CC BY
133
ПЛЕМЕННОЙ МИР
© 2014
С. В. Сотникова
К ВОПРОСУ О ПАРНЫХ ЗАХОРОНЕНИЯХ ЛОШАДЕЙ В КОЛЕСНИЧНЫХ КУЛЬТУРАХ ЭПОХИ БРОНЗЫ: РЕКОНСТРУКЦИЯ РИТУАЛОВ И ПРЕДСТАВЛЕНИЙ (по материалам памятников синташтинского и петровского типа)
В статье рассматриваются парные захоронения лошадей на памятниках синташтинского и петровского типа. Эти захоронения представлены в двух вариантах: в виде черепов и костей ног животных на дне погребальной камеры и в виде целых костяков лошадей в верхней части погребальной камеры или на специальной подкурганной площадке. Автор приходит к выводу, что это следы двух самостоятельных ритуалов, различающихся как по сценарию, так и по времени отправления. В работе дается характеристика каждого из ритуалов, предлагается их реконструкция и интерпретация.
Ключевые слова: эпоха бронзы, памятники синташтинского типа, памятники петровского типа, погребение, парные захоронения лошадей, колесницы, ритуал
Погребения с остатками колесниц и другим колесничным инвентарем являются одной из характерных черт памятников синташтинского и петровского типов, получивших распространение на территории Южного Зауралья, Северного и Центрального Казахстана. Другой яркой чертой погребального ритуала синташтинского и петровского населения являются находки в погребениях с остатками колесниц парных захоронений лошадей. Лошади представлены целыми костяками или в виде ритуальных комплексов, состоящих из черепов и костей ног. Боевые двухколесные колесницы, запряженные конями, играли заметную роль как в жизни, так и в ритуалах и представлениях населения евразийских степей эпохи бронзы. Этническая и языковая атрибуция этих археологических комплексов является достаточно сложной задачей, однако многие исследователи связывают эти культурные образования с индоиранцами. Так, Е. Е. Кузьмина считает, что памятники синташтинского типа, отличительной чертой которых является ярко выраженная колесничная атрибутика, отражают период индоиранского единства, в дальнейшем на их основе происходит сложение андроновской культуры1. Это позволяет привлечь для реконструкции ритуалов и представлений степного населения эпохи бронзы письменные источники, прежде всего «Ригведу», созданную индоариями.
Сотникова Светлана Владимировна — доцент кафедры истории, культурологи, философии и методик преподавания исторического факультета ТГСПА. E-mail: [email protected]
1 Кузьмина 2008, 200-201.
Вместе с тем следует отметить один важный момент. Несмотря на то, что вопрос о времени существования индоиранской общности и времени ее распада активно изучается не только историками, но и лингвистами, эта проблема пока остается далека от окончательного разрешения.
Наиболее выразительные ритуалы, связанные с захоронением колесничных лошадей, происходят из Синташтинского большого грунтового могильника. Кости коней на дне могильных ям, как правило, были представлены ритуальными комплексами, состоящими из черепов и костей ног, которые нередко также располагались парами. В ряде случаев на черепах или рядом с ними обнаружены псалии. В некоторых погребениях на дне ямы сохранились также канавки для установки колес от колесницы. Захоронения одной или нескольких пар целых туш лошадей размещались на перекрытии или в верхней части погребальной камеры. В этом могильнике имеются как погребения, в которых зафиксированы следы лишь одного из двух ритуалов, так и погребения, где отмечены следы обоих ритуалов. Так, в погребениях 6, 11, 30 представлены только следы ритуала, включающего установку частей колесницы (колес) и помещение упряжных коней в виде комплексов из черепов и костей ног на дно могильной ямы. В погребениях 2, 3, 10, 26, 29 обнаружены только следы ритуала, связанного с захоронением целых туш лошадей на перекрытии или в верхнем заполнении ямы. В некоторых погребениях зафиксированы следы обоих ритуалов. Так, в погребении 4 на перекрытии размещались четыре туши коней, а на дне ямы в северной половине обнаружены два параллельных углубления для колес, в южной — два черепа лошадей. В погребении 5 на перекрытии размещалось попарно шесть туш коней, а на дне в северной половине ямы обнаружены два параллельных углубления для колес, в южной — кости ног и два черепа, на которых сохранились остатки уздечки с костяными псалиями и застежками2.
Подобный характер распределения находок позволяет предположить, что, по-видимому, мы имеем дело со следами двух разных ритуалов, которые отличались как по сценарию, так и по времени отправления. В целях реконструкции ритуала и представлений, связанных с парным захоронением лошадей в колесничных культурах, необходимо рассматривать эти два вида ритуала по отдельности.
Парные захоронения расчлененных костяков лошадей: реконструкция ритуала и представлений
Следы этого ритуала фиксируются на дне могильной ямы. Наиболее полный вариант представлен в погребении 30 Синташтинского большого грунтового могильника. На дне ямы у юго-западной стенки находилось два лошадиных черепа (рядом с одним — пара костяных псалиев), и возле каждого из них — кости четырех ног. У северо-восточной стенки зафиксированы два параллельных канавоо-бразных углубления, в которых сохранились отпечатки ободьев и спиц от колес. В юго-западной половине ямы в кучу были сложены кости человека. Такое состояние их было уже во время захоронения: все кости целые, но тазовые отчленены от крестца, нижняя челюсть отделена от черепа и т.д. Череп был уложен в юго-запад-
2 Генинг, Зданович, Генинг 1992, 125-126, 132-135.
