CC BY
25
К интерпретации жанра как категории книгоиздательского знания
И.А. Жарков,
к. филол. н, доцент кафедры издательского дела и редактирования
Настоящая статья посвящена некоторым аспектам вопроса о жанре как необходимом элементе редакторского представления о познаваемом и преобразуемом тексте и, шире, как элементе комплексного объекта редактирования. Жанровые аспекты представляются весьма важными в общей структуре редакторского анализа как области теории редактирования и как профессионального метода. Наиболее очевидные из них связаны с тем, что редакторская оценка произведения так или иначе учитывает его жанровый статус; жанровые категории входят в систему оценочных критериев и становятся одним из инструментов исследования объекта. Выработка позиции в отношении материала в значительной мере базируется на жанровых признаках произведения, предназначенного для реализации в составе издания определенной типологической ориентации. Кроме того, жанр является своеобразной единицей коммуникации, которая учитывает существо информационных запросов читателя и вместе с тем определенным образом влияет на параметры коммуникационного акта. Познавательные приемы, основанные на жанровых категориях, не являются универсальными, однако в той или иной мере они могут быть распространены на все стороны объекта редактирования.
С одной стороны, можно считать очевидным утверждение, что жанр для редактора является вполне осознаваемой реальностью и работа с текстом возможна только с учетом его жанровой определенности. С другой стороны, возникает довольно много предположений, прямо не вытекающих из того, что жанр является для редактора какой-либо реальностью (вполне или, быть может, не вполне осознаваемой). Например, предположение о том, что жанр - это нечто такое, что принадлежит только одной области - области текста, будет означать, что
он, жанр, имеет исключительное отношение именно к этой области. Если же мы предполагаем, что жанр продолжает движение, не исчерпывая себя в указанной области, то это дает широкий простор для интерпретации его как универсальной в книговедческом плане категории, которая существует и реализуется, проявляет себя в других областях и на других уровнях. В этом случае жанр может рассматриваться и как элемент моделируемого редактором и затем воплощаемого издания1. Ясно, что вопрос о «жанре для редактора» (как видит его редактор и что он для него значит) это совсем не то же самое, что вопрос о «жанре для издания» (как жанр трансформируется, включаясь вместе с текстом в издание, и каковы те смыслы, которые он при этом несет с собой)2. Но прежде обратимся к вопросу более широкого плана. В какой плоскости может быть поставлена «проблема книговедческого жанра», в чем заключаются ее ключевые моменты? Думается, однозначного ответа здесь быть не может, что определяется несколькими обстоятельствами.
Во-первых, если книговедение занимается книгой как уже реализованными смыслами, книгой, в которой так или иначе уже представлена система (или по крайней мере комплекс) реализованных смыслов, то такая (понимаемая в качестве таковой) книга может соотноситься с жанром только с позиции уже состоявшейся реализованности и (пусть относительной) завершенности, оформленности представленных в ней смыслов. В этом случае один из вариантов понимания жанра может быть связан с понятием типа издания, например: «...тип издания -это книжный жанр, в котором содержание и форма книги наиболее органично и концентрированно отражают замысел автора и редактора (издателя) в соответствии с духом времени (запросами и потребностями читателей и общества в целом»3. При таком подходе жанр, даже если исключить полное совпадение его с типом издания, настолько приближается к последнему, что становится дополнительной сущностью, необходимость которой нуждается в дополнительном же подтверждении. А.Э. Мильчин в качестве одной из задач редактора называет исследование рукописи произведения для того, чтобы «оценить, соблюдает ли автор законы того книжного «жанра» (вида издания - монографии, справочника, практического пособия, путеводителя и т. п.), в рамках кото-
1 Одна из собственно редакторских трактовок (в широком плане) категории жанра связана с критерием «состав издания». Группы изданий с учетом принципа отбора произведений в их состав с некоторых пор принято называть жанрами книжных изданий (моноиздание, сборник, собрание сочинений и др.).
2 Еще одна собственно книговедческая (и не только редакторская) трактовка жанра связана с его отражением в составе жанрового определения.
