CC BY
53
Л. А. Мельникова
К ВОПРОСУ О ПОТЕНЦИАЛЬНОЙ ИЗМЕНЯЕМОСТИ
НЕСКЛОНЯЕМЫХ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ
LYUDMILA A. MELNIKOVA
TO THE QUESTIONS OF POTENTIAL CHANGEABILITY OF INDECLINABLE NOUNS
Людмила Александровна Мельникова
Аспирантка кафедры общего языкознания Астраханского государственного университета ► di_mel@mail.ru
В статье рассматривается функциональная адекватность несклоняемых существительных как синтаксическое явление. Определяются факторы, компенсирующие формальный недостаток этой языковой единицы в коммуникативной среде, выявляются ее синтагматические свойства, сильные и слабые позиции в структуре предложения, условия возникновения омонимии, системные ограничения для самостоятельного употребления несклоняемого существительного в словосочетании и предложении. Ставится вопрос о перспективе аналитико-синтетической тенденции в русской грамматике.
Ключевые слова: синтаксическая позиция, инверсия, взаимодействие, словоформа, падеж, управление, грамматическая омонимия, контекст.
The article considers the functional appropriateness of indeclinable nouns as a syntactical phenomenon. The factors, compensating for the formal lack of this linguistic unit in the communicative sphere, are defined. The syntagmatic characteristics, strong and weak positions in the structure of a sentence, the conditions of homonymy as well as the system restrictions of independent usage of the indeclinable noun in a sentence and in a word combination are detected. The issue of perspective of analytical and synthetic tendency in the Russian grammar is raised.
Keywords: syntactical position, an inversion, an interaction, the form of a word, the case, the regime, grammatical homonymy, context.
Несклоняемые имена прошли длительный путь приспособления, прежде чем закрепились в русском языке. Сложившаяся до XVIII века прочная система склонения давала возможность «выражать падежные значения не только наличествующими, но и субституируемыми аффиксальными средствами» [3: 257]. В некоторых видах связи флективные формы несли избыточную информацию о семантико-синтаксических отношениях, ср.: Там стояло большое село (грамматическая форма существительного дублировалась показателями прилагательного и глагола). В этих условиях заимствованному слову действительно было легко оставаться неизменным. Согласовательное словосочетание, получая неизменяемый компонент в качестве стержневого слова, ничего не теряло, кроме лишнего указания на его роль в составе предложения. К тому же, по мнению некоторых ученых, литературная норма в период XVIII-XIX вв. формировалась преимущественно на основе речевой манеры «офранцузившихся» (Б. О. Унбегаун) дворян. «Именно в дворянской
среде выработалось правило произносить и употреблять иноязычные лексемы особо, ориентируясь на их произношение в языке-источнике, тем самым противопоставляя заимствования словам родного языка» [2: 177]. Многие языковеды нашего времени, тем не менее, видят причины появления неассимилированной группы иноязычных слов не в особенностях литературной нормы заимствующего языка, а в их структурном типе: конечный гласный звук основы препятствует присоединению к ней русских флексий. Эта точка зрения представляется нам более убедительной, несмотря на примеры склонения некоторых неизменяемых существительных в просторечном и детском употреблении (занимаюсь ушой /ушу/, еду в метре /метро/, разъезжать на таксях /такси/, с шимпанзами, с эскимом, с кофем и т. д.). Отдельные заимствования действительно можно совместить с падежной флексией методом усечения основы, как в приведенных случаях, однако большинство несклоняемых существительных с усеченной основой при соединении с падежным окончанием теряют узнаваемость лексического значения и благозвучность (ср.: кормить овощным рагом /рагу/, вагон с купами /купе/стоит в депе /депо/, пюра больше нет /пюре/, улицы с современными кафами /кафе/, восхищаться кругосветным турном /турне/). Подобные «склоненные» формы производят впечатление насильственно измененных, дисгармоничных образований и вызывают либо категорическое неприятие, либо комическую интерпретацию данного текста. Возможно, такая реакция является следствием влияния многовековой традиции употребления этих существительных в неизменяемом варианте, но она обусловлена и стремлением к красоте языковой формы, которую, как это ни парадоксально, вносят в приведенные словосочетания «асистемные» элементы. Известны также случаи склонения иноязычий на конечный -э путем его замены на л' (алой, алоя, алою) или прибавления Л' к основе (кофей, филей, желей и т. д.), но и этот путь освоения языком неудобных для сочетаемости форм не стал продуктивным. Итак, в процессе приспособления иноязычных субстантивов к русскому падежному словоизменению именно
внешний структурный фактор служил основным признаком, определяющим изменяемость/неизменяемость слова: склоняемыми становились существительные с консонантным исходом основы (за исключением феминизмов: мисс, миссис, мадам, фрекен и др.), несклоняемыми — существительные с вокальным исходом. Многие исследователи грамматического своеобразия несклоняемых заимствований освещали эту проблему с фонологической и морфологической точек зрения (см.: Б. О. Унбегаун, М. В. Панов, И. Д. Мучник, Л. П. Крысин, Г. А. Смирнова, Е. В. Маринова и др.). В данной статье представлены материалы аналитической характеристики словосочетаний, содержащих неизменяемый именной компонент, в функционально-семантическом аспекте.
