CC BY
11Ясно по крайней мере одно: в число «всех военных», съехавшихся приветствовать Н. Н. Раевского и его близких, в Тамани, где жителей было меньше 200 человек, названные лица не могли не войти как по званиям, так и по должностям.
13 августа утром после 2-месячной засухи полил долгожданный дождь. К полудню на море разыгрался шторм, который сделал невозможной переправу в Керчь. Но через «пенистые волны», как писал Г. В. Гераков, «взорам нашим представлялись Ениколь и Керчь». «Боспорский пролив с берега прекрасен особенно при непогоде»,33 — заключал он.
Такими крымский берег и пролив и «открылись» в субботний день после полудня 14 августа (26 августа по н. ст.) 1820 г. Пушкину.
В. П. Казарин
33 Гераков Г.В. Путевые записки... Т. 1.С. 113.
К ЛОКАЛИЗАЦИИ ПУШКИНСКОГО ЛУКОМОРЬЯ
В «Материалах для биографии А. С. Пушкина» П. В. Анненковым сообщается, что няня поэта Арина Родионовна «была посредницей <.. .> в его сношениях с русским сказочным миром, руководительницей его в у знании поверий, обычаев и самых приемов народа, с какими подходит он к вымыслу и поэзии <...> В тетрадях Пушкина находится семь сказок, бегло записанных со слов няни. Из них три послужили основой для известных сказок Пушкина, писанных им с 1831 г., именно: для сказки О Царе Салтане, О мертвой Царевне и семи богатырях, О купце Остолопе и работнике его, Балде, да, вероятно, и остальные простонародные рассказы Пушкина вышли из того же источника, хотя оригиналов их мы и не находим в его тетрадях».1
Далее П. В. Анненков указывает, что многие эпизоды из сказок Арины Родионовны по-своему излагаются Пушкиным. Отдельные эпизоды он переносит из одной сказки в другую. Вот отрывок из «Сказке о царе Салтане», как он рассказан Анненковым: «Так, у ней был кот: „У моря-лукоморья стоит дуб, и на том дубу золотые цепи, а по тем цепям ходит кот: вверх идет — сказки сказывает, вниз идет — песни поет"»,2 а у Пушкина этот сюжет в прологе к поэме «Руслан и Людмила» зазвучал в следующем виде:
1 Соч. Пушкина / Изд. П. В. Анненкова. СПб. Т. 1. Материалы для биографии А. С. Пушкина. С.119.
2 Там же. С.120.
192
© Михайлов В. Д., 1995
У лукоморья дуб зеленый; Златая цепь на дубе том: И днем и ночью кот ученый Все ходит по цепи кругом; Идет направо — песнь заводит, Налево — сказку говорит.
(IV, 5)
Поводом для утверждения, что записи сказок сделаны со слов Арины Родионовны, послужили письма поэта из с. Михайловского к брату и друзьям. Так, осенью 1824 г. он пишет Льву Сергеевичу: «.. .вечером слушаю сказки (...) Что за прелесть эти сказки! каждая есть поэма!» (XIII, 121). В начале декабря 1824 г. та же тема повторяется в письме к Д.М. Шварцу: «.. .вечером слушаю сказки моей няни...» (XIII, 129), а в январе 1825 г. в письме к П. А. Вяземскому: «Жду к себе на днях брата и Дельвига — покаместь я один одинешенек; живу недорослем, валяюсь на лежанке и слушаю старые сказки да песни» (XIII, 135).
Однако сказки и легенды, собранные В. И. Чернышевым в пушкинских местах, не имеют упоминания о легендарном Лукоморье, использованном поэтом в прологе. Лишь в сказке «Иван-царевич и Иван-служанкин» имеются отзвуки легенд о Великом луге и Хор-тицком дубе в Запорожье: «Долго ль мало в дороге ехали. Приехали в такие степя, что ни в сказке сказать, только как сказать, потом написать. Зеленые лугй и кракалястый дуб».3 Приведенный фрагмент убеждает нас, что оснований считать Псковщину или какой-либо другой район средней полосы России сказочным Лукоморьем нет и что в указанной сказке рассказ идет о дубе, находящемся в далекой южной степи, соседствующей с Зеленым лугом, легенды о котором известны на Запорожской земле.4 Однако это не помешало С. С. Гей-ченко в популярной книге «У Лукоморья» считать «лукоморьем» местность между реками Соротью и Великой, где «берега Великой расходятся, и русло превращается в покатую луговину...», таким образом «лукоморье» оказалось вблизи с. Михайловского на Псковщине.5
Естественно возникает вопрос: что послужило поэту источником для названия местности «лукоморьем» в прологе к «Руслану»? Как известно, еще в лицейские годы Пушкина А. И. Мусин-Пушкин издал «Слово о полку Игореве», ставшее для поэта источником творческого вдохновения и некоторых исторических фактов.6 В «Слове» о легендарном Лукоморье сказано:
А поганого Кобяка изъ луку моря от желъзных великыхъ плъковъ половецкыхъ яко вихръ, выторже:
3 Сказки и легенды пушкинских мест. М.; Л., 1950. С.91.