3 БарыкинВ.Е. О некоторых аспектах культуры книги в современных условиях // Книга: Исслед. и материалы. 1997. Сб. 74. С. 89.
рого он взялся работать»4. Здесь жанр налагается на понятие вида издания, то есть расценивается в качестве сущности не менее широкой, чем тип издания.
Книжные жанры, безусловно, существуют, и они объективны в том смысле, что даны нам в восприятиях и представлениях. Если отвлечься от проблемы «лишних сущностей», то нужно признать, что представления о книжных жанрах вполне очевидны и устойчивы. «Книжный жанр» в ряде случаев является таким понятием, которое легко при-ложимо к воспринимаемой и понимаемой субъектом книге (изданию5) как целостности, сложившемуся комплексу элементов. В определенный момент данную целостность не нужно раскладывать на элементы и аспекты и достаточно оперировать только одним этим понятием. Естественно, что в другие (определенные) моменты - и с учетом стоящих исследовательских или иных задач - подобной возможности может не быть. Так, рецензируя «Справочник студента» по философии, доктор философских наук И. Малышев рассуждает: «Вопреки названию книга... не вполне «справочник» и не совсем «для студента». Трудно представить себе столь продвинутого студента, который в качестве читателя был бы на уровне подобного текста. Скорее, адресат книги - аспирант в процессе подготовки к кандидатскому экзамену по философии. Но и для него это не «справочник». При том, что признаки такого жанра (здесь и далее выделено нами. - И.Ж.) присутствуют. Есть подробный алфавитный указатель имен и понятий. В самом тексте дается краткое и емкое изложение содержания основных философских понятий, поясняется этимология используемых терминов, а характеристика анализируемых концепций сопровождается упоминанием основных трудов их авторов. Однако если под «справкой» понимать краткое фрагментарное сведение о чем-либо, то такой функции противоречит системность изложения материала книги. Поэтому жанр ее точнее было бы определить как учебное пособие по философии, содержащее систематическое изложение проблематики европейской мысли от античности до новейших постмодернистских течений»6. Ценность приведенного рассуждения, на наш взгляд, в том, что «жанр книги» показан в динамике восприятия книги (издания) читателем, с учетом ее функциональных, целевых, адресных и предметных характеристик. Жан-
4 Мильчин А.Э. Редакторский анализ литературного произведения как составная часть теории редактирования // Книга: Исслед. и материалы. 1975. Сб. 30. С. 64-65.
5 Здесь нужно уточнить, что мы вовсе не уравниваем в правах категории «книга» и «издание». Поясняя в скобках, что речь идет именно об издании, мы имеем в виду, что в одном из своих проявлений книга становится явлением наглядной реальности, и не более того.
6 Малышев И. Удачная попытка [Рец. на кн.: Философия: Справочник студента / Г.Г. Кириленко, Е.В. Шевцов. М., 1999. 672 с.] // Высшее образование в России. 2000. № 2. С. 141.
ром оказывается не справочник или учебное пособие, а само представление о книге.
Во-вторых, книга (как способ социальной коммуникации), давшая результат, реализовавшая себя и свои смыслы через читателя и в самом читателе, освобождается от ряда «напластований» и воспринимается именно как результат, который можно и нужно расценивать с позиции жанра, понимаемого как предмет (предмет восприятия и осмысления), имя, знак, комплекс (лучше: система) смыслов и, далее, как целостность и, пусть относительная, все та же завершенность данного результата. Иными словами, в том, что остается в сознании читателя, проходящего через ощущение, восприятие книги и сформировавшего представление о ней, нужно искать обобщенное, общее и во многом абстрактное выражение этого результата. Можно предположить, что жанр выступает в качестве общего выражения (одного из вариантов этого выражения), реализованного в сознании читателя результата, который уже вышел за границы книги, во всяком случае стремится к этому.
