CC BY
477
Ю. И. Чежина
К ИСТОРИИ РУССКОГО МАСКАРАДА СЕРЕДИНЫ — ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII СТОЛЕТИЯ: ТРАДИЦИИ И НОВАЦИИ
Россия XVIII столетия являла собой удивительный феномен, соединивший в себе великое и мелочное, высоту подлинной трагедии и фарс, глубину мысли и косную ограниченность. Империя, в жизни которой кровопролитные войны и блестящие победы, народные волнения и дворцовые интриги, кардинальные преобразования и консервативные традиции уживались с непрекращающимся ярким и беспечным потоком придворных увеселений. Именно такой Россия интегрировалась в XVIII в., в европейскую культуру и европейскую политику. Влияние Европы на российскую жизнь сказывалось в разных сферах, причем на русской почве западные заимствования приобретали совершенно особый характер, сплетаясь с исконными обычаями и устоями.
Эволюция костюмированных празднеств в России, начиная с Петровской эпохи, шла по линии эстетизации. Если их примечательной чертой в начале столетия были «юродство и грубое шутовство как дань уходящим, но все еще живым нравам старой Руси» [22. С. 10], то к концу XVIII в. они превращаются в изысканные и роскошные увеселения, затмевающие своей пышностью забавы европейских дворов.
По случаю «желанного рождения» великого князя Павла Петровича с Рождества до начала Великого поста шли пышные торжества [33. С. 255]. Все знатные особы «наперерыв друг с другом давали обеды, балы, маскарады, устраивали иллюминации и фейерверки, самые лучшие, какие было можно» [12. С. 165]. Так, генерал-фельдцейхмейстер граф Петр Иванович Шувалов три дня подряд удивлял столицу блистательными маскарадами и ужинами. Перед его особняком «была сооружена великолепная иллюминация длиной сорок сажен», которая сияла три ночи напролет А в последний праздничный вечер гулявшие в саду гости имели удовольствие наблюдать небольшой, но «составленный из одних изысканных трюков фейерверк с представлением аллегорического плана». В доме камергера Ивана Ивановича Шувалова тоже трое суток не прекращалось веселье, «постоянные маскарады и дорогое угощение с изобилием всех мыслимых прохладительных напитков». Во дворе же светилась огнями «достойная удивления иллюминация из прозрачного и окрашенного всеми необходимыми красками льда в виде открытого театрального здания» [33. С. 255].
Своей расточительностью и любовью к грандиозным празднествам отличался Л. А. Нарышкин. Для Екатерины II он устроил в 1770 г. маскарад, стоивший ему 300 рублей (сумма немалая!). Сложные декорации сопровождали праздничное представление, имевшее государственно-политическую тематику и символику. Гостей удивляли сменяющие друг друга картины, прославляющие победы России: взятие Хотина в 1769 г., сражения при Ларге и Кагуле, взятие Бендер 1770 г., покорение о. Корфу [23; 28. С. 255; 33. С. 257].
Маскарады оживляли досуг высшего общества не только в Петербурге и Москве: знатные особы, отдыхая в загородных поместьях, не забывали о костюмированных балах.
© Ю. И. Чежина, 2009
Их Императорские Высочества порой проводили все лето в Ораниенбауме, устраивая там «много праздников, итальянскую оперу, маскарады» [33. С. 418]. Будущий государь Петр III, обожавший всевозможные игры и развлечения, одно время был одержим идеей «выстроить близ Ораниенбаума увеселительный дом на манер капуцинского монастыря», превратив жизнь своего двора в сплошной карнавал или спектакль: все должны были носить капуцинское платье, ездить на осликах за водой и т. п. Неугомонный престолонаследник даже заставлял супругу чертить планы будущих построек, чуть не каждый день внося в них те или иные изменения, и беспрестанно досаждал ей разговорами о порядках и правилах, которые он предполагал завести в «обители» [12. С. 119].
Страстно любя маскарады и пиршества, племянник императрицы задумал регулярно устраивать в Ораниенбауме праздники. Однако затея вызвала неудовольствие тетушки, поскольку эти увеселения неизменно «обращались в вакханалии». Не одобряла подобных мероприятий и Екатерина Алексеевна, всегда появлявшаяся на них в самом простом наряде, без уборов и бриллиантов, и никогда не садившаяся за стол «с тамошней сволочью» [12. С. 203].
