CC BY
182
УДК 655.512.1
ЧТЕНИЕ КАК СРЕДСТВО РЕДАКТОРСКОГО АНАЛИЗА
Жарков Игорь Александрович
доцент кафедры издательского дела и книговедения, кандидат филологических наук Московский государственный университет печати имени Ивана Федорова 127550, Москва, ул. Прянишникова, 2А ]а2219 [email protected]
Аннотация. Рассмотрены отдельные особенности редакторского чтения. Чтение и восприятие текста расцениваются в качестве атрибутов редактирования, изучение которых имеет как методическое, так и теоретическое значение.
Ключевые слова: чтение, редакторский анализ, результат чтения, задачи редактора, объект редактирования, модель издания.
Настоящая статья посвящена особенностям редакторского чтения в применении к специфике решаемых редактором задач. При всей очевидности того, что редактирование не существует без чтения, есть целый ряд проблем, актуальных как с методической, так и с теоретической точек зрения. В ходе подготовки издания редактор выступает с позиции читателя, старается поставить себя на его место, принять во внимание читательские потребности, запросы, предполагаемый характер восприятия материала. Это одна сторона вопроса. Другая — механизмы освоения редактором текста, цели, направления и приоритеты редакторского чтения.
В работе М.Н. Куфаева «Книга в процессе общения» поставлена проблема «о книжном воздействии и о взаимодействии людей в книге», требующая «для удовлетворительного своего разрешения вскрытия динамики всего книжного процесса»; книжный процесс должен стать таким моментом, в котором «соприсутствуют и автор книги, и читатель ее и в котором раскрывается лицо того и другого» [5, с. 99].
В книговедении большое внимание уделяется чтению как общекультурному феномену и читателю как субъекту книжного процесса. Полноправным участником последнего является и редактор, обеспечивая со своих позиций реализацию «взаимодействия людей в книге». Он выступает в роли читателя и в обычном понимании, но для решения профессиональных задач ему требуется особый подход. Существуют известные методические правила профессионального издательского чтения — как редакторского, так и корректорского.
В редактировании чтение расценивается как основное средство редакторского анализа [9, с. 438]. В теоретическом плане чтение редактора может быть интерпретировано как элемент редакционно-издательской книговедческой деятельности, связанной с познанием и преобразованием объектов редактирования. Последние закономерно суть и объекты редакторского анализа, который, будучи достаточно разработанным в методическом плане, предлагает вполне целесообразные способы решения редакторских задач.
А.Э. Мильчин отмечает, что редакторский анализ — это выполняемый редактором прогностический процесс, цель которого, тщательно изучив предлагаемое к изданию произведение, определить, как оно будет воздействовать на читателя в целом и в деталях [6, с. 332]. Тщательное изучение предполагает особый режим чтения и восприятия текста.
По мнению автора настоящей статьи (оно уже было высказано в статье «К содержанию понятия "редакторский анализ"» [4, с. 106]), редакторский анализ — объективно существующий практический метод, требующий от редактора актуализации всего комплекса профессиональных задач. Профессиональная программа редактора применительно к подготовке конкретного издания должна отвечать требованиям полноты и завершенности (хотя, разумеется, на практике это может не соблюдаться). Редакторский анализ следует рассматривать не как искусственно конструируемую схему, а как многоаспектный, комплексный метод профессиональной деятельности редактора, направленный на познание объекта этой деятельности и выработку программы его преобразования с учетом характеристик создаваемого продукта, которые оказывают влияние как на содержание действий редактора, так и на их алгоритм. Одним из условий является обобщение, синтезирование полученных в результате анализа (в узком значении) данных с тем, чтобы составить целостное представление об объекте. Объект редактирования носит комплексный характер, а к его базовым составляющим относятся авторское произведение и модель издания.
Целостное представление формируется в результате приложения волевых усилий. Е.В. Шлюпер указывает, что «...профессиональное изучение текста отнюдь не адекватно его непосредственному читательскому восприятию. Оно обязательно предполагает разложение целого на части. Однако редактору необходимо постоянно мысленно объединять, обобщать односторонние, дискретные представления об отдельных элементах и "срезах" произведения. то есть помнить, что он изучает и оценивает системный объект» [11, с. 73].
Объектом чтения выступает текст, категориальные смыслы которого сложны и применительно к редак-
тированию не до конца выяснены. Всякий раз нужно уточнять, о каком тексте идет речь. Текстом-объектом может быть фрагмент, часть (Б-текст) другого текста (А-текста). Отношения А-текст — Б-текст устанавливаются как между текстом произведения и его фрагментом, так и между фрагментом и его частью (В-текстом). Попробуем проиллюстрировать данное положение, обратившись к фрагменту романа Д. Гранина «Искатели» (М., 1987. С. 301).