В-третьих, книга формируется и создается по определенным правилам, которые непременно учитывают упомянутый выше результат. А главное, в момент зарождения книги (как замысла, как образа, как идеальной модели) ее предметная область вбирает в себя внешний облик результата, в том числе и облик как абстракцию, обобщенное его выражение. Будет ли это выражение напрямую связано с жанром, в настоящий момент сказать сложно. В любом случае формирование и нахождение представления о жанре в процессе становления (создания и развития) книги (книги как процесса) является обязательным, если только мы говорим действительно о смыслах, а не об имитации их.
Смыслы формируются, создаются в процессе книгопорож-дения и книгостановления. Понятно, что окончательно они реализуются только в книге. Но до этого момента проходит время, необходимое для того, чтобы смыслы могли быть осознаны, поняты и интерпретированы некоторым субъектом, создающим книгу, а значит, формирующим и создающим особые, книжные смыслы. Формирующиеся смыслы, еще не книжные, но стремящиеся к реализации в книжной форме, мы тоже можем рассматривать через жанр. То некоторое, что лежит в пространстве, предшествующем книге, еще не опирается на книгу и книжную форму, но связано с книгой принципиально, сущностно - до того момента, когда само, стремясь стать книгой, вольется в книжную форму. Это некоторое, под которым мы имеем в виду прежде всего и главным образом этапы придумывания и изготовления книги и все стадии и звенья, которые в эти этапы входят, представляет собой «предкнижную область», область пред-книги. Предположение о том, что данная область, в сущности, является ипостасью книги, точно так же, как ипостасью книги является и результат освоения ее читателем, вполне может
быть признано справедливым, в этом смысле данная область есть элемент не только книжного дела, но и самой книги (входя в самое книгу). Таково одно из главных эвристических допущений, на которых строятся рассуждения автора настоящей статьи.
Необходимо, конечно, учитывать объективную сложность затрагиваемых проблем: книга - диалектическое единство сторон, что отмечается, например, в известном определении A.A. Гречихина, в котором она трактуется как «...научная (книговедческая) категория, отражающая сущность культурно-исторически обусловленного способа информационного общения, объективированного в системно-диалектическом единстве содержания (социальной информации), семиотической (знак, язык, литература) и материально-конструктивной формы»7. Книга как объект исследования, конечно, не статична, а, напротив, диалектически подвижна и динамична, она прежде процесс, а потом уже результат. Не случайно М.Н. Куфаев рассматривал книгу в динамике и в целом расценивал ее как процесс8. Динамичность книги, пожалуй, никаких возражений в современном книговедении вызывать не может. Вопрос в том, где начало книги как процесса. Если книга функционирует и вообще реализуется только в движении, то есть только тогда, когда она находит читателя и взаимодействует с ним, то должна быть и фаза, предшествующая этому взаимодействию. Такую предфазу не следует, конечно, искать в какой-то застывшей субстанции: если фаза реализации книги есть не что иное, как процесс, то и предфаза (пред-книга) - это, скорее всего, тоже процесс. Логично предположить, что это процесс книгопорож-дения и книгостановления (о чем говорилось выше), который тоже состоит из разных стадий. Нас интересует стадия, на которой «книга» (пока еще только мыслимая) усилиями редактора воплощается в книжном издании (и непосредственно в книжное издание), и именно здесь в специфической понятийной среде на первый план выходит жанр со всеми своими категориальными смыслами, ибо создание книги (целенаправленное) возможно только тогда, когда субъект-редактор знает жанровую определенность объекта, который стремится стать книгой, и принимает эту определенность.
Обратим в связи с этим внимание на точку зрения М.П. Ель-никова, который задается вопросом: «Каким может быть подлинное значение содержания книги, и существует ли оно?» Данный исследователь выделяет две позиции: субъективную и объективную. С первой из них «...закономерно считать подлинным то значение, которое хотел придать ему автор, ибо оно есть его творение, и его внешнее выраже-
7 Гречихин A.A. Современные проблемы типологии книги. Воронеж, 1989. С. 56.
8 См.: Куфаев М.Н. Проблемы философии книги; Книга в процессе общения. М., 2004. С. 116-137.
