CC BY
117
начинкои — также составляет один из важнейших атрибутов татарского праздничного стола.
Из напитков у татарских переселенцев самым популярным в начале ХХ в. был чай. Спиртное употреблялось в малых количествах, так как алкоголь запрещен исламом. Ритуальным напитком на свадьбах является ширбэт — подслащенная медом вода.
Сегодня почти полностью утрачены характерные черты татарского интерьера в жилищах, из-за ветхости сносятся хозяйственные постройки, разбираются первые переселенческие дома, происходит нивелировка традиционной культуры татар Предбай-калья — переселенцев по Столыпинской аграрной реформе. Современные музеи под открытым небом являются наиболее оптимальным вариантом сохранения и отражения историко-культурной среды национальных поселений. Именно с этой целью и создается фрагментарно реконструируемое на основании выявленных этномаркирующих компонентов материальной культуры татар Предбайкалья татарское поселение в переселенческой экспозиционной зоне музея «Тальцы». Вывезенные и отреставрированные дом и мечеть с воссозданным интерьером, проводимые на базе экспозиций народные праздники, артисты в традиционных костюмах, угощения из блюд национальной кухни — все это позволит посетителям в полной мере погрузиться в атмосферу быта и культуры татарского народа Предбайкалья начала XX в.
Библиографический список
1. Тихонов, В. В. К вопросу о музеефикации и реконструкции традиционной культуры татар Предбайкалья / В. В. Тихонов // Современный музей как важный ресурс развития города и региона. — Казань : Изд-во Нац. музея Респ. Татарстан, 2004. - С. 117-121.
2. Токарев, С. А. Этнография народов СССР / С. А. Токарев. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1958. — 480 с.
3. Голеткина, Н. Г. Черемшанка: динамика развития
татарской переселенческой деревни / Н. Г. Голеткина // Россия и Восток: взгляд из Сибири. — Иркутск : Изд-во Иркут. ун-та 1998. — Т. 1. — С. 208 — 214.
4. Бобкова, Г. И. Переселение татар в Столыпинскую ре-
форму: роль в освоении северных районов Иркутской губернии / Г. И. Бобкова // Иркутский историко-экономический ежегодник. — Иркутск : Изд-во ИГЭА, 2002. — С. 81—84.
5. Татары. — М. : Наука, 2001. — 583 с.
КОЛГАНОВА Елена Юрьевна, заведующая научноисследовательским отделом.
Адрес для переписки: eukolqanova@qmail.com
Статья поступила в редакцию 31.05.2012 г.
© Е. Ю. Колганова
УДК 008:39
Е. В. ЩЕТИНИНА
Омский государственный университет им. Ф. М. Достоевского
К ВОПРОСУ О ФОРМИРОВАНИИ ОБРАЗА «ЧУЖОГО»
В УСЛОВИЯХ МАССОВОЙ КУЛЬТУРЫ
Этнический стереотип является важнейшим элементом формирования личностного и общественного самосознания. Через образ «чужого» и отношение к «чужим» общество определяет себя и вступает в культурный диалог.
Ключевые слова: массовая культура, этнический стереотип, «чужой».
Этнический стереотип в его функциональном делении общества на «свои» и «чужие» — обязательный, неотъемлемый и важнейший элемент культуры. Это связано с тем, что самосознание вообще — и этническое в частности — появляется (и проявляется) прежде всего при осознании себя, своих особенностей, которые осмысливаются по отношению, оппозиции к другому. Таким образом, «Я» может возникнуть только при наличии «Они».
Совершенно естественно, что «люди не обязательно видят мир таким, каким он является, скорее они видят его таким, каким он, по их представлениям и убеждениям, должен быть, или даже таким, каким они сами хотели бы его видеть» [1, с. 159]. Однако как же человек получает представление об антропологической среде? Главным образом — и в основном — из кросс-культурных контактов, которые являют собой процесс коммуникации [2, с. 209].
Для формирования этнического стереотипа (разных коннотации и степени акцентации) необходимо
какое-либо столкновение с носителем данной культуры, которое может быть как непосредственным, так и опосредованным.
