CC BY
57
О.В. Ягов*
К ВОПРОСУ О ЛЖЕКООПЕРАТИВНОСТИ И «ДИКОСТИ» КООПЕРАТИВОВ В КУСТАРНО-ПРОМЫСЛОВОЙ КООПЕРАЦИИ ПОВОЛЖЬЯ В ПЕРИОД НЭПА
В статье исследуются причины «дикости» и лжекооперативнос-ти ряда кустарно-промысловых артелей Поволжья в 1920-е годы.
Также рассматривается политика государственно-кооперативных органов по ликвидации подобных уклонов в кооперации.
В отечественной исторической науке процесс функционирования кустарно-промысловой кооперации в условиях нэпа достаточно хорошо изучен. Однако на сегодняшний день нет практически ни одной публикации, посвященной анализу таких специфических явлений в кооперативной среде, как «дикость» («дикими» назывались кооперативы, не входившие ни в один промысловый союз) и лжекооперативность.
Данная статья представляет собой попытку выявить причины возникновения псев-докооперативных объединений; определить их место в кустарно-промысловой кооперации Поволжья и проследить политику государственно-кооперативных органов в отношении «диких» и лжекооперативов.
В начале 1920-х гг. переход промыслово-кооперативной сети на новые условия хозяйствования носил болезненный характер. Низовая сеть кустарно-промысловой кооперации на 1 января 1922 г. более чем на 60% была представлена «дикими» кооперативами, за которыми скрывался мелкий бизнес, игнорировавший КЗоТ и налоговое законодательство.
В этой связи Л.Д. Троцкий на XII съезде РКП(б) (17-25 апреля 1923 г.) высказал опасения по поводу усиления частного капитала, подчеркивая, что кустари являются носителями мелкобуржуазных взглядов в социалистической среде [20. С. 400-401]. В качестве меры борьбы с зарождающимся капитализмом он предложил усилить нажим на кустаря-кулака. Именно после XII съезда начинается регулирование кустарной промышленности со стороны советских и партийных органов. Так, в 1923 г. Самарский губ-ком партии ставит задачу вытеснения частного капитала, «конкурируя на рынке с частным предпринимателем, побивая его ценой и качеством продукции...» [19. С. 106]. В целях борьбы с частным капиталом и «рыночной стихией» с конца 1923 г. предпринимаются шаги по установлению местного административного надзора за процессами, происходившими в кустарной промышленности и кустарно-промысловой кооперации.
Таким образом, государство уже в первые годы нэпа наряду с поощрением частной инициативы пыталось оказать давление на предпринимателей.
Одним из методов давления на частный капитал являлся налоговый пресс. Предприниматели вносили повышенную арендную и квартирную плату. Посредством налогового обложения изымалось до 90% доходов частных предпринимателей [10. С. 164]. В таких условиях последние были вынуждены закрывать свои предприятия или использовать нелегальные формы предпринимательской деятельности: работу на дому (квар-тирничество) и организацию фиктивных артелей (лжекооперативов). Данные объеди-
* © Ягов О.В., 2005.
Ягов Олег Васильевич — кафедра российской истории Самарского государственного университета
нения мелких товаропроизводителей пользовались большими льготами кооперативных организаций, но товаров массового потребления не производили. В этой связи СНК СССР 31 декабря 1923 г. издал инструкцию о проверке всех промысловых объединений для выявления лжекооперативов. Но ввиду отсутствия четкого определения, деятельность какого кооператива признавать «лжекооперативной», эта работа встречала определенные сложности. Лишь в декабре 1928 г. постановлением СНК СССР были даны указания, какие объединения считать лжекооперативами [23]. Как правило, таковыми признавались артели, не входившие в Кустпромсоюзы, с высоким процентом лиц, лишенных избирательных прав. Трудно назвать точную цифру созданных лжекооперативов. Ю. Ларин считал, что их доля от всей валовой продукции цензовой промышленности СССР в 1926 г. составляла 2%, а в продукции кооперации 25% [12. С. 118, 180].