ние, вызванное необходимостью информации о нем, призвано выразить. внутреннее содержание как можно точнее». По мысли М.П. Ель-никова, преобладающее значение имеет внутреннее содержание, в соответствии с которым и следует корректировать внешнее его выражение. С другой позиции (позиции «объективного толкования») «.возможна аргументация, что внутренняя сущность содержания книги недоступна читателям, обществу. Если бы она была доступна, не возникла бы необходимость ее материализации в знаках. Соответственно единственное, что доступно обществу (а содержание должно функционировать в обществе), - это материализованное содержание, его внешняя форма. Для общества оно существует только в этом виде.»9. В другой работе М.П. Ельников отмечает, что «содержание книги - это иерархия структурных образований. За слоем материальным следует слой, дающий представление о психоэмоциональной стороне книги; за ним - слой, представляющий образную и смысловую стороны содержания литературного произведения (смыслообразующая информация).»10; «понятие книжного содержания, как правило, ассоциируется с понятием литературного произведения и реже - с понятием «книжный текст». Однако оно значительно объемнее второго и еще в большей мере - третьего, ибо включает в себя, помимо них, и другие содержательные элементы.»11.
На наш взгляд, данные положения можно дополнить следующим образом. Во-первых, значение содержания (заметим, что речь идет не о буквальном содержании, а о его значении) книги не только придается автором, но является результатом сложения и синтеза разнонаправленных векторов воздействия на объект, стремящийся стать книгой, а затем и на функциональную область книги при его, объекта, дальнейшем движении. Во-вторых, значение, придаваемое кем-либо (и не обязательно одним только автором) содержанию книги (и не только книжному содержанию), вовсе не вступает в противоречие с внешней формой как «материализованным содержанием», а составляет с ним единство, поскольку сохраняется как реализованное значение, а не только как мыслимое таковым. В-третьих, обществу всегда доступно только материализованное содержание (как в знаках-предметах, так и в знаках-образах), а не какое-либо другое. В-четвертых, иерархические слои, действительно, дают представление о сторонах книги, но не поглощают целое (целостное, цельное) представление о целомкниги, и в этом смысле литературное, например, произведение (как и любое другое) не бу-
9 Ельников М.П. Междисциплинарный синтез книговедческого познания. (Основополагающие принципы) // Книга: Исслед. и материалы. 2001. Сб. 79. С. 53.
10 Ельников М.П. Феномен книги. (Теоретико-гносеологический аспект) // Книга: Исслед. и материалы. 1995. Сб. 71. С. 57-58.
11 Там же. С. 59.
дет принадлежать ни к сфере содержания книги, ни к внешней форме, функционирующей в обществе. Нужно отметить, что мы говорим сейчас не о том содержании, о котором К. Леви-Стросс пишет, что его реальность (реальность содержания) проявляет себя в наличии у него структуры, а форма рассматривается как продукт структурирования локальных структур, составляющих содержание12. В нашем случае речь идет о таком содержании, реальность которого связана с онтологическим статусом книги, а не с какой-либо реализованной конкретной структурой, локальной или иной. Так, содержанием обладает наше представление, знание о книге, и в этом смысле книга безусловно обладает значением своего содержания.
Затрагивая одну из сходных проблем, авторы «Типологии изданий» пишут о том, что они согласны с точкой зрения A.ß. Черняка, в соответствии с которой «содержание произведений печати никак не может служить типообразующим признаком». Затем они дают следующее уточнение: «Не касаясь конкретного содержания книги, типология оперирует признаками, которые нельзя назвать несодержательными, так как они «содержательны» в том смысле, в каком содержательна любая форма произведения, текстового сообщения и т. д.»13. В данном случае важно отличать задачи собственно типологические от иных задач, чтобы не возникало оснований для утверждения «Книга (как объект исследования) обладает содержанием и в то же время (в том же отношении) не обладает содержанием». Данное утверждение логически ложно как частный случай противоречия. Но оно ложно, как указывает, имея в виду утверждения подобного типа, A.A. Зиновьев, «.не потому, что таков мир, окружающий нас, а потому, что таков язык, на котором мы говорим, т. е. в силу свойств логических операторов, входящих в него»14. Отвлекаясь от каких бы то ни было концепций, мы можем предположить, что книговедческое знание о книге допускает существование определенного содержания последней (и значение этого содержания), но не настаивает на нем, если иметь в виду позиции, для которых книжное содержание не будет актуальным. В этом смысле характерно утверждение К. Мигоня о том, что «книговеда не интересует (разумеется, в рамках его исследовательской работы) содержание произведения как таковое - его интересует определенное содержание в определенной форме.»15. Здесь важно учитывать, что как объект научного познания книга может и должна рассматриваться с позиций потенциальной мно-
12 См.: Леви-СтроссК. Структура и форма // Семиотика: [сб.]. М., 1998. Т. 2. С. 443.
