Г Е
пгnm i ИИ1МЧИ J
Г
OF LEGAL
RESEARCH
УДК 342
DOI 10.34076/2658-512X-2020-2-25-40
Коновалова Софья Андреевна ([email protected]) Студентка Уральского государственного юридического университета Института государственного и международного права
Sophia A. Konovalova Ural State Law University Institute of State and International Law, Student
Лазарев Александр Евгеньевич ([email protected]) Студент Уральского государственного юридического университета Института государственного и международного права
Alexander Е. Lazarev Ural State Law University Institute of State and International Law, Student
Научный руководитель: Гончаров Максим Владимирович
Доцент кафедры конституционного права Уральского государственного юридического университета
Кандидат юридических наук Academic supervisor: Maxim V. Goncharov Assistant professor of Constitutional Law department
Ural State Law University Candidate of Juridical Sciences
К ВОПРОСУ О КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВОМ РЕГУЛИРОВАНИИ ПРИМЕНЕНИЯ СМЕРТНОЙ КАЗНИ В РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
г
Уральский журнал правовых исследований ^^ igk
Ural Journal of Legal Research ^^ ^^
[•J
OF LEGAL RESEARCH
i
ON THE CONSTITUTIONAL REGULATION OF THE DEATH PENALTY
IN THE RUSSIAN FEDERATION
Аннотация: В работе поднимается проблема нормативно-правового регулирования запрета на применение смертной казни в Российской Федерации в контексте допустимости восстановления практики осуществления указанного вида наказания. Выявлена и обоснована невозможность отмены запрета на применение смертной казни иначе как изменением позиции Конституционного Суда Российской Федерации с вынесением нового решения, законодательным ограничением юридической силы его решений, а также принятием новой Конституции Российской Федерации с положением о безусловном применении смертной казни как вида наказания и механизма его регулирования.
Ключевые слова: смертная казнь, конституционно-правовое регулирование, разделение властей, Конституционный суд.
Abstract: The article raises the issue of the legal regulation of the ban of the death penalty in the Russian Federation considering the admissibility of the its restoration. The impossibility of the abolition of the ban on the death penalty with anything but the new decision of the Russian Constitutional Court with a changed position, a legislative restriction of legal force of its decisions, and the adoption of the new Constitution with a provision on the unconditional application of the death penalty as a form of punishment and on its legal mechanism is revealed and substantiated.
Keywords: death penalty, capital punishment, constitutional and legal regulation, separation of powers, the Constitutional Court.
Авторами поднимается важная проблема конституционно-правового регулирования смертной казни как вида уголовного наказания за совершение особо тяжких преступлений, посягающих на жизнь человека. Актуальность темы обусловлена возобновлением дискуссии на тему возвращения практики применения смертной казни в гражданском обществе, выраженную в публичных заявлениях
г
г
ог ЬЕвт
РЕБЕПРСН
представителей парламентских партий о допустимости такого решения и планах по реализации данного вида наказания.
15 октября 2019 года в средствах массовой информации появились сообщения о намерении парламентской партии внести в Государственную Думу законопроект об отмене запрета на применение смертной казни [1]. По прошествии времени данный вопрос перестал числиться в повестке дня парламентских партий без какого-либо однозначного решения, а 16 декабря 2019 года был внесен законопроект о замене смертной казни на пожизненное лишение свободы с одиночным содержанием [2].
В рамках данной работы поставлена цель путем анализа нормативно-правовых актов определить ключевое решение, устанавливающее запрет на применение смертной казни, раскрыть суть и специфику данного вида наказания в правовой системе Российской Федерации, а также выявить и предложить допустимые, то есть соответствующие нормам действующего законодательства, способы преодоления или упразднения запрета на его применение. Для решения вопроса о возможности отмены запрета на применение смертной казни авторам представляется необходимым рассмотреть историю его наложения для определения нормативно-правового акт, устанавливающего запрет, или совокупность запретов.
Конституция Российской Федерации1, вступившая в силу в 1993 году, предусматривает возможность применения смертной казни до ее отмены в качестве исключительной меры наказания за особо тяжкие преступления против жизни при предоставлении обвиняемому права на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей. Фактическое назначение и исполнение наказания в виде смертной казни было приостановлено после принятия Указа Президента Российской Федерации от 16.05.1996 года№ 724 «О поэтапном сокращении применения смертной казни в связи с вхождением России в состав Совета Европы»2.