ной стороне скопления. Рядом с черепом человека лежал бронзовый нож. В могиле также были обнаружены бронзовый наконечник копья, колчан с 11 кремневыми и 2 костяными наконечниками стрел, два давильных камня, связанные, по мнению авторов, с культом Сомы3. Таким образом, в погребении 30 в наиболее полном виде представлен колесничный комплекс. В других погребениях этого могильника комплект колесничного вооружения представлен как бы в неполном составе. Так, в погребении 6 обнаружены только остатки двух конских черепов и костей конечностей, в погребении 11, помимо двух черепов и костей ног лошадей, находились два псалия. В других погребениях находят лишь углубления от колес, но присутствие коней как бы подразумевается (погребения 12, 19, 28)4.
Характерной чертой рассматриваемого ритуала являются обрядовые действия, включающие разделение на части и составление из них новой целостности. Такой характер ритуальных действий являются отличительной чертой обряда жертвоприношения индоиранских народов. По одному сценарию разворачиваются индоарийские ритуалы пурушамедха (жертвоприношения человека) и ашва-медха (жертвоприношение коня). Жертва путем ритуального расчленения, отождествления и составления в новом порядке становилась воплощением нового Космоса или новой жизни.
В археологических материалах нашел отражение не весь цикл жертвоприношения, а лишь заключительная фаза — создание «составной» жертвы. Подобные ритуальные действия совершенно очевидны в отношении костяков коней, которые были принесены в жертву, разъяты на части и составлены в новом порядке. Сложнее распространить реконструируемый комплекс ритуальных действий на другой элемент ритуала — колесницу. Погребальные комплексы, содержащие следы колесниц, вызывают немало споров среди исследователей. Прежде всего это вопрос о том, ставились ли в погребения целые экземпляры или только части колесниц, преимущественно колеса. Исследователи Синташтинского могильника, где обнаружено наибольшее число погребений с остатками колесниц, предполагают, что в могилы ставились целые экземпляры5. Н. Б. Виноградов считает, что преобладала традиция помещения в погребальные камеры отдельных частей повозки, прежде всего колес6. Он обратил внимание на то, что в некоторых погребениях количество углублений для колес не всегда соответствует реконструируемой двухколесной боевой колеснице. По его наблюдениям, на дне ямы 12 Синташтинского большого грунтового могильника находилось по меньшей мере четыре или даже пять углублений, которые возможно трактовать как углубления для колес. Он предполагает, что либо в яме была представлена имитация четырехколесной повозки, либо имитация двух двухколесных, но не исключено, что было вкопано и пять колес7. Еще более убедительным является материал могильника Каменный Амбар 5, где в яме 6 кургана 2 расчищено лишь одно колесное углубление8. В данном споре предположение Н. Б. Виноградова представляется более обоснованным.
3 Генинг, Зданович, Генинг 1992, 208-214, 218.
4 Генинг, Зданович, Генинг 1992, 137, 140, 155, 161, 163-167, 180-183, 202-203.
5 Генинг, Зданович, Генинг 1992, 165-168, 183-185 и т.д.
6 Виноградов 2003, 265.
7 Виноградов 2003, 264-266.
8 Костюков, Епимахов, Нелин 1995, 162.
Исходя из логики ритуала жертвоприношения, характерного для индоиранского населения и включающего разделение жертвы на части и составление новой целостности, можно предполагать, что в жертву полностью приносилась вся боевая колесница, включая лошадей. Но в погребальную камеру помещался составной «образ» жертвы. Наиболее полный вариант этого «образа» представлен в погребении 30 Синташтинского большого грунтового могильника, он составлен из двух параллельно установленных колес со спицами и пары лошадей в виде костей ног и голов с остатками упряжи.
На основании материалов из погребения 30 становится очевидно, что ритуал, связанный с разделением на части и составлением новой целостности, относился не только к коням и колеснице, но и к самому человеку. Состояние и расположение костей умершего в этом погребении ближе к понятию «образа», а не реального захоронения. Кости человека, по мнению исследователей, были очищены от мягких тканей и сложены в виде компактного скопления подпрямоугольной формы, причем череп вместе с бронзовым ножом был положен с юго-западной стороны, как в обычных погребениях с трупоположением9. В данном случае мы имеем дело с вторичным захоронением, которому предшествовали какие-то ритуальные действия, связанные с нарушением целостности тела умершего, а затем созданием из разрозненных частей «куклы». Не исключено, что кости человека были во что-то завернуты, например, в одежду умершего. Состоящая из очищенных костей и одежды «кукла» могла использоваться в обряде в качестве «образа» умершего, которого поместили в погребение в сопровождении вооружения, характерного для воина-колесничего — бронзового копья, колчана со стрелами, бронзового ножа, конской узды («кукла» располагалась рядом с костями одного из коней, с которым связана целая серия предметов вооружения). Подобный ритуал, вероятно, имел место и в погребении 12. Таким образом, материалы синташтинских погребений свидетельствуют о совершении грандиозного ритуала жертвоприношения, в ходе которого были разъяты на части, а затем составлены из них в новом порядке колесница, пара запряженных коней и сам воин-колесничий. Создается впечатление, что основной целью ритуала было именно создание «образа» воина-колесничего и колесницы из ритуально значимых частей.
