CC BY
30
УДК 94(470.51) "18/19"
Нэлли Павловна ЛИГЕНКО, УИИЯЛ УрО РАН, д.и.н.
г. Ижевск
В статье сделана попытка на основе архивных материалов поднять важные дискуссионные аспекты проблемы местного управления пореформенного Камско-Вятского региона: понятийный аппарат, взаимоотношение населения и местных управленческих органов, эффективность работы органов местного самоуправления, формы проявления собственных инициатив, отвечающих интересам местного населения, разрешение этноконфессиональных конфликтов, роль личностного фактора.
К ИСТОРИИ МЕСТНОГО УПРАВЛЕНИЯ В КАМСКО-ВЯТСКОМ РЕГИОНЕ ПОРЕФОРМЕННОГО ПЕРИОДА (По следам заочной дискуссии, состоявшейся в 2008-2009 гг. под эгидой РАН)
Вторая половина XIX в. вошла в отечественную историю как эпоха «великих реформ». Отмена крепостного права в экономическом секторе страны сопровождалась проведением буржуазных реформ в области местного управления, суда, образования, финансов, военного дела. Реформы проводились в целях приспособления самодержавного политического строя России к новым социально-экономическим условиям, к потребностям капиталистического развития. До Великих реформ основная тенденция состояла в подчинении самоуправления коронному управлению. В результате Великих реформ тенденция на переплетение и слияние сменилась тенденцией на размежевание самоуправления и коронного управления, что, по мнению исследователей, являлось первой стадией становления гражданского общества в России. Император Александр II, вошедший в историю как «царь-освободитель», великие преобразования трактовал как «приобщение миллионов сельских обывателей к общегражданской жизни, положив начало постепенному уравнению крестьян в правах с остальным населением империи». Николай II, внося корректировку в прежние законоположения, манифестом от 26 февраля 1903 г. ставит одной из задач согласование «выборных общественных учреждений с правительственными властями, и об искоренении разлада между ними, столь пагубно отражающемся на правильном течении государственной жизни» [4, л. 204-204об.] «на благо общей нашей матери России, к утверждению единства, безопасности и величия государства и народного порядка и благоденствия». Манифестами от 6 августа 1905 г., от 17 октября 1905 г., указом от 7 октября 1906 г.император ставил целью завершить «коренное переустройство местного управления и суда», заявив о том, что он продолжает «мудрые предначертания царя-освободителя на возвещенных нами
началах гражданской свободы и равенства перед законом всех российских подданных увольнительных состояний» [4, л. 204-204об.].
В компетенцию сформированной сложной системы местного управления входило планирование, внедрение в жизнь на вверенной ей территории утвержденных программ и контроль над их исполнением. Такое широкое и многообразное поле деятельности, возложенное на местное самоуправление, обусловило большую значимость его в жизни народа и потому в условиях постсоветского времени вызвало пристальное внимание со стороны ученых [21, с. 7-15; 17]. Профессор С.В. Любичанковский в ходе дискуссии (2008-2009 гг.) по истории местного управления в пореформенной России, отмечал, что «изучение эффективности местного управления имперской России представляет собой перспективное научное направление со своим объектом, предметными границами, генеральными задачами, адекватными им парадигмой и методами, кругом источников» [20, с. 30].
Учеными Удмуртского института истории, языка и литературы УрО РАН подготовлен к печати сборник документов: «Власть и общество», посвященный особенностям функционирования органов местного управления в Удмуртском регионе. Подбор и анализ документов, отражающих типичные явления в жизни населения исследуемой территории, позволил уточнить отдельные нюансы поднятой проблемы. Для более глубокого исследования представляется необходимым продолжить ранее проведенную дискуссию с привлечением методов и приемов нового направления в исторической науке - жизненной истории.
В историографии истории Удмуртии для второй половины XIX - начала XX в. серьезным добросовестным исследованием о земских учреждениях является диссертационное исследование А.Н. Субботиной: «Земство в Удмуртии», в котором рассмотрены организационная структура, состав, принципы работы и основные направления деятельности земства на территории четырех удмуртских уездов [23, с. 17]. Отдельно на уровне монографического исследования ей же рассмотрена история взаимодействия земства и крестьянской общины [24, с. 4]. С.А. Рябая в своей монографии «предлагает историко-правовой анализ функционирования органов городского самоуправления» [22, с. 240].
