CC BY
111
Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1987. Т. 1.
Мифы народов мира: Энциклопедия. М., 1988. Т. 2.
Петренко В.Г. Архитектурные особенности некоторых курганов Усатово // Материалы по археологии Северного Причерноморья. Киев, 1983.
Петренко В.Г. О раннекурганных памятниках Северо-Западного Причерноморья // Проблемы истории и ареологии Нижнего Поднестровья. Белгород-Днестровский, 1995.
Потемкина Т.М. Особенности структуры сакрального пространства энеолитических курганов со столбовыми конструкциями (по материалам Северного Причерноморья) // Памятники археологии и древнего искусства Евразии. М., 2004.
Потемкина Т.М. Энеолитические круглоплановые святилища Зауралья в системе сходных культур и моделей степей Евразии // Мировоззрение древнего населения Евразии. М., 2001.
Потемкина Т.М., Юревич В.А. Из опыта археоастрономического исследования археологических памятников (методический аспект). М., 1998.
Потемкина Т.М. Археоастрономический аспект исследования ранних сооружений кургана 3 у с. Ревова. Приложение // Иванова С.В., Петренко В.Г., Ветчинникова Н.Е. Курганы древних скотоводов междуречья Южного Буга и Днестра. Одесса, 2005.
Рассамакін Ю.Я. Енеолітичні поховання Північно-Західного Приазов’я // Археологія. 1990. №4.
Серова H.JI., Яровой Е.В. Григориопольские курганы. Кишинев, 1987.
Субботин JI.B. Энеолитическое святилище курганного могильника Кубей // Старожитності Степового Причорномор’я і Криму. Запоріжжя, 2001. T. IX.
Субботин JI.B., Петренко В.Г. Об архитектуре усатовских курганных сооружений // Памятники древнего искусства Северо-Западного Причерноморья. Киев, 1986.
Черных Е.Н., Орловская Л.Б. Радиоуглеродная хронология древнеямной общности и истоки курганных культур // РА. 2004. №1.
Д.Г. Савинов
Санкт-Петербургский государственный университет, Санкт-Петербург К ПРОБЛЕМЕ ВЫДЕЛЕНИЯ ПОЗДНЕГО ЭТАПА ОКУНЕВСКОЙ КУЛЬТУРЫ
Трехчастная структура является основным содержательным стержнем любой периодизации: каждое явление имеет свое начало (период появления или формирования), период расцвета (время наибольшей концентрации присущих ему особенностей) и конец (период распыления и упадка или, наоборот, последнего взлета «творческих сил» носителей данной культурной традиции). В рамках выделенных в настоящее время археологических культур иногда представлены не два и не три, а большее количество этапов, но суть культурно-исторического процесса, отраженного в археологических материалах, от этого не меняется. Поздний (или последний) этап часто прослеживается с большим трудом; поэтому процесс завершения культуры носит как бы дискретный характер, а судьба ее носителей остается неизвестной. Если для периода становления культуры наиболее оправданно выделение типов памятников, образующих данную культурную общность; для периода расцвета сложившейся культуры - ее локальных вариантов; то для последнего завершающего этапа главным становится поиск материалов, отражающих дальнейшую трансформацию культурной традиции. Именно так обстоит дело с одной из наиболее ярких южносибирских культур эпохи бронзы - окуневской культурой.
В последнее время, после раскопок могильников Уйбат-Ш и V (Лазаретов И.П., 1997), в литературе утвердилось деление памятников окуневской культуры на два этапа: уйбатский - название, постепенно вытесняющее прежнее наименование памятников «тас-хазинского типа»; и черновский, эталонным памятником которого остается могильник Чер-новая-VIII (Максименков Г.А., 1980). С каждым из этих этапов развития окуневской культуры связан свой круг проблем; применительно к памятникам черновского (более позднего) этапа одна из таких проблем - выделение позднеокуневских памятников, знаменующих завер-
шение данной культурной традиции. Очевидно, их можно выделить среди материалов чер-новского этапа, в чем-то отличных от «классического» варианта Черновой-VIII.