Наиболее ранние письменные свидетельства подобного ритуала зафиксированы в «Ригведе» (далее РВ), где имеется описание жертвоприношения богами первочеловека Пуруши. В. Н. Топоров, анализируя гимн Пуруше (РВ. Х. 90), отмечает, что в ходе ритуала жертвоприношения совершается переход от изначальной целостности через множественную расчлененность к вторичной составной целостности10. В гимне, во-первых, подчеркивается, что жертва приносится целиком, полностью (РВ. Х. 90. 8, 9): «Из этой жертвы, всецело (полностью) принесенной.. ,»п. Во-вторых, отмечается, что важнейшей ритуальной операцией при жертвоприношении Пуруши было его расчленение на определенные части (РВ. Х. 90. 11): «Когда Пурушу расчленили, / На сколько частей разделили его?»12. В-третьих, в ходе ритуала происходит создание новой целостности (РВ. Х. 90.
9 Генинг, Зданович, Генинг 1992, 208-210, рис. 111, 112-1.
10 Топоров 1979, 217-218.
11 Ригведа 1999в, 236.
12 Ригведа 1999в, 236.
14): «Из пупа возникло воздушное пространство, / Из головы развилось небо, / Из ног — земля, стороны света — из уха. / Так они устроили миры»13. Здесь речь идет не просто о создании основных элементов космоса, а о творении высшей ценности во Вселенной — мирового (космического) порядка, который строится из трех миров (небо, земля, воздушное пространство) и четырех сторон света. По тому же принципу в этом гимне создается социальный порядок, состоящий из четырех варн (РВ. Х. 90. 12): «Его рот стал брахманом, / Его руки сделались раджанья, / Его бедра (стали) вайшья, / Из ног родился шудра»14.
По тому же сценарию разворачивается обряд жертвоприношение коня — аш-вамедха, занимающий одно из центральных мест в ведийской ритуальной практике. Начало древнейшей упанишады Брихадараньяки (1.1.1) содержит знаменитое истолкование ритуала ашвамедхи, где перечислением частей жертвенного коня задается вся Вселенная, как в пространственном, так и во временном аспекте 15.
Вероятно, составная жертва имела определенные преимущества перед изначальной, она становилась ритуальным воплощением упорядоченной Вселенной. Следовательно, основным недостатком изначальной жертвы являлось то, что она несоставна, представляет собой первозданную слитность и, соответственно, непригодна для упорядочения. Только в ходе ритуала она может быть разъята на части, а уже затем построена в новом порядке. Поэтому создание составной целостности являлось главной целью ритуала жертвоприношения. Две формы жертвы — изначальная целостность и составная — были опосредованы действиями, имеющими космогонический характер. Две формы жертвы — это два состояния Вселенной: несозданной/неупорядоченной (до начала творения) и созданной/ упорядоченной (в результате творения). В лингвистическом аспекте эта дихотомия была рассмотрена Б. Л. Огибениным, который, в свою очередь, отводит существенную роль в преобразовании неорганизованной Вселенной универсальному космическому принципу рита16. В. Н. Топоров отмечает, что посредством рита достигается порядок круговращения Вселенной, кроме того, это слово обозначает и сам ритуал. Рассматривая семантическую мотивировку данного ведийского слова, он возводит его к и.-евр.*аг- со значением «(при)соединять, пригонять (друг к другу), прилаживать, устраивать, связывать». Из того же индоевропейского корня выводимо также др.-греч. артшю, имеющее значение «приводить в порядок, выстраиваться в ряд»17.
Высказаны различные мнения о назначении и роли колесниц в погребальном обряде. Ряд исследователей считает, что это были боевые колесницы18. Н. Борофф-ка полагает, что конные колесницы «должны рассматриваться в большей степени как предмет роскоши для демонстрации социального статуса определенной группы людей, а не как собственно средство войны или охоты».19 Н. Б. Виноградов на основании изучения синташтинских комплексов приходит к заключению, что при интерпретации погребений с остатками колесниц необходимо учитывать вы-
13 Ригведа 1999в, 236.
14 Ригведа 1999в, 236.
15 Брихадараньяка упанишада 2003, 70.
16 Огибенин 1968, 12-16, 47-51.
17 Топоров 1988, 25-26.
18 Генинг, Зданович, Генинг 1992, 214-219.
19 Бороффка 1999, 80.
сокую степень семиотичности погребальной обрядности. На основании изучения синташтинских комплексов он приходит к заключению, что некая престижность помещения определенным персонам в могилу деталей двухколесных повозок может являться «воспроизведением модификации объемного "макета" индоевропейского мифа о путешествии души».20 Предположение о знаковой роли колесниц или их частей в погребальном обряде населения степных культур эпохи бронзы находит подтверждение и в текстах «Ригведы». Т. Я. Елизаренкова и В. Н. Топоров считают, что в «Ригведе» повозка или колесница — это не столько реалии ведийского быта, сколько сакрализованный и мифологизированный предмет21.
Для объяснения этого ритуала вполне уместно обратиться к хеттской традиции, так как она сложилась на индоевропейской основе. Вероятно, сакрализова-но было само передвижение в двухколесной повозке, запряженной лошадьми. В одном из ритуальных хеттских текстов (512/i Rs. 2-6) противопоставляется два вида повозок — тяжелая четырехколесная повозка, запрягавшаяся быками и предназначавшаяся для перевозки грузов, и легкая двухколесная колесница, запрягавшаяся лошадьми и предназначавшаяся для военных целей, для торжественных церемоний и состязаний. Ритуальное назначение двух типов хеттских повозок проявляется в царских погребальных обрядах. Легкая колесница, которая именуется также «колесницей для сидения», служит для усаживания образа, изображения умершего. Образ умершего подвозят на этой колеснице к «палатке», снимают с колесницы, вносят в «палатку» и усаживают на золотой престол, после чего совершается обряд жертвоприношения. Останки умершего кладут на тяжелую четырехколесную повозку, запрягаемую быками, и везут к месту сжигания трупов22.
