Юристг-Прлвов^дъ, 2015, № 1 (68)
© 2015 г. И. В. Бобрицких
К ВОПРОСУ О ПОНЯТИИ ЭФФЕКТИВНОСТИ ПРОЦЕССУАЛЬНЫХ СРЕДСТВ
ЗАЩИТЫ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА
В статье исследуется понятие эффективности процессуальных средств защиты прав человека в теории права. Автор отмечает, что эффективность средств правовой защиты представляет собой не просто набор разрозненных оценок, относящихся к различным элементам юридической процедуры, которые и следует понимать под процессуальными средствами.
Ключевые слова: эффективность процессуальных средств защиты прав человека, процессуальное средство, права человека, защита прав человека, правовое регулирование, экономическая наука.
Понятие эффективности весьма широко используется в юридической литературе для оценки различных аспектов правовой системы. По содержанию эта категория является достаточно сложной, что вытекает из ее ярко выраженного междисциплинарного характера.
В своих предыдущих работах мы уже касались непосредственно понятия эффективности процессуальных средств защиты прав человека, исследуя его как в российском [1], так и в международном праве [2, с. 97-101]. В настоящей статье хотелось бы уделить внимание изучению самого понятия эффективности процессуальных средств защиты прав человека в целом.
Как отмечалось нами в предшествующих работах, по своему происхождению понятие эффективности относится к сфере экономической науки. Оно встречается, например, у одного из основоположников экономической теории - английского ученого XVII века В. Петти. Категорию эффективности использует и другой классик экономической науки Д. Рикардо, рассматривая эффективность как способность капитала приносить прибыль [3, с. 320]. Оба исследователя явно воспринимают эффективность как измеримую характеристику, применяя выражения «более эффективно», «удвоить эффективность», «самый эффективный» и т. п. Решающий вклад в развитие теории эффективности внес Г. Эмерсон, автор работы «Двенадцать принципов эффективности», который определил эффективность как соотношение между двумя величинами - нормальной и действительной себестоимости. Связь между правом и эффективностью специально исследует Р. Познер в работе «Экономический анализ права» [2, с. 97-101].
Что касается теоретического познания эффективности права, то о его социологическом значении упоминал, например, такой широко известный ученый-юрист, как Г. Д. Гурвич: «В силу своей
многосторонней и императивно-атрибутивной структуры правовая норма не может быть исключительно автономной нормой (то есть извлекать свою обязывающую силу из себя самой) и не может быть (из-за той взаимообусловленности, которую она предполагает) неким полностью императивным правилом, поскольку в качестве предпосылки такая взаимообусловленность имеет реальную эффективность правовой нормы. Право, не утверждая себя в качестве нормативного, не может способствовать реализации справедливости, требующей установления безопасности и предварительного общественного умиротворения» [4, с. 136].
В отечественной юридической литературе вопросы эффективности права начинают относительно активно обсуждаться в 60-х годах XX века [5, с. 22-31; 6, с. 3-11; 7, с. 82-87; 8, с. 43-50]. Уже к 80-м годам усилиями таких ученых, как В. В. Гла-зырин, В. Н. Кудрявцев, В. В. Лазарев, В. И. Никитинский и других, исследование проблем эффективности превращается в самостоятельное развитое направление советской юридической науки.
Кроме того, об эффективности защиты прав человека начинает идти речь и в отраслевой, в том числе процессуальной, литературе. Например, «дела в тех случаях, когда фактические обстоятельства дела установлены разрешавшим дело судом первой инстанции и не требуется дополнительного собирания и проверки доказательств, поскольку фактическая сторона дела установлена в суде первой инстанции с исчерпывающей полнотой, что полностью отвечает интересам всемерной быстрой и эффективной судебной защиты прав граждан и юридических лиц» [9, с. 110].
Во введении к коллективному труду «Эффективность правовых норм» авторы прямо связывают актуальность исследуемой темы с развитием социалистического хозяйства (то есть эко-
номики). Они ссылаются на звучащие со стороны руководства Советского государства призывы к повышению качества и эффективности работы экономики в целом, ее отдельных отраслей и предприятий [10, с. 3]. Таким образом, налицо функциональная зависимость теоретического подхода к эффективности права от экономических представлений об эффективности.
