie stilya hudozhestvennoj rechi: Teoreticheskie osnovy. Moskva: Knizhnyj dom «LIBROKOM», 2016.
20. Ma6iouSdKn? N. noinTiKoi vsoAoyiajioi aTnv 'OSuaasia' Tou NiKou Ka^avT^dKn: xiAidSs? a6naaupiaTs? AE^si? avaZnTouv Tnv TauTOTnTd Tou?. Selected Papers of the 10th International Conference of Greek Linguistics. AnjioKphsio navsmaTijiio ©pdKn?, KojoTnvi, 2010: 905 - 918.
21. Kozhina M.N., Duskaeva L.R., Salimovskij V.A. Stilistika russkogo yazyka. Moskva: Flinta: Nauka, 2008.
22. Kaminskij P.P. Principy issledovaniya publicistiki na sovremennom 'etape. Vestnik Tomskogo gos. un-ta. Filologiya. 2007; № 9 1: 97-105.
23. AnjdSn? K. TExvn Kai s^ouaia. napaTnpiasi? as TEaaspa Ta^iSiwTiKd Epya Tou NiKou Ka^avT^dKn. V kn.: Eiaaywyi aTo Epyo Tou Ka^avT^dKn. EmAoyi KpiTiKwv KsijiEvwv. EmjiEAsia Roderick Beaton. HpdKAsio: navsmaTnjiiaKE? sKSoasi? KpiTn?, 2015. - Z. 271 - 295.
24. Ma6iouSdKn? N. Eva ^ouaiwSs? Ta^iSi aTn Pouaia. V kn. Ka^avT^dKn? N. Ta^iSsuovTa?. Pouaia. A6|va, EKSoasi? E©NOZ, 2013. -Z. 5 - 20.
25. Ufimceva A.A. Leksicheskoe znachenie: Princip semiologicheskogo opisaniya leksiki. Moskva: Knizhnyj dom «LIBROKOM», 2010.
26. ZaKsAAapiSn? Г.Х. Zuyxpovo As^iKO opwv Kai 6sjidTwv yAwaaoAoyiKwv. A6|va, ZappdAa?, 2004.
27. Brown K., Miller J. The Cambridge Dictionary of Linguistics. - New York, Cambridge University Press, 2013.
28. S'ESRYa - Stilisticheskij 'enciklopedicheskijslovar'russkogo yazyka. Pod red. M.N. Kozhinoj i dr. Moskva: FLINTA: Nauka, 2006.
29. Teliya V.N. Tipy yazykovyh znachenij: Svyazannoe znachenie slova vyazyke. AN SSSR. Institut yazykoznaniya. Moskva: Nauka, 1981.
30. Teoriya metafory. Sbornik. Pod obschej redakciej Arutyunovoj N.D., Zhurinskoj M.A. Moskva: Progress, 1990.
31. Kassirer 'E. Sila metafory. Teoriya metafory. Sbornik. Pod obschej redakciej Arutyunovoj N.D., Zhurinskoj M.A. Moskva: Progress, 1990.