Многие исследователи уже высказывали предположения о возможности существования памятников, отражающих дальнейшее развитие окуневской традиции, «выходящих» за установленные хронологические рамки черновского этапа. Так, Н.В. Леонтьев (1978, с. 89) выделил три группы разновременных окуневских личин - тас-хазинскую (наиболее раннюю), черновскую («классическую») и джойскую (позднюю). Из них последняя, т.е. следующая за черновской, отражает, по его мнению, «процесс упадка стиля антропоморфных изображений» (Леонтьев Н.В., 1978, с. 97). По М.Д. Хлобыстиной, в андроновское время «окуневцы» продолжали существовать параллельно с «андроновцами». Наследие той и другой культуры проявилось в карасукскую эпоху («бейская», по М.Д. Хлобыстиной; и «классическая» карасукская группы памятников) (Хлобыстина М.Д., 1969, с. 79-81). По мнению В.И. Молодина, население окуневской культуры в Кузнецком Алатау и в северной части Минусинской котловины было ассимилировано «андроновцами». Но там, куда «ан-дроновцы» не проникли, носители прежних традиций (окуневских и каракольских) могли существовать и дольше, вплоть до XI в. до н.э. (Молодин В.И., 1992, с. 29). На стоянке Тоора-Даш (Саянский каньон Енисея) окуневские слои непосредственно предшествуют каменноложскому (позднекарасукскому), в связи с чем Вл. А. Семенов (1984, с. 261) отмечал, что «дериваты окуневской культуры могли сохраниться до скифского времени, ранний этап которого, согласно датировке кургана Аржан, относится к VIII и даже IX в. до н.э.». Участие окуневской изобразительной традиции в формировании скифо-сибирского звериного стиля убедительно показано в работах Б.Н. Пяткина и Я.А. Шера (Пяткин Б.Н., 1987; Шер Я.А., 1998).
В свете этих наблюдений, число которых можно было бы увеличить, а также высказанных выше теоретических положений выделение третьего (позднего) этапа развития окуневской культуры представляется весьма актуальным. В качестве «претендентов» на место позднеокуневских памятников в настоящее время могут быть названы три могильника («Стрелка», Разлив-Х и Черновая-Х1).
Могильник «Стрелка». Несколько одиночных могил, раскопанных на севере Хакасии в 1975 г. (Савинов Д.Г., 1981). Тогда это были самые северные из всех известных погребений окуневской культуры. Из числа находок, обнаруженных там, следует отметить следующие.
1. Небольшая чашечка с широким устьем и округлыми стенками, дно которой украшено пересекающимися линиями или «крестом», что характерно для орнаментации окуневской керамики.
2. Два сосуда - один баночный, другой тюльпановидной формы, в орнаментации которых (ряды тонких горизонтальных полосок по венчику и в придонной части, вертикальные зигзагообразные линии по тутову), несомненно, влияние андроновской культуры.
3. Костяная пластина подковообразной формы с изображением бегущих «по кругу» лося и преследующего его медведя. В моделировке головы лося можно усмотреть черты «ангарского стиля». Пожалуй, это одно из самых поздних изображений подобного рода в окуневской изобразительной традиции. Относительно поздняя датировка одиночных погребений на могильнике «Стрелка» определяется по форме и орнаментации керамики - не ранее начала андроновской экспансии.