Характеризуя несклоняемое имя, можно воспользоваться музыкальным термином «стаккато» (ит. нареч. — отрывисто, нескл. сущ. — фрагмент музыкального произведения, исполненный отрывисто (ТСИС)). Действительно, функционирующая в языке синтетического строя одноморфемная модель существительного, лишенного флексии, соотносима с моделью отрывисто исполненного звукоряда музыкальной фразы, лишенного финали (звукового шлейфа), в структуре произведения. Слова-стаккато, как и музыкальные звуки-стаккато, являясь нетрадиционными системными единицами, употребляются на месте ожидаемого продолжительного звучания. Аналогия способов их функционирования допускает возможность использования данного музыкального термина в качестве синонима несклоняемому существительному.
Словосочетание в русском языке, как известно, имеет полную, неполную или нулевую словоизменительную парадигму в зависимости от грамматических свойств стержневого слова. Несклоняемое существительное (НС, «слово-стаккато») в этом качестве, сводя парадигму к нулю, должно, как асистемный элемент, нарушать смысловой ряд высказывания. Однако в действительности этого не происходит. Многочисленные примеры употребления «слов-стаккато» в грамматически слабой позиции, когда никакие аналитические средства не указыва-
ют на их форму, представляют интерес не только с лексико-грамматической и синтаксической точек зрения, но ив речемыслительном плане. Для установления средств взаимодействия компонентов внутри подобных синтагм необходимо разграничить синтаксические конструкции с аналитически выраженными грамматическими значениями НС (сильная позиция) и эксплицитно невыраженными (слабая). В словосочетаниях типа зеленоглазое такси, взрослому шимпанзе, очередного интервью или пианино расстроено, Мэри не спала, пальто висят информация, необходимая для установления грамматической формы неизменяемого компонента, содержится в согласованном с ним соседнем компоненте, что делает данное положение весьма выгодным для функционирования анализируемых нулевых словоформ. Согласовательные сочетания «субъект-предикат» и «атрибут-определяемое», таким образом, не допускают нейтрализации отношений внутри синтагмы и, следовательно, обеспечивают сильную позицию несклоняемого существительного в коммуникативной цепи.