4 См.: Кащенко А. Великий Луг Запорожский. Екатеринослав, 1917.
5 Гейченко С .С. У Лукоморья. 5-е изд., доп. Л., 1986. С.170.
6 См.: Прийма Ф. Я. «Слово о полку Игореве» в русском историко-литературном процессе первой трети XIX в. Л., 1980. С. 156—178.
13 Временник, вып. 26
193
и падеся Кобякъ въ градЪ КиевЪ, в гридницЪ Святъславли.7
А в летописи сообщалось, что русские рати с кочевниками в южной степи, возглавляемые ханами Итогды, Акушем, Кунтувде-ем, «кжоже преже в луцЬ морА бы№ хусА с ними крЪпко.. .».8
Киевские князья постоянно вели войны с лукоморскими половцами. Так, в 1193 г. великие князья Святослав и Рюрик делали попытку заключить мир с воинственными кочевниками. Князь Рюрик послал к ним в Лукоморье своих послов и пригласил для переговоров в Канев половецких ханов Тоглия и Акуша.9
Как видим, «Слово о полку Игореве» и русские летописные своды конкретно указывают имена ханов и местность, где в XI—ХП вв. кочевали половцы, т.е. Лукоморьем названа территория Северного Приазовья.
Это мнение подтверждается, как полагает С. А. Плетнева, тем, что «можно проследить лукоморских половцев и по каменным статуям („идолам". — В.М.) ,10 которые были обнаружены в районе нижнего Днепра. Как правило, относятся они к развитому периоду половецкой скульптуры, т. е. исключительно ко второй половине ХП—началу ХШ в.».11
Таким образом, излучина между нижним течением Днепра и Азовским морем и была историческим Лукоморьем, воспетым Пушкиным, отзвуки которого сохраняются сегодня в топонимике северо-западного Приазовья — в названиях двух степных речек Большой и Малый Утлюк. В переводе с тюркского «Утлюк» — «Отлук» — «Лука» означает «выгон, луг».12
Отсюда, по-видимому, следует понимать «Лукоморье» как «луг у моря» (что соответствует русскому написанию в литературных источниках XII в. — «в луце моря», «из луку моря»), на территории которого в древние времена существовали пастбища для скота и где в 1981 —1985 гг. Приазовской и Херсонской археологическими экспедициями АН УССР были открыты многочисленные могильники половцев.13
Возникает второй вопрос: чтб явилось источником для поэта в создании сюжета о сказочном дубе?
7 Слово о полку Игореве. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. С. 18 (разрядка моя. — Б.М.).
8 Поли. собр. русских летописей. 2-е изд. СПб., 1908. Т. 2. Стб. 558 (разрядка моя. — Б.М.).
9 Плетнева С. А. Половецкая земля // Древнерусские княжества X— XIII вв. М., 1975. С.286.
10 Пушкин знал о существовании каменной скульптуры половцев. В книге А. Ф. Вельтмана «Песнь ополчения Игоря Святославича, князя Новгород-Север-ского» (М., 1833), хранящейся в библиотеке поэта, против 52-го примечания было его рукой написано: «Один из идолов>. См.: Модзалевский Б. Библиотека А. С. Пушкина: Библиографическое описание. — Репр. изд. — М.: Книга; СПб., 1910 (1988). С.21.
11 Плетнева С. А. Половецкая земля. С. 286.
12 См.: Фоменко В. Б. ЗвЦки ця назва. Дншропетровськ. 1969. С.95.
13 Автор благодарит начальников экспедиций Института археологии АН УССР А. И. Кубышева и Ю. В. Болтрика за предоставленную возможность ознакомиться с материалами половецких погребений.