Достаточно четко культовая и мифологическая роль колесницы, запряженной конями, нашла отражение в «Ригведе». Боевая колесница (ratha) именуется божественной, ей приносят жертвенные дары: «Радуясь этому нашему жертвенному приношению, / О, божественная колесница, прими жертвенные дары!» (РВ. VI. 47 . 28)23. В гимнах «Ригведы» на подобных колесницах разъезжают боги, состязающиеся и воюющие друг с другом. Такой колесницей возничий управлял стоя. Подобная техника езды на боевых колесницах, нашедшая отражение в «Ригведе», является достаточно древней и восходит ко времени индоиранского единства. Об этом свидетельствуют общие индоиранские названия самой колесницы и воина-колесничего — *rathaistar — «стоящий на колеснице»24. В реальных военных действиях воин-колесничий управлял ею стоя, а после его смерти эта колесница служила для усаживания «образа» умершего.
Таким образом, в ритуальной практике синташтинского и петровского населения двуконная колесница, составленная из частей, вероятно, предназначалась для «образа» умершего. Новая составная целостность, созданная из ритуально значимых частей, могла быть воплощением представлений о возрождении, переходе умершего к новому жизненному циклу.
20 Виноградов 2003, 264.
21 Елизаренкова, Топоров 1999, 490, прим. 7.
22 Гамкрелидзе, Иванов 1984, 724-726.
23 Ригведа 1999б, 144.
24 Грантовский 1998, 64; Гамкрелидзе, Иванов 1984, 728-729.
Парные захоронения полных костяков лошадей: реконструкция ритуала и представлений
В некоторых погребениях синташтинского и петровского типов содержатся парные захоронения полных костяков лошадей, которые размещаются на перекрытии или на специальной подкурганной площадке рядом с могильной ямой. В Синташтинском большом грунтовом могильнике в погребении 2 на перекрытии обнаружены четыре целых костяка лошадей, из них одна туша была положена вдоль продольной стенки, а три — поперек ямы, В погребении 3 на перекрытии камеры вдоль восточной стенки размещались две туши коней. В погребении 4 на перекрытии камеры располагались попарно четыре туши коней. В погребении 5 на перекрытии были размещены попарно туши шести лошадей. В заполнении погребения 10 поперек ямы были захоронены две туши молодых коней. В погребении 12 на перекрытии погребальной камеры были размещены попарно 4 лошади, они располагались мордами друг к другу, ногами в противоположные стороны. В погребении 19 на перекрытии также находилось две пары коней. В заполнении погребения 26 вдоль стенок располагались скелеты двух коней. В погребении 29 на перекрытии размещались две туши коней25. В могильнике синташтинского типа Бестамак I два полных костяка лошадей находились в заполнении могил 1, 22, 35 и на перекрытии могилы 14026.
По-видимому, с тем же ритуалом были связаны парные захоронения целых костяков коней на подкурганной площадке (нередко специально подготовленной) рядом с могильной ямой, что является характерной чертой памятников петровского типа Северного Казахстана (Аксайман, Берлик II, Новоникольский)27 и нуртайского типа Центрального Казахстана (Аяпберген, Нуртай, Ащису)28. Для североказахстанских комплексов характерно расположение пары лошадей вдоль длинных сторон могильной ямы, для центральноказахстанских — возле западной или юго-западной торцовых стенок центрального каменного ящика.
Изучению «колесничных» лошадей, в том числе из синташтинских и петровских погребальных комплексов, посвящена специальная статья П. А. Косинцева. Он относит к этой категории лошадей, которые запрягались или предполагались к запряжке в колесницы, и считает, что в обоих случаях «колесничные» лошади должны были специально готовиться для этого и проходить специальный тренинг. Исследователь рассматривает как те комплексы, где представлены целые костяки, так и те, где помещались черепа и кости конечностей. Он отмечает, что среди погребенных лошадей в синташтинских комплексах преобладают самцы — из 12 особей, у которых определен пол, 10 особей — самцы и только 2 особи — самки. Более половины особей (64%) имели среднюю высоту в холке 136-144 см, 27% имели высоту ниже среднего — 128-136 см и только отдельные особи — выше среднего (144-152 см) и мелкие. По тонконогости половину (49%) составляли полутонконогие особи, значительно количество тонконогих лошадей — 37%, от-
25 Генинг, Зданович, Генинг 1992, 113, 119-121, 123-125, 127-128, 135, 144, 149, 162-163, 167, 180-181, 183, 200, 207.
26 Косинцев 2010, 48.
27 Зданович 1988, 73-76, 78-81; Косинцев 2010, 49.
28 Ткачев 2002, 158; Кукушкин 2006, 50, 59-65.
