CC BY
56
Вестник ПСТГУ
III: Филология
2009. Вып. 3 (17). С. 58-71
К ПРОБЛЕМЕ ПЕРЕВОДА, ОПИСАНИЯ И ДОСТОВЕРНОСТИ ИСТОРИКО-АРХИВНОЙ ДОКУМЕНТНОЙ ИНФОРМАЦИИ
В. В. Олевская
В статье рассматриваются некоторые проблемы, связанные с переводом и описанием документов, содержащих историко-архивную информацию, в частности ошибки, появля-ющися из-за недостаточной лингвистической квалификации. Недостоверная информация на уровне документа (документов), закрепленная в справочниках, не только ложно ориентирует исследователей, но может стать источником недостоверных сведений в публикациях в случае обращения к материалам, основанным на некачественном переводе.
Прежде чем перейти непосредственно к теме исследования, необходимо пояснить некоторые термины и определения, используемые в рамках данной работы.
Термин «историко-архивная документная информация» синонимичен по денотату широко употребляемому и нормативно закрепленному в архивоведчес-ких и источниковедческих словарях и публикациях термину «ретроспективная документная информация», которая понимается как «документная информация, созданная в прошлом»1. Однако объем понятия «историко-архивная документная информация» несколько шире, поскольку терминоэлемент «историкоархивная» указывает не только на то, что это информация ретроспективная, т. е. созданная в прошлом, но и архивная, т. к. содержится в архивных документах, т. е. документах, потерявших оперативный, делопроизводственный характер и ставших архивными — переданными на хранение в государственный или ведомственный архив2.
Под достоверностью историко-архивной документной информации понимается совокупность сведений, не вызывающих сомнений, содержащихся в архивном документе / документах3.
1 Словарь архивной терминологии социалистических стран / ГАУ при СМ СССР, ВНИ-ИДАД. М., 1982. Вып. 1. С. 202.
2 Прим. автора: в данной публикации речь идет только о государственных архивах. См. также : Ханпира Э. И., Елпатьевский А. В. Еще раз о термине документ // Советские архивы. 1987. № 1. С. 52—55; Ханпира Э. И. К дефиниции термина «архивный документ» // Археографический ежегодник за 1987 год. М., 1988. С. 110—113; Афиани В. Ю. Государственный, общественный и научный статус документа / Архивоведение и источниковедение отечественной истории. Проблемы взаимодействия на современном этапе. Доклады и сообщения на второй Всероссийской конференции 12—13 марта 1996 г. М., 1997. С. 195—198.
3 Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1973. С. 163.
Проблема достоверности документной информации сегодня актуальна как никогда. В постсоветское время многие важнейшие аспекты мировой и отечественной истории и политики были пересмотрены, переосмыслены и изложены не только в специальных серьезных исторических, иногда многотомных, трудах и исследованиях, но и представлены в огромном количестве журнальных и газетных публикаций, брошюр, адресованных самому широкому кругу читателей. Далеко не все из них основаны на достаточной источниковой базе, и лишь редкие исследования выходят на генеральную совокупность архивных документов, достаточно достоверно отражающую факты и явления прошлого. Часто в публикациях тот или другой документ, впервые вводимый в научный оборот, в том числе и рассекреченный, вырывается из документального комплекса и контекста, и выводы, сделанные на основе единичных изолированных документов, бывают весьма сомнительны. Масса дискуссий, проходящих в прессе, на радио и телевидении, свидетельствуют не только о живом интересе к истории, но и о сомнениях в возможностях достоверно представить исторические факты, процессы и явления.
В качестве примеров можно привести теледебаты вокруг исторических деятелей, их роли в жизни России в проекте «Имя Россия», а также широкую дискуссию об учебниках истории для общеобразовательных средних школ, в которых многие факты и явления прошлого излагаются и оцениваются с совершенно различных позиций4.
В данной публикации речь пойдет об отдельных документах на иностранных языках, достоверность которых в связи с их переводом на русский язык вызывает серьезные сомнения как в плане их атрибуции, т. е. отнесения к тому или другому документальному комплексу (фонду, коллекции, делу) и идентификации личности их автора, так и в плане содержащейся в них информации. К проблеме генеральной совокупности документов, базирующейся на большом количестве разновидовых документов различного происхождения и обеспечивающей достоверность историко-архивной информации, специфика перевода и описания таких документов имеет косвенное отношение. Ошибки при переводе приводят к неправильной атрибуции и идентификации документов, к искажению и, в известной мере, к фальсификации их содержательной части. Но, как известно, один из основных законов архивоведения, сформулированный В. Н. Автократо-вым в 80-е годы ХХ века, гласит, что итоговый результат, полученной документной информации на основе анализа документов, не равен сумме слагаемых, т. е. информации отдельных документов, а часто превосходит ее, эту сумму, но правильность каждого слагаемого (в данном случае каждого документа) важна.
