CC BY
52
К ВОПРОСУ О КОНЦЕ КЛАССИЧЕСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
В марте 2008 г. в Институте экономики РАН на заседании круглого стола, посвященного памяти одного из ведущих теоретиков российской политической экономии Я.А. Кронрода, был представлен научный доклад М.И. Воейкова «Рабочий вопрос» и конец классической политической экономии»1, основанный на глубоком изучении обширной исторической и новейшей экономической литературы и обозначивший коренные вопросы современной политической экономии. В ходе обсуждения доклада было отмечено, что ряд трактовок автора носят остро дискуссионный характер и нуждаются в широком обсуждении.
Представляем краткое изложение доклада и полемику ученых Института экономики по рассматриваемой проблеме.
М.И. Воейков, доктор экономических наук
В конце 2002 г. группа известных ученых обратилась с письмом к тогдашнему министру образования Российской Федерации, в котором говорилось о необходимости «в государственных стандартах восстановить политическую экономию как общетеоретическую дисциплину и как науку в российской классификации наук» 2.
В этой связи возникает ряд вопросов. Если восстанавливать политэкономию "как общетеоретическую дисциплину", то, собственно, какую? Советского периода, досоветского периода или еще какую-то другую? Эти вопросы довольно существенны. И, думается, совершенно прав Д.Е. Сорокин, когда ставит вопрос с обнаженной ясностью: "Политическая экономия может лишиться статуса отрасли научного знания, лишь если доказано, что изучаемые ею связи не существуют... ".3 И это, действительно, самое главное.
Ведь, как ни уважай, люби и цени политэкономию, нельзя же думать, что роль, значение и функции политической экономии всегда и везде неизменны. Но если меняется роль политической экономии, то как она меняется?
Что изучает политическая экономия?
Вопрос этот имеет определенную историю. О конце политической экономии в отечественной экономической науке, вслед за немецкими социал-демократами много говорилось у нас в 20-х гг. прошлого века. Положение о конце политической экономии было характерно для всей марксистской литературы. Напомним, например, что говорила Роза Люксембург: «Политическая экономия представляет собой науку о специфических законах капиталистического способа производства, ее существование и функции связаны с последним, и она теряет свою базу, коль скоро прекращается этот способ производства... Победа современного рабочего класса и осуществление социализма означают, таким образом, конец политической экономии»4. Тогда политическую экономию в марксистской литературе прочно связывали с товарно-капиталистическими отношениями и рыночным хозяйством. «Конец капиталистически-товарного общества
1 Воейков М.И. «Рабочий вопрос» и конец классической политической экономии». - М, 2007.
2 См.: Абалкин Л.И. Стратегия: выбор курса. М., 2003, С. 205; Валовой Д.В. Блеск и нищета политэкономии. -М., 2003. С. 102.
3 Сорокин Д. Политическая экономия для России. - Российский экономический журнал. - 2001. - № 2. С. 79.
4 Люксембург Р. Введение в политическую экономию. - М., 1960. С. 97-98.
будет концом и политической экономии» - писал Н.И. Бухарин5. Некоторая пикантность положения состоит в том, что в 20-х гг. политэкономию хоронили потому, что намечался переход к социализму. Сегодня же политэкономию отменили в обратной ситуации, когда осуществился переход к капитализму. Но это к слову.
Затем была пущена в оборот формула о политической экономии «в широком смысле слова» «как единой экономической теории, изучающей главным образом и прежде всего специфические, свойственные каждой формации исторически ограниченные законы, а также общие законы, свойственные всем общественным формациям»6. Однако никто из советских экономистов никаких «общих законов» политической экономии, свойственных «всем общественным формациям», так и не продемонстрировал. И действительно, какие общие экономические законы можно обнаружить, например, у родоплеменной организации хозяйства и у информационного общества? Вместе с тем, формула о политической экономии в широком смысле слова давала надежду на вечное существование этой науки.
Между тем в ведущих англоязычных странах политической экономии как таковой в настоящее время не существует. Конечно, что-то еще есть. Например, «радикальная политическая экономия» или журнал «Journal of Political Economy». Но вот учебника «Политическая экономия» на английском языке найти нельзя или очень трудно. И нет там политэкономов. Думается, во всем этом есть какая-то фундаментальная составляющая. Хотя, с другой стороны, функции классической политической экономии далеко еще не исчерпаны, поскольку товарно-капиталистические отношения продолжают господствовать в подавляющем большинстве стран мира. Рынок везде функционирует более или менее одинаково, и объяснять все это призвана одна наука -политическая экономия. Социальная проблема, т.е. проблема социального неравенства людей, проблема распределения социального продукта остается, противоречия между трудом и капиталом так же не исчезли. Причем, эти проблемы остаются как основные проблемы общественной жизни. Остаются, стало быть, и функции политической экономии, на что еще в начале ХХ в. указал С.Н. Булгаков: "Социальный вопрос - вот главная и даже единственная проблема, определяющая все содержание политической экономии, ее нравственный центр"7.
Поэтому займемся выяснением сути политэкономического подхода в социальном исследовании. В советский период было устойчивое понимание политической экономии как науки, «изучающей систему общественно-производственных (экономических)
отношений, т.е. отношений между людьми, складывающихся в процессе производства, распределения, обмена и потребления материальных благ, экономические законы функционирования и развития исторически определенных общественно-экономических формаций»8. Это была советская классика. Такое определение очевидно правильное, но настолько общее, что в нем тонет специфика собственно политической экономии. Например, отношения между людьми в процессе производства изучает также и «экономика труда», «менеджмент», «микроэкономика» и т.д., которые в чем-то, конечно, соприкасаются с политической экономией, но все же это другие науки. Думается, что в советский период ходила столь общая формула политической экономии с единственной целью - оправдать политическую экономию "в широком смысле слова". Ибо
5 Бухарин Н.И. Избранные произведения. - М.: Экономика, 1990. С. 82-83.
6 Пашков А.И. Вопросы экономической науки. - М., 1973. С. 474.
7 Булгаков С.Н. Труды по социологии и теологии. Т. 1. От марксизма к идеализму. - М.: Наука, 1999. С. 276.
8 Абалкин Л.И. Политическая экономия. - «Экономическая энциклопедия. Политическая экономия», Т. 3. -М., 1979. С. 277.
превозносить науку, которая описывает и объясняет товарно-капиталистическую экономику в обществе, где такой экономики быть не должно, было как-то «не с руки».
Если обратиться к старым русским политэкономам, то можно обнаружить в их работах более конкретные определения политической экономии. Так, М.И. Туган-Барановский пишет: «Изучая отношения хозяйства, политическая экономия вторгается в сферу хозяйственных интересов, являющихся, при господствующих условиях общественной жизни, наиболее мощными и доминирующими интересами современности. Но при наличности глубокого и неустранимого антагонизма хозяйственных интересов, характерного для существующего строя хозяйства, выводы политической экономии не могут не вступать в столкновение с хозяйственными интересами тех или иных групп населения»9. Таким образом, политическая экономия изучает то, что связано с экономическими интересами определенных групп, слоев и классов людей.
Из старых экономистов очень давно и очень точно это выразил Д. Рикардо. В письме к Т. Мальтусу 9 октября 1820 г. он писал: "По вашему мнению, политическая экономия есть исследование о природе и причинах богатства; я думаю, что ее следует скорее назвать исследованием о законах, на основе которых продукт труда распределяется между классами, участвующими в его создании"10.
И действительно, если политическая экономия изучает отношения между людьми в производстве, т.е. производственные отношения, то изучение это идет вокруг вопроса о «пользе или вреде» той или иной экономической ситуации для определенных больших групп людей. Политическая экономия не может изучать поведение отдельного человека, индивидуума, поскольку их бесконечное разнообразие в конкретной практике не есть научное изучение. Научно изучать экономическое поведение людей возможно, лишь абстрагируясь от многих личностных характеристик и объединяя этих людей в большие социальные группы, в классы. Политэкономический подход к анализу социальных явлений по сути своей есть осмысливание и объяснение определенных экономических явлений и процессов с точки зрения политических интересов народа, отдельных его слоев и классов. Именно это дает понимание объективных закономерностей экономического и социального развития общества на определенных этапах его существования.
Отмена политической экономии в качестве научной и вузовской дисциплины как раз очень выгодна тому правящему классу, который хочет навязать свою правоту всему остальному населению, как раз в тот момент, когда этот класс переходит к развертыванию именно товарно-капиталистических отношений. Политическая экономия объясняет классовое состояние общества и классовое распределение социального продукта. И в данном случае замена политической экономии неоклассической либеральной экономической теорией очень удобна, ибо последняя социальную проблему представляет как индивидуализированную проблему отдельных людей.