1 Конституция Российской Федерации (принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 г.) (с учетом поправок, внесенных Законами РФ о поправках к Конституции РФ от 21 июля 2014 г. № 11-ФКЗ) // Собр. законодательства Рос. Федерации, 2014. №31. Ст. 4398.
2 Указ Президента Российской Федерации от 16.05.1996 г. № 724 // Собр. законодатель-стваРос. Федерации, 1996. № 21. Ст. 2468.
г
f пптаа» к ЧИИ:1!М1 м
OF LEGAL
RESEARCH
Однако, учитывая то обстоятельство, что акт Президента Российской Федерации является меньшим по юридической силе по сравнению с федеральным законодательством. Так, Уголовный кодекс РСФСР (утв. ВС РСФСР 27.10.1960 г.) (ред. от 30.07.1996 г.)3, действовавший на тот момент, а по прошествии 28 дней вновь принятый Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 года № 63-Ф34 закрепляли смертную казнь, позволяли выносить и исполнять решения о применении данного вида наказания.
Анализируя нормы Уголовного кодекса Российской Федерации, можно увидеть, что смертная казнь как высшая мера наказания описывается в ст. 59 указанного акта и может устанавливаться за особо тяжкие преступления, посягающие на жизнь человека. На данный момент наказание в виде смертной казни допускается за совершение преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 105 (умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах), ст. 277 (посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля), ст. 295 (посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование), ст. 317 (посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа), ст. 357 (геноцид) Уголовного кодекса Российской Федерации.
Однако несмотря на отсутствие законодательных препятствий для назначения и исполнения наказания в виде смертной казни, находим возможным обратиться к вопросу об участии России в международной организации Совет Европы. 28 февраля 1996 г. Российская Федерация присоединяется к Уставу Совета Европы (принят в Лондоне 5 мая 1949 г.) ввиду вступления в силу Федерального закона от 23.02.1996 г. № 19-ФЗ «О присоединении Российской Федерации к Уставу Совета Европы»5. В соответствии с возложенными на нее обязательствами Российская Федерация подписывает Конвенцию о защите прав человека
3 Уголовный кодекс РСФСР (ред. от 30.07.1996 г.): закон ВС РСФСР от 27.10.1960 г. // СПС «КонсультантПлюс». URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_2950/.
4 Уголовный кодекс Российской Федерации: федеральный закон от 13.06.1996 г. № 63-Ф3 (ред. от 29.07.2018 г.) II Собр. законодательстваРос. Федерации, 1996. № 25. Ст. 2954.
5 О присоединении России к Уставу Совета Европы: федеральный закон от 23 февраля 1996 г. № 19-ФЗ II Собр. законодательстваРос. Федерации, 1996. № 9. Ст. 774.
г
г
OF LEGAL RESEARCH
к
и основных свобод 28 февраля 1996 г. (принята в Риме 4 ноября 1950 г.)6 и ратифицирует ее и некоторые Протоколы к ней Федеральным законом «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ7.
Протокол № 6 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод относительно смертной казни (далее по тексту - «Протокол № б»)8 устанавливает отмену данного вида наказания, предусматривает принцип недопущения вынесения соответствующего приговора или его исполнения. Однако данный протокол не был ратифицирован Российской Федерацией ни вместе с принятием Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ, ни в последующем.
Для уяснения юридического смыла самого факта нератификации Российской Федерацией Протокола № 6 обратимся к Федеральному закону «О международных договорах Российской Федерации» от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ9 и Венской конвенции о праве международных договоров10. Так, Федеральный закон «О международных договорах Российской Федерации» в ст. 15 устанавливает требование об обязательной ратификации международных договоров, исполнение которых, как в случае с Протоколом № 6, требует изменения действующих или принятия новых федеральных законов, а также устанавливающие иные правила, чем предусмотренные законом.
Венская конвенция о праве международных договоров, принятая в 1969 г., в свою очередь, предусматривает статьей 14, что согласие на обязательность договора для государства выражается ратификацией в случае, если представитель
6 Конвенция о защите прав человека и основных свобод (принята в Риме 4 ноября 1950 г.) // Собр законодательства Рос. Федерации, 2001. № 2. Ст. 163.