Рассматривая в самом общем виде эффективность как определенный род соотношения между правовыми установлениями и общественной практикой, авторы монографии наметили два основных подхода к изучению эффективности правовых норм: количественный и качественный. При этом качественная характеристика, по их мнению, сводится к констатации одного из двух вариантов: эффективность либо неэффективность. Однако исследователи однозначно признают более предпочтительным количественный способ оценки, требующий в свою очередь использования точных методов, в том числе социологических и кибернетических [10, с. 4, 5].
В. И. Никитинский и И. С. Самощенко предложили следующее определение эффективности правовых норм: «соотношение между фактическим результатом их действия и теми социальными целями, для достижения которых эти нормы были приняты» [10, с. 22]. Основное достоинство этой формулировки - ее эвристический характер, поскольку отраженные в ней признаки понятия, по существу, дают конкретные ориентиры для дальнейшего исследования: во-первых, анализ эффективности правовых норм предполагает знание тех целей, ради которых создавались нормы; во-вторых, необходимы методы определения фактических результатов действия правовых норм; наконец, в-третьих, требуется единый критерий для сравнения цели и результата.
Другой подход, а именно определение эффективности правовых норм без учета целеполага-ния, а лишь по фактически наступившим последствиям, авторы признали ошибочным, ссылаясь на то, что он позволяет установить лишь испол-няемость, но не эффективность правовых предписаний и не дает возможности дифференцированно подойти к оценке социального значения норм, сходных по форме и содержанию, но различающихся по своим социальным целям (например, норм социалистического и буржуазного законодательства).
Различаются также два уровня эффективности правовых норм: юридическая эффективность, характеризующая степень соответствия между поведением адресата правовой нормы и той моделью поведения, которая содержится в самой
норме; социальная эффективность как степень достижения более отдаленной социальной цели, которая может находиться и вне непосредственной сферы правового регулирования [10, с. 49].
На этой теоретической основе В. В. Глазыри-ным и В. И. Никитинским была разработана методика изучения уровня эффективности правовых норм, включающая в себя следующие основные стадии:
- выявление социальной проблемы, указывающей на низкую или недостаточную эффективность правового регулирования;
- установление социальных целей правовых норм. В том случае, когда эти цели не указаны в самом тексте нормативно-правового акта или же определены в самом общем, расплывчатом или неполном виде, необходимо проведение «телеологического анализа» - особого толкования правовых норм, направленного на выявление целей, которые преследовались законодателем, с использованием всех имеющихся приемов и способов интерпретации;
- перевод используемых понятий в операциональную форму, пригодную для эмпирических наблюдений и количественных расчетов;
- определение результатов действия правовой нормы (в статистических показателях);
- вычленение роли правового фактора в полученных результатах, то есть меры воздействия правовой нормы на достижение цели и степени его взаимодействия с иными социальными факторами. Это возможно, например, путем социологических опросов (с учетом невысокой надежности социологических методов выявления мотивов и ценностных ориентаций), методом экспертных оценок, корреляционного анализа и других.
Характерно, что В. В. Глазырин и В. И. Никитинский отдавали безусловное предпочтение количественным методам изучения эффективности правовых норм, даже признавая трудность точных измерений в области права и, как следствие, неизбежные погрешности такого рода исследований: «...наличие количественных данных, хотя и недостаточно точно описывающих процесс, всегда предпочтительнее и ценнее, нежели их полное отсутствие. Ведь недостаточно точная информация позволяет все же принять приблизительно верное решение. Ее полное отсутствие вообще не дает возможности принять какое-либо обоснованное решение» [10, с. 181].
Общие теоретические положения об эффективности правового регулирования были конкретизированы по отношению к правоприменительной деятельности в работах В. В. Лазарева, который сформулировал ряд ценных идей, касающихся
Юристъ-Правов^дъ, 2015, № 1 (68)
специфики правоприменительных актов и оценки их эффективности. В частности, он уточнил содержание целей, преследуемых правоприменительной деятельностью, указав, что мерилом эффективности правоприменительных актов может быть удовлетворение интересов сторон в конкретном деле - граждан, организаций, органов государства и других.