Политэкономическое исследование это не просто и даже не столько сугубо экономическое исследование материального производственного процесса. Этим занимаются конкретные экономические дисциплины. Политическая экономия изучает преимущественно идеологию экономического процесса, то есть различные концепции и воззрения, которые интерпретируют его живую материю и служат основой для формирования той или иной экономической политики. Политическая экономия это идеологическая и политическая наука. Конечно, отсюда отнюдь не следует, что политическая экономия должна отражать или выражать только идеологию «марксизма-
9 Туган-Барановский М.И. Основы политической экономии. - Петроград, 1915. С. 1-2.
10 Рикардо Д. Письма к экономистам. - Соч., Т. 5. - М.: Соцэкгиз, 1961. С. 110-111.
ленинизма», как, видимо, считают ее гонители. Идеологий, в том числе экономических, множество. Наука, которая отражает, а точнее, формирует экономическую идеологию и носит название политической экономии.
Некоторые политэкономы, пытаясь активно влиять на сегодняшнюю экономическую политику, любят говорить, что они занимаются исключительно наукой, а не политикой. Это верно лишь при самом общем, первом приближении. Конечно, они не занимаются политикой в смысле борьбы за власть в качестве партийных или сугубо политических деятелей. Но они занимаются экономической политикой как экономические идеологи. Политэконом не политик, но он анализирует и оценивает экономическую политику, которую проводит то или иное правительство. Значит, он оценивает политическую линию правительства в экономической области. Значит, хочет этого политэконом или не хочет, но он вынужден вторгаться в политическую сферу.
Так, от введения горизонтальной шкалы подоходного налога с физических лиц вместо прогрессивной существенным образом выиграли богатые слои населения. Политэконом может констатировать, что введение для всех ставки подоходного налога в 13 % означает проведение экономической политики в интересах исключительно состоятельного класса. Хорошо это или плохо - это другой вопрос. Политическая экономия лишь констатирует, что от данного мероприятия такие-то слои населения выигрывают, такие-то проигрывают. Таким образом, профессиональный политэкономический анализ может привести к актуальному политическому выводу.
При этом политэконом действует не как актуальный политик, а как ученый, социальный мыслитель, экономический идеолог. Политическая экономия базирует свои исследования и выводы на изучении и анализе теорий и концепций, которые уже стали историей и в той или иной мере воздействовали на формирование определенной экономической политики.
Политическая экономия есть по сути дела экономическая идеология наиболее прогрессивного класса в классовом обществе, т.е. в обществе которое осваивает товарное производство и рыночный механизм. Когда-то таким классом была буржуазия, и политическая экономия была идеологическим обоснованием и прикрытием ее борьбы за господствующее положение в обществе. Когда такое господство было достигнуто полностью в начале XX в., то политическая экономия как таковая перестала развиваться, но окончательно не исчезла. В ее поле зрения оказались проблемы не развития рыночных отношений и товарного производства, а наоборот, проблемы государственного регулирования рынка, его ограничений, «провалы рынка». Класс, который оказался заинтересованным в этих проблемах, оказался не столько рабочим классом сколько сообществом трудящихся или средним слоем современного общества, «новым средним классом».
Политические интересы среднего класса состоят не столько в поддержании рыночного равновесия и рыночного саморегулирования (хотя в какой-то части это тоже их интересы), сколько в укреплении государства и государственной или общественной поддержки таких нерыночных сфер как культура, образование, наука, здравоохранение и др. Эти политические интересы в современном западном обществе и выражает социал-демократия. Поэтому, представляется, что актуальный вывод из современной политической экономии возможен в понятиях и категориях социал-демократизма, понимаемого не в качестве партийной доктрины, а как социально-экономическая концепция современного общества.
Итак, сделаем некоторые промежуточные выводы. Политическая экономия изучает общественное производство и отношения, которые при этом возникают, как отношения не атомизированных индивидуумов, а объединенных в большие социальные группы, т.е. в
классы. Политическая экономия есть, таким образом, наука о классовом обществе. Исчезновение классов должно неминуемо вести и к исчезновению политической экономии. Если общество переходит от классовой структуры к какой-то иной, то это общество должно попрощаться с политической экономией.
Ранее считалось, что в буржуазном или капиталистическом обществе имеются два основных класса: рабочие и капиталисты. Конечно, существуют и другие классы и слои. Более того, сегодня можно утверждать, что по мере развития современного буржуазного общества его социальная структура усложняется. Это противоречит старой марксистской догме, что в конечном счете в капиталистическом обществе останутся только два класса. Впрочем, эта догма в самой же марксистской литературе была преодолена уже в конце
XIX - начале ХХ вв. Тогда же был поставлен вопрос о кризисе политической экономии.
Сегодня российское общество опять является буржуазным, капиталистическим обществом. Значит, должны сохраняться два больших класса: капиталисты и рабочие. Есть, конечно, и другие классы и слои, например, средний класс. Но именно социальный конфликт (или социальная проблема) между капиталистами и рабочими как основной конфликт в распределении социального продукта и должен быть предметом изучения политической экономии. Если такого конфликта нет, то, стало быть, и политической экономии изучать нечего. Стало быть, и политическая экономия уже не нужна. Грубо говоря, проблему можно поставить так: если «рабочий вопрос» в России и сегодня продолжает быть актуальным, то, следовательно, актуальна и политическая экономия. Если же «рабочий вопрос» сегодня в России уже разрешен или почти разрешен, то нет смысла и писать письма министрам о необходимости восстановления политической экономии.
Рабочий класс и "рабочий вопрос"
Классовая проблема в капиталистическом обществе традиционно сводится к противостоянию рабочего и капиталистического классов. В этой связи и появился в свое время так называемый "рабочий вопрос". Каково же звучание этого вопроса сегодня?
Современная трансформация российского общества имеет как бы две направленности, но противоположного свойства. Одна, первая направленность, которая открыто провозглашалась как трансформационная цель и на которую возлагались некоторые надежды, состояла в изменении общества в сторону постиндустриального развития. Упор в этом случае должен был бы делаться на интенсивном развитии высокотехнологичных и наукоемких отраслей, развитии социальной сферы, науки, культуры и т.д. В этой ситуации индустриальный рабочий оказывался излишним в большом количестве. Однако на практике за все годы реформирования эта тенденция так и осталась декларацией. Индустриальный сектор с начала 90-х гг., действительно сократился, но постиндустриальный сектор так и не вырос.
Другая тенденция российской трансформации, которая громко не объявлялась, но в какой-то мере подразумевалась, состояла в становлении капитализма, способного проводить современную индустриализацию. Отсюда был лозунг формирования стратегических инвесторов, ответственных предпринимателей, поиск иностранных инвестиций и т.п. В этом случае рабочий класс, особенно индустриального типа, был бы весьма полезен. Эта вторая тенденция была направлена как бы на вторую индустриализацию страны, на ре-индустриализацию. На практике и она не получилась. Сейчас мы рассматриваем не практическую ситуацию, а теоретическую сторону вопроса, которая оказалась весьма запутанной. С одной стороны, индустриальный рабочий класс был как бы и не нужен, с другой стороны, квалифицированный рабочий класс все же оказался нужен. Многие опытные квалифицированные рабочие кадры за годы реформ
ушли из индустрии. Последние несколько лет, когда наметился некоторый рост производства, показали также возросший спрос на квалифицированную рабочую силу, которой уже нет.
Рабочий вопрос состоит в выяснении взаимоотношений между рабочим классом и остальными слоями и классами общества и, прежде всего между рабочими и их хозяевами, «работодателями». Его можно также представить в более детальном и конкретном виде. На наш взгляд, он состоит из трех составных элементов: - обеспечение квалифицированной рабочей силой потребностей развития индустриального производства; - материальное благосостояние рабочего класса, собственно,
экономическое положение рабочих; - соотношение материального благосостояния рабочих по сравнению с другими слоями и классами населения и, прежде всего трудящегося населения.
В конце XIX - начале XX в. о «рабочем вопросе» в России говорили много и охотно. В тот период в стране начали интенсивно развиваться промышленность, железнодорожный транспорт. Вопросы оплаты, подготовки, условий труда и жизни рабочих становились важнейшими для действенной экономической и государственной политики. Эти же вопросы находились в центре забастовочной борьбы рабочих, которая представлялась серьезной проблемой для царского правительства дореволюционной России. Под лозунгом разрешения рабочего вопроса была проведена и русская революция (февраль и октябрь 1917 г.), которая явилась объективным и необходимым этапом модернизации страны.
