CC BY
20
ФИЛОЛОГИЯ И КУЛЬТУРА. PHILOLOGY AND CULTURE. 2018. №1(51)
УДК 811.142
РОЛЬ ЯЗЫКОВЫХ МЕТАФОР ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК В ТЕКСТЕ «TASIAEYONTAH. АГГЛ1А» Н. КАЗАНДЗАКИСА
© Ольга Боброва
THE ROLE OF OBJECT-PERSON METAPHORS IN 'TASIAEYONTAE. АГГЛ1А' BY NIKOS KAZANTZAKIS
Olga Bobrova
In contemporary linguistic studies, the metaphor is viewed in its poetic, nominative and cognitive functions. None of these, however, can be studied separately. Thus, in metaphor studies the integrated approach is very promising, as it can be successfully used in describing the language picture of the world. By means of the above mentioned integrated approach, we analyze the role of OBJECT-PERSON language metaphors in "Ta^iSeuovxag. AyyXia" by the modern Greek prosaic Nikos Kazantzakis. The integrated approach includes the semantic analysis of lexemes that are used metaphorically in the text, the determination of reasons for a metaphorical shift, as well as the role of macro- and microcontext in the use of metaphors. The results of the analysis make it possible to describe the author's language picture of the world and to reveal his attitude towards the events described.
The OBJECT-PERSON metaphors reflect the anthropocentrism of the human world perception and create fundamentally important images in the text (e.g. the British Empire), revealing the author's view of various issues (e.g. language situation in Greece) and on the whole, they play an important role in the formation of the influencing function of the text.
The OBJECT-PERSON metaphors describe the phenomena of the inanimate world in terms of human feelings and relations. In the text of "Ta^iSeuovxag. AyyMa", they are mainly used to describe Great Britain, its social and economic situation, as well as its international role. Besides, the metaphors of this type characterize modern industrial civilization and the state of affairs in the world.
Keywords: metaphorology, cognitive metaphor, language metaphor, language picture of the world, Nikos Kazantzakis, "Ta^iSeuovxag. AyyMa".
В современных лингвистических исследованиях метафора рассматривается в своей образной, номинативной и когнитивной функциях. В то же время ни одно из этих свойств нельзя изучать изолированно, что делает перспективным применение в метафорических исследованиях комплексного подхода, который, отталкиваясь от языкового выражения метафоры, описывал бы ее роль в языковой картине мира говорящего. В настоящей статье такой комплексный поход используется для рассмотрения роли языковых метафор ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в «Ta^iSeuovxag. AyyMa» греческого писателя XX века Никоса Казандзакиса. Комплексный подход предполагает рассмотрение значения лексем, метафорически употребленных в тексте, установление основания метафорического переноса и роли макро- и микроконтекста употребления метафоры. Данные, полученные в результате такого анализа, дают возможность описать картину мира автора и установить его отношение к излагаемым событиям.
Метафоры типа ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в тексте «Ta^iSeuovxag. AyyMa», отражая общую тенденцию к антропоцентричности, свойственную для восприятия мира человеком, используются для создания принципиально важных образов текста (например, самой Британской Империи), отражают авторскую позицию по тем или иным вопросам (например, языковому вопросу в Греции) и в целом играют важную роль в формировании воздействующей функции текста. Основное свойство метафор ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК заключается в переосмыслении явлений мира неживой природы в терминах человеческих чувств и отношений. В тексте «Ta^iSeuovxag. AyyXia» оно используется автором главным образом для описания Великобритании, ее социального и экономического положения, а также роли на международной арене. Помимо Британской Империи и ее столицы, с помощью метафор типа ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в тексте «Ta^iSeuovxag. AyyMa» описаны современная промышленная цивилизация и положение дел в мире в целом.
Ключевые слова: метафорология, когнитивная метафора, языковая метафора, языковая картина мира, Никос Казандзакис, «Ta^iSeuovxag. AyyMa».
Особая роль метафоры в языке и речи не оспаривается современной наукой. Большое количество исследований последних лет подтверждает тезис о вездесущем характере метафоры и ее тесной связи со сферой мышления человека, а также его эмоциональными или эстетическими переживаниями [01ЬЬ8, с. 3].
В Европе изучение метафоры как языкового явления восходит к «Поэтике» и «Риторике» Аристотеля. Разделяя имена на простые и сложные, Аристотель относил метафору к последним и определял ее как «перенесение необычного имени или с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии» [Аристотель, с. 191], предлагая, таким образом, логическую классификацию метафорических переносов.
Для всех античных теорий языка и стиля характерно представление о метафоре как об определенном свойстве авторского стиля и риторическом приеме1. Важно, однако, отметить, что уже в античной поэтике получает разрешение проблема мотивировки и основания употребления метафор. По Цицерону, причина использования метафор в речи - не столько желание автора украсить ее, сколько насущная необходимость, продиктованная бедностью и скудостью словаря [Античные теории языка и стиля, с. 216], то есть возникающей потребностью в новых наименованиях. Таким образом, для античной теории стиля метафора - всегда слово [Лагута, с. 17], и эта точка зрения во многом предопределяет дальнейшее развитие представлений о метафоре в европейской словесности.
Вплоть до второй половины XX века метафора сохраняла статус стилистического и риторического приема, однако осознание ее когнитивного потенциала привело к тому, что центр тяжести в метафорических исследованиях сместился из «традиционных» сфер риторики, стилистики и литературной критики в области, изучающие механизмы мышления человека, его концептуальную систему и ее выражение в дискурсе [Теория метафоры, с. 5-6].
В силу многоаспектного характера метафоры современная российская и европейская науки демонстрируют большое многообразие подходов к ее изучению.
1 Например, Цицерон среди главных достоинств оратора выделяет умение говорить «яркими словами и яркими образами», одним из показателей которого является употребление метафоры, придающей «наибольшую яркость и блеск речи, усыпая ее как бы звездами» [Античные теории языка и стиля, с. 210].
Развитие европейской метафорологии в настоящее время определяют три тенденции: 1) интерес к эпистемической функции метафоры и ее роли в научном познании; 2) осознание одностороннего характера всех существующих на сегодняшний день теорий метафоры и необходимость выработки комплексного методологического подхода - гибридной теории метафоры; 3) использование инструментальных методов в исследовании метафоры, то есть ее изучение с помощью инструментария корпусной лингвистики [Хахалова, Третьякова, с. 80].
Те же тенденции наблюдаются и в современных российских лингвистических исследованиях метафоры, хотя зарубежная метафорология «активнее развивается в логико-философском и когнитивно-психологическом направлениях, а отечественная - в лингвистическом» [Лагута, с. 30].