Не испытывая желания принимать участия в забавах наследника российской короны и его сомнительного окружения, Екатерина в то же время вовсе не чуждалась светских развлечений. Чтобы доставить удовольствие государыне, а также смягчить гнев мужа, постоянно сердившегося и изводившего ее мелочными придирками, великая княгиня устроила за свой счет замечательное театрализованное празднество в саду загородного дворца. На этот поистине публичный маскарад на открытом воздухе собралось «множество народа из всех сословий», включая тех, кто ни под каким видом не мог бы попасть на придворный бал. Вечер с иллюминацией, лотереей, великолепным ужином, музыкой и танцами до 6 часов утра чудесно удался, и несколько дней карнавал обсуждался в обществе. Специально для этого праздника архитектор Антонио Ринальди сделал деревянную колесницу, предназначавшуюся для размещения оркестра и певцов [12. С. 211-213]. А несколько позднее он же построил в Ораниенбауме по приказу великой княгини «новый большой оперный театр, партер и сцена которого могут быть сдвинуты, подняты и помещение превращено в зал для маскарадов» [33. С. 207]. Нельзя не заметить тенденции к театрализации праздников и слиянию маскарада со спектаклем, которая явственно прослеживается уже в царствование Елизаветы и усиливается в екатерининскую эпоху.
Изысканный дух дворцового бала-маскарада доносит до нас прекрасный и чрезвычайно редкий образец декоративной графики XVIII в. — концовка для коронационного альбома Елизаветы Петровны, гравированная И. Соколовым по рисунку И.-Э. Гриммеля. Большой бал-маскарад был устроен по случаю окончания коронационных торжеств: нарядный зал заполнен танцующими — грациозные фигурки переданы в изящных па, что гармонирует с причудливым рокайльным обрамлением. Вся композиция «пронизана внутренним движением» и «воплощает ощущение прихотливой изменчивости жизни» [5. С. 42].
Костюмированные балы не всегда проходили в роскошных зальных интерьерах, поражающих даже взыскательный взгляд пышностью дорогого убранства, а их участниками порой бывали далеко не знатные дамы и кавалеры: соскучившемуся по увеселениям великому князю пришло на ум «завести маскарады»... в комнате своей жены, причем в качестве ряженых выступали лакеи и служанки. Наследник престола одевал прислугу в карнавальное платье и заставлял танцевать в спальне Ее Высочества, сам же при этом «играл на скрипке и поплясывал». Все эти потехи, продолжавшиеся до глубокой ночи, чрезвычайно забавляли племянника Елизаветы Петровны, в то время как его супруге,
старавшейся под любым предлогом избежать принудительного веселья, они «надоели... до смерти». Но даже испросив у деспотичного и капризного мужа позволения прилечь на диван, Екатерина не имела права снимать маскарадного костюма до окончания этого шутовского балагана [12. С. 60].
Для людей, не принадлежащих к благородному сословию, существовали «вольные» маскарады. Наибольшей популярностью пользовались карнавальные вечера у Локателли, билеты на которые стоимостью три рубля начинали продаваться уже с утра. Обладая несомненной деловой хваткой, сметливый итальянец стал одним из первых вывешивать афиши, зазывающие любителей танцев и веселья посетить бал масок, где, кроме того, «за особливую плату» можно было отужинать, а также выпить кофе, чаю или спиртного. По обыкновению вечер начинался с концерта, пока гостей было немного. Азартным игрокам предоставлялась возможность сразиться в карты, желающие испытать судьбу могли, заплатив 25 копеек, поучаствовать в лотерее. Локателли стремился придать «вольным» маскарадам как можно больше сходства с придворными, старался повторить до мелочей традиции увеселений высшего общества. В частности, на праздник нельзя было попасть, не имея карнавального платья, люди «в самых подлых масках» тоже не допускались. Предприимчивый итальянец организовывал доступные для простой публики костюмированные танцевальные вечера в основном в Москве. Однако удачливый антрепренер наведывался и в столицу, где «Локателев маскарад» тоже не остался незамеченным [10. С. 572-574]. Так, великий князь, жалуясь в письме Ивану Ивановичу Шувалову на «гонения» со стороны тетушки, рассердившейся за то, что он «устроил маскарад и оперу», просит камергера походатайствовать перед государыней, дабы последняя позволила «забавляться без всякого стеснения и помехи»; при этом будущий император ссылается на господина Локателли, дважды в неделю проводившего в Петербурге карнавалы [12. С. 264-265].