Иначе говоря: «Принимая за основу утверждение, что сумма частей не равна целому, следует отметить не одинаковость проявлений сущностных свойств документальных массивов, комплексов, документационной среды и отдельно взятого документа»5. В этой связи роль каждого отдельно взятого документа как
4 См., напр. : Долуцкий И. И. Отечественная история: ХХ век. М., 2003; Уткин А. И., Филиппов А. В., Алексеев С. В. и др. История России, 1945—2008 гг. / Под ред. Дасеева А. А. и др. М., 2008.
5 Савин В. А. Документ — архивный документ — исторический источник — памятник истории и культуры: проблемы проявления сущностных характеристик // Архивоведение и ис-
составляющей (слагаемого, части) в документальном комплексе (фонде, коллекции, деле) чрезвычайно важна, и искаженная неправильным переводом информация может повлиять на конечный результат, предоставляя недостоверные исторические сведения. Таким образом, частная, на первый взгляд, проблема перевода иноязычной историко-архивной информации приобретает первостепенную значимость при рассмотрении ее в научно-методологическом аспекте достоверности или фальсификации предъявляемых сведений.
Конец ХХ — начало XXI вв. отмечены появлением огромного количества переводной литературы, как художественной, так и научной. К сожалению, качество перевода в 90-е гг. резко упало, как в связи с оттоком высококвалифицированных специалистов в другие сферы деятельности, так и по причине предоставления права на перевод случайным людям, субъективно удобным для издателей. Некоторые переведенные книги можно отнести к разряду пособий под названием «Как не надо переводить». В качестве примера можно привести прекрасно иллюстрированное издание мемуарного характера, посвященное принцессе Диане6. Имя переводчика не указано, но на суперобложке отмечено, что этот «новый мировой бестселлер в России до сих пор не публиковался». Перевод пестрит такими перлами: «Обычно он приходит в Кенсингтонский дворец в 9.00. утра, чтобы причесать ее в гардеробе, со стенами, выкрашенными в пастельные цвета и столиком в форме почки» (С. 170); «Она имела большой опыт работы с детьми и была независимой нянькой с 1980 года» (С. 162). Ряд цитат показывает, что переводчик либо иностранец, плохо знающий русский язык, либо человек, пользующийся компьютерным переводом: «Она приказала слугам убрать из кладовки все карбонизированные напитки» (С. 153); «Несмотря на то, что Диана любила детей и грудняшек, беременность не была ей на пользу» (С. 144); «...самое важное — Рут должна также быть дискретной» (С. 163); «Совершенная дискретность при всех обстоятельствах — это самое важное условие для должности придворной дамы» (С. 174); и, наконец, «.это было связано с уморительной жарой» (С. 182) и «обручальное платье» (С. 186). Судя по всему, отсутствует не только редакторская, но и корректорская правка, т. к. в издании масса грамматических и даже смысловых ошибок. Остается только недоумевать, как такая книга была допущена к продаже в лучших книжных магазинах Москвы!
К этому же типу ошибок следует отнести и некоторые, с позволения сказать, «лингвистические открытия» переводчиков-иностранцев. Известно, что часто, не зная точного значения русского термина или слова, переводчик или автор использует прием транслитерации, когда слово калькируется, а комментарий к нему не дается или приводится в очень широком контексте. Так в исторических исследованиях на иностранных языках появляются непереведенные и непояс-ненные термины: «raskol», «izba» (в значении не только жилого помещения, но и канцелярии при становлении приказной системы в XVI—XVII вв. в России),
точниковедение отечественной истории. Проблемы взаимодействия на современном этапе. Доклады и сообщения на Второй Всероссийской конференции 12—13 марта 1996 г. М., 1997. С. 186.
6 Сюард Ингрид. Диана. Интимный портрет. [Б.д.], 318 с.; Seward I. Diana — An Intimate Portrait. New York.
«prikaz» (в значении не только вида документа, но и учреждения XVI—XVII вв. в государстве Российском) и т. д. Такие ошибки вполне объяснимы, т. к., помимо свободного владения иностранным языком, переводчик должен иметь либо глубокие знания в области истории и вспомогательных исторических дисциплин, либо консультироваться со специалистами. В противном случае не только переводчики с русского языка, но и наши отечественные исследователи будут допускать серьезные ошибки. Типичный пример такого рода — употребление термина «духовное правление» вместо термина «архиерейское духовное правление», когда изъятый терминоэлемент «архиерейское» приводит к грубому искажению смысла, поскольку это разные церковные учреждения: первое — местное судебно-административное учреждение, являющееся низшей инстанцией духовного суда и подведомственное епархиальному архиерею и духовной консистории, а второе — сама консистория, возглавляемая архиереем и являющаяся второй инстанцией духовного суда, подведомственная Синоду. К сожалению, такие примеры не редкость как в переводных с русского языка зарубежных работах, так и в отечественных. Это во многом связано, с одной стороны, с неустойчивостью, зыбкостью, синонимией и полисемией многих терминов, характерных для исторических источников России и Русской Православной Церкви XV—XVII вв., из которых эти термины попали в исследования XIX—XX вв., так и с отсутствием, с другой стороны, серьезных научных разработок в области историко-церковной терминологии в советское время7.
