CC BY
93
ББК Ш5(0)4 УДК 821.161.1-1
О. А. Бетина
К ВОПРОСУ О ПОЭТИКЕ ГИМНОГРАФИЧЕСКОГО ЦИКЛА «СТИХИРЫ ЕВАНГЕЛЬСКИЕ» ЛЬВА VI МУДРОГО
О.А. Betina
ON THE POETICS OF HYMNOGRAPHIC CYCLE “STICHERA EVANGELICAL” BY LEO VI THE WISE
В статье исследуются основные принципы поэтики гимнографического цикла «Стихиры евангельские» Льва VI Мудрого в контексте средневековой христианской эстетики, византийской и древнеславянской литературной традиции.
Ключевые слова: византийская и древнеславянская гимнография, поэтика.
Main poetical principles of hymnographic cycle “Stichera Evangelical” (Euan-gelika Eothina Tou) by Leo VI the Wise are researched in the context of medieval Christian aesthetics, Byzantine and Old Slavic literary tradition.
Keywords: Byzantine and Old Slavic hymnography, poetics.
«Стихиры евангельские» — цикл из 11 стихир, сочиненных византийским императором Львом VI Мудрым (886—912) на евангельские сюжеты, посвященные явлениям воскресшего Христа Марии Магдалине и апостолам. Древнейший славянский перевод содержится в певческой книге «Благовещенский кондакарь» (XII в.). В настоящее время «Стихиры» также известны как одно из наиболее выдающихся произведений древнерусской духовной музыки в распеве московского мастера Федора Крестьянина (XVI — нач. XVII в.)1.
«Стихиры» исполнялись на утренях воскресных богослужений по принципу «Октоиха» — с первой недели после Троицы и до начала Великого поста — по одной стихире на службу после соответствующего текста евангельских утренних чтений. Первые 8 стихир исполнялись соответственно на 1—8 гласы, 9-я — на 5-й, 10-я — на 6-й и 11-я — на 8-й глас. «Стихиры» могли включаться в состав «Октоиха», либо помещались после него в виде отдельного цикла песнопений2. Содержание стихир соответствуют 11-ти воскресным евангельским чтениям: Стихира 1. «На гору ученикомо идущимо.. ,»3 — (Мф. 28, 16 — 20); Стихира 2. «Со миримо пришедошимо иже со Мариею женамо...» — (Мк. 16, 1—8); Стихира 3. «Магдалыни Марии...» — (Мк. 16, 9—20); Стихира4. «Утреняя бе рано...» — (Лк. 24, 1—12); Стихира 5. «О премудрыихо Твоихо судебо, Христе...» — (Лк. 24, 12—35); Стихира 6. «Воистину миро Ты, Христе, ко человеком...» — (Лк. 24, 36—53); Стихира 7. «Се тма и рано...» — (Ин. 20, 1—10); Стихира 8. «Марьины слезы не без ума проливаются тепле...» — (Ин. 20,11—18); Стихира 9. «Яко в последняя времена...» — (Ин. 20, 19—31); Стихира 10. «Еже по во адо сошествии...» (Ин. 21, 1—14); Стихира 11. «Являя Себе ученикомо, Спасо, по Воскресении...» (Ин. 21,15—25). Таким образом, на каждой воскресной службе один и тот
же эпизод Евангелия звучал в виде канонического текста (чтение) и в виде поэтически преобразованного в стихире (пение).
Евангельский канон в «Стихирах» образует основу сюжета, в общих чертах пересказывается и переосмысливается: повествование, местами с дословным цитированием, переплетается с размышлениями о мудрости божественных решений, закономерности всех событий, переходящими в моление сподобить и нас благодати Божьего явления, уразумения Святого Писания, защиты и милости.
Цикл открывается эпизодом, когда Христос последний раз перед Вознесением явился апостолам и благословил их проповедовать Его учение. По сути это итог всего, что излагается в остальных стихирах. Итог как точка отсчета, Замысел и заведомо известный результат. Здесь проявляется особенность религиозного мышления, которую можно условно обозначить как сюжетное выстраивание событий по степени их сакрального значения. Д. С. Лихачев объяснил это явление на примере средневековой книжной миниатюры, где главное событие изображается в начале (т.е. внизу), даже если оно завершает рассказ, а второстепенные, объясняющие его события, в том числе предваряющие, — располагаются выше, как бы надстраиваются4. То же в композиции «Стихир евангельских»: вначале апостолы предстают в момент, когда они посвящаются в свою миссию— проповедовать Воскресение и Вознесение, а затем повествуется, с каким трудом они постигали смысл происходящего. Итог становится началом и к самому себе возвращается — эта композиционная цикличность поддерживается и принципом «Октоиха». Как известно, «Октоих» — это сборник богослужебных текстов на 8 воскресных служб (гласов), повторяющихся большую часть церковного года, за исключением времени от Великого поста до Троицы. Число гласов в «Октоихе» — 8 — как бы
О. А. Бетина
К вопросу о поэтике гимнографического цикла «Стихиры Евангельские» Льва VI Мудрого
оправдывает символическое значение цикличности-бесконечности. Но символическая роль «Октоиха» заключается также в том, что он изначально был связан с воскресным днем (до IX в. включал только воскресные службы)5. Воскресенье в христианском ощущении времени (в его духовном смысле) — это уже не 1 -й день недели (как у иудеев) и не 7-й как у славян до Крещения, а 8-й — день жизни будущего века, Царства Небесного. В церковной практике каждое воскресенье несет в себе смысл духовного Воскресения (8-й день как бы сокрыт в 1-м).
