CC BY
52
В речи представителей различных социальных кругов в романе наблюдается широкое использование в роли обращений терминов родства и свойства, утративших свой первоначальный смысл и получивших почти универсальное название адресата. Наиболее часто в этом аспекте употребляются термины родства и свойства типа матушка, батюшка, мамаша, брат, братец, и другие. Например, старый князь Болконский, обращаясь к сыну Андрею, называет его «братом»: «- Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил».
Формулы обращений, как и другие формулы речевого этикета, используемые в романе, можно разделить на несколько групп, с учетом их социальной обусловленности, связанной с социальным статусом говорящих.
В дореволюционной России, в обществе, разделенном на людей высшего и низшего социального ранга, в мире социального неравенства функционировали формулы речевого этикета, обусловленные прежде всего этими отношениями. Представители привилегированного общества при обращении со слугами используют обращения по имени, на «ты», часто называя их пренебрежительно-грубо «- Петрушка! - крикнул он (старый князь Болконский - В.Т.) камердинеру. - Поди сюда, убирай».
Обращение к слугам на «вы» могло быть только случайным, глубоко индивидуальным. Например: «- Что вы, милая, - сказала она (графиня Ростова - В.Т.) сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут... Графиня... была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы»,- замечает вслед за репликой Ростовой автор».
Социальное положение участников разговора очень ярко квалифицирует формулы речевого этикета, используемые при обращении слуг к господам. Здесь интересны не только многочисленные обращения, но и формулы благодарности, приглашения, извинения. Вот пример. В доме старого князя Болконского, «твердо державшегося в жизни различия состояний», каждый слуга четко знал свое назначение и строго соблюдал этикет. При входе княжны Марьи в официантскую «старик слуга тихим движением встал и шепотом доложил: «Пожалуйте».
При обращении низших к высшим, слуг к господам в привилегированном обществе широко употреблялась, например, формула просьбы «сделай (-те) милость», выражающая усиленную просьбу или вежливое позволение, побуждение к какому-либо действию. Уже в литературной речи XVIII века она использовалась не только в своем прямом значении (сделать добро, благодеяние), но и как стандартизированное выражение усиленной просьбы, иногда уже как штамп, равный лексеме «пожалуйста», имеющей самые разнообразные смысловые и стилистические оттенки.
Формулы речевого этикета четко дифференцируются также в зависимости от социального положения участников коммуникации, принадлежащих к одному социальному кругу: это формулы, употребляемые в речи представителей привилегированного общества между собой или же, например, в речи слуг при общении друг с другом.
Связанные с различием или равенством социального статуса говорящих, формулы речевого этикета обусловлены, кроме того, различием в культурном уровне, возрасте, степени знакомства участников коммуникативного процесса. Именно характер действующих лиц романа обусловливает набор, употребление, стилистическую окраску разнообразных конструкций речевого этикета.
Литература
1. Булаховский Л.А. Русский литературный язык первой половины XIX в. Лексика и общие замечания о слоге.
Киев, 1957.
И.Ю. ЗИНОВЬЕВА
К ВОПРОСУ О МОДАЛЬНОЙ ПРИРОДЕ КАТЕГОРИИ ОТРИЦАНИЯ
Категория отрицания представляет собой категорию широкого плана. С точки зрения языка, отрицание является универсальной категорией, имеющей свое выражение во всех языках мира. Отрицание определяется как элемент значения предложения, который указывает, что связь, устанав-
и.ю. зиновьЕвл
ливаемая между компонентами предложения, по мнению говорящего, реально не существует или что соответствующее утвердительное предложение отвергается говорящим как ложное. Под отрицанием (Negation) понимается «функции высказываний, служащих цели что-либо отрицать: соразмерность (Angemessenheit) или основание (Berechtigung) иллокуции, достоверность (Wahrheitswert) пропозиции, экзистенциальность величины (einer GroBe), обстоятельства (eines Umstandes) или события (eines Geschehens), существование свойства, качества (einer Beschaffenheit)» [10:779].
Очень широкое распространение получила точка зрения, согласно которой «отрицание как языковая категория представляет собой выражение с помощью определенных языковых средств негативных связей между понятиями» [9:125].
Категорию отрицания относят к логико-грамматической и коммуникативно-грамматической категории, поскольку она выражает процессы и отношения объективной действительности и в то же время отношение коммуникантов к содержанию сообщения [4:7].
Отрицание находит свое выражение в различных языках целым набором языковых средств: лексических, морфологических, синтаксических и др. Это свидетельствует о том, что отрицание является отдельной языковой категорией.
Грамматическая категория отрицания есть такая синтаксическая категория, которая выражает с помощью специального грамматического средства, несмотря на наличие синтаксической связи между двумя членами предложения, смысловую разъединенность между этими членами, отображающую разъединенность, имеющую место в действительности [3:7].
В последние годы опубликован ряд работ, в которых отрицание рассматривается именно как категория: либо как синтаксическая, либо в более широком плане как общеязыковая, которая, наряду с грамматическими, имеет лексические, фонетические и другие средства выражения отрицательного значения.
Отрицание представляет собой полифункциональную категорию и выражение модальноэкспрессивных оттенков является одной из ее функций. Доказательством этого является то, что отрицание тесно связано с макрополем модальности [9:88], В.Г. Адмони рассматривает отрицание как основную форму модальности.
Под модальностью понимается понятийная категория со значением отношения говорящего к содержанию высказывания и отношения содержания высказывания к действительности (отношения сообщаемого к его реальному осуществлению), выражаемая различными грамматическими и лексическими средствами.