дельные особи были крайне тонконогими и среднетонконогими. Исследователь полагает, что это были специально отобранные из табуна особи. Он считает, что «можно говорить о критериях отбора "колесничных лошадей" в синташтинской культуре. Отбирались преимущественно полувзрослые и взрослые самцы, несколько меньших размеров, чем большая часть особей в табуне»29. На памятниках петровского типа среди изученных парных захоронений в трех случаях особи заметно отличались по размерам, а в четырех — различались по возрасту. Во всех случаях, где определен пол, в парных захоронениях находились самцы, относившиеся в основном к группе тонконогих. Преобладали особи средней высоты в холке (60%), заметно меньше было особей ниже среднего роста (28%) и немного (12%) выше среднего роста. Все они относились к группам тонконогих (65%) и полутонгоногих (35%). П. А. Косинцев высказывает предположение, что в среде петровского населения преобладал более жесткий отбор по сравнению с синташ-тинским30.
Проведя анализ остатков «колесничных» лошадей» в разных археологических культурах (синташтинской, петровской, потаповской, алакульской, срубной), он отмечает, что они обладают сходством по изученным параметрам: половому и возрастному составу, высоте в холке и тонконогости.
По материалам памятников синташтинского типа удалось провести сравнение по этим параметрам с останками лошадей из поселений. Оно показало их значимые различия. Опираясь на полученные результаты, П. А. Косинцев приходит к выводу, что «колесничные» лошади — это реальная своеобразная группа лошадей, которую отличает не только особое положение в пространстве погребального комплекса, но и специфические характеристики, что может быть результатом как целенаправленного отбора из табуна особей с нужными параметрами, так и специального тренинга31.
В среде индоиранского населения достаточно распространенным явлением были конные состязания на похоронах32. Наиболее известным текстом, описывающим похоронный обряд, в состав которого входят колесничные ристалища, является 23 песнь «Илиады». В ней описываются похороны Патрокла, кстати, искусного колесничего. Прежде всего для нас важна последовательность действий в этом погребальном ритуале, которая выглядит следующим образом: сооружение ритуального костра, возложение тела Патрокла, жертвоприношения, возжигание огня и сожжение трупа, собирание кремированных костей, захоронение их в могиле, сооружение кургана, а затем состязания — колесничные ристания, кулачный бой и другие, включая метание и стрельбу из лука. Иначе говоря, состязания следуют за погребением останков. Кроме того, при описании состязаний именно колесничным состязания уделено основное место, другие виды соревнований даны короче и менее конкретно.
Опираясь на данные «Илиады», можно предположить, что синташтинское население также практиковало состязания двуконных колесниц на похоронах воинов. Причем они были именно ритуалом, а не развлечением или спортивным
29 Косинцев 2010, 30-31.
30 Косинцев 2010, 31.
31 Косинцев 2010, 32.
32 Топоров 1990, 12-47.
соревнованием, и участники состязаний являлись своего рода отправителями культа. Представляется вполне вероятным предположение, что синташтинские и петровские парные захоронения целых костяков лошадей, размещавшихся в верхнем заполнении, на перекрытии могилы или на подкурганной площадке, имели отношение к подобному обряду.
Безусловно, для колесничных ристалищ в упряжку подбирались лошади одного пола с примерно равными характеристиками (возраст, рост, экстерьер). Именно такой принцип отбора нашел отражение в «Илиаде» Гомера. Так, в конных состязаниях на похоронах Патрокла участвуют запряжки, состоящие только из жеребцов или только из кобылиц (II. XXIII. 376-377): «Легкие вымчались вдаль кобылицы Эвмела героя. / Вслед кобылиц выносились вперед жеребцы Диомеда...»33. В другой песне о кобылицах Эвмела Феретиада говорится (II. II. 764-765): «Он устремлял кобылиц на бегу, как пернатые, быстрых, / Масти одной, одинаковых лет и хребтом как под меру»34.
Обращаясь к интерпретации памятников синташтинского и петровского типов, следует учитывать, что, во-первых, согласно определениям П. А. Косинцева, в синташтинских парных захоронениях лошадей преобладали жеребцы (10 из 12), а в петровских представлены только жеребцы, во-вторых, в петровских парных захоронениях особи в ряде случаев различались по размеру и возрасту.
Эти различия можно объяснить тем, что в жертву приносилась не вся парная упряжка, победившая в колесничных гонках, а только один из коней. Подтверждение этому предположению можно найти уже в «Ригведе». Об этом свидетельствуют следующие строки гимна, обращенного к Соме (РВ IX. 87. 1): «Бегай же кругами по сосуду, усаживайся! / Теки к награде, очищаемый мужами! / Тебя начищают, как коня, приносящего награду, / На поводьях ведут к жертвенной соломе»35. Другой гимн «Ригведы» позволяет уточнить, по какому принципу отбирали коня для жертвоприношения в победившей упряжке. Безусловно, богам посвящалось самое лучшее. Лучшего коня запрягали в упряжке с правой стороны: «Хороший выбор поистине делают они. / Хорошего коня запрягают справа. Хороший взгляд у сына Вивасвата» (Х. 164. 2)36. Сыном Вивасвата зовется Яма. Слово «хороший», как отмечает Т. Я. Елизаренкова, выступает здесь в качестве ключевого и магического, с него начинается каждая пада. Правая сторона считалась благоприятной. К тому же употребляемый здесь для правой стороны термин ^кмпа- имеет еще одно значение — «южный», а юг является областью, где царил и пировал с питарами-предками на высшем небе Яма37. Отношение к питарам в «Ригведе» было двойственным. С одной стороны, их почитали и просили у них поддержки, с другой — в похоронных обрядах отгораживались от них, стараясь себя обезопасить38. Принесение в жертву лошади, находящейся в запряжке справа, вероятно, должно было настроить Яму и предков на хорошее отношение к умершему или к жертвователям.