Деятели революции, и прежде всего большевики, полагали, что «рабочий вопрос» можно разрешить лишь взяв государственную власть рабочей партией и тем самым, обеспечить строительство социалистического общества. В результате достигались бы две взаимосвязанные цели: а) существенное улучшение материального положения рабочего класса и б) активное привлечение его к управлению производством или, как тогда говорили, превращение его в «хозяина производства». Сегодня надо признать, что в достаточной мере ни ту, ни другую цель достичь не удалось. Сегодня в России, кстати говоря, мы имеем становящееся классическое буржуазное общество. А имеем ли мы «рабочий вопрос» как таковой? Если сегодня "рабочий вопрос" неактуален, то зачем тогда политическая экономия?
Теперь непосредственно обратимся к анализу «рабочего вопроса» в России в конце XX в. Начнем с анализа потребности в рабочих кадрах для развития отечественной индустрии. Известно, что за годы либеральных реформ в стране (1990-2000 гг.) промышленное производство сократилось почти на 50%. Стало быть, почти в 2 раза сократилась индустриальная база отечественной экономики. Занятость в промышленности за эти 10 лет сократилась не в 2 раза, а примерно на 36,3%. Стало быть, и рабочих требуется теперь существенно меньше, чем их было занято в конце советского периода. В принципе сегодня России развивать промышленное производство (т. е. проводить еще одну индустриализацию) нет необходимости. Конечно, это не должно означать, что вовсе нет никакой нужды в восстановлении конкурентоспособного производства, особенно наукоемких отраслей. Высокие технологии как раз нуждаются в максимальном развитии. Но для них не нужны индустриальные рабочие образца 30-х гг. Сегодня стоит вопрос именно о переходе к постиндустриальному обществу, о развитии "индустрии знаний". Именно в этом некоторые исследователи не без оснований усматривают возможность успешного развития страны. Поэтому и нет нужды увеличивать число индстриальных рабочих. В этом смысле «рабочего вопроса» сегодня почти нет. Стало быть, и политической экономии делать нечего.
Еще более отчетливо специфика «рабочего вопроса» в конце XX в. обнаруживается на основе анализа сравнительного материального положения рабочих с другими слоями и классами трудящихся. Если в начале XX в. (20-е и 30-е гг.) рабочие в 2-3 раза (как
минимум) отличались от служащих по своему материальному положению, то к концу века в этом смысле они сравнялись.
По материалам обследований семейных бюджетов за 1980-1991 гг. выявляется следующая картина. Общий среднедушевой совокупный доход в месяц (в рублях) у рабочих и служащих вместе в 1980 г. составлял 130 руб., а только у рабочих промышленности - 139 руб. В 1985 г. соответственно у тех и других вместе - 146 руб., у рабочих - 152 руб.; в 1990 г. соответственно 198 руб. и 199 руб.; в 1991 г. - 400 руб. и 407 руб. То есть, доходы рабочих превышали доходы рабочих и служащих вместе взятых. Xотя сопоставимость этих данных не вполне корректна, ибо рабочие показаны только промышленные, а суммарные доходы рабочих и служащих в целом по народному хозяйству, все же для наших целей и это весьма показательно. Рабочие промышленности в конце XX в. практически мало чем отличались в смысле материального положения от всей массы служащих.
Есть еще один важный момент, касающийся раздробленности рабочего класса, а, стало быть, раздробленности и "рабочего вопроса". В последние годы дифференциация в оплате труда между работниками различных отраслей экономики стала настолько существенной, что уже трудно говорить о проявлении рабочей солидарности. Так, в некоторых отраслях номинальная заработная плата рабочих за 90-е гг. увеличилась только в 2 раза (легкая, станкостроительная промышленность), в других отраслях увеличение составило 5 и даже 7 раз. В легкой промышленности рабочие в 1990 г. имели зарплату, составляющую 80% от средней величины зарплаты по промышленности в целом, а в 1998 г. стали получать лишь 40% от средней по промышленности. В такой отрасли как газовая в 1990 г. зарплата была на 70% больше средней, то в 1998 г. она стала уже на 240% больше среднеотраслевой. Таким образом, скажем, в 1998 г. разница в оплате труда между различными отраслями в ее крайних значениях составляла (3659 р. газовая промышленность к 474 р. легкая промышленность) 7,7 раз. В 2003 г. эта разница между этими же отраслями увеличилась до 11,8 раз. Любопытно отметить, что в начале XX в. в России по имеющимся данным этот же показатель между крайними значениями оплаты труда в различных отраслях составлял 2,5 раза.11
Отсюда ясно, что никакой солидарности и даже классовой общности между рабочими легкой и газовой промышленности сегодня появиться не может в отличии, скажем, от 1910 или 1913 г. Если в топливной промышленности в целом в 2004 г. лишь 2,5 % работников имели зарплату на уровне или ниже прожиточного минимума, то в легкой промышленности таких было 34,6 %, а в сельском хозяйстве даже 68 %.
Эмпирическое изучение вопроса показывает, что рабочий класс числено сокращается и в современной России составляет лишь треть от всех занятых в народном хозяйстве. Более того, рабочий класс экономически резко расслоен. Занятые, например, в топливных отраслях по уровню доходов приближаются или уже составляют так называемый, средний класс. Работники легкой, пищевой промышленности, наукоемких отраслей во многом находятся за чертой бедности. Рабочие утрачивают единое классовое самосознание, превращаясь в особые профессиональные группы.
Таким образом, как по заработной плате, так и по обеспеченности домашним инвентарем рабочие и служащие в последней трети XX в. практически ничем не отличались. Отсюда можно заключить, что «рабочий вопрос» в России к концу XX в. потерял или в значительно степени теряет свою актуальность.
Итак, сегодня "рабочий вопрос" в России по целому ряду объективных причин не может быть столь актуальным, каким он был в начале XX в. Однако полностью он не
11 См.: Воейков М.И. Трансформационная Россия: поиск адекватной теории. - М., 2003. С. 65.
утратил своего значения. А с некоторым ростом производства, отмеченным за последние 5-7 лет, стала возрастать и актуальность "рабочего вопроса".
На усиление этой контртенденции работает и углубление «рыночности» российской экономики. Если нынешнее российское правительство не на словах, а на деле будет стремиться к созданию социального государства, то значение "рабочего вопроса" будет снижаться и политэкономия будет не нужна. Если же правительство будет настойчиво углублять либерализацию экономики, то также настойчиво будет актуализироваться и "рабочий вопрос". Появится и нужда в политэкономии. То есть, разворот страны к капитализму XIX в. сделает "рабочий вопрос" таким же острым, как и тогда. Поворот страны к социальному хозяйству и постиндустриальному обществу может вообще снять рабочий вопрос с повестки дня. Какая тенденция в текущее время возобладает - пока сказать трудно.
Нельзя также забывать о том , что формы такой борьбы бывают разные. Борьба не бывает односторонней. Сегодня мы видим довольно вялую борьбу со стороны рабочего класса. Но почему-то не замечаем очень активную борьбу со стороны хозяев, «работодателей». Все эти годы характеризовались очень активной и острой борьбой именно предпринимательского класса по отношению к наемному труду. Это невыплата зарплаты, искусственное банкротство предприятий, незаконные увольнения, понижения зарплаты и т.д. Капитал активно борется с трудом пока рабочий класс разобщен, и каждый думает только о себе.
Но говорить только о рабочем классе в традиционном его понимании сегодня уже мало. Надо брать весь трудящийся класс, значительная часть которого составляет так называемый средний класс. Пока это разрозненные отряды наемных трудящихся, лишенных общей солидарности, общих политических интересов. Но процесс выработки общих политических представлений идет очень активно. Первым, видимо, проснется рабочий класс, потому что в последние годы с некоторым оживлением промышленности в нем появилась потребность. Так, если в 1995-1998 гг. необходимость рабочих кадров составляла порядка 250-300 тыс. человек в год, то в 2004-2005 уже - 800-900 тыс. человек. Потребность в возрождении страны очевидно обусловит потребность и в других отрядах трудящегося класса.
Как видим развитие классовой борьбы для России начала XXI в. - явление вполне правомерное. Соответственно правомерно и возрождение «рабочего вопроса», и перспективное развитие научной дисциплины «политическая экономия», ибо предмет ее исследования расширяет свои границы и переходит в новое качество.
ПРЕНИЯ ПО ДОКЛАДУ М.И. ВОЕЙКОВА
Д.э.н., профессор Иванова Р.К.
Доклад М.И. Воейкова «Рабочий вопрос» и конец классической политической экономии» вновь поднимает вопросы, связанные с содержанием политической экономии как науки, ее предметом, функциональной ролью на современном этапе общественного развития, а соответственно с правомерностью ее существования и развития. Особое отношение постановка данных вопросов имеет к запрету преподавания данного предмета в вузах России с начала 90-х гг. XX в., к подмене политической экономии предметом «Экономикс», с разделением на макро и микро экономику. Поэтому доклад М.И. Воейкова весьма актуален, хотя и до него были доклады и выступления в защиту политической экономии, как науки12.
