CC BY
23
_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «СИМВОЛ НАУКИ» № 01-2/2017 ISSN 2410-700Х_
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 821.112
Мельникова Ирина Марковна
канд. филол. наук, доцент СамГТУ, г. Самара, РФ e-mail: ir.ma53@mail.ru
К ПРОБЛЕМЕ АУТЕНТИЧНОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ВЫСКАЗЫВАНИЯ (НА МАТЕРИАЛЕ ЛИРИКИ НЕМЕЦКОЯЗЫЧНОГО ПОЭТА Й. БОБРОВСКОГО)
Аннотация
На примере анализа лирики немецкоязычного поэта ХХ века Й. Бобровского показывается ценность индивидуального опыта границы, благодаря которому художник вырабатывает новый художественный язык, а художественное высказывание приобретает аутентичный характер.
Ключевые слова
Йоганнес Бобровский, образ дома, художественный язык, опыт границы, биографический опыт.
Целью статьи является исследование художественного языка лирики замечательнейшего немецкого поэта Йоганнеса Бобровского (1917-1965). Й.Бобровскому, одному из ярчайших представителей бурной и одновременно трагической эпохи, удалось уловить её дух, который в самом общем виде может быть охарактеризован как опыт границы. В культуре опыт границы чрезвычайно важен, без него невозможно выработать адекватное отношение к миру. Акт идентификации и самоидентификации важен не только для отдельной личности, но и для культуры в целом. Задача искусства ХХ века состояла, в частности, в том, чтобы помочь отдельному человеку, осознать биографический опыт границы и установить адекватное отношение к миру, адаптироваться к изменившимся условиям, обрести свободу в несвободном мире.
Биография и творчество Й.Бобровского представляют в этом плане особый интерес, поскольку их исследование позволяет обнаружить место личного опыта в творчестве художника, влияние опыта на формирование его нравственно-эстетической позиции и трансформации в новый художественный язык -язык границы, который, поднятый глубоко в структуру, создаёт эффект аутентичности высказывания [4].
Своеобразие биографического опыта Й.Бобровского в том, что задолго до начала войны он пережил положительный опыт границы, который лёг в основание его нравственно-эстетических мировоззрений и структурировал художественную деятельность. Бобровский родился в Тильзите в религиозной баптистской семье с твёрдыми нравственными устоями. Мать дала ему глубокое чувство защищённости. Слова «семья», «дом», «родина» были наполнены для него индивидуальными чувственными представлениями и переживаниями. Любовь к музыке, унаследованная от матери, нашла воплощение в лирике и прозе не только на звуковом, но и на композиционном уровне произведений. Ребёнком он часто посещал бабушку, жившую в немецко-литовской пограничной области на речке Жежупе. От неё, дочери лесника, хорошо знавшей растительный и животный мир, он усвоил первые уроки общения с природой. Здесь же он получил первые представления об общении представителей разных культур (немецкой, прибалтийской, славянской), которые, преодолевая географическую, языковую и культурную границу, вступали друг с другом в контакт. Отношения по сути представляли диалог культур: все культуры одинаково равны и самобытны, каждому есть, что сказать и передать другой, ни одна культура не принижалась и не превозносилась. Каждый народ, не теряя своей самобытности, обогащался, осмысливая собственную на фоне других, неидентичных ей культур. Однако полной интеграции культур, растворения одной в другой, что привело бы к утрате самобытности культуры народов, к потере собственного лица, не происходило. В таком модусе опыт границы лёг в основание сложного биографического опыта Бобровского. В романе «Литовские клавиры» проблема межкультурной коммуникации находит художественное воплощение в образах представителей не только разных национальностей, социальных групп и политических взглядов, но и разных временных
_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «СИМВОЛ НАУКИ» № 01-2/2017 ISSN 2410-700Х_
пластов [5, с. 76-79].
