CC BY
56
ШМИГОМИННИИ
ОСМЫСЛЕНИЕ НООСФЕРЫ
УДК 332.63 ББК 42(470)
Ю.Н. Гладкий
к СТРАТЕГИИ ПРОДОВОЛЬСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИИ: РОЛЬ ГЕННОЙ ИНЖЕНЕРИИ И АГРОХАЙТЕКА
Анализируются вопросы, связанные с выживанием отечественного агробизнеса и реализацией стратегии продовольственной безопасности страны в новых условиях. Высказывается мысль о катастрофическом отставании отечественной агронауки в области изучения генно-модифицированных организмов, в то время когда мировой зерновой рынок все больше становится «трансгенным». Подчеркивается, что достижения хайтека могли бы использоваться в отечественном сельском хозяйстве более успешно.
Ключевые слова:
агрохайтек, генно-модифицированные организмы, доктрина, искусственный климат, продовольственная безопасность, хайтек агропромышленный.
Картина отечественного сельского хозяйства сегодня остается «унылой»: «производственные показатели товарного производства за прошлое десятилетие сократились почти втрое..., треть пашни заброшена, а поголовье скота уменьшилось на 60%. Большая часть тех производств, что еще не умерли, работает с позорной эффективностью. Средние по стране значения ключевых для аграрного бизнеса показателей производительности в 1,5-3,5 раза ниже, чем у развитых стран... Обладая 10% мировой пашни и 2,0% населения, Россия обеспечивает всего 1,5% глобального производства сельхозпродукции и является одним из крупнейших ее импортеров» [4]. Наряду с относительно успешными, держащимися «на плаву» предприятиями российского Юга - бывшими «показательными» колхозами, в стране бесчисленное количество хозяйств, где урожайность зерновых ниже 10 ц на га (как в Древнем Риме!), а от коров получают меньше 2 тыс. л молока. Именно неуспешные хозяйства и дрейфующие в их сторону «середнячки» определяют общую аграрную картину.
Нынешний глобальный экономический кризис окончательно развеял миф о якобы существующем свободном рынке, при наличии которого производство продовольствия может быть сосредоточено в нескольких наиболее благоприятных регионах и обеспечивать весь остальной мир. Кризис
способствовал убеждению многих национальных правительств в том, что страна должна иметь собственное развитое сельское хозяйство, даже если оно целиком основано на дотациях. (И на Западе в эту сферу традиционно вливаются огромные средства).
Этот тезис должен стать аксиомой для российского правительства, постоянно декларирующего озабоченность судьбой российской деревни. Кстати, «антилибе-ральная» природа страны, где десятки миллионов людей на приусадебных участках в условиях рискованного земледелия вынуждены производить нетоварную сельхозпродукцию, должна побуждать государство совершенствовать свою политику помощи крестьянам по линии улучшения качества посевного материала, повышения урожайности культур, развития транспортно-логистической инфраструктуры в деревне и т.д.
В условиях, когда после продолжительного периода дешевого продовольствия цены на основные продукты питания резко возросли (лишь в течение 2009 г. пшеница подорожала на 130%, соя - почти на 90%, рис - на 80% и т.д.), и, по оценкам авторитетных экспертов, в дальнейшем «нас ждут периоды волатильности цен и, по-видимому, их дальнейший рост» [3]. Россия должна иметь четкую концепцию и стратегию развития аграрного сектора на перспективу с акцентом на максимальное применение достижений хайтека и, по
Среда обитания
Terra Humana
нашему убеждению, генной инженерии. В противном случае она должна будет смириться со своим полным банкротством как страна, не способная конкурировать на мировом продовольственном рынке.
Коренным образом должны меняться сами методы ведения агробизнеса. С началом 90-х гг. в нашей стране, с исчерпанием «старых» критериев эффективности, ситуация на продовольственном рынке коренным образом поменялась. Обвальное сокращение аграрного производства привело к тому, что стоимость ввезенного продовольствия в страну в период с 2001 по 2010 г. ежегодно увеличивалась почти на 30%, в отдельные годы достигая 30 млрд долл., что примерно соответствует стоимости российского газа, поставляемого в Западную Европу [2].