Материалы дискуссии показали, что на сегодняшний день в отечественной историографии не сложилось единого мнения относительно понятийного аппарата местного управления. Документы, имеющиеся в нашем распоряжении, определяют приоритетность точки зрения исследователей, понимающих под местным управлением пореформенного периода совокупность всех местных органов управления данной территории [21, с. 32-33]. По роду власти выделяются - правительственная (государственные и коронные) и общественная (земские и городские) сословная, подсистемы местного управления. По пространству власти разграничиваются: губернская, уездная, участковая, волостная и сельская подсистемы местного управления. Местное самоуправление - часть государственной системы управления, которое обладало рядом особенностей.
Местные органы государственной власти формировались сверху, назначались государственной властью. Органы местного самоуправления избирались жителями данной территории и относительно самостоятельно вели свои дела. Каждый очередной состав гласных избранных в уездное земское собрание, лично принимал присягу - клятвенное обещание. Сохранился текст присяги членов Глазовского уездного земского собрания, которые клялись «верно и нелицемерно» «не щадя живота своего, до последней капли крови», служить государю и отечеству [6, л. 6].
По положению председателями уездного и губернского земских собраний должны были быть уездный и губернский предводители дворянства. Руководящая роль в большинстве земств центральной России принадлежала средне-поместному дворянству. Крестьянство здесь долгое время, по различным причинам, не являлось существенной активной силой в земствах [16, с. 23]. Особенность реализации реформы в Камско-Вятском регионе заключалась в замедленности претворения ее в жизнь (на три года позднее). Так, протокол заседания Сарапульской уездной земской управы от 15 февраля 1867 г. свидетельствует о том, что открытие управы произошло в 1867 г. [5, л. 1-2]. Запоздалость открытия управ была вызвана отсутствием дворянских предводителей и малочисленностью дворян в регионе, что вызвало трудности подбора гласных. Формирование земских учреждений вынуждено происходило из представителей других сословий, преобладающе крестьянского сословия. Эта тенденция еще более углублялась в последующее время. Так на 1893 г. в управе Малмыжского уездного земства четыре члена из шести являлись крестьянами, председателем управы был коллежский секретарь [1, с. 34-37, 39]. В четырех удмуртских уездах, в условиях выше перечисленных факторов, по определению самих же земцев, земское управление носило более «мужицкий» характер, чем во многих других регионах России [19, с. 332-340]. Нельзя не согласиться с выводом А.М. Субботиной, о том, что, тем не менее, идейным вдохновителем и организатором преобразовательной деятельности являлись представители дворянства, чиновничества и интеллигенции [23, с. 17]. В делопроизводственной документации при поименном перечислении состава гласных и уездной управы даны имена многих представителей купеческих династий, поэтому нам бы хотелось в ряд идейных вдохновителей и непосредственных исполнителей хозяйственных и культурных мероприятий поставить и купечество.
Мнение большинства исследователей сводится к тому, что органы местного самоуправления были отделены от государственной власти организационно, но были связаны с ней функционально [21, с. 31-35]. Наш материал подтверждает эту точку зрения, свидетельствуя о том, что, с одной стороны, местное самоуправление являлось самостоятельным уровнем власти и управления, с другой - оно не могло существовать вне государственной системы управления.и находилось от нее в большой зависимости. Данное положение дел прослеживается в регионе уже с начальной стадии формирования системы органов местного
самоуправления, которое происходило под неусыпным надзором государственной администрации. Так, в документации Сарапульской уездной земской управы отмечено, что сроки избирательных съездов по Сарапульскому уезду (в г. Сарапуле, са Каракулино, Шаркане, Мостовом, Зюзино, заводах Воткинском и Ижевском) для избрания уполномоченных и земских гласных на очередное трехлетие устанавливались в обязательном порядке с разрешения министра внутренних дел и «с получением согласия» вятского губернатора. При этом, и волостной сход созывался и распускался только с разрешения земского начальника, который «охранял должный на оном порядок». По предписанию, волостной старшина, как руководящее (выборное) лицо, обязан был «исполнять беспрекословно все законные требования господина земского начальника, судебного следователя, станового пристава и всех установленных властей по предметам их ведомства». Содержание отчета Лемского волостного правления свидетельствует о том, что органы местного самоуправления в обязательном порядке должны были давать земскому начальнику (в данном случае, 3-го участка Глазовского уезда), полную информацию о должностных лицах