В настоящее время в научных работах метафора рассматривается в своей образной, номинативной или когнитивной функциях [Шевченко, с. 10], то есть как экспрессивное стилистическое средство, средство вторичной номинации или способ создания языковой картины мира [Кли-менова, с. 203]. Очевидно, однако, что ни одно из этих свойств метафоры нельзя рассматривать изолированно, в отвлечении от других, в силу чего весьма перспективным представляется использование комплексного подхода, рассматривающего метафору как единицу языковой системы в ее тесной взаимосвязи с мышлением человека [Хахалова, Третьякова, с. 77]. Данная тенденция вписывается в современную лингвистическую парадигму, для которой в силу разных причин характерен интерес к исследованиям ин-тегративного характера [Красных, 2016, с. 5].
Особенно перспективным интегрированный подход представляется в исследовании традиционно выделяемой в отечественной лингвистике языковой метафоры, которая, будучи мотивированной авторской интенцией [Шевченко, с. 38], является тем не менее готовым элементом лексического состава конкретного языка, автоматически воспринимается и воспроизводится в речи [Скляревская, с. 31], а потому, в отличие от поэтической (художественной, индивидуально-авторской, каузальной) метафоры, тесно связана с языковой картиной мира.
Именно такой интегративный подход применяется нами при анализе метафор в текстах цикла Н. Казандзакиса «Ta£,1,5eшvтag. АууМа» [Ка^агт^акпд].
Необходимость использования методов и приемов различных направлений исследования метафоры продиктована ее связью одновременно
и с глубинными структурами человеческой психики, описываемыми когнитивной теорией метафоры, и с естественным языком, и конкретным значением лексемы, метафорически употребленной в речи [Те^аЫ, с. 203]. Используемая нами методика анализа метафор предполагает следующую последовательность действий: 1) рассмотрение конкретного значения лексемы (лексем), метафорически употребленных в текстах цикла «Та^гбеиоуго;»; 2) установление основания метафорического переноса; 3) анализ микро- и макроконтекста употребления метафоры в тексте; 4) анализ роли конкретной метафоры в концептуальной системе автора. Каждый из перечисленных пунктов требует некоторых пояснений.
Все метафоры в данной работе представляются в виде формулы, принятой в когнитивных исследованиях. Поскольку в когнитивной теории метафора рассматривается как взаимодействие между двумя разнородными сферами концептуальной картины мира человека, взаимодействие это традиционно обозначается формулой А - (это) В, где А - сфера-цель, а В - сфера-источник метафоры. Стоит отметить, что когнитивная теория в ее первоначальном виде, описывая концептуальную картину мира человека как полностью метафорическую, вовсе не учитывает, с помощью каких языковых средств создаются метафоры [Там же, с. 182], в силу чего А и В репрезентируют не лексемы, а фрагменты концептуальной картины мира носителя того или иного языка. Трудно оспорить, однако, тот факт, что языковое воплощение метафоры (то есть употребленные метафорически лексемы), в отличие от абстрактных метафорических понятий, является конкретной и объективной данностью. В этой связи представляется обоснованным в качестве отправной точки анализа метафоры рассматривать семантику метафорически употребленной лексемы или лексем. Таким образом, первым этапом рассмотрения языковых метафор в тексте «Та£,1,5ешуга^. АууМа» становится анализ семантики составляющих их лексем с опорой на дефиниционный анализ как самый объективный и доступный способ аргументации [Уфимцева, с. 14].
Объектом исследования в данной статье стали метафоры, полученные методом сплошной и целенаправленной выборки из текста путевых заметок Н. Казандзакиса «Ta^l5euovxag. АууМа» (21 единица). Из всего корпуса метафор означенного текста нами выделены метафоры, соответствующие двум параметрам: 1) метафорически употребленные лексемы относятся к классу имен существительных; 2) существительные, обозначающие сферу-источник переноса, относятся к семантической сфере «человек», а существительные
сферы-цели - к семантической сфере «предмет». Понятие «предмет» при этом трактуется широко и обозначает «все бесконечное многообразие материальных объектов, доступных чувственному восприятию, имеющих пространственную локализацию, форму, способность двигаться, а также объекты невидимого мира (атом, вакуум) (курсив авт. - О.Б) и объекты, логически вычленяемые человеком» [Скляревская, с. 67-68].
Выбор для анализа метафор-существительных объясняется тем, что языковая картина мира представлена совокупностью некоторых единиц, являющихся «культурными предметами» [Красных, 2016, с. 152], в силу чего именно предметные наименования в языке играют в ее описании первостепенную роль.
Полученные метафоры классифицируются на основании семантики лексемы, обозначающей сферу-источник, поскольку представляется, что факт «частичного воспроизведения структуры источника в структуре цели» [Лакофф, Джонсон, с. 28], а также то, что сфера-источник содержит «знание, получаемое человеком в процессе непосредственного опыта взаимодействия с действительностью» [Там же, с. 10], указывают на первичность содержания сферы-источника для человеческого мышления.
Метафорический перенос ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК представляет особый интерес для исследования, поскольку, сополагая неодушевленное и одушевленное, максимально несхожие сущности по шкале «живое-неживое», лучше всего отражает антропометричность метафоры - «соизмеримость сопоставляемых в метафоризации объектов именно в человеческом сознании, безотносительно к реальным сходствам и различиям этих сущностей» [Телия, с. 4]. Такой тип переноса относится Дж. Лакоффом и М. Джонсоном к онтологическим метафорам, поскольку позволяет «осмыслять наш опыт взаимодействия с неживыми сущностями в терминах человеческих мотиваций» [Лакофф, Джонсон, с. 59].
Отражая процесс персонификации, свойственный человеческому мышлению, метафоры типа ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК тем не менее не всегда предсказуемы, поскольку основание метафоры в каждом конкретном случае различно, что связано с различиями в свойствах человека, выбранных при метафоризации [Там же]. Выявление этих свойств составляет второй этап нашего анализа.
Третьим этапом является рассмотрение макро- и микроконтекста каждой из метафор. Важная роль контекста в метафоризации не оспаривается лингвистической наукой [Рыньков, с. 33]. Более того, принято считать, что метафора суще-
ствует только в определенном контексте и неразрывно связана с остальным дискурсом [Климе-нова, с. 203]. Это особенно важно в нашем случае, поскольку объектом исследования является авторский текст, в метафорике которого значимым фактором является субъективность его создателя, его замысел и цель при метафорическом употреблении лексики, «интенция субъекта дать имя объекту» [Туранина, с. 10].
Под метафорическим контекстом, вслед за Н. А. Тураниной, мы понимаем «бинарное (минимальное) или многочленное (максимальное) словосочетание или предложение, являющееся достаточным для реализации метафорического значения слова» [Там же, с. 22]. В качестве бинарных контекстов в нашей работе рассматриваются генитивные словосочетания (напр. то лроашло тцд АууМад2 - 'лицо Англии') и предикативные конструкции типа А - (это) В (напр. ц АyyXía. Еюаг ¿уад цеуаХод аутрад - 'Англия... - великий муж'). В случае если одна или обе семантические сферы метафоры представлены в тексте имплицитно (не выражены отдельными лексемами с предметной семантикой, а восстанавливаются из контекста), учитывается более широкий контекст - словосочетание, предложение или группа предложений, тематически связанных между собой с помощью метафоры. Приведем следующий пример: Н АyyXía ауаука&таг... у'аХХа&г то рив^о тцд, то фиогко тцд перпатща» [Ка^агг^акпд, с. 159]. - 'Англия вынуждена... изменить свой ритм, свою природную поступь . В данном случае речь идет о метафоре АНГЛИЯ-ЧЕЛОВЕК, у которой отдельной лексемой представлена только сфера-цель (АууМа 'Англия'), в то время как сфера-источник ЧЕЛОВЕК восстанавливается из более широкого контекста на основании семантики лексемы перпатц^а 'походка, поступь', которая описывает способность перемещаться, не свойственную предметам, а потому указывает на использование метафоры для придания стране свойств живого существа.