13 Типология изданий / В.С. Aгриколянский, A.A. Aлександрова, Г.И. Бах-турина и др.; руководитель автор. коллектива Э.В. Гольцева. М., 1990. С. 20.
14 Зиновьев A.A. Логика науки. М., 1971. С. 223-224.
15 Мигонь К. Наука о книге: Очерк проблематики / пер. с польск. М., 1991. С. 88.
жественности его, объекта, описаний и объяснений. Об этом убедительно писал М.Н. Куфаев, говоря, в частности, о том, что «различные области книговедения изучают разные стороны книги. разные существенные части этих сторон»16. Для понимания любого сложного явления как системы необходимы различные его интерпретации, то есть различные ракурсы рассмотрения. Составляющие системы могут и должны расцениваться в качестве некоторых систем, то есть подсистем по отношению к целому. Бесспорно, что книга как целое является системой, и в принципе возможно выделение в его (целого) составе подсистем по любым основаниям. Если допустить корректным выделение таких подсистем, как «целостность», «организация», «структура», «функция», то в этот ряд встраивается и подсистема «содержание», которая предполагает существование своих собственных атрибутов, из которых одно из первых по значению мест нужно будет отдать жанру.
Проблема книжного содержания, конечно, далеко не новая. Один из ее традиционных аспектов - связь и соотношение объектов и предметов книговедения и литературоведения. Отвечая на вопрос «Где же лежит грань между литературоведением и книговедением?», В.А. Истрин дал такой ответ: «Грань эта состоит в следующем. Во-первых, книговедение занимается изучением содержания книг любого назначения - научных, учебных, справочных и т. п. Во-вторых, изучение содержания книги является скорее не объектом, а лишь обязательным условием, обязательной базой любого книговедческого исследования. Наконец, в-третьих, даже само понятие «содержание книги» в литературоведении и книговедении не совпадает. Для литературоведа важно содержание произведения, для книговеда - содержание издания. Эти два понятия хотя и близки, но не идентичны»17. На наш взгляд, это вполне логичные, ясные мысли. К этому нужно добавить следующее.
Независимо от того, каким именно образом интерпретируется, или должен, или может интерпретироваться жанр в книговедении, очевидно, что весь массив существовавших и существующих истолкований и пониманий жанра оказывает прямое воздействие на книжную форму и на книжное содержание. В таком - весьма и весьма широком -понимании проблемы жанр входит в книгу объективно и бескомпромиссно независимо от нашего желания принимать его или не принимать в круг книговедческих категорий. Например, жанр включается в предмет отражения в книге и в предмет самой книги в качестве одного
16 Куфаев М.Н. Книга как понятие и предмет науки, и библиография как документальная наука о книге. (Раздел из философии книговедения) // Куфаев М.Н. Избранное: Труды по книговедению и библиографоведению. М. : Книга, 1981. С. 44.
17 Обсуждение назревших проблем советского книговедения // Книга: Исслед. и материалы. 1965. Сб. 11. С. 274.
из вариантов отражения объектов, имеющих жанровую природу, и в их числе прежде всего нужно назвать художественные объекты. Так, в исследовании С.Г. Антоновой18 всесторонне показано, как в предметную область издания по искусству входит художественный объект, априорно обладающий жанровой определенностью, выраженностью, жанровой заданностью и структурностью.