7 О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней: федеральный закон от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ // Собр. законодательства Рос. Федерации, 1998. № 14. Ст. 1514.
8 Протокол № 6 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод относительно отмены смертной казни (принят в Страсбурге 28 апреля 1983 г.).
9 О международных договорах Российской Федерации: федеральный закон от 15 июля 1995 г. № 101-ФЗ // Собр. законодательства Российской Федерации, 1995. № 29. Ст. 2757.
10 Венская Конвенция о праве международных договоров (принята в Вене 23 мая 1969 г.) // Ведомости Верховного Совета СССР, 1986. № 37. Ст. 772.
г
г
ог ЬЕвт
РЕБЕПРСН
государства подписал договор под условием ратификации, что в совокупности с положением п. 1 ст. 59 Конвенции о защите прав человека и основных свобод и п. «а» ст. 42 Устава Совета Европы11 означает, что данные международные договоры становятся обязательными к исполнению после ратификации для государств, то есть сторон Венской конвенции о праве международных договоров, одной из которых является Российская Федерация.
Важными в контексте анализа международного договора представляются положения статьи 18 Венской Конвенции 1969 года, в которой закрепляется обязанность государства воздерживаться от действий, которые лишили бы договор его объекта и цели, если: оно подписало договор или обменялось документами, образующими договор, под условием ратификации, принятия или утверждения, до тех пор пока оно не выразит ясно своего намерения не стать участником этого договора; или оно выразило согласие на обязательность для него договора, до вступления договора в силу и при условии, что такое вступление в силу не будет чрезмерно задерживаться.
Проводя анализ указанного акта, в первую очередь обратим внимание на то, что диспозиция нормы предписывает государству отказаться от некоторых действий в силу подписания акта органа исполнительной власти, в частности Президента Российской Федерации. В совокупности с положениями ст. 15 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» в буквальном толковании, «действия», предусмотренные конвенцией, не могут быть определены как решения органов судебной и законодательной власти Российской Федерации. Во-первых, указанные акты реализуются в соответствии с действующим законодательством Российской Федерации, частью которого не является международный договор, подлежащий ратификации, но не ратифицированный. Во-вторых, в соответствии с принципом разделения властей вышеуказанные органы власти осуществляют свою деятельность независимо от органов исполнительной власти, что, помимо прочего, предполагает исполнение обязанностей,
11 Устав Совета Европы (принят 5 мая 1949 г. в Лондоне) // Собр. законодательства Рос. Федерации, 1996.№9. Ст. 774.
г
г
ог ЬЕвт
РЕБЕПРСН
в частности, по реализации предписаний Уголовного кодекса Российской Федерации независимо от актов исполнительной власти, в том числе подписания, обязательность которого по Венской Конвенции 1969 г. и Федеральному закону «О международных договорах Российской Федерации» допускается только в строго установленных случаях, определяемых национальным законодательством.
Опуская выявляемые противоречия нормативного регулирования, необходимо обратить внимание на то, что установленный статьей 18 Венской Конвенции 1969 г. запрет в буквальном толковании указывает на временный характер ограничений от активной формы поведения - воздержания от действий. При этом оценочная формулировка о том, что отказ от действий государства длится «до тех пор, пока оно не выразит ясно своего намерения не стать участником этого договора», может быть применена в части фактической не ратификации международного договора, т.е. не принятия государством прав и обязанностей, вытекающих из нормативного акта. Таким образом, можно сделать вывод о том, что норма статьи 18 Венской конвенции 1969 г. о праве международных договоров не допускается к применению в расширительном толковании ввиду вступления в неразрешимые противоречия с принципами конституционного права, в частности разделения властей.
Подводя промежуточный итог, отметим, что в соответствии с законодательством и международными обязательствами Российской Федерации, интегрированными в правовую систему, органы государственной власти не могут применять Протокол № 6, а также ссылаться на него в процессе принятия других нормативно-правовых актов. Важно подчеркнуть, что в буквальном толковании положений изученных нормативно-правовых актов, сам факт нератификации Протокола № 6 приводит к невозможности считать его международным договором Российской Федерации по смыслу части 4 статьи 15 Конституции Российской Федерации, что в совокупности с приведенными выше нормативно-правовыми актами делает невозможным применение первого в качестве нормативного регулятора в вопросе применения смертной казни вовсе.
