CC BY
50
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2017. № 3
ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННЫЕ ТЕНДЕНЦИИ КУЛЬТУРЫ
О.А. Комков
К ВОПРОСУ О КОНЦЕПТУАЛЬНЫХ ОСНОВАНИЯХ ТЕОРИИ КУЛЬТУРЫ
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1
Статья посвящена рассмотрению понятийных основ теории культуры как фундаментальной дисциплины в контексте культурологических наук. Предмет теории культуры предстает на основе персонологического подхода как совокупность текстов, образующая множественность оптик, сквозь призму которых видятся сущность, происхождение, функции, структура и формы бытования культуры. Данный подход основывается на многолетнем опыте чтения лекционного курса по теории культуры на отделении культурологии факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова. Ставится вопрос о возможности понимания культуры как основополагающего антропологического модуса, человеческого способа существования, определяющего и конституирующего практики отношения к миру и преобразования мира. Анализируются античные понятия «технэ» и «фюсис», образующие взаимодополняющую пару, в которой «технэ» соответствует современным интуициям культуры, а также латинский смысл слова «культура», задающий темы возделывания и освоения, которые остаются базовыми детерминативами в культурологической мысли новейшего времени. Высказывается идея о том, что возникновение теории культуры в собственном смысле слова в начале ХХ в. связано с определенной конфигурацией мышления и видения, которая строится на осознании радикального разрыва между «культурой» и «жизнью», вследствие чего культура впервые полноценно тематизиру-ется и становится проблемным объектом гуманитарных исследований.
Ключевые слова: теория культуры; природа vs. Культура; технэ; фюсис; модальная концепция культуры.
В моем лекционном курсе «Теория культуры» предмет предстает не в виде готовой, единой суммы знаний, а в виде различных теорий, которые на протяжении длительного времени образовывали проблемное поле современных гуманитарных исследований, связанных с выяснением сущности культуры, ее происхождения и развития, функций,
Комков Олег Александрович — кандидат культурологии, доцент кафедры сравнительного изучения национальных литератур и культур факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: [email protected]).
структуры и форм бытования. А значит, наш предмет — тексты, которые сделали возможной и даже необходимой постановку этих теоретических вопросов. И главная задача состоит в чтении этих текстов, воплотивших и продолжающих воплощать философские, научные, а порой и художественные концепции (способы «схватывания») и теории (способы видения) феномена культуры, с которым мы ныне особым образом имеем дело, — феномена, остающегося бесконечно загадочным хотя бы потому, что на него нельзя взглянуть со стороны, извне, нельзя представить в качестве объекта изучения в ряду прочих объектов того же класса. На этих текстах, в каждом из которых запечатлен неповторимый взгляд автора, на движении от одного текста к другому, на смене перспектив и оптик главным образом основывается курс1.
Остановимся на одном моменте. Почему я сказал, что мы имеем дело с культурой «особым образом»? Это значит, что наше нынешнее отношение к культуре принципиально отличается от того, каким оно было в течение многих предшествующих эпох. В нашем представлении время культуры чаще всего объемлет все время существования человечества. Однако понятие культуры, само слово «культура» окончательно обрело свой нынешний статус и стало обозначать некий особенный предмет и проблему только к началу XX в. Во все предшествующие времена люди, живя в «состоянии культуры», не нуждались ни в ее специальном исследовании, ни в ее «теории», ни даже в том, чтобы употреблять это слово столь часто, сколь мы делаем это теперь — к месту и не к месту. Получается, что культура была всегда, а поводов для того, чтобы делать ее предметом специального разговора, не было. Либо же, если подобный разговор возникал, он носил опять-таки совершенно другой характер, нежели теперь — например, противопоставление «культуры» и «варварства» в классической античности или идея возвращения от цивилизации к природе у Руссо. Все это заставляет нас вначале обратиться к избитому вопросу об определении культуры, а также об истории этого понятия — если только эту историю можно верно проследить. Быть может, таким путем мы сможем понять, чем стала культура для нас в новейшую эпоху и почему превратилась в объект особого изучения, наряду с другими, которые, как кажется, включает.
