CC BY
18
С.Б. Маргулис, Р.И. Файншмидт
К ВОПРОСУ О ФАКТОРАХ РАДИКАЛИЗАЦИИ ИСЛАМА НА ПРИМЕРЕ УЗБЕКИСТАНА И ИНДОНЕЗИИ (ПРОВИНЦИЯ АЧЕХ)
Аннотация
В статье исследуются факторы, способствующие усилению радикальных направлений ислама и распространению идей исламского фундаментализма в контексте политических тенденций в ряде стран и регионов мира. Для того, чтобы проанализировать данные процессы, а также предпосылки, стоящие за ними, было решено рассмотреть два международных кейса, в которых представлена проблема радикализации ислама в неарабских обществах, а именно: в Узбекистане и в Индонезии (в провинции Ачех). Данные кейсы были выбраны ввиду того, что при иллюстрации общей международной проблемы, Узбекистан и Ачех относятся к абсолютно разным регионам Азии, имеют коренные различия в контексте культурного и исторического развития, а также социальной и политической структур общества. При подготовке данной исследовательской работы авторы отталкивались от предположения, заключающегося в том, что радикальный ислам может быть использован в качестве формы социального и политического протеста против неугодных режимов или внешних угроз. Кроме того, было отдельно обозначено, что радикальный ислам формируется в регионах, характеризующихся доминированием мусульманского населения (причем, независимо от течения или школы ислама) и находящихся в неблагоприятных социально-экономических условиях.
S. Margulis, R. Fainshmidt
THE ISSUE OF THE ISLAMIC RADICALIZATION FACTORS: CASES OF UZBEKISTAN AND INDONESIA (ACHEH PROVINCE)
Abstract
In the framework of this article, there are scrutinized factors that contribute to the strengthening of radical Islam and the spread of Islamic fundamentalism in the context of political dynamics in several countries and regions of the world. In order to analyze these processes, as well as the prerequisites behind them, it was decided to consider two international cases that presented the problem of the radicalization of Islam in non-Arab societies, namely: in Uzbekistan and Indonesia (in Aceh province). These cases were chosen due to the fact that while illustrating the given international problem, Uzbekistan and Aceh belong to completely different regions of Asia, have fundamental differences in the context of cultural and historical development, as well as social and political structures of society. In the process of preparing this research work, the authors turned to the assumption that radical Islam could be used as a form of social and political protest against unfriendly regimes or external threats. In addition, it was indicated that radical Islam is formed in regions characterized by the dominance of the Muslim population (moreover, regardless of a branch or a school of Islam) and within unfavorable socio-economic conditions.
Ключевые слова:
исламский фундаментализм, радикализация ислама, Узбекистан, провинция Ачех, Индонезия, суфизм, салафизм, социально-экономические условия.
Key words:
islamic fundamentalism, Islamic radicaliza-tion, Uzbekistan, Aceh province, Indonesia, Sufism, Salafism, socioeconomic conditions.
В конце XX - начале XXI века исламский фундаментализм стал одной из глобальных проблем для мировой общественности. Практически на всех территориях компактного проживания мусульман стали появляться религиозно-политические организации, группировки и секты, продвигающие идею установления подлинного исламского правления в отдельно взятой стране, регионе и даже в мире в целом. Немалая доля из них прибегает к методам так называемого боевого джихада, т.е. вооруженной борьбы за веру, и создает прямую угрозу международному сообществу. Для противодействия исламизму необходимо тщательное изучение причин его появления и распространения в различных частях мира. Проблема радикального ислама рассматривалась в работах отечественных ученых: А. Игнатенко, Г. Милославского, И. Добаева, А. Коровикова, а также зарубежных специалистов таких, как Г. Фуллер, Д. Пайпс и др. Исламизм на Ближнем Востоке изучали П. Берген, Л. Райт, С. Демиденко, Г. Мирский. Ситуацию в Центральной Азии рассматривали: А. Нанаева, Б. Бабаджанов, М. Олкотт и др. О фундаментализме в Юго-Восточной Азии писали Е. Канаева и Н. Рогожина. При этом, несмотря на достаточно большое количество научных трудов, тема не является достаточно изученной и требует дальнейших исследований.
В рамках данной статьи авторы попытались рассмотреть исламский фундаментализм на территориях (Узбекистан и Ачех), принадлежащих к двум различным регионам мира, и имеющих абсолютно разную культуру, традиций, историческое прошлое и политическую систему, но объединенных общей мусульманской религией.
Целью данного исследования является выявить и описать основные факторы, способствующие радикализации ислама в Республике Узбекистан и индонезийской провинции Ачех. Для этого в отдельности друг от друга анализируются кейсы этих двух территорий и выделяются общие тенденции в формировании исламистских движений. При написании работы авторы исходят из предположения о том, что радикальный ислам является формой политического протеста против неугодных режимов. А также о том,
что он чаще всего формируется в регионах, где доминирует мусульманское население, причем, независимо от течения, и при наличии негативных социально-экономических условий.
Особенности формирования и развития исламского фундаментализма в Узбекистане.
Мусульманская религия проникла на территорию современного Узбекистана в VП-VШ вв. в результате арабских завоеваний. Предки современных узбеков, проживавшие преимущественно в земледельческо-оседлых районах принимали ислам гораздо быстрее кочевников - казахов и северных киргизов [17, с. 18]. Религия достаточно быстро проникала во все сферы их общественной жизни, но при этом сохранялись и доисламские традиции. Мусульманство дополнялось языческими обрядами, традициями и заимствованиями из манихейства и зороастризма [17, с. 17]. Их сохранению способствовала и закрепившаяся в Центральной Азии религиозно-правовая школа - ханифитский мазхаб (название образовано от имени основателя - Абу Ханифы, ум. в 767 г).
Ханифитский мазхаб отличается от других мазхабов, существующих в суннитском исламе (ханбалитского, шафиитского и маликитский) тем, что его адепты при толковании различных правовых прецедентов используют в первую очередь кыяс. Кыясом в исламе называется источник права, напоминающий классический прецедент, т.е. суждение по аналогии с похожей ситуацией, описанной в Коране и Сунне [9, с. 35]. Иджма (коллегиальное и единое мнение исламских правоведов) признается ими без ограничений, значительное внимание уделяется мнению ученого - рая, а также активно используется вынесение суждений на основе личного убеждения - истих-сан [13, с. 273].
На практике ханифитский мазхаб (наряду с шафиитским) считается наиболее демократичным и открытым с точки зрения религиозной дискуссии. В его рамках могут сосуществовать предстатели различных конфессий ислама, практиковаться специфические культы, развиваются богословские и иные схоластические дискуссии (для сравнения - в Саудовской Аравии, где превалирует ханбалитский мазхаб, представители иных религиозных школ были включены в Совет высших улемов лишь королем Абдаллой, в 2009 году [10, с. 9]).
Открытость ханифитов дала возможность активно развиваться на культурной почве Центральной Азии, в общем, и Узбекистана в частности, такому специфическому направлению исламской религиозной мысли как суфизм (тарикатизм). Американский религиовед румынского происхождения Мирча Элиаде в своей книге «История веры и религиозных идей» писал, что «суфизм представляет собой самое известное мистическое явление в исламе и одну из его самых значительных эзотерических традиций» [24, с. 115] Он основан на своде психологических и морально-этических упражнений, которые погружают стремящегося к духовному обогащению адепта в состояние транса. В этом состоянии верующий начинает ощущать присутствие божественного и убеждается в истинности потусторонней, трансцендентной реальности (алхакика). В основном неграмотное население Центральной Азии было больше расположено именно к такому мистическому, терпимому и гибкому исламу, чем эмпирическому, т.е. основанному на кораническом знании [3, с. 8].
Внутри себя суфизм разделен на братства, дервишеские ордена, каждое из которых практикует тот или иной, присущий именно ему, метод постижения Бога - тарика (путь, дорога) за счет дискуссий, молитвенных бдений, медитаций и т.д. В ЦА наиболее распространенными стали Ясавия, На-кшбандия и Кадирия. Последние два также популярны и в российском Дагестане. Центральным моментом суфийских культов является культ святых -основоположников тариката. Святым поклоняются, совершают подношения и паломничества к их могилам, пышно украшают захоронения и т.д.
Человек, вставший на этот путь (мурид), должен найти себе духовного наставника (муршида) из числа шейхов, пиров, ишанов и т.п. Типичным фактически для всех приверженцев данного религиозного течения остается верность и беспрекословное подчинение мурида муршиду. Этот принцип берет свое начало от одного из самых уважаемых в мусульманском мире суфиев Мухаммада Бахауддина Накшбанди аль-Бухари (ум. В 1389), ставшего основоположником ордена Накшбандия, который настаивал на особой важности духовной близости ученика и его наставника. Необходимо отметить, что в Центральной Азии зачастую муршиды получают этот статус по наследству и имеют весьма косвенное отношение к религии, при этом благодаря своей харизме, а также местным традициям обладают непоколебимым авторитетом в глазах муридов и готовы выполнять их волю. Это способствовало трансформации классического суфизма в его локальную фор-
му - ишанизм. По словам известного американского исламоведа К. Глэсса (С. Glasse), он являлся вульгаризированным вариантом суфизма и имел мало чего общего с его традиционными формами, где ключевую роль играет самосовершенствование [41, р. 380]. Благодаря особой роли духовного наставника местные ордена превратились в хорошо организованные группы солидарности, где религиозные связи крайне сложно отделить от «мирских». Эти объединения состояли из сотен, а иногда и тысяч мюридов полностью лояльных своим муршидам [3, с. 8].