По всей видимости, в основе книговедческого понимания жанра должны лежать общенаучные трактовки его. Слово «общенаучные» призвано подчеркнуть, что речь идет вовсе не только о литературном и/ или литературоведческом жанре, хотя очевидно, что именно литературный жанр, во-первых, лежит в центре традиционных представлений о предметных и иных характеристиках издания (являясь, может быть, не собственно центральным, но во всяком случае близким к «центру» этих представлений) и, во-вторых, в общенаучном же смысле он является наиболее оформленной и разработанной категорией, хотя и несет в себе черты множественности и противоречивости трактовок. И это важное обстоятельство для книговедения, которое включает в свою сферу практически все литературные образцы с точек зрения рода литературы (понятийного, образного, понятийно-образного), вида литературы, жанра. Кроме того, слово «общенаучные» означает, что материалом для рассмотрения категории могут служить разные области жанровой теории (теорий), если предположить, что такая теория существует. «Общенаучные» представления не замыкаются в каких-либо узких рамках и имеют прямые выходы на книговедческую проблематику, которая, в самом широком понимании, априорно имеет отношение ко всем узким или относительно узким областям теории жанра: эстетической, литературоведческой, лингвистической, публицистической, науковедческой и другим возможным. Таковы общие соображения по поводу некоторых возможных аспектов книговедческой интерпретации жанра. Подчеркнем, что, на наш взгляд, речь не идет о безосновательном умножении сущностей, недопустимом с точки зрения известной «бритвы Оккама». Жанр и безо всякого умножения существует в наших знаниях о книге, восприятиях ее, представлениях о ней. Во всяком случае, позиция субъекта (редактора), ее создающего, предполагает знание именно о такой книге, в круг атрибутов которой входит жанр.
Поскольку всякая система научного знания есть система смыслов, адекватно выраженная системой категорий, важно выяснить, через какие «срезы» и через какие моменты объекта исследования та или иная категория входит в систему научного знания и с какими именно смыслами при этом сопрягается. На наш взгляд, вполне корректно
18 См.: Антонова С.Г. Книга по искусству. Внешние доминантные системообразующие факторы: дис. ... д-ра филол. наук. М., 1992. 378 с.
интерпретировать жанр, как и любую другую категорию, в качестве единицы интегративного характера со своими аспектами, образующими определенную комбинацию. Соприкосновение, сопряжение, взаимодействие жанра со своим базовым (комплексным) объектом, то есть объектом редакционно-издательской деятельности, происходит в границах этой деятельности и только при непосредственном участии субъекта-редактора, то есть во взаимодействии последнего с объектом. В этих же границах и в процессе этого же взаимодействия обнаруживают себя такие аспекты жанра, как устойчивость, воспроизводимость, распознаваемость, структурность и иные. В рамках данного подхода жанр может трактоваться как научная категория, которая является атрибутом модели книжного издания, понимаемой в качестве объекта редакционно-издательской деятельности. Вместе с тем это не только объект деятельности, конечно, но и исследовательский объект, то есть познаваемый, по крайней мере в процессе осмысления его субъектом-практиком. По большому счету, подтверждение книговедческого статуса жанра как категории редакционно-издательского (книгоиздательского) научного знания предполагает развертывание всей системы понятий этого знания, которая существует в своеобразной «системе систем» категорий книговедения. Раскрыть книговедческий (редакционно-издательский) смысл жанра - значит выяснить, как ведет себя эта категория в определенных ситуациях. По всей видимости, таких смыслов может быть несколько - в зависимости от условий, в которых она проявляется и становится актуальной, принципиально (атрибутивно) важной. Одна из возможных позиций, с которых эта задача может решаться, совпадает с позицией редактора - при учете того обстоятельства, что этапы проектирования, создания книги и все внутренние составляющие этих этапов объединяет субъект-редактор (конечно, во взаимодействии с другими субъектами). Эта позиция заслуживает самостоятельного обсуждения, равно как и терминологические аспекты затронутой проблемы.