Разновидность такого рода ошибок порождается и доморощенными этимологическими изысканиями, которые подчас из популярных изданий попадают и в научные публикации. Так, например, термин «гласность», появившийся в России в эпоху реформ Александра II, некоторые историки этимологически соотносят с английским и немецким «glass» — «стекло», и даже со словами «прозрачность», «прозрачное стекло»8 и т. д.
Понятно, что без четко разработанного понятийно-терминологического аппарата, без корпуса определений базовых и вспомогательных терминов, нормативно закрепленных в различных типах словарей, не может быть и единства в толковании полисемов. Это особенно актуально применительно к романским языкам.
От анализа ошибок в переводе историко-архивных и мемуарных материалов, опубликованных в разное время, перейдем к проблемам, связанным со спецификой работы с собственно архивными документами, хранящимися в государственных архивах и в основном неопубликованными или частично введенными в научный оборот.
Массив документов на иностранных языках, хранящихся в государственных архивах, огромен, и многие из них не только не переведены, но не атрибутированы и не описаны. Начиная с конца XVIII в. по начало XX в. доминирующим языком российского дворянского общества, являвшегося опорой самодержавия,
7 См. подробнее : Олевская В. В. Некоторые методологические и источниковедческие аспекты истории Русской Православной Церкви и ее учреждений // Труды историко-архивного института. М., 2007. Т. 37. С. 448—458
8 PhillippotR. Société civile et Etat burocratique dans la Russie tsariste. Paris., 1991. P. 11.
был французский, поэтому основной корпус иноязычных материалов (особенно по XIX в.) — на этом языке. В свое время известный советский историк-архивист Н. В. Бржостовская, характеризуя неудовлетворительное состояние описания архивных документов, приводила почти анекдотический пример описательной статьи из одного, изданного в конце 40-х годов архивного справочника: «Документы неизвестно, о чем, неизвестно на каком языке»9.
В наши дни записи такого рода более корректны, но они есть! Так, в начале 80-х гг. при первичном описании так называемого Сборного личного фонда, хранящегося в РГАДА и содержащего массу документов личного происхождения на иностранных языках, появлялись такие записи: «Грамота на пергаменте, неизвестного содержания, предположительно — на одном из диалектов арабского языка». Однако такие пометки сегодня — это вынужденная мера, свидетельствующая о нехватке высококвалифицированных специалистов, владеющих иностранными языками, и сигнал о необходимости привлечь к работе консультантов и переводчиков, без которых такие документы не могут быть введены в научный оборот.
В конце 80-х — начале 90-х гг. XX в. количество фондов, в том числе и включающих документы на иностранных языках, нуждающихся в переописании, исчислялось шестьюдесятью двумя10.
В постсоветский период условия для решения этих проблем стали еще более сложными11.
Помимо отечественных фондов, содержащих архивные документы на иностранных языках, в госархивах хранятся и документы зарубежного происхождения, разработка которых связана с решением ряда вопросов юридического, социально-политического, лингвистического и др. характера, что часто находит полемическое освещение как в периодической печати, так и в научных изданиях12.
Проблемы, связанные с переводом архивных документов, точнее — историко-архивной информации, содержащейся в них, начинаются уже на начальном этапе работы — первичной группировки и отнесения их к тем или иным документальным комплексам (фондам, коллекциям, затем — к единицам хранения), т. е. на этапе атрибуции. Часто именно из-за ошибок в атрибуции, идущей от неверного прочтения общего содержания текстов документов, затрудняется их идентификация, т. е. определение учреждения или лица, создавшего документ (документы). Если ошибочные сведения вносятся в научно-справочный аппарат
9 Бржостовская Н. В. Развитие архивного дела в новейшее время (1918—1960 гг.). М., 1961. Вып. 3. С. 89.
10 Сведения на 1 января 1989 г. были предоставлены сотрудниками РГАДА Е. А. Дюдиной, Г. А. Ивановой, И. Г. Шаховцовой и др.
11 См. : Олевская В. В., Олевская М. И. Проблемы соответствия французской и русской историко-архивной терминологии в свете подготовки международных толковых словарей // Вестник ПСТГУ. III: 2 (12), 2008. С. 112-120.
12 Комплекс проблем, связанных с этой темой, постоянно поднимается как на научнопрактических конференциях, начиная с 1994 г., так и в публикациях. См. : Сабенникова И. В. Библиография «Зарубежная Россика» // Вестник архивиста. 2006. № 5, 6.
архива, то ошибки многократно умножаются и ложно ориентируют потребителей историко-архивной информации.