Именно они легли в основе народных протестов в начале XX столетия, направленных сначала против гнета царской власти, а затем и коммунистов, апогеем которых стало басмаческое движение. Политика царского правительства по интеграции Туркестана в экономическую систему Российской империи, олицетворением которой стало развитие хлопкового производства, превратила его из самодостаточного региона в зависимый т.к. теперь зерно и ряд других продовольственных товаров приходилось завозить из других уголков страны [16, с. 215]. Что стало причиной разорения части дехканских (крестьянских) хозяйств и учащению случаев разбойных нападений, в особенности в Ферганской области [16, с. 216]. Ситуация в Центральной Азии значительно ухудшилась в ходе Первой мировой войны, когда значительная часть мужского населения была мобилизована на фронт, а поставки хлеба резко сократились. В 1917 г. в регионе разразился страшный голод, в одном только Андижанском уезде насчитывалось более 85 тыс. голодающих. За 1917-1920 гг. население Туркестана сократилось на 1 млн человек [25, с. 106]. Это значительно усилило антирусские настроения. Причем, крах царизма и приход к власти большевиков ситуацию не изменил. Советское руководство достаточно быстро дискредитировало себя в глазах населения Туркестана политикой продразверстки и антирелигиозной кампанией.
Это привело к развитию басмаческого движения. Оно стало формой социального протеста населения Центральной Азии против политики советского правительства и гегемонии русских в регионе, в основе которой лежал религиозный фактор. Безусловно, он не был единственным, идеологами басмачей выдвигались также пантюркистские и автономистские лозунги, носившие откровенно сепаратистский подтекст, например, возрождение Кокандского ханство [19, с. 30]. Однако, они были менее понятны местному, в основном неграмотному населению, в отличие от религиозных. Ос-
новная их идея была передана теоретиком Ходжей Самибеей, который говорил, что необходимо «освободить мусульманские народы и передать дело управления Востоком в руки организации, обладающих действительной жизнеспособностью на Востоке» [52, р. 41]. Кроме того, ислам выступал консолидирующим механизмом для представителей разных национальностей, компактно проживающих в регионе, а в особенности в Ферганской долине, населенной узбеками, таджиками и киргизами. Идея необходимости ведения священной борьбы за веру была предельна понятна людям и объединяла их. Многие ишаны благословляли своих мюридов на джихад, объявленный так называемыми местными эмирами. В частности, духовным идеологом узбекских джихадистов был муршид Дамулла Хан. Участники басмаческого движения стали именоваться «гази» или «моджахедами», т.е. защитниками ислама. Преданные своим муршидам, часто имевшим отнюдь не религиозные цели, они оказывали серьезное сопротивление красной армии.
Пример басмаческого движения наглядно демонстрирует, что при определенных социально-экономических и политических условиях, суфии способны встать на путь джихада, хотя в постсоветской традиции их и принято считать умеренными. Таким образом, отождествление исламского фундаментализма исключительно с идеологическими противниками суфиев салафитами или ваххабитами является в корне неправильным. Равно как и неверно считать, что в рядах тарикатистов не могут сформироваться радикальные идеи. Аргументом в пользу данной позиции служит и ситуация в постсоветском Узбекистане.
Отказ от всеобщего атеизма в СССР в период «перестройки» способствовал возрождению ислама в регионе. В 1989 г. на должность главы Среднеазиатского духовного управления мусульман был избран авторитетный муфтий из Андижана Мухаммад Содык Мухаммад Юсуф, поставивший главной задачей всестороннюю поддержку популяризации мусульманской религии в обществе. Только за 1989 - 1991 гг. количество мечетей достигло 1,5 тысяч, 800 из которых - в Ферганской долине [4]. Причем, рост числа духовных учреждений вполне отвечал потребностям населения. Благодаря сохранявшимся даже в годы антирелигиозных кампаний советского руководства плотным связям муридов и муршидов ислам сохранил свои позиции в социуме, а особенно в сельской местности. При этом многими он долгое время воспринимался лишь как часть традиционной культуры и не мешал участвовать в строительстве коммунизма [5, с. 111]. Однако, поли-
тический кризис конца 1980-нач. 1990-х гг. кардинально изменил ситуацию. Многие авторитетные ишаны стали открыто заявлять о полной несовместимости ислама и коммунистической идеологии, а соответственно и враждебности КПСС для мусульманской религии. Именно ислам лег в основу антисоветских движений в Узбекистане. Даже в целом светские политические силы т.к. народное движение «Бирлик» и демократическая партия «Эрк», являвшиеся главными противниками сначала коммунистической партии, а затем и режима И. Каримова обращались к исламу. Осознавая некий мейнстрим в узбекском обществе в сторону религии, а также традиционализм местного общества [7, с. 25] лидеры оппозиции периодически упоминали о панисламизме, при этом, надеясь получить возможность работать в правовом поле, делали основной акцент на других вещах.
Наиболее активно религиозной свободой попытались воспользоваться радикальные силы в узбекском обществе, функционировавшие в подполье вплоть до конца 1980-х гг. В поздний советский период они позиционировали себя в качестве продолжателей дел басмачей, в независимом же Узбекистане их цели сменились «на замену светской власти режимом, основанным на шариате» [18, с. 117].
Большинство вдохновителей, формировавшихся фундаменталистских движении Рахматулле-оллома и Абдували-кори, а также лидеры одной из крупнейших экстремистских группировок во всей Центральной Азии, Исламского движения Узбекистана (ИДУ), Д. Намангани и Т. Юлдашев придерживались идей салафитского ислама. В частности, именно к таковым их относил видный среднеазиатский богослов XX столетия Мухаммаджан Хиндустани [6, с. 55]. Например, Абдували-кори, с сожалением, отмечал, что в Узбекистане редкие мусульмане строго придерживаются предписаний Корана и Сунны, их он называл «изгоями», а большинство склонны к соблюдениям обычаев и обрядов [5, с. 109]. При этом самих лидеров исламистов также можно назвать салафитами лишь с большой оговоркой. Ввиду жесткого контроля за религией в СССР, они не могли получить качественное исламское образование и не имели глубоких знаний Корана и Сунны. Их идеологическая база существенно отличается от салафитов - ваххабитов из Саудовской Аравии. Таким образом, в данном случае, речь идет о так называемых «постсоветских салафитах», которые имеют несколько иное представления о данном течение в мусульманской религии, нежели их соратники на Ближнем Востоке.
В то же время лидеры радикалов хорошо знали особенности узбекского общества и на первых порах проявляли определенную толерантность к иным исламским течениям в т.ч. и суфиям. Их задача заключалась в консолидации всех мусульман Узбекистана против светской власти И.Каримова, который обвинялся ими в притеснении религии. Более того, даже в основополагающем документе ИДУ было прописано, что движение придерживается ислама ханифитского толка [18, с. 124], что нетипично для салафитов. Политика исламистов оказалась весьма эффективной, и к радикалам примкнуло немало количество суфиев. При этом необходимо отметить, что немалая часть из них «слепо» последовала примеру своих ишанов и шейхов.
Доказательством единения мусульман на фоне религии стало участие представителей разных течений в гражданской войне в Таджикистане на стороне Объединенной таджикской оппозиции (ОТО). Как пишет авторитетный ташкентский исламовед Б. Бабаджанов, этот конфликт расценивался узбекскими исламистами исключительно сквозь призму «борьбы за веру» [5, с. 117]. Например, уже в 1990 гг. по разным оценкам около 30-35% населения Ферганской долины разделяло исламские идеи, в т.ч. и радикальные [21, с. 45].
Как и в случае с басмачеством, исламизм в Узбекистане стал также реакцией населения на непростую социально-экономическую ситуацию в республике. Уже с 1980 г. в Узбекистане очень быстрыми темпами росла численность населения, примерно на 300-500 тыс. в год. (граф.1).
Динамика роста населения Узбекистана в 1980-2019гг. (млн чел) [1]
При этом распад Советского Союза и трансформация экономической системы оказали негативное влияние на качество жизни, особенно сельчан, где по статистике на 1991 г. проживало 58% жителей республики [67]. Уровень доходов в сельском хозяйстве, генерировавшем в начале 1990-х около 50% ВВП страны, составлял лишь 40-50% горожан [20, с. 305,306]. Причем, в городе ситуация также отнюдь не выглядела позитивной, где наметился явный спад в промышленности, обусловленный разрывом производственных кооперацией и утерей рынков сбыта.
Диаграмма 2. Динамика ВВП на душу населения в Узбекистане по ППС (в текущих ценах) в долларах США [65].
Массовые сокращения на нерентабельных предприятиях и рост населения спровоцировали существенное повышение уровня безработицы, которая исходя из данных официальной статистики в течение 1990-х гг. не превышала 2% [14]. Однако, де-факто, это очевидно не соответствует действительности, что доказывает массовый отток трудоспособного населения в РФ и Казахстан. Стабильно высоким оставался и уровень инфляции, которая в 1993 г по данным Всемирного банка достигла 1238% [66].
