CC BY
35
Абисова Кристина Сергеевна
К вопросу о разграничении понятий «террор», «терроризм», «террористическая деятельность»
Статья посвящена определению и соотношению понятий «террор», «терроризм», «террористическая деятельность». Это, по мнению автора, позволит унифицировать правовую идентификацию и повысить уровень правоприменения для обеспечения государственной и общественной безопасности.
Ключевые слова: террор, терроризм, террористическая деятельность, насилие, безопасность, политические цели.
To the question of delimitation of notions «terror», «terrorism», «terrorist activity»
The article is devoted to the definition and correlation of the concepts of «terror», «terrorism» and «terrorist activity». In the author's opinion, this will unify the legal identification and increase the level of law enforcement to ensure state and public security.
Keywords: terror, terrorism, terroristic activity, violence, security, political aims.
Одним из важнейших социальных благ человечества является безопасность как конституирующее условие для нормального функционирования общества. Сегодня безопасность перестала быть эфемерным понятием и обрела нормативно-правовую регламентацию в действующем законодательстве, предусматривающем определенные критерии: состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, при котором обеспечивается реализация конституционных прав и свобод граждан; достойные качество и уровень их жизни;суверенитет; независимость; государственная и территориальная целостность; устойчивое социально-экономическое развитие.
Согласно положениям диалектики любые феномены возникают не спонтанно, а являются производными от событий и факторов, однако подавляющее их большинство претерпевает структурно-содержательную эволюцию, как и эволюцию рефлексии социумом, что порой не находит корректного отражения в законодательстве.
В данном контексте считаем необходимым проанализировать дефиниции таких феноменов, непосредственно оказывающих деструктивное воздействие на уровень безопасности в государстве, как террор, терроризм и террористическая деятельность.
Управление человеческим обществом основывалось и, несмотря на все возрастающую роль знаний и информации, основывается на насилии или угрозе его применения, нередко используется террор в качестве способа ре-
шения проблем. Временной континуум менял лишь формы и средства осуществления террора, дополняя их идейным содержанием в зависимости от превалирующей позиции власть имущих.
Согласно словарю С.И. Ожегова, «террор (лат. terror - страх, ужас) - это физическое насилие, вплоть до физического уничтожения, по отношению к политическим противникам» [1, с. 1066]. Террор основывался на применении или угрозе применения силы с целью принуждения масс к определенному вектору поведения, что определяет господство одной воли над другой. Объектами угроз чаще всего становились человеческая жизнь, здоровье, свобода.
Террор, будучи утилитарным проявлением насилия, представляет собой исключительно политический феномен в жизни общества. Легализация террора как политического инструмента происходит во время Великой Французской революции, когда господствуют идеи убийства не за что-то, а для чего-то. Известный французский революционер Максимильен Мари Изидор де Робеспьер отмечал: «Первым правилом политики должно быть управление народом при помощи разума и врагами народа -при помощи террора...» [2, с. 89].
Абстрагируясь от политических аргументов, отметим двойственность восприятия насилия как революционно обоснованного и незаконного. Насилие, ассимилированное революцией, идеализировано и носит символический смысл. Революционное насилие утверждает монополию государства на осуществление коллективного насилия. Однако М. Робеспьер
120
призывал не к уменьшению террора, а к его очищению. Именно тогда он приобрел регламентацию как один из приемов политического противостояния посредством превентивного устрашения. Ретроспектива террора демонстрирует историческую предрасположенность к осуществлению насильственных действий в неустойчивом государстве, имеющем тенденцию к распаду.
Интеллектуальная составляющая государственного террора как способа управления социумом и возможности сохранения своей власти заключалась в способности идейно заставить общество одобрять подобные насильственные действия посредством их обеления благими намерениями. Например, убийство невинных оправдывалось возможной их причастностью к пособничеству врагам, как следствие, выдвигался тезис о необходимости обойтись «малой кровью». По своей природе террор - это противостояние правящего меньшинства (власть имущих) большинству (не имеющим власти). Террор как политическую систему устрашения необходимо рассматривать не только в объективности его существования, но и в совокупности с субъективностью его организации и исполнения, что, не меняя его сущности, придает ему различные формы реализации.
Эволюционной реакцией на существование террора становится появление терроризма. Социально-правовая действительность феноменов террора и терроризма и их восприятие на обывательском уровне крайне различны, однако для подавляющего большинства людей они являются идентичными понятиями, связанными с насилием, применяемым к политическим противникам с целью их устрашения и уничтожения.