Разлив-Х. Размытый курган на территории Красноярского водохранилища, раскопанный в 1973-1974 гг. Уже в одной из первых информаций об этих раскопках было отмечено, что найденная там пестиковая фигурка «отличалась от других окуневских находок подобного типа необычно моделированными шеей, плечами и торсом» (Пшеницына М.Н., 1974, с. 220). Позднее материалы кургана Разлив-Х, за исключением нескольких плит с рисунками, были изданы (Пшеницына М.Н., Пяткин Б.Н., 1993). К сожалению, из опубликованных данных неясно, был ли это отдельно стоящий курган (типа Черновой-XI) или он входил в состав разрушенного, но не исследованного могильника. Всего в ограде находилось 11 могил, с точки зрения планиграфии, устройства каменных ящиков и погребаль-
ного обряда, характерных для черновского этапа окуневской культуры. Однако были отмечены и некоторые особенности данного памятника: наличие необычного числа коллективных захоронений (только в двух могилах -1 и 6 - было захоронено не менее 20 человек); впервые зафиксированная там посмертная трепанация черепов; большое количество плит с различными изображениями (Пшеницына М.Н., Пяткин Б.Н., 1993, с. 64-65). Найденные предметы сопроводительного инвентаря немногочисленны, но достаточно выразительны. Глиняный сосуд из могилы 9 (баночной формы с нанесенными наискось отпечатками зубчатого штампа) по своей форме и характеру орнаментации был сопоставлен авторами с найденными в могильнике «Стрелка». Стеатитовая фигурка, в отличие от обычных окуневских («таштыпского типа»), сделана объемно с выделенным торсом и четко промоделированными плечами (рис. 1.-2). Переданные тончайшей гравировкой на внутренней стороне плиты из могилы 1 профильные изображения стоящих женщин, одетых в длинные роскошные одеяния, с распущенными волосами, выполнены в стиле «абаканских пластинок», но уже с явным отступлением от канона (рис. 1.-9). На нескольких плитах находились изображения в стиле «тощих быков» (в том числе и известная композиция на
Рис. 1. Изобразительные материалы позднего этапа окуневской культуры:
1, 3, 4, б - Черновая-Х1 (по С.И. Леонтьеву); 2, 8, 9 - Разлив-Х (по М.Н. Пшеницыной,
Б.И. Пяткину); 5 - «све» Чебаки (по А.И. Готлибу); 7 - Ар-Хая (по Д.Г Савинову);
10— Бырганов, курган №3 (по Г.Н. Курочкину); 11 - с. Аскиз (по Н.В. Леонтьеву);
12 - Бырганов-У (по И.П. Лазаретову). 1-3, 7. 8, 10-12 - камень; 4-6 - кость (без масштаба)
стенке каменного ящика из могилы 8), относительно поздняя датировка которых устанавливается стратиграфически - неоднократно зафиксированными случаями палимпсестов на каменных изваяниях (подробнее об этом см.: Савинов Д.Г., 2004). Антропоморфная личина с поперечными волнистыми линиями и расположенной ниже нее головой хищника (рис. 1.-8) как будто сближается с изображением «божества с копьями» из Черновой-VIII (Вадецкая Э.Б., 1980, табл. LII.-114), но в деталях отличается от нее. Ближе к разливскому изображению как в композиционном, так и в стилистическом отношениях относятся личины из могильника Лебяжий (Leont’ev N., Kapel’ko V., 2002, №181, 182). Н.В. Леонтьев (1978, с. 95) называет такие личины «сложно-реалистическими», завершающими «классические» изображения черновского этапа. В свете всех этих данных, предложенная датировка комплекса кургана Разлив-Х - «в границах окуневской культуры, может быть ее финальной стадии» (Пшеницына М.Н., Пяткин Б.Н., 1993, с. 66) - на наш взгляд, соответствует действительности.