Исламистские пропагандисты старались заострять внимание на проблемах бедности, социальной несправедливости, а также коррумпированности и недееспособности светской власти, указывая на то, что в ислам-
ском государстве все эти проблемы будут решены. Причем это подкреплялось вполне конкретной деятельностью. Такие группировки как «Товба» («Покаяние») и «Адолат» («Справедливость») вошедшие позднее в состав ИДУ сформировались как организации, боровшиеся за социальную справедливость. В частности, последняя, членом которой был и Т. Юлдашев, выступала защитницей бизнесменов г. Намангана от рэкета и произвола коррумпированных властей города, чем заслужила уважение в кругах местных предпринимателей [5, с. 113]. Более того на одном из массовых митингов Т. Юлдашев в 1991 г. высказал конкретные претензии президенту страны И. Каримову.
Социальному аспекту уделялось внимание и при проведении пропагандистских занятий с лицами уже вступившими в ряды экстремистов. Так, откровенно идеализировалась миссия шахида. Смерть «во имя Аллаха» гарантировала попадание в рай, где по версии «наставников» моджахед получал все абсолютно мирские удовольствия, которых он не мог получить в этой жизни. В условиях 1990-х гг. это очень эффективно действовало на сознание молодежи из бедных районов Узбекистана. Люди вступали в ряды боевиков также веря в то, что Т. Юлдашева и Д. Намангани будут более справедливыми правителями, нежели И. Каримов [18, с. 124], о чем печатались проспекты и снимались фильмы.
Основная террористическая деятельность узбекских фундаменталистов пришлась на 1990-е. Они приняли активное участие в боевых действиях в Таджикистане, организовали теракты в 1999 г. в Ташкенте, а также захватили несколько населенных пунктов в Баткенском районе Кыргызстана [51, р. 30]. Укрепление авторитарной власти и усиления контроля правительства за религиозными организациями в республике фактически свели на нет деятельность радикалов, которые были вынуждены эмигрировать в Афганистан. На это оказало влияние и общее улучшение социально -экономической ситуации. В современных реалиях все меньше жителей республики готовы идти на самопожертвование с целью ведения священной войны. Кроме того, в условиях стабильности суфии, доминирующие в общем числе мусульман республики, не нацелены идти на сотрудничество с салафитами. Опыт Узбекистана и стран ЦА демонстрирует, что, в отличие от салафитов, тарикатисты прибегают к боевому джихаду лишь в случаях откровенного давления на религию, а также явной политической и экономической нестабильности, чего в последние годы не наблюдается в Узбе-
кистане, особенно с приходом на пост президента Ш. Мирзиеева. При нем уже были внесены поправки в закон о религиозных организациях [11], существенно упрощающие их регистрацию и деятельность, что было отмечено международными наблюдателями [22].
При этом однозначно говорить об отсутствии рисков эскалации ситуации было бы неправильно. По данным социологических исследований проведенных агентством «Ижтимоий фикр» («Общественное мнение») в Узбекистане почти 70% опрошенных считают главной проблемой ЦА религиозный экстремизм [12]. В целом, сохраняющийся достаточно низкий уровень доходов населения, недостаточный уровень образования в т.ч. исламского, а также деятельность боевиков узбекской национальности, принимающих в настоящий момент участие в боевых действиях на Ближнем Востоке (насчитывается около 1,5 тыс.) сохраняют [2], при определенных условиях, опасность дестабилизации обстановки.
Радикальный ислам в индонезийской провинции Ачех
Индонезия, будучи крупнейшим в мире государством по количеству мусульманского населения: из 261,89 миллионов населения [30, р. 3] страны 87,1% являются адептами Ислама [38], известно также наличием ряда противоречий этноконфессионального характера, и присутствия сепаратистских тенденций в некоторых регионах. Одним из наиболее ярких примеров обособленности в рамках индонезийского общества с проявлением широкомасштабного радикализма в совсем недавнем прошлом является провинция Ачех.
Она наряду с провинциями Папуа и Западное Папуа имеет особый статус в рамках административно-территориального деления Республики Индонезия и характеризуется расширенной автономией с возможностью принимать собственные законы, причём основой правовой системы является шариатское право, нормы которого определяются Советом улемов Ачеха, также вовлеченным в согласование мероприятий на предмет их соответствия исламской морали. Подобный механизм и особое положение региона были определены в соответствии с такими нормативными актами Индонезии, как законы №22/1999, №44/1999, №18/2001 «Об особой автономии для особого региона Ачех» и № 11/2006 «Закон об управлении Ачехом».
На территории Ачеха полностью запрещены караоке, кинотеатры, концерты, добрачные отношения и сексуальные связи, однополые отноше-
ния, некоторые компьютерные игры, продажа и употребление алкоголя, проституция и др. При этом женщинам предписаны особые требования: они обязаны одевать скромную одежду, прикрывающую тело с ног до головы, и носить хиджаб; не имеют права выходить из дома после 23 часов, не могут заниматься спортом, а также не имеют права находиться как в уединении, так и в общественных местах с мужчиной, не являющимся мужем или родственником. При этом эти нормы распространяются и на немусульман, а их нарушение карается такими телесными наказаниями, как удары палкой, количество которых варьируется в зависимости от серьёзности правонарушения. Для отслеживания и пресечения фактов нарушения норм шариата была создана называемая шариатская полиция (полиция нравов).
При анализе ситуации в провинции Ачех, необходимо обратить внимание на её этноконфессиональные и исторические особенности, Находясь в северной оконечности острова Суматра, провинция Ачех отличается небольшим по Индонезийским меркам населением в почти 4,5 миллиона человек (чуть более 1,89% от всего населения страны), согласно официальной переписи населения Индонезии в 2010 году [45, р. 29]. При этом провинция представляет собой территорию компактного проживания народности Ачех и этнических групп с ней связанных, использующие ачехский язык в своей повседневной коммуникации): так, из почти 4,1 млн человек (1,7% населения Индонезии) [45, р. 31; 23, с. 233], относящих себя к ачехцам, 3.82 миллиона проживает непосредственно в провинции Ачех [45, р. 36], т.е. 93,36% всего этноса проживает на территории одной провинции. Следует выделить отдельно, что и в рамках самого региона Ачех основу населения составляют именно ачехццы (почти 85% от числа всего населения провинции), а среди других крупных этнических групп также выделяются яванцы (8,9%) и батаки (3,28%) [45, р. 29, 36-41]. Другими словами, провинция Ачех представляет собой не только место компактного расселения ачехцев, но и характеризуется их доминированием в этнической структуре при достаточно разнородной структуре национальных меньшинств в регионе. При этом необходимо учесть, что при всём этническом многообразии Индонезии, административно-территориальное деление страны не базируется по данному принципу, поэтому явление компактности проявляется в достаточно редких случаях. Например, дополнительно можно отметить провинцию Бали, в которой проживало 3,336 миллионов из 3,946 миллионов балийцев по всей Индонезии (уровень концентрации эт-
носа - 84,54%), принимая во внимание, что население Бали составляло 3,89 миллионов человек (т.е. в самой провинции балийцы составляют 85,8%) [45, р. 29, 31, 36-41].
Отдельно можно подчеркнуть и тот факт, что хотя и ачехский язык и относится к автронезийской языковой семье, малайско-полинезийской подгруппе, и имеет связи с малайским (а следовательно, и с общенациональным индонезийским языком), но при этом не имеет близких родственных языков на индонезийском архипелаге, поскольку сам ачехский язык относится к чамской (чамско-ачехской) ветви и к нему близки такие языки, как чамский, чру, ха-рой и др., распространённые в Камбодже, во Вьетнаме и на о. Хайнань (КНР) [35]. Важность этого фактора в контексте ачехского кризиса когда-то выделял посол США в Индонезии с 1986 по 1989 гг. Пол Вулфовиц [55].
Обособленность Ачеха от остальной Индонезии также проявляется и в религиозной плоскости: прежде всего, данная территория отличается самой высокой долей приверженцев Ислама - 98,19%, учитывая, что в среднем по Индонезии эта цифра находится на уровне 87,18%, а в таких провинциях, как Бали или Восточная Нуса-Тенгара, она меньше 20% [45, р. 44]. Дополнительно следует выделить, что провинция Ачех также характеризуется достаточно низким уровнем урбанизации: только 30,5% населения живут в городах на 2015 год, что ниже 53,3% в среднем по стране [53].
Исторические особенности Ачеха также необходимо принять во внимание, так как они также во многом предопределяют текущую социальную и политическую ситуацию, а также оформление и развитие так называемой «ачехской идентичности». Прежде всего, именно с территории современной провинции Ачех начинается распространение Ислама на островах индонезийского архипелага, причём его первые очаги датируются 9 веком, когда султанат/ королевство Перлак (Реигеи1ак) признал Ислам в качестве государственной религии [28, р. 35]. В дальнейшем, в середине XIII века появляется султанат Сумадра Пасай (второе название Самудера Даруссалам), которое управлялось султанами, заявлявшими о своём родстве с правителями Аббасидского халифата [28, р. 36]. Более того, Сумадра Пасай не стремился к крупным территориальным захватам, но при этом был ориентирован на развитие сети дипломатических и культурных связей с индо-буддийскими королевствами Малайи и островами современной Индонезии (например, с Шривиджая). При этом изначально появление исламского образования не привело к распространению Ислама по всему региону, только
к концу XIV начинается его активное внедрение в прибрежных королевствах ввиду того, что именно из Самудеры, ставшего центров изучения Ислама, направлялись мусульманские миссионеры и философы, а для ряда правителей региона принятие Ислама означало получение как определённых торговых преференций и подразумевало присоединение к глобальному сообществу («умме») и возможность заявить о своей автономии в контексте борьбы с гегемонией Империи Маджипахит [64, р. 228-229]. Иначе говоря, султанат Сумадра Пасай, несмотря на свои скромные размеры, стал основой распространения Ислама и религиозным центром региона в доколониальную эпоху, уважаемую как мусульманскими, так и индо -буддийскими княжествами, а также Китаем (династия Мин) [28, р. 35].