Как известно, Пушкин в 1829 г. был сослан на юг, в Екатерино-слав, откуда он вместе с семьей генерала H.H. Раевского выехал на Кавказ, а затем в Крым. Путь на Кавказ пролегал от Екатериной слава через уездный городишко Александровск, перед которым путешественники переправлялись через Кичкаскую переправу на Днепре вблизи острова Хортица, где перед ними открылась живописная картина. Генерал Раевский с восторгом писал дочери Елене из Горячеводска: «Тут Днепр только что перешел свои пороги, посреди его — каменные острова с лесом, весьма возвышенные, берега также местами лесные; словом, виды необыкновенно живописные, я мало видал в моем путешествии, кои бы мог сравнить с оными».14
Из приведенных строк можно прийти к выводу, что если красота днепровских порогов и острова Хортица восхитила старого солдата, то сознание молодого поэта должно было бы переполниться восторгом от увиденной красоты, о чем он не преминул сказать:
И там я был, и мед я пил;
У моря видел дуб зеленый...
(IV, 6)
Пушкин, путешествуя по Приднепровско-Азовской степи, мог вспомнить известные строки из «Слова», мог от кого-нибудь услышать легенду о знаменитом Запорожском дубе, о котором еще византийский император Константин Багрянородный писал: «Пройдя это место (Кичкас. — В.М.), руссы достигают острова святого Григория (о. Хортица. — В.М.) и на этом острове совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, иные приносят куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как требует их обычай».15
В 70-х годах XIX в. запорожский историк-краевед Я. П. Новицкий писал о легендарном дубе следующее: «Лет пять тому назад на острове Хортице засох священный дуб — эта замечательная древность острова, — проживший десятки веков. Он был ветвист и колоссальной толщины, стоял в стапятидесяти саженях от Остров-Хортицкой колонии, на юг, у самой дороги, направленной через остров в длину; в настоящее время сохранился только пень дуба, по которому можно судить о его громадности... Предание говорит, что вековой дуб был сборным пунктом для запорожцев, где собиралась у „святого дуба" козацкая рада для обсуждения политических и общественных вопросов (...) В 1775 году, „писля троицкого свята" (ликвидация Запорожского войска Екатериной И. — В.М.), запорожцы в последний раз отдали честь „святому дубови", где распили несколько бочек горилки и в последний раз отплясали запорожского козачка; тут же лились и слезы козацкие, когда они прощались, расходясь во все концы.. .».16
14 Архив Раевских. СПб., 1908. Т.1. С.518.
15 Известия византийских писателей о Северном Причерноморье. М.; Л., 1934. С.21.
16 Цит. по:Эварницкий Д. И. Запорожье в остатках старины и преданиях народа. СПб., 1888. 4.1. С.231—232.
Таким образом, Пушкин, знавший о Лукоморье из «Слова» или русской летописи и слышавший от местных старожилов легенду о древнем Запорожском дубе, соединил в прологе к «Руслану и Людмиле» ранее независимые друг от друга сюжеты в знаменитых строках: «У лукоморья дуб зеленый...».
В. Д. Михайлов
«ЧЕРНООКАЯ РОССЕТИ»
Немногим из современниц Пушкина выпало на долю столько поэтических посвящений и лестных прозвищ... Ее называли «обво-рожительницей» и «сиреной-очаровательницей», «девой-розой» и «колибри Арзамаса»; «небесным дьяволенком» и «грозой придворных витязей»...
«Все мы, более или менее, были военнопленными красавицы», — много лет спустя вспоминал П. А. Вяземский,1 а Пушкин скажет:
Черноокая Россети В самовластной красоте Все сердца пленила эти, Те, те, те и те, те, те.
(III, 225)
«Черноокая Россети» — это Александра Осиповна Россет, по мужу — Смирнова (1809—1882). Незаурядный ум, разносторонняя образованность, тонкое поэтическое чутье и редкий дар речи создали ей репутацию умной красавицы.
В обширной литературе об А. С. Пушкине и А. О. Смирновой есть немало противоречий, ошибочных мнений, невыясненных вопросов.
Настоящая статья посвящена уточнению времени знакомства Пушкина с А. О. Смирновой и датировке посвященных ей стихотворений, а также вопросу о том, был ли Пушкин шафером на свадьбе Смирновых.
И В. В. Вересаев в книге «Пушкин в жизни»,2 и биограф Смирновой Л. В. Крестова, подготовившая к печати два советских издания ее «Записок»,3 и Т. Г. Цявловская в работе, посвященной дневнику
1 Вересаев В. В. Пушкин в жизни. 5-е изд. М.; Л., 1932. Т. 1. С. 282.
2 Там же. С. 281.
3Смирнова А. О. Записки, дневник, воспоминания, письма / Со статьями и примеч. Л. В. Крестовой. М., 1929; Смирнова А. О. Автобиография: (Неизданные материалы) / Под гот. к печати Л. В. Крестова. М., 1931.
196
© Шалина Е. С., 1995