Как правило, непосредственное столкновение бывает единичным, в результате чего весьма сложно составить даже относительно полное представление хотя бы о какой-то особенности данного человека (причем такой, что можно транслировать на весь народ). Этнический стереотип при единичном контакте строится по весьма примитивному индуктивному принципу: «он такой, значит и все такие». Но если затем, с течением времени, совершается целая цепочка аналогичных кросс-культурных столкновений, то происходит накопление опыта, в результате чего начинает выстраиваться какое-то представление о народе.
Часть стереотипов складывается и в результате опосредованного знакомства, например из литературы про путешествия того или иного толка. Нередко и сами авторы подобных заметок получали информа-
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012 КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012
цию из вторых рук, в чем честно и признавались. Например, брат Иордан (Журден) де Серверак писал: «Скажу теперь об Индии Третьей. Скажу по правде, не был в ней и не видел ее, но от тех, кто достоин доверия, немало наслышался я о многих тамошних чудесах. <...> думаю, государь этой страны сильнейший на свете и нет ему равного в достатке: ни у кого нет столько золота, серебра и драгоценных камней, и, говорят, ему подвластны пятьдесят два короля богатых и могущественных. <...> Все эфиопы — христиане, хоть и еретики. Довелось мне повидать многих людей их этих земель, и вел я с ними беседы» [3]. Легко отметить в этом пассаже самые важные для самого автора моменты — богатство и вероисповедание.
Подобные тексты — лакмусовая бумажка для той культуры, в рамках которых они создавались. В других странах и народах они замечали и отмечали только то, что относилось к сфере их вполне практической заинтересованности, которая, как правило, и заключалась в материальной обеспеченности и вероисповедании («что мы можем от них взять и нужно ли их воцерковить»).
Литература средневековых и античных авторов, разумеется, отличается от рассказов авторов Нового времени — прежде всего фантастичностью и некоторой фантасмагоричностью1 — однако там уже и закладываются попытки не просто маркировать какие-то стереотипы, но и объяснить их, климатом ли, рельефом ли местности, особенностями ли питания. В результате этого субъективные характеристики — психологические, поведенческие, ценностнонормативные, начинают связываться с моментами природными, объективными, таким образом, закрепляясь как данность.
«В целом в мифо-магической картине мира средневековья нехристианские земли рисовались как воплощение либо языческого рая или золотого века, либо присущих человеку иррациональных страхов перед неизвестным» [4, с.199]. Исходя из этих позиций, народы, населявшие данные земли, рассматривались с точки зрения положительной или негативной коннотации, и уже отталкиваясь от этого факта, наделялись чертами, которые соответствовали данной оценке. «Земной рай Индии видится первобытным миром золотого века, мечтой о счастливом и невинном человечестве, существовавшем до первородного греха. В связи с этим возникает еще один мотив — мир добрых дикарей. Образ “ добродетельного эфиопа", “благочестивого брахмана", о которых говорится в романах об Александре, проецируется позднейшими средневековыми авторами на современную им Индию» [4, с. 197].
По мере того, как с развитием путешествий расширялись границы мира для людей, появлялись новые земли, которые необходимо было как-то вписать в существующую картину. «Открытие Нового Света в 1492 году стало колоссальным шоком для европейцев. <....> И что было делать христианской Европе с целым континентом необращенных: являлись ли они невинными и невежественными душами, ожидающими крещения, чтобы быть принятыми в раскрытые объятия святой матери церкви, или опасными язычниками, чье безбожие преградило им дорогу к спасению?» [5, с. 392].
Здесь мы видим одну из основных исходных баз для стереотипизации той эпохи — конфессиональная привязка. Большинство этнических стереотипов такого рода являются на самом деле следствием религиозных разногласий. «К началу XX в. <...> в дум-
ских выступлениях русских националистов между конфессиональной и национальной принадлежностью ставился знак равенства, и образ “ поляка-като-лика" приобретал зловещий характер, подчеркивалась его агрессивность, фанатизм, ненависть к русским и православным» [6].
Более того, смена конфессии («крещеный еврей», «православный католик») не всегда положительно воспринималась в обыденном обществе. Человек не терял свою первоначальную стереотипизацию, то есть так и оставался «подозрительным чужаком», но при этом приобретал еще оттенок «перебежчика», человека, который сменил свою веру, что воспринималось подчас двойственно и даже с презрением. Здесь можно еще раз заметить тот самый уже упомянутый момент трудности изменения стереотипов и их оценки.