Простое именное словосочетание с НС в зависимой позиции, обладая полной словоизменительной парадигмой, не всегда проявляет однозначность. Функция приименного атрибута чаще всего выполняется родительным падежом, в котором сосуществуют посессивные и партитивные связи, пространственные и временные отношения, в разграничении которых участвует не флексия зависимого слова, а семантика лексических значений, ср.: банка лечо, крыло фламинго, шум метро, акустика фойе. Однако во многих конструкциях обнаруживаются явления неоднозначности: язык майя (чей? какой?), перчатки леди (ср.: перчатки «Леди»), сосед Гарри (сосед мальчика Гарри или сосед по имени Гарри?). Причиной семантической «накладки» в контексте такого словосочетания является именно отсутствие грамматической информации у зависимого слова (ср.: сосед Рона). Омонимия форм Р. и И. падежей создает конкуренцию синтаксических связей «управление» / «примыкание» и, соответственно, нейтрализацию атрибутивно-притяжательных и атрибутивно-назывных отношений. Для установления смысла
подобных конструкций необходим расширенный контекст, причем объем предложения может быть также недостаточным в разграничении омонимии (На крыльцо вышел сосед Гарри). Идентификация рассматриваемых отношений возможна лишь в контексте предыдущей речи. Вернемся к первой группе примеров. Моносемии отношений здесь способствует семантика главного слова: банка (единица объема чего-либо), крыло (часть тела птицы), шум (субстантиват действенного признака, предполагающего источник), акустика (слышимость звуков в помещении). Внутренняя форма этих управляющих слов несовместима с именительным названия. Если же заменить стержневые компоненты, можно получить либо однозначные, но качественно другие отношения (салат «Лечо», кафе «Фламинго»), либо отношения неоднозначные, подобные примерам второй группы (станция метро, проект фойе), где именительный названия соперничает с родительным посессивным. Следовательно, валентностные свойства управляющей именной лексемы могут выступать как унификатором, так и модификатором синтаксических отношений. Установив роль стержневого слова в формировании отношений внутри синтагмы, обратим внимание на зависимый компонент. Его пассивность в создании словоизменительной парадигмы всего словосочетания не означает, однако, «полного нуля» в межсловном взаимодействии. В конструкции язык майя именно семантика управляемого компонента делает смысл двояким, поскольку словом майя называют не только язык данного племени, но и его представителей — носителей данного языка. При замене этого компонента на однозначный, например эсперанто или хинди, констатируется моносемичность синтагмы, так как носители данных языков называются другими именами. Следует отметить, что многозначность управляющего слова язык не вызывает столкновения разных смыслов на уровне синтагмы, поскольку данная лексема в сочетании с названиями разных языков мира образует целостное понятие, находящееся в области знаний, достаточно далекой от сферы употребления других ЛСВ этого существительного. Таким образом, формирование от-
ношений внутри простейшей именной синтагмы происходит не только на формальном, но и на семантическом уровне, где даже несклоняемое существительное имеет возможность проявить свои категориальные свойства. Неоднозначность конструкции могут вызвать:
- полисемия управляемого компонента (язык майя);
- семантика стержневого субстантива, допускающая при себе и родительный посессива, и именительный названия (перчатки леди, сосед Гарри).
В качестве стержневого слова именной синтагмы (напр.: интервью журналиста) несклоняемое имя не создает ситуаций двоякого трактования до тех пор, пока не попадет под управление стержневого компонента сложного словосочетания с одним из вышеназванных признаков. В предложении Меня заинтересовал рейтинг интервью журналиста есть основания для смысловых вариаций: автора интересует рейтинг репортажей конкретного журналиста или сам рейтинг с таким названием? В этих контекстах нашему высказыванию будут соответствовать следующие синонимические конструкции: Меня заинтересовал рейтинг репортажа/ей журналиста / Меня заинтересовал рейтинг «Репортаж/и журналиста». Флексия зависимого существительного, как видно, играет решающую роль в интерпретации сообщения. Разумеется, графический способ передачи этого высказывания выигрывает возможностью постановки кавычек в случае примыкания (рейтинг «Интервью журналиста»), в устном же варианте омонимия остается неразграниченной.