В течение 1923-1925 гг. в Поволжье производилась чистка от лжекооперативов. Проверялось соблюдение уставов при распределении прибыли; выявлялось число лиц, лишенных избирательных прав, в составе правлений. Были произведены ревизии, в ходе которых выяснилось, что около 40% артелей только формально числились членами промысловых союзов. Ревизия Саратовской городской промысловой кооперативной артели «Чулснаб» показала, что счетоводство в артели запаздывало на пять месяцев. Ее председатель большинство вопросов решал единолично. Во главе производственной комиссии была поставлена жена председателя, которая с мужем ежемесячно получала жалованье, тогда как членам артели не выплачивалась зарплата по нескольку месяцев. Итогом ревизии стала передача материала в прокуратуру [9. С. 43-44].
В сельской местности было характерным включение в состав кустарно-промысловых артелей почти всего наличного кустарного населения деревни. Сами кустари себя членами артелей не считали и заявлений о вступлении не писали. В правлениях артелей были списки кустарей, составленные еще в годы трудовой повинности. В результате чистки только по Пензенской губернии из 26 кустарно-промысловых артелей с 2436 членами (начало 1922 г.) [17] на 1 января 1924 г. в составе союза осталось 19 производственных единиц с 556 кустарями [2].
Наиболее показательным примером борьбы с лжекооперативами стала ликвидация инвалидной кооперации в Пензенской губернии. Начав функционировать в 1923 г., к 1925-1926 г. она насчитывала 74 артели, из которых 30 занимались кустарным производством [3]. Но после обследования инвалидной кооперации в том же году было ликвидировано 49 артелей [3. Л. 3об]. А затем в конце 1926 г. межкооперативным совещанием было решено ликвидировать губернскую инвалидную кооперацию как лжекоопера-цию, так как «имело место вхождение в артели купцов, которые вели свою торговлю, под фирмой инвалидной кооперации» [18].
Наряду с ревизиями и ликвидацией лжекооперативов существовали и другие методы борьбы с частным капиталом. Так, в Симбирской губернии она велась посредством отбора через милицию закупленных рогожных изделий у частника. Были составлены целые списки членов артелей, которые продавали частным лицам сырье. В Корсунском уезде устанавливался строгий контроль за использованием сырья. Таким образом, капиталистические производственные отношения административно-репрессивным путем вытеснялись из кооперативного сектора.
Начиная с середины 1920-х гг., в условиях ужесточавшегося давления со стороны государственных органов своеобразной нишей, где еще оставалась возможность к деятельности для частного капитала в кооперативно-организационной форме, были «дикие» кооперативы. Причинами «дикости» были: а) недостаточность средств в союзах, что делало невозможным хозяйственное объединение всех промкооперативов своего
района (Пензенский Кустарсоюз даже в своей сети хозяйственно обслуживал не более 30% артелей); б) недостаток квалифицированной инструкторской силы; в) «карликовый» характер многих «диких» кооперативов; г) нежелание кустаря содержать руководящий аппарат. Также руководство артелей привлекала бесконтрольность использования финансовых средств. Как правило, «дикие» артели организовывались в районах, где не было крупных гнезд, и промыслы находились в распыленном состоянии, а влияние промкооперации было незначительным. У «диких» промкооперативов была слабая заинтересованность вливаться в централизованную систему, созданную государством для планового руководства кооперативной кустарно-ремесленной промышленностью, так как сбыт и снабжение вплоть до конца 1920-х гг. в значительной степени обеспечивал частный капитал. Так, в Пензенской губернии удельный вес частников в заготовках «диких» артелей составлял 38,5% и сбыте — 78,2% [4].
Тесная связь с частным капиталом, а следовательно и с рынком, позволяла «диким» артелям быстро развиваться и иметь значительный удельный вес. На август 1925 г., по данным Всекопромсоюза, 450 тыс. кустарей и ремесленников состояли в 11 тыс. пром-кооперативах, из которых 4 тыс. были «дикими» [15].
Кроме того, в том же году было проведено анкетирование 22 промысловых союзов, в результате которого выяснилось, что в районах деятельности этих союзов имеется 502 «диких» промкооператива, что по сравнению с числом артелей, входящих в эти союзы, составило 127%, а по отношению к числу физических членов — 49% [14].
В Поволжье значение «дикой» сети было выше, чем в целом по стране. Например, в Ульяновской губернии в 1925 г. 39 артелей (37,7%) входили в Губсельпромсоюз, а 75 кооперативов или 66,3% являлись «дикими» и вели работу самостоятельно[13].