Окончилась елизаветинская эпоха, сочетавшая в себе блеск и нищету; «падучей звездой» промелькнул и исчез «случайный гость русского престола», «человек наизнанку», Петр III — сумасбродный племянник беспечной императрицы, так и не сумевший повзрослеть и до конца своих дней питавший страсть к праздникам любого рода и играм [18. С. 326, 318].
Наступил век Екатерины II, долгие годы лелеявшей честолюбивые мечты о троне и медленно, но верно и твердо двигавшейся по намеченному еще в ранней юности пути.
Елизаветинская эпоха взамен немецкого ввела в моду французский вкус, ставший образцом светскости. В царствование Екатерины внимание к стране, давшей миру Вольтера и Дидро, еще более возросло. Светское общество живо интересовалось французской культурой, новинками литературы и прогрессивными философскими идеями. Если при прежних самодержцах русский двор походил «не то на цыганский табор, не то на увеселительное место», то теперь жизнь приобрела некоторую размеренность и упорядоченность, строгих нравов никто не требовал, однако «приличные манеры и пристойное поведение» были необходимы [18. С. 26]. Дворянство, освобожденное от обязательной службы, получило «обширный досуг», позволявший «украшать ум» и «приобретать... полировку» [18. С. 156, 166]. На смену легкомысленным кокеткам, блиставшим на балах при Елизавете, пришли не склонные предаваться печали и скуке, веселые вольнодумцы екатерининского времени [18. С. 166-167].
В памяти современников остались торжества по случаю славных воинских побед, разумные законы и внутриполитические преобразования, похвальные оды, написанные напыщенным языком, великолепные архитектурные ансамбли, строгие и величественные, а также «придворные маскарады, на которых в десятках дворцовых комнат толпилось
8540 масок», сияющие огнями иллюминации — и все это складывалось, особенно в глазах иностранцев, в одно общее впечатление о России поры правления Екатерины Великой как
о некой волшебной стране, полной «семирамидных чудес» [18. С. 289-290].
Свое восшествие на престол Екатерина II ознаменовала шумными триумфальными празднествами. После коронации в Москве новоиспеченная императрица на Масленицу «дала народу» удивительный «маскарад в аллегорической процессии на городских улицах... под названием Торжествующей Минервы». Сценарий феерического театрализованного действа был сочинен актером Ф. Волковым [11. С. 39; 31]. Большое полотно кисти итальянского художника Стефано Торелли, созданное «в панегирическом духе барочного академизма» [13. С. 339], представляет коронование Екатерины II 22 сентября 1762 г.: самодержица изображена античной богиней в окружении персонажей римской мифологии (1763 г., ГТГ; повторение — в Царскосельском музее).
Екатерина Великая, при дворе которой маскарады приобрели наибольший размах, отводила этим костюмированным балам особое место в политике, придавая им значение своего рода рекламы, призванной возвестить всему миру о блеске и славе ее царствования и показать императрицу в роли радушной хозяйки, неизменно приветливо распахивающей двери перед желанными гостями. Приглашенные, в свою очередь, использовали приглашение как шанс быть представленными государыне и завести знакомства в высшем свете. В этом случае маска была бы помехой для желающего обратить на себя внимание и запомниться. Британский профессор Томас Ньюберри в письме к Роберту Дингли, опубликованном Энтони Кроссом, поделился своими впечатлениями от посещения маскарада после карусели 1766 г., на котором он был представлен Екатерине II: «Ваш покорный слуга был в черном домино без маски, потому что я желал, чтобы меня видели». В тот миг, когда очаровательный, исполненный благожелательности, взгляд императрицы задержался на авторе письма, его «сердце выпрыгнуло из груди от радости» [2. Р. 492; 20. С. 133-134].
Обосновавшись в Зимнем дворце, Екатерина II устроила маскарад, состоявшийся 22 октября 1763 г. На этот карнавал приглашались придворные и представители дворянских фамилий «в масках, а в платье маскарадном, кто в каком похочет». Объявление сообщало, что за билетами следует обращаться в Придворную Контору, и предупреждало о необходимости снимать маски при входе, дабы удостоверить личность прибывшего. «Малолетних... ниже тринадцати лет не впускать», а также не иметь никакого оружия. Специальная оговорка касалась учителей, которым «пропуск быть не имеет» [14. С. 217-218]. Вероятно, этот особый запрет можно объяснить тем, что воспитатели недворянского происхождения могли появиться на балу, сопровождая дворянских отпрысков. Позднее возрастной ценз был повышен: на карнавал во дворце благородные юноши и девицы могли попасть только по исполнении пятнадцати лет [20. С. 134].