волостного и сельского самоуправления (формировавшегося «по выбору» за исключением волостного писаря, работавшего по найму), а именно: поименный перечень, грамотность, знаки отличия, срок службы, служебные обязанности, а также подробную роспись всех дел, «касающихся нужд и польз волостного общест-ва»[8, л. 88-92]. Представители местной правительственной власти: полицейские, сотские и десятские должны были следить за политическим, идейным настроением населения, соблюдением порядка на уровне общей культуры, нравственности, правил общественного поведения. В их обязанность входило наблюдение за порядком в селах и деревнях: «охрана благочиния в общественных местах, безопасность лиц и имуществ от проступков действий», соблюдение тишины и порядка предотвращение буйства, всяких ссор, драк, кулачных боев крестьян на базарных площадях во время ярмарок, около трактиров, винных лавок, пресечение азартных игр в карты, кости, орлянки на улицах, обеспечение тишины в селах во время литургии в храмовые праздники (запрет музыки, плясок, пения, песен и прочее) [8, л. 88-92]. Таким образом, вышеперечисленные факты свидетельствуют о разделении полномочий под систем местного управления, но при ярко выраженной приоритетности местной государственной власти, большой зависимости от нее первичных органов местного самоуправления.
Как же органы местного самоуправления региона решали поставленные перед ними задачи? Генеральной линией земских органов власти являлось создание, функционирование и воспроизводство сельскохозяйственной инфраструктуры [24, с. 4]. В отчете Лемского волостного правления земскому начальнику 3-го участка Глазовского уезда о состоянии волостного и сельских управлений волости за 1893 г. представлен подробнейший перечень проделанной им работы. Следует заметить, что отчеты производились на типовых заготовленных отпечатанных бланках, из содержания которых видно, что домини-
рующим требованием коронной власти к местным органам являлось успешное «взыскание податных сборов и всякого рода повинностей, как казенных, земских и мирских», а также проведение строгого контроля за «правильным распоряжением целостного запасного общественного хлеба», наблюдение за сохранностью леса, исправным содержанием дорог, мостов, своевременным исполнением условий и договоров крестьян между собой, оберегание от потравы хлебов, травы и т. д. Финансовая политика являлась важнейшей составной частью практической деятельности органов местного самоуправления. Представленная им законом самостоятельность проявлялась прежде всего, в формировании общественных бюджетов. Управы определяли основные статьи доходов и расходов. Так, роспись доходов и расходов Сарапульской уездной земской управы на 1892 г. [7, л. 7-10] свидетельствует о том, что самый большой доход приносили земские сборы «с земель разных наименований» (219 750 руб.) и «других недвижимых имуществ в городах и селениях уезда» (19 843 руб.), менее - от приобретений «свидетельств на право торговли и промыслов» (2 007 руб.) и «билетов на торговые и промышленные заведения» (2 796 руб.). При этом, следует отметить, что Сарапульский уезд, в том числе и г. Сарапул в Кам-ско-Вятском регионе отличались развитой торгово-промышленной сферой. Статьи доходов составляли также, так называемые «зачеты», от «платы за лечение в земских больницах (2 500 руб,), «судебные пошлины и листовой сбор» (1 200 руб.). общая сумма годового дохода составляла 248 316 руб. 72 коп. С развитием модернизационных процессов в регионе, доля поземельных сборов сокращается, увеличиваются торгово-промышленные сборы (59% и 75 %) [24, с. 17].
Роспись расходов делилась на обязательные (107 281 руб.87 коп.) и не обязательные (145 916 руб.). Из первых - самая большая статья расходов шла на содержание «местного гражданского управления», в том числе, пособия Государственному казначейству (32 268 руб.), подводную повинность (31 980 руб.), народное образование (20 698), хозяйство и медицинскую полицию (1 375 руб.) постепенно главными статьями земских расходов становились народное образование и здравоохранение, определяя культурную направленность в работе земств [24, а 17]. К необязательным относились отдельные направления дорожной повинности, медицины, народного образования. Смета была представлена на рассмотрение и утверждение на 25-м очередном Сарапульском уездном земском собрании. На примере Ведомости о сумме казенных и земских сборов, о сборах и расходах, производимых на мирские повинности по Кигбаевскому сельскому обществу Мостовинской волости Сарапульского уезда в 1896 г. видно, что казенные сборы, вносимые в казначейство составляли самую большую статью и в 1,5 раза превосходили сумму земских сборов, взимаемых по раскладкам губернской и уездной земских управ и в 7,7 раза суммы мирских сборов и расходов. Представленные сведения указывают на широчайший круг насущных экономических и социальных вопросов, возложенных правительст-
вом на органы местного самоуправления.