«Они шли мимо парка. Осень оголяла деревья, ступала по мокрым мостовым, отпечатывая свои следы красными, желтыми, багряными листьями. Ветер загонял их во дворы, в подъезды, заносил на улицы, где не росло ни одного дерева. В эти дни листья проникали повсюду, разукрашивая город пылающими пятнами. Их ставили в вазы вместо цветов. Они носились в воздухе, шуршали под ногами, заглушая все запахи своим горьким и свежим ароматом.
Особенно много их было здесь, вдоль ограды. Марина поймала на лету кленовый лист, положила на ладонь».
Абзац «Осень...» не что иное, как элемент текста, который выделяется на определенном уровне (4) как вставка, формально нарушающая авторское повествование. Уровень (5) выше — это блок текста (со своим набором элементов — диалогами, описаниями), на котором персонажи совершают движение «из точки А в точку Б». Уровень (3) ниже — это то, из чего состоит абзац «Осень», его содержимое: осень оголяла, ступала; ветер загонял, заносил; листья проникали, носились, шуршали. Обратим внимание на то, что автор говорит «в эти дни», «их [листья] ставили в вазы», то есть это не прямое описание происходящего в данный момент, а взгляд в известной мере отстраненный, выходящий за рамки и момента, и конкретного места. Еще на одном уровене (2) ниже — выделение составных частей элементов абзаца, например: ветер загонял их (загонял во дворы, в подъезды), заносил (заносил на улицы, где не росло ни одного дерева). Назовем еще один уровень (1), отражающий состав языковых единиц (графику), то есть в данном случае набор букв, символов, на что редактор тоже, разумеется, обращает внимание, чтобы не пропустить орфографическую или иную ошибку.
Движение от уровня к уровню вверх закономерно приводит к позиции, соответствующей главному объекту чтения, — произведению. Соответственно, главная задача — воспринять как целое именно текст произведения в качестве образования, обладающего жанровой, предметно-тематической, стилевой и иной определенностью. Н.С. Валгина указывает, что качеством смысловой завершенности будет обладать только цельное литературное произведение как коммуникативная единица высшего уровня, то есть как законченное информационное и структурное целое. Причем целое — это нечто другое, нежели сумма частей, целое всегда имеет функциональную структуру, а части целого выполняют свои роли в этой структуре [2, с. 12]. Н.С. Валгина выделяет связность и цельность как атрибутивные качества текста; первое выступает условием второго.
В теории редактирования тексту как лингвистической категории уделяется значительное внимание; хотя при этом одна из плоскостей, в которых рассматривается текст, может быть определена как литературное редактирование, тем не менее совокупность всех плоскостей, в которых текст существует для редактора, шире, объемнее литературного, или лингвистического, или, например, предметного редактирования. Ориентация на выявление характеристик произведения в целом, а не только отдельных его частей, обусловливает объективную сложность синтетических операций, закономерно следующих за аналитическими. Качество произведения как системного объекта реализуется в сложном сочетании элементов текста (и, шире, его аспектов), каждый из которых в свой черед должен быть осознан, воспринят, понят. Чтение предполагает осознанное восприятие читаемого, то есть предусматривает такое целеполагание, которое неотрывно от результата чтения: необходимо осознать прочитанное, убедиться, что «я понял то, что прочитал».
Понимание как центральное понятие герменевтики соединяет два начала: во-первых, интуитивное постижение предмета, его «схватывание» как целого и, во-вторых, возникающее вслед за ним и упрочивающееся истолкование, в котором интуитивное понимание оформляется, рационализируется [10, с. 107-108]. По словам М.М. Бахтина, «всякое понимание есть соотнесение данного текста с другими текстами... и переосмысление в новом контексте» [1, с. 384]. Кроме того, понимание невозможно без всемерного охвата явлений, реализующихся в литературном произведении как целом, как диалектическом единстве содержания и формы [3, с. 45].