33 Илиада 1996, 383.
34 Илиада 1996, 57.
35 Ригведа 1999в, 228.
36 Ригведа 1999в, 310.
37 Ригведа 1999в, 542, прим 2b.
38 Елизаренкова 1999, 463-464.
В ритуалах народов, имеющих индоевропейские корни, достаточно отчетливо прослеживается традиция принесения в жертву коня, находящегося в упряжке с правой стороны. В. В. Иванов, рассматривая древнеиндийский обряд ашвамедхи и римский ритуал Equus October, отмечает, что «правая лошадь в упряжи имеет особую ритуальную значимость в ... древнеиндийском и римском ритуалах: в Риме и в Индии приносили в жертву правую лошадь в той упряжи, что выходит победительницей на состязаниях»39.
Кроме того, в этих ритуалах в жертву приносился именно жеребец. При ашва-медхе царь в день солнечного равноденствия выпускал на свободу своего самого сильного белого жеребца. Освобождение коня происходило на берегу пруда. В течение года конь, в сопровождении знатных воинов, свободно двигался в любом направлении, а воины подчиняли власти царя все области, куда ступала нога его коня. Ровно через год в день солнечного равноденствия процессия возвращалась. Тогда в течение двенадцати дней царь подвергался воздержанию и физическим испытаниям. Затем жеребца впервые после года воздержания случали с кобылицей и впрягали с правой стороны вместе с тремя другими жеребцами в колесницу, на которой царь, следуя на восток, приезжал к пруду. Здесь три главные жены царя умащали и украшали коня, затем привязывали его к столбу, над которым иногда устанавливалось колесо, и убивали его.40 В Риме большой государственный праздник Equus October справлялся, как и индийская ашвамедха, в день равноденствия — 15 октября — в честь бога войны Марса. Правый конь четверки, запряженной в колесницу, победившую на ристалищах, объявлялся священным, и его приносили в жертву41.
На основании приведенных аналогий можно предположить, что синташтин-ское и петровское население также, вероятно, приносило в жертву жеребца, запряженного в колесницу с правой стороны. По-видимому, в пару с ним в жертву приносили жеребца из другой запряжки, не обязательно того же возраста и роста. Вероятно, в этом выборе основную роль играло ритуальное противопоставление правый/левый, где правая сторона рассматривалась как наиболее значимая.
Недавно вышла статья Д. Г. Здановича и Е. В. Куприяновой, посвященная ритуалу, связанному с парными захоронениями лошадей в памятниках синташтин-ского, петровского, потаповского типов, а также алакульских и раннесрубных. В ней содержится определение пола лошадей, сделанное Л. Л. Гайдученко, но пока полностью не опубликованное42. Авторы отмечают, что к настоящему времени в могильниках Южного Зауралья и Северо-Западного Казахстана определен пол 14 пар лошадей. Наиболее крупная серия (10 пар) происходит из могильника Беста-мак I. Во всех случаях пары лошадей были определены Л. Л. Гайдученко как разнополые — жеребец и кобыла, в большинстве случаев разного возраста и разного роста. На основании этих определений авторы строят свои выводы о связи захоронений таких пар лошадей с образом разнополых близнецов в индоевропейской мифологии43.
39 Иванов 1997, 196.
40 Кузьмина 1977, 37-38.
41 Кузьмина 1977, 38.
42 Зданович, Куприянова 2010, 130-161.
43 Зданович, Куприянова 2010, 149-150.
Таким образом, складывается довольно сложная ситуация, так как, используя практически один материал, биологи приходят к разным заключениям относительно пола лошадей в парных захоронениях. У нас нет оснований оспаривать выводы А. П. Косинцева, тем более что они подкреплены добротно опубликованными результатами, представленными в многочисленных таблицах и подробном приложении44, тогда как определения, сделанные Л. Л. Гайдученко, подкрепляются лишь ссылкой на его рукопись. Однако нельзя полностью игнорировать выводы этого исследователя. Можно допустить как частный случай, что в паре с жеребцом, который находился в победившей упряжке с правой стороны, в жертвенный комплекс помещали иногда кобылу, причем необязательно того же возраста и роста.
Возвращаясь к описаниям ритуалов, в ходе которых происходило жертвоприношение коня, следует отметить, что они, как правило, были связаны с состязаниями. В римском ритуале Equus October состязания имели место как до, так и после принесения коня в жертву. До жертвоприношения проходили колесничные ристалища, после — разыгрывалось ритуальное соревнование между двумя группами за голову коня45. Затем эту голову, украшенную венком, прикрепляли к стене царского дворца, а хвост коня несли к Региа, где кровь стекала на алтарь46. Подобные состязания устраивались также на стыке Старого и Нового года. Например, у ведийских ариев существовал обряд обновления царской власти ваджапея, который представлял собой воинский ритуал, одним из центральных моментов которого являлось состязание 17 колесниц, в котором непременно побеждала колесница царя47.
Отличительной чертой синташтинских парных захоронений лошадей является помещение их непосредственно в могильную яму. Различные исследователи неоднократно сравнивали котлован могильной ямы в таких погребальных комплексах с кузовом колесницы, запряженной парой коней, которая движется вверх, чтобы достичь неба48.