12 См. например, «Российская политико-экономическая мысль: основные черты и традиции». - М, 2000.
Вместе с тем, сам доклад весьма противоречив. Прежде всего, вызывает возражение понимание содержания политической экономии, ее предмета. Автор пишет: «Политическая экономия изучает преимущественно идеологию экономического процесса, т.е. различные концепции и воззрения, которые интерпретируют его живую материю и служат основой для формирования той или иной экономической политики, т.е. по сути, является идеологической и политической наукой»13 и далее «Политическая экономия базирует свои исследования и выводы на изучении и анализе теорий и концепций, которые уже стали историей и в той или иной мере воздействовали на формирование определенной экономической политики»14. Здесь у автора практически произошла подмена предмета политической экономии как науки, предметом другой науки - истории экономических учений. Вместе с тем, автор неоднозначно понимает предмет политической экономии. Ранее он пишет «Политэкономический подход, по сути, есть осмысливание и объяснение определенных экономических явлений и процессов с точки зрения политических интересов народа, отдельных его слоев и классов. Именно это дает понимание объективных закономерностей экономического и социального развития общества»15.
То, что прогрессивный на том или ином этапе общественного развития класс, заинтересован в познании объективных закономерностей развития производства и общества вовсе не означает объективное осмысливание определенных экономических явлений и процессов с точки зрения политических интересов всех слоев и классов. Наоборот, на определенном этапе, когда пришедший к власти класс заинтересован в стабилизации своего господствующего положения у него появляется интерес в сокрытии объективных закономерностей развития, в ликвидации политической экономии как науки, в придании вульгарного характера данной науке - подмене ее предмета и функциональной роли - исследования глубинных отношений и законов производства, более поверхностными законами обращения.
Так, Британская энциклопедия утверждает, что в XX в. на смену политической экономии приходит «Экономикс». В России с начала 90-х гг. в Высшей школе вместо политической экономии стали преподавать «Экономикс». Запрещение преподавания политической экономии - мера, предпринятая с подачи мирового олигархического капитала олигархическим капиталом, пришедшим к власти в России и объективно заинтересованным не в поиске рациональных путей и вариантов развития и изменения общественного устройства страны, а в стабилизации своего господствующего положения.
Рассмотрим, что дает изучение «Экономикс» и может ли данный предмет заменить политическую экономию. Изучение макро и микро экономики, с точки зрения практики, неплохо, поскольку позволяет разговаривать с зарубежными партнерами на их языке, понимать их менталитет. Вместе с тем «Экономикс» не ставит своей целью исследование глубинных законов, определяющих движение социально-экономической системы, т.е. останавливается на изучении поверхностного слоя производственных отношений. Изучение законов спроса и предложения хотя само по себе и важно, но это изучение самого поверхностного среза производственных отношений. В лучшем случае к ним добавляются законы денежного обращения. В теме «Провалы рынка», данные «провалы» берутся как данность, для обоснования необходимости государственного вмешательства. Государство борется с этими провалами, но не преодолевает. Глубинные причины негативов, как сущностных черт рыночной экономики, не исследуются.
13 Воейков М .И. «Рабочий вопрос» и конец классической политической экономии». С. 9.
14 Там же. С. 10.
15 Там же. С. 8.
Политическая экономия как наука об общих закономерностях функционирования и развития социально-экономических систем в сфере производства, распределения, обмена и потребления исследует широкий спектр производственных отношений, прежде всего глубинных отношений, предопределяющих характер более поверхностных отношений, к которым относятся и отношения обращения. Таким образом предмет «Экономикс» является составной (относительно небольшой) частью, определенным срезом предмета политической экономии. Предмет же политической экономии охватывает производственные отношения как глубинного уровня (прежде всего отношения собственности, разворачивающиеся в другие отношения), так и более поверхностные слои отношений, в том числе и отношения обращения.
Так политическая экономия исследует глубинные проблемы воспроизводственного процесса, а не только экономический рост, где воспроизводственный процесс сведен к итогам-факторам экономического роста, темпам, моделям и т.д. («Экономикс»). Налицо упрощение сложных экономических процессов. «Экономикс» уводит к изучению поверхностного слоя производственных отношений, отсекая глубинный их уровень. Понять истинные закономерности данной социально-экономической системы и что это за система «Экономикс» не позволяет. Только политическая экономия позволяет понять, что современная мировая социально-экономическая система давно уже не рыночная, а финансово-олигархическая, где государство и рынок используются как инструменты обогащения финансовой олигархии. И рыночная подсистема и государственная подсистема - элементы финансово-олигархической системы.
Таким образом, различие между политической экономией и «Экономиксом» вовсе не в том, что политическая экономия разрабатывает политические и идеологические сюжеты, а «Экономикс» нет, как считает М.И. Воейков: «Если выхолостить из нее идеологические и политические сюжеты, то все сведется к «Экономиксу», что, собственно, и происходит в западной (англоязычной) литературе, где политические и идеологические проблемы все больше отходят к социологии»16. Данное различие носит принципиально качественный характер: предметом политической экономии является вся система производственных отношений во взаимодействии с производительными силами, а предметом «Экономикс» является только один срез производственных отношений -отношения сферы обращения.
В докладе неоднократно подчеркивается связь политической экономии с «рабочим вопросом»: «...наличие этого вопроса и существование самого рабочего класса, видимо, можно прямо связывать и с судьбой политической экономии»17. И далее: «Более того, неактуальность «рабочего вопроса» объясняет и неактуальность политической экономии»18. «Если нынешнее российское правительство не на словах, а на деле будет стремиться к созданию социального государства, то значение рабочего вопроса будет снижаться и политэкономия потеряет смысл»19. Таким образом, в понимании автора предмет политической экономии сужен до «рабочего вопроса», который автор понимает как проблему противостояния труда и капитала.
В таком понимании политэкономия действительно функционально изживает себя с трансформацией капиталистических производственных отношений в качественно новые. Между тем, политэкономия изучает процессы и закономерности, являющиеся гораздо более широким объектом, чем отношения противостояния между трудом и капиталом. Политическая экономия, как наука изучающая общие механизмы и законы
16 Там же. С. 9.
17 Там же. С. 20.
18 Там же. С. 34.
19 Там же. С. 27.
функционирования производства и общества в целом во взаимодействии образующих их сторон, частей, элементов и конкретные формы их проявления, будет существовать, пока существует человеческое общество. Как историческая наука, изучающая наряду с общими закономерностями конкретные формы производственных отношений и общественной организации людей, политическая экономия будет расширять объект своих исследований и уточнять свой предмет, и ее функциональная роль будет повышаться с усложнением организации общества.
Д.э.н., проф. Хавина С.А.
Прежде всего, о предмете политической экономии. В СССР политическая экономия выполняла идеологическую функцию. Партийно-государственная номенклатура стремилась превратить политэкономию в составную часть господствующей идеологии. Под прикрытием социалистической фразеологии ей навязывались охранительные функции. Политэкономия была призвана служить апологетике огосударствленной экономической системы, разъяснять принятые партийными и государственными органами решения в области экономической политики. Она рассматривалась как инструмент защиты и сохранения фактически существовавших социально-экономических отношений, диаметрально противоположных по своей сути идеям социального равенства, полного удовлетворения потребностей, свободы личности как основы свободы всех.
Тем не менее, и в этот весьма сложный для развития политэкономии период осуществлялись также и ее научно-познавательная и практическая функции. Они выражались в попытках понять и объяснить сущность сложившейся общественноэкономической системы.
Такой подход позволял выявить и раскрыть противоречия данной системы и реальные тенденции ее развития, продумать институты и механизма согласования противоречивых экономических интересов и стимулирования экономического роста. Он исходил из исследования системы реальных общественно-экономических отношений, справедливо полагая их предметом политико-экономического анализа. Одним из выдающихся представителей этого направления в политической экономии того периода был Я.А. Кронрод (1912-1984 гг.)