В начале XVI века появляется Ачехский султанат (Ачех Даруссалам), включивший в свой состав Сумадра Пасай в 1521 году и ставший одним из наиболее влиятельных центров торговли в регионе, поскольку размещение на перекрёстке торговых путей из Индии, Китая, Аравии, Малайи, а также европейцев активно способствовала торговле специями, хлопком, коврами, одеждой, рисом и золотом [26, р. 15-16]. Кроме того, уже с середины XVI века Ачех активно поддерживал дипломатические и экономические связи с Османской империей, наиболее влиятельным политическим актором в исламском мире. При этом первая половина XVII века, период правления Ис-кандара Мудаха традиционно рассматривается как «золотой век» в истории султаната, поскольку в этот период государство является главным религиозным и философским (ввиду формирования института улемов и распространения религиозных школ), а также одним из наиболее влиятельных политических, экономических и военных акторов в регионе. При этом именно в этот период наблюдается окончательное оформление союза государства и религии, при котором улемы занимают особое положение в обществе (например, роль советников и наставников султана) [42, р. 160].
Политическая мощь Ачеха может быть проиллюстрирована разгромом португальского флота под Бинтаном в 1614 году [56, р. 7]. Тем не менее, несмотря на гибкую внешнюю политику, к XIX веку султанат оказывается в центре интересов Великобритании и Нидерландов, нацеленных на колонизацию территорий в Юго-Восточной Азии. При этом, в соответствии с Англо-голландской конвенцией от 1824 года европейские державы признают независимость Султаната Ачех [68], что в определённой степени повысило его статус как признанного политического актора в регионе, однако уже
согласно главе XII Конвенции по Суматре между Великобританией и Нидерландами от 2 ноября 1871 г. последняя получила одобрение на включение всего острова Суматра в состав Нидерландской Ост-Индии [59, р. 232]. После объявления войны со стороны Нидерландов в 1873 г. основой ачехской борьбы стал «джихад» (священная борьба с неверными), активно поддерживаемый местными улемами [49, р. 848], а сама война официально продолжалась до 1903 г. (капитуляция султана), однако столкновения с партизанами и подавление мятежей продолжались до 1913 года. Согласно мнению учёного М. Мицнера, именно Ачехская война стала индикатором наличия определённой идентичности ачехцев как непримиримых борцов с внешним нашествием и насаждением чужой культуры [32, р. 90].
Таким образом, рассмотрев исторический контекст, можно заметить, что территория Ачеха изначально стала местом появления Ислама, а затем и его распространения по современной территории Индонезии, Малайзии и других государств Юго-Восточной Азии. При этом сам Ачех воспринимался как религиозный, а также ещё и философский центр малайского мира. Кроме того, в отличие от других народов Индонезии, у ачехцев существовала достаточно долгая история государственности, базировавшаяся на Исламе как основной религии и нашедшая свою кульминацию в Ачехском султанате, одним из наиболее значимых акторов в регионе с диверсифицированной сеть дипломатических связей. Внешняя угроза, исходившая со стороны Голландской колониальной империи, стала консолидирующим фактором и способствовала укреплению этнического самосознания через призму исламского возрождения.
Говоря об Исламе в Ачехе, следует сделать некоторые необходимые дополнения, чтобы понять его особенности. Прежде всего, хотя Ачех и имел развитые связи с арабским миром и относится к суннизму, Ислам в провинции Ачех, как и во всей Индонезии, характеризуется доминированием достаточно либерального шафиитского мазхаба, что предопределяет его оппозицию и даже неприязнь по отношению к салафизму, связанному, как правило, с ханбалитским мазхабом [69]. При консерватизме общества и наличия шариата в Ачехе нет запретов на прослушивание музыки, просмотр фильмов, на танцы, на празднование дня рождения пророка Мухам-мада. Более того, несмотря на ряд запретов, предназначенных исключительно для женщин и отмеченных выше, женщины в Ачехе исторически были представлены достаточно широко: так, в течение XVII века четыре
правителя Ачех Даруссалам были женщинами, а в XXI веке, например, в 2008 году женщины составляли 35,67% от всей рабочей силы в провинции и имели право на вождение любого транспорта [58, р. 67]. Отдельно следует отметить, что наказания за проступки, обозначенные в рамках шариата провинции, заключаются только в ударах палкой: так, за гомосексуальные связи предусмотрено 100 ударов [54], в то время как даже в соседней Малайзии наказание возможно вплоть до лишения свободы на срок до 20 лет [39], а в среде радикальных салафитов наказанием служит смертная казнь. Наконец, ачехский ислам традиционно отличался своей сильной связью с суфизмом, примером чего являлись многочисленные суфийские ордена. В современном же Ачехе до сих пор представлены некоторые из древних суфийских орденов (например, Накшабандия, Кадирия ва Накса-бандия, Садхалия), а также группы неосуфизма такие, как Меджлис Таса-вуф Хамза Фансури и Меджлис Пенгкаджиан Таухид Тасавуф [58]. Салафи-ты в свою очередь настроены крайне критично по отношению к суфиям, обвиняя их в идолопоклонничестве [8, с. 33].
При этом необходимо обозначить, что вопрос ачехской обособленности проявлялся также и в контексте оформления Индонезии и индонезийской национальной идентичности: хотя Ачех активно способствовал борьбе с голландцами как внешними врагами и предусматривал нахождение в составе единого индонезийского государства, тем не менее, регион требовал себе наличие широкой автономии в составе будущей Индонезии [32, р. 91]. Она несмотря на нежелание первого президента Сукарно отклоняться от унитарной структуры страны, после серии восстаний всё-таки была предоставлена в 1959 году в формате «специальной территории», что подразумевало широкую автономию в культурной, религиозной (включая даже возможность инкорпорирования норм шариата) и образовательной сферах, что значительно снизило уровень сепаратистских настроений в регионе [55].
Тем не менее, конфликт разгорелся с новой силой в сер. 1970-ых гг., что было связано с авторитарной политикой «Нового порядка» (Orde Baru) и что в принципе можно объединить в группу социально-экономических факторов, способствовавших росту радикализма в регионе. Прежде всего, в нач. 1970-х гг. началась разработка и добыча нефти и газа, осуществляемая совместно американскими и индонезийскими нефтяными и газовыми компаниями такими, как, например, Mobil Oil Indonesia, PT Pertamina, PT Arun и Perusahaan Gas Negara. При этом все предприятия компактно раз-
мещались в специальной экономической (индустриальной) зоне «Лхоксе-умаве», которое в начале 1980-ых гг. имело наибольшую концентрацию инвестиций в Индонезии [50, р. 136]. При этом добыча энергоресурсов сделала Ачех одним из крупнейших доноров индонезийской экономики (4-й субъект по значимости): так, в течение 1970-ых и 1980-ых провинция приносила в казну Индонезии от 2 до 3 млрд долларов США [31, р. 198], оставляя в своём распоряжении всего 5% от всех нефтяных и газовых доходов [70, р. 42]. Более того, со стороны центрального правительства Ачех получал в среднем только 82 млн долларов в год [31, Р. 198]. Другими словами, центральное правительство Индонезии активно использовало ресурсы территории Ачеха, но при этом не было заинтересовано в его комплексном экономическом развитии, что предопределило отсталость региона и что дало основание у местного населения, не чувствовавшего улучшения уровня жизни (в ряде случаев это было и ухудшение), рассматривать происходящие события как проявление «яванского колониализма» (на 1970-ые гг. приходился период жёсткого авторитарного режима Сухарто, являвшегося этническим яванцем) [29; 32, р. 92].
Отдельно следует подчеркнуть, что местное население пострадало от экспроприации земли, переселения в другие районы, а также от загрязнения местных вод, что сделало невозможным занятие рыбоводством [33, р. 12]. Более того, ачехцы оказались почти не вовлечены в новый динамично развивающий и прибыльный экономический сектор ввиду отсутствия необходимых навыков и нежелания правительства Индонезии вкладываться в повышение их квалификации. Более того, администрация Сухарто, второго президента Индонезии рассматривала Ачех, относительно малонаселенную провинцию (на 2015 год плотность населения составляла 86 человек на кв. км, когда в среднем по Индонезии - 134 чел. на кв. км. [44]), как один из центров трансмиграции, т.е. переселения индонезийцев из наиболее плотно заселённых районов страны (прежде всего, с островов Ява и Бали), что также имело и политическую цель в постепенном размывании этнической однородности яванским компонентом. Программа трансмиграции привела к росту некоренного населения, прежде всего, яванцев с незначительных значений в начале 1970-ых гг. до почти 0,5 миллиона к 2003 году [63, р. 162]. Согласно мнению бывшего губернатора провинции Абдуллы Путеха транмиграция является непосредственной причиной возникновения конфликта в провинции Ачех [36, р. 134].