Призванный на военную службу в качестве связиста в 1937 году, Й.Бобровский много ездил по территории Европы. Полученные впечатления нашли художественное воплощение в лирике, новеллах, романах. Нападение гитлеровской Германии на Советский Союз в корне изменило судьбу ефрейтора. Вместе со своей частью он перешёл границу и оказался на чужой территории в качестве нарушителя границы. Природа северного края близь северного озера Ильмень очаровала и потрясла поэта, пробудив в нём воспоминания о родных ландшафтах Моцишкен и вызвав в нём бурю эмоций. Произошедший перелом в его жизни привёл к духовно-нравственной трансформации, итогом которой было рождение Бобровского как поэта. Появился целый цикл стихов: «Städte 1941», «Der Ilmensee 1941», «Östliche Landschaft 1941», «Nowgorod 1941», «Kathedrale 1941», «Kloster bei Nowgorod» и другие. Вырванный из родной почвы, Бобровский получил, таким образом, новый опыт границы, отличный на детского, в котором преодоление границы переживалось как естественный процесс взаимодействия явлений. Вступив на чужую территорию, он вынужден был выступать в роли верховного судьи и вершителя судеб не только своего народа, но и других многих людей.
День окончания войны стал для Бобровского началом новых испытаний: русский плен (1945 - 1949) в Новошахтинске. Изоляция в физиологическом плане усиливалась пребыванием среди чужой культуры, чужого языка. Граница наступала на него, сжимая его личное пространство: колючая лагерная проволока, конвой, личный номер, превращающий его в объект инвентаризации. Единственным свободным пространством перед последней чертой, отделявшей жизнь и смерть, оставалась его душа. Невозможность преодолеть изоляцию оказалась мощным импульсом к поиску внутреннего освобождения. Таким островком свободы стала для него поэзия. В краткие минуты отдыха он обращался к одам Гёльдерлина, читал по памяти своим товарищам немецкие стихи от Грифиуса и Клопштока до Тракля, Рильке и Лёрке, а позже - и свои стихи.
Полученный трагический опыт границы заставил задуматься о сущности границы, её природе, функции и роли человека в этой системе взаимоотношений. Он приходит к выводу, что граница, разделяющая прекрасное и безобразное, преступление и поступок, проходит внутри человека, через его внутренний мир. Мера, выработанная системой ценностей отдельного человека, должна согласовываться с общим контекстом мировой культуры. Бобровский, имевший за плечами богатый читательский опыт (он читал на французском, древнееврейском, итальянском и русском языках, изучал исторические хроники и мифы не только своего народа, но и его соседей), вину своего народа перед другими народами воспринимал в широком историческом контексте: от возникновения Немецкого Рыцарского Ордена до наших дней - как свою личную. Так уникальный сплав опытов границы структурировал совершенно новый, эмоционально окрашенный опыт границы, ставший импульсом его творчества и формообразующим принципом лирического мира.
Вернувшись из плена (1945-1949) домой, поэт нашёл Германию в руинах. Полная разруха царила также в духовной сфере: культурные традиции были уничтожены. Но нужно было жить дальше. Необходимо было найти в хаосе опору, новый язык, поскольку словам совершенно нельзя было доверять: слишком много было сказано. Доверять можно было только личному переживанию и опыту. Пережитые в плену потрясения оказались настолько глубокими, что поэт долгое время молчал. Лишь спустя год появились его первые стихотворения.
Пребывание на границе между жизнью и смертью явилось одной из важных составляющих его опыта границы. Из этого жёсткого контакта с реальностью художник выносит глубоко личностное, ценностное отношение к слову, и его высказывание звучит жизненно и убедительно. Конкретный биографический опыт границы Бобровского трансформируется в художественный язык в разных формах и проявлениях, на разных уровнях организации художественного произведения (ритмико-фонический, лексико-семантический, синтаксический, тематический, образно-мотивный и т.д.).
Остановимся на образно-мотивном уровне. Так, одним из центральных образов его творчества является образ дома. С одной стороны, тема дома в немецкоязычной ментальности является ключевым понятием как способ освоения пространства. В особенности она была актуальна в послевоенный период. У
_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «СИМВОЛ НАУКИ» № 01-2/2017 ISSN 2410-700Х_
Бобровского образ дома опирается на прочувствованные представления, пережитый богатейший опыт, поэтому высказывание подлинное, аутентичное. Анализ художественного образа дома может способствовать более полному пониманию особенностей его художественного языка, а также принципов мироустройства поэта, пережившего опыт перехода границы в разных формах и проявлениях.
В теме «дом» (шире - его Сарматия) воплощается острая потребность лирического субъекта в опоре и поддержке, она становится центральной темой его творчества. Лейтмотивом оказывается образ пустой комнаты. Пустая комната - это изолированное пространство, но не пустое место, не ничто, здесь можно почувствовать следы прошлого, которые содержат зёрна будущего. Образ пустой комнаты - это образ внутреннего мира человека, утратившего очаг и духовные ценности, веру, надежду и идеалы. Но это и момент раздумья, подведения итогов и выбора дальнейшего пути. Пустая комната - пространство, ждущее обновления.