Таким образом, идеологическая функция политэкономии, которую она выполняет при определенных социально-экономических и политических условиях, отнюдь не определяет ее предмет и не является им. Предметом политической экономии как одной из составляющих экономической науки в целом служит система реальных экономических отношений, складывающихся в различных сферах процесса воспроизводства и укладах национальной экономики. Она изучает отдельные их стороны, связи между субъектами этих отношений и взаимодействие различных форм экономических интересов: интересы классов, различных слоев и групп, а также индивидов. Взаимоувязанный, сложный комплекс политико-экономических отношений включает отношения собственности, управления, распределения ресурсов и доходов, потребления, влияющие на эти отношения геоэкономические, пространственные и другие факторы. Они функционируют на разных уровнях национальных экономик: на их макроуровне, где народное хозяйство выступает как единое целое, где действуют наиболее общие закономерности его функционирования и развития, взаимодействия его укладов и секторов при регулирующей роли государства. На меза-уровне реализуется система отраслевых и региональных интересов, выражающих соответствующие им отношения. И, наконец, на микроуровне политэкономия исследует отношения внутри предприятий и территорий, домашних хозяйств, отношения и связи отдельных индивидов и между ними.
Поэтому, на наш взгляд, вряд ли правомерно выводить из политэкономии макроэкономические и микроэкономические ее разделы и отдавать их на откуп так называемому экономиксу. Определенные аспекты макро, меза и микроэкономических отношений, система выражающих интересы этих уровней как и система представляющих их интересов отдельных классов, слоев, групп и индивидов, - неотъемлемые элементы предмета политэкономии.
Что же касается идеологической функции политэкономии, то она связана с разработкой и реализацией экономической стратегии и политики национальных государств, международных экономических организаций и других регуляторов социально-экономического развития. Так, в развитых странах Запада экономическая стратегия и политика, основанная в 40-70-х г.г. XX в. на постулатах кейнсианства, сменилась в 80-90-х г.г. экономической стратегией и политикой, основанной на идеях неолиберализма.
Вызывает возражения отрицание М.И. Воейковым общих экономических законов. Весь ход социально-экономического развития демонстрирует существование системы единых общих законов, обусловливающих его стадиальность, переход от одного его этапа к другому. Именно действие общих законов научно-технического и социальноэкономического прогресса определяет логику движения общественно-экономических систем.
Так, закон возвышения потребностей играет не только роль движущей силы экономического роста в рамках отдельных формаций, но и общего стимула развития производительных сил и соответствующей им трансформации политико-экономических отношений. Универсальные законы развития общественного разделения труда и его обобществления ведут в условиях становления постиндустриализма в развитых странах, глобализации к возникновению новых всеобщих форм общественного разделения труда: международного внутриотраслевого разделения труда, основанного на долговременных технологических связях. Законы рынка - это законы системы отношений, общих для всех этапов развития общества, хотя и занимающих на разных его этапах различное место и играющих различную роль в функционировании той или другой общественноэкономической системы.
Перечисление общих законов экономического развития можно было бы еще и еще продолжать, но уже одних этих самых кратких характеристик достаточно для того, чтобы усомниться в корректности тезиса автора доклада о невозможности обнаружить действие этих законов. Жизнь показывает, что чем больший простор открывается для действия единых общих закономерностей в той или иной стране, чем эффективнее они используются в экономической стратегии и политике государства, тем успешнее развивается страна.
Противоречива трактовка М.И. Воейковым социальной структуры развитых странах Запада. С одной стороны, признается правильность утверждения, что эта структура переделывается из классовой в профессионально-функциональную. С другой, она объявляется классовой и в силу этого оправдывает существование политэкономии как науки, предметом которой, по мнению автора, служит классовая борьба, конфликт интересов рабочих и капиталистов.
Однако, трансформация производственных и социально-экономических основ капитализма, начавшаяся с 30-х гг. XX в., проявилась, в том числе в постепенном коренном преобразовании его социальной структуры. Современное общество в развитых индустриальных странах - глубоко стратифицированное общество, для которого характерно взаимодействие и взаимопереплетение интересов различных социальных
слоев. Господствующими в этой системе являются широкие средние социальные слои, охватывающие примерно 60% населения.
Недаром это общество называют «обществом двух третей». Капиталистические классовые отношения размываются. Как показал в своей последней посмертно опубликованной работе «Очерки социально-экономического развития XX в.», Я.А. Кронрод, эволюционный процесс резко сузил границы капиталистических отношений -купли-продажи рабочей силы на началах капиталистического найма и превратил капиталистический уклад лишь в одну из подсистем современной общественноэкономической структуры20.
Изменился и характер рабочего класса, вошедшего своей квалифицированной частью в состав средних слоев (как признает и М.И. Воейков), и механизм взаимодействия интересов различных групп и слоев на основе социального партнерства и социального консенсуса. Интересы средних слоев состоят вовсе не в укреплении государства, как пишет автор, а в защите им прав собственности, социальной стабилизации. Более того, неоконсервативные реформы 80-90-х г.г.
XX в. в США и Великобритании направленные на уменьшение прямого вмешательства государства в экономику, выражали, в первую очередь, интересы этих слоев и на определенном этапе содействовали ускорению экономического роста и ослаблению инфляции в этих странах.
Участие рабочих в собственности и управлении предприятиями, развитие акционерных форм собственности и в том числе трудовой акционерной собственности превращает их в частичных собственников. В США в 700 компаниях рабочим принадлежит 100 процентов акций. 17-20 миллионов человек владеет определенной долей акций в своих компаниях.
Кажется, что «привязка» политэкономами, ее предмета к классовому обществу, конфликту между классом рабочих и капиталистов, классовый подход к политикоэкономической науке теряет актуальность.
Наконец, из отрицания действия общих закономерностей социально-экономического развития, в том числе единых законов рынка, общей для всех формаций рыночной экономической системы логично вытекает вывод автора доклада о том, что рыночное хозяйство ограничено рамками капитализма, что оно порождает классовую структуру общества, классовую борьбу как «естественную форму человеческого существования на этапе рыночной экономики» (с. 32). Именно в этом усматривается единственное основание для выделения политэкономии как науки, изучающей рыночную экономику с ее классовой структурой, как самостоятельной научной дисциплины из системы экономических наук. Ограничение предмета политэкономии рамками товарно-рыночных отношений эпохи капитализма приводит М.И. Воейкова по существу к гипотезе о возможности существования «безрыночного хозяйства». Невольно напрашивается параллель с отрицанием необходимости политэкономии как науки в 20-х г.г. XX в., когда рыночные отношения связывались только с капитализмом (об этом в докладе говорится на с. 5). С тех пор утекло много воды. Уже в середине 30-х г.г. произошел отход от теории советского хозяйства, призванной заменить политэкономию. Политэкономия как наука об объективных законах экономического развития начала восстанавливаться в своих правах; другое дело - в каких целях и с какими функциями.
Еще в советский период в ходе широких дискуссий доказывалась возможность существования товарно-денежных, рыночных отношений вне рамок капитализма. Обосновывая этот тезис, считая товарно-денежные отношения необходимым условием
20 Кронрод Я.А. Очерки социально-экономического развития XX в. - М., 1992. С. 45.
развития советской экономики, Я.А. Кронрод, проанализировав модель «безрыночного социализма», раскрыл ее несостоятельность. Развивая эти идеи, Л.В. Никифоров показал, что рынок нетождественен капитализму, что рынок - это система общеэкономическая, а капитализм - специфическая. «Поэтому трансформация капитализма не является основой ликвидации рыночной системы, а сохранение рынка - не равнозначно сохранению или воспроизводству капитализма»21.
Без рынка, его институтов и механизмов невозможно существование любого общества, ибо без него невозможно поддержание эквивалентности, равновесности между затратами и результатами в обмене между отдельными экономическими субъектами, эффективное распределение ресурсов между отраслями и сферами хозяйства, осуществление многих других функций, необходимых для развития национальной экономики.
Рынок продолжает функционировать в современном смешанном обществе, для которого характерно расширение рыночного пространства и усложнение рыночных структур и связей. Его взаимодействие с другим важным инструментом развития общества - государством (еще одним основным экономическим субъектом) служит приоритетной темой политико-экономического анализа, требует развития политэкономии как особой самостоятельной дисциплины в системе экономических наук.
Д.э.н.,проф. Миженская Э.Ф.
Доклад Воейкова М.И. создает определенные основания как для дальнейшего развития политической экономии, так и для осмысления социально-экономических процессов современной России. При этом особенно важно последнее.
Современное состояние российского общества, множество острейших проблем, возникших и очень часто нерешенных и нерешаемых проблем делают необходимым ответ на жгучие вопросы на фундаменте знаний современной экономической науки. Одной из важнейших проблем в этом аспекте является проблема социальных движущих сил производства и общества, его социальной структуры, ибо только на этой основе возможно решение практических задач создания эффективной экономики в России.
Поэтому обращение Воейкова М.И. к анализу российского рабочего класса нам представляется важным, тем более что на общем фоне публикаций обществоведов анализ социально-классовой структуры в России недостаточен.