Таким образом, конфликт в Ачехе был, прежде всего, обусловлен теми социально-экономическими факторами, которые оказались заметно выражены с 1970-ых гг., а именно: проблемой экономической эксплуатации ресурсов региона компаниями из-за рубежа и из «центра», а также проблемой трансмиграции, приведшей к появлению этнически чуждых для ачехского общества элементов, прежде всего, яванцев, которых рассматривали в качестве колонизаторов и захватчиков.
В декабре 1976 года Хасан Мухамад ди Тиро, выходец из семьи уле-мов, проявивших себя в годы упомянутой ранее Ачехской войны против голландцев, объявляет о создании движения «Свободный Ачех» (Geurakan Aceh Meurdeka (ачех.) - GAM), выступавшего за отделение провинции Ачех от территории всей Индонезии и базировавшегося на идеях исламского возрождения и исламской идентичности ачехцев, что становится началом противостояния между сепаратистами и центральной властью, которое обострится к концу 1980-ых гг. так, что с 1990 по 1998 гг. вся провинция находилась в статусе «территории военной операции», в течение которой индонезийская армия оказалась вовлечена в ряд преступлений против гражданского населения, включая похищение людей, пытки со смертельными исходами, рейдерские захваты компаний и протекция бизнеса за вознаграждение, что в итоге способствовало росту симпатий к сепаратистам [32, р. 92-93]. При этом падение авторитарного режима Сухарто не смогло привести к улучшению ситуации, поскольку в ноябре 1999 года, вслед за проведением референдума о независимости в Восточном Тиморе, в Банда-Ачехе прошли демонстрации с требованием также провести референдум, в которых участвовало около миллиона человек (из почти 4-миллионного населения провинции) [62, р. 3]. Отказ центрального правительства Индонезии от данной идеи, и нежелание повстанцев обсуждать иные варианты решения привели к провалу переговоров и дальнейшей эскалации конфликта вплоть до объявления военного положения, длившееся с 19 мая 2003 года по 13 мая 2004 года. Тем не менее, разрушительные землетрясения и цунами декабря 2004 года, убившие более 221 тысячи человек и нанёсшие ущерб в 7 млрд долларов США [43], после которых региону срочно потребовалась помощь в восстановлении и предотвращении гуманитарной катастрофы, что способствовало смягчению позиции сепаратистов и подписанию Хельсинского Меморандума о взаимопонимании между властями Индонезии и движением «Свободный Ачех»
15 августа 2005 года, которое обозначило заключение мира между сторонами конфликта.
По итогам дальнейших процессов реинтеграции и стабилизации региона Ачеху была подтверждена широкая автономия, подразумевавшая сокращение неачехцев в полиции и в армейских структурах на территории региона, свободу в развитии культуры и образования, введение шариата как дополнения к правовой системе Индонезии с выделением особой роли Совета улемов Ачеха, ряд политических привилегий (например, создание собственных региональных партий, что запрещено в других провинциях Индонезии), а также было оговорено, что до 70% всех поступлений от нефти и газа остаются в провинции - т.е. автономия Ачеха охватила почти все сферы за исключением внешнеполитических связей, обороны и обеспечения безопасности, монетарной и фискальной политики [46; 33, р. 26].
Затянувшийся на почти 30 лет конфликт в индонезийской провинции Ачех отличался своей сложностью ввиду присутствия таких факторов, как этноконфессиональная обособленность ачехцев от других австронезийских народов Индонезии, подкрепленная компактностью проживания данного этноса в северной части о. Суматра; наличие исторически сформировавшейся отдельной идентичности, которая базировалась на долгой истории государственности и укоренившемся в обществе Исламе в сочетании особой роли улемов как социально-политического института, драйвера борьбы против внешних захватчиков; и, наконец, комплекс проблем социально-экономического характера, связанных с программой трансмиграции и эксплуатации нефтяных и газовых месторождений в условиях крайне несправедливого распределения доходов в пользу центральной власти Индонезии без содействия развитию самой провинции, что воспринималось населением как «яванская колонизация» и что подкрепляло сепаратистские настроения, проявившиеся в деятельности движения «Свободного Ачеха» и подкреплявшиеся идеологией исламского фундаментализма.
Подводя итоги, целесообразно отметить, что, несмотря на колоссальные различия между Узбекистаном и индонезийским Ачехом, при формировании там исламистских движении выделяются общие черты. В обоих случаях радикализация происходила в тяжелых социально-экономических и политических условиях.
В Туркестане в начале XX века джихадистские движения создавались как ответ на экономическую политику царских властей, а затем и коммуни-
стов, спровоцировавшую массовый голод, а также антирелигиозную кампанию последних. В постсоветском же Узбекистане радикальный ислам стал реакцией на катастрофическую ситуацию в экономике, коррумпированность властей и политику светского правительства по ограничению религиозных свобод. В Ачехе рост популярности фундаменталистских идей был спровоцирован деятельностью центральных властей Индонезии, допустивших там массовую бедность и старавшихся искусственно изменить этнический состав населения. Кроме того, Джакарта позволила западным корпорациям начать там добычу нефти и газа, с чего регион фактически ничего не зарабатывал, что вызывало недовольство местных жителей.
Важно отметить, что именно социальной протест в виде радикального ислама оказался наиболее эффективным, так как позволил сплотить людей на базе защиты общей веры. Наиболее активные сепаратистские движения в Узбекской ССР, а также сторонники сецессии в Ачехе действовали под исламистскими лозунгами. Пример таких светских политических сил как "Бирлик" показывает, что в мусульманских обществах (как в Центральной, так и в Юго-Восточной Азии) даже в целом светская оппозиция вынуждена обращаться к исламу. Иные формы противодействия здесь оказываются менее эффективными т.к. плохо понятны недостаточно образованному населению деревни и малых городов, которое преобладает как в Узбекистане, так и в Ачехе, а также допускают расхождение мнений.
Кроме того, в обоих случаях мы имеем дело с радикализацией суфиев, что доказывает недопустимость отождествления исламистов исключительно с салафитами. Примеры Узбекистана и Ачеха доказывают, что при определенных социально-экономических и политических условиях суфии способны прибегнуть к методам боевого джихада.
Литература
1. 15 новых независимых государств. Численность населения на начало года, 1950-2018, тысяч человек. Демоскоп НИУ ВШЭ. URL: http://www.demoscope.ru/weekly/ssp/sng_pop.php (дата обращения 27.10.2019).
2. 1500 узбекистанцев воюют за ИГ. Вести^. 2017. URL: https://vesti.uz/1500-uzbekistantsev-voyuyut-za-ig/ (дата обращения 10.10.2019).
3. Абдуллаев К.Н. Политические течения в басмачестве: ишанизм и суфизм // Вестник КРСУ. 2015. Т. 15. №12.
4. Адылова А.А. Исламское возрождение в Узбекистане в постсоветский период. "Медина аль-Ислам". URL:
http://www.idmedina.rU/books/materials/turkology/1/vostok_adilova.htm#_ftn14 (дата обращения 27.10.2019)
5. Бабаджанов Б. «Исламское движение Узбекистана»: джихад как идеология «изгоев» // Россия и мусульманский мир. 2010. №3.
6. Бабаджанов Б., Муминов А., Олкотт М. Мухаммаджан Хиндустани (1892-1989) и религиозная среда его эпохи (предварительные размышления о формировании "советского ислама" в Средней Азии) // Афро-Азиатские общества: история и современность. 2004. №5.
7. Борисов Н. Трансформация политического режима в Узбекистане: этапы и итоги // Центральная Азия и Кавказ. 2005. №6(42).
8. Волбуев А.А. Суфизм и модернизация в исламском мире // Вестник Московского государственного университета культуры и искусств. 2016№4(72).
9. Демиденко С.В. Канаев Е.А. ИГИЛ в Юго-Восточной Азии в современной американской политике // Юго-Восточная Азия: актуальные проблемы развития. 2015. №29.
10. Его Величество Король Саудовской Аравии Служитель Двух Святынь Абдалла ибн Абдель Азиз Аль Сауд // Королевство Саудовская Аравия. Азия и Африка сегодня. 2013.
11. Закон Республики Узбекистан "О свободе совести и религиозных организациях" от 01.05.1998. Официальный сайт Олий Мажлиса Республики Узбекистан. URL: http://parliament.gov.uz/ru/laws/adopted/87/3334/ (дата обращения 28.10.2019).
12. Ижтимоий фикр: 69% опрошенных считают экстремизм главной проблемой региона. Газетам. URL: https://www.gazeta.uz/ru/2018/02/13/extremism/ (дата обращения 28.10.2019).
13. Ислам. Энциклопедический словарь. Москва, 1991.
14. Коровкин А.Г., Долгова И.Н. Рынки труда стран СНГ. Демоскоп НИУ ВШЭ. URL: http://www.demoscope.ru/weekly/2004/0183/tema01.php (дата обращения 27.10.2019).
15. Куликова М.О. Развитие политической ситуации в индонезийской провинции Ачех через призму выборных кампаний 1999-2006 гг. // Вестник Московского университета. Сер. 13. Востоковедение. 2009. №2.