Наши власти своеобразно трактуют положение «Римской декларации по всемирной продовольственной безопасности» (в соответствии с которым любое государство обязано «обеспечивать право каждого человека на доступ к безопасным для здоровья и полноценным продуктам питания в соответствии с правом на адекватное питание и правом на свободу от голода» [7]), полагая, что если в стране усилиями нефтяных компаний и Газпрома (благодаря мировой конъюнктуре на углеводороды!) все еще поддерживается ситуация, при которой люди имеют физический и «какой-никакой» экономический доступ к продуктам питания, то главная цель продовольственной политики достигнута. Однако подобный «доступ» имеет мало общего с продовольственной безопасностью страны.
Потребность в неотложных действиях российских властей диктуется и крайне неблагоприятными климатическими прогнозами, что может привести в ближайшие десятилетия к снижению производительности в сельском хозяйстве, снижению стабильности и прибыли во многих регионах мира, которые уже страдают от отсутствия продовольственной безопасности. В этой связи предстоит увеличить производство сельского хозяйства на 70% в течение предстоящих 40 лет, чтобы удовлетворить потребности в продовольствии растущего населения земного шара, говорится в новом докладе ФАО [5].
Как же отражен и каким образом планируется к реализации тезис о том, что каждое государство обязано иметь собственное развитое сельское хозяйство (даже основанное на дотациях) в «Доктрине продовольственной безопасности России» (утвержденной президентом страны 01.02.2010 г.), названной, между прочим, «одним из главных на-
правлений обеспечения национальной безопасности в среднесрочной перспективе», а также «важнейшей составляющей демографической политики»?
Авторы этого документа «настаивают», что к 2020 г. самообеспеченность собственным продовольствием должна достигнуть 80% (при этом устанавливаются пороговые значения доли российского продовольствия на внутреннем рынке: зерна и картофеля -не менее 95%, молока и молочных продуктов - 90%, мяса - 85%, сахара, растительного масла и рыбной продукции - 80%). Кроме прочего, они призывают развивать межрегиональную интеграцию, более эффективно поддерживать регионы, в которых продуктов производится недостаточно, повышать транспортную доступность отдаленных регионов, создавать условия для развития объектов торговли, общественного питания и т.д. Авторы умалчивают о главном: несмотря на обширные пространства рискованного земледелия, основные риски на пути решения проблем продовольственной безопасности России - вовсе не климатические, а «рукотворные», связанные с зависимостью от зарубежных технологий и импортного сырья. При этом простое увеличение производства сельскохозяйственной продукции, о чем пекутся составители доктрины, еще не гарантирует безопасности страны, поскольку такая безопасность не может быть достигнута известными из нашей истории экстенсивными методами (освоение целинных и залежных земель, увеличение поголовья скота и т.п.). В этом логическом ряду - и продолжающееся отсутствие нормальной конкурентной рыночной среды, по-прежнему, дающее негативный эффект для всей отрасли.
Заметим: стратегия в изначальном
(военном) значении ассоциируется с генеральным планированием и предполагает, во-первых, столкновение (в нашем случае: конкуренцию) противоборствующих сторон; во-вторых, при прогнозировании такого столкновения учитываются не только «благие намерения», но и реальные возможности сторон. Как раз это начисто отсутствует в «Доктрине продовольственной безопасности России». Для практической реализации этого документа нужно хоть как-то представлять себе картину будущей конкуренции через несколько десятилетий на мировом рынке, учитывать основные положения аналогичных стратегий других мировых акторов - крупных производителей аграрной продукции. Ничего подобного в Доктрине нет.
Суровые реалии состоят в том, что сегодня практически во всех отраслях земледелия (прежде всего, в овощеводстве, про-
теиновых видах зерновых - кукурузе, сои) Россия полностью зависит от импортного семенного материала. Так, земледельцы стремятся приобрести импортные семена сахарной свеклы, поскольку отечественные сорта содержат мало сахара (при одинаковом «солнце»). «В целом используемые отечественные семена имеют низкую производительность и поэтому урожайность, например, продовольственной и фуражной пшеницы у нас в разы меньше, чем в Европе» [2, с. 32], не говоря уже об имеющем место смешении разнокачественного семенного фонда. В результате низкого качества в стране нередко накаливаются большие запасы невостребованного зерна.