В устройстве природы он пытается найти механику взаимодействий, в соответствии с которыми следует строить взаимоотношения в сфере деятельности человека. В природе он находит ряд явлений, которые благодаря переходу границы обеспечивают равновесие в мире. Его излюбленные образы: тень, огонь, песок, лебеди, птицы, листья, плющ и др. Протяжённые по горизонтали, они легко поднимаются вверх, образуя своего рода каркас, скрепляющий пространство мира. Огонь связывает небо и землю, два компонента бинарной оппозиции. Известна его двойственная сила: он может быть не только источником света, тепла и очищения, но и представлять угрозу для жизни человека. Огонь особенно почитался северными народами, к которым относятся как германские, так и славянские народы. «Огонь на ладони» («Strandgänger») - образ прирученной человеком стихии природы, открытость человека и доверие миру. «Я» с доверием обращается к «другому», чтобы установить контакт с ним: «Dich wеrd ich fragen: / Wie heiß ich? / Wo bin ich? / Wie lang noch / Bleibe ich hier?» [ 1, с. 50].
Пустое пространство комнаты «развёртывается», пустота охватывает уже всю страну: «страна пуста» («Wiedererweckung» [1, с. 68]): «Das / Land / leer...» Безглагольное предложение выражает отсутствие какого-либо действия и времени, благодаря делению на строки, выделяется каждое слово, делается веским, зримым. Оппозицию «пустой стране» составляет «другая», - «зеленеющая сквозь распростёртые платки», под которой «была раньше» страна, внушающая «подозрение». Сложная конструкция, построенная на противопоставлении, получает устойчивость и упругость. Страна «пришла из времени чумы», значит, она сумела выстоять в это мрачное и опасное время. Надежда на будущее поддерживается и на уровне образов: «распростёртые платки» организуют пространство в горизонтальной плоскости. Аллюзия на центральный символ в русском Православии - образ покрова, означающем защиту Божией Матери, вводит мотив надежды. Далее образ мира развёртывается также с опорой на противопоставление: «белая / от костей, рёбер, позвонков, / от извести». Белый цвет в восточной культуре связан со смертью, погребением, трауром. Но это и цвет начала нового: белая известь обелила гниющие чумные останки. Так создаётся образ света после мрака, появляется мотив надежды.
На фоне надежды лирический субъект начинает строить новый мир: «Zähl / die Gräser / und zähl / Fäden aus Regenwasser.» Повтор на разных уровнях ритмически организует пространство лирического мира. Так, на фоническом, звуковом благодаря ассонансу объединяются в единый образ: zähl, Gräser, Fäden, Blättchen, благодаря аллитерации zähl соединяется с zeichne. Инвентаризация сменяется активным созидательным действием, направленным в будущее. Дроблению текста на отдельные строки противостоит повторяющийся сочинительный союз und, объединяющий в единую картину расколотый мир.
Устройство мира требует личного участия, а не просто созерцания: «сосчитай» и «нарисуй». Лирическое «я» строит мир, ощупывая форму каждого предмета, а значит, определяя их границы. Травы, нити дождя, свет, листья образуют вертикаль. Затем он рисует «шаги», «дикие следы», «голоса». Метафора «рисовать голоса» разрушает привычные границы устоявшихся семантических полей, возникают новые значения. Благодаря оксюморону мир Бобровского предстаёт живым, подвижным, ощутимым, наполненным голосами, звуками, цветом. Сверхчувствительность лирического субъекта, его способность «оживить словами кровь деревьев», а также ряд образов: «кровь», «ладони», «ступени», «гвозди», сопровождаемые глаголом «ударь», вызывают в памяти образ Христа. Принятие им на себя человеческих грехов, смерть во
_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «СИМВОЛ НАУКИ» № 01-2/2017 ISSN 2410-700Х_
имя их искупления и жизни человечества и воскрешение Христа - становятся духовными координатами в лирическом мире Й.Бобровского. Параллелизм образов питает надежду на возрождение и пробуждение Германии - дома лирического «я». К образу ржавчины, разъедающей и разрушающей, антитезой выступает образ воды. Вода располагается в горизонтальной плоскости и семантически связана с силой, преодолевающей границы. В общечеловеческой памяти вода связана с оживляющей и очищающей (от грязи, болезней, воспоминаний) способностью.