Материалы делопроизводственной документации свидетельствуют о том, что взаимоотношение населения и местных управленческих органов не вызывало особого волнения в среде высоких чинов. Между тем, наблюдались многочисленные проявления протеста со стороны различных общественных слоев, направленного как против самой системы управления, так и против ее отдельных представителей. Так, вятский губернатор генерал-майор Трепов в обращении к крестьянскому населению Вятской губернии от 29 сентября 1895 г., заявляет, что в Губернское присутствие «стало поступать от крестьян очень много прошений». «Считаю нужным, - пишет губернатор, - объявить крестьянскому населению..., что жалобы на незаконные действия волостного и сельского начальства и на приговоры волостного и сельского сходов следует подавать к своему земскому начальнику, как ближайшему попечителю сельского населения» и то только тогда «когда жалобщик вполне убежден в своем праве, помня, что он напрасно только потеряет и время, и деньги» [9, л. 114]. Таким образом, с одной стороны, губернатор подчеркивал приоритетность представителей коронной администрации и выражал покровительственно-благожелательное отношение к органам местного самоуправления. С другой, - наличие массовых жалоб свидетельствовало о больших просчетах в действиях местных органов самоуправления. Поистине, на деле получалось: «куда бедному крестьянину податься» -только к земскому начальнику. Должность земских начальников была учреждена указом от 12 июля 1889 г. в качестве единоличных представителей судеб-но-административной власти в деревне. Земские начальники назначались из среды дворян, обладали большими полномочиями: осуществляли надзор за органами крестьянского самоуправления, полицией, судом. В характере их деятельности, содержании предпринимаемых действий в той или иной ситуации, важную роль играла их политическая, идеологическая ориентация, а также личные человеческие качества.
Деятельность городского общественного управления делилась на четыре разряда: ведение общественного хозяйства, охрана принадлежащих городу имуществ, взимание сборов в пользу городских касс; государственные и городские повинности; внешнее благоустройство города, обеспечение общественного благосостояния, помощь при пожарах и бедствиях, организация правильной торговли, основание и контроль за благотворительными и учебными заведениями.
Органы городского самоуправления в уездных городах Камско-Вятского региона формировались в основном из купечества, и в какой-то мере мещанства, то есть из состава состоятельных горожан, которые знали нужды, настроение населения города и могли видеть пути решения тех или иных проблем. Одним словом, в органах городского самоуправления работали «свои люди». Привлечение документальных комплексов региональных архивов позволяет выявить характер отношения горожан к «службе по выбору» и непосредственному уча-
стию в органах местного самоуправления.
Горожане настоятельно выдвигали на управленческие должности, особенно в городскую управу, энергичных предприимчивых купцов. Однако не все предприниматели были довольны столь высоким доверием соотечественников и довольно часто категорически отказывались от возлагаемой на них должности, которая требовала больших временных и физических затрат. В провинции преобладало купечество П-ой гильдии, чтобы поддерживать свой статус, материальное благосостояние, купцы должны были каждодневно заниматься своим хозяйством, что, как правило, было связано с долговременными поездками. Следует заметить, что в результате реформирования избирательной системы, введения имущественного ценза, какая-то часть интеллектуального слоя общества: профессора, судьи, учителя, литераторы, художники, лишенные представительства в органах общественного самоуправления, не имела возможности активно участвовать в решении серьезных социально-экономических вопросов городской жизни.