г
Г пптаа» к
ЧИИ:1!М1 ш
ог ЬЕвт
РЕБЕПРСН
Несмотря на это запрет на применение смертной казни все же имеет место, но установлен не законодательным органом путем принятия закона и не народом как носителем суверенитета и единственным источником власти путем принятия Конституции, а органом конституционного контроля - Конституционным Судом Российской Федерации.
Так, Постановлением Конституционного Суда от 02.02.1999 г. № 3-П12 устанавливается запрет на назначение и применение смертной казни в качестве наказания независимо от того, рассматривается ли дело судом с участием присяжных заседателей, коллегией в составе трех профессиональных судей или судом в составе судьи и двух народных заседателей. Данное ограничение было обосновано тем обстоятельством, что статьей 20 Конституции Российской Федерации было предписано назначение смертной казни при условии рассмотрения дела судом с участием присяжных заседателей, а ввиду отсутствия таких судов во всех без исключения субъектах Российской Федерации исполнение смертной казни были запрещены на всей территории. Однако, исходя из резолютивной части, действие указанного Постановления Конституционного Суда было ограничено до введения в действие федерального закона, обеспечивающего на всей территории Российской Федерации каждому обвиняемому в преступлении, за совершение которого федеральным законом в качестве исключительной меры наказания установлена смертная казнь, право на рассмотрение его дела судом с участием присяжных заседателей.
Предусмотренный Постановлением Конституционного Суда от 02.02.1999 г. № 3-П федеральный закон был принят 20 августа 2004 г.13, что в совокупности
12 По делу о проверке конституционных положений статьи 41 и части третьей статьи 42 УПК РСФСР, пунктов 1 и 2 Постановления Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 года «О порядке введения в действие Закона Российской федерации «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О судоустройстве РСФСР», Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях: Постановление Конституционного суда Российской Федерации от 02.02.1999 г. № 3-П// Собр. законодательстваРос. Федерации, 1999. № 6. Ст. 867.
13 О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации: федер. закон от 20 августа 2004 г. № ИЗ-ФЗ II Собр. законодательства Рос. Федерации, 2004. № 34. Ст. 3528.
г
г
ОГ ЬЕвт РЕБЕПРСН
к
с положением п. 5 ч. 1 ст. 8 Федерального закона от 18 ноября 2001 г. № 177-ФЗ «О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»14 создало ситуацию, при которой ограничение на применение смертной казни должно было прекратить свое действие 1 января 2010 г.
В связи с указанным обстоятельством 19 ноября 2009 г. Конституционный Суд РФ вынес Определение № 1344-О-Р15, в котором, формально разъясняя положения п. 5 резолютивной части Постановления Конституционного Суда РФ от 02.02.1999 г. № 3-П, устанавливает следующее: происходит необратимый процесс, направленный на отмену смертной казни как исключительной меры наказания носящей временный характер («впредь до ее отмены») и допускаемой лишь в течение определенного переходного периода, то есть на реализацию цели, закрепленной статьей 20 Конституции РФ. Таким образом, исполнение Постановления № 3-П в части, касающейся введения суда с участием присяжных заседателей на всей территории Российской Федерации, не открывает возможность применения смертной казни, в том числе по обвинительному приговору, вынесенному на основании вердикта присяжных заседателей. В итоге, ключевым актом, регламентирующим запрет на применение смертной казни, по мнению авторов, является Определение Конституционного Суда от 19 ноября 2009 года № 1344-О-Р, устанавливающим бессрочный запрет на назначение и исполнение наказания в виде смертной казни в Российской Федерации.
Возвращаясь к заявлениям парламентариев, отметим, что намерения депутатов внести в Государственную Думу законопроект, в ситуации, при которой
14 О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: федеральный закон от18 декабря 2001 г. № 177-ФЗ // Собр. законодательства Рос. Федерации, 2001. № 52 (Часть I). Ст. 4924.
15 О разъяснении пункта 5 резолютивной части Постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 02.02.1999 г. № 3-П по делу о проверке конституционности положений статьи 41 и части третьей статьи 42 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, пунктов 1 и 2 Постановления Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 года «О порядке введения в действие Закона Российской Федерации «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О судоустройстве РСФСР», Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях»: Определение Конституционного Суда РФ от 19.11.2009 г. № 1344-О-Р // Собр. законодательства Рос. Федерации, 2009. № 48. Ст. 5867.