Анафорический повтор, объединяющий отрицающее и утверждающее высказывания, выделяет слово «время» в утвердительном значении: «Es ist nicht die Zeit, ihn zu fragen / Es ist die Zeit für das Wasser...» Провозглашается «время воды». Вместе с пробуждением природы происходит пробуждение страны от сна, возрождение после смерти. Вода омывает раны и уносит прошлое вдаль.
Структура лирического мира Бобровского в самом общем виде может быть представлена в форме креста, на котором был распят Иисус. Вертикаль представляют деревья, трава - образы, населяющие его мир. Песок, вода, земля, протяжённые в пространстве, простираются в горизонтальном направлении. Однако здесь имеются образы, соединяющие обе оси, и принадлежащие им обеим, это - листья, огонь, всё пронизывающий свет. Так создаётся устойчивая модель мира, скрепленная духовными координатами. В общечеловеческом контексте вертикаль связана с духовностью, стремлением к Богу, к совершенству, горизонталь ассоциируется с вечным стремлением к новому, к открытию.
В таком мире лирический субъект располагает свой дом. Напомним, образ дома (а также дерева, растений) в германской культуре занимает центральное место, представляя способ освоения пространства [3, с. 25-26]. Тема границы, неотрывно связанная с образом дома, угадывается в названии стихотворения «Mitternachtsdorf» [1, с. 14]. Полночь - особая зона в высшей степени сконцентрированной тени, вершина ночи, после которой ночь идёт на убыль, а день прибывает. Полночь - граница между днём и ночью, вместе с тем является членом бинарной оппозиции, другим членом которой выступает полдень.
Образ полночи близок восточному миропониманию. Так, в китайской философии центральными понятиями являются категории Инь и Ян, отражающими взаимосвязь и взаимопроникновение противоположных сторон явления друг в друга: тёмное Инь переходит в светлое Ян, и тёмное становится светлее. В самой тени (также центральный образ всего творчества Бобровского) проявляются ростки светлого, нового. Тень, таким образом, является обязательной предпосылкой для возникновения света. Без тени существование света невозможно, и наоборот, полный свет ослепляет и воспринимается как тёмное. Этот закон взаимосвязи противоположностей положен у Бобровского в основание его поэтического мира. «Im verwinkelten / Himmel / mit schwerem Fuß / tappt durch den Schatten Saturn / und pfeift seinen Monden.» Дом с разбитой крышей, через которую просматривается «угловатое небо», - открытое пространство с направлением вверх. Вертикаль, объединяя две стихии - землю и небо, обеспечивает связь с космосом и образует систему координат лирического мира Бобровского.
В небе «тяжело ступает» Сатурн «сквозь тень», пограничное пространство, разделяющее и одновременно связывающее день и ночь, свет и тьму. Сама тема Сатурна имеет глубокие корни, восходя к имени италийского бога земледелия и плодородия Сатурнуса, отца Юпитера, который ранее отождествлялся с греческим Кроносом. В общекультурном контексте он идентифицировался со временем, всё поглощающем и никогда не бывающем сытым. Сатурн «свистит своим лунам». Луна традиционно связывается с загадкой, предстоящей неизвестностью, скрывающей как романтические, так и опасные сюжеты. Однако «тяжёлые шаги» после пережитых трагических событий в общечеловеческой памяти вызывают мотив надвигающейся угрозы. Мотив тревоги поддерживается также благодаря глаголу «свистеть», ассоциирующемуся в контексте исторических событий с розыскными собаками и погоней, и получившему коннотативное значение погони. Однако в более широком культурном контексте, уходящем корнями в мировосприятие Гёльдерлина, опасность, которая даёт о себе услышать как об опасности, уже есть спасение.