Поскольку интересы сторон, как правило, не совпадают, еще одной целью правоприменительного процесса является устранение возникшего социального конфликта. Наконец, критериями эффективности могут выступать различные ценности абстрактного характера: справедливость, равенство, истина и т. п. [11, с. 94, 95].
В. В. Лазарев также ставит важный методологический и практический вопрос о моменте, начиная с которого может оцениваться эффект от правоприменительного акта, - издания акта, его вступления в силу, исполнения содержащихся в нем требований или наступления последующего социального эффекта. «Предположим, суд выносит приговор в отношении П. П., совершившего преступление. Когда мы сделаем вывод об эффективности приговора: сразу же после его вынесения, когда П. П. возьмут под стражу, или после отбытия им всего срока наказания, или в случае если П. П. не совершит в дальнейшем нового правонарушения?» [11, с. 95].
С точки зрения В. В. Лазарева, возможность оценки эффективности правоприменения возникает сразу же по выполнении им своей главной цели, а именно обеспечения действия права. Иначе говоря, эффект от правоприменительной деятельности появляется в момент, когда субъекты получают информацию о содержании своих прав и обязанностей и когда отсутствуют юридические препятствия для их реализации. При этом эффективность правоприменительного акта, по мысли автора, не зависит от того, выполняют или не выполняют субъекты предусмотренные этим актом права и обязанности [11, с. 95, 96]. Тем самым В. В. Лазарев выводит фактор исполняемо-сти/неисполняемости правоприменительного акта за скобки при определении его эффективности.
Ученый вводит также два новых аспекта эффективности правоприменительного акта, именуемых им «полной эффективностью» и «отрицательной эффективностью». Под полной эффективностью подразумевается наилучший, максимально возможный ее показатель: «Полная эффективность правоприменительного акта достигается тогда, когда все его цели - и ближайшие, и отдаленные, и конечные выполнены с наименьшим ущербом для различных социальных ценностей,
с меньшими экономическими затратами, в наиболее короткий срок» [11, с. 98]. Другими словами, речь идет об оптимальном соотношении достигнутого идеального результата с затратами, выражающимися в таких ресурсах, как время, материальные и иные социальные ценности.
Что касается отрицательной эффективности правоприменительного акта, то она, как указывает В. В. Лазарев, имеет место в следующих случаях:
- при неправильном, по существу, решении, противоречащем закону, поскольку в этом случае страдают фундаментальные ценности - истина и законность;
- если нанесен ущерб, существенно превышающий запланированные затраты и полученные положительные результаты;
- когда поставленная цель достигнута законными средствами, но попутно наступил нежелательный социальный эффект (например, сформировано неуважительное отношение к закону) [11, с. 99].
Аналогичные проблемы изучались в рамках отраслевых юридических наук. Наибольшее развитие получили, в частности, исследования в области эффективности правосудия. Так, И. Л. Пет-рухин резко выступил против того, чтобы ставить эффективность правосудия по уголовным делам в зависимость от снижения затрат на данную деятельность. Это означало, что в сфере правосудия исследователь считал неприменимыми уже укоренившиеся представления об эффективности правового регулирования как определенной пропорции затрат и результатов, поскольку в таком случае снижение затрат при сохранении результата определенно означает рост эффективности.
Напротив, И. Л. Петрухин утверждал, что если принять за числитель разницу между целью и результатом, а за знаменатель - материальные затраты, то «увеличение знаменателя в формуле (при неизменном или слабо увеличивающемся числителе) применительно к правосудию по уголовным делам в течение продолжительного времени может характеризовать процесс повышения, а не снижения его эффективности» [12, с. 173].
Как представляется, тем самым крупный ученый-процессуалист указывал на реально существующую проблему: ведь если измерять эффективность какой-либо деятельности, в том числе и правосудия, через разницу затрат и результатов, то можно повышать ее эффективность через уменьшение расходов при сохранении результативности. Однако сокращение расходов на правосудие, по убеждению И. Л. Петрухина, является недопустимым, в том числе под видом повышения его эффективности. К тому же специфика
правосудия такова, что его «окупаемость» чаще всего не поддается денежной оценке [12, с. 173].