Наконец, последним этапом нашего анализа является установление связи метафоры и языковой картины мира автора, отраженной в конкретном тексте. Языковая картина мира трактуется как «мир в зеркале человека» [Красных, 2003, с. 18], то есть отображение некоторой суммы представлений о мире [Цивьян, с. 5], зафиксированное в нашем случае в конкретных текстах конкретного автора. Картина мира, как индивидуальная, так и языковая, - сложная система, включающая в себя и динамические, и статические элементы и являющаяся одновременно
2 Здесь и далее перевод наш - О.Б.
продуктом индивидуального сознания и взаимодействия человека с окружающей действительностью [Шевченко, с. 40]. Очевидно, что смоделировать такую систему с учетом всех без исключения входящих в нее частей (концептов) не представляется возможным, однако «даже по отдельному фрагменту концептуальной системы можно судить о принципах ее работы» [Там же, с. 78]. Метафора неразрывно связана с этой системой, поскольку «для анализа механизма метафоры неизбежно рассмотрение ее функционирования в концептуальной системе автора. С другой стороны, через метафорические выражения возможно изучение организации этой системы» (курсив авт. - О. Б.) [Там же: 80].
Объектом нашего исследования, как было сказано выше, стали путевые заметки Н. Казандзакиса «Та£г5еиоуиа1;. АууМа», написанные в 1940 году после поездки автора в Англию по приглашению Британского Совета [ДпцаЗпд, 2015, с. 289]. Выбор именно этого текста продиктован несколькими соображениями. Во-первых, «Та^Зег^тад. АууМа» представляет несомненный интерес с точки зрения истории литературы, поскольку отражает взгляды автора на положение дел в Европе в сложную эпоху первых лет второй мировой войны, в период, когда Великобритания, одна из мировых держав, играла определяющую роль в международной политике. Во-вторых, обстоятельства написания этих путевых заметок и сам жанр писательской журналистики указывают на то, что Н. Казандза-кис в данном тексте выступает не как сторонний непредвзятый наблюдатель, а, скорее, как автор, ставящий перед собой цели в том числе и пропагандистского характера [Там же, с. 288-289].
В этой связи предмет исследования - языковые метафоры определенного типа в указанном тексте - выбран не случайно. Связано это в первую очередь с тем, что в греческой и англоязычной критике путевые заметки Н. Казандзакиса рассматриваются, как правило, как художественные произведения [ТеПош, с. 80]; [ДпцаЗпд, 2015, с. 290]. В то же время жанр, организация материала (в соответствии с пространственными перемещениями автора), повествование от первого лица, рассматриваемые темы (история, культура, искусство, архитектура, социально-политическая ситуация в стране и т. п.) свидетельствуют о том, что правомерно и отнесение произведений цикла «Та^гбешугад» к публицистическому стилю. В этой связи исследование именно языковых, то есть утерявших свою образность метафор, представляется более многообещающим, поскольку они непосредственно отражают авторскую интенцию и в силу этого выполняют в текстах пуб-
лицистического характера функцию формирования общественного мнения [Шевченко, с. 11].
Как указывалось выше, всего в рамках нашего исследования была проанализирована 21 метафора. С синтаксической точки зрения они представлены генитивными (7 метафор) и предикативными словосочетаниями (6 метафор). У остальных 8 метафор эксплицитно в тексте присутствует лексема, обозначающая одну из концептуальных сфер (как правило, сферу-цель), сфера-источник восстанавливается из более широкого контекста на основании других лексем с номинативным значением и различными синтаксическими функциями. Таким образом, список метафорически употребляемых в тексте «Та^Зег^тад. АууМа» лексем следующий: корцг 'тело', оруауго^од 'организм' (2 метафоры), кроошко 'лицо' (2 метафоры), фАе^ед 'вены', ошвгка 'кишки, внутренности', еукёфаАод 'мозг', кАе^оЬёед 'косы', керкатц^а 'походка, поступь', адерфц 'сестра' (2 метафоры), афëvщд 'хозяин', арxоvтlооа 'царица, правительница' (2 метафоры), урга 'старуха', ^.ауа 'мама, мать', ХшргатокоЬАа 'деревенская девочка / девушка', 'ЕААцчад 'грек', аутрад 'муж', 'мужчина', жрофцщд 'пророк'. На основании своей семантики они делятся на две группы: 1) часть тела или специфические для человека черты и особенности внешнего вида (напр., кАе^оЬёед 'косы', керкатц^а 'походка, поступь') (9 лексем), а также возраст (урга 'старуха'); 2) статус человека в обществе или семье (напр., ^.ауа 'мама', жрофцщд ' пророк') (7 лексем).
Более многочисленны в тексте «Та£,1,5ешугад. АууМа» метафоры, относящиеся к первому типу. Н. Казандзакис приписывает Англии большое количество характерных черт, свойственных человеческому телу, употребляя для этого различные лексические средства. Сама страна рассматривается им, например, как живое существо, обладающее способностью реагировать на изменения окружающей среды. Для описания этого свойства автор использует лексему оруауго^од 'организм', которая в новогреческом языке обозначает систему согласованно функционирующих органов, обеспечивающих жизнедеятельность человека и других живых организмов [Дпцптр&код, 2008, с. 5201]: О opyavюpoд тцд [АууАгад] отцвг^е vа \аг ое каве отгу^ц етог^од vа жрооар^ооте1 це тгд кагvоvргед ауаукед [KаZаvтZaкng, с. 159].- 'Ее [Англии] организм был каждую секунду готов приспособиться к новым потребностям'.
Описывая Англию как живой организм, Н. Казандзакис дополняет фрейм «страна-человек» слотами, связанными с обликом человека.
Один из них обозначается лексемой кор^1 'тело', которая обозначает в новогреческом языке не только оболочку живого существа, но и метонимически употребляется для указания на человека в целом (ср., например, выражение ха^&о кор^1 (букв.: 'пропащее тело') - о ничего из себя не представляющем, ничтожном человеке) [Дпцптракод, 2008, с. 4051].
Среди лексем, обозначающих особенности внешнего облика человека, в первую очередь стоит выделить лексему проошпо 'лицо', употребляемую для метафорического описания Англии.