г
г
ог ЬЕвт
РЕБЕПРСН
смертная казнь и ее применение уже предусмотрены федеральным законодательством, а источником запрета на применение является решение, обеспеченное и имеющее силу конституционной нормы, не имеет каких-либо возможных шансов на достижение намеченного результата. Запрет был установлен Постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 2 февраля 1999 г. № З-Пи бессрочно пролонгирован Определением Конституционного Суда Российской Федерации от 19 ноября 2009 г. № 1344-О-Р, формально разъясняющим первоначальный акт 1999 года, а применение иных нормативно-правовых актов для установления допустимости применения смертной казни, как было показано выше, невозможно.
Таким образом, авторы приходят к выводу, что в вопросе регулирования применения смертной казни имеет место несоблюдение конституционного принципа разделения властей. Решение народа о допустимости применения смертной казни было выражено принятием Конституции Российской Федерации, а также реализовано представительным органом власти в лице Федерального Собрания путем включения данного вида наказания в Уголовный кодекс Российской Федерации. Однако Конституционный Суд Российской Федерации вопреки возложенным на него Конституцией Российской Федерации обязанностям по осуществлению правосудия, в отсутствие законодательных ограничений на применение смертной казни, явно выражающих позицию самих депутатов, а, следовательно, в соответствии с ролью законодательной ветви власти в демократическом государстве, народа, их избравшего, находит возможным отказаться от буквального толкования и установить запрет, руководствуясь собственной оценкой целепола-гания населения государства.
Отметим, рассматривая возникшую ситуацию в контексте общесоциального нормотворчества, что российская правовая система построена по модели, традиционно именуемой романо-германской, предполагающей опору на внедрение государством социальной нормативности посредством органов представительной власти, а именно Федеральным Собранием. В совокупности с наблюдаемым
г
Уральский журнал правовых исследований ^^ igk
Ural Journal of Legal Research ^^ ^^
авторами иа протяжении двух десятилетий падением уровня добросовестности контроля народа как единственного источника власти за правомерностью деятельности высших органов власти Российской Федерации, путем, включая (но при этом не ограничиваясь), осуществления непосредственной демократии, в государстве сложилась неоднородность правоприменительной практики, сводящейся к построению субъективных позиций представителей власти в вопросах нормативного регулирования, в противовес позиции населения страны, его формального большинства.
Чтобы понять, каким образом происходят манипуляции суда с действующими конституционными положениями, авторы находят возможным обратиться к теоретическим представлениям о нормативно-правовой действительности самих судей. Так, Председатель Конституционного Суда В. Д. Зорькин при оценке ценностного подхода в конституционном регулировании прав и свобод говорит о следующем: «В классических юридико-позитивистских концепциях право характеризуется как совокупность законов, изданных государственной властью. Однако по существу закон есть форма права. С аксиологической и онтологической точек зрения право, как норма свободы, выраженная в равенстве, или справедливости, не тождественно закону. Регулирование социальных отношений на основе права как нормы свободы, что предполагает применение масштабов равенства, или справедливости резюмируется в наиболее обобщающем принципе такого регулирования, а именно в верховенстве права. Право как норма свободы, как масштаб равенства и справедливости в политическом сообществе является сущностным содержанием закона. Закон есть наиболее цивилизованная форма права. Право возводится в форму закона. Поэтому верховенство права и верховенство закона также не тождественные, хотя и взаимосвязанные понятия» [3, с. 4-5]. В. Д. Зорькин о социальной действительности России пишет: «Наша задача - суметь наполнить общенациональную идеологию конституционализма таким правовым смыслом, который отвечает ожиданиям нации, ее представлениям о справедливости и потребностям правового развития России» [4, с. 13].
г
Г пптаа» к
ЧИИ:1!М1 ж
ог ЬЕвт
РЕБЕПРСН
Авторы приходят к выводу, что ученый придерживается естественно-правовых воззрений относительно правовой действительности. Так, В. Д. Зорькин усматривает возможным отождествлять право с нормой свободы, что, очевидно, соответствует представлениям о праве В. С. Нерсесянца, закрепленных в так называемой либертарной теории права, а также, в соответствии с указанным подходом, разделять закон и право как два пускай и связанных, но сущностно отличных явления нормативно-правовой действительности.