Большинство стереотипов возникают именно в рамках массовой культуры, в результате диалога. Однако культурный диалог — это постоянный процесс. В зависимости от ситуаций, контекстов и участников диалога, будут меняться его оттенки и оценочные характеристики. Поэтому те стереотипы, которые возникают в рамках обыденного диалога, не связаны с кризисными состояниями общества и культуры и, что самое главное, не входят в идеологическое поле общества, отличаются гибкостью, чуткостью, зависимостью от социокультурной ситуации. Более того, именно в этих случаях возможно сосуществование как негативных, так и позитивных гетеростереотипов.
«Эти стереотипы зачастую складываются из тех характеристик, которые данный этнос считает недостойными и противопоставляет своим понятиям о чести, нравственности, красоте. То, что применительно к собственному народу называется разумной экономикой, применительно к другим может именоваться скупостью. То, что “у себя" определяется как настойчивость, твердость характера, применительно к “чужаку" может называться упрямством. Однако далеко не всегда “ свое" оценивается выше, чем “ чужое". Бывает и обратное» [7].
Более того, нередко бывает признание превосходства «чужих» в одной области, но при этом и акцен-тация превосходства «себя» в области иной. «Они пунктуальные» — зато «у нас загадочная душа», «они трудолюбивы» — зато «мы творческие натуры». Это и есть типичный пример существования положительного гетеростереотипа: признание превосходства их в одной области — и нашего превосходства в другой.
Этнические стереотипы могут разрушаться. Особенно ясно это связано с политической ситуацией, которая трактует оценочные позиции. Когда политическая ситуация нестабильна, так же легко разрушается и стабильность оценки стереотипа.
«Неустойчивость стереотипов свидетельствует о недолговечности распространенных представлений о “ расовом" темпераменте. В 1935 году большинство американцев характеризовали японцев как “прогрессивных", “ умных" и “ трудолюбивых". Семью годами позже эти определения уступили место другим: японцы стали “хитрыми" и “вероломными". Когда Калифорнии были нужны китайские рабочие, они были “бережливыми", “здравомыслящими" и “законопослушными", тогда как в период кампании за введение закона о запрещении въезда в США нежелательных иммигрантов китайцы стали “грязными", “ отвратительными", “ неассимилирующимися", “обособленными" и “ опасными"» [8, с. 153].
Однако нужно учитывать, что многие стереотипы существуют вне зависимости от политической ситуации, в рамках бытового общения. В психологии человека помимо образа врага существует много градаций Чужого, которые описываются даже в языке. Это такие прилагательные как «неизвестный», «странный». У них есть свои существенные различия. «Неизвестный» предполагает познание, вступление в диалог, наличие коммуникативного процесса, в результате которого проявится известность. «Странность» же — это уже сама информация. Это следствие коммуникативного процесса и признание того, что он не получился.
«Поразительный» — это крайняя степень «странного», еще большая степень отчужденности. Они не просто странные, непонятные, но они чрезвычайно, активно странные. Эта «поразительность» становится диковинной экзотикой, ознакомившись с которой заочно, хочется продолжить знакомство наяву.
Однако такая емкая характеристика не нравится самим объектам подобных стереотипов, не нравятся сама попытка уместить весь национальный характер в несколько стереотипов. В этом случае начинают появляться работы, целенаправленно ориентированные на демифологизацию данных представлений. Например, О. Хаксли писал: «Иностранцам, посещающим нашу страну в мирное время, редко когда случается заметить существование в ней англичан. Даже акцент, именуемый американцами “ английским", на деле присущ не более чем четверти населения. Карикатуры в газетах континентальной Европы изображают англичанина аристократом с моноклем, зловещего вида капиталистом в цилиндре либо старой девой из Берберри» [9].
Этот автор отмечает еще один важный момент: многие стереотипы строятся на восприятии узкой группы, которая представляется квинтэссенцией всей нации. «Все обобщенные суждения об англичанах, как доброжелательные, так и неприязненные, строятся на характерах и привычках представителей имущих классов, игнорируя остальные сорок пять миллионов населения» [9].