В новогреческом языке лексема проошпо 'лицо' обозначает переднюю часть головы человека, а также, в метафорическом употреблении, переднюю часть любого предмета, строения и т. д. [Там же, с. 6279]. Кроме того, данная лексема может употребляться метонимически для обозначения выражения лица [Там же]. В нашем случае именно этот факт становится основанием для метафорического переноса, с помощью которого Англия, то есть предмет, не наделенный человеческими качествами, получает способность выражать эмоции: Н «Merry England», ц Xapob^svn АууАга, катооЬфгаое... аХафршое то лроашло тцд AyyXiag, уХЬкауе [KaZavxZaK^, с. 165]. - '"Merry England", веселая Англия, нахмурилась. посветлело лицо Англии, смягчилось .
Основанием для второй метафоры, построенной на употреблении той же лексемы, также становится способность проявлять эмоции, которая приписывается автором предмету, то есть стране: Н АууАга копа&г то лроашло тцд otov Еа1£жцр каг Ха1рехаг [KaZavxZaK^, с. 268]. - 'Англия видит свое лицо в Шекспире и радуется'.
Дополняет сопоставление Англии с человеком метафорическое употребление лексемы фАе/Зед 'вены', которая используется Н. Казандза-кисом для описания завоевания Англии норманнами: XvOnmv жаАг mlvovprn а1^ата ат1д фкеред тцд AyyXiag [KaZavxZaK^, с. 38] - 'Новая кровь потекла по венам Англии '. Говоря о венах, автор с помощью этой метафоры подчеркивает человеческие черты в образе страны, которая, как и человек, описывается в тексте как имеющая тело, и изнутри, и снаружи подобное человеческому, жизнеспособность которого поддерживается благодаря кровеносной системе.
Еще одной чертой, которой с помощью метафорического переноса Н. Казандзакис наделяет Англию, является походка: Н АууАга аvаyкаZeтаl... v'аААа&l то рив^о тцд, то фитко тцд лерлатцра [KaZavxZaK^, с. 159] - 'Англия вынуждена... изменить свой ритм, свою естест-
венную походку'. Употребление лексемы, которая в новогреческом языке означает способ ходьбы человека и его перемещения в пространстве, показывает, что Н. Казандзакис, мысля страну как человека, процесс ее исторического развития представляет как ритмическое поступательное движение, схожее с ходьбой.
В «Та£г5еиоуиад. АууМа» не только сама страна, но и ее столица описывается метафорически с помощью лексем, обозначающих особенности анатомического строения человека (оювгка 'кишки, внутренности', еукёфаХод 'мозг'). Например, переплетение улиц, ограниченное городское пространство воспринимаются автором как внутренности: ...ц Аоутра ата агваХюр.ёуа ашОгка тцд - '.Лондон в своих окутанных смогом внутренностях'.
Внутренняя жизнь Лондона регулируется районом Сити, центром финансовой жизни города [ПЛ, с. 1587]. Такое сопоставление рождает еще одну «анатомическую» метафору СИТИ-МОЗГ3, поскольку автору представляется, что мозг управляет телом так же, как Сити - жизнью остального города: ЕЬи ... уе^ато фХё[вед хриоафг еукёраХо тцд Лоутрад [KаZаvтZaкng, с. 66]. -'Сити. - пронизанный золотыми жилами мозг Лондона'.
Метафорическое употребление для описания Англии лексемы пХе^оЬёед 'косы', также имеющее целью подчеркнуть человеческие свойства, представляет эту страну с новой точки зрения. Если рассмотренные выше лексемы в метафорическом употреблении описывали страну как человека вообще, то лексема пХе^оЬёед 'косы' подчеркивает в ней женские черты, сужая метафору СТРАНА-ЧЕЛОВЕК до СТРАНА-ЖЕНЩИНА: Афцую Хогпоу уа оергау^от цоьха... тгд пёуте цои аготцоегд апаую ото триферо хортарг... каг атгд ^аувёд лХе&бдед тцд АyyXíад [KaZavтZaкng, с. 22]. - 'Я отпускаю свои пять чувств свободно бродить по нежной траве... и светлым косам Англии4.
Как видим, в ряде случаев в качестве конкретной реализации метафоры ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК выступает метафора СТРАНА-ЧЕЛОВЕК. Страна при этом, описанная с помощью ряда метафорически употребленных лексем
3 О распространенности таких «анатомических» метафор и их привычности для человеческого сознания свидетельствует, в частности, описание Сити как «сердца Лондона» в энциклопедии Папирос-Ларусс [ПЛ.с. 997].
4 Здесь и далее текст «Та^гЗеиоусад. АууМа» приводится по изданию Ка^аут^ащд N. Та^гдеЬоутад. АууХг'а. Авщуа: Екдооегд Ка^аут^ащ, 2009 с сохранением орфографии источника.
(прооюпо 'лицо', фХё/Зед 'вены', кор^1 'тело', пХе^оЬёед 'косы'), приобретает набор черт, свойственных человеку. Среди них - обладание телесной оболочкой, кровеносной системой, способность выражать эмоции, а также принадлежность к женскому полу, который традиционно символизирует материнство и рождение жизни, а потому в мировой культуре образует единый мифопоэтический комплекс с землей / городом, древом жизни и плодами [Топоров, с. 319].
Сопоставление города или страны с женщиной - мотив, распространенный в мировой литературе и культуре и связанный с глубинными ассоциациями человеческого сознания, соединяющими понятия земли, страны и селения между собой, и подкрепляющийся тем, что во многих языках слово город - женского рода [Неклюдов, с. 328]. В нашем случае с женщиной сопоставляется страна, также обозначаемая, как и большинство хоронимов греческого языка, лексемой женского рода (АууХг'а).
Как указывалось выше, в некоторых случаях сферой-целью метафор ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в тексте «Та£,1,5еuovшg. АууМа» выступает не страна, а ее столица, Лондон (Аоутра). Ассоциативная связь города и человека, а точнее города и женщины, обусловлена «естественным символизмом» мировой культуры, рассматривающей женщину в одном ряду с городом, домом и храмом в силу их способности заключать в себе нечто, становиться вместилищем [Кудрявцева, с. 292]. Подкрепляется эта связь тем, что в ряде языков (например, в иврите и греческом) слово город относится к женскому роду [Там же, с. 295]. Кроме того, образ ГОРОД-ЧЕЛОВЕК достаточно распространен в поэзии, что объясняется, по всей видимости, городским характером современной культуры (примеры см. в [Павлович, с. 557-558]).
Лексема урга 'старуха' употребляется в новогреческом языке для обозначения женщины преклонного возраста. Метафорически в тексте «Та^Зеиоггад. АууМа» эта же лексема используется автором для описания Лондона: Н урга Лоутра ва ^ауаугюуе [KaZavтZaкng, с.69]. -'Столица-старуха вновь станет молодой'. Метафорический перенос в данном случае мотивирован сразу несколькими факторами. Во-первых, тот факт, что Лондон действительно является древним городом, актуализирует семы «старость», «преклонный возраст». Во-вторых, в идиолекте Н. Казандзакиса слово Лондон относится к женскому роду (п Аоутра), чем и продиктовано употребление метафоры урга 'старуха' в отношении к городу.