Черновая-XI. Одиночный курган, расположенный в 0,5 км от эталонного памятника Черновая-VIII; раскопан в 1999 г. В ограде, по углам которой находились вертикально установленные камни, было обнаружено пять разрушенных могил. Из них две центральные (могилы 1 и 2) и три на площади (могилы 3-5), что в принципе соответствует планиг-рафии памятников черновского этапа. Однако происходящие оттуда находки во многом уникальны. Это две костяные пластинки «абаканского типа», возможно, одни из наиболее поздних в эволюции изображений данного стиля (Леонтьев С., 2000, рис. 1.-3, 4; 2001, рис. 4.-8). Одна из них (могила 5) отличается от всех остальных передачей роскошного головного убора, ниспадающего по обеим сторонам лица женщины, с четырьмя серьгами-подвесками по сторонам (рис. 1.-4). Другая (могила 2) - с изображением треугольного абриса лица и распущенными на две стороны короткими прямыми волосами (рис. 1.-6) -очень близко напоминает иконографию антропоморфных галек из карасукского поселения Торгажак (Савинов Д.Г., 1996, табл. XX-XXIV). Стеатитовая фигурка с головой человека (могила 5) сделана объемно, хорошо промоделированы шея, прическа, остро выступающий подбородок (рис. 1.-1). На опубликованной фотографии видно, что лицо (мужчины?) в профиль как бы «выступает» из плоскости камня (Леонтьев C.H., 2001, рис. 9), что характерно для некоторых образцов каменной скульптуры из Прииртышья (Ченченко-ва О.П., 2004, №92). Из этой же могилы происходит галечная антропоморфная фигурка (рис. 1.-3), в качестве аналогии которой автор приводит Атбасарскую фигурку из Акмолинской области (Ченченкова О.П., 2004, рис. 11.-3). Вместе с тем по нерасчлененной «грузикообразной» форме туловища это изображение близко напоминает миниатюрную антропоморфную фигурку из песчаника, найденную на поселении Торгажак (Савинов Д.Г., 1996, рис. 4.-1). Все предметы мелкой пластики, по мнению С.Н. Леонтьева (2001, с. 120), «выполнены в одной художественной манере и несколько отличаются от уже известных». Так же, как и в Разливе-Х, найдено большое количество каменных плит с различного рода изображениями (Leont’ev N., Kapel’ko V., 2002, №293-297), в том числе изображения личин (типа Черновой-VIII), поверх которых нанесены рисунки «тощих быков» (Leont’ev N., Kapel’ko V., 2002, №293- 294). Фрагменты таких изображений, выполненных с большим художественным мастерством, сохранились и на других обломках каменных плит. Из других находок следует отметить «традиционный керамический сосуд», о котором, к сожалению, больше ничего не сказано; и кольцо из бледно-зеленого нефрита, которое «по материалу, форме и технике изготовления тождественно предметам из сейминско-турбинских и глазковских памятников» (Леонтьев C.H., 2001, с. 122).
По мнению С.Н. Леонтьева, курган Черновая-XI синхронен расположенным «невдалеке» (7-Д.С.) погребениям Черновой-VIII, а своеобразие его материалов объясняется тем, что данный памятник «является элитарным»; при этом в качестве примера приводятся могильники Карасук-П, VIII и Туимский кромлех. Однако следует отметить, что, во-первых, подобное сравнение не совсем корректно, так как указанные памятники относятся к раннему этапу окуневской культуры; во-вторых, в изобразительных материалах кургана Черновая-XI отчетливо видно развитие черновской традиции, не говоря об антропо-
3 1
морфных личинах, перекрытых фигурами «тощих быков», которых нет в Черновой-VIII. Так что, скорее всего, разница между этими двумя памятниками хронологическая.
Можно предполагать, что материалы кургана Черновая-XI, как и Разлива-Х, характеризуют заключительный этап развития окуневской культуры, следующий за черновским этапом, который по наименованию первого раскопанного памятника может быть назван разливским этапом. Помимо трех рассмотренных археологических комплексов к этому этапу окуневской культуры, скорее всего, относятся и некоторые другие известные изображения окуневской культуры, найденные во вторичном использовании или при случайных обстоятельствах.