Судья Конституционного Суда Г. А. Гаджиев отмечает, что формально ориентированный подход может привести к ошибочным выводам о роли общества и государственных институтов в возникновении права. Если то, что имело место в самоупорядочевании общественных отношений до официального признания права, не имеет никакого юридического значения, как считается в системе позитивного права, то непропорционально, несоразмерно возвеличивается роль такого государственного института, как суд в признании прав. Появляется иллюзия, очень вредная и даже опасная, что все зависит от роли судей, от того, как они истолкуют текст Конституции - расширительно или ограничительно. Но так ли рассматривают свою функцию судьи? Всегда ли они воспринимают свою работу по толкованию Конституции как механическую работу переводчика с языка уже сложившихся в жизни юридических норм на официальный язык закона? Нет, об этом свидетельствуют в том числе амбициозные заявления: Конституция - это не текст, а то, что по поводу этого текста скажем мы, судьи. На этих утверждениях строятся научные концепции децизионизма, суть которых в том, что с онтологической точки зрения текст Конституции не представляет собой принципиально важного значения, хотя реальность этого текста никто не отрицает; в сущностном смысле не текст является сосредоточением конституционного права, а мнения судей, которые только делают вид, что говорят от имени Конституции, принятой народом [5, с. 206].
Г. А. Гаджиев также отмечает следующее: «Оценивает ли Конституционный Суд в ходе проверки конституционности юридическую норму, которая создана
г
г
ог ЬЕвт
РЕБЕПРСН
волеизъявлением законодательного органа, то есть, то, что называется буквальным смыслом нормы? Нет, законодатель ставит перед Конституционным Судом гораздо более сложную задачу. Он должен, принимая решение по делу, оценивать как буквальный смысл рассматриваемого акта, так и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из его места в системе правовых актов (ч. 2 ст. 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»), Законодатель понимает, что его волеизъявление не окончательно, он допускает возможность его уточнения с учетом изменяющихся общественных отношений» [5, с. 230].
Основной проблемой естественно-правового подхода представляется отсутствие механизма преодоления неоднородности социальных воззрений на социальную действительность, которым, к слову, и является демократия, построенная на принципе легализации путем нормативно-правового закрепления решений, получивших поддержку большинства. В ситуации с введением запрета на применение смертной казни авторами усматривается проявление данного несовершенства как следствия вступающего в противоречие с правовым позитивизмом, построенным на демократических началах.
С. С. Алексеев отмечает, что от первого в истории практического воплощения принципа «разделения властей» - опыта североамериканской государственности (где конституционно-контрольные функции выполняет высшая инстанция общегражданской юрисдикции - Верховный Суд) создание особого юрисдик-ционного учреждения, конституционного суда, оказалось принципиально необходимым в тех странах, в которых основным источником права является закон. Именно необходимость того, чтобы все законы строго соответствовали демократическим началам, закрепленным в конституции (именно в закреплении таких начал кроется смысл основного закона страны, подчиняющегося особой процедуре принятия и изменения его положений), является, надо полагать, главная идея и основной смысл рассматриваемого государственно-правового института
г
г
ог ЬЕвт
РЕБЕПРСН
[6, с. 392]. Именно демократические начала, закрепленные в Конституции, включая (но при этом не ограничиваясь) принцип разделения властей, представляются нарушенными в контексте введения запрета на применение смертной казни.
Так, народ собственным большинством устанавливает смертную казнь введением в действие Конституции Российской Федерации. Федеральное Собрание, как и положено представительному органу власти, выявляя мнение населения, вынося, в соответствии с ним, решения, закрепляет смертную казнь в федеральном законодательстве и поддерживает возможность назначения и исполнения таковой путем нератификации Протокола № 6. Однако судьи Конституционного Суда, руководствуясь естественно-правовыми теоретическими воззрениями находят возможным в отсутствие явно выраженного мнения населения на запрет, а точнее при наличии явно выраженного мнения о допустимости применения смертной казни, без должной апробации в профессиональном сообществе юристов, и, что важнее, без опоры на какое-либо существенное решение гражданского сообщества, выносить решение, руководствуясь собственными представлении о правовой действительности и характеристиках таковой.