Одной из наиболее грубых ошибок при первичном переводе в ходе атрибуции и идентификации документов является ориентирование на какой-нибудь очевидный элемент текста при неясности общего содержания, например, на эскиз, чертеж, четко написанную фразу при каллиграфически сложном рисунке письма или при плохо сохранившемся, угасшем тексте и т. д. В таких случаях особенно велики субъективные пристрастия специалиста, часто желающего увидеть в текстовой информации то, чего там нет, и дающего свой вариант перевода. О сложностях такого рода в исторических исследованиях в 90-е годы убедительно писали отечественные ученые13. Иногда встречаются и курьезные случаи. Так, в конце 80-х гг. при описании коллекции Лобановых-Ростовских в РГАДА, содержащей разнородные архивные материалы (т. е. архивные документы, содержащие не только первичную ретроспективную информацию, но и вторичную: печатную продукцию: вырезки из газет и журналов, рукописные копии небольших публикаций на иностранных языках, иногда с указанием выходных данных и т. д.), некоторые документы на французском языке были отнесены при первичном просмотре к научно-технической документации на основании наличествующих в них чертежей и рисунков. Почерк автора, отличающийся крайней неразборчивостью и нестандартным написанием отдельных букв, а также эскизы каких-то колес, осей и штырей способствовали такому определению видов документов. Однако при более внимательном изучении текста удалось его прочесть и установить, что разрозненные рукописные листки с рисунками и чертежами — это частное письмо, автор которого, путешествуя за границей, восхищался тамошними каретами и колясками, описывал их своему приятелю, изображая особенности колес и рессор различных моделей, и советовался с ним о приобретении такого транспортного средства в условиях российского бездорожья.
Еще одной типичной ошибкой при описании архивных документов на иностранных языках можно считать ориентацию специалиста на вид или разновидность документа. Бегло просматривая содержание нескольких документов единицы хранения или коллекции, имеющих признаки определенных видов документов, архивист относит всю документацию к этому виду и вносит соответствующие записи в архивный справочник, например, в опись. Вследствие этого в описях появляются чрезмерно широкие, обобщенные формулировки в заголовках и в описательных статьях. Так, опись становится не только малоинформативной, но по некоторым параметрам и ложноориентирующей потребителя информации. Например, просмотр описи к фонду Строгановых по ряду разделов убеждает в этом: под заголовком описательной статьи «Письма за 1801-1805 гг.» при полистном просмотре выявляются не только письма, но и записки общественно-политического характера, которые автор предлагает положить в основу некоторых преобразований14. Аналогичный пример такого рода неточностей
13 ПлигузовА. И., Хорошкевич А. Л. Русская Церковь и антиордынская борьба в ХШ—XV вв. // Церковное общество и государство в феодальной России. М., 1990.
14 РГАДА. Ф. 1278. Оп. 1. Ед. хр. 126. Л. 1—4.
может быть проиллюстрирован и на документах фонда Паниных-Блудовых15. В описи фонда под № 116 значится «Дипломатическая переписка, 1770-е гг.». На самом деле в данной единице хранения содержатся не подлинники, а копии перлюстрированных писем, преимущественно на французском и английском языках, различных лиц иностранного происхождения, принимавших участие в русско-турецкой войне, которые с разной степенью подробности и достоверности излагают суть происходивших событий своим корреспондентам, в основном дипломатам, государственным деятелям, частным лицам и пр. Вероятно, в старой описи эти перлюстрированные копии намеренно были обозначены глухо по дипломатическим соображениям, однако при переописании уточненные данные не были внесены, и копии продолжали числиться как подлинники документов.
Если в вышеописанных примерах специалист ориентировался на вид документов (в данных случаях — подлинники писем) и допустил ошибки, не указав копийность документов и наличие среди них записок служебного, общественно-политического и др. характера, скорее всего, бегло прочитав их содержание, то при описании научно-технической или специальной документации ориентация на вид документа является основной. В случае большого массива однородных документов этого вида в опись вносятся достаточно широкие, обобщенные формулировки заголовков. Так, единицы хранения, обозначенные в описи как географические атласы Меркатора, Блау и др. на латинском языке, не являются сугубо географическими. На самом деле это многотомные труды с обширной текстовой информацией историко-географического, астрономо-географическо-го и астрологического характера, с картами и рисунками Земли, звездного неба, знаков зодиака и т. д.16 Все уточнения, изменения и дополнения были внесены нами в экспериментальную модель архивного каталога17.
Разумеется, полнота и точность описания архивных документов на иностранных языках зависит от квалификации специалиста, но не только. Историческая и общественно-политическая значимость сведений и фактов, содержащихся в них, сама личность их создателей влияют на степень детализации описания и перевода. Как правило, многие ценные документы выявляются при тематическом отборе, однако никогда нельзя быть уверенным в том, что в поле зрения попали все ценные документы по данной теме. Это особенно актуально при работе с документами на иностранных языках.