К символике чисел следует отнести и то, что самих «Стихир евангельских» (как и евангельских чтений) 11 — по числу апостолов, которым являлся Христос до Вознесения. Во время описываемых событий из 12 учеников, присутствовавших на Тайной вечере, оставалось 11 — без Иуды-предателя. Во всех Евангелиях, кроме Евангелия от Иоанна, особо подчеркнуто, что воскресший Христос являлся одиннадцати (Мф. 28, 16; Мк. 16, 14; Лк. 24, 33). В Евангелии от Иоанна имеется эпизод о неверии Фомы, который не присутствовал при первом чудесном явлении Христа на вечере апостолов и потому сначала не поверил в Его Воскресение. Но Христос явился в другой раз, когда были все 11 и в их числе Фома — и тогда он уверовал. О Фоме говорится «один из двенадцати» (Ин. 20, 25), т. е., не считая Иуды, один из одиннадцати.
Для христианского мировоззрения большое значение имеет идея подобия мира человеческого миру божественному. К восстановлению изначально присущего человеку, но утраченного вследствие грехопадения подобия направлены все усилия иудейской и христианской религии. Молитвы, церковные гимны, причастие Святых Тайн — не что иное как прорывы в запредельное вневременное бытие, Царство Божие. Отражение принципа подобия мы находим и в поэтике «Стихир евангельских». Все стихиры имеют диалогическую структуру — с обращениями к Господу, к участникам описываемых событий, призывами и нас сподобить, научить, помиловать. Все эти несложные приемы помогают установить связь настоящего временного бытия с вневременным — предсказанным, свершившимся и все еще свершающимся. Христианский мир стремится вписаться в ритм Священной истории, уподобиться миру божественному.
Большая часть стихир завершается литургическими формулами-славословиями (формулами-обращениями): Христос бог и Спасо душамо на-шимо (стихира 1), Человеколюбце Господи (стихира 3), Господи, Слава Тебе (стихира 6), Жизнодавеце Господи (стихира 7), Владыко Господи (стихира 8), Благосереде Господи (стихира 9). Имеются также прямые обращения: что у гроба, Марие, стоиши, многу тму имеющее во разуме? (стихира 7), О, пре-мудрыихо Твоихо судебо, Христе (стихира 5) и др. Кроме того, что они служат идее прорыва и связи с настоящим, формулы-обращения несут и другую сакральную функцию, которую исследователь ведической поэзии В.В. Бибихин обозначил термином Новалиса «овнешнение»6. Древнейший прием гим-нодии — формула-обращение, или «овнешнение», действует сразу в двух направлениях: физически
обозначает молящегося (обращает внимание божества на себя) и одновременно абстрагирует его (формульность исключает возможность проявления в молитве личного (человеческого, временного).
Разнообразные приемы абстрагирования играют ключевую роль в поэтике византийской и древнеславянской литератур. Средневековые авторы, обращаясь к духовным сферам, старались избегать всякой конкретности и создаваемых словом визуальных эффектов. Пытаясь выразить невыразимое, они выстраивали сложные отвлеченные образы, придавали слову звучание и ритм, но оставляли невысказанным самый предмет высказывания. Так, снятию конкретики, кроме названных уже традиционных формул славословий и обращений, служат лексический и синтаксический параллелизм, тавтологические и синонимические сочетания.
«Стихиры евангельские» - оригинал и перевод— написаны прозой, но редкие элементы лексического и синтаксического параллелизма ритмически выделяют собой наиболее важные фрагменты текста и как бы приподнимают их над остальным содержанием, как правило, являясь знаками божественного мира: «и брашна причащениемо и учении воспоми-наниемо отверзло еси имо ум разумети писание» (стихира 6), или: «но исполнил ecu радости ученики, и Духа Святаго послал ecu имо, и власте подало ecu оставление грехомо, и Фомы не оставило ecu во не-верствии погружатися бури...» (стихира 9).