В части доклада, посвященной «рабочему вопросу», Воейков задается следующим вопросом: почему в современной России рабочий класс не проявляет должной активности; почему протестное движение несмотря на низкий уровень оплаты труда и рост капитализации вследствие рыночных реформ является весьма умеренным? В этом М.И. Воейков видит определенный парадокс: по его мнению, поскольку Россия вступила в эпоху капитализма, то это должно неминуемо привести к росту протестного движения рабочего класса. Другое дело, мол, на Западе, где постиндустриальное общество формирует новые закономерности протестного движения, ибо создает как новую социально-классовую структуру, так и новые формы общения государства, профсоюзов, рабочего класса. Вопрос, поставленный Воейковым М.И., заслуживает внимания, ибо социальная активность рабочего класса является одним из важнейших элементов становления российского общества как демократического.
Для того, чтобы понять очевидную всем социально-политическую пассивность российского рабочего класса необходимо вскрыть исторические корни формирования рабочего класса в России, без чего не может быть определена и специфика современного рабочего класса.
21 Смешанное общество. Российский вариант. - М., 1999. С. 63.
Когда количество рабочих (в индустриальном обществе) становится определяющим для экономики, количество переходит в качество - социальная самоорганизация рабочих (на основе совместного труда) объективно становится предпосылкой для роста рабочего движения, возникновения на этой основе таких институтов гражданского общества, как профсоюзы и партии. Фактически так и произошло в странах Запада.
Однако в России этот процесс роста рабочего движения, возникновения профсоюзов и партий в процессе капитализации был прерван в результате становления и функционирования командно-административной системы. Xотя на словах провозглашался лозунг о пролетариате, как о гегемоне, на самом деле рабочее движение вследствие огосударствления всех институтов гражданского общества (в том числе профсоюзов и партий) не получило свободного, самостоятельного развития. Это ярко проявилось во время событий в Новочеркасске (1962 г.), когда было разогнано выступление рабочих, вызванное плохими условиями жизни.
В целом можно констатировать, что огосударствление институтов гражданского общества в СССР привело к тому, что социальная самоорганизация рабочего класса сводилась к минимуму, неадекватному его роли в цивилизованных странах. Так, профсоюзы занимались в основном распределением путевок и дефицита и КПСС - якобы партия рабочего класса - стала составляющей государственных структур. Правда, были некоторые саомоуправленческие организации (типа советов трудовых коллективов на предприятиях), но они существенной (особенно политической) роли в жизни общества не играли.
Таким образом, к началу реформ 90-хгг. общество не создало предпосылок для роста протестного рабочего движения; можно сказать, что капитализация экономических процессов, чем положили начало рыночные реформы, застала рабочий класс врасплох, что не могло не сказаться и на самом проведении реформ: защите интересов и прав трудящихся. Поэтому не случайно именно в России «шок» вследствие реформ был столь силен и обеспечил массу негативных последствий (понижение уровня жизни, повышение смертности населения и т.д.).
Дальнейший рост протестного движения рабочего класса немыслим без самоорганизации его на новой основе, создания свободных профсоюзов и партий рабочих нового типа. Специфика социальной самоорганизации рабочего класса и рабочего движения в XXI в. во многом связана с новыми тенденциями в производстве и обществе - с постиндустриализмом.
Увеличение сферы услуг и количество занятых в ней, качественные изменения в ее структуре привели к тому, что на первое место в экономике выдвигаются такие отрасли, как образование, здравоохранение, наука, финансы. Это означает, что в XXI в. меняется тип основного, определяющего развитие общества работника, его мотивация, организация его труда.
Работник сферы услуг выше означенных отраслей - это индивид, обладающий интеллектуальным потенциалом, главным качеством труда которого является высокая квалификация, выражающаяся в знании. Соответственно меняется мотивация - это уже не только и не столько материальные потребности, сколько потребности в труде как в творчестве.
Радикально меняется и организация труда. Это либо сравнительно небольшая группа людей, объединенных одной целью (вузы, больницы), либо индивидуальный труд (труд ученых, писателей), либо переходные формы организации труда (от кооперации совместного труда к всеобщему труду). Практически на наших глазах кооперацию совместного труда теснит кооперация всеобщего труда, которая не предполагает непосредственное объединение людей в одном пространстве. Поэтому объективно новая
организация труда работников постиндустриального общества сама по себе не способствует росту протестного движения. Мотивация работников, их ориентация на творчество, на интерес к самой работе непосредственно также редко приводит к развитию таких форм протестного движения, как, например, забастовки. Не случайно, даже тогда, когда в России учителя в 90-е гг. месяцами вообще не получали зарплату, как правило, они не бастовали.
Развитие новых тенденций постиндустриализма в развитых странах не привели к угасанию протестного движения. На это есть много причин. Но главная, по моему мнению, связана с тем, что многолетняя борьба рабочего класса за свои права и вообще высокая степень развития институтов гражданского общества в этих странах именно как результат борьбы всех социальных слоев за реализацию своих интересов привели к тому, что демократические процедуры, необходимые для защиты своих прав, не только получили развитие на каком-то одном историческом этапе, но в целом настолько укоренены, что их невозможно отменить, как бы этого ни хотелось отдельным политическим деятелям или политическим структурам.
Деятельность самых разнообразных институтов гражданского общества в форме профсоюзов, партий, фондов, органов самоуправления стали основой протестного движения как рабочего класса, так и других социальных групп. К сожалению, в России протестное движение рабочего класса развито слабо, и в этом Воейков прав. Капитализация в России привела к возникновению конфликтов между трудом и капиталом, что проявилось в частности, в борьбе капитала против свободных профсоюзов. Так, в Таганроге, после создания свободного профсоюза (МПРА), сразу же начались репрессии против его членов. Государство также фактически не стимулирует защиту прав трудящихся.
Это проявилось в несовершенстве трудового законодательства, отсутствии отработанных процедур разрешения коллективных конфликтов. «Законодательство затрудняет возможность для наемных работников законным способом отстаивать свои права в коллективном трудовом споре»22. В результате почти все стачки в суде были признаны незаконными.
Официальные профсоюзы (ФНПР) - отмечает Новая газета - в интересах
работодателей подавляют инициативы рабочих»23. Тем не менее в 2007 г. в России произошло 35 крупных забастовок. Таким образом, для России, по прежнему как и в ХХ в. в качестве главной задачи для рабочего класса является его организация на основе создания новых, не формальных профсоюзов, и далее - рабочих партий. Этот процесс -станет весомым вкладом в демократизацию российского общества - основы его эффективного развития.
Д. э. н., проф. Фигуровская Н.К.
Доклад, который сделал профессор М.И. Воейков, по своей теме и содержанию необычайно актуален. Вопрос о существовании и месте политической экономии в наше время затрагивает не только проблемы науки. Это вопрос не чисто академический. Ответ на него важен для анализа современной экономической действительности и дальнейших перспектив.
Докладчик ставит неразрешимый для многих экономистов вопрос: какую
политическую экономию следует возрождать - социализма или капитализма. Сам он четкого ответа не дает. На наш взгляд, в конечном итоге это будет новая, т. е. современная
22 См. Соболев Э.Н. «Социально-трудовые отношения в российской экономике: конфликт интересов или поиск согласия. - М., Институт экономики, 2007. С. 12.
23 Новая газета. -2008. -№ 20, 24-26/ III.
политическая экономия. Символично, что именно так назван и Центр, созданный в Институте экономики РАН. Современная политическая экономия призвана постепенно вобрать в себя все лучшие достижения отечественной и зарубежной науки и переработать в систему политэкономических знаний, отражающих сущность современного общества. Более того, именно политическая экономия, политэкономический анализ способны выработать модель действительно совершенного общества, которая и может стать перспективной целью общественного развития. Уже сейчас существуют многие ориентиры и даже научные разработки, которые намечают пути совершенствования настоящего и движения в будущее. Как известно, естественные и технические науки проявляют устойчивую тенденцию к превращению в непосредственную социальную силу. Они разрабатывают конкретные ориентиры, модели (идеалы), без которых невозможно общественное развитие. В этой связи, очевидно, блок социальных вопросов станет неотъемлемой и важнейшей частью новой политэкономии.
Понятно, что процесс формирования современной политической экономии будет противоречивым, трудным, дискуссионным, возможно конфликтным.
Уверенность в необходимости политической экономии проявилась и на обсуждении доклада проф. М.И. Воейкова. Был общепризнан и вывод о том, что ученые сегодня не готовы на современном уровне преподавать эту науку.