Переходя к управлению с отглагольным стержневым субстантивом и НС в зависимой позиции, следует обратить внимание на деривационную историю («синтаксическая деривация» Е. Курилович, Г. А. Золотова) данного вида конструкций. Словосочетание поздравление радио России может образоваться от глагольного поздравлять радио России или от предикативного радио России поздравляет. При субстантивации глагола каждый из этих исходных вариантов преобразуется в одну и ту же конструкцию с сохранением своих семантических ролей: в первом слу-
чае — действие и объект действия, во втором — действие и его производитель. Так мы получаем совмещение двух позиционных функций в форме зависимого компонента. Но поскольку данная ситуация наблюдается и в русских словосочетаниях (ср.: воспитание родителей, выбор актера), являясь иллюстрацией «полифункциональности единиц плана выражения и омофонии единиц плана содержания» [1: 15], то останавливаться подробно на этом моменте не станем, а обратимся к третьему виду отношений в анализируемой конструкции, выражаемому Т. падежом: поздравление (кем?) радио России. Трансформационный анализ конструкции с данным типом отношений снова приводит к предикативному словосочетанию, внешние и внутренние связи которого четко просматриваются в составе простейшей пропозиции, например: Радио России поздравляет юбиляров. До преобразования предложения в словосочетание при двухместном предикате отмечаем И. п. субъекта и В. п. прямого объекта. В процессе субстантивации глагола объект вынужден перейти в область Р. п., поскольку В. п. является исключительно приглагольным (поздравление (кого?) юбиляров). Субъект также переходит в область Р. п. (поздравление (чье?) радио России). Следует подчеркнуть, что названные отношения, облеченные в форму Р. п., могут существовать только в раздельных конструкциях. Однако синтетическая морфология позволяет «укладывать» все предложение в одно словосочетание, т. е. дает синтаксическую возможность сосуществовать субъекту и объекту в пределах одной непредикативной конструкции: поздравление юбиляров российским радиоканалом. Очевидно, что субъект исходного предложения выражается здесь Т. падежом, но, занимая эту позицию, несклоняемое существительное изменяет смысл всей конструкции: поздравление юбиляров радио России. В положении после объекта действия «слово-стаккато» принимает на себя атрибутивную функцию и выражает посессивные отношения. Следовательно, вторичная функция Т. падежа (выражать субъект действия) неприменима к несклоняемому существительному по причине отсутствия показателя этой формы. Выявленная неспособность слов
данной группы соответствовать заданным синтаксическим отношениям позволяет говорить о существовании, помимо формальной (морфологической) асистемности названных языковых единиц, также о неких коммуникативных границах их самостоятельного употребления в рамках словосочетания и предложения.
В глагольных словосочетаниях НС, как правило, не препятствует восприятию смысла, поскольку позиционные функции актантов пропозиции, предполагаемые валентными свойствами глагола, в значительной степени предопределяют форму управляемого компонента, ср.: Отец укрыл девочку пальто. Боец в совершенстве владеет самбо. Карандаш нарисовал Буратино нос. Несмотря на присутствие при предикате двух и даже трех словоформ с нулевым флективным показателем, содержание конструкций понимается однозначно. Идентификация синтаксических ролей всех компонентов осуществляется последовательно, согласно традиционному для русского языка, прямому порядку слов. Лексема пальто в первом предложении не может претендовать на роль подлежащего как в формальном, так и в семантическом плане. Отсутствие согласованности со сказуемым и последнее место в конструкции указывают на функцию второстепенного члена, кроме того, две обязательные валентности предиката активного действия (субъект и прямой объект) уже реализованы одушевленными субстанциональными значениями, следовательно, неодушевленной лексеме пальто достается последняя, факультативная валентность глагола с функцией орудия-средства действия. Совместимость лексем определяется, конечно, не только категорией одушевленности/неодушевленности. Следует подчеркнуть, что субстанциональное значение, призванное занять одно из «мест» при предикате, должно подтвердить свою уместность в данной функции, ср.: укрыть девочку пальто / укрыть девочку колье. Наличия категорий предметности, неодушевленности и вещественности лексеме оказывается недостаточно для соответствия управляющему глаголу. Семантика зависимого компонента непременно должна содержать категориальное значение «изделие из ткани некоторой протяженности».