Тема дома в стихотворении «Das verlassene Haus» [1, с. 72] («Покинутый дом») получает развёртывание от глубоко личного частного до общечеловеческого звучания и разрабатывается как тема родины. «Die Allee / eingegrenzt / mit Schritten Verstorbener. // ... Die Mäuse / huschen / durch das gesprungne Spinett.// ... Dort war der Himmel / aufgetan, in der Farbe des Kinderhaars. / Schöne Erde Vaterland.» Вначале высказывания тема дома
_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «СИМВОЛ НАУКИ» № 01-2/2017 ISSN 2410-700Х_
развёртывается через мотив границы. Аллея, структурируя внутреннее пространство, прилегающее к дому, где прошло детство поэта, хранит в памяти «шаги умерших», но и соединяет с внешним миром. Оппозиции: верх и низ, небо и земля (Luftsee - Waldgrund, Echo - Efeu) соединяются в единый континуум образом птиц (mit Vögeln, weißen Stimmen). Временная граница актуализуется сопоставлением грамматических временных форм (eingegrenzt, kam, treten hervor, naht), позволяя прошлому присутствовать в настоящем.
«В доме / ходили тени, чужой разговор / под окнами». Напряжённая ситуация, предвещающая опасность приближения «чужого», сменяется вполне мирной бытовой картинкой «шмыганья» мышей. Мотив весёлого снования мышей, их непрерывного шмыганья становится незатейливым образом неиссякаемой и непрерывной жизни. Образ мышей, ведущих свою простую жизнь, отсылает к ранее написанному рассказу «Mäusefest» («Мышиный праздник»), в котором центральная тема вины и «отношение немцев к их восточным соседям» развёртываются на другом материале и с помощью других художественных средств. Однако благодаря аллюзии точка зрения лирического субъекта расширяется. Входит тема войны, бессмысленной и страшной. Сохраняя интимно-лирическую интонацию, она становится более отстранённой, более сдержанной.
Лирический субъект видит старуху в чёрном платке, которая, по мнению немецкого литературоведа Э.Хауфе, напоминает о старухе П.Хухеля («Verlust der Heimat»). Так тема «покинутый дом», обозначенная в названии стихотворения, поддерживается и разрабатывается через ряд аллюзий, мотивов, образов, получая конкретно-индивидуальное наполнение и трансформируясь в образ родины и ещё шире - образ мира. В завершающих трёх строках Э.Хауфе указывает на скрытую цитату из Библии: «Nach der Taufe Jesu 'da tat sich der Himmel auf» [2, с. 210]. Разверзнувшееся небо цвета «детских волос» связывает военные события и событие Христа воедино. Смерть и страдания детей, как и военные преступления, бессмысленно жестоки и жестоко бессмысленны.
Завершает стихотворение строка, ставящая предел поэтическому миру и одновременно открывающая перспективу: «Schöne Erde Vaterland». Так глубоко личная тема «покинутый дом», преодолев пространственно-временные границы, развёртывается до общечеловеческих масштабов, утверждая базовые нравственные константы: преданность своему Отечеству, не смотря ни на что, и веру в жизнь.
В завершение следует отметить, что нравственно-эстетическая ценность творчества Й.Бобровского заключается в создании нового художественного языка - языка границы, конституирующего образ мира, в основании которого диалогические отношения. В его слове звучит живое ценностное отношение к жизни, основанное на глубинном внутреннем опыте, поэтому оно истинное, аутентичное. Список использованной литературы:
1. Bobrowski J. Wetterzeichen. Gedichte. - Berlin, 1968. - 89 S.
2. Haufe E. Einleitung des Herausgebers. Zu Leben und Werk Johannes Bobrowskis // Johannes Bobrowski. Gesammelte Werke. Bd. 1. Die Gedichte. Hg. v. Eberhard Haufe. - Berlin (DDR), 1987.
3. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. - М., 1998. - 429 с.
4. Мельникова И.М. Опыт границы и язык границы (на материале лирики Й.Бобровского): дисс. ... к. филол. н. : защищена 23.12.2008. - Самара: СамГУ, 2008. - 200 с.
5. Мельникова И.М. Образ автора в романе немецкого писателя Й. Бобровского «Литовские клавиры»: эпическая и лирическая формы повествования // Sciences of Europe. - Praha, Czech Republic, 2016. VOL 3. № 6 (6). - S. 76- 79.
6. Рымарь Н.Т. к проблеме «пограничности» аутентичного слова в литературе // Языки искусств немецкой культуры ХХ века. Материалы семинара 2002/2003. [Сотрудничество институтов германистики Бохум -Самара]. Научн. ред. Н.Т. Рымарь. - Самара: Самар. гуманит. акад., 2004. - С. 89-94.
© Мельникова И.М., 2017