Увы, как только мы заговариваем об определении культуры, мы неизбежно попадаем в царство формальностей. Определить, значит, очертить «пределы», провести границы и сделать это можно, конечно, множеством способов. Нередко вспоминают книгу А. Кребера и К. Клакхона «Культура: Критический анализ концепций и дефиниций»
1 О некоторых теоретических основаниях преподавания культурологии см.: [Карта-шева, 2014]. Я выражаю благодарность Нине Гвасалия, Марии Глумовой и Александре Зайцевой, любезно предоставившим конспекты моих лекций для работы над этой статьей.
[Кребер, Клакхон, 1992], во втором издании которой (1963) насчитывалось около двух сотен определений культуры — а ныне их число, вероятно, перевалило за тысячу. О культуре говорят как о деятельности, связанной с мышлением, творчеством, моралью, выделяют «классы» или «группы» определений культуры (описательные, нормативные, исторические, аксиологические и проч.) — это стало уже прочной научной традицией. Но мы чувствуем, что формальные определения не приближают нас к культуре, хотя бы потому, что говорят совсем иным языком, нежели она сама. Определение не всегда ведет к пониманию и часто уводит в прямо противоположном направлении. Проведение формальных, условных границ вносит условность в сам предмет, размывает его либо дробит, лишает целостности, а значит, и реальности. Не будет ли более осторожным сказать о культуре для начала то, что мы безусловно понимаем (пускай и не всегда осознаем) и что человечество понимало всегда, — и «определить» ее как специфически человеческий способ существования в мире, способ формирования присущего лишь человеку отношения к миру? При этом ключевое слово здесь, конечно, «способ». Это «модальное» понимание культуры, которая есть не «что», а «как», объясняет, по крайней мере, почему культура неким образом объединяет в себе «все человеческое» — однако объединяет не как «пространство», загроможденное созданными человеком вещами и «идеями», а как то, благодаря чему всякое «пространство» вообще может возникнуть. Попробуем исходить из этого данного в первом приближении понимания, несмотря на его кажущуюся зыбкость: культура как способ и осуществляемый этим способом процесс актуализации человеческого.
Тем самым мы сможем в определенной важной перспективе посмотреть на так называемую историю понятия «культура». Слово «культура» латинское, и мы обязаны им римлянам. Но оно появляется соответственно поздно, а потому и мы обратимся к нему чуть позднее. Когда говорят, например, об античных предпосылках «теории культуры», начинают по традиции, с греков. Очевидно, что подобной теории у греков не было. А было ли у них вообще понятие культуры? Первым делом приходит в голову знаменитая греческая паг5е1а — система воспитания гармоничного и образованного человека2, понятие, как кажется, соответствующее (по меньшей мере, функционально) одному из важных по сей день значений нашего слова «культура»: не это ли мы имеем в виду, когда говорим «культурный человек», «культурный уровень» и противопоставляем «культуру», скажем, невежеству и невоспитанности? Пожалуй, это так — но перед нами лишь одно из значений, не делающее культуру особым объектом, а уж тем более все-
2 Фундаментальным трудом о пайдейе остается двухтомник В. Йегера [Йегер, 1997].
объемлющим феноменом. И подобно тому, как у греков не было «теории пайдейи», у нас нет «теории культуры» как противостояния «бескультурью». И потом, в этом значении слово «культура» может быть заменено все теми же «образованностью», «воспитанностью» и многими другими весомыми словами, делающими разговор именно о «культуре» чуть ли не излишним. Судя по всему, перед нами — лишь одна из очевидных граней нашего предмета, но отнюдь не весь этот предмет: не «теория», но практика пайдейи в античности, так же как ныне образовательные и воспитательные практики (при всей разнице между эпохами), суть неотъемлемые элементы того способа существования, о котором у нас идет речь.