Наглядно демонстрирует принцип распределения между компонентами семантико-синтаксических ролей предложение Карандаш нарисовал Буратино нос. Последовательность поступающей в мозг информации, обусловленная линейностью речи, позволяет проследить процесс соотнесения содержательных вариантов, заложенных в данной формальной конструкции, с «детектором» смысла в воспринимающем сознании. На начальной ступени процесса первые два слова, обнаруживая согласованность в роде и числе, а также совместимость начальной формы существительного с личной формой глагола, устанавливают прочную предикативную связь, подтверждаемую семантическими категориями этих компонентов: карандаш имеет прямое отношение к рисованию. С поступлением в «интерпретационный механизм» следующего компонента с нулевым окончанием образуется простейшая модель пропозиции: субъект-предикат-объект, в которой однозначные объектные отношения, установленные предикатом, не вызывают сомнения, несмотря на несоответствующую В.падежу форму одушевленного объекта действия (ср.: нарисовал кота /мост). Отмечается некоторая защищенность несклоняемого имени в этой позиции семантической категорией глагола, реализующего свою переходность. На данном этапе поступления информации, т. е. в трехкомпонент-ном составе, теоретически возможен и зеркально противоположный вариант содержания: объект-предикат-субъект, который семантически более оправдан, поскольку производитель действия здесь одушевлен, что свойственно субъекту: карандаш нарисовал Буратино. Но в действительности этот инверсионный вариант игнорируется сознанием, уступая семантически западающему, но допустимому в русском языке и подкрепленному традиционным словопорядком распределению ролей (ср.: нож поцарапал Марчелло). Изменение в сформированную предикативную структуру вносит завершающий компонент сообщения. Третье существительное в начальной форме, мужского рода и единственного числа с некоторой натяжкой, но все же, теоретически, может претендовать не только на роль прямого объекта,
но и на роль субъекта действия (Нос Буратино нарисовал карандаш), исключена для него лишь роль адресата, для которой нет ни формальных, ни семантических оснований. Однако постпозиция лишает этот компонент возможности выступать в качестве субъекта речи, оставляя единственный вариант — прямой объект. Несмотря на то, что эта позиция уже занята, последний компонент вытесняет предыдущий из своей семантической ниши в свободную нишу адресата. Интересно, что данный порядок слов в полном составе предложения поддерживает однозначность функции адресата у лексемы Буратино. С перестановкой прямого объекта нос в препозицию к Буратино (Карандаш нарисовал нос Буратино) фиксируется конкуренция отношений адресата с атрибутивно-посессивными отношениями: нарисовал нос (кому? чей?) Буратино. Причины этой конкуренции можно было списать на семантическую связанность компонентов: лексическое значение нос соотносится со значением Буратино как часть и целое, однако множество подобных примеров не обнаруживают какой-либо связи лексем (Бывший руководитель вернул долг ТНТ / Старик прочитал письмо Сулико / Я надел рубашку портье и др.), что позволяет говорить о сильных и слабых позициях несклоняемого существительного в роли семантического адресата.
«Слово-стаккато» вносит в восприятие привычных русскому человеку синтаксических конструкций элемент сотворчества, заставляя додумывать, восполнять «зияющий» пробел коммуникативной цепочки, связывать ее многоаспектные звенья в соответствии со своим представлением описываемой ситуации. В этом отношении возможны расхождения авторской и читательской интерпретации, например, такого фрагмента:
Чьи? Кому?