Планы заседаний городской думы указывают на высокую эффективность работы органов местного самоуправления. Четко прослеживается, что жизнедеятельность общественного самоуправления напрямую зависела от состояния городского бюджета. Первоочередной разработке подлежали вопросы, связанные с финансовой и хозяйственной деятельностью, (политические вопросы отсутствовали), а также постоянно на повестку дня выносились конкретные вопросы, непосредственно связанные с совершенствованием инфраструктуры, улучшением внешнего облика города, повышением его культурного уровня. Так, только на одном, очередном заседании Сарапульской городской думы от 14 декабря 1911 г. решалось 39 вопросов, среди которых рассматривались доклад городской ревизионной комиссии с отчетом городской управы за 1906-1908 гг., смета городских доходов и расходов на 1912 г., смета расходов по содержанию городского ломбарда, отчет по устройству и эксплуатации городского водопровода и электрической станции, по лечебнице и родовспомогательному заведению имени У.С. Курбатова, по вдовьему дому, по богадельне имени И.С. Колчина, по Александровскому дому призрения бедных, об увеличении дополнительных квартирных денег жандармским унтер-офицерам, о принятии в ведение городского управления санитарного надзора за проституцией, по вопросу о сдаче сарапульским купцам и мещанам в арендное содержание участков городской земли, проект обязательного постановления о местах для складывания дров, лесных материалов и изделий и для торговли оными; организационно-общественные дела: о выборе членов попечительств библиотек, школ, гимназии, училищ, различных учреждений благотворительности и т.д. [2, л. 1об.-4об.].
Земские и городские учреждения Камско-Вятского региона наряду с выполнением важных правительственных народнохозяйственных мероприятий, активно проявляли собственные инициативы, отвечающие интересам местного
населения. Имеется масса примеров осуществления общегражданских акций, исходящих как от земских, так и городских гласных и служащих. Довольно красноречивыми являются программы Сарапульской городской управы о необходимости строительства погрузочно-зимовочного затона в г. Сарапуле в 1913 г. и проведением железнодорожной магистрали Казань - Сарапул - Екатеринбург. «Отцы города» утверждали, что при осуществлении этих двух мероприятий Сарапул «становится во всем Среднем Прикамье главным центром грузового движения и явится крупным перевалочным пунктом при скрещивании двух путей железнодорожного и водного». В докладе подчеркивалось, что «с открытием этого нового перевалочного пункта на него перейдут все грузы, идущие по окружному пути через г. Пермь из Средней России в Сибирь и обратно». В своем решении Сарапульская городская управа опиралась на «представителей торговли и промышленности города», которые основательно проработали экономическую составляющую ввоза и вывоза товарной продукции региона и документально представили полную картину промышленного развития города и округи [2, л. 1об-4об.]. Окончательное положительное решение вопроса о необходимости постройки гавани в г. Сарапуле было дано петроградским Управлением водных путей и шоссейных дорог (1914 г.).
Местное предпринимательство, возглавляя городские думы, вкладывало большие капиталы в развитие городской инфраструктуры, торгово-промышленной и культурной сферы города с учетом интересов всего городского общества. Именно благодаря органам городского самоуправления, личными вкладами купцов, уездные города, особенно Сарапул и Елабуга, изменили свой внешний облик, улучшили свое городское хозяйство. Уездные города, наряду с административными, становятся центрами народно-хозяйственной деятельности.
В поисках «улучшения экономического быта и культурного уровня крестьянского населения земская программа была тоже широко представлена собственными инициативами, в данном случае, по двум направлениям: интенсификация сельского хозяйства и внедрение новых видов, усовершенствование и популяризация кустарных промыслов [18, с. 140-147]. Служащие земств при особо экстремальных ситуациях, как и члены органов городского самоуправления, оказывали всевозможные акты благотворительности. К примеру, в 1892 г. они внесли пожертвования из своих жалований в пользу пострадавших от неурожая жителей Вятской губернии [11. л. 246-248 об.].