Тогда поставим вопрос иначе: а было ли в классической античности понятие, которое соответствовало бы нашей теперешней интуиции культуры как «всеобъемлющего» и обозначенному нами «модальному» ее пониманию? Да еще представляло бы собой нечто самостоятельное и обособленное и притом «проблемное»? Возможный ответ в данном случае будет связан уже не с пайдейей. Если культура в своей основе тем или иным образом противополагается природе (а это станет краеугольным камнем большинства позднейших теорий), то необходимо вспомнить, что в греческой мысли эта противоположность впервые предстала в виде пары геууц — фиоц. Слово «фюсис» (выродившееся века спустя в новоевропейскую «физику») происходит от глагола фиш — «расти, произрастать». «Фюсис» — природа — понималась греками как царство всего, что появляется на свет само, чьей собственной сущностью является именно это самопроизрастание и самовоспроизведение. Вне природы располагается область вещей, которые возникают лишь благодаря человеку, его особой, как мы сейчас любим говорить, «творческой» способности, и которые природа породить не может. Для этой области вещей не было и не требовалось какого-либо единого понятия или «концепта», однако она понималась именно через эту человеческую творческую способность, которая и именовалась «технэ» — «умение, ремесло, искусство». Согласно известному примеру Аристотеля, в природе произрастают бесчисленные породы деревьев, но не может произрасти стол — для его изготовления из древесины требуется столяр, обладающий «технэ». К слову «технэ» восходит современная «техника», в которой, разумеется, тоже произошло переосмысление греческой интуиции, хотя и куда менее радикальное, чем переосмысление «фюсис» в физике. Обустройство мира человеком совершается благодаря этому его умению дополнять, восполнять природу, производя то, что ей неподвластно. Этот способ выхода из царства «фюсис», являющийся характеристикой человеческого бытия, и составляет сущность «технэ». Не узнается ли в этом нечто похожее на наше современное универсалистское видение культуры как совокупности произ-
веденных и производимых человеком вещей? Вместе с тем то, что я назвал сейчас «выходом», отнюдь не предполагает противостояния, оппозиции и разрыва. Ведь «технэ» — как и русское «умение» — это прежде всего умение обживаться в мире природы, обращаться с произведенным ею, гармонично встраиваться в ее вечное самовоспроизводящееся движение. Человеческий способ бытия является не антитезой, но именно дополнением к способу бытия вещей природных. У Аристотеля есть фраза, получившая распространение в совершенно ином контексте и смысле, нежели те, в которых она была написана: "Л техуп цгцшаг т^у фиту (РЬув., II, 194а). Обыкновенно это переводят: «искусство подражает природе» [Аристотель, 1981: 86], — и уже давно этот тезис связывается с пониманием искусства как «эстетической деятельности». Но у Аристотеля природе подражает древнегреческая «технэ» — человеческое умение производить особые вещи, образующие собственно человеческий мир. И «подражание» — этот унаследованный от греков, но с трудом понимаемый «мимесис» — здесь вовсе не означает чего-то вроде имитации. Это движение актуализации, безусловно, совершаемое по природному исконному образцу, но реализуемое в другом режиме существования, благодаря тому, что в человеке совершается иначе, чем в природе, с целью своеобразного восполнения того, что природой не дано. Впрочем, разве не присуще природе подлинное умение, многократно превосходящее человеческие возможности и непостижимое для человека — умение быть не чем иным, как чистым произрастанием, неукротимой силой порождения и жизни? Для такого умения, свойственного «фюсис», греки употребляли слово оoфíа — «мудрость». «София», софийное умение природы есть как бы ее собственная «технэ» — и тогда человеческое умение мыслится как подражание мудрости природы. Об этих понятиях существует обширная филологическая и философская литература, иногда содержащая противоречивые трактовки3. Если теперь мы просто скажем, что называемое нами культурой было для греков умением создавать свой мир (от бытовых вещей до произведений искусства и мысли), подражая изначальной мудрости природы, т.е. актуализируя полученные от нее способности, то едва ли это будет грубым упрощением — и притом прольет определенный свет на наше нынешнее видение себя и того способа, каким мы существуем. Так мы сделаем первый шаг к чтению текстов, в которых новейшая эпоха тематизиро-вала культуру.
Прежде чем сделать следующий шаг, необходимы еще два замечания. Во-первых, «технэ» не только не противопоставлена природе,
3 Наиболее важные тексты [Хайдеггер, 1993: 221—237; Хайдеггер, 2009; Лосев, 1983; Ахутин, 2007: 283-285; Бибихин, 2011].