Понятие «терроризм» основывается на полярности концептуальных и нормативных подходов к его определению ввиду социокультурных различий, однако с юридической точки зрения важной является дефиниция, закрепленная в Федеральном законе от 6 марта 2006 г. № Зб-ФЗ «О противодействии терроризму» (далее - ФЗ № Зб) и Уголовном кодексе Российской Федерации. В статье 3 указанного закона терроризм определяется как «идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий» [3].
Однако полагаем, что, оговаривая цели терроризма и субъекты воздействия, акцентируя внимание на идеологической составля-
ющей феномена, данное определение нельзя считать содержательным и глубоким.
Вне всякого сомнения, терроризм представляет собой идеологически обоснованное насилие, используемое власть не имущими против действующей власти и (или) ее сторонников в политических целях. В межпредметном гуманитарном дискурсе характерной чертой насилия общепринято считать де-структивность [4 с. 61; б, с. 134]. Если рассматривать насилие в контексте сущностной характеристики терроризма, то сегодня можно говорить о его трансформации - от криминальных практик традиционных «бомбометателей» до трансляции символического насилия, которое нередко прикрывается высокими нравственными и благими идеями, искажая истину в своих эгоистических целях.
Орудиями политической борьбы выступают террор и терроризм, арсенал которых включает в себя репрессии (террор) и террористические акты (терроризм).
Феномен терроризма опирается на идейную основу - веру в собственную правоту. Террор, как и терроризм, является средством достижения целей, однако зачастую идейную основу со своими специфическими целями создают одни, а реализуют их другие, понимая и преследуя при этом иные намерения. Нет ничего страшнее, чем неправильно понятая идея. Идеи, лежащие в основе терроризма, - тому свидетельство. Бесспорным является то, что возникновение в обществе таких социально опасных феноменов, как террор и терроризм, имеет свое историческое, политическое и экономическое обоснование. Не имея легальных прав на власть и возможности использовать насилие в качестве инструмента ее осуществления, власть не имущая группа социума вынуждена оправдывать свое право на них (власть и насилие) теми или иными идеологическими постулатами. Последние, как правило, действуют вопреки устоявшимся и доминирующим в данном социуме.
При этом террор - национальное явление, возможное в рамках каких-либо государств. Терроризм - наднациональный феномен, финансирование которого может быть организовано из-за рубежа, а в его осуществлении могут принимать участие международные преступные организации, т. е. его следует рассматривать как наднациональное, конвекционное понятие. Во исполнение международных договоренностей практически каждое государство ввело в национальное законодательство понятие «террористическая деятельность».
Обращаясь к правилам русского языка, а точнее к словообразовательным элементам
121
постфиксального характера, отметим, что суффикс «-изм» обозначает названия учений и общественных течений, а также процессов. Следуя данной логике, терроризм - это не только действие, но и идеология (процесс реализации идеологии), что подчеркивается в ФЗ № 35 [4]. Как процесс, терроризм необходимо рассматривать не только изнутри (его детерминацию, идеологию), но и извне (практическая деятельность по реализации данной идеологии), используя при этом феноменологический подход. Суффикс «-ист» указывает на человека, который является последователем каких-либо учений или догм либо участником процесса «терроризм - террорист».
Предметно-практическая сторона терроризма находит свое отражение в террористической деятельности, которая направлена на реализацию идей и целей терроризма. В Толковом словаре русского языка слово «деятельность» определяется как «...занятия, труд. Работа каких-нибудь органов, а также сил природы» [6, с. 159].
В рамках ретрансляции данного определения отметим, что деятельность является характерным процессом жизни человека, имеющего строго определенную и осознаваемую цель. Целью деятельности как формы человеческой активности является удовлетворение широкого спектра потребностей. Очевидно, что сделать это посредством совершения одноразового действия не представляется возможным, что обусловливает совершение ряда поведенческих актов. Реализация определенных потребностей, провоцирующая изменения в окружающем мире или в самом деятеле, составляет систему поведенческих актов, что и является деятельностью [7, с. 71].
Понимание преступности как массового, системного, криминального (уголовно запрещенного) поведения части членов общества [8, с. 6 -7] позволяет нам сделать вывод, что криминологически значимой является необходимость восприятия террористической деятельности не в качестве разрозненных преступных актов, а, напротив, как системного человеческого поведения. Социальные практики (вся деятельность человека в его историческом развитии) в современном обществе нередко трансформируются в неправовые практики как отражение социальной аномии.
Преступность в социальном и психологическом аспектах предстает прежде всего продуктом деятельности человека, результатом его социальной активности и проявляется в массовых повседневных практиках, которые можно обозначить термином «криминальные практики». Последние в силу своей широкой распространенности фактически предстают как социальные институты [9, с .70].