В ноябре того же года костюмированный праздник был организован в Царском Селе. В связи с этим уточнялись предписания относительно того, каким категориям лиц «входа иметь... отнюдь не дозволяется»: «...тако ж, кто носит господскую ливрею, тем и прочим господским служителям» [14. С. 228].
Как правило, в Зимнем дворце проводилось около восьми маскарадов в год: три-четыре осенью и столько же после Нового года в январе-феврале — между постами Рождественским и Великим. Причем вход на эти карнавальные вечера был бесплатным. Зачастую раздавалось либо рассылалось до десяти тысяч билетов, однако приходило по обыкновению не больше пяти тысяч гостей. Для костюмированных балов отводилась чуть не половина дворца: приглашенные занимали все парадные помещения второго этажа. Большая часть залов предназначалась для дворянства, в других размещались представители
купечества и мещане. В то же время участникам маскарадов вовсе не запрещалось переходить из одних апартаментов в другие [20. С. 134, 136]. Несмотря на то, что эти карнавалы посещало в целом незначительное число жителей Петербурга, по сравнению с общим населением столицы, на праздниках нередко бывало очень тесно, особенно «в тех аванзалах, где... мещанство» [27. С. 78].
Интересно отметить, что при Екатерине II впервые стало возможным присутствие на дворцовых костюмированных вечерах людей низшего сословия — простых горожан. Ранее исключение делалось лишь для отдельных лиц купеческого рода, заслуживших особую императорскую милость. Теперь же даже юный наследник престола — великий князь Павел Петрович — изволит танцевать «и в том зале, где мещанские маскарады» [27. С. 432].
Иногда в царской резиденции устраивались карнавалы для детей, проходившие на половине Его Высочества в южном крыле, однако эти праздники случались гораздо реже. Запись в Камер-фурьерском журнале за 1763 г. сообщает об одном из таких балов «для дворянских и знатных иностранных и Российских купцов детей, от семи до двенадцати лет», которых по желанию могли сопровождать отцы и матери «в обыкновенном платье, а не в масках» [14. С. 230-231]. Необходимо подчеркнуть, что к детским костюмированным вечерам готовились не менее тщательно, чем ко взрослым карнавалам в кругу высшей знати. Так, для одного из маскарадов были «заказаны делать турецкие платья»: десятилетний великий князь представлял султана, шествующего во главе пышной свиты, состоявшей из капитана Янычарского, капитана-Баши, визиря, евнухов и прочего окружения. В роли приближенных восточного владыки выступали сверстники Павла: С. Олсуфьев, А. и П. Разумовские, Н. Шереметев, Белосельский и др. [27. С. 4-5].
Блестящие празднества развернулись по случаю приезда в столицу прусского принца Генриха, посетившего Петербург с дружественным визитом осенью 1770 г. Прием Его Высочества при дворе был обставлен с чрезвычайной пышностью. Для проведения торжественного ужина, а также последующего карнавала предназначался Зал Аполлона, специально оформленный в духе тематики времен года архитектором Антонио Ринальди [20. С. 136-137]. Гостям, сидевшим за столами, расположенными в изящно декорированных нишах, был показан аллегорический балет, а затем комедия. Закончился вечер грандиозным маскарадом, «в котором находилось три тысячи шестьсот масок». И если к высокой трапезе был допущен лишь узкий круг лиц, а именно «сто двадцать персон, коим следовало ужинать в зале годовых времен», то приглашения на бал получило значительно большее число особ [32. С. 176-177]. В честь Генриха Прусского «в увеселительном дворце Сарское Село» также был дан замечательный карнавал, сопровождаемый «огненными потехами», позволившими «увидеть необыкновенное и совершенно особое представление российских фейерверков» [33. С. 264].
При Екатерине II каждую пятницу проводили маскарады. В Эрмитаже устраивались маскарады-сюрпризы, готовившие множество неожиданностей для участников. Например, гости, званые на спектакль, находили двери театра запертыми и читали на них объявление: «Поворотить женщинам вправо, мужчинам влево». Там приглашенные обнаруживали платье двух цветов — пунцового и белого — и вместо предполагаемого театрального представления отправлялись на костюмированный бал [29].