Как видим, в тексте «Ta£,i5suovxag. AyyMa» частным случаем метафоры ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК является метафора ЛОНДОН-ЧЕЛОВЕК, при этом фрейм «человек» имеет слоты «внутренности» и «мозг» и используется для «анатомического» описания Лондона как человеческого организма, в котором грязные и темные переулки-«кишки» противопоставляются Сити, регулирующему его «высшую» деятельность, то есть деловую жизнь.
Метафоры типа ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в тексте «Ta£,i5suovxag. AyyMa» также формируются с помощью лексем сферы-источника, обозначающих статус, положение человека в социуме или семье. К лексемам «социального» типа в выделенных нами метафорах относятся следующие: арxоvтlооа 'правительница, госпожа',
ХшрттокоЬАа 'деревенская девочка / девушка', аф¿vтцд 'хозяин, господин', профцтцд 'пророк', ЕААц^ад 'эллин, грек'. Семейные связи и положение в семье обозначают лексемы цаvа 'мама, мать', аёерфц 'сестра', аvтрад 'муж, мужчина'.
Метафоры, лексема сферы-источника которых обозначает социальное положение человека, используются Н. Казандзакисом прежде всего для описания самой Британской Империи. Например, в тексте «Ta£,i5suovxag. AyyMa» метафорически для этой цели используется лексема аф¿vтцд 'хозяин, господин', которая употребляется в новогреческом языке для обозначения вышестоящего и облеченного властью над кем-либо лица: хозяина, господина, отца семейства или супруга [Дпцпфакод, 2008, с. 1231]. Основанием для метафоры становится тот факт, что Британия обладала большим количеством колоний и активно импортировала из них все, что представляло ценность, что, по всей видимости, рождает у автора ассоциации с собирающим дань хозяином: Ol nevTS цnelpol кои@аАот та жеокета omv ауёхщ [KaZavxZaK^g, с. 66] - 'Пять континентов несут свои дары хозяину'.
Британская империя в тексте также описывается с помощью лексемы арxоvтlооа 'госпожа', поскольку представляется автору женщиной высокого социального статуса: Kl ако^а, то Ме&ко otsAvsi отп цеуаАц арх^тюоа то Gulf Stream vа тц Zеотаívеl [Там же] - 'И даже Мексика посылает великой госпоже Гольфстрим, чтобы ее обогревать . Основанием для такого переноса становится, во-первых, уже упомянутая нами выше широко распространенная тенденция отождествлять страну с женщиной-матерью. Во-вторых, употребление именно лексемы арxоvтlооа 'госпожа', обозначающей в новогреческом языке богатую женщину, как правило, благородного происхождения [An^nTPaKog, 2008, с. 1024] обуслов-
лено богатством Британии и обилием колоний, которые подчинялись ей как госпоже.
Показательно, что та же лексема употребляется в тексте «Ta£,i5suovxag. AyyMa» в очерке, посвященном Петросу Властосу и языковому вопросу в Греции. Лексема арxоvтlооа 'госпожа' используется для описания димотики, формы новогреческого языка, максимально приближенной к разговорной: ... тц ёщиотжц уАюооа. тп ¡леуаАц архоупааа иад [KaZavxZaK^g, с. 102] -'... греческий язык... нашу великую госпожу'.
Языковой вопрос в Греции заключался в противопоставленности архаизированной формы языка, основанной на письменной традиции (ка-фаревусы), и разговорного языка (димотики) [EaKsA^apiSng, 2004, с. 195]. В течение долгого времени оба эти варианта сосуществовали, при этом каждый из них находил своих сторонников и противников. Широкое распространение димо-тики поддерживали в основном деятели левых взглядов, так как в XX веке, в период обострения социальных противоречий, кафаревуса представлялась аристократическим, далеким от народа языком, свидетельствовавшим о высоком положении говорящего [Beaton, с. 394].
Н. Казандзакис являлся последовательным сторонником димотики, то есть народного языка, который рассматривается им как живой организм, о чем свидетельствует его описание с помощью лексемы хшрштопобАа 'деревенская девочка / девушка', периферия значения которой включает в себя такие семы, как «естественность», «наивность», «чистота»: тц ёциопщ уАюооа. ёрооерц отаиа парвëvа хшр1атолобка иад [KaZavxZaK^g, с. 102]- '.греческий язык... наша свежая чистая деревенская девчушка'.
Помимо лексем, обозначающих социальный статус, в качестве метафор в тексте «Ta£,i5suovxag. AyyMa» употребляются лексемы, обозначающие другие аспекты социальной жизни человека: род занятий (профцтцд 'пророк') и национальную принадлежность ('ЕХАц^ад 'эллин, грек').
Лексемой профцтцд 'пророк' в новогреческом языке обозначается человек, имеющий способность провозглашать божественную волю людям [AnMnTPaKog, 2008, с. 6298]. «Пророком» войны в тексте Н. Казандзакиса становится немецкий бомбардировщик: ...¿xоvтад navm то Аоуюио иои o^v е^цушо лрорцтп тои поАеиои [KaZavxZaK^g, с. 190] - '.всегда обращаясь мыслями к мирному пророку войны'. Употребление метафоры в данном случае мотивировано тем, что автор видит в нем предвестника неминуемо приближающейся войны, то есть будущего, знание о котором дано только пророкам.
Лексема 'EXXqvaç 'эллин, грек' используется Н. Казандзакисом для описания непривычно солнечной для Англии погоды: АкаХц, yaXtfvia fépa, rfXioç 'EXXqvaç, Çéazn уХикш [Ka^avi^aK^ç, с.210]. - 'Мягкий, тихий день, греческое солнце (букв.: 'солнце-грек'), приятное тепло'. Ее употребление формально продиктовано принадлежностью лексемы сферы-источника цХюд 'солнце' к мужскому роду. Семантически же метафора построена на ассоциации яркого солнечного света с Грецией, родиной автора.
Как видим, лексемы с семантикой социального положения человека метафорически употребляются автором для описания Великобритании, которая представляется ему богатой и знатной госпожой (apxovziaaa) или хозяином (ауеутцд). Метафоры того же типа используются для характеристики языка (apxovriaaa, x^piazoKobXa) или военного самолета (жрощтцд), который, по Н. Казандзакису, предвещает неизбежную войну.
Рассмотрев роль метафор типа ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК, образованных с помощью лексемы, обозначающей социальный статус человека, проанализируем метафорически употребленные лексемы того же типа, обозначающие семейное положение человека: адерщ 'сестра',Mâva 'Мать'.