Особого рассмотрения требуют синташтинские погребения, на дне которых размещалась полная упряжка, составленная из частей, а в верхнем заполнении — парное захоронение целых костяков коней. Такую традицию можно определить как «колесница в колеснице», причем аналогичная ситуация отмечена для ката-комбных памятников, где встречаются находки «повозка в повозке». Возникновение подобной ситуации А. Н. Гей определяет как «ритуальный алогизм» и предлагает объяснение, обращаясь прежде всего к хеттской традиции. На похоронах хеттского царя особая роль принадлежала двум повозкам, на одной из которых транспортировали к месту погребения тело умершего, а на другой везли его изображение. Опираясь на эту аналогию, исследователь приходит к выводу, что лиц наивысшего социального ранга в катакомбном обществе также хоронили с двумя повозками — символической и реальной49. Подобное объяснение в определенной
44 Косинцев 2010, 21-5.
45 Иванов 1997, 193.
46 Кузьмина 1977, 38.
47 Альбедиль 2005, 68; Васильков 1996, 105.
48 Кукушкин 2006, 61, 63, 65; Зданович, Куприянова 2010, 148.
49 Гей 1999, 102.
степени можно распространить и на синташтинские захоронения. Реальная колесница, составленная из частей (кости умершего в виде «куклы», пара лошадей в виде черепа и костей ног, колесница в виде пары колес), помещалась на дно могилы. В свою очередь, дно ямы воспринималось как кузов символической колесницы, упряжкой для которой служила пара целых костяков лошадей, которые располагались в верхнем заполнении ямы (синташтинский тип) или на специально подготовленной подкурганной площадке рядом с могильной ямой (петровский тип). Подобный образ колесницы вполне мог рассматриваться как вариант мировой оси, где могильная яма соотносится с нижним миром, дневная поверхность — со средним, площадка и насыпь — с верхним. По этой оси душа умершего, дары и просьбы жертвователей достигали обители богов и предков.
По-видимому, со временем у индоиранских групп населения образ колесницы в ритуале становится все более символичным. Постепенно он утрачивает сходство с первоначальным реальным объектом и приобретает вид жертвенного столба, на вершине которого нередко укрепляется колесо. Например, в ведийском ритуале ваджапея во время гонки колесниц жрец-брахман вращал по ходу солнца колесо, насаженное на вкопанный в землю шест. Другим значимым моментом этого ритуала было восхождение царя по ступенькам на жертвенный столп-юпа. Рукой он должен был коснуться его навершия в форме колеса и провозгласить: «Мы достигли неба»50. В «Ригведе» имеется следующее описание жертвенных столбов (РВ III, 8, 10): «Они выглядят, как рога рогатых (животных), / Столбы с наверши-ями, (стоящие) на земле. / Прислушиваясь к перекличке жрецов, / пусть помогут они нам в состязаниях!»51. Б. Л. Огибенин в комментарии к этому тексту отмечает, что на вершину жертвенного столпа насаживалась круглая капитель52. Следовательно, нельзя исключать предположения, что в индийских ритуалах жертвенный столб с укрепленным на вершине колесом когда-то служил для передачи образа символической колесницы, которая, соответственно, выполняла функции мировой оси. В дополнении к этому следует отметить, что В. В. Иванов, рассмотрев ряд индоевропейских по своим истокам ритуалов, приходит к выводу, что в ашва-медхе жертвенный столб и сам конь, а в римском Equus October царский дворец и голова лошади являются ритуальными символами эквивалентными мировому дереву53.
Некоторые исследователи рассматривают парные захоронения разнополых лошадей на памятниках степной бронзы как отражение культа плодородия54. С этим можно согласиться лишь отчасти. Представляется, что синташтинские и петровские могилы, в верхнем заполнении, на перекрытии или рядом с которыми помещались парные полные костяки лошадей, имели отношение к обряду, связанному с гонками на колесницах и созданием символической колесницы, которая воспринималась как вариант мировой оси, помогающий достичь неба.
50 Альбедиль 2005, 168; Васильков 1996, 105.
51 Ригведа 1999а, 299.
52 Огибенин 1968, 83.
53 Иванов 1997, 186.
54 Зданович, Куприянова 2010, 149-150.
Заключение
Таким образом, в ритуальной практике синташтинского и петровского населения двуконная колесница, составленная из частей, вероятно, предназначалась для «образа» умершего. Новая составная целостность, созданная из ритуально значимых частей, могла быть воплощением представлений о возрождении, переходе умершего к новому жизненному циклу. Синташтинские и петровские могилы, в верхнем заполнении, на перекрытии или рядом с которыми (на подкур-ганной площадке) помещались парные полные костяки лошадей, по-видимому, имели отношение к обряду, связанному с гонками на колесницах и созданием символической колесницы, которая воспринималась как вариант мировой оси, помогающий достичь неба. Победа была даром богам, от которых ждали ответного дара — возрождения жизни или обретения новой жизни на небе среди предков-питаров либо восстановления космического порядка, нарушенного вторжением сил хаоса и смерти.
ЛИТЕРАТУРА
Альбедиль М. Ф. 2005: Игровое начало в индуизме // Игра и игровое начало в культуре народов мира / Г. Н. Симакова (ред.). СПб., 155-170.
Бороффка Н. 1999: Некоторые культурные и социальные взаимосвязи в бронзовом веке Евразии // Комплексные общества Центральной Евразии в III—II тыс. до н.э. / Д. Г. Зданович, Н. О. Иванова, И. В. Предеина (ред.). Челябинск; Аркаим, 80—81.