Едва ли имеется оправдание катастрофическому отставанию отечественной агронауки в области изучения трансгенных (генно-модифицированных) организмов (ГМО) в условиях, когда однозначного ответа на их вредность все еще нет, а быстро растущее население мира до предела обостряет продовольственную ситуацию в мире, когда многие угодья страны лежат в зоне рискованного земледелия. Можно привести множество аргументов, свидетельствующих о непростительном забвении идей, относящихся к числу наиболее востребованных в современной агрономической науке. За прошедшие с момента введения в практику трансгенных организмов (начиная с 1994 г., когда трансгенный томат Пэуг Бауг приобрел статус товарного продукта) не было доказано ни одного случая связи явного ухудшения здоровья и, тем более, смерти человека или животного с использованием в пищу трансгенных организмов.
Во-первых, многие, если не все одомашненные организмы и культуры, полученные при помощи так называемых «традиционных» методов, уже являются в той или иной степени генетически модифицированными, поскольку в течение столетий подвергались скрещиванию и искусственному отбору. Весьма авторитетные западные авторы высказываются в том духе, что генная инженерия лишь тысячекратно ускорила процесс получения новых сортов и пород в сравнении с традиционными методами. Можно, конечно, идти путем селекции, но он не только слишком «долог», но и не вполне эффективен, поскольку если в геноме организма нет нужного гена, то его никакой селекцией не получить.
Во-вторых, доля площадей, занимаемых трансгенными культурами, в мире стремительно растет, в связи с чем возникает естественный вопрос: не «проспали» ли российская наука и агроэкономика очередную аграрную революцию? По данным
International Service for the Acquisition of Agri-Biotech Applications (ISAAA), в 2008 г. 25 стран выращивали трансгенные культуры на площадях 166 млн га - на 9,4% больше, чем в 2007 г., и в 74 раза больше, чем в 1996 г. При том лишь в США в 2010 г. доля площадей, занимаемых трансгенными культурами, составляла для кукурузы 86%, сои - 93, хлопка - 93 [6].
В-третьих, неотвратимость глобального распространения посевов ГМ-культур обусловлена складывающейся ситуацией в слаборазвитых странах. Там, где свирепствуют болезни и нужда, а растущее население рвет общество «по швам», на опасности, таящиеся в генетически модифицированных продуктах, смотрят как на «блажь», которой озабочены только те, кто стоит на верхней ступени лестницы прогресса. (Согласно многочисленным отчетам специалистов ISAAA, из числа фермеров по всему миру более 90% относятся к числу именно малоимущих, что лишь подтверждает приведенный выше тезис). Мотивами, побуждающими бедных фермеров выращивать генетически модифицированные соевые бобы, кукурузу, хлопок и другие культуры, являются «невосприимчивость» культур к нашествиям насекомых-вредителей, устойчивость к гербицидам, засухоустойчивость, и, конечно же, более высокая урожайность. (Вряд ли кому-то дано убедить жителей наиболее отсталых стран мира, ощущающих нехватку витамина А, не культивировать, например, трансгенный «золотой рис», в зернах которого содержится повышенное количество бета-каротина, и ограничиваться «органической пищей»).
Наконец, в-четвертых, «приостановить» возделывание трансгенных культур практически невозможно еще и потому, что расширяющиеся масштабы использования на их основе биотоплива, позволяют уже сегодня, согласно отчетам ISAAA, предотвращать выбросы в атмосферу до двух десятков млн т СО2 ежегодно.
В общественном сознании относительно трансгенных организмов реакцию отторжения вызывают как «неестественность» их получения, так и то обстоятельство, что они якобы провоцируют аллергенность. Но, во-первых, генная инженерия производит с культурами те же операции, которые происходят в природе, но лишь в замедленном темпе (в этой связи уместно напомнить о том, что еще в 1987 г. национальная академия наук США сформулировала основные принципы оценки безопасности продуктов: эти принципы «должны основываться на природе организма и среде, в которую
Среда обитания
Terra Humana
он будет внедрен, а не на методе, при помощи которого он был модифицирован»). Во-вторых, свойство аллергенности присуще и многим продуктам «естественной пищи», что не подвергает сомнению их полезность.