Значительное место в тексте «Ta^iSeûovxaç. AyyMa» уделено описанию посещения Н. Казандзакисом Британского музея, среди экспонатов которого наиболее сильное впечатление производит на него рельефное изображение раненой львицы из дворца Ашшурбанапала: ... ц пер1фц^ц Xiôvriaaa... fie rpia Oavazepâ péXrf... aobpvezai fie тцу KoiXiâ, та niaivâ тцд nôSia napâXuaav rni fiovyKpîÇei azov ayépa [Ka^avi^aK^ç, с. 61]. -знаменитая львица... с тремя смертоносными стрелами... ползет на животе, ее задние ноги парализованы, она рычит, задрав голову'.
Мастерство, с которым передано в камне страдание живого существа, заставляет автора почувствовать сострадание к изображенной умирающей львице, что проявляется в метафоре, описывающей изображенное животное как сестру (nXqyœpévq aaaupiaKq Xiôvriaaa, rqv aôspyy pov - 'раненую ассирийскую львицу, мою сестру'), причем не только самого автора, но и всего человечества (ц жерщц^ц Xiôvriaaa, п fieyâXn fiaq адгХщ - 'знаменитая львица, наша старшая сестра ). Лексема адеХщ 'сестра', как и ее соответствие мужского рода aSeXçôç 'брат', в новогреческом языке обозначает не только лиц, связанных кровным родством, но и близких, схожих между собой во взглядах, судьбе, роде деятельности, религиозных убеждениях и т. д. [АпцптРакод, 2008, с. 67]. Основанием для метафорического употребления данной лексемы в
тексте Н. Казандзакиса становится живо изображенное страдание львицы, и эта способность страдать и чувствовать боль роднит ее и с самим автором, и со всем человечеством в целом.
Также метафорически употребляется в тексте «Ta£,i5euovxag. AyyMa» лексема fava 'мама, мать'. Обозначая женщину, дающую жизнь ребенку, она имеет устойчивый набор сем и ассоциаций: «ребенок», «новая жизнь», «любовь», «забота», «опека», «самопожертвование» и т. д. Тем интереснее, что используется данная лексема для описания одной из фабрик Шеффилда: LuXXoyiQouiai гц фарпргка пои eiSa... Тотц eivai П аиухроуц ощ тцд ауажщ ц flava fiag... Kai цш rernia Mäva.. .[Ka^aviZaK^g, с.83]. - 'Я думаю о фабрике, которую видел. Таков современный облик любви, наша мать. И такая Мать...'. Такое метафорическое употребление лексемы fiava 'мама' показывает, что, по мнению автора, современная цивилизация и общество порождены и сформированы фабрикой или, шире, промышленным производством.
Как видим, лексика, обозначающая членов семьи, метафорически употребляется в тексте «Ta£,i5euovxag. AyyMa» в случаях, когда автору важно подчеркнуть наличие неких духовных связей, объединяющих его (лично или как представителя всего человечества) с тем или иным предметом. Такие связи появляются, если предмет становится для автора символом, что мы и наблюдаем в двух рассмотренных нами примерах. Рельефное изображение раненой львицы передает, по Н. Казандзакису, страдания человека и человечества в сложную эпоху великих потрясений, а фабрика превращается в родительницу и кормилицу, породившую всю современную цивилизацию и предопределившую ее облик.
К этой же группе метафор, описывающих неодушевленные предметы как наделенные человеческими качествами, мы относим метафору ävrpag 'мужчина', употребляемую Н. Казандзакисом для описания самой Великобритании.
В новогреческом языке лексема ävrpag 'мужчина' является многозначной и обозначает и мужа как члена семьи, и взрослого мужчину в противоположность ребенку [АпцптРакод: 2008, с. 676], и вообще человека, наделенного такими «мужскими» чертами характера, как бесстрашие, решительность, сила [Там же].
В нашем случае контекст указанной метафоры показывает, что основанием для нее становится последнее из перечисленного, то есть способность проявлять силу и вести за собой других людей: «Н AyyXia eivai anö Tig Xiyeg x^peQ пои Sev exovv avayKtf anöXvztf ano fieyaXovg avrpeg. Avztf aXaKepn Eivai fieyaXog ävrpag. Avztf... Kvßepvaei Kai
оёцуаег каг тоид пго цехргоид архцуоЬд [KаZаvтZaкng, с. 209]. - 'Англия - одна из немногих стран, которые совершенно не нуждаются в великих мужах. Она вся есть великий муж. Она... направляет и ведет за собой даже самых средних лидеров'. Таким образом, дополняя описанные выше метафоры, характеризующие Великобританию как госпожу или хозяина, метафора АНГЛИЯ-МУЖЧИНА (МУЖ) приписывает стране качества, традиционно ассоциируемые с принадлежностью к мужскому полу: решительность, смелость и способность руководить.
Проведенный анализ метафор типа ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в тексте «Та^Зешггад. АууМа» Н. Казандзакиса показывает, что их основное свойство «осмыслять... опыт взаимодействия с неживыми сущностями в терминах человеческих мотиваций» [Лакофф, Джонсон, с. 59] необходимо автору главным образом для описания Великобритании, ее социального и экономического положения, а также роли на международной арене (страну и различные аспекты ее жизни характеризуют 16 из 21 метафоры, проанализированной нами в настоящей статье). Сама страна и ее столица представляются Н. Казандзакису живым человеком, обладающим физической оболочкой, кровеносной системой, мозгом и внутренностями, способностью выражать эмоции, на что указывают следующие лексемы: проошпо 'лицо', кор^1 'тело', фАе^ед 'вены', ошвгка 'кишки, внутренности', оруауго^од 'организм'. Ряд метафор призваны подчеркнуть, что Великобритания, как и Лондон, воспринимаются автором как женщины (урга 'старуха', арxоvтгооа 'царица, правительница',
ХшргатокоЬАа 'деревенская девочка / девушка') с соответствующими атрибутами (кАе^оЬёед 'косы'), что соответствует укорененной в мировой культуре традиции рассматривать страну или город как женщину. В то же время в случае необходимости Британская империя приобретает ряд «мужских» черт, например, власть над другими (афёутцд 'хозяин', аутрад 'муж', 'мужчина'). С помощью метафор неоднократно подчеркивается высокий статус Британской Империи, ее право руководить, повелевать (афёутцд 'хозяин', арxоvтгооа 'царица, правительница').
Помимо Британской Империи и Лондона, с помощью метафор типа ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в тексте «Та^гбейогиад. АууМа» описаны современная промышленная цивилизация, в которой фабрика становится для человека матерью (ы^а 'мама, мать'), а также сам человек, который страдает и не находит себе места, подобно раненой тигрице, которую автор рассматривает как свою сестру (аёеАфц 'сестра') по несчастью.
Метафоры ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в тексте «Та^гбешугад. АууМа» используются автором для характеристики греческого языка и тем самым четко обозначают позицию Н. Казандзакиса по языковому вопросу, решение которого непосредственно связывалось с политической жизнью Греции и перспективами дальнейшего развития страны. Димотика, то есть разговорный язык, описывается автором одновременно как арxоvтгооа 'госпожа' и хшргатокоЬАа 'деревенская девочка / девушка'. Это, с одной стороны, показывает, что димотика представляется Н. Казандзакису самодостаточной и ни в коем случае не «низкой» формой греческого языка, каковой она представлялась сторонникам кафа-ревусы. С другой стороны, димотика, в отличие от кафаревусы, по большей части искусственной, является живым и народным языком, в силу чего описывается автором как свежая, искренняя и открытая деревенская девушка.