Это вполне логично и объяснимо. Для стереотипизации нужна необычность, нужна «инаковость», «чуждость», нужен Другой, а кто более «инаков»: английский джентльмен, носитель определенных традиций, или же обычный рабочий, которых и в своем отечестве полно? «Карикатурам не соответствует даже преобладающий физический тип англичанина, ибо высокие, долговязые фигуры, традиционно считающиеся английскими, редко встречаются за пределами высших классов. Трудящийся же люд в основном мелковат, короткорук и коротконог, движениям свойственна порывистость, а женщинам на пороге среднего возраста свойственно раздаваться в теле» [9].
Кроме того, необходимо отметить то, что стереотипы в массовую культуру через литературу проникали с подачи людей из высшего общества, которые в свою очередь, контактировали лишь с представителями своего круга. «Трудящийся люд» для них был аморфной массой, не суть сильно отличающийся от такой же массы в родимой отчизне.
Таким образом, обнаруживается, что нередко этнический стереотип выражает даже не столько наши представления о народе, сколько наши представления об отдельных его представителях. Такой этнический стереотип являет собой двойную персонификацию — сначала весь народ персонифицируется в конкретной, обычно социокультурной, группе
(«английский джентльмен», «американский бизнесмен», «американский ковбой», «русский мужик»), а затем эта группа ,в свою очередь, персонифицируется в емком образом стереотипе. Таким образом, в результате этой двуступенчатой персонификации теряется полнота истинности стереотипа, ведь персонифицируемый образ так же неполно передает специфику группы, как эта локальная группа неполно передает специфику всего общества. Подобный этнический стереотип, с одной стороны, становится ущербной по своему содержанию конструкцией, но при этом конструкцией, весьма яркой по своей форме. Такие конструкции в изобилии используются современной массовой культурой в ее карнавализационном представлении мира.
Ломка или даже изменение стереотипов, особенно таких глубинных, как этнические, происходит тяжело и очень долго. Иногда это связано с тем, что приходится заново пересматривать всю имеющуюся картину мира, иногда же все дело в привычке апеллировать к конкретным схемам. Кроме того, стереотипы порождают особое отношение к тем или иным событиям, давая толчок для интерпретации их в определенном, логичном для данных стереотипов, ключе. Поэтому поступок в рамках внешней или внутренней политики, ставший известным широкой общественности и могущий «добавить баллов» к положительному образу государства народа, нередко оцениваются как «подлизываются, пытаются показаться хорошими, но мы-то знаем...... Предубеждение стоит
выше фактов и здравого смысла, поскольку оно, как правило, коренится в подсознании, а подсознательные схемы очень сложно менять.
Итак, этнический стереотип в его функциональном делении общества на «свои» и «чужие» — обязательный, неотъемлемый и важнейший элемент культуры. В результате окружающие народы маркируются как «странные» или «поразительные», а наиболее популярные этнические стереотипы проговариваются так, что начинают приобретать статус истинного утверждения. Подобная стереотипизация по этническому признаку происходит в обществе постоянно и взаимно, актуализируясь при каждом новом культурном контакте. Этнические стереотипы — не интимно скрываемый образ, они достаточно активно проявляются в культуре и искусстве и позиционируются вовне, становясь доступными и для других культур. Ответная реакция нередко содержит в своей основе попытку анализа собственного народа, исходя из его восприятия иными культурами, преломление его национальных особенностей через призму иных национальных особенностей. Это является еще одной формой культурного диалога, инициатором которого становится массовая культура.
Примечание
1 Такая фантасмагоричность очень удачно отражена в книге Л. Лагина «Старик Хоттабыч»: «С севера и запада Индия граничит со страной, где проживают плешивые люди. И мужчины и женщины, и взрослые и дети — все плешивые в этой стране, и питаются эти удивительные люди сырой рыбой и древесными шишками». Лагин, Л. Старик Хоттабыч /Л. Лагин // — М., 1984. - С. 21.
Библиографический список
1. Голд, Дж. Психология и география: Основы поведенческой географии / Дж. Голд. — М. : Прогресс, 1990. — 304 с.
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012 КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
КУЛЬТУРОЛОГИЯ. ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 5 (112) 2012
2. Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии / Э. Сепир. — М. : Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1993. — 656 с.
3. Юрченко, А. Г. Историческая география политического мифа. Образ Чингис-хана в мировой литературе XIII — XV вв. / А.Г. Юрченко. — СПб. : Евразия, 2006. — 334 с.