1. Плита с изображением фантастического хищника из могильника Бырганов (рис. 1.-10), служившая перекрытием могилы раннетагарского погребения (Курочкин Г.Н., 1995, рис. 1). Это наиболее сложное, эклектичное и насыщенное деталями из всех известных изображений окуневских хищников, отличающееся в этом отношении от более «строгих» и канонически выдержанных изображений из Черновой-VIII и Есино-IX (Савинов Д.Г., Подольский М.JI., 1995, рис. 1). Фас-профильная передача задней части туловища сближает его с изображениями в стиле «тощих быков»; морда как бы развернутая ноздрями вверх, с пересекающими ее линиями и «отростками», а также условная передача таза сделаны так же, как в изображениях фантастических животных на плите с р. Аскиз, опубликованной Н.В. Леонтьевым (1997, рис. 1). Изображения аскизских хищников, выполненные в «декоративном стиле», характерном для монгольских петроглифов эпохи развитой бронзы (Новгородова Э.А., 1984, с. 82-85, рис. 30), нанесены поверх личины, аналогичной изображениям на плитах из погребений черновского этапа. Около задних ног бырга-новского хищника находится личина «сложно-реалистического типа» (по классификации Э.Б. Вадецкой), на которой, в отличие от всех остальных окуневских изваяний и стел, помещен четырехлучевой солярный знак - явное отступление от устоявшейся традиции. По всем этим признакам, изображение быргановского хищника - сравнительно позднее; во всяком случае, относительно погребений черновского этапа. С нашими наблюдениями полностью согласуются приведенные И.В. Ковтуном (2001, табл. 42) аналогии изображениям «колокольчиков», подвешенных на рогах быргановского хищника, в формах украшений карасукского времени из Минусинской котловины и Тувы.
2. Костяная пластинка «абаканского типа» (рис. 1.-5), найденная на «све» Чебаки (Готлиб А.И., 2002, рис. на с. 131). Изображение на ней отличается обилием дополнительных деталей: многочисленные поперечные линии, в которых как бы «завернута» фигурка; ожерелье из вертикальных черточек; а двойные кольца-серьги по сторонам лица, на котором нанесены короткие поперечные линии (возможно, татуировка?). Так же, как и на других пластинках «абаканского типа», показаны длинные расчесанные на две стороны волосы, но, скорее всего, это не «волосы», а парик, так как на месте «пробора» нанесены несколько поперечных черточек, как бы соединяющих две части этого парика. По этим признакам данное изображение сближается с одной из «абаканских пластинок» из могильника Черновая-XI. Скорее всего, к этому же времени относится и изображение на каменной плите из могильника Ар-Хая (рис. 1.-7), представляющее дальнейшее развитие статуарных изображений типа Усть-Есинской Кыс-Таш (Leon’evN., Kapel’ko V, 2002, tab. 5.-16; 109.-274).
3. Изображения в стиле «тощих быков» на плите из ограды кургана могильника Бырганов-V (баиновского этапа), которые стилистически и композиционно наиболее близки окуневской плите из могильника Разлив-Х (Лазаретов И.П., 1995, с. 58); однако отличаются еще большей степенью схематизации (рис. 1.-12). Вполне вероятно, если иметь в виду естественные процессы трансформации стиля, они могут относиться к несколько более позднему времени, чем разливские. В этой связи может быть поставлен вопрос о времени создания известной композиции на плите из с. Аскиз, полностью опубликованной Н.В. Леонтьевым (1997, рис. 23), где изображения в стиле «тощих быков» (причем одно из них - нижнее - практически идентично быргановскому) нанесены поверх личины с изображением трех параллельных дуг с развилками на концах (рис. 1.-11)- особенность, характерная для наиболее поздних окуневских изваяний.
4. В наскальной композиции на горе Ызырых-Тас («Пьяный камень») представлены изображения лошадей, выполненные с чрезвычайным изяществом в русле традиций «ангарского стиля», перекрывающие личины окуневского типа (ДэвлетМ.А., 1982, рис. 5). Точно определить время нанесения этих рисунков трудно; однако обращают на себя внимание показанные у лошадей «нависающие» челки, что является одной из характерных особенностей сейминско-турбинской традиции (Пяткин Б.Н., Миклашевич Е.А., 1990).