Понимание становится самостоятельной задачей при чтении с учетом того обстоятельства, что постижение целого складывается из понимания частей, его составляющих. Авторский текст можно представить как своего рода мозаику, которая складывается в единое целое постепенно, в процессе освоения материала. Каждый фрагмент мозаики, в свою очередь, состоит из элементов. На сложную структуру поэлементного членения текста указывает В.И. Свин-цов: понятие структурной единицы, «.взятое в общем виде, достаточно неопределенно: его статус в каждом отдельном случае определяется конкретными особенностями данного фрагмента текста и задачами анализа. Нельзя, например, точно установить количественные границы текстовой конструкции, делающие ее единицей текста: в зависимости от подхода в качестве таковой может рассматриваться любой компонент текста — от отдельного слова (или даже части слова) до абзаца, главы и т.д.» [8, с. 77-78]. С таким подходом согласуется выделение участков текста, на которых редактор сосредоточивает внимание, решая ту или иную задачу. В определенный момент тот или иной участок текста (слово, словосочетание, предложение) воспринимается как относительно самостоятельный объект изучения. В числе таких объектов (локальных элементов текста) можно назвать и слово, и часть слова, и отдельную букву, потому что, например, проверить правильность падежного окончания
можно только при условии, что редактор вчитается в него, «рассмотрит», увидит верную букву или, наоборот, неверную (согласно закону — согласно закона). Слова патронат и патронаж — правильно написанные слова, но значения у них разные, и с другими словами они образуют сочетания, в которых возможны лексические ошибки. Для их выявления потребуется сосредоточить внимание на одной, конкретной букве. Похожий пример невежа — невежда: здесь тоже следует установить наличие или отсутствие нужной, правильной буквы.
Чтобы соблюсти методическое требование сопоставлять факты, которые связаны смысловыми отношениями, следует выделить, вычленить соответствующие элементы. Так, метры квадратные (м2) предполагают площадь, а метры кубические (м3) — объем. Чтобы осуществить операцию сопоставления того или другого метра с указанием на площадь/объем, необходимо воспринять и зафиксировать тот или другой верхний индекс. Это требует пусть и незначительного, но вполне определенного времени. Значит, данная установка должна быть включена в программу действий редактора, осознана им, реализована, подтверждена в ходе самоконтроля.
Локальные участки текста — своего рода микрообъекты чтения и анализа; к ним нужно причислить также элементы, не относящиеся в узком смысле к тексту, например немые рубрики — пробельные строки, астериски и другие, хотя, конечно, эти элементы активно участвуют в организации материала и с учетом общей картины должны быть включены в состав текста. Так, пробельная строка, выступая компонентом авторского конструирования текста и затем определенным сигналом для читателя, расценивается редактором в качестве значимого элемента, который должен быть на своем месте и сыграть определенную роль при восприятии текста читателем. (Пробельная строка, если она завершает страницу, заменяется линейкой.) Локальные элементы текста занимают позицию на своем уровне; рассмотрению подлежат также совокупности таких элементов, которые группируются на других, более высоких уровнях.
Интересен пример, когда автор рассказа использовал разные немые рубрики: в одних случаях три асте-риска (звездочки), в других — пять. На вопрос редактора о том, с чем это связано, автор пояснил, что пять звездочек призваны выступить более весомым сигналом для читателя, то есть предполагается, что при чтении пауза должна быть более протяженная, чем в первом случае (три звездочки). Прокомментировать эту ситуацию сложно; наверное, нужно признать за автором право выстраивать, конструировать, формировать свой текст по своему разумению, но есть и традиция, в рамках которой немая рубрика имеет один вес и одно значение — это просто отбивка, промежуток, пауза. С другой стороны, в этой области заложены большие возможности: астериски можно заменить изображениями (промежуточными заставками), которые будут, в тех или иных вариантах, иметь различное «звучание». К таким соображе-
ниям редактор приходит опять-таки при реализации установки, предполагающей, что в тексте нет незначительных или случайных деталей.
Нередко говорят о том, что редактор, обращая внимание на смысл текста и отвечая в первую очередь за этот смысл, может (имеет право) пропустить незначительную погрешность (орфографического, пунктуационного плана), которую в дальнейшем обязан выявить корректор. С этим трудно согласиться, ведь осознанный пропуск ошибки с тем, чтобы «оставить» ее для корректора, вряд ли можно признать допустимым. Конечно, редактор может не заметить ту или иную погрешность, и это нередко происходит, но происходит вопреки намерениям и объективным задачам редактора — например, в результате ослабления внимания, которое может быть, в свою очередь, следствием спешки. Редактор, как правило, в силу тех или иных причин ограничен во времени, но объективная профессиональная установка предполагает оптимизацию текста на всех уровнях и отработку всех его элементов. Реализация означенной установки возможна, если она будет осознана и принята редактором, а также при наличии соответствующих условий, к которым следует отнести, в частности, и комфортную обстановку, в которой осуществляется чтение.
Итак, в ходе редакторского чтения реализуются намерения, связанные с выявлением характеристик текста. Редакторские задачи в этом плане (и в любом другом), если попытаться определить их общий объем, неисчерпаемы. А.Э. Мильчин отмечает, что именно реальный результат чтения — результат освоения текста читателем (каким он предположительно будет в действительности) — и результат желательный, отвечающий общественному назначению произведения, в их сопоставлении и есть конечный