но, напротив, включена в нее: «технэ» есть область человеческого внутри «фюсис», причем область, понимаемая не как пространство, а как способ быть человеком, дарованный нам все той же природой. Это важно запомнить и соотносить с другими, более поздними взглядами человека на себя и на вещи. Во-вторых, коль скоро мы вспомнили о некоторых греческих основаниях европейской мысли, нельзя не сказать и том, как эти основания касаются нашего понимания теории. По-древнегречески Qerapía значила «созерцание», а лучше сказать проще: «смотрение», «вглядывание», «взгляд». Это было активное (не бездеятельное и бездумное) всматривание в мир, вещи, отношения. Теория была родом умения — взглядом, умевшим видеть целое и имевшим своей целью сделаться этим целым. Из этого видения возникает, между прочим, древнегреческий театр (Oeáxpov), место, где взгляд становится действием и переживанием. Мысль понималась не иначе как Qerapía — взгляд ума, стремящийся стать тем, что он видит4. Выше я уже опережающе коснулся этой темы, назвав теорию «способом видения». Это далеко от современного, новоевропейского, научного понимания теории как системы отвлеченных положений и умозаключений — однако и современное понимание выросло из исконной интуиции взгляда и видения. Позднейшие теории культуры, несмотря на их новоевропейский язык, очень часто приближаются — и не могут не приближаться, как все подлинное в философии, науке, искусстве — к этой первой интуиции.
А теперь сделаем следующий шаг и обратимся к римской культуре, к латинскому слову cultura, чтобы вновь вдуматься в то, что считается хорошо известным. Это слово оставил нам народ, для которого понимание жизненного пространства, пожалуй, теснее всего было связано с землей, освоением территории, географией. Слегка перефразируя Ханну Арендт, можно сказать, что римляне были, вероятно, самым геополитическим (у Арендт — просто «глубоко политическим» [Арендт, 2000: 15]) народом Древнего мира. Cultura в их языке произошла от глагола colere — «обрабатывать, возделывать» — и первоначально означала возделывание земли, агрикультуру. Но этот смысл не был чисто «технологическим» — как многократно отмечалось, с самого начала он включал определенное отношение человека к предмету возделывания, отношение эмоциональное и этическое, любовное и благоговейное, отношение привязанности и вовлеченности, отношение культа. Без такого отношения невозможно обрабатывать землю: она не принесет плодов. И уже очень рано слово «культура» употребляется у римлян в словосочетаниях, свидетельствующих о распространении этого смысла
4 Мне приходилось писать об этом в ином контексте [Комков, 2004; Комков, 2006; Кошкоу, 2007].
на другие области человеческой деятельности и привычных нам по сей день, — например, «культура речи» или «культура ума». Стало быть, дело идет не только о возделывании земли, кормящей человека, не только об освоении пространства, данного человеку для жизни, но и о возделывании себя. (В XX в. Мишель Фуко, хоть и по другому поводу, схватит этот аспект в странном, на первый взгляд, выражении "la culture de soi", которое для него будет выражать целую важную традицию античного мира, особенно эллинистически-римской эпохи [Фуко, 2GG7]) Человек существует на земле способом «окультуривания» всего внешнего и внутреннего: открытый простор внешнего мира и открытую неизведанность собственной души он старательно осваивает, делая их плодоносящей землей. Вспомним миф об Энее, устремившемся в неизвестность пространства и времени и превратившем эту неизвестность в начало великой истории Рима. Таким образом, cultura это и способ «прорастания» человеческого во времени, в истории. Спустя века русский философ Павел Александрович Флоренский не только напишет о «культе» в слове cultura, но и отметит в нем суффикс будущего времени: «Cultura как причастие будущего времени, подобно natura, указывает на нечто развивающееся. Natura — то, что рождается присно, cultura — что от культа присно отщепляется, — как бы прорастания культа, побеги его, боковые стебли его» [Флоренский, 2GG4: 75]. Культура есть не только «состояние» человека, но и его судьба. Стоит задаться вопросом: сохранились ли до наших дней и актуальны ли ныне эти смыслы, прозвучавшие однажды в латинском слове и придавшие ему ту силу и размах, благодаря которым оно пережило века?