Приведенные материалы, как происходящие из комплексов, так и имеющие случайное происхождение, характеризуют поздний (разливский) этап окуневской культуры. Совершенно очевидно, что ни о каком упадке окуневской изобразительной традиции на этом этапе не может быть и речи. Однако все произведения окуневского искусства, выполненные в различных материалах, в это время несколько теряют свой канонический облик, становятся более декоративными и, условно говоря, «светскими». Относительно хронологического определения памятников разливского этапа можно говорить только предположительно. Стилистические особенности изображений лошадей на Ызырых-Тас согласуются с приведенными выше наблюдениями о некоторых западных (сейминско-турбинс-ких) параллелях в материалах могильника Черновая-XI (предметы мелкой пластики, кольцо из нефрита). Возможно, это следует принять как условную границу между памятниками черновского и разливского этапов окуневской культуры. В таком случае сейминский облик наконечников копий на известном изображении «божества с копьями» из Черновой-VIII является первым «сигналом» подобного рода инноваций. Однако точное время распространения сейминской традиции на Енисее остается не установленным и, судя по всему, вполне могло иметь достаточно «затяжной» характер. Что касается верхней даты, то она также остается «открытой», но в дальнейшем (в постандроновское время), очевидно, уже следует говорить только о существовании окуневской изобразительной традиции.
Библиографический список
Вадецкая Э.Б. Изваяния окуневской культуры // Вадецкая Э.Б, Леонтьев Н.В., Максименков Г.А. Памятники окуневской культуры. Л., 1980. С. 37-87.
Готлиб А.И. Горные сооружения - «све»- новый вид археологических источников в Минусинской котловине// Степи Евразии в древности и средневековье (К 100-летию со дня рождения М.П. Грязнова). СПб., 2002. С. 129-133.
Дэвлет М.А. Бегущие звери на скалах Суханиха на Енисее // КСИА. 1982. №169. С. 53-60.
Ковтун И.В. Изобразительные традиции эпохи бронзы Центральной и Северо-Западной Азии. Новосибирск, 2001. 183 с.
Курочкин Г.Н. Изображение фантастического хищника из Бырканова (по материалам раскопок 1980 г.)// Проблемы изучения окуневской культуры. СПб., 1995. С. 52-54.
Лазаретов И.П. Изображение на плитах могильника Бырганов-V (Хакасия) // Древнее искусство Азии. Петроглифы. Кемерово, 1995. С. 57-60.
Лазаретов И.П. Окуневские могильники в долине реки Уйбат // Окуневский сборник. Культура. Искусство. Антропология. СПб., 1997. С. 19-64.
Леонтьев Н.В. Антропоморфные изображения окуневской культуры // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в древности. Неолит и эпоха металла. Новосибирск, 1978. С. 88-118.
Леонтьев Н В. Стела с реки Аскыз (Образ мужского божества в окуневском изобразительном искусстве) // Окуневский сборник. Культура. Искусство. Антропология. СПб., 1997. С. 222-236.
Леонтьев С.Н. Мелкая пластика окуневской культуры из кургана Черновая-XI // Вестник САИПИ. 2000. №3. С. 15-17.
Леонтьев С.Н. Памятник окуневской культуры курган Черновая-XI // Археология, этнография и антропология Евразии. 2001. №4. С. 116-123.
Максименков Г.А. Могильник Черновая-VIII - эталонный памятник окуневской культуры // Вадецкая Э.Б., Леонтьев Н.В., Максименков Г.А. Памятники окуневской культуры. Л., 1980. С. 3-34.
Молодин В.И. Бронзовый век Южной Сибири - современное состояние проблемы // Проблемы изучения истории и культуры Алтая и сопредельных территорий. Горно-Алтайск, 1992. С. 25-29.
Новгородова Э.А. Мир петроглифов Монголии. М., 1984.
Пшеницына М.Н. Курганы и могилы на дне Красноярского водохранилища // АО 1973 года. М., 1974. С. 219-220.
Пшеницына М.Н., Пяткин Б.Н. Памятники окуневского искусства из кургана Разлив-Х // КСПА. М., 1993. №209. С. 58-67.
Пяткин Б.Н. Происхождение окуневской культуры и истоки звериного стиля ранних кочевников// Исторические чтения памяти М.П. Грязнова. Омск, 1987. С. 79-83.