По состоянию на 1 января 1926 г. в Саратовской губернии числилось 210 кустарнопромысловых кооперативов, из которых около 35% являлись «дикими» [21].
К числу «диких» кооперативные органы губернии причисляли: 1) лжекооперативы, которые не соблюдали принятого устава и организационно представляли собой замкнутые объединения, ограничивающие свое членство родственниками или знакомыми;
2) кооперативы «мертвые души», которые лишь формально были зарегистрированы;
3) мелкие кооперативы [22].
Органы Советской власти видели в «диких» кооперативах враждебные экономические организации кулачества, ведущие разрушительную работу против кооперативной системы и приютившие антисоветские элементы, которые используют их для создания независимой крестьянской кооперации в стране [16]. Всекомпромсоюз в специальном письме от 3 января 1927 г. предложил всем местным союзам изучить характер и деятельность «диких» кооперативов, принять все меры к их вступлению в союзную сеть, предоставить союзным кооперативам различные льготы, привлечь кооперативы к участию в прибылях [1].
В том же письме Всекомпромсоюз остановился на вопросе борьбы с лжекооперати-вами. К числу лжекооперативов должны быть отнесены организации, во главе которых стоят частные предприниматели; небольшие организации «семейного» типа; первички — формально кооперативного характера, но эксплуатирующие наемных рабочих и т.д. Выявление лжекооперативов должно было осуществляться как силами инструкторского аппарата, так и с помощью госорганов. Таким образом, перед союзами была поставлена задача проведения кампании по включению в систему здоровых «диких» артелей и ликвидации лжекооперативов.
По отношению к здоровым «диким» первичкам, которые не пожелают войти в союз, должны были применяться меры экономического воздействия: следовало добиваться
прекращения кредитования их банками, прекращения авансирования госорганами, не-заключения с ними договоров и других жестких мероприятий — впредь до вступления промыслового кооператива в союз.
Особое внимание союзы должны были обратить на то, чтобы «дикие» кооперативы подвергались обязательной внешней ревизии за счет ревизуемых организаций. Еще до появления указанного письма Пензенский Кустарсоюз начал работу по ликвидации «диких» артелей. Так, на заседании правления Пензенского Кустарсоюза от 13 сентября 1926 г. отмечалось, что «дикая» сеть в губернии очень значительна и насчитывает 67 артелей, большая часть из которых является лжекооперативной. В этой связи кооперативным органам предлагалось «незамедлительно начать чистку «диких» объединений кустарей и ремесленников» [5].
В течение 1926-1927 гг. в Поволжье была произведена ликвидация «дикой» сети. Часть «диких» кооперативов вошла непосредственно в союзы, другая — после проверки — должна была быть ликвидирована при наличии лжекооперативного уклона.
Однако намеченная кампания не дала ощутимых результатов, о чем свидетельствуют данные по Самарской губернии, где на 1 октября 1927 г. из 147 кустарно-промысловых кооперативов с 2223 членами в состав Кустпромсоюза вошли только 60 первичных организаций с 1004 членами, а 87 артелей с 1219 членами продолжали функционировать как «дикие» [6]. Осенью 1928 г. в ходе перевыборной кампании в кустарно-промысловой кооперации было проведено вторичное обследование «дикой» сети, по результатам которого в Кузнецком округе из 16 обследованных артелей были ликвидированы как лжекооперативные — 2, бездействовавшие — 2 и 12 кооперативов были приняты в состав Кузнецкого Кустпромсоюза [7]. Из 270 обследованных «диких» кооперативов Самарской губернии 55% оказались фактически распавшимися, 38, 1% были вовлечены в союзную сеть, 6,9% признаны лжекооперативными и ликвидированы [8].