Артур показал карты Тобби. В семантической структуре высказывания конкурируют между собой не актанты пропозиции (объект-адресат), а отношения адресата действия и посес-сива при объекте действия. Для снятия омонимии в пределах предложения достаточно всего лишь переставить местами объект и адресат (Артур показал Тобби карты), либо внести уточняющий
компонент: адресат, притяжательное местоимение или согласованное определение:
(всем) (хромого) — маркеры отношений посессива Артур показал карты Тобби. (свои) (хромому) — маркеры отношений адресата Таким образом, несклоняемое существительное, употребленное без согласованного определения в качестве адресата пропозициональной конструкции, может явиться причиной неразличения синтаксических форм Р. и Д. падежей. Регистрируются сильные и слабые позиции НС в репрезентации рассматриваемых отношений. Положение непосредственно после глагола гарантирует однозначность конструкции (Бывший руководитель вернул ТНТ долг). Инверсионная препозиция может иметь два варианта: ТНТ бывший руководитель вернул долг (относительно понятная конструкция, где изменяет традиционную позицию только НС-адресат) и ТНТ вернул долг бывший руководитель, где адресат выдвигается на место субъекта, а субъект употреблен в постпозиции. В последнем варианте имеет место так называемое «^-восприятие», предполагающее «шаг назад», т. е. повторное ознакомление с конструкцией, поскольку первые три компонента, благодаря псевдоначальной форме аббревиатуры, образуют пропозицию, в которой нет места третьему компоненту в начальной форме. При втором (а возможно, и третьем ознакомлении) смысловая цепочка восстанавливается, однако подобные ребусы в высокоскоростном темпе речи не приветствуются, поэтому практически не встречаются в письменных источниках, а в устных сопровождаются характерной интонационной акцентуацией. Наконец, к разряду слабых позиций относится и положение НС после объекта действия (Бывший руководитель вернул долг ТНТ). В подобных конструкциях, как уже было сказано выше, по причине неустанов-ленности формы слова-стаккато, конкурируют отношения адресата и приименного посессива. Неоднозначность возникает вследствие двойного управления: глагол реализовывает свою, достаточно сильную валентную связь с необходимым ему адресатом, однако в позиции после прямого объекта адресат без опознавательных знаков фор-
мы попадает под управление именного объекта и принимает атрибутивно-посессивную функцию, выражаемую Р. падежом (долг (какой? чей?) ТНТ). Совпадение в одной конструкции разных содержательных вариантов (1 — руководитель задолжал ТНТ, 2 — ТНТ задолжал к.-л.) делает данную конструкцию неубедительной, а позицию НС в роли адресата «после прямого объекта» семантически слабой и требующей расширенного контекста. Следует отметить, что валентностные свойства слов имеют «территорию» своего распространения, закрепленную традиционным слово-порядком, нарушение которого иногда приводит к смещению смысловой структуры высказывания даже в сфере функционирования формально полноценных существительных, ср.: «Рука бойцов колоть устала...» (М. Ю. Лермонтов «Бородино»). Словоформа бойцов в данной позиции выполняет функцию атрибута, находясь под управлением подлежащего, однако (в отрыве от общего контекста) допускает возможность функционирования и в составе сказуемого в качестве прямого объекта действия, вынесенного в препозицию к глаголу. Традиционно сознание воспринимает управляемое слово после главного, в некоторых случаях — в непосредственной препозиции. Если же оно находится в области пересечения сфер валентного влияния двух компонентов и обладает омонимией форм (Р. и В. п.), создается естественная конкуренция, в которой выигрывает все же постпозиция зависимого слова как нормативная в синтаксическом управлении.
Многозначность высказывания иногда может быть причиной взаимного непонимания, однако не является поводом для полного исключения подобных конструкций из речи. В определенных функциональных стилях омонимичные модели, напротив, достаточно востребованы. Например, в журналистике модным приемом привлечения внимания читателя к репортажам является игра слов в заголовках статей, использующая окказиональные формы, омофонию, омонимию, омографию и другие неприемлемые в деловой и научной речи явления (напр.: «Жизнь бьет ключом»). Ту же функцию выполняют многозначные выражения в рекламных лозунгах типа
«Везет кому-то!» (надпись на борту газели, везущей оконную продукцию). Большими возможностями в этом отношении обладают несклоняемые имена со свойственной им омонимией всех падежных форм (Ваш вклад в евро; Заработай на «Орифлэйм»! и др.).