Именно поэтому И. Л. Петрухина полагает, что к правосудию более применимо такое представление об эффективности, когда она рассматривается как достижение полезных целей, а не как соотношение результата и затрат или как совершенство применяемых средств [12, с. 174, 175].
Таким образом, можно отметить, что теоретическая концепция эффективности правового регулирования в целом и его отдельных элементов, сложившаяся в советской юридической науке, частично являлась продолжением экономических представлений об эффективности, однако с внесением в них определенных коррективов. К особенностям этой концепции можно отнести следующие:
- введение фактора целеполагания как основного критерия эффективности;
- поиск социологических методов для исследования результативности действия права;
- стремление к точному количественному измерению эффективности права;
- признание иных, помимо экономических, показателей эффективности правового регулирования,
В постсоветский период наибольший вклад в развитие данной концепции внес А. В. Цихоцкий, который сформулировал следующее определение эффективности правосудия: «...способ (свойство) правосудия как вида осуществляемой судом в установленной законом гражданской процессуальной форме государственной деятельности по рассмотрению и разрешению конкретных судебных дел с вынесением по ним законных, обоснованных и справедливых постановлений обеспечить при определенных условиях достижение социально значимых целей» [13, с. 16, 17].
Основные критерии эффективности правосудия А. В. Цихоцкий выделяет в своем специальном исследовании:
«...а) вынесение судами обоснованных и законных решений (К1);
б) обеспечение судами прав лиц, участвующих в гражданских делах (К^);
в) обеспечение судами других социально полезных результатов, указанных в законе (К^)» [13, с. 226].
Для более детального анализа и систематизации приведенных критериев следует исходить из того, что эффективность средств правовой защиты представляет собой не просто набор разрозненных оценок, относящихся к различным элементам юридической процедуры, которые обычно и понимаются под процессуальными средствами.
Конструкция «эффективного средства защиты» носит интегративный характер, поскольку она направлена на то, чтобы охарактеризовать соответствующую процедуру в целом с точки зрения ее социальной действенности. Поэтому каждое процессуальное средство рассматривается с точки зрения эффективности не само по себе, а лишь как условие достижения общего результата той или иной юридической процедуры.
Литература
1. Бобрицких И. В. К вопросу о понятии эффективности процессуальных средств защиты прав человека в российском праве // Тенденции развития современного общества: материалы II Международной научно-практической конференции. г. Волжский, 25-26 апреля 2013 года. Волжский, 2013.
2. Бобрицких И. В. К вопросу о понятии эффективности процессуальных средств защиты прав человека в международном праве // Новая правовая мысль. 2013. № 4.
3. Рикардо Д. Сочинения. Т. I: Начала политической экономии и налогового обложения. М., 1955.
4. Гурвич Г. Д. Философия и социология права: избранные сочинения. СПб., 2004.
5. Лебедев М. П. Об эффективности воздействия социалистического права на общественные отношения // Советское государство и право. 1963. № 1.
6. Пашков А. С., Чечот Д. М. Эффективность правового регулирования и методы ее выявления // Советское государство и право. 1965. № 8.
7. Масевич М. Г. Гражданско-правовая ответственность предприятий и ее эффективность // Советское государство и право. 1965. № 8.
8. Смирнов О. В. Эффективность права в области организации труда // Советское государство и право. 1966. № 7.
9. Клейнман А. Ф. Новейшие течения в советской науке гражданского процессуального права (очерки истории). Л., 1967.
10. Кудрявцев В. Н., Никитинский В. И. и др. Эффективность правовых норм. М., 1980.
11. Лазарев В. В. Эффективность правоприменительных актов (вопросы теории). Казань, 1975.
12. Петрухин И. Л., Батуров Г. П., Морщако-ва Т. Г. Теоретические основы эффективности правосудия. М., 1979.
13. Цихоцкий А.В. Теоретические проблемы эффективности правосудия по гражданским делам: дис. ... д-ра юрид. наук. Новосибирск, 1998.