Политическая экономия была и должна стать вновь фундаментальной наукой в системе экономических дисциплин, в частности, отраслевых - экономики промышленности, экономики сельского хозяйства, экономики транспорта и др. Однако в отдельных высших учебных заведениях сняты с учебных планов такие предметы, как экономика промышленности, экономика сельского хозяйства; ученые советы при формировании своих составов испытывают трудности в приглашении специалистов, особенно по экономике промышленности.
Коль скоро в отношении отраслевых экономических наук докладчик безусловно признает их право на существование (воссоздание и развитие), то это следует признать и в отношении фундаментальной науки. Ведь политическая экономия исследует общее состояние материально-технической базы общества, господствующие уже и развивающиеся технологические уклады, экономические взаимосвязи секторов, т. е. раскрывают картину экономики в целом. Все это дает реальную основу для обоснованной оценки перспектив постиндустриального развития.
Современное же состояние материально-технической базы, в частности промышленности (о сельском хозяйстве вообще говорить не приходится), наукоемких отраслей и технологий, как пишет проф. С.С. Дзарасов, «приводит в ужас». Эти справедливые эмоциональные высказывания следовало бы дополнить научной характеристикой современного этапа в истории России. В литературе его оценивают весьма противоречиво: «период выхода из кризиса», «движение от стабилизации к развитию», «рост без развития» и т. п. Политэкономии предстоит ответить на эти и многие другие вопросы. В частности, должен быть дан ответ, вышли ли мы из структурного кризиса или он продолжает углубляться? Нужно научно объяснить, какой именно экономический и социальный строй создан в России и как он соотносится с такими понятиями, как «общество социальной справедливости», «социальное рыночное хозяйство» и др.
Докладчик неслучайно ссылается на дискуссии 20-х гг. о конце политической экономии. В то время в большом ходу был тезис о конце капитализма в результате мировой революции, которая казалась очень близкой. Но этого не произошло. В основе утверждения о конце политэкономии и ненужности политэкономического анализа лежало и в корне неверное представление о строе, идущем на смену капитализму. Из
постулата, что он будет создаваться и управляться сознательно, делался вывод, что место политической экономии должна занять экономическая политика. Поэтому, представляется, не стоит ссылаться на ошибочный тезис о конце политической экономии, как о прецеденте современной постановки вопроса, ибо он построен на заведомо ложных основаниях.
«Ныне, когда наш мир постепенно перестает быть миром лишь европейским и когда Азия и Африка с их своеобразными экономическими формациями вступают в круг нашей жизни и культуры, мы вынуждены ориентировать наши теоретические интересы на проблемы некапиталистических экономических систем. При этом у нас не вызывает сомнения, что будущее экономической науки состоит не в создании одной единственной универсальной теории экономической жизни народа, а в разработке ряда теоретических систем, соответствующих как еще существующим, так и ушедшим в прошлое социальноэкономическим укладам, и исследующих формы их существования и эволюции», - писал А.В. Чаянов.
Докладчик утверждает, что политическая экономия есть по сути экономическая идеология наиболее прогрессивного класса в обществе. В связи с этим возникает ряд вопросов. Первый из них - кто есть этот прогрессивный класс? Затем в докладе отождествляются средние слои современного общества, «новый средний класс» и трудящиеся. Но эти понятия нельзя отождествлять, ибо это не абсолютно совпадающие социальные феномены.
Возможно стоит вспомнить, что Н.Г. Чернышевский свою систему политической экономии назвал «теорией трудящихся». Он определял политическую экономию как «медицину экономического быта», а к числу коренных экономических проблем относил нищету.
Остается без ответа в докладе что такое «средний класс», «новый средний класс».
Доклад вызывает много и других вопросов. И в этом - в постановке проблем - состоит заслуга докладчика.
К.э.н. Э.Н. Соболев
В докладе поднята важная проблема единства рабочего класса, которая, на наш взгляд, не нашла должного внимания в современной литературе. Автор совершенно справедливо утверждает, что рабочий класс сегодня находится в разобранном состоянии, вновь превратился из «класса для себя» в «класс в себе». Но уточнения требует вопрос о причинах отсутствия дезинтеграции рабочего движения. В докладе решающее значение придается фактору дифференциации в оплате труда. Поскольку оплата труда в газовой промышленности более чем на порядок превышает заработки в легкой промышленности (в 2003 г. - 11,8 раз), то, по мнению Воейкова, «никакой солидарности и даже классовой общности между рабочими легкой и газовой промышленности сегодня появиться не может». Из логики автора вытекает, что там, где разрывы в оплате небольшие, мы должны иметь противоположную картину.
К сожалению, жизнь не подтверждает этот «железный вывод»: никакой заметной солидарности в отраслях с близкими значениями оплаты труда, например, между работниками легкой и пищевой промышленности обнаружить также не удается. Кроме того не наблюдается массового рабочего движения в рамках отдельных отраслей. Не играет оно заметной роли и на предприятиях (отдельные примеры не меняют общей картины).
Все это заставляет предположить, что имеются иные факторы отсутствия рабочей солидарности. По нашему мнению, сегодня разводит рабочих «по разным квартирам» не столько дифференциация в оплате, сколько различия в условиях труда и жизни в самом широком смысле слова. Современные рабочие очень неоднородны применительно к
функциям и содержанию труда в отличие от однородного труда частичных рабочих при фабричной системе. С одной стороны, имеются «продвинутые» рабочие («синие воротнички»), которые по своему интеллектуальному и образовательному уровню мало отличаются от инженеров, врачей, учителей. В своем труде они используют не только физические, но и в значительно большей мере интеллектуальные усилия. Это не тот токарь, который работает на станке и в согласии с чертежом, меняя резцы, снимает стружку. Это уже дизайнер, конструктор, программист, который не прикасается к детали. С другой стороны, имеется периферийная рабочая сила - малоквалифицированные рабочие для выполнения примитивных функций - работа на конвейере, «отверточное производство». Кто работает у автоматов в наукоемких производствах, те уже рассматривают себя в качестве интеллектуальных собственников знаний и претендуют на этом основании на часть прибыли.
Аналогичные процессы имеют место в социально-классовой структуре западных обществ. Между этими слоями мало общего. Культурные запросы, политические пристрастия, тип экономического поведения, отношение к обществу, в котором они живут, понятия справедливости и т.д. не просто не совпадают, но порой диаметрально противоположны. Между работником поточной линии, мигрантом из Юго-Восточной Азии, и оператором-программистом на этом же предприятии дистанция гораздо большего размера, чем между последним и каким-либо адвокатом и врачом.
По своему характеру труда, по своему образу жизни высшие слои рабочего класса и входят в нижнюю страту среднего класса. Человек, причисляющий себя к среднему классу, как правило, усваивает определенные стереотипы поведения, в т.ч. и стереотипы потребления, и придерживается соответствующего круга общения. Причем и то и другое прямо не связано с уровнем его доходов. Зарплата может не сильно отличаться, а разница в жизненных приоритетах, в наполнении свободного времени может быть качественной.
Это означает, что социальные различия оттесняют на второй план классовые различия. Рабочий класс как целое начинает распадаться: одна часть его
«маргинализировалась», другая - «обуржуазилась». В этой связи следует согласиться с весьма плодотворной мыслью автора, что рабочие утрачивают единое классовое самосознание, превращаясь в особые профессиональные группы. Конечно, процесс утраты рабочим классом своей стратификационной роли еще далек от окончания, но эта тенденция набирает силу и в недалеком будущем, видимо, станет господствующей и в России.
В докладе автор развивает оригинальный взгляд на классовую борьбу. По его мнению, во-1-х, классовую борьбу ведут не только рабочие, но и капиталисты (эта идея почерпнута им у Бердяева), что и мы наблюдаем сегодня в России, а во-2-х, классовая борьба модифицируется, принимая все более демократические формы. Такой подход представляется достаточно интересным, но не до конца проработанным. Буквальное же его применение в аналитике ведет к неожиданным, я бы сказал, парадоксальным результатам. Например, отсутствие забастовок (а это общепризнанный показатель ослабления классового противостояния между трудом и капиталом) можно трактовать (по Бердяеву и Воейкову) как усиление классовой борьбы со стороны капиталистов. В рамках столь широкого подхода не совсем ясно, что такое участие персонала в управлении - форма социального сотрудничества или продолжение все той же классовой борьбы, но только мирными средствами. Так, что позиция автора требует уточнения. В ином случае есть опасность, что словесная эквилибристика заменит рассмотрение проблемы по существу.
К.э.н. Шишкова Г.Г.
На наш взгляд, сомнительным является следующее определение политэкономии, данное М.И.Воейковым: "Наука, которая отражает (можно сказать точнее формирует), разрабатывает и развивает экономическую идеологию, носит название политической эконо-мии".24 Здесь возникает вопрос, что автор понимает под экономической идеологией? Думается, что этим определением автор ещё раз хочет подчеркнуть антагонистически классовый характер политэкономии и своей дальнейшей логикой ограничить пределы её научного бытия.