В конструкциях с НС наиболее отчетливо просматривается взаимодействие парадигматического и синтагматического уровней языковой системы, которая оперирует элементами различного содержания, объема и назначения. Формально ограниченная языковая единица (асистемная, с точки зрения наблюдателя) при многоаспектном исследовании обнаруживает вокруг себя виртуальную сеть смыслообразующих связей и отношений, поддерживающих, подобно кокону, употребление структурно ограниченного, но содержательно полноценного элемента. Если при восприятии многозначного слова в сознании активируются все его словарные значения (В. Б. Касевич), то в приведенных выше примерах наблюдается параллельная активация лексических и синтаксических значений грамматически неоднозначной формы существительного, сопровождающаяся быстрым перебором смысловых структур, возможных в данной речевой ситуации. Процесс интерпретации завершает установление соответствия плана выражения (означающего) плану содержания (означаемому) сообщения. Дифференцирующими основаниями для смысловых вариантов являются: 1) порядок слов; 2) лексико-грамматическая семантика компонентов, формирующая каркас пропозиции; 3) интонация и логическое ударение (в устной речи); 4) формальные показатели. Несмотря на выявленную незначительную роль флексии в структуре предложения, отсутствие ее, как видно из приведенных выше примеров, может привести к неоднозначной интерпретации высказывания в узком контексте предложения. По мере расширения контекста логика исходной ситуации, описываемой в речи, в большинстве случаев, восполняет смысловые пробелы западающих формантов, потому что, являясь единицей макроструктуры текста, неоформленная лексема выступает актантом не только своей пропозиции,
но и сложного синтаксического целого, в рамках которого актуализируются именно те значения омонимичного компонента, которые соответствуют ситуативной семантике. Но высказывание не всегда функционирует в структуре текста. Кроме того, в современных дискурсивных источниках может употребляться не одно, а два и более несклоняемых существительных в одном предложении, где теряет «герменевтическую» силу даже общий контекст, например: Тоби победил Роби; Джони шьет кимоно Келли. Кто является производителем действия? Им может быть любой из названных лиц в зависимости от коммуникативной задачи автора (ср.: Сергея победил Иван; Андрею шьет кимоно Света). Возможно, никто из читателей и не задумается над вариативностью данных высказываний, доверяя традиционному словопорядку, но исследователям есть о чем подумать. В подобных примерах порядок слов может быть только фиксированным, потому что инверсия компонентов, не подкрепленных формальной составляющей, рисует обратную картину события. Следовательно, автор здесь не свободен в средствах выражения мысли, лишен возможности усиления коммуникативного центра высказывания при помощи изменения порядка слов. Учитывая общепризнанную тенденцию развития русского языка к аналитизму, следует отметить не только продолжающийся стремительный рост
числа несклоняемых заимствований в начале XXI века, но и наводящую на размышление закономерность: расширение использования иноязычной лексики влечет за собой внедрение в синтетическую грамматику элементов аналитического синтаксиса, обусловливающих «сужение» выразительных возможностей русского языка, обеднение его экспрессивных средств.
Представленные наблюдения показывают, что синтаксическое управление является для несклоняемых существительных наиболее уязвимым звеном функционирования, областью, в которой неассимилированная форма с вокальным исходом при вариативном употреблении становится причиной либо нейтрализации синтаксических отношений, либо насильственного изменения этого слова, согласно коммуникативному замыслу. По всей видимости, динамические изменения в характере функционирования НС на современном этапе будут исходить именно из сферы синтаксического управления.
ЛИТЕРАТУРА
1. Кацнельсон С. Д. Типология языка и речевое мышление. М., 2002.
2. Крысин Л. П. Толковый словарь иноязычных слов. М., 1998.
3. Маринова Е. В. Иноязычные слова в русской речи конца XX — начала XXI в. Проблемы освоения и функционирования: Дис. ... д-ра филол. наук. М., 2008.
[приглашаем принять участие]
МЕЖДУНАРОДНАЯ НАУЧНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ «ИНДИЯ И РОССИЯ В ТРЕТЬЕМ МИЛЛЕНИУМЕ: ДИАЛОГ КУЛЬТУР»
15-17 сентября 2010 года в г. Дели (Индия) при содействии Федерального агентства по образованию Министерства образования и науки РФ, Международной Ассоциации Преподавателей Русского Языка и Литературы (МАПРЯЛ), Индийской ассоциации преподавателей русского языка и литературы (ИндАПРЯЛ) состоится Международная научная конференция «Индия и Россия в третьем миллениу-ме: диалог культур».
Более подробная информация — на сайте http://www.mapryal.org/