Мы увидели, что понимание культуры в античном мире было таким, что исключало необходимость делать ее «концептом» и предметом теории, исключало саму возможность ее тематизации — это было бы все равно, что тематизировать воздух вместо того, чтобы им дышать. В свете сказанного наше намерение проследить и отметить хотя бы пунктиром дальнейшую эволюцию понятия культуры неожиданно предстает трудновыполнимым и даже странным предприятием. Во-первых, тематизация культуры оставалась совершенно чуждой и Средневековью (вместе с его «малыми возрождениями»), и элитарной «виртуальной» эпохе Ренессанса: на протяжении столетий не было создано текстов, в которых слово «культура» или какой-либо его аналог имели бы смыслообразующую функцию или ключевой статус. Во-вторых, когда мы вспомина-ем, как понятие культуры вдруг воскресает из небытия в XVII в., получая распространение, например, в работах С. Пу-фендорфа, у которого оно обретает почти современный смысл некой совокупности результатов человеческой деятельности, — то осознаем, что оказываемся в начале длинной, протянувшейся через все Новое
время, вереницы так называемых «идей о культуре», сыгравших огромную роль в истории мысли, но не сформировавших собственно «культурологического дискурса». Иными словами, мы застаем мысль Нового времени словно бы в попытках вспомнить нечто прочно забытое — однако пути этой мысли большей частью уверенно ведут мимо тех мест, где это воспоминание могло бы случиться. Как ни парадоксально, но тематизации культуры, как и прежде, нет, только уже по иным причинам, нежели в древности. Эпоха Просвещения громко говорит о «культуре» и «цивилизации» (здесь их можно считать синонимами), акцентируя тот смысл культуры, который связан с образованностью и знанием, с культивированием высших человеческих способностей (Гельвеций, Монтескье, Дидро). Романтизм фактически отождествляет культуру с поэзией. Мысль Ницше взрывает традиционный универсум значений, разверзая пространство смыслообразова-ния, которое предстоит осваивать грядущей эпохе. И только в ХХ в. на смену «оппозиции» природы и культуры приходит осознание фундаментального разрыва: между культурой и «природным» бессознательным (Фрейд), между культурой и «жизнью» (Зиммель), между «функциональным» и «символическим» (Кассирер) и т.д. Возникшая из этого разрыва в начале прошлого столетия тематизация культуры продолжает определять и мысль XXI века. Для ее понимания и исследования представляется целесообразным исходить из рассмотренных древних оснований того, что может быть развернуто в дальнейшем как модальная теория культуры.
Список литературы
1. Арендт Х. Vita activa, или о деятельной жизни. СПб., 2000.
2. Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 3. М., 1981.
3. Ахутин А.В. Античные начала философии. М., 2007.
4. Бибихин В.В. Язык философии. М., 2002.
5. Бибихин В.В. Мир. Томск, 1995.
6. Бибихин В.В. Чтение философии. СПб., 2009.
7. Бибихин В.В. Лес. СПб., 2011.
8. Йегер В. Пайдейя. Воспитание античного грека: В 2 т. М., 1997.
9. Лосев А.Ф. 12 тезисов об античной культуре // Студенческий меридиан. 1983. № 9. С. 13-14; № 10. С. 14-16.
10. Карташева Н.В. Программа лекционного курса «Культурология» // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2014. № 1. С. 65-67.
11. Комков О.А. Из истории эстетико-культурологических исканий ХХ в.: концепция созерцания И.А. Ильина // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2004. № 3. С. 34-51.
12. Комков О.А. Из истории русской философии имени: раннее творчество А.Ф. Лосева // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 1. С. 37—50.
13. Крёбер А., Клакхон С. Культура. Критический анализ концепций и дефиниций. М., 1992.
14. Флоренский П.А. Собр. соч. Философия культа (Опыт православной антроподицеи). М., 2004.
15. Фуко М. Герменевтика субъекта. СПб., 2007.
16. Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.
17. Хайдеггер М. Парменид. М., 2009.
18. Komkov O.A. The Vertical Form: Iconological Dimension in 20th Century Russian Religious Aesthetics and Literary Criticism // Literature and Theology. 2006. № 1. P. 7-19.