В конце 1928 г. началось новое наступление на промкооперацию. 27 ноября 1928 г. было принято постановление СНК СССР «О мерах борьбы с лжекооперацией». Ю. Эль-кинд предложил объявить лжеартели экономической контрреволюцией. 17 ноября 1928 г. начальник Кустпромотдела ВСНХ РСФСР Алексеев сообщил Кусткомитету ВСНХ СССР, что при обследовании 1455 «диких» артелей в 35 губерниях было ликвидировано 505 артелей, 198 из которых являлись лжеартелями, остальные были распущены за незнание артельщиками устава и за отсутствие культурно-просветительской работы. Лжекооперативов среди «диких» артелей оказалось не более 10%. Кусткомитет обвинил Всекомпромсоюз в перегибах при ликвидации «диких» артелей. Б.Р. Фроммет возражал, что лжекооперативов среди «диких» артелей не 10, а 30%. Обследовав 1392 «дикие» артели, Б. Фроммет ликвидировал 282 артели как лжекооперативные, 416 как убыточные, 383 принял во Всекомпромсоюз, 64 слил с союзными артелями, а 130 оставил в несоюзном состоянии. Но после ликвидации старых «диких» артелей создавались новые. В 1928 г. из вновь открытых артелей 87% были «дикими».
На 1930 г. пришлась завершающая стадия чистки промкооперации. Так, в специальном Постановлении ЦК ВКП(б) «О кустарно-промысловой кооперации» всем фракциям Всекопромсоюза и Всекопромсовета предлагалось полностью включить в союзную систему все «дикие» артели, при этом тщательно очистить их от кулацко-нэпманс-ких элементов [11].
Таким образом, советское государство своей политикой показало, что наступление на частный капитал велось не только в крупной и средней промышленности, но и в кустарно-ремесленном производстве, где «дикие» артели и лжекооперативы еще позволяли функционировать частному капиталу в кооперативно-организационной форме.
Библиографический список
1. Вестник промысловой кооперации. 1927. № 1. С. 53.
2. ГАПО. Ф-Р. 442. Оп. 1. Д. 1166. Л. 2об.
3. ГАПО. Ф-Р. 950. Оп. 1. Д. 4. Л. 1, 3.
4. ГАПО. Ф-Р. 2. Оп. 1. Д. 2812. Л. 37.
5. ГАПО. Ф-Р. 4. Оп. 1. Д. 501. Л. 98.
6. ГАСО. Ф-Р. 231. Оп. 1. Д. 47. Л. 22об.
7. ГАСО. Ф. 655. Оп. 5. Д. 293. Л. 135.
8. ГАСО. Ф. 1141. Оп. 20. Д. 92. Л. 29.
9. Голос Нижне-Волжского кооператора. Саратов, 1927. № 5. С. 43-44.
10. Жирмунский М.М. Частный торговый капитал в народном хозяйстве СССР. М., 1927. С. 164.
11. Кооперативная жизнь. 1930. 26 февраля.
12. Ларин Ю. Частный капитал в СССР. М.; Л., 1927. С. 118, 180.
13. Обзор состояния кооперации в Ульяновской губернии за 1924 г. Ульяновск, 1925. С. 38.
14. Петров-Унвильский М. Организационное состояние системы Всекопромсоюза //Вестник промысловой кооперации. 1926. № 10. С. 11.
15. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 68. Д. 607. Л. 34.
16. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 68. Д. 605. Л. 306.
17. Трудовая правда. 1922. 14 января.
18. Трудовая правда. 1926. № 190. С. 3.
19. Уразова С.А. К вопросу о вытеснении частного капитала из легкой и перерабатывающей промышленности. //Гуманитарные науки и современность. Пенза, 1995. С. 106.
20. XII съезд РКП(б). Стенографический отчет. М., 1923. С. 400-401.
21. ЦДНИСарО. Ф. 27. Оп. 3. Д. 1022. Л. 7.
22. ЦДНИСарО. Ф. 27. Оп. 3. Д. 1022. Л. 8.
23. Экономическая жизнь. 1929. 13 января.
O. Jagow
TO THE GUESTION ABOUT FALSE CO-OPERATION AND «WILDNESS» OF CO-OPERATIVES IN A HANDMADE PRODUCERS CO-OPERATION IN THE PERIOD OF THE NEW ECONOMICAL POLICY IN THE REGION OF POVOLZHYE
In this article the main principles of «wildness» and false co-operation of a number of handmade producers artels in the region of Povolzhye in the 1920-s are researched. The policy of the state-co-operative institutions of liguidation of the same tendencies in the co-operation are also considered.