Таким образом, в отсутствие синтетической теории правопонимания и наличии функционирующей позитивной концепции, выраженной в форме действующего законодательства, судьи Конституционного Суда реализуют собственные теоретические изыскания на практике, чем, по мнению авторов, ставят под сомнение нормативную допустимость и научную обоснованность соответствующих решений, а также профессиональный авторитет самого органа как института, представляющего достижения всего юридического сообщества, а не отдельных его представителей, наделенных властными полномочиями.
Другими словами, авторами выявлено противоречие в месте ключевой роли Конституционного Суда в запрете применения смертной казни. С одной стороны, Определение от 19.11.2009 г. № 1344-О-Р противоречит как самой норме ст. 20 Конституции Российской Федерации в буквальном толковании, так и собственной правовой позиции, выраженной в Постановлении Конституционного
г
г
ог ЬЕвт
РЕБЕПРСН
Суда № 3-П от 1999 г. С другой стороны, выявление тенденции на отказ от применения смертной казни стран участниц Совета Европы, присущей, очевидно, и сообществу граждан Российской Федерации на тот момент, несмотря на неоднозначность методов его установления, является обоснованным с естественно-правовых точек зрения на правовую действительность в противовес позитивистскому подходу, при котором строгое соблюдение функциональной последовательности является основным принципом правотворческой и правоприменительной деятельности.
Учитывая то обстоятельство, что парламент как представительный и законодательный орган Российской Федерации обязан устанавливать и приводить в жизнь волю народа, то единственным способом преодоления указанного запрета представляется внесение изменений в Конституцию в части механизма функционирования Конституционного Суда, либо инициирование принятия новой Конституции с изменением положений, касающихся нормативного регулирования права на жизнь и применения смертной казни, в частности. Конституционный Суд, в свою очередь, имеет возможность вынести новое определение, разъясняющее смысл Постановления от 2 февраля 1999 года № 3-П, с включением позиции, соответствующей буквальному смыслу Конституции Российской Федерации, принципу разделения властей и собственному месту в данной системе.
Сложившаяся с введением запрета на применение смертной казни ситуация стала предметом особого интереса в связи с неоднородностью нормативных актов, отнесенных к регулированию данного отношения. В совокупности с возобновлением обсуждения вопроса о восстановлении практики применения смертной казни депутатами Государственной Думы, проблема нормативного регулирования представляется авторами итогом множества нерешенных проблем в системе конституционного права Российской Федерации, в частности, в соотношении актов высших органов власти между собой.
С одной стороны, как было отмечено ранее, Федеральное собрание не может преодолеть решение Конституционного Суда законотворческой деятельностью,
г
г
OF LEGAL
RESEARCH
с другой стороны, депутаты уполномочены вносить изменения в действующие нормативно-правовые акты, регулирующие порядок функционирования самого Конституционного Суда, включая (но при этом не ограничиваясь), нормативную силу его решений. Также, в соответствии со ст. 135 Конституции Российской Федерации, парламентарии имеют возможность инициировать пересмотр действующей Конституции в части регулирования права на жизнь путем созыва Конституционного Собрания и разработки проекта новой Конституции Российской Федерации с вынесением последнего на всенародное голосование.
1. СР внесет в Государственную Думу проект о частичной отмене моратория на смертную казнь // РИА Новости. URL: https://ria.ru/20191015/1559801229. html?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&utm_referrer=https%3 %2%2Fyandex. ru%2Fnews (дата обращения: 01.12.2019 г.).
2. В Государственную Думу внесли законопроект об альтернативе смертной казни // РБК. URL: https://www.rbc.ru/rbcfreenews/5df78ed59a79470e709a-2Ь0е (дата обращения: 03.01.2020 г.).
3. Зорькин В. Д. Ценностный подход в конституционном регулировании прав и свобод / Журнал российского права, 2008. № 12. С. 3-14.
4. Зорькин В. Д. Справедливость - императив цивилизации права // Вопросы философии. 2019. №1.С. 5-14.
5. Гаджиев Г. А. Онтология права: критическое исследование юридического концепта действительности: монография. - М.: Норма: ИНФРА-М, 2013. -
6. Алексеев С. С. Теория права. - М.: Издательство БЕК, 1995. - 320 с.
Библиографический список
320 с.