Ведущие российские социологи Т.И. Заславская и М.А. Шабанова отмечают, что «неправовые взаимодействия не просто широко распространены в современном трансформационном процессе в России: идет активный процесс их институционализации, т. е. превращения в устойчивый, постоянно воспроизводящийся феномен, который, интегрируясь в формирующуюся систему общественных отношений (экономических и неэкономических), становится нормой (привычным образцом) поведения акторов самых разных уровней и постепенно интернализуется ими. Противоречия и несоответствия в институциональной системе реформируемого общества, выступая важным источником неправовых практик, постепенно втягивают неправовые практики в свою орбиту, делая элементом институциональной системы» [10, с. 7].
Террористическая деятельность, безусловно, представляет собой уголовно-правовой феномен. В УК РФ под террористической деятельностью «понимается совершение хотя бы одного из преступлений, предусмотренных статьями 205-205.5, частью пятой статьи 206, статьями 207, 208, частью четвертой статьи 211, статьями 220, 221, 277, 278, 279, 360, 361 настоящего Кодекса» [11]. Рассматривая данное определение, А.Н. Игнатов и А.Г. Са-прунов справедливо резюмируют следующее: «В части ''практики терроризма'', т. е. террористической деятельности в различных ее проявлениях, предусмотренных данным законом, УК РФ содержит достаточную совокупность норм, устанавливающих ответственность за соответствующие преступные деяния. Что же касается ''идеологии терроризма'', то сам факт приверженности к какой-либо идеологии уголовно наказуемым быть не может. Уго -ловно наказуемыми должны быть и являются деяния, направленные на популяризацию и легализацию идеологии насилия и прочей идеологии террора, либо конкретные деяния, совершенные по тем или иным идеологическим мотивам» [12, с. 42].
Объективной основой для существования террористической деятельности как криминальной практики является дисфункция официальных институтов государства, прежде всего связанных с обеспечением правопорядка.
Основанием для формирования субъективной стороны данной преступной практики послужило падение духовных ценностей, ввиду чего в обществе укрепляется правовой нигилизм. Наряду с правомерными (позитивными) практиками с целью удовлетворения потребностей используются и преступные, имеющие возможность получения существенных доходов и выгоды в кратчайший срок.
122
Характерной чертой деятельности при достижении определенных целей является возможность принятия или непринятия, а, как следствие, смены насильственным способом, установленных в обществе правил в угоду социальным группам, партиям и т.д. Ярким примером такой деятельности выступает террористическая деятельность.
Субъект террористической деятельности всегда морально оправдывает свою мотивацию. Отсюда сознательный волюнтаризм, т. е. возведение в абсолют воли субъекта и сведение к нулю необходимости, зависимости деятельности субъекта, ее результатов от объективных законов общественного развития [13, с. 50].
Экстремистские идеи служат интеллектуальной основой террористической деятельности, которая находит свою практическую реализацию в террористических актах. Современные реалии демонстрируют возможность осуществления террористической деятельности с целью предоставления легитимного права для вооруженного вмешательства на волне контртеррористической риторики.
В результате проведенного анализа можно сделать следующие выводы: для обывательского сознания террор и терроризм являются практически синонимичными понятиями. Недопустимость подобного рода слияния понятий обосновывается тем, что за терминами и определениями стоит практическая деятельность по обеспечению безопасности.
Террор как средство социального управления может выступать элементом функционирования господствующего политического режима. В свою очередь, терроризм не включен в легальную систему управления и воспринимается как неправомерное средство борьбы за власть. Для ведения борьбы и легализации права на власть необходима идеологическая основа, в связи с чем террористическая деятельность стремится к институализации.
Гуманизация и демократизация современных цивилизованных обществ вытеснили террор из сферы легального. Но извечная природа насилия и стремление людей использовать его в борьбе за власть детерминировали трансформацию террора посредством идеологического обоснования права на власть и насилие в терроризм. При этом терроризм, в отличие от террора, вышел за национальные (государственные) рамки, став явлением наднациональным (надгосудар-ственным). Указанное в полной мере отразилось в легальном конвенциональном определении преступности терроризма.
Террористическая деятельность - предметно-практическая сторона проявления терроризма в форме криминальной практики, имеющей тенденцию к институционализации. Данный вид деятельность охватывает широкий спектр преступлений, непосредственно направленных как на достижение результатов террористической деятельности, так и на ее обеспечение (содействие, прохождение обучения в целях осуществления террористической деятельности, организация террористического сообщества и участие в нем и пр.) и институализацию в обществе.