Полнота и степень подробности описания документов во многом диктуются типом и видом архивного справочника. В путеводителях по архиву информация дается на фонды, в описях — на дела (единицы хранения), в каталогах — на документ (документы). При этом справочники могут быть аннотированными и не аннотированными. Во всех этих случаях сведения при описании будут представлены в разной форме, и степень свернутости информации будет различной.
15 РГАДА. Ф. 1274. Оп. 1. Ч. 1. Ед. хр. 116. Л. 1—20.
16 См. подробнее : Специфика научного описания картографических документов Х^!— XIX вв. : Методические рекомендации / Главархив, ВНИИДАД, РГАДА. М., 1983.
17 Специфика научного описания картографических документов и разработка модели каталога : Отчет о научно-исследовательской работе. М., 1983.
Если при подготовке путеводителей и описей нужно знать общее содержание информации документов, то при составлении каталогов (особенно аннотированных) необходимо детальное знание документов и часто нужен их перевод. В случае подготовки документов к публикации перевод — одна из основных задач специалистов.
И при описании, и особенно при переводе документов недостаточно одних лингвистических знаний, надо хорошо знать исторические реалии определенного времени, личность пишущего, его почерк и стиль, его окружение, специфику фонда, в котором сосредоточены документы, и многое другое. Практика показывает, что невнимание к этим аспектам не только искажает смысл документа, но и дает ложное представление о личности его автора.
Проиллюстрируем это на примере выдержки из письма на французском языке, которая может быть переведена в разных вариантах: «...Я говорю и подчеркиваю это — нет ничего несчастнее, чем иметь больное воображение и достаточно ложные представления.»; «Я говорю, я утверждаю это, что нет большего несчастья, чем иметь сумасбродную голову и кривой рассудок (варианты: «искривленный ум», «рассудок вкривь-вкось», «мозги набекрень» и т. п.) В условиях избыточной полисемии многие варианты имеют право на существование, но, зная историю жизни автора письма, социальный статус и окружение, воспитание и образование, возраст, стиль и манеру общения, строй мыслей и спектр чувств, а также тексты писем на русском языке, выбираем такой вариант: «.Я утверждаю, я пишу это: нет большего несчастья, чем иметь горячую голову, а разум кривой.» Это выдержки из дневника шестнадцатилетней Александрины Чернышевой (в замужестве Муравьевой), будущей жены декабриста Никиты Муравьева, с которым она разделила его трагическую участь, прожив короткую, тяжелую жизнь, потеряв почти всех своих детей. Стилистику и особенности письма автора можно изучить, ознакомившись с ее дневниковыми записями и письмами не только на французском, но и на русском языке18.
Полисемия — одна из основных трудностей при выборе главного, смыслоопределяющего значения слова. Ошибок здесь великое множество. В случае сомнений в практике перевода документной историко-архивной информации принято в скобках указывать 2—3 варианта возможных (допустимых) значений слова, оговорив в примечании обоснованность такого решения. Особенно важен правильный выбор значения слова, если оно будет фигурировать в заголовке описательной статьи архивного справочника.
Неверный подход к выбору значения при полисемии чаще всего — свидетельство непрофессионализма переводчика. И здесь бывает немало курьезных случаев. Один из недавних примеров — фрагменты перевода с французского языка дневника иностранного военного корреспондента, попавшего на территорию России в ходе Первой мировой войны и ставшего затем свидетелем гражданской войны со стороны белогвардейских сил. Описывая стычку добровольческих частей с рабоче-крестьянскими силами на юге России в 1918 г., закончившуюся пленом для автора и группы белогвардейцев, переводчик отме-
18 ГАРФ. Ф. 1153. Оп. 1. Ед. хр. 123. Л. 1.; Ср. : Павлюченко Э. А. В добровольном изгнании. О женах и сестрах декабристов. М., 1984. С. 16.
чает враждебный настрой противника и констатирует, что если бы не вмешался командир, то им бы не предоставили комнат на ночлег. Слово «pièce (f)» было переведено как «комната», в то время как в тексте документа речь шла вовсе не о гостеприимстве. Автор писал о том, что если бы не вмешательство командира, то их бы разорвали на части. Субъективные ожидания переводчика сыграли свою роль в такой интерпретации текста19. Наиболее часто неудачен выбор значений в словах état (m), sujet (m), ordre (m), capholique, catholique и др.
Такие ошибки влияют и на идентификацию, на определение принадлежности документа тому или иному лицу. Недостаточная информативность архивных справочников подчас объясняется тем, что эта работа проведена частично или не проведена совсем.
Иногда идентификация затрудняется тем, что имена собственные лиц, которым адресуются те или иные документы, имена создателей документов или упоминаемые в них (также как и географические названия) имеют различные варианты написания. Часто под одной фамилией скрываются совершенно различные лица, а в русских именах собственных нередко бывают совпадения не только в фамилиях, но и в именах и отчествах. Примечательно, что уже в Петровскую эпоху в различных документах того времени имена собственные иностранцев передаются с помощью то приема транскрипции, то — транслитерации (также как и географические названия), так что даже в работе с документами на русском языке бывает трудно определить о ком идет речь, кто автор или корреспондент.