Можно предположить, что кампания борьбы с генномодифицированными продуктами заметно ослабнет по мере разрешения конфликта между США и странами ЕС, жители которых упорно не желают потреблять генетически измененные продукты, настаивая на проведении новых исследований, подтверждающих абсолютную безвредность «растений-мутантов». С учетом того факта, что в борьбу с ЕС, проводящим политику пролонгирования запрета на использование ГМ-культур, помимо США [5], подключились такие влиятельные страны как Канада, КНР, Аргентина и др., Всемирная торговая организация вряд ли сможет долго отстаивать интересы Европы.
Причем эти интересы отнюдь не замыкаются на гипотетической вредности генно-модифицированных продуктов. Есть основания полагать, что основные причины «упорства» Европы обусловлены не столько боязнью этих продуктов, сколько опасностью проигрыша ЕС в экономической борьбе, отставшего в использовании генетически модифицированных растений. И если власти западноевропейских стран опасаются экономического кризиса в сельском хозяйстве, то, что же тогда говорить о России, пребывающей в перманентном аграрном кризисе и долгие годы игнорирующей исследования ГМО? И хотя, по словам директора Института аграрного рынка Д. Рылько, «Россия так или иначе включится в биотехнологическую гонку» [3, с. 29], у нас существуют серьезные опасения, что это произойдет после включения в нее... Буркина-Фасо, Гондураса и Кирибати.
Как и во многих других сферах российского бытия, в агробизнесе некоторые правовые нормы существуют лишь на бумаге. Так, «до сих пор остается открытым вопрос об использовании генномодифицирован-ных продуктов и семян, а производства сои и кукурузы это касается в первую очередь. Вроде бы официально в стране действует запрет на использование ГМ-семян, однако известно, что эти семена уже широко применяются, и серьезного контроля за этим, по существу, нет. Если мы официально остаемся на позициях запрета ГМО, ...надо понимать, что в сегменте протеиновых сортов у нас не будет экспортных перспектив, поскольку по цене мы будем однозначно проигрывать на мировом рынке ГМО-продуктов» [2, с. 32]. Понимают ли это в Минэкономике, Минсельхозе страны и Российском зерно-
вом рынке, представители которых строят радужные планы по увеличению экспорта зерна? Если да, тогда почему не ставится на правительственном уровне вопрос о том, что с точки зрения науки аргументы противников трансгенных организмов весьма зыбки, в то время как страна рискует остаться на «задворках» происходящей на наших глазах аграрной революции?
Автору не хотелось бы предстать в обличье «авантюристического лоббиста» ГМО, однако, как считают многие авторитетные специалисты, надежд укрепиться на «благородном» секторе биопродукции у нашей страны не так много. Дело в том, что формирование рынка биопродукции считается сегодня признаком финансового благополучия населения, когда последнее отдает предпочтение продуктам не дешевым, а полезным. Иначе говоря, потребление биопродукции - «удел» состоятельных слоев населения, а вовсе не бедных (на западноевропейском рынке органические продукты максимум на 30% дороже обычных, на российском же - примерно в полтора раза). Производительность фермерских хозяйств, полностью отказавшихся от «химии», естественно ниже, чем у тех, кто работает индустриальными методами. Нужны серьезные выводы и практические действия государственных властей.
Далее. Одним из пока недооцениваемых «брэндов» в развитии агробизнеса и некоммерческого (приусадебного) земледелия в условиях континентальной и «газоносной» России является развитие современных технологий создания искусственного климата для выращивания овощей, фруктов, цветов. Лишь замкнутый инновационный тепличный цикл во многих регионах рискованного земледелия (особенно к востоку от Урала) позволит получать стабильные урожаи, вне зависимости от участившихся засух, заморозков, при существенной экономии почвы, воды, химикатов и т.д.
Внимательный анализ изменения специализации земледелия Европейской части по зонам в зависимости от обеспеченности теплом позволяет проследить истинную роль континентальности климата в развитии сельского хозяйства. Хотя северная граница сельскохозяйственных культур открытого грунта в Европейской России достигает 65-66-й параллели (Карелия, Мезень, Усть-Цильма и др.), несколько снижаясь за Уралом (Березово - 64о, Енисей -60о и др.) и далее опускаясь на Дальнем Востоке (Камчатка - 57-58°), сумма температур вегетационного периода остается незыблемой. Кроме того, никто в стране не помышляет о переселении в регионы
с более благоприятным климатом многочисленных этноменьшинств, традиционно занимающихся тяжелым земледельческим трудом на «краю света». Современное, экономически эффективное парниковое хозяйство, обогреваемое газом, в состоянии существенно преобразить «допотопный» быт многих российских граждан!