К сожалению, сегодня не всегда социальная рефлексия, а соответственно, и отображение в нормативных регуляторах данных феноменов ввиду объективных эволюционных трансформаций соответствует их действительной природе и состоянию. Практическое значение разграничения понятий «террор», «терроризм», «террористическая деятельность» определяется тем, что их адекватная рефлексия и вербализация в правовом дискурсе дают возможность реального восприятия данных многоаспектных феноменов, не ограничиваясь рамками уголовно-правовых явлений, а расширяя возможность их познания в тесной связи с социальными процессами и жизнедеятельностью людей.
1. Ожегов С. И. Словарь русского языка / под общ. ред. Л.И. Скворцова. 25-е изд., испр. и доп. М., 2006.
2. Робеспьер М. О принципах политической морали // Революционная законность и правосудие. Статьи и речи. М., 1959.
3. О противодействии терроризму: федер. закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ // Рос. газ. 2006. 10 марта.
4. Игнатов А.Н. О насилии, его видах и их уголовно-правовом отражении //Вестн. Даль-невосточю юрид. ин-та МВД России. 2016. № 4(37).
1. Ozhegov S.I. Dictionary of Russian Language (in Russian) /ed. by L.I. Skvortsov. 25th ed., rev. and augm. Moscow, 2006.
2. Robespierre M. On the principles of political morality // Revolutionary legality and justice. Articles and speeches. Moscow, 1959.
3. On counteraction to terrorism: fed. law d.d. March 6, 2006 № 35-FL // Rus. newsp. 2006. 10 March.
4. Ignatov A.N. On violence, its types and their criminal legal reflection // Bull. of Far East Lawyer inta of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2016. № 4(37).
123
5. Игнатов А.Н., Вишневецкий К.В., Кашка-ров А.А. Концептуальные основы, направления и меры противодействия криминальному насилию // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2018. № 2(42).
6. Ожегов С.И., Швецова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. 80 000 слов и фразеологических выражений. М., 1995.
7. Дремин В.Н. К вопросу о предмете институциональной криминологии: от криминальных практик к социальному институту // Таможенное дело. 2010. № 6(72).
8. Игнатов А.Н. Понятие общеуголовной преступности // Вестн. Краснодар. ун-та МВД России. 2018. № 1(39).
9. Заславская Т.И., Шабанова М.А. Социальные механизмы трансформации неправовых практик // Общественные науки и современность. 2001. № 5.
10. Уголовный кодекс Российской Федерации: федер. закон от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ (ред. от 31 июля 2020 г.). URL: http://www. consultant.ru/document/cons_doc_LAW_10699/ 2c54dfed2e09c1236bf059a9211bb37b2fcbb8e1/ (дата обращения: 16.09.2020).
11. Игнатов А.Н., Сапрунов А.Г. Уголовная ответственность за содействие террористической деятельности: совершенствование законодательной регламентации // Общество и право. 2018. № 2(64).
12. Арчаков М.К. Психологические проблемы экстремистской деятельности // Вестн. Амур. гос. ун-та. 2011. № 52.
5. Ignatov A.N., Vishnevetsky K.V., Kashkarov A.A. Conceptual bases, directions and measures of counteraction to criminal violence (in Russian) // Jurisprudence and practice: Bull. of the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs. 2018. № 2(42).
6. Ozhegov S.I., Shvetsova N.Yu. Explanatory dictionary of Russian language. 80,000 words and phraseological expressions. Moscow, 1995.
7. Dremin V.N. To the question of the subject of institutional criminology: from criminal practices to social institution // Customs business. 2010. № 6(72).
8. Ignatov A.N. The concept of ordinary crime // Bull. of the Krasnodar University of the Russian MIA. 2018. № 1(39).
9. Zaslavskaya T.I., Shabanova M.A. Social mechanisms of non-legal practices transformation (in Russian) // Social sciences and modernity. 2001. № 5.
10. Criminal Code of the Russian Federation: fed. law d.d. June 13, 1996 № 63-FL (ed. July 31, 2020). URL: http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_10699/2c54dfed2e09c1236 bf059a9211bb37b2fcbb8e 1/ (date of access: 16.09.2020).
11. Ignatov A.N., Saprunov A.G. Criminal liability for assistance to terrorist activity: improvement of legislative regulation // Society and law. 2018. № 2(64).
12. Archakov M.K. Psychological problems of extremist activity // Bull. of Amur State University 2011. № 52.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Абисова Кристина Сергеевна, адъюнкт кафедры уголовного права и криминологии Краснодарского университета МВД России; тел.: +79788098201.
INFORMATION ABOUT AUTHOR
K.S. Abisova, Adjunct of the Chair of Criminal Law and Criminology of the Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; ph.: +79788098201.
124