Неожиданным для переводчиков (иногда и для специалистов) является тот факт, что разновариантное написание имен собственных, географических названий, отдельных слов и выражений на иностранных языках является следствием недостаточной грамотности лиц, занимавших подчас высокое общественное положение, но писавших с ошибками не только на иностранном, но и на родном языке. Эти факты при работе с документами лиц императорской фамилии или должностных лиц высшего государственного ранга не должны выпадать из поля зрения специалистов, поскольку даже знание типичных ошибок при письме позволяет с большой степенью точности идентифицировать личность автора документа.
Во всех перечисленных случаях после большой сопоставительной работы и устранения лингвистических ошибок необходимо дать при переводе на русский язык общепринятый вариант написания имени собственного или географического названия.
В практике архивных учреждений такая работа с документами на иностранных языках облегчается тем, что в архивные справочники, в частности, в именные и географические каталоги включаются в основном сведения об иностранцах, в той или иной степени известных в России. Во всех случаях разночтения имен собственных все варианты выносятся на каталожные карточки с соответствующими отсылками к полному, общепринятому написанию имени собственного.
19 Grondijs L. H. La guèrre en Russie et en Sibérie. Paris, 1922. P. 210—211.
66
Сложность этой работы можно показать и на примере писем сподвижников Петра Великого к императору и к другим государственным деятелям, написанных на русском языке, но содержащих немало упоминаний об иностранцах. Так, например, в описи к фонду № 9 в РГАДА за 1718 г. числятся: «Черные письма Конона Зотова, писанные им в бытность его во Франции к ЕИВ и другим разным персонам о разных Его Величества делах». При чтении непосредственно документов, обозначенных в описи чрезвычайно широко, встречается несколько иностранных имен с различными, но близкими вариантами написания. Так, в письме Конона Зотова к кабинет-секретарю А. В. Макарову упоминаются трое лиц иностранного происхождения: Натье, Лефорт, Леблон20. При идентификации персоналий специалисты архива используют все имеющиеся в их распоряжении справочники, в том числе и для служебного пользования — вспомогательные картотеки лиц, вошедших в именной каталог, в которых содержатся сведения биографического, служебного и др. характера и пр. В данном случае два имени не идентифицированы: Леблон и Натье. Поиск на имя Леблон не дает никаких результатов, в именной картотеке оно не значится, в справочниках — тоже. Имя выносится на специальную карточку и откладывается в специальный раздел картотеки с невыясненными персоналиями, данные о которых, по возможности, будут уточняться в ходе дальнейшего анализа документов фонда. Поиск на имя Натье выявляет разночтения: Натье, Натье, Натие. В картотеке под этим именем числится живописец Петровской эпохи. Данные о нем заполняются на каталожной карточке с указанием всех выявленных разночтений и всех отсылок на анализируемый документ. На основании прочитанного документа вносятся все коррективы и составляется краткая аннотация его содержания:
«Конон Зотов в письме к кабинет-секретарю А. В. Макарову сообщает о найме иностранцев на службу в Россию (в том числе — живописца Натье), а также о приобретении книг и музыкальных инструментов, машин, чертежей и пр.; сообщаются сведения о деятельности во Франции Иоанна Лефорта, агента Петра I во Франции, родственника Франца Лефорта, о сложностях исполнения им служебных обязанностей в заключении финансовых соглашений и о решении Лефорта вернуться в Россию в связи с денежными затруднениями». Данные сведения после редактирования в сокращенном виде вносятся в карточку именного каталога на имя Зотова Конона Никитича, капитан-поручика, с указанием номера фонда, описи и листов единицы хранения.
Как видим, процесс идентификации персоналий трудоемок и требует, помимо лингвистических знаний, профессионального владения методиками вспомогательных и специальных исторических дисциплин21.
Иногда ошибки, допущенные при атрибуции и группировке документов, влияют и на идентификацию личности автора или получателя документа. Так, например, приняв во внимание надпись на конверте письма, сделанную по-русски: «Его сиятельству графу Григорию Ивановичу Чернышеву в Москве, на Са-
20 РГАДА. Ф. 9. Кабинет Петра I. Оп. 1. 1-е отд. Кн. 62. Л. 516 об. — 517.
21 См. подробнее о специфике этой работы : Посвятенко Г А. Организация именного каталога в ЦГАДА // Архивоведение, археография: Экспресс-информация (Главархив СССР. ВНИИДАД. ОЦНТИ.). М., 1987. С. 12—16.