Пяткин Б.Н., Миклашевич Е.А. Сейминско-турбинская изобразительная традиция: пластика и петроглифы // Проблемы изучения наскальных изображений в СССР. М., 1990. С. 146-153.
Савинов Д.Г. Окуневские могилы на севере Хакасии // Проблемы Западно-Сибирской археологии. Эпоха камня и бронзы. Новосибирск, 1981. С. 111-117.
Савинов Д.Г. Древние поселения Хакасии. Торгажак. СПб., 1996. 112 с.
Савинов Д.Г. О стиле «тощих быков» в окуневской изобразительной традиции // Изобразительные памятники: стиль, эпоха, композиции. СПб., 2004. С. 246-254.
Савинов Д.Г., Подольский M.JI. Две окуневские плиты из ограды тагарского кургана (могильник Есино-IX)// Проблемы изучения окуневской культуры. СПб., 1995. С. 48-52.
Семенов Вл.А. Неолит и бронзовый век Тувы. СПб., 1992. 135 с.
Хлобыстина МД. Этнокультурные соответствия в древней истории Южной Сибири // Этногенез народов Северной Азии. Новосибирск, 1969. С. 79-81.
Чеченкова О.П. Каменная скульптура лесостепной Азии эпохи палеометалла Ш-1тыс. до н. э. Екатеринбург, 2004. 334 с.
Шер Я.А. О возможных истоках скифо-сибирского стиля // Вопросы археологии Казахстана. Алматы; М., 1998. Вып. 2. С. 218-230.
Leont’ev N., Kapel’ko V. Steinstelen der Okunev - Kultur// Archäologie in Eurasien. Mainz, 2002. Band. 13. 110 s., 118 taf.
JLC. Марсадолов
Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург МЕТОДИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ ДРЕВНИХ СВЯТИЛИЩ САЯНО-АЛТАЯ*
В работах Юрия Федоровича Кирюшина неоднократно рассматривались многие проблемы духовной культуры народов Западной Сибири разных исторических периодов.
Святилища Саяно-Алтая - своеобразные культовые памятники древних кочевых племен, которые эпизодически изучаются с XVIII в. Большой вклад в их исследование внесли Г.И. Спасский, В.В. Радлов, Г.Н. Потанин, Н.М. Ядринцев, С.И. Руденко, М.П. Гряз-нов, С.В. Киселев, А.П. Окладников, JI.P. Кызласов, С.С. Сорокин, А.Д. Грач, М.А. Дэвлет, В.Е. Ларичев, А.П. Деревянко, В.И. Молодин, А.П. Мартынов, Я.А. Шер, Д.Г. Савинов, Ю.Ф. Кирюшин, М.Х. Маннай-оол, Я.И. Сунчугашев, Е.А. Окладникова, В.Д. Кубарев, Б.Х. Кадиков, Л.С. Марсадолов, Ю.С. Худяков, В.А. Могильников, A.C. Суразаков,
З.С. Самашев, H.A. Боковенко, A.A. Тишкин, Н.В. Полосьмак, Ю.Т. Мамадаков, В.А. Семенов, М.Е. Килуновская, В.Б. Бородаев, П.П. Шульга, М.Т. Абдулганеев, Н.Ф. Степанова, A.C. Васютин, С.А. Васютин, A.C. Ермолаева, В.А. Кочеев, Д.В. Черемисин, Л.М. Че-валков, В.И. Соенов, В.Н. Елин, Б.Н. Пяткин, Е.А. Миклашевич, К.В. Чугунов, П.К. Даш-ковский, Э. Якобсон и многие другие археологи.
Несмотря на то, что в настоящее время в этом регионе изучено много культовых археологических объектов, осознание ряда их сакральных функций пока остается малодоступным для современных исследователей.
Саяно-Алтайская археологическая экспедиция Государственного Эрмитажа более 20 лет исследует древние святилища кочевников и производит астроархеологические работы в разных регионах Центральной Азии и Южной Сибири.
‘Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 03-01-00468а).