Нередко маскарады устраивались после спектаклей, происходивших на сцене Оперного дома Зимнего дворца. В этих празднествах могли принимать участие только дворяне: «повестка» грозно предупреждала, что незваные гости «браны будут под караул и за то без штрафа оставлены не будут». Кара ожидала и того, кто вздумает передать свой билет
лицу не из благородных. Кроме того, запрещалось появление на таких вечерах «в Турецких и прочих Азиятских платьях», а также ношение оружия. В объявлении указывалось, что нарушители предписаний на праздник попасть не смогут, и любой, кто «ниже тринадцати лет с собою приведет, тот и сам с оным впущен не будет» [15. С. 166-167].
В начале царствования Екатерины развлекательные мероприятия при дворе, как и при покойной императрице Елизавете Петровне, распределялись по дням недели: по понедельникам шли французские комедии; в среду аристократическое общество наслаждалось комическими пьесами русских драматургов; четверг был отдан трагедии или французской опере, причем в этот день на спектакль можно было являться в масках, чтобы прямо из театра отправиться в вольный маскарад; по пятницам устраивались придворные карнавалы; воскресенье предназначалось для балов во дворце. Что касается вторника и субботы, то они оказывались своего рода «выходными днями», когда полагался отдых [28. С. 193, 196].
Наряду с костюмированными танцевальными вечерами, проводившимися в императорской резиденции, устраивались публичные маскарады в старом деревянном Зимнем дворце на Невском проспекте. Содержатель итальянской оперы и балета Дж. Локателли, прославившийся организацией карнавалов еще в елизаветинское время, получил в начале 1764 г. разрешение давать костюмированные балы в помещениях дворцового здания — до тех пор, пока последнее не будет снесено [20. С. 139]. Вход на эти празднества был доступным для более широких слоев городского населения. Бесплатные билеты желающие должны были «требовать от оного Локателли, которые он будет раздавать без всякого задержания» [15. С. 40]. Большой популярностью среди светских гуляк пользовался также маскарад у Лиона на Невском проспекте недалеко от Казанского моста [28. С. 193]. Костюмированные вечера бывали и в частном «Нарышкинском саду» на Мойке, открытом весной 1793 г., где каждую среду и воскресенье проводились балы и праздники, начинавшиеся по обыкновению в 8 часов пополудни. Посетители могли являться в масках или без них, по собственному усмотрению. При входе в общественный увеселительный сад взималась плата по рублю с персоны, а в те дни, когда на сцене летнего театра давались большие представления, гости должны были выложить по два рубля [28. С. 407].
Сама государыня охотно посещала публичные карнавалы — особенно ей нравилось, «когда перед ней маски плясали вприсядку». Императрица всегда ездила в маскарады в чужой карете, чтобы остаться неузнанной, а ее подданные, стараясь доставить удо -вольствие самодержице, делали вид, что они действительно не догадываются, кто перед ними [28. С. 194].
Одно из своих карнавальных приключений Екатерина II описывает в автобиографической заметке: накинув розовое домино поверх офицерского мундира, она вошла в танцевальный зал и, приблизившись сзади к княжне Н. С. Долгорукой, стала вздыхать и нашептывать на ухо девушке любезности; немного смущенная барышня пригласила танцевать незнакомого «кавалера», приведя его тем самым в восторг и заставив не только рассыпаться в изъяснениях любви, но даже поцеловать руку [28. С. 194-195].
При Екатерине стали проводиться так называемые Эрмитажные собрания, прообразом которых в некотором роде были петровские ассамблеи. В роли хозяйки таких вечеров выступала сама императрица, разработавшая специальные правила для этого маленького дружеского общества: гостей обязывали на время позабыть об этикете и веселиться от души, «однако ж ничего не портить, не ломать, не грызть» [28. С. 196-197]. Как-то раз во время одного из таких собраний государыня неожиданно решила устроить маскарад. Гости наскоро оделись в приготовленные карнавальные костюмы, сама же Екатерина
нарядилась волшебницей, приказав, чтобы все сняли маски лишь после того, как это сделает она. Императрица заметила, что у графини Потоцкой, новопожалованной фрейлины, не было жемчужных украшений, и захотела в качестве доброй феи преподнести ей подарок. Екатерина заранее велела приготовить для Потоцкой костюм молочницы и в начале бала положила в ее кувшин дорогие жемчуга, сказав растерянной фрейлине, что это молоко [16. С. 21; 28. С. 195-196].