Существенный изъян парников состоит в нецелесообразности выращивания в них зерновых (риса, пшеницы, кукурузы, сои и т.д.), являющихся основой ценообразования на мировом продовольственном рынке. Однако в условиях Сибири для миллионов людей вопрос о культивировании этих растений даже в открытом грунте вообще не стоит: речь идет об овощах и фруктах, которые, кстати говоря, менее транспортабельны в сравнении с зерновыми.
В Голландии, мировом лидере парниковых технологий, инновационным стимулом служит, прежде всего, дефицит территории, а не специфические климатические условия как в России. Но, накопленный опыт страны, ежегодно пополняющей национальную казну за счет тепличных комплексов на 10 млрд евро, крайне поучителен. Так, урожайность в голландских теплицах повышают при помощи закачивания дополнительного углекислого газа, который благотворно влияет на динамику фотосинтеза (ускоряя рост растений примерно на 30%), а для обогрева и получения углекислоты широко используется природный газ (не исключено - российский).
Иногда высказывается мнение, что «голландские тепличные овощи напичканы различными химикатами. А почва после выращивания на ней нескольких урожаев становится настолько ядовитой, что ее закапывают как токсичный материал.
Возможно, так и обстояло дело в Нидерландах много лет назад. Сегодня же голландские теплицы представляют собой су-пертехнологичные комплексы. Несколько ведущих голландских институтов работают над технологическим усовершенствованием искусственного климата для вы-
список литературы:
[1] Буланов А. Парники накормят мир // Эксперт. - 2008, № 38. - С. 118-119.
[2] Инкижинова С., Калянина Л., Матвеева А. Продовольствие в опасности // Эксперт. - 2010, № 7. -С. 30-34.
[3] Мельникова Л.В., Казанцев С.В. География России - лучшее объяснение неудач //Альманах «Восток». - 2004, № 8(20). - С. 28-32.
[4] Чкаников М. К продовольственной безопасности России // Российская газета. Федеральный выпуск. - 2010, № 5099, 02.02.2010 г.
[5] Climate-Smart Agriculture: Policies, Practices and Financing for Food Security, Adaptation, and Mitigation. FAO (report). - Rome, 28 October 2010.
[6] International Service for the Acquisition of Agro-biotech Applications Briefs. - N.Y.: ISAAA: Ithaca, 2010, № 6.
[7] Rome Declaration on World Food Security (13 November 1996) // World Food Summit, WFS 96 3 / Corr. 1. -Rome, 1996.
ращивания овощей и фруктов, особенно известен Wageningen University, исследовательскими центрами которого пользуется большинство транснациональных корпораций» [1, 118]. В условиях России - приполярного государства - подобные супер-технологичные комплексы могли бы стать мощным средством инновационного переворота, по крайней мере, в овощеводстве.
Как видим, масштабное (и, заметим: безубыточное) перенесение некоторых секторов российского рискованного земледелия в условия искусственного климата лимитируется лишь отсутствием научно обоснованной долгосрочной стратегии развития сельского хозяйства, а также воли высокопоставленных чиновников, ответственных за продовольственную безопасность страны и улучшение социальных условий жизни народа.
Разумеется, «агрохайтек» не ограничивается высокотехнологичными тепличными комплексами, речь идет обо всем сельском хозяйстве как синтезе современных технологий и соответствующей им логистики (как это имеет место в крошечной Голландии - третьем в мире (!) экспортере сельскохозяйственной продукции).
Совершенно очевидно, что правительство не выполняет должным образом свои функции аграрного регулировщика. В этой связи возникает элементарный вопрос: если исходить из интересов бизнеса (т.е. превращения страны в мирового экспортера зерна), то почему в таком случае нельзя засеять родные просторы генномодифици-рованными сортами и получить гарантированную прибыль, как это делают США?
В целом же, продолжая эксплуатировать допотопную агротехнику, используя примитивные овоще- и зернохранилища, высевая из «лукошка» никем не маркированную «полбу», инстинктивно, с апломбом «недоучившихся аспирантов» кляня ГМО, и с восторгом неофитов одобряя абсолютно пустую «Доктрину продовольственной безопасности» своей страны, мы рискуем сильно «проголодаться» в будущем.
Среда обитания