Стилистические тавтологии встречаются в стихирах несколько раз: 1) «Тем проповедите проповедником его ученикомо» (стихира 2); 2) «но еже веся ко строению на ползу строя» (стихира 5); 3) «Воистину миро (т. е. мир) Ты, Христе, ко человеком Божии миро свои подавая по воскресении ученикомо» (стихира б); 4) «и брашна причащениемо и учении воспоминаниемо отверзло еси имо ум разумети писание» (стихира 6); 5) «Се тма и рано и что у гроба, Марие, стоиши многу тму имеющи во разуме» (стихира 7), 6) «И чудесемо хебуве чудо устрешняеши» (стихира 7).
Заметим, что фигуры, относящиеся к образу Иисуса (2,3,6), уже по своей семантике имеют большую степень отвлеченности, чем те, что обращены к апостолам, Марии Магдалине и мироносицам. Тавтология усиливает эффект отвлеченности, создавая образ невообразимого и неизъяснимого чуда, которое лишь чудом можно объяснить. Тогда как фигуры, относящиеся к земным персонажам (даже апостолам и равноапостольной Марии — 1, 4, 5) семантически и контекстуально более приземлены (проповедовать и разуметь Писание — для земного служения), а параллелизм, возникающий в стихире 7 (тьма перед рассветом — тьма в разуме Марии), создает уже почти материально зримый, подчеркнуто земной образ. Так, под действием одного и того же приема художественные образы как бы сами собой выстраиваются в определенную мировоззренческую иерархию.
В стихире 11, где Христос поручает Петру свою паству: «паси агница моя, паси овеца моя», ключевая библейская аллегория — жертвенный агнец — разворачивается сразу в нескольких ипостасях. Стихира заканчивается обращением к
Серия «Социально-гуманитарные науки», выпуск 16
107
Искусствоведение и культурология
Христу: «[за их молитвы] стадо си сохраняй ото волко, губящихо е». Синонимичные чередования: агница — овеца — стадо, усиленные параллелизмом {«паси агница моя, паси овеца моя»), намечают границы смыслового поля некоего не названного ими понятия — Церковь апостольская, и вообще христианская, есть жертва (агнец), служение (овца) и единение людей (стадо); многогранное, но вполне читаемое значение оттеняется столь же прозрачной контрастной метафорой — волко.
Итак, в «Стихирах евангельских» отражены такие принципы поэтики духовной литературы византийской традиции, как цитирование и комментирование канонического текста (с воссозданием прямой речи), различные приемы абстрагирования (формульность, умолчание, абстрагирующие метафоры и аллегории), элементы параллелизма, символизм композиции (литургический) и др. При этом стиль «Стихир» отличает простота и ясность слога, близкая скорее евангельской традиции, чем византийскому витийству. Гармоничное сочетание простоты и художественной выразительности стиля «Стихир евангельских» позволяет ставить творение византийского императора Льва VI Мудрого в ряд
выдающихся произведений византийской гимно-графии, художественно преобразованных в произведениях древнерусского искусства7.
Примечания
1. Парфентьева Н. В. Творчество мастеров древнерусского певческого искусства XVI—XVII вв. (На примере произведений выдающихся распевщиков). Челябинск : Челяб. гос. ун-т, 1997. С. 126.
2. Там же. С. 126.
3. Текст воспроизводится по рукописи Усть-Цилем-ского собрания № 404, л. 236—261 // Федор Крестьянин. Стихиры / публ., расшифровка и исследование М. В. Бражникова. М. : Музыка, 1974 (Памятники русского музыкального искусства, вып. 3). Текст частично раздельноречный.
4. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. 3-е издание. М. : Наука, 1979. С. 309.
5. Wellez Е. A History of Byzantine Music and Hymnog-raphy. Oxford, 1961. P. 115—116.
6. Бибихин В. В. Грамматика поэзии. Новое русское слово. СПб. : Изд-во Ивана Лимбаха, 2009. С. 14—18.
7. Попов Н. Император Лев VI Мудрый и его царствование. М.: Изд-во Крутицкого подворья «Общество любителей церковной истории», 2008. С. 231.
Поступила в редакцию 25 февраля 2011 г.
БЕТИНА Ольга Александровна, аспирант кафедры «Искусствоведение и культурология», ЮУрГУ. Круг научных интересов: поэтика произведений древнерусской гимнографии.
E-mail: beti-olga@yandex.ru
BETINA Olga Alexandrovna is a postgraduate student of the Art History and Culture Studies chair, South Ural State University. Research interests: Old Russian hymnographic poetics. E-mail: beti-olga@yandex.ru.