мотеке», архивисты включили его в состав документов А. Г. Чернышева. Из поля зрения выпала надпись в углу конверта по-французски: «Для передачи Екатерине Федоровне Муравьевой», т. е. сватье Г. И. Чернышева и свекрови Александрины Муравьевой, малолетние дети которой остались на руках свекрови, когда Александрина уехала вслед за мужем Никитой, бывшим одним из руководителей Северного общества и автором Конституции, программного документа декабристов, и деверем Александром Муравьевым, бывшим также членом Северного общества и Союза благоденствия и так же, как и брат, сосланным в Сибирь. Автор письма — Александрина Муравьева, пишущая из Сибири. Возможно, специалисты не заметили надписи на конверте, но прочитали письмо, в котором обращение «Ma chère maman» было воспринято как обращение к матери. Однако Александрина и свекровь называла матушкой, маменькой, и только родную мать в письмах на русском языке называла масинькой. Одна фраза в письме кажется ключевой и, на первый взгляд, поясняет, кому оно адресовано: «.Уверяю Вас, что Никита, так же как и Александр, чувствуют себя хорошо. Я хотела было написать общее письмо — Вам и моей матушке, ибо отдельное письмо обременяет меня, и я не знаю, чем заполнить страницу, такое, ни с чем не сравнимое, однообразие жизни.»22 Но, возможно, письмо адресовано матери: ведь автор пишет о желании написать общее письмо. Однако его тональность, акцентированное внимание на сведениях о здоровье и самочувствии Никиты и Александра, сыновьях свекрови, говорят о том, что оно адресовано именно свекрови, но, скорее всего, было также предназначено для общего прочтения. В письмах к матери Александрина постоянно тревожится о детях, об их самочувствии, о здоровье своей бедной свекрови и просит передать ей новости о Никите и Александре. На основе всех выше приведенных соображений письмо было переведено как адресованное Екатерине Федоровне Муравьевой.
Приведенные примеры иллюстрируют различную степень сложности идентификации персоналий, имеющей большое значение как при группировке, так и при описании, и переводе документов, особенно в случаях их публикации. Объем такого рода работ велик и требует большого времени и коллективных усилий, когда массив документов на иностранных языках состоит из нескольких десятков или сотен единиц хранения, как это было показано на примере некоторых документов фондов РГАДА и ГАРФ.
Проблема идентификации документов в наши дни актуальна как никогда. Именно со своевременным и качественным ее проведением осуществляется не только научное описание, перевод, публикация и введение в научный оборот архивных документов, но и обеспечивается гарантия их хранения в составе Архивного фонда Российской Федерации как национального достояния. Это особенно важно в связи с решением вопросов выявления архивной Россики за рубежом и возвращением этих документов в Россию, а также в связи с возможным обменом документов между странами на международном уровне. Иногда неверно идентифицированные документы на иностранных языках, сведения о
22 ГАРФ. Ф. 1153. Оп. 1. Ед. хр. 126. Л. 1—2. Ср. также тексты писем : ОлевскаяВ. В., Перегу-дова З. И. Письма А. Г. Муравьевой из Сибири к родным // Факел. 1990 : Ист.-рев. Альманах. М., 1990. С. 40.
которых обобщенно отражены в отечественных архивных справочниках, легко определяются нашими зарубежными коллегами, которые в рамках реституции требуют их возврата. Мы не всегда готовы к ответным мерам в плане взаимообмена документами: наша страна понесла немалые потери в ходе войн и социальных потрясений, и в составе зарубежных архивов хранятся также документы, которые можно было бы запросить в качестве обмена, но юридическая сложность процедур, отсутствие своевременных предложений и оперативности в решении этих вопросов не всегда дают положительный результат. Так, например, возвращение писем Дени Дидро в начале 80-х гг. прошлого века во Францию весьма показательно в этом плане, хотя, разумеется, в наше время есть и немало позитивных примеров в этом направлении23.
Еще одним важным моментом в работе с архивными документами на иностранных языках является определение дублетности документов, когда рядом с подлинником хранится одна или несколько копий. Иногда в составе документов имеются только копии, а подлинник либо утрачен, либо никогда здесь не хранился. Порой указано, что это копийный документ, но часто таких указаний нет. Выше уже были приведены некоторые примеры такого рода, но иногда очень трудно решить, что перед нами — копия или подлинник. Так, например, в коллекции Лобановых-Ростовских хранилища уникальных фондов РГАДА встречается немало копийных и дублетных материалов. Среди них есть и печатная продукция, и текстовая, в том числе и переписанные от руки документы с печатных изданий, при этом отнюдь не всегда указывается, что это рукописные копии. В частности, много таких документов о Марии Валевской, видимо, вызывавшей большой интерес собирателя. Есть здесь и письма, приписываемые ей, за 1815—1816 гг. на французском языке, написанные достаточно разборчивым почерком, не вызывающим затруднений при чтении и переводе. Но с точки зрения их подлинности и принадлежности Марии Валевской здесь много сомнений. Для их идентификации необходима почерковедческая экспертиза, сличение их с точно идентифицированными образцами письма предполагаемого автора в этот период жизни (как известно, почерк меняется с течением времени в силу разных причин, и на этом зиждется немало научных и псевдо-научных концепций по теории почерка и судьбе его обладателя, например, отечественная школа последователей Инсарова-Зуева и др.), а также дополнительные историко-биографические изыскания о ее жизни в это время, выяснения о возможной публикации этих писем и др. Так как эта работа достаточно трудоемка, требует значительного времени и специальных исследований, переведенные нами письма не были опубликованы при описании документов, хотя, безусловно, представляют немалый интерес, поскольку связаны с биографией женщины сыгравшей особую роль в жизни Польши и Франции и связавшей свою судьбу на несколько лет с жизнью Наполеона. Письма написаны предположительно в 1815—1816 гг., после смерти Наполеона, и адресованы разным лицам: некоему господину Нозару и некоей приятельнице, имя которой не названо. Первое из них, от 28 августа, отослано из Шофонтэна; в нем Мария описывает сложность своего положения в свете в преддверии заключения брака и в ожидании необходимых для этого документов.