Подготовка к маскараду в XVIII в. предполагала немалые усилия и затраты. Шитье карнавального костюма было делом чрезвычайно ответственным и требовало известной изобретательности. Зачастую из казны выделялись средства для оплаты карнавальных нарядов. Так, в 1739 г. императрица Анна Иоанновна устроила большой народный маскарад, одновременно с которым происходил костюмированный бал во дворце. Для придворного праздника фрейлинам пожаловали 600 рублей на «мушкарацкое платье» [17. С. 278]. Нередко придворные дамы и кавалеры, облачившись в «античные» одеяния, изображали богов и богинь или героев древности. Мужчины отдавали предпочтение костюмам римских воинов со шлемами, украшенными алмазами. Излюбленным карнавальным нарядом было традиционное домино. Лица же низшего сословия, как правило, приходили на маскарады в русских национальных костюмах, разумеется, несколько приукрашенных.
Национальная одежда, в частности, русский сарафан и кокошник, во второй половине XVIII в. входит в моду в качестве карнавального платья и, в известной степени, атрибута женского идеализированного образа, который реализуется как в изобразительном искусстве, так и в маскарадном костюме. Карнавал зачастую напоминал некую выставку «одежд, носимых в данное время различными обитателями Российской империи» и, казалось, позаимствованных из гардероба Академии наук [4. С. 15; 30. С. 31-32]1.
Иногда Екатерина II возвращалась к затеям Елизаветы Петровны, устраивавшей маскарады, в которых мужчины были наряжены в женские платья, а женщины — переодеты мужчинами. Однажды во время святочных гуляний граф Г. Г. Орлов, граф А. С. Строганов, граф Н. А. Головин, П. А. Пассек, шталмейстер Л. А. Нарышкин и камер-юнкеры М. Е. Баскаков и князь А. М. Белосельский вырядились в дамские костюмы и в таком виде явились перед обществом. Князь Белосельский, одетый проще всех, представлял гувернантку, приглядывающую за прочими «барышнями» [27. С. 64; 28. С. 207, 208]. Таким образом при дворе просвещенной монархини во второй половине XVIII в. претворялась старорусская традиция святочных ряженых.
Обычай отмечать воинские победы, а также подписание мирных договоров многодневными торжествами с костюмированными шествиями и аллегорическими представлениями, сложившийся еще в петровское время, получил продолжение в век Екатерины. По случаю мира с Оттоманской Портой, заключенного 10 июля 1774 г., был устроен с величайшей пышностью большой праздник. К годовщине знаменательного события также приурочивались массовые празднества, продолжавшиеся целую неделю. В честь победного окончания войны с турками был сожжен великолепный фейерверк, а также устроена иллюминация. Основные увеселения проходили на Ходынском поле, где на песке стояли построенные почти в натуральную величину украшенные военные корабли, а чуть поодаль были сооружены турецкие крепости, служившие большими маскарадными залами, где танцевали несколько тысяч масок, а на площадках вокруг происходили все виды игр и забав [33. С. 265-266].
Еще один грандиозный праздник был устроен весной 1791 г. в ознаменование взятия русскими войсками турецкой крепости Измаила. Организатором торжеств стал князь Г. А. Потемкин, не пожалевший денег на роскошное убранство дворца, иллюминацию,
театральное представление и дорогой ужин. В карнавале принимало участие три тысячи гостей. Г. Потемкин был одет в алый кафтан и епанчу из черных кружев; костюм и обилие бриллиантов в украшениях произвели на присутствующих неизгладимое впечатление [6. С. 141-143, 146, 148-150; 28. С. 290-296].
Зачастую карнавалы приурочивались к значительным семейным торжествам. Пышные празднества сопровождали обычно бракосочетания высокопоставленных особ. Так, по случаю свадьбы вел. кн. Павла Петровича и принцессы Вильгельмины, нареченной Натальей Алексеевной, наряду с балами, спектаклями и прочими соответствующими событию парадными мероприятиями были проведены два маскарада: придворный и публичный [24. С. 8]. На десятый день после венчания внука Екатерины II, вел. кн. Константина, состоялся большой костюмированный бал: «было только восемь тысяч пятьсот сорок замаскированных, отдавших свои билеты при входе, а все придворные и живущие во дворце не были замаскированы» [8. С. 86]. Атмосфера подобных карнавалов была поис-тине феерической: в огромных ярко освещенных залах кружились в танце изящные дамы и кавалеры в пестрых маскарадных платьях, а государыня, переходя из комнаты в комнату, приветливо беседовала с гостями. Описания великолепия праздников при русском дворе сохранились в мемуарах известного авантюриста Джакомо Казановы [21. С. 327-328], графа Дж. Бэкингхэмшира, пораженного разнообразием и обилием танцев во время бала [7. С. 661-662], и других иностранцев, оставивших потомкам свои воспоминания.