Местные органы власти многонационального Камско-Вятского региона находились в зоне этноконфессиональных конфликтов. Остро стояли вопросы взаимоотношений органов государственной власти, выборных органов, господствующей церкви, православных крестьян, особенно старообрядцев и язычников. Несомненно, что деятельность Вятской духовной консистория также усложнялась этноконфессиональным составом населения приходов. Существует точка зрения ученых, что местные органы власти были способны сотрудничать с
разными этноконфесиональными группами населения, умели разрешать этно-конфессиональные конфликты, содействовали социально-экономическому и культурному прогрессу. Анализируя данные источниковой базы, приходишь к выводу о том, что данная проблема довольно сложна и требует исследования на междисциплинарном уровне, с привлечением базы разнотипных источников, новой методологической основы и методических подходов. Важную роль в решении тех или иных вопросов имел и личностный фактор. В отдельных случаях документальный материал указывает на совместную позитивную направленность местных органов власти и «духовного начальства» в разрешении конфликтов разных этноконфесиональных групп населения. Так, на протест марийцев д. Бимы Елабужского уезда об отводе места под постройку школы, са-рапульский епископ Никодим просит старшину объяснить марийцам, что «духовное начальство, желая устроить в деревне церковь-школу, вовсе не намерено в чем-либо изменять их жизнь. И посему им никакой опасности не предстоит», а старшине дает наказ: «не прекращать увещевать бимцев» и «доложить о всех толках и суждениях» их [12, л. 65]. Другой пример, на поступившую жалобу цековнослужителей Казанско-Богородитской церкви с. Перевозинского Сара-пульского уезда на священника Д. Селюкова, в жесткой форме требовавшего точности воспроизведения стихиры, сарапульский епископ Никодим поручил священнику другой единоверческой церкви проверить состояние дел. Оценив обстановку, епископ в своей резолюции указал священнику Д. Селюкову «обходиться с прихожанами с любовью и благодушно снисходить к немощам своих пасомых, а равно избегать резких выражений...» [13, л. 6-6 об.]. Волостное правление Галановской волости Сарапульского уезда уладило конфликт между священноцерковнослужителями Вознесенской церкви и крестьянами прихода, отказавшимися платить ругу в натуральной форме. Крестьяне согласились с предложением местных органов самоуправления отдать надельную от удела землю 66 дес. в пользование церкви и взамен платимой руги, платить по 25 коп. серебром с каждой ревизской души [3, л. 11-12 об.].
Серьезным событием явились волнения крестьян-язычников Елабужского уезда в связи с неоправданной вырубкой деревьев в языческих мольбищах марийцев (1901 г.) под руководством священников церкви с. Кураково [10, л. 6-7]. Из правительствующего синода на жалобу марийцев - язычников поступил указ для миссионеров священников «не принимать никаких насильственных действий», а проповедовать Христово учение, священника же, инициатора порубок священных деревьев, перевести в русский приход [10, л. 24-25об.]. В данном случае, заслуживает большого внимания отношение ко всему происходящему интеллигенции, в частности, ответное письмо И.В. Дьяконова - управляющего химическим заводом «тов-ва П.К. Ушкова» на «воинственно-враждебное» обвинение его сарапульским епископом Владимиром в бездействии, а значит «пособничестве язычникам». Управляющий заводом дал достойный ответ епископу, в ответном письме: «не насилие может распространить христианство, а
церковная школа и христианское воспитание в духе любви и всепрощения к немощам заблуждающегося и невежественного ума» [10, л. 47-48об.].
Жалоба сарапульского уездного исправника сарапульскому епископу Алексию на священника Л. Долгушина является примером столкновения интересов священнослужителей и местной полицейской и сельской власти, которая используя сосредоточение народа в церковные праздники, начинала в жесткой форме собирать подати, что вносило негативный диссонанс в атмосферу православного действа и мешало проведению службы. Священник в резкой форме выразил протест, заявив представителям власти, что в церковные дни подати «крестьяне платить не будут». И тем не менее Вятская духовная консистория наложила наказание на священника за его нетактичные действия в отношении представителей полиции. Много внимания уделялось