Васильков Я. В. 1996: Ваджапея // Индуизм. Джайнизм. Сикхизм. Словарь / М. Ф. Альбедиль, А. М. Дубянский (ред.). М., 105.
Виноградов Н. Б. 2003: Могильник бронзового века Кривое озеро в Южном Зауралье. Челябинск.
Гамкрелидзе В., Иванов В. В. 1984: Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. Тбилиси.
ГейА. Н. 1999: О некоторых символических моментах погребальной обрядности степных скотоводов Предкавказья в эпоху бронзы // Погребальный обряд: реконструкция и интерпретация древних идеологических представлений / В. И. Гуляев, И. С. Каменец-кий, В. С. Ольховский (ред). М., 78—113.
Генинг В. Ф., Зданович Г. Б., Генинг В. В. 1992: Синташта: Археологические памятники арийских племен Урало-Казахстанских степей. Челябинск.
Грантовский Э. А. 1998: Иран и иранцы до Ахеменидов. М.
Елизаренкова Т. Я. 1999: Мир идей ариев Ригведы // Ригведа. Мандалы V—VIII / П. А. Гринцер (ред.). М., 452—486.
Елизаренкова Т. Я., Топоров В. Н. 1999: Мир вещей по данным Ригведы // Зданович Г. Б. 1988: Бронзовый век Урало-Казахстанских степей. Свердловск.
Зданович Д. Г. КуприяноваЕ.В. 2010: Лошади и близнецы: к «археологии ритуала» Центральной Евразии эпохи бронзы // Аркаим-Синташта: древнее население Южного Урала. Челябинск: к 70-летию Г. Б. Здановича. Ч. 1 / Д. Г. Зданович (ред). Челябинск, 130—161.
Иванов В. В. 1997: Опыт истолкования ритуальных и мифологических терминов, образованных от аяга- 'конь' (жертвоприношение коня и дерево ажаИНа в древней Индии) // Из работ московского семиотического круга / Т. М. Николаева (ред.). М., 171—220.
Косинцев П. А. 2010: «Колесничные» лошади // Кони, колесницы и колесничие степей Евразии / Бочкарев В. С., Бужилова А. П., Епимахов А. В., Клейн Л. С., Косинцев А. П. и др. (ред.). Екатеринбург; Самара; Донецк, 21—79.
Костюков В. П., Епимахов А. В., Нелин Д. В. 1995: Новый памятник средней бронзы в Южном Зауралье // Древние индоиранские культуры Волго-Уралья (II тыс. до н.э.) / И. Б. Васильев., О. В. Кузьмина (ред.). Самара, 156-207.
Кузьмина Е. Е. 1977: Распространение коневодства и культ коня у ираноязычных племен Средней Азии и других народов Старого Света // Средняя Азия в древности и средневековье / Б. Г. Гафуров, Б. А. Литвинский (ред.). М., 28-52.
Кузьмина Е. Е. 2008: Арии — путь на юг. М.
Кукушкин А. И. 2006: Могильник Аяпберген — раннеандроновский памятник Центрального Казахстана // Изучение памятников археологии Павлодарского Прииртышья. Вып. 2 / В. К. Мерц (ред.). Павлодар, 50-69.
Огибенин Б. Л. 1968: Структура мифологических текстов «Ригведы» (ведийская космогония). М.
Ригведа 1999а: Мандалы 1-1У / Пер. и коммент. Т. Я. Елизаренковой. М.
Ригведа 1999б: Мандалы У-УШ / Пер. и коммент. Т. Я. Елизаренковой. М.
Ригведа 1999в: Мандалы 1Х-Х / Пер. и коммент. Т. Я. Елизаренковой. М.
Ткачев А. А. 2002: Центральный Казахстан в эпоху бронзы. Ч. 1. Тюмень.
Топоров В. Н. 1979: О двух типах древнеиндийских текстов, трактующих отношение целостности-расчлененности и спасения // Переднеазиатский сборник. Вып. III / М.А.-К. Дандамаев, И. М. Дьконов (ред.). М., 215-228.
Топоров В. Н. 1988: О ритуале. Введение в проблематику // Архаический ритуал в фольклорных и раннелитературных памятниках / Е. М. Мелетинский (ред.). М., 7-60.
Топоров В. Н. Конные состязания на похоронах // Исследования в области балто-сла-вянской духовной культуры. Погребальный обряд / В. В. Иванов, Л. Г. Невская (ред.). М., 12-47.
Брихадараньяка упанишада 2003: Упанишады / Пер. с санскрита и коммент. А. Я. Сыр-кина. М.
ON THE QUESTION OF PAIR HORSES BURIALS IN THE BRONZE AGE
CHARIOT CULTURES: THE RECONSTRUCTION OF RITUALS AND PERFORMANCES (EVIDANCES OF MONUMENTS OF SINTASHTA AND
PETROVKA TYPES)
S. V. Sotnikova
The article discusses the paired burial horses in settlements of the Sintashta and Petrovka types. These burials are presented in two ways: in the form of skulls and leg bones of animals at the bottom of the burial chamber and in the form of whole skeletons of horses at the top of the burial chamber or beneath barrows of a special platform. The author concludes these traces to be of two independent rituals different in scenario and in time of performance. The paper presents the characteristic of each of the rituals; their reconstruction and interpretation areoffered.
Key words: the Bronze Age, Sintashta type monuments, Petrovka type monuments, burial, paired burial horses, chariots, ritual