16. Мамадалиев И.А. Экономический кризис как фактор социальной дестабилизации: Туркестан в конце XIX - начале XX века // Вестник ТГУПБП. 2013. №2 (54).
17. Нанаева А.К. Движение исламских фундаменталистов в южном регионе Центральной Азии (Таджикистан, Узбекистан): Дис. канд. полит, наук: 23.00.04. Москва, 2009.
18. Олкотт М. Провал джихадистских движений в Узбекистане // Россия и мусульманский мир. 2009.
19. Пылев А.И. Об идеологических течениях басмаческого движения в Средней Азии в начальный период (1918 - 1920 гг.) // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2003. №2(10).
20. Таджибаева Д. Проблемы и перспективы развития сельского хозяйства в Узбекистане // ПСЭ. 2015. №3 (55).
21. Тодуа З. Радикальный ислам в Узбекистане: этапы становления и перспективы развития //Центральная Азия и Кавказ. 2005. №1(37).
22. Узбекистан добился прогресса в обеспечении религиозных свобод.]: Каравансарай. URL: https://central.asia-news.com/ru/articles/cnmi_ca/features/2018/12/27/feature-01 (дата обращения 28.10.2019)
23. Файншмидт Р.И. Поддержка этнического и конфессионального многообразия в Индонезии // Вестник Чувашского государственного института культуры и искусств Ч. 2. Вып. 13: Этническая культура в современном мире: материалы V Всерос. науч.-практич. конф. Чебоксары: Чувашский государственный институт культуры и искусств, 2018.
24. Элиаде М. История веры и религиозных идей // Т-3. Москва: Крите-рион, 2002.
25. Эшчакова И.К. Продразверстка и узбекское дехканство.// Вестник РУДН. 2007. №2.
26. Aceh: History, Politics and Culture/ Arndt Graf, Susanne Schroter, Edwin P Wieringa. Singapore: Institute of Southeast Asian Studies. 2010.
27. Afrianty D. Women and Sharia law in Northern Indonesia. NY: Routledge, 2015.
28. Aljunied K. Islam in Malaysia: An Entwined History. NY: Oxford University Press. 2019.
29. Ardi M.M. Urgent supervision needed of Aceh's autonomy funds// The Jakarta Post. 11 May 2018. URL: https://www.thejakartapost.com/academia/2018/05/11/urgent-supervision-needed-of-acehs-autonomy-funds.html (дата обращения 27.10.2019)
30. ASEAN Statistical Yearbook 2018 // ASEAN Secretariat. 2018. Dec.
31. Asian Security Reassessed / Ed. By Stephen Hoadley, Jurgen Ruland. Singapore: Institute of Southeast Asian Studies, 2006.
32. Autonomy and Ethnic Conflict in South and South-East Asia (Asian Security Studies) / Ed. by R. Ganguly. NY: Routledge. 2012.
33. Barron P., Nugroho K., Rahmant E. The Contested Corners of Asia: Subnational Conflict and International Development Assistance - The Case of Aceh, Indonesia // The Asia Foundation. 2013.
34. Beech H., Suhartono M. Faith Politics on the Rise as Indonesian Islam Takes a Hard-Line Path// The New York Times. 15 April 2019. URL: https://www.nytimes.com/2019/04/15/world/asia/indonesia-election-islam.html (дата обращения 27.10.2019).
35. Chamic Languages/ Eberhard, David M., Gary F. Simons, and Charles D. Fennig.// Ethnologue: Languages of the World. Twenty-second edition. 2019. URL: https://www.ethnologue.com/subgroups/chamic (дата обращения 27.10.2019)
36. Conflict, Violence, and Displacement in Indonesia/ Ed. by Eva-Lotta E. Hedman. NY: Cornell University Press (Cornell Southeast Asia Program Publications), 2008.
37. Davies M.N. Indonesia's War over Aceh: Last stand on Mecca's porch. (Politics in Asia series). NY: Routledge, 2006.
38. Diamant J. The countries with the 10 largest Christian populations and the 10 largest Muslim populations// Pew Research Center. April 1, 2019. URL: https://www.pewresearch.org/fact-tank/2019/04/01/the-countries-with-the-10-largest-christian-populations-and-the-10-largest-muslim-populations/ (дата обращения 27.10.2019)
39. Ellis-Petersen H. Malaysian newspaper publishes 'how to spot a gay' checklist // Guardian News & Media Limited. 12 February 2018. URL:
https://www.theguardian.com/world/2018/feb/12/malaysian-newspaper-sinar-harian-publishes-how-to-spot-a-gay-lgbt-checklist (дата обращения 27.10.2019)
40. Emont J. As Shariah Experiment Becomes a Model, Indonesia's Secular Face Slips // The New York Times. 12 January 2017. URL: https://www.nytimes.com/2017/01/12/world/asia/indonesia-sharia-law-aceh.html (дата обращения 27.10.2019)
41. Glasse C. The Concise Encyclopedia of Islam //Harper San-Francisco.
1999.
42. Hadi A. Islam and state in Sumatra: A study of seventeenth-century Aceh. Leiden: Brill, 2004.
43. Indonesia: A Reconstruction Chapter Ends Eight Years after the Tsunami// The World Bank Group. 26 December 2012. URL: https://www.worldbank.org/en/news/feature/2012/12/26/indonesia-reconstruction-chapter-ends-eight-years-after-the-tsunami (дата обращения 27.10.2019).
44. Kepadatan Penduduk (jiwa/km2) [Population density (people/ sq. km)]// Badan Pusat Statistik (the Central Bureau of Statistics. Indonesia). March 2017. URL: https://media.neliti.com/media/publications/51225-ID-kepadatan-penduduk-menurut-provinsi-2000_ESMHGTA.pdf (дата обращения 27.10.2019)
45. Kewarganegaraan, Suku Bangsa, Agama, dan Bahasa Sehari-hari Penduduk Indonesia - Hasil Sensus Penduduk 2010. Nationality, Ethnicity, Religion, and Daily Language of Indonesian Population - Results of the 2010 Census. Jakarta: Badan Pusat Statistik (BPS - Statistics Indonesia). October 2011.
46. Law of the Republic of Indonesia Number 11 of 2006 on The Governing of Aceh with Explanatory Notes (Republik Indonesia Undang Undang No. 11/2006 tentang Pemerintahan Aceh dengan Penjelasan) // Jaringan komunitas masyarakat adat Aceh - JKMA ACEH. URL: http://jkma-aceh.org/peraturan/index.php?action=downloadfile&filename=UU%20RI%20No% 2011%20Thn%202006%20ttg%20Pemerintahan%20Aceh%20(English).pdf&direc tory=PE RATU RAN%20TINGKAT% 20NASI0NAL/UNDANG-
UNDANG%20(UU)%20REPUBLIK%20IND0NESIA&PHPSESSID=h0k5j7lupn8nfvjun 1raclrt74 (дата обращения 27.10.2019).
47. Liljas P. What the Waves Did to Aceh // Time USA, LLC. 25 December 2014. URL: https://time.com/3641485/what-the-waves-did-to-aceh/ (дата обращения 27.10.2019).
48. Majid A., Nasution H.B. Ulema's Views on The Application of Islamic Law in Banda Aceh City, Indonesia // IOSR Journal of Humanities and Social Science (IOSR-JHSS). Vol. 22, Issue 11, Ver. 5.
49. Motadel D. Islam and the European Empires// The Historical Journal, Vol. 55, No. 3 (September 2012).
50. Multinationals and the Restructuring of the World Economy (RLE International Business): The Geography of the Multinationals - Vol. 2/ Ed. by Michael Taylor, Nigel Thrift. NY: Routledge, 2013.
51. Naumkin V. Militant Islam in Central Asia: The Case of the Islamic Movement of Uzbekistan // University of California. Berkeley. 2003.
52. Park A. Bolshevism in Turkestan. 1917-1927 //Columbia University Press. New York, 1957.
53. Persentase Penduduk Daerah Perkotaan menurut Provinsi, 2010-2035// Badan Pusat Statistik (BPS - Statistics Indonesia). 18 February 2014. URL: https://www.bps.go.id/statictable/2014/02/18/1276/persentase-penduduk-
daerah-perkotaan-menurut-provinsi-2010-2035.html (дата обращения 27.10.2019)
54. Plucinska J. Gay Sex is Now Punished with 100 Lashes in Indonesia's Province of Aceh // Time USA, LLC. 18 September 2015. URL: https://time.com/4084591/indonesia-aceh-gay-sex-caning/ (дата обращения 27.10.2019).
55. Political history of Aceh / Report of US Committee for Refugees and Immigrants // ReliefWeb - the UN Office for the Coordination of Humanitarian Affairs (OCHA). 9 September 1999. URL: https://reliefweb.int/report/indonesia/political-history-aceh (дата обращения 27.10.2019).
56. Post-disaster Reconstruction: Lessons from Aceh / Ed. by Matthew Clarke, Ismet Fanany, Sue Kenny. London: Earthscan. 2010.
57. Provincial Human Development Report Aceh 2010/ Human Development and People Empowerment // United Nations Development Programme (UNDP) Indonesia.
58. Regime Change, Democracy and Islam: The Case of Indonesia /Final Report Islam Research Programme Jakarta // The Leiden University. March 2013.