Если при Екатерине II иногда дозволялось являться на карнавал с маской, но в обычном платье [20. С. 142], то при Павле I, жестко и скрупулезно регламентировавшем быт жителей столицы, маскарадный наряд сделался обязательным, и в случае его отсутствия приказано было «брать под караул кто бы ни был» [26. С. 22]. Порой даже выбор цвета карнавального туалета ограничивался прихотью самодержца, превыше всего ставившего дисциплину.
По случаю приезда шведского короля Густава IV Адольфа в Зимнем дворце был устроен чудесный праздник: показаны спектакли и организован костюмированный вечер для дворян и представителей знатного купечества. Строгое предписание требовало: «благородным быть всем в розовом, а не инак». Таким образом, гости заранее должны были позаботиться о том, чтобы приобрести «домину розовую», поскольку предполагалось, что все ткани розового цвета сильно подорожают [25. С. 50].
Костюмированные праздники в России прошли путь развития от петровских святочных гуляний с ряжеными в вывороченных полушубках до красочных карнавалов и стилизованных турниров Павла I, увлеченного романтикой Средневековья [19. С. 124-125]. Несмотря на то, что со временем европеизированные маскарады в некоторой степени демократизируются и, выходя из дворцов вельмож и царских резиденций в городскую среду, становятся публичным популярным развлечением, они все же сохраняют свой элитарный характер, продолжая придерживаться известных сословных границ. Вход на придворные карнавалы и праздники в домах высшей знати был бесплатным, но ограниченным наличием приглашения, а за посещение общественных маскарадов взималась плата.
В качестве карнавальных нарядов, как и в западной Европе2, использовались национальные костюмы [4. С. 15]3 и традиционные домино. Всегда оставались притягательными античная тематика и прием маскарадного травестизма. Иногда придворные получали странные костюмы для участия в маскарадах-сюрпризах и не узнавали друг друга на балу: кого-то наряжали ветряной мельницей, башней или хижиной, кому-то доставались «профессиональные» или «этнические» одеяния — костюм купца, молочницы или еврея. В целом, вариации маскарадных нарядов были очень близки спектру излюбленных образов петровского времени.
А. Э. Жабрева приводит отрывок из текста автора XVIII в., опубликовавшего в 1784 г. под криптонимом С. С. небольшое сочинение «Маскарад» в журнале «Собеседник любителей российского слова», с описанием туалетов гостей одного из карнавалов: мужчина был «в розовой домине... с дамою, одетою лягушкой» [3. С. 251-252; 9. С. 237]. Костюмированные празднества, ставшие в XVIII столетии чрезвычайно распространенной формой увеселений, требовали большой изобретательности в создании соответствующего наряда.
На помощь тем, чья собственная фантазия не могла справиться с этой нелегкой задачей, могли быть призваны специальные печатные издания, посвященные костюму, публиковавшие гравированные рисунки самых разнообразных нарядов — от всевозможных этнографических до исторических и театральных. Так, в Лондоне были напечатаны четыре тома «Коллекции костюмов разных народов, древних и современных...». В этой книге воспроизведены также туалеты с полотен известных живописцев — Гольбейна, Ван Дейка, Франса Хальса, Терборха и др. К иллюстрациям прилагался подробный комментарий и даже рекомендации, каким театральным и аллегорическим персонажам соответствует то или иное одеяние. Одно из платьев, приведенных в каталоге как «костюм кельнской дамы из высшего общества, 1640 г.», весьма напоминает маскарадный наряд Елизаветы Петровны на портрете кисти Гроота [1].
Костюмированные балы в России в XVIII в. стали неотъемлемой частью культуры и дворцовой жизни, они сопровождали практически все празднества, приуроченные к семейным датам в царской семье и связанные с торжественными событиями государственного масштаба, а также календарными праздниками.
1 Сохранились документы, касающиеся подготовки к «народному» маскараду Анны Иоанновны, в том числе и поручение Академии наук подобрать комплекты национальных костюмов. См.: [9. С. 232].
2 Одна из подруг будущей жены Павла I, принцессы Софии Доротеи, имела прозвище Lane (два последних слога слова Catalane), потому что как-то пришла на карнавал в каталанском костюме [19. C. 104].