Наконец, метафора типа ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в «Та£г5ейогиа1;. АууМа» употребляется автором для характеристики современного ему положения вещей не только в Великобритании, но и в мире в целом. Так, «пророком» (крофцщд), то есть предвестником новой мировой войны, по Н. Казандзакису, становится немецкий бомбардировщик в небе над Лондоном.
Как видим, метафоры типа ПРЕДМЕТ-ЧЕЛОВЕК в тексте «Та£г5ейогиа1;. АууМа», отражая общую тенденцию к антропоцентрично-сти, свойственную для восприятия мира человеком, используются для создания принципиально важных образов текста (например, самой Британской Империи), отражают авторскую позицию по тем или иным вопросам (например, языковому вопросу в Греции) и в целом играют важную роль в создании воздействующей функции текста.
Список литературы
Аристотель. Риторика. Поэтика. М.: Лабиринт, 2007. 256 с.
Античные теории языка и стиля. М.; Л., ОГИЗ, 1936. 341 с.
Клименова Ю. И. Интегрированный подход к исследованию метафоры // Известия Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена. Серия Общественные и гуманитарные науки. 2009. № 96. С. 201-205.
Красных В. В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? М: ИТДГК «Гнозис», 2003. 375 с.
Красных В. В. Словарь и грамматика лингвокуль-туры; Основы психолингвокультурологии. М.: Гнозис: 2016. 496 с.
Кудрявцева К. Г. Мифологическая основа образа «женщина-город» в Откровении Иоанна Богослова //
Вестник русской христианской гуманитарной академии. 2015. Т. 16. Вып. 1. С. 292-299.
Лагута О. Н. Метафорология: теоретические аспекты. Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2003. Ч.1. 114 с.
Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем. М.: УРСС Эдиториал, 2004. 256 с.
Неклюдов С. Ю. Литература как традиция. В кн.: Россика / Руссистика / Россиеведение. Кн. 1. Язык. История. Культура. Отв. ред. Е.И. Пивовар. М.: РГГУ, 2010. С. 312-359.
Павлович Н.В. Словарь поэтических образов: На материале русской художественной литературы XVIII-XX веков. В 2 т. Том 2. М., Эдиториал УРСС, 2007. 896 с.
Рыньков Л. Н. Именные метафорические словосочетания в языке художественной литературы XIX в. (Послепушкинский период). Челябинск, ЮжноУральское кн. изд-во, 1975. 182 с.
Скляревская Г. Н. Метафора в системе языка. СПб: Наука, 1993. 152 с.
Телия В. Н. Метафора в языке и тексте. М.: Наука, 1988. 176 с.
Теория метафоры. Сборник / Под общ. ред. Арутюновой Н. Д., Журинской М. А. М.: Прогресс, 1990. 512 с.
Топоров В. Н. Мировое дерево: Универсальные знаковые комплексы. Т.1. М.: Рукописные памятники Древней Руси, 2010. 448 с.
Туранина Н. А. Индивидуально-авторская метафора в контексте и словаре. Белгород: Изд-во Белгородского государственного университета, 2001. 75 с.
Уфимцева А. А. Лексическое значение: Принцип семиологического описания лексики. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. 240 с.
Хахалова С. А., Третьякова Е. В. Современное состояние исследований метафоры в европейской лингвистике // Вестник Северного (Арктического) федерального университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2014. №2. С.74-83.
Цивьян Т. В. Модель мира и ее лингвистические основы. М: ЛЕНАНД, 2016. 328 с.
Шевченко Л. Л. Метафора как средство моделирования концептуальной системы автора: На материале произведений Айрис Мердок: дис. ... канд. фи-лол. наук: Барнаул, 2006. 197 с.
Beaton R. Ешауюу^ стп veoxepn eXX^vi^ Хоуоте^а. A0^va: Ек56сец №фёХп, 1996. 457 с.
Gibbs R. W. The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought. Cambridge University Press, New York, 2006. 550 p.
Teleioni E. Nikos Kazantzakis' Travel Writings on England // Rosetta Journal 12.5 (2013). Pp. 79-83.
Tendahl M. A Hybrid Theory of Metaphor: Relevance Theory and Cognitive Linguistics. NY: 2009. 282 p.
Ащадщ К. Texvn ка1 ефиЫа. Парат^р^сек; се тессера ха^5шт1ка еруа тои №кои Ка^т^акп // Еюауюу^ сто еруо тои Ка^т^ак^. EniXoyq кргак^ кегцстам. ЕгацеХеш Roderick Beaton. НракХею : Паvепlстnцlакëg ек56сец Kpvrng, 2015. Е. 271-295.
An^n%pa.Koq A. Meya Xe^ikov oXn? Tn? eXXnviKq? yXraccn?. A0^va, npooSo?, 2008. Tt. A-IE. 8056 c.
KaZaviZaKyq N. Ta^iSeuovTa?. AyyXia. A0^va : EkSocei? KaZavT^aKn, 2009. 286 c.
nA - EiKovoypa^n^evo eyKDKXorcaiSiKo XE^IKO & rcX^pe? Xe^iKo Tn? vea? eXXnviKq? yXracca? ndnupo? Larosse. Tt. 1-24. EkSotiko? opyavic^o? ndnupo?, A0^va. 2003. 1930 c.
ZaKeXXapid^q r.X. Euyxpovo Xe^iko oprav Kai 0e^dTrav yXraccoXoyiKrav. A0^va, EaPPdXa?, 2004. 478 c.