М.В. Ляпон приходит к мысли, что отрицание является отнюдь не периферийной категорией, что его влияние сказывается на многих уровнях языковой структуры [7:204]. Оно доминирует даже над такой суперкатегорией как модальность, поскольку в случае их сопряженности именно модальные операторы попадают в сферу действия негации, а не наоборот. Столь прочные позиции в системе языковых категорий позволяют отрицанию сохранить свой независимый статус при сопряженности с модальностью [3:73].
Отрицание определяет характер предикативной связи в предложении, взаимоотношение между подлежащим и сказуемым, приписывая признак предмету речи [8:88].
Семантическое определение отрицания в терминах истинности / ложности не является критерием для дифференциации утвердительных и отрицательных высказываний. В соответствии с гипотезой Ю.С. Степанова о предикатном порождении высказывания, отрицание, принадлежащее к числу предикатных категорий, и связанное с представлениями об истинном и ложном, возникает в сознании говорящего, вполне возможно, одновременно с модальностью и вслед за формированием базового предиката, образующего ядро пропозиции, аргументов (в соответствии с валентностью предиката) [7:320].
Семантическое содержание отрицания основывается на значении «отсутствия чего-либо», а в грамматическом плане соответствует «отрицательной оценке предикативной связи» и не может происходить без наличия субъективного фактора, то есть без существования субъекта, производящего
такую оценку. Нельзя отрицать модальную природу категории отрицания, поскольку она выражает отношение говорящего к содержанию своего сообщения [4:85].
Некоторые лингвисты подходят к рассмотрению модальной природы категории отрицания с рассмотрения лингвистического и логического содержания указанной категории. Различают такие виды модальности как: логическая, онтологическая, эпистемическая, деонтическая, аксиологическая и временная; при этом первые два вида объединяются в общий вид алетической модальности, обозначающий необходимость. Если рассматривать отрицание с формальной стороны, то средства выражения всех видов модальности могут представлять категорию отрицания, если же подходить к категории с семантических и пропозициональных позиций, то особый интерес при взаимодействии поля модальности и микрополя отрицания представляют такие виды как эпистемическая модальность, выражающая знание и убеждение, аксиологическая модальность, выражающая оценку, а также временная, указывающая на некоторую достоверность. Посылкой для такого подхода служит использование категорического суждения в качестве смысловой единицы, определяющей категорическое отрицание. Обращение к субъективной модальности, в основе которой лежит степень достоверности высказывания делает очевидным факт взаимосвязи эпистемической модальности с категорией отрицания. В качестве доказательства Л.М. Владимирская приводит такие понятия, как «опровержимо (фальсифицируемо)», «отвергает», содержащие сему «отрицания» [4:86ff.].
Используемые в исследованиях в качестве средств отрицания оценочные лексемы с понятием «плохо» (Н.А. Булах, И.Я. Харитонова, М.Г. Андразашвили и др.) позволяют включить их в аксиологическую модальность, тем самым, демонстрируя положение микрополя отрицания внутри поля модальности, которое можно рассматривать как макрополе. Е.В. Гулыга и Е.И. Шендельс придерживаются мнения, что отрицание образует особое макрополе, примыкающее к модальному полю [4:88-92]. Категория отрицания представляет собой основной вид модальности предложения. Отрицание связывается с ирреальностью [1:157]. Концепция В.Г. Адмони подвергается критике со стороны тех лингвистов, которые считают, что категория отрицания - самостоятельная категория, хотя и тесно связанная с модальностью предложения. Отрицание отражает реальные факты действительности. Отрицание, передавая реальные негативные связи явлений, накладывается на любой вид модальности. [5:55-70].
„Es ist volliger Wahnsjnn!" protestierte Maior Wolff, der Hune, der noch einigermassen nuchtern war [Kellermann, 92].
данный пример наглядно демонстрирует наличие субъективной модальности, когда говорящий оценивает предикативную связь имеющегося суждения как нереальную, что доказывается дополнительными средствами, выражающими некое знание, то есть достоверность, в данном случае: pro-testierte. С позиций говорящего в данном высказывании нереальность действия выражается таким средством, как Wahnsinn. Л.М. Владимирская указывает на прямую связь отрицания с эпистемической модальностью [4:88].
„Ich meine, haben Sie schon einmal mit ihm gesprochen?" „Ach so... Nein, das eigentlich nicht. Er hat wohl nie viel Zeit.» [Krupkat, 197].
Данный пример содержит частноотрицательное суждение: «У него никогда не было много времени» и демонстрирует связь абсолютной временной модальности с категорией отрицания. Фактор времени в лингвистике может являться средством доказательства отсутствия факта, что адекватно значению категории отрицания [4:89].
Когда же средство выражения времени имеет отрицательную направленность (nie, niemals), событие получает значение нереальности, поскольку действие не может совершаться «никогда», оно лишь может никогда не совершаться, что приводит к актуализации отрицательного суждения. В данном случае следует говорить об объективной модальности, отражающей отношение к реальной действительности, внутри которой происходит создание отрицания, причем нереальность охватывает отрицательный член. С другой стороны, если человек говорит «никогда», это еще не значит, что так и случилось, но это значит, что он это высказывает, и для адресата важен момент речи и ее содержание, но не истинное положение вещей. Личностный фактор порождения отрицательного суждения принимает определяющую роль и подтверждает модальную основу категории отрицания.