На наш взгляд, не следует ставить в такую произвольную зависимость вопрос о классах и классовой борьбе и о судьбах политэкономии. Действительно политэкономия сформировалась в период развертывания капитализма и острой классовой борьбы, которая по марксистской политэкономии заканчивается диктатурой пролетариата. Опыт такого развития событий (и как показала история ошибочный) произошел в России. Но он же оказал существенное влияние на другие страны капиталистического мира. Стало очевидным необходимость вмешательства государства в экономику, в развитие рыночных отношений. К этому толкали и периодически повторяющиеся кризисы, и особенно кризис 19291933 гг., и возросший уровень социальной активности трудящихся. Таким образом, сформировались внутренние и внешние факторы, вызывающие необходимость государственного вмешательства в экономику с целью проведения антикризисной, а затем и долгосрочной стратегической политики, направленной на экономический рост. Под влиянием классовых выступлений трудящихся реализация такой стратегии позволило существенно повысить качество жизни населения и, в конечном счете, преобразовать социальную структуру общества. Появление и упрочение среднего класса как признак стабильности, развитие гражданского общества и другие изменения означали эволюционное, но радикальное преобразование экономических, социальных и других сторон капиталистического общества.
С определенных пор, таким образом, действуют оба механизма развития общества -рыночный, который тоже преобразуется из сугубо спонтанного в цивилизованно организованный, и государственный, позволяющий исправлять "провалы рынка" и нивелировать его негативные социальные последствия. Огромное, равноправное значение в рамках развития современного общества приобрели общественно-гражданский и семейный уклады как типы воспроизводственной деятельности. Всё это говорит о том, что буржуазное общество не стоит на месте, оно развивается, изменяется его экономическая и социальная структура, размываются грани между классами, усиливается элементы единства общества на основе повышения уровня жизни.
В то же время не устраняются традиционные противоречия и появляются их новые разновидности и формы - между бедными и богатыми, различными социальными группами и внутри них. Но сфера классовой борьбы, как и защита интересов трудящихся, все более стала перемещаться из области политических требований в сферу экономических, а политические организации трудящихся все более замещаются общественными и профессиональными структурами.
В течение XX в. произошли радикальные изменения общественной структуры хозяйства. В результате технико-технологических достижений кардинально сократилась и качественно изменилась сфера материального производства, преимущественное развитие получила сфера услуг, принципиально иного уровня достигли финансовая и банковская системы и т.д. Эти изменения нашли отражение и в социально-классовой структуре общества. Уже не только материальное производство, а во все большей степени и сфера услуг, наука и другие отрасли становятся основой распределения и потребления благ.
24 Воейков М.И. "Рабочий вопрос" и конец классической политической экономии. - М.: ИЭ РАН, 2007. С. 9.
В изменившейся ситуации производственные отношения уже сложно свести только к экономическим. Они представляют совокупность целого ряда отношений, которые так или иначе взаимодействуют с экономическими отношениями и включаются в их структуру. Это и политические, и правовые, и социальные, и социокультурные, и поведенческие и другие отношения, без которых уже невозможно исследовать производственные отношения.
Поэтому, на наш взгляд, на современном этапе должна быть расширительная трактовка производственных отношений как предмета политэкономии. В то же время нет абсолютно никаких объективных оснований для утверждения, что политэкономия - это наука, которая изучает только капитализм как классовое и при том крайне антагонистичное общество. Расслоение в обществе как выражение различия интересов различных социальных слоев - типичная черта любых рыночных отношений, которые присущи практически всем более или менее развитым сообществам. Поэтому социальные конфликты неизбежны, но их научились решать преимущественно мирными средствами. Кроме того, нельзя сбрасывать со счёта, что политэкономия исследует проблемы, имеющие общеэкономический характер. К ним относятся, например, проблемы воспроизводства, экономической и социально-экономической эффективности, структурные изменения в экономике и социальной сфере и т.д. Поэтому говорить о конце политической экономии на сегодняшний день явно преждевременно.
К.э.н. Долматова С.А.
Как представляется, при всей важности так называемого рабочего вопроса, основная задача данного исследования - разобраться в ситуации, сложившейся в связи с политэкономией не только в нашей стране, но и в мире, когда отрасль научного знания, в рамках которой длительное время развивались основные экономические концепции, стремительно сдает свои позиции.
Вообще революционной эпохе слома старых отношений свойственны эсхатологические общественные настроения. Не случайна в начале XX в. популярность работы О.Шпенглера «Закат Европы». В целом декадентские мотивы в искусстве превалировали до Октябрьской революции, которая в свою очередь принесла помимо оптимистического устремления в светлое будущее идеи отказа от преемственности традиций, которые надо «сбросить с парохода истории». Подобные настроения, как и в первой четверти XX в. оказались свойственны настроениям конца XX в., когда обозначились тенденции революционного перехода к иной социально-политической системе, основанной на рыночной экономике. Вспомним, какой общественный резонанс имела работа Ф. Фукуямы «Конец истории». В данной связи и идея конца политэкономии встраивалась в логику общественных настроений, отражающих процесс радикализации социальных отношений при конце одной эпохи и наступлении другой. Тем не менее, даже смена эпох, связанная с революционными изменениями социального строя не должна вести к ликвидации науки как таковой, являющейся сводом объективных знаний, а может вести лишь к смене научной парадигмы.
Другое дело, что в XX в. политэкономия развивалась исключительно в марксистской парадигме, в то же время после появления «Принципов экономикс» в 1890 г. А.Маршалла (в русском переводе «Принципы экономической науки») на смену политэкономии Смита, Рикардо, Ж.Б.Сэя, Д.С.Милля пришла новая наука - экономикс. Xарактерно, что даже такой лидер маржиналистской революции, как Джевонс еще оперирует термином политэкономия, но после Маршалла идеи классической политэкономии в той или иной степени реализуется в неоклассическом экономиксе.
Таким образом, отказ в ходе революционных изменений 90-х гг. от марксистской парадигмы привел к повсеместному насаждению экономикса, и в конечном счете к отказу
от политэкономии во всех ее ипостасях. Сравнивая неоклассический экономикс и политэкономию, М.И.Воейков отмечает, что в отличие от идеологии нейтрального экономикса политэкономия «изучает преимущественно идеологию экономического процесса, то есть различные концепции и воззрения, которые интерпретируют его живую материю и служат основой для формирования той или иной экономической политики. Политическая экономия это идеологическая и политическая наука» (с.9). То есть можно сделать вывод, что политэкономия формирует экономическое мировоззрение, дает развернутую картину мира, по сути являясь наднаукой, философией экономики. Конечно, экономикс - более «приземленная» экономическая дисциплина, не обладающая широтой политэкономического подхода, которая рассматривает блоки моделей, не используя принцип историзма.
Что касается «рабочего вопроса», то в условиях современного общества как показано в докладе, он затрагивает не только собственно проблемы рабочего класса, но и проблемы «нового среднего класса». Совершенно справедливо здесь понятие «средний класс» отождествляется не с малым бизнесом (как это нередко делается в научной литературе, не учитывающей роль специалистов в становлении передовой инновационной экономики), а с широким слоем трудящихся.
Важнейшая проблема, которая ставится в докладе - это проблема утраты социальной солидарности рабочего класса в нашей стране. Помимо отраслевой дифференциации зарплаты, упомянутой в докладе, можно отметить целый комплекс причин. Это и культивирование в обществе индивидуализма, и отсутствие политической силы, способной организовывать трудящихся, и влияние глобализации. Нет оснований полагать, что традиционная религия в современных российских условиях значительно сглаживает социальные противоречия, уводя от классового противостояния, поскольку реальной альтернативой церкви оказывается не классовая борьба, а секты. В деморализованном российском обществе угрозу представляет не «педалирование русских национальных ценностей» (с. 31), а культ цинизма и стяжательства. Потому, что если это действительно ценности, то они несут позитивный настрой, и не могут быть направлены против представителей других национальностей. Другое дело, что многие тысячелетия повсеместно используется известный принцип «разделяй и властвуй», который с небольшими новациями «успешно» применяется и в нашей стране. Социальная апатия населения на фоне духовного кризиса и повсеместного разгула криминала может свидетельствовать не о традиционном терпении, а об ожидании повода для бунта, «бессмысленного и беспощадного», которыми изобилует отечественная история.
Таким образом, доклад М.И. Воейкова затрагивает не только основные социально-экономические проблемы, но и выходит на проблемы социокультурного развития нашей страны, что говорит о многоплановости данного исследования и о его потенциале.