Oleg A. Komkov
ON CONCEPTUAL FOUNDATIONS OF CULTURAL THEORY
Lomonosov Moscow State University 1 Leninskie Gory, Moscow, 119991
The article is devoted to the conceptual foundations of cultural theory as a fundamental discipline in the context of cultural studies. The subject of cultural theory appears, on the basis of a personological approach, as a collection of texts that form a plurality of optics opening various perspectives on the nature, origin and functions of culture, its structure and forms of existence. This approach is based on years of experience reading a course of lectures on cultural theory at the Department of Cultural Studies of the Faculty of Foreign Languages and Area Studies, Moscow State University. The paper questions the possibility of understanding culture as a fundamental anthropological modus of human existence which determines and constitutes the multiple practices of human relationship towards and transformation of the world. The author analyzes the ancient concepts of "techne" and "physis" that form a complementary pair in which "techne" corresponds to the contemporary intuitions of culture, as well as the Latin meaning of the word "culture" initiating the themes of cultivation and development, which remain the basic determiners of cultural thought until present day. The article concludes with the idea that the emergence of cultural theory in the proper sense of the word in the early 20th century was due to a particular configuration of thought and vision based on the awareness of a radical break between "culture" and "life", so that culture is fully thematized for the first time and becomes both an object and a problem of humanitarian research.
Key words: theory of culture; nature vs. culture; techne; physis; the modal concept of culture.
About the author: Oleg A. Komkov — PhD (Comparative Culture), Associate Professor at the Department of Comparative Literature and Culture, Faculty of Foreign Languages and Area Studies, M.V. Lomonosov Moscow State University (e-mail: [email protected]).
References
1. Arendt H. 2000. Vita activa, ili o deyatel'noi zhizni [Vita activa, or on Active Life]. Saint Petersburgh. (In Russ.)
2. Aristotle. 1981. Sochineniya v 4 tomakh [Collected works in 4 volumes]. Moscow. (In Russ.)
3. Akhutin A.V 2007. Antichnyie nachala filosofii [Ancient foundations of philosophy]. Moscow (In Russ.)
4. Bibikhin VV 2002. Yazyk filosofii [The language of philosophy]. Moscow. (In Russ.)
5. Bibikhin VV 1995. Mir [World]. Tomsk. (In Russ.)
6. Bibikhin VV 2009. Chteniefilosofii [Reading philosophy]. Saint Petersburgh. (In Russ.)
7. Bibikhin VV 2011. Les [Hyle]. Saint Petersburgh. (In Russ.)
8. Jaeger W 1997. Paideia. V 2 tomakh [Paideia. In 2 volumes]. Moscow. (In Russ.)
9. Losev A.F 1983. 12 tezisov ob antichnoi kul'ture [12 theses on ancient culture]. Studencheskiimeridian, no. 9, pp. 13—14; no. 10, pp. 14—16. (In Russ.)
10. Kartasheva N.V 2014. Programma lektsionnogo kursa "Kulturologiya" ["Culture Studies". Course programme]. Moscow State University Bulletin. Ser. 19. Linguistics andIntercultural Communication, no. 1, pp. 65—67. (In Russ.)
11. Komkov O.A. 2004. Iz istorii estetiko-kul'turologicheskikh iskanii 20 v.: kontseptsiya sozertsaniya I.A. Il'ina [From the history of 20th century aesthetics and culture studies: the concept of contemplation in I.A. Il'in]. Moscow State University Bulletin. Series 19. Linguistics and Intercultural Communication, no. 1, pp. 34—51. (In Russ.)
12. Komkov O.A. 2007. Iz istorii russkoi filosofii imeni: rannee tvorchestvo A.F. Loseva [From the history of Russian "philosophy of the name": early works of A.F. Losev]. Moscow State University Bulletin. Series 19. Linguistics and Intercultural Communication, no. 1, pp. 37—50. (In Russ.)
13. Kroeber A.L., Kluckhohn C. 1992. Kultura. Kriticheskii analiz kontseptsii i definitsii [Culture: a critical review of concepts and definitions]. Moscow. (In Russ.)
14. Florenskii P.A. 2004. Sobranie sochinenii. Filosofya kul'ta [Collected works. The Philosophy of cult]. Moscow. (In Russ.)
15. Foucault M. 2007. Germenevtika subiecta [The hermeneutics of subject]. Saint Petersburgh. (In Russ.)
16. Heidegger M. 1993. Vremya i bytie [Time and being]. Moscow. (In Russ.)
17. Heidegger M. 2009. Parmenid [Parmenides]. Moscow. (In Russ.)
18. Komkov O.A. 2006. The Vertical Form: Iconological Dimension in 20th Century Russian Religious Aesthetics and Literary Criticism. Literature and Theology, no. 1, pp. 7—19.