59. Reid A. A History of Southeast Asia: Critical Crossroads. Chichester (UK): Wiley Blackwell (John Wiley & Sons, Inc.), 2015.
60. Ricklefs M.C. A History of Modern Indonesia since c. 1300. London: The MacMillan Press LTD., 1993.
61. Salva A. Sharia Is Here to Stay in Indonesia's Aceh // The Diplomat. 27 September 2018. URL: https://thediplomat.com/2018/09/shariah-is-here-to-stay-in-indonesias-aceh/ (дата обращения 27.10.2019).
62. Sherlock S. Conflict in Aceh: A Military Solution? - Current Issues Brief No. 32. 2002 // Foreign Affairs, Defence and Trade Group. Information and Research Services, Department of the Parliamentary Library.
63. Stanton J.A. Violence and Restraint in Civil War: Civilian Targeting in the Shadow of International Law. NY: Cambridge University Press, 2016.
64. The Cambridge History of Southeast Asia: From early times. Vol. 1, part 1) / Ed. by Nicholas Tarling. Cambridge (UK): Cambridge University Press, 1999.
65. The World bank. GDP per capita (current prices) Uzbekistan for 19872018. URL: https://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.PCAP.PP.CD?end=2018&locations=U Z&start=1987&view=chart (дата обращения 27.10.2019).
66. The World bank. Inflation, GDP deflator (annual %) - Uzbekistan. URL: https://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.DEFL.KD.ZG?end=1999&locations= UZ&start=1989&view=chart(дата обращения 27.10.2019)
67. The World bank. Rural population (% of total population) - Uzbekistan.
URL:
https://data.worldbank.org/indicator/SP.RUR.T0TL.ZS?end=2018&locations=UZ& start=1989&view=char (дата обращения 27.10.2019)
68. Treaty between His Britannic Majesty and the King of the Netherlands, Respecting Territory and Commerce in the East Indies (1824) // London, the United Kingdom, 7 March 1824. URL: https://jusmundi.com/en/document/pdf/Treaty/AngloDutch-1824/en/en-treaty-between-his-britannic-majesty-and-the-king-of-the-netherlands-respecting-territory-and-commerce-in-the-east-indies-1824-anglo-dutch-treaty-of-1824-wednesday-17th-march-1824 (дата обращения 27.10.2019)
69. Varagur K. Conservative Aceh Shows Limits of Saudi Investment in Indonesia // Voice of America (VOA). 13 September 2017. URL: https://www.voanews.com/east-asia-pacific/conservative-aceh-shows-limits-saudi-investment-indonesia (дата обращения 27.10.2019)
70. Wennmann A. The Political Economy of Peacemaking. NY: Routledge,
2011.
References
1. 15 novykh nezavisimykh gosudarstv. Chislennost' naseleniya na nachalo goda, 1950-2018, tysyach chelovek. Demoskop NIU VShE. URL: http://www.demoscope.ru/weekly/ssp/sng_pop.php (data obrashcheniya 27.10.2019).
2. 1500 uzbekistantsev voyuyut za IG. Vesti.uz. 2017. URL: https://vesti.uz/1500-uzbekistantsev-voyuyut-za-ig/ (data obrashcheniya 10.10.2019).
3. Abdullaev K.N. Politicheskie techeniya v basmachestve: ishanizm i sufizm // Vestnik KRSU. 2015. T. 15. №12.
4. Adylova A.A. Islamskoe vozrozhdenie v Uzbekistane v postsovetskii period. "Medina al'-Islam". URL: http://www.idmedina.ru/books/materials/ turkology/1/vostok_adilova.htm#_ftn14 (data obrashcheniya 27.10.2019)
5. Babadzhanov B. «Islamskoe dvizhenie Uzbekistana»: dzhikhad kak ideologiya «izgoev» // Rossiya i musul'manskii mir. 2010. №3.
6. Babadzhanov B., Muminov A., Olkott M. Mukhammadzhan Khindustani (1892-1989) i religioznaya sreda ego epokhi (predvaritel'nye razmysh-leniya o formirovanii "sovetskogo islama" v Srednei Azii) // Afro-Aziatskie obshchestva: istoriya i sovremennost'. 2004. №5.
7. Borisov N. Transformatsiya politicheskogo rezhima v Uzbekistane: etapy i itogi // Tsentral'naya Aziya i Kavkaz. 2005. №6(42).
8. Volbuev A.A. Sufizm i modernizatsiya v islamskom mire // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta kul'tury i iskusstv. 2016№4(72).
9. Demidenko S.V. Kanaev E.A. IGIL v Yugo-Vostochnoi Azii v sovremennoi amerikanskoi politike // Yugo-Vostochnaya Aziya: aktual'nye problemy razvitiya. 2015. №29.
10. Ego Velichestvo Korol' Saudovskoi Aravii Sluzhitel' Dvukh Svyatyn' Abdalla ibn Abdel' Aziz Al' Saud // Korolevstvo Saudovskaya Araviya. Aziya i Afrika segodnya. 2013.
11. Zakon Respubliki Uzbekistan "O svobode sovesti i religioznykh organizatsiyakh" ot 01.05.1998. Ofitsial'nyi sait Olii Mazhlisa Respubliki Uzbekistan. URL: http://parliament.gov.uz/ru/laws/adopted/87/3334/ (data obrashcheniya 28.10.2019).
12. Izhtimoii fikr: 69% oproshennykh schitayut ekstremizm glavnoi problemoi regiona. Gazeta.uz. URL: https://www.gazeta.uz/ru/2018/02/13/ extremism/ (data obrashcheniya 28.10.2019).
13. Islam. Entsiklopedicheskii slovar'. Moskva, 1991.
14. Korovkin A.G., Dolgova I.N. Rynki truda stran SNG. Demoskop NIU VShE. URL: http://www.demoscope.ru/weekly/2004/0183/tema01.php (data obrashcheniya 27.10.2019).
15. Kulikova M.O. Razvitie politicheskoi situatsii v indoneziiskoi provintsii Achekh cherez prizmu vybornykh kampanii 1999-2006 gg. // Vest-nik Moskovskogo universiteta. Ser. 13. Vostokovedenie. 2009. №2.
16. Mamadaliev I.A. Ekonomicheskii krizis kak faktor sotsial'noi destabilizatsii: Turkestan v kontse XIX - nachale XX veka // Vestnik TGUPBP. 2013. №2 (54).
17. Nanaeva A.K. Dvizhenie islamskikh fundamentalistov v yuzhnom re-gione Tsentral'noi Azii (Tadzhikistan, Uzbekistan): Dis. kand. polit, nauk: 23.00.04. Moskva, 2009.
18. Olkott M. Proval dzhikhadistskikh dvizhenii v Uzbekistane // Rossiya i musul'manskii mir. 2009.
19. Pylev A.I. Ob ideologicheskikh techeniyakh basmacheskogo dvizheniya v Srednei Azii v nachal'nyi period (1918 - 1920 gg.) // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. 2003. №2(l0).
20. Tadzhibaeva D. Problemy i perspektivy razvitiya sel'skogo khozyaistva v Uzbekistane // PSE. 2015. №3 (55).
21. Todua Z. Radikal'nyi islam v Uzbekistane: etapy stanovleniya i perspektivy razvitiya //Tsentral'naya Aziya i Kavkaz. 2005. №1(37).
22. Uzbekistan dobilsya progressa v obespechenii religioznykh svobod.]: Karavansarai. URL: https://central.asia-news.com/ru/articles/cnmi_ca/features/ 2018/12/27/feature-01 (data obrashcheniya 28.10.2019)
23. Fainshmidt R.I. Podderzhka etnicheskogo i konfessional'nogo mnogoobraziya v Indonezii // Vestnik Chuvashskogo gosudarstvennogo instituta kul'tury i iskusstv Ch. 2. Vyp. 13: Etnicheskaya kul'tura v sovremennom mire: materialy V Vseros. nauch.-praktich. konf. Cheboksary: Chuvashskii gosudarstvennyi institut kul'tury i iskusstv, 2018.
24. Eliade M. Istoriya very i religioznykh idei // T-3. Moskva: Kriterion,
2002.
25. Eshchakova I.K. Prodrazverstka i uzbekskoe dekhkanstvo // Vestnik RUDN. 2007. №2.
26. Aceh: History, Politics and Culture / Arndt Graf, Susanne Schroter, Edwin P Wieringa. Singapore: Institute of Southeast Asian Studies. 2010.
27. Afrianty D. Women and Sharia law in Northern Indonesia. NY: Routledge, 2015.
28. Aljunied K. Islam in Malaysia: An Entwined History. NY: Oxford University Press. 2019.
29. Ardi M.M. Urgent supervision needed of Aceh's autonomy funds // The Jakarta Post. 11 May 2018. URL: https://www.thejakartapost.com/academia/2018/05/11/urgent-supervision-needed-of-acehs-autonomy-funds.html (data obrashcheniya 27.10.2019).
30. ASEAN Statistical Yearbook 2018 // ASEAN Secretariat. 2018. Dec.
31. Asian Security Reassessed / Ed. By Stephen Hoadley, Jurgen Ruland. Singapore: Institute of Southeast Asian Studies, 2006.
32. Autonomy and Ethnic Conflict in South and South-East Asia (Asian Security Studies) / Ed. by R. Ganguly. NY: Routledge. 2012.