23 См. : Сабенникова И. В. Указ. соч.
Через полтора года после замужества она умерла, заболев после родов грудницей. Во втором письме, отправленном из Парижа, отсутствует точная дата, помечены лишь число и месяц — 3 июля. В нем она пишет подруге о необходимости поездки в Польшу и о своих материнских переживаниях: из-за трудностей такого путешествия она вынуждена оставить ребенка и очень опечалена этим. Возможно это письмо написано незадолго до смерти, если оно действительно принадлежит Валевской. Как видим, здесь много, помимо перечисленных вопросов, неясностей, касающихся авторства, корреспондентов и датировки писем24.
Некоторые случаи копийности выявить легко. Иногда сам автор указывает, что речь идет о копии. В качестве примера можно привести широко известное письмо Никиты Муравьева к жене Александрине из Петропавловской крепости, которое она собственноручно переписала и вложила в письмо к своей сестре Софье Чернышевой от 2 января 1826 г., где она сообщает: «Мне не пришлось еще раз увидеть Никиту, и я совершенно в неведении, куда он заключен. Когда ты прочтешь копию душераздирающего письма, которое он мне прислал и которую я тебе отправляю, я полагаю, что не будет никакой необходимости добавлять что-то еще»24. В фонде архива хранятся и копия, и подлинник письма.
С точки зрения почерка, письма Александрины последнего периода жизни — самые сложные для прочтения и перевода. Если в первые годы из Сибири она намеренно писала неразборчивым почерком, иногда с перестановкой слогов и букв по причине перлюстрации писем, то в последние месяцы жизни ее почерк плох из-за частых недомоганий. В последнем письме от 4 ноября 1832 г. к свекрови, Екатерине Федоровне Муравьевой, она старается скрыть тяжелое течение своей болезни после неудачных родов и смерти новорожденного, успокоить родных: «Дорогая и добрейшая матушка! Не думайте, умоляю Вас, что (из-за последней утраты) и по причине таких страданий я не могла написать Вам...(сейчас мне лучше), но у меня такие головокружения, что я не могу присесть ни на мгновенье, и если мой почерк нехорош, так это потому, что я прилегла. Никита и Александр чувствуют себя превосходно»25.
Мы рассмотрели лишь некоторые проблемы, связанные с переводом и описанием документов, содержащих историко-архивную информацию. На основании проанализированного материала можно заключить, что ошибки, вследствие недостаточной квалификации в областях лингвистики, вспомогательных и специальных исторических дисциплин появляются уже на начальном этапе работы — при атрибуции документов и их систематизации, углубляются на этапе идентификации персоналий, усугубляются в неправильном переводе, как общего содержания группы документов, так и отдельных документов и их фрагментов (большой процент ошибок связан с неправильным выбором значений полисемичных слов и словосочетаний), и, наконец, эти ошибки многократно умножаются на этапе описания документов в разных типах и видах архивных справочников. Недостоверная информация на уровне документа (документов), закрепленная в справочниках, не только ложно ориентирует исследователей, но может стать источником недостоверных сведений в публикациях в случае обра-
24 Олевская В. В., Перегудова З. И. Указ. соч. С. 38.
25 Там же. С. 41
щения к материалам, основанным на некачественном переводе. Выход из положения, на наш взгляд, один: привлечение к работе с такими документами архивистов, свободно владеющих иностранными языками, или создание условий для совместной деятельности лингвистов и архивистов в рамках разрабатываемых проектов, тем и программ.
Ключевые слова: историко-архивная документация, проблемы перевода, переводческие ошибки, достоверность историко-архивной документации.
Towards the Problems of Translation, Description and Authenticity of Information in Archive Documentation
V. V. Olevskaya
The article considers certain problems connected with translation and description of documents containing historical and archive information, in particular some mistakes which arise due to lack of sufficient linguistic qualification. Unauthentic information on documentary level, being then fixed in dictionaries, not only misguides the researchers, but could become a source of incorrect data in various publications if they are based on information which has been translated inadequately.
Keywords: historical and archive documents, problems of translation, translation mistakes, authenticity of archive documentation.