3 Для сравнения: например, Анна Леопольдовна в 1741 г. на маскараде в день тезоименитства и вступления на престол Иоанна Антоновича была одета в «грузинский» костюм, обложенный собольим мехом. См.: [17. С. 268; 29. С. 243].
Литература
1. A Collection of the Dresses of Different Nations, Ancient and Modem. Particularly Old English Dresses. After the Designes of Holbein, Vandyke, Hollar, and others / рublished by Thomas Jefferys, Geographer to his Royal Highness the Prince of Wales, in the Strand. London, 1757. № 165.
2. Cross A. Professor Thomas Newberry’s Letter from St Petersburg, 1766 on the Grand Carousel and Other Matters // The Slavonic and East European Review. Vol. 76. № 3. July 1998.
3. Безвременье и временщики. Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов» (1720-1760-е). Л., 1991.
4. Бернулли И. Записки (в извлечениях и пересказе) // Русский архив. 1902. Кн. 1.
5. Брук Я. В. У истоков русского жанра: XVIII век. М., 1990.
6. ГлинкаН. И. Петербургские праздники // «Строгий, стройный вид...». М., 1992.
7. Граф Джон Бэкингхэмшир при дворе Екатерины II, 1762-1765 // Русская старина. 1902. Т. 10. № 3.
8. Грот Я. Екатерина II в переписке с Гриммом. СПб., 1884.
9. Жабрева А. Э. К истории маскарадного костюма в России (Обзор опубликованных материалов XVIII в.) // Историко-библиографические исследования: сб. науч. трудов. Вып. 9. СПб., 2002.
10. Забелин И. Из хроники общественной жизни Москвы в XVIII столетии // Сборник общества любителей русской словесности на 1891 год. М., 1891.
11. Забылин М. Русский народ. Его обычаи, образы, предания, суеверия и поэзия. Репринтное воспроизведение издания 1880. М., 1990.
12. Записки императрицы Екатерины II. М., 1990.
13. Ильина Т. В. Русское искусство XVIII века. М., 1999.
14. Камер-фурьерский журнал. СПб., 1763.
15. Камер-фурьерский журнал. СПб., 1764.
16. Карабанов П. Ф. Русская старина. 1872. Т. V.
17. Карнович Е. П. Очерки русского придворного быта в XVIII столетии // Исторический вестник. 1881. Т. 5. Июнь.
18. Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. IV М., 1989.
19. Кобеко Д. Ф. Цесаревич Павел Петрович (1754-1796). Историческое исследование. СПб., 2001.
20. Комелова Г Н. Придворные публичные маскарады в Зимнем дворце // Зимний дворец. Очерки жизни императорской резиденции. Т. 1. СПб., 2000.
21. Мемуары Казановы. М., 1991.
22. Молева Н. М., Белютин Э. М. Живописных дел мастера. М., 1965.
23. Описание маскарада и других увеселений, бывших в Приморской Льва Александровича Нарышкина даче... СПб., 1772.
24. Описание торжества высокобракосочетания Его Императорского Высочества Великого Князя Павла Петровича с Ее Императорским Высочеством Великою Княгинею Наталиею Алексеевною. СПб., 1773.
25. Письма Голенищева-Кутузова к жене. 1800-1808. Архив князя М. И. Голенищева-Кутузова-Смоленского. 1745-1813 // Русская старина. 1871. Т. 3.
26. Письма императора Павла Петровича к московскому главнокомандующему [графу Ивану Петровичу Салтыкову] // Русский архив. 1876. Кн. 1.
27. Порошин С. Семена Порошина записки, служащие к истории его императорского высочества благоверного государя цесаревича и великого князя Павла Петровича наследника престолу российского. СПб., 1844.
28. ПыляевМ. И. Старый Петербург. Рассказы из былой жизни столицы. М., 1997.
29. Пыляев М. И. Эпоха рыцарских каруселей и аллегорических маскарадов в России // Старое житье: Очерки и рассказы о бывших в отшедшее время обрядах, обычаях и порядках в устройстве домашней и общественной жизни. СПб., 2000.
30. Россия сто лет назад. 1778. Путешествие Уильяма Кокса // Русская старина. 1877. Т. 19.
31. Торжествующая Минерва. Общенародное зрелище, представленное большим маскарадом в Москве. М., 1763.
32. Философская и политическая переписка императрицы Екатерины II с Вольтером с 1763 по 1778 год: в 2-х ч. СПб., 1802.
33. Штелин Я. Записки Якоба Штелина об изящных искусствах в России. Т. 1. М., 1990.