мероприятиям по искоренению языческих заблуждений у новокрещенных инородцев - удмуртов и марийцев, которые, по мнению священников, «коснеют в грубом невежестве относительно веры». Следуя отчетам сарапульскому епископу благочинных округов Сарапульского и Малмыжского уездов за 1913 и 1916 гг. наблюдаем совершенно разную оценку религиозно-нравственного состояния паствы. Благочинный 4-го округа Сарапульского уезда А. Пинегин на 1912 г. находил, что «освободительное движение 1905-1906 гг., как ураган, пронеслось над нашей родиной», результатом «промчавшейся эпидемии в области духовной жизни. коснулась и вотяков и здесь оставила следы, выражавшиеся в изменении к худшему отношению к церкви и духовенству». С видимой стороны все обстоит благополучно, а нравы народа все хуже и хуже и предвидится общее падение веры и благочестия» [14, л. 48об.-51, 52-53]. Отчет же на 1916 г. благочинного 2-го округа Малмыжского уезда, священника Константина Титова звучит более позитивно, отмечая, что «религиозность паствы во время войны повысилась: храмы в воскресные и праздничные дни за богослужениями бывают наполнены молящимися, прихожане усиленно заказывают молебны о здравии воинов, собираются деревнями солдатки и заказывают литургии о здравии солдат» и т. д. удмуртское население «начинает сознательно усваивать христианские идеалы, ведущие к усовершенствованию нравственности» [15, л. 80-83]
Документальный материал показывает общие и особенные черты проводимых преобразований на территории Удмуртии. Органы местного управления вносили существенный вклад в дело экономического и культурного развития провинции. Особенностью органов местного самоуправления Удмуртского региона являлся преобладающе купеческий состав городских дум и крестьян - в земских управах. Документы показывают способность местных органов власти сотрудничать с разными социальными группами, умение разрешать этнокон-фессиональные конфликты, содействовать социально-экономическому и культурному прогрессу. При наличии самостоятельного поля деятельности органов самоуправления, церковной службы, общественных организаций, важную роль играл человеческий фактор. Каждый намеченный аспект проблемы требует бо-
лее глубокого осмысления с привлечением нового документального материала.
Источники и литература
1. Календарь и памятная книжка Вятской губернии на 1895 г. Вятка,
2. УДА Администрации МО «г. Сарапул». Ф. 76. Оп. 1. Д. 15.
3. ЦГА УР. Ф. 245. Оп. 3. Д. 282.
4. ЦГА УР. Ф. 245. Оп. 3. Д. 521.
5. ЦГА УР. Ф. 246. Оп. 1. Д. 1.
6. ЦГА УР. Ф. 5. Оп. 1. Д. 13.
7. ЦГА УР. Ф. 246. Оп. 1. Д. 9.
8. ЦГА УР. Ф. 76. Оп. 1. Д. 155.
9. ЦГА УР. Ф. 107. Оп. 1. Д. 29.
10. ЦГА УР. Ф. 245, оп. 1. Д. 2236.
11. ЦГА УР. Ф. 246. Оп. 1. Д. 11.
12. ЦГА УР. Ф. 245. Оп. 1. Д. 1305.
13. ЦГА УР. Ф. 245. Оп. 1. Д. 1358.
14. ЦГА УР. Ф. 245. Оп. 1. Д. 5486.
15. ЦГА УР. Ф. 245. Оп. 1. Д. 7217.
16. Абрамов В.Ф. Земства в России. Автореф. дис. на соиск. уч. ст. докт.
ист.наук. Москва, 1998. 23 с.
17. Галкин П.В. Местное самоуправление в Московской губернии и государственная власть. 1864-1917 гг. М.: Изд-во Главного архивного управления города Москвы, 2012. 448 с.
18. Лигенко Н.П. Крестьянская промышленность Удмуртии в период капитализма / Под редакцией Б.Г. Плющевского. Ижевск: Удмуртия, 1991. 177 с.
19. Лигенко Н.П. Города Удмуртии / История Удмуртии: Конец XV -начало XX в. / Под редакцией К.И. Куликова. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2004. С. 251-265, 332-340.
20. Любичанковский С.В. Изучение эффективности местного управления Российской империи как научное направление: основные задачи и перспективы реализации на региональном материале // Местное управление в пореформенной России: механизмы власти и их эффективность. Сводные материалы заочной дискуссии. Екатеринбург-Ижевск, 2010. 492 с.
21. Местное управление в пореформенной России: механизмы власти и их эффективность. Сводные материалы заочной дискуссии. Екатеринбург-Ижевск, 2010. 492 с.
22. Рябая С.А. Городское общественное самоуправление в Удмуртии. Ижевск: Издательство ИжГТУ, 2012. 237 с.
23. Субботина А.М. Земство в Удмуртии (1867-1918 гг.). Автореф. дисс. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Ижевск, 2000. 32 с.
24. Субботина А.М. Земство и удмуртская крестьянская община. Инновационный потенциал народной агрикультуры / Ответственный редактор М.Г. Гришкина. Ижевск: УИИЯЛ УрО РАН, 2010. 188 с.