4. Лучицкая, С. И. Иные земли //Словарь средневековой культуры / С. И. Лучицкая. — М. : Российская политическая энциклопедия, 2007. — 624 с.
5. Осборн, Р. Цивилизация. Новая история .западного мира / Р. Осборн. — М. : АСТ:МОСКВА ХРАНИТЕЛЬ, 2008 — 764 с.
6. Фалькович, С. М. Представления русских о Польше и поляках (вчера и сегодня) [ Электронный ресурс] / С. М. Фаль-кович // Мемориальный сайт памяти Н. Н. Моисеева. — Режим доступа: http://nnmoiseev.ru/st0015.htm (дата обращения: 25.05.2010).
7. Бромлей, Ю. Человек в этнической (национальной) системе [Электронный ресурс] / Ю. Бромлей // Библиотека
журнала Скепсис. — Режим доступа: http://scepsis.ru/library/ id_1083.html (дата обращения: 20.05.2010).
8. Клакхон, К. Зеркало для человека. Введение в антропологию / К. Клакхон. — СПб. : Евразия 1998. — 352 с.
9. Оруэлл, Д. Англичане. Англия с первого взгляда [Электронный ресурс] / Д. Оруэлл // Библиотека Гумер. — Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Article/ Oruell_Anglia.php (дата обращения: 05.04.2010).
ЩЕТИНИНА Елена Витальевна, ассистент кафедры теории и истории мировой культуры.
Адрес для переписки: elena_omgu@mail.ru
Статья поступила в редакцию 18.09.2012 г.
© Е. В. Щетинина
Информация
Премия за лучший перевод произведений русской литературы
на иностранные языки «Читай Россию/Read Russia» 2012-2013 гг.
Институт перевода объявляет о начале приема заявок на соискание премии за лучший перевод произведений русской литературы на иностранные языки — премии «Читай Россию/Read Russia» 2012 — 2013 гг.
Премия «Читай Россию/Read Russia» — единственная российская премия за лучший перевод произведений русской литературы на иностранные языки. Учреждена Автономной некоммерческой организацией «Институт перевода» под эгидой Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в 2011 году. Проходит при организационной поддержке Президентского центра Б. Н. Ельцина.
Целями премии являются:
— популяризация произведений русской литературы;
— поощрение переводчиков русской литературы на иностранные языки и издательств, публикующих данные переводы;
— укрепление и развитие культурных связей России с зарубежными странами.
Премия присуждается в следующих номинациях:
— Классическая русская литература XIX века;
— Литература ХХ века (произведения, созданные до 1990 года);
— Современная русская литература (произведения, созданные после 1990 года);
— Поэзия.
Победителями премии в каждой номинации становятся переводчик (переводчики) и издательство, в котором была выпущена книга. Победители получают специальные дипломы и медаль, а также денежное вознаграждение в размере 5 000 евро — переводчик (переводчики) и 3 000 евро в виде гранта — издательство на покрытие расходов на перевод другого произведения русской литературы — по согласованию с учредителем премии.
Выдвижение кандидатур на соискание премии могут осуществлять издательства, образовательные и научные центры, а также физические лица, включая самих переводчиков.
Срок регистрации заявок на соискание премии: до 30 апреля 2013 года.
При выдвижении на премию предоставляются изданная книга в двух экземплярах и письмо о выдвижении, в котором должны содержаться следующие сведения:
— сведения о номинаторе — переводчике либо организации, осуществляющей выдвижение произведения на соискание премии, необходимые контактные телефоны и адреса;
— краткая творческая биография переводчика с указанием перечня публикаций;
— письменное согласие переводчика на выдвижение произведения на соискание премии в случае, если номинатором выступает не сам автор перевода;
— развернутая рецензия, выполненная профессиональным переводчиком или славистом.
За дополнительной информацией обращайтесь в оргкомитет премии:
119180, Россия, Москва, ул. Б. Полянка, дом 23, стр. 3, тел./факс: +7-495-229-75-89, e-mail: info@read-russia.ru Сайт Премии: http://www.read-russia.ru/
Источник: http://www.rsci.ru/grants/grant_news/276/233244.php (Дата обращения: 30.11.2012)