References
Aristotel' (2007). Ritorika. Poetika. [Aristotel. Rhetorics. Poetics]. 256 p. Moscow, Labirint. (In Russian)
Antichnye teorii iazyka i stilia (1936) [Ancient Theories of Language and Style]. 341 p. Moscow, Leningrad, OGIZ. (In Russian)
Beaton, R. (1996). Eiaaymy^ aitf veozepn eXX^viK^ Xoyoze/via. AO^va: EKdoaeiq NeyeX^. [Prolegomena to New Greek Literature]. 457 p. Athens, Ekdosis Nefeli. (In Greek)
Dimadis, K. K. (2015). Texvn Kai e^oucia. napaTnp^cei? ce Teccepa Ta^iSiraTiKd epya tou NiKou Ka^avT^dKn // Eicayrayq cto epyo tou Ka^avT^dKn. ErciXoyq KpiTiKrav Kei^evrav. [Art and Power. Prolegomena to Kazantzakis' Work. Selected Critical Texts]. Editor Roderick Beaton. Iraklion, Penapistimiakes ekdosis Kri-tis, pp. 271-295. (In Greek)
Dimitrakos, D. (2008). Meya Xe&Kov oX^q Tyq eXX^viK^q yXmaa^q [Mega Lexicon of the Greek Language]. 8056 p. A-IE. Athens, Proodos. (In Greek)
Gibbs, R. W. (2006). The Cambridge Handbook of Metaphor and Thought. 550 p. Cambridge University Press, New York. (In English)
Kazantzakis, N. (2009). Ta&devovtaq. AyyXia [Travelling. England]. 286 p. Athens, Kazantzakis Editions. (In Greek)
Khakhalova, S. A., Tret'iakova, E. V. (2014). Sovre-mennoe sostoianie issledovanii metafory v evropeiskoi lingvistike [The Current State of Metaphor Studies in European Linguistics]. Vestnik Severnogo (Ark-ticheskogo) federal'nogo universiteta. Seriia: Gumani-tarnye i sotsial'nye nauki. No. 2, pp.74-83. (In Russian)
Klimenova, Iu. I. (2009). Integrirovannyi podkhod k issledovaniiu metafory [An Integrated Approach to Metaphor Studies]. Izvestiia Rossiiskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta im. A. I. Gertsena. Seriia Obshchestvennye i gumanitarnye nauki. No. 96, pp. 201205. (In Russian)
Krasnykh, V. V. (2003). "Svoi" sredi "chuzhikh": mif ili real'nost'? ["A Friend among Foes": Myth or Reality?]. 375 p. Moscow, ITDGK "Gnozis". (In Russian)
Krasnykh, V. V. (2016). Slovar' i grammatika lingvo-kul'tury; Osnovy psikholingvokul'turologii [Dictionary and Grammar of Cultural Linguistics; Foundations of Psycolinguoculturology]. 496 p. Moscow, Gnozis. (In Russian)
Kudriavtseva, K. G. (2015). Mifologicheskaia osnova obraza "zhenshchina-gorod" v Otkrovenii Ioanna Bo-goslova [Mythological Basis of the Image "Woman-City"
in the Revelation of St. John]. Vestnik russkoi khristian-skoi gumanitarnoi akademii. T. 16. Vyp. 1, pp. 292-299. (In Russian)
Laguta, O. N. (2003). Metaforologiia: teoreticheskie aspekty. Ch.1. [Metaphorology: Theoretical Aspects. Part 1]. 114 p. Novosibirsk, Novosib. gos. un-t. (In Russian)
Lakoff, G., Johnson, M. (2004) Metaphors We Live By. 256 p. Moscow, URSS Editorial. (In Russian)
Nekliudov, S. Iu. (2010). Literatura kak traditsiia [Literature as Tradition]. Rossika / Russistika / Rossieve-denie. Kn. 1. Iazyk. Istoriia. Kul'tura. Otv. red. E. I. Pivovar. Pp. 312-359. Moscow, RGGU. (In Russian)
Pavlovich, N. V. (2007). Slovar' poeticheskikh obra-zov: Na materiale russkoi khudozhestvennoi literatury XVIII- XX vekov. V 2 t. Tom 2 [Dictionary of Poetic Images: Based on Russian Literature of the 18th -20th Centuries. In Two Volumes. V.2]. 896 p. Moscow, Editorial URSS. (In Russian)
PL (2003). EiKovoypa^n^évo ejKUKÁonaiSiKÓ Áe^iKÓ & nÁ^peg Áe^iKÓ ryg vsag elÁ^viK^g ylmaaag nánupog Larosse. Tt. 1-24. [Papyros Larosse Illustrated Encyclopedic Dictionary & Full Dictionary of the New Greek Language. Volumes 1-24]. 1930 p. Ekdotikos organismos Papyros, Athens. (In Greek)
Ryn'kov, L. N. (1975). Imennye metaforicheskie slo-vosochetaniia v iazyke khudozhestvennoi literatury XIX v. (Poslepushkinskii period) [Nominative Metaphorical Phrases in the Language of Russian Literature of the 19th Century. Post-Pushkin Period]. 182 p. Cheliabinsk, Iuz-hno-Ural'skoe kn. izd-vo. (In Russian)
Sakellaridis, G. H. (2004) Zvyxpovo ás^ikó ópmv Kai Qe^áTwv yÁmoooÁoyiKwv [Modern Dictionary of Linguistic Terms and Themes]. 478 p. Athens, Savvalas. (In Greek)
Shevchenko, L. L. (2006). Metafora kak sredstvo modelirovaniia kontseptual'noi sistemy avtora : Na materiale proizvedenii Airis Merdok: dis. ... kand. filol. nauk
Боброва Ольга Борисовна,
аспирант,
Московский государственный университет
им. Ломоносова,
119991, Россия, Москва,
Ленинские горы, 1, стр.51.
[Metaphor as a Means of the Authorial Concept System Modelling: Based on Iris Murdock's Works: Ph.D. Thesis]. 197 p. Barnaul, RGB. (In Russian)
Skliarevskaia, G. N. (1993). Metafora v sisteme iazyka [Metaphor in a Language System]. 152 p. Saint Petersburg, Nauka. (In Russian)
Teliia, V. N. (1988). Metafora v iazyke i tekste [Metaphor in Language and Text]. 176 p. Moscow, Nauka. (In Russian)
Teleioni, E. (2013). Nikos Kazantzakis' Travel Writings on England. Rosetta Journal, 12.5, pp. 79-83. (In English)
Tendahl, M. (2009). A Hybrid Theory of Metaphor: Relevance Theory and Cognitive Linguistics. 282 p. NY. (In English)
Teoriia metafory. Sbornik (1990) [Metaphor Theory Digest]. Pod obshch. red. Arutiunovoi N. D., Zhurinskoi M. A. Arutiunova N. D., Zhurinskaiia M. A. (eds.). 512 p. Moscow, Progress. (In Russian)
Toporov, V. N. (2010). Mirovoe derevo: Univer-sal'nye znakovye kompleksy. T.1. [The Tree of the World: Universal Sign Complexes. Volume 1]. 448 p. Moscow, Rukopisnye pamiatniki Drevnei Rusi. (In Russian)
Tsiv'ian, T. V. (2016). Model' mira i ee lingvistiches-kie osnovy [The Model of the World and Its Linguistic Basis]. 328 p. Moscow, LENAND. (In Russian)
Turanina, N. A. (2001). Individual'no-avtorskaia metafora v kontekste i slovare [Individual Authorial Metaphor in Context and Dictionary]. 75 p. Belgorod: Izd-vo Belgorodskogo gosudarstvennogo universiteta. (In Russian)
Ufimtseva, A. A. (2010). Leksicheskoe znachenie: Printsip semiologicheskogo opisaniia leksiki [Lexical Meaning: The Principle of Semiological Description of Lexis]. 240 p. Moscow, Knizhnyi dom "LIBROKOM". (In Russian)
The article was submitted on 11.03.2018 Поступила в редакцию 11.03.2018
Bobrova Olga Borisovna,
graduate student,
Lomonosov Moscow State University,
1-51 Leninkiye Gory,
Moscow, 119991, Russian Federation.