33. Barron P., Nugroho K., Rahmant E. The Contested Corners of Asia: Subnational Conflict and International Development Assistance - The Case of Aceh, Indonesia // The Asia Foundation. 2013.
34. Beech H., Suhartono M. Faith Politics on the Rise as Indonesian Islam Takes a Hard-Line Path// The New York Times. 15 April 2019. URL:
https://www.nytimes.com/2019/04/15/world/asia/indonesia-election-islam.html (data obrashcheniya 27.10.2019).
35. Chamic Languages/ Eberhard, David M., Gary F. Simons, and Charles D. Fennig.// Ethnologue: Languages of the World. Twenty-second edition. 2019. URL: https://www.ethnologue.com/subgroups/chamic (data obrashcheniya 27.10.2019)
36. Conflict, Violence, and Displacement in Indonesia/ Ed. by Eva-Lotta E. Hedman. NY: Cornell University Press (Cornell Southeast Asia Program Publications), 2008.
37. Davies M.N. Indonesia's War over Aceh: Last stand on Mecca's porch. (Politics in Asia series). NY: Routledge, 2006.
38. Diamant J. The countries with the 10 largest Christian populations and the 10 largest Muslim populations// Pew Research Center. April 1, 2019. URL: https://www.pewresearch.org/fact-tank/2019/04/01/the-countries-with-the-10-largest-christian-populations-and-the-10-largest-muslim-populations/ (data obrashcheniya 27.10.2019)
39. Ellis-Petersen H. Malaysian newspaper publishes 'how to spot a gay' checklist // Guardian News & Media Limited. 12 February 2018. URL: https://www.theguardian.com/world/2018/feb/12/malaysian-newspaper-sinar-harian-publishes-how-to-spot-a-gay-lgbt-checklist (data obrashcheniya 27.10.2019)
40. Emont J. As Shariah Experiment Becomes a Model, Indonesia's Secular Face Slips // The New York Times. 12 January 2017. URL: https://www.nytimes.com/2017/01/12/world/asia/indonesia-sharia-law-aceh.html (data obrashcheniya 27.10.2019)
41. Glasse C. The Concise Encyclopedia of Islam //Harper San-Francisco.
1999.
42. Hadi A. Islam and state in Sumatra: A study of seventeenth-century Aceh. Leiden: Brill, 2004.
43. Indonesia: A Reconstruction Chapter Ends Eight Years after the Tsunami// The World Bank Group. 26 December 2012. URL: https://www.worldbank.org/en/news/feature/2012/12/26/indonesia-reconstruction-chapter-ends-eight-years-after-the-tsunami (data obrashcheniya 27.10.2019).
44. Kepadatan Penduduk (jiwa/km2) [Population density (people/ sq. km)]// Badan Pusat Statistik (the Central Bureau of Statistics. Indonesia). March 2017. URL: https://media.neliti.com/media/publications/51225-ID-kepadatan-penduduk-menurut-provinsi-2000_ESMHGTA.pdf (data obrashcheniya 27.10.2019)
45. Kewarganegaraan, Suku Bangsa, Agama, dan Bahasa Sehari-hari Penduduk Indonesia - Hasil Sensus Penduduk 2010. Nationality, Ethnicity, Religion, and Daily Language of Indonesian Population - Results of the 2010 Census. Jakarta: Badan Pusat Statistik (BPS - Statistics Indonesia). October 2011.
46. Law of the Republic of Indonesia Number 11 of 2006 on The Governing of Aceh with Explanatory Notes (Republik Indonesia Undang Undang No. 11/2006 tentang Pemerintahan Aceh dengan Penjelasan) // Jaringan komunitas masyarakat adat Aceh - JKMA ACEH. URL: http://jkma-aceh.org/peraturan/index.php?action=downloadfile&filename=UU%20RI%20No %2011%20Thn%202006%20ttg%20Pemerintahan%20Aceh%20(English).pdf&d irectory=PERATURAN%20TINGKAT%20NASI0NAL/UNDANG-
UNDANG%20(UU)%20REPUBLIK%20INDONESIA&PHPSESSID=h0k5j7lupn8nfvj un1raclrt74 (data obrashcheniya 27.10.2019).
47. Liljas P. What the Waves Did to Aceh // Time USA, LLC. 25 December 2014. URL: https://time.com/3641485/what-the-waves-did-to-aceh/ (data obrashcheniya 27.10.2019).
48. Majid A., Nasution H.B. Ulema's Views on The Application of Islamic Law in Banda Aceh City, Indonesia // IOSR Journal of Humanities and Social Science (IOSR-JHSS). Vol. 22, Issue 11, Ver. 5.
49. Motadel D. Islam and the European Empires// The Historical Journal, Vol. 55, No. 3 (September 2012).
50. Multinationals and the Restructuring of the World Economy (RLE International Business): The Geography of the Multinationals - Vol. 2/ Ed. by Michael Taylor, Nigel Thrift. NY: Routledge, 2013.
51. Naumkin V. Militant Islam in Central Asia: The Case of the Islamic Movement of Uzbekistan // University of California. Berkeley. 2003.
52. Park A. Bolshevism in Turkestan. 1917-1927 //Columbia University Press. New York, 1957.
53. Persentase Penduduk Daerah Perkotaan menurut Provinsi, 20102035// Badan Pusat Statistik (BPS - Statistics Indonesia). 18 February 2014. URL: https://www.bps.go.id/statictable/2014/02/18/1276/persentase-penduduk-daerah-perkotaan-menurut-provinsi-2010-2035.html (data obrashcheniya 27.10.2019)
54. Plucinska J. Gay Sex is Now Punished with 100 Lashes in Indonesia's Province of Aceh // Time USA, LLC. 18 September 2015. URL: https://time.com/4084591/indonesia-aceh-gay-sex-caning/ (data obrashcheniya 27.10.2019).
55. Political history of Aceh / Report of US Committee for Refugees and Immigrants // ReliefWeb - the UN Office for the Coordination of Humanitarian Affairs (OCHA). 9 September 1999. URL: https://reliefweb.int/report/indonesia/ political-history-aceh (data obrashcheniya 27.10.2019).
56. Post-disaster Reconstruction: Lessons from Aceh / Ed. by Matthew Clarke, Ismet Fanany, Sue Kenny. London: Earthscan. 2010.
57. Provincial Human Development Report Aceh 2010/ Human Development and People Empowerment // United Nations Development Programme (UNDP) Indonesia.
58. Regime Change, Democracy and Islam: The Case of Indonesia / Final Report Islam Research Programme Jakarta // The Leiden University. March 2013.
59. Reid A. A History of Southeast Asia: Critical Crossroads. Chichester (UK): Wiley Blackwell (John Wiley & Sons, Inc.), 2015.
60. Ricklefs M.C. A History of Modern Indonesia since c. 1300. London: The MacMillan Press LTD., 1993.
61. Salva A. Sharia Is Here to Stay in Indonesia's Aceh // The Diplomat. 27 September 2018. URL: https://thediplomat.com/2018/09/shariah-is-here-to-stay-in-indonesias-aceh/ (data obrashcheniya 27.10.2019).
62. Sherlock S. Conflict in Aceh: A Military Solution? - Current Issues Brief No. 32. 2002 // Foreign Affairs, Defence and Trade Group. Information and Research Services, Department of the Parliamentary Library.
63. Stanton J.A. Violence and Restraint in Civil War: Civilian Targeting in the Shadow of International Law. NY: Cambridge University Press, 2016.
64. The Cambridge History of Southeast Asia: From early times. Vol. 1, part 1) / Ed. by Nicholas Tarling. Cambridge (UK): Cambridge University Press, 1999.
65. The World bank. GDP per capita (current prices) Uzbekistan for 19872018. URL: https://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.PCAP.PP.CD?end= 2018&locations=UZ&start=1987&view=chart (data obrashcheniya 27.10.2019).
66. The World bank. Inflation, GDP deflator (annual %) - Uzbekistan. URL: https://data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.DEFL.KD.ZG?end = 1999&locations=UZ&start=1989&view=chart(data obrashcheniya 27.10.2019)
67. The World bank. Rural population (% of total population) - Uzbekistan. URL: https://data.worldbank.org/indicator/SP.RUR.T0TL.ZS?end= 2018&locations=UZ&start=1989&view=char (data obrashcheniya 27.10.2019)
68. Treaty between His Britannic Majesty and the King of the Netherlands, Respecting Territory and Commerce in the East Indies (1824) // London, the United Kingdom, 7 March 1824. URL: https://jusmundi.com/en/document/pdf/Treaty/AngloDutch-1824/en/en-treaty-between-his-britannic-majesty-and-the-king-of-the-netherlands-respecting-territory-and-commerce-in-the-east-indies-1824-anglo-dutch-treaty-of-1824-wednesday-17th-march-1824 (data obrashcheniya 27.10.2019)
69. Varagur K. Conservative Aceh Shows Limits of Saudi Investment in Indonesia // Voice of America (VOA). 13 September 2017. URL: https://www.voanews.com/east-asia-pacific/conservative-aceh-shows-limits-saudi-investment-indonesia (data obrashcheniya 27.10.2019)
70. Wennmann A. The Political Economy of Peacemaking. NY: Routledge,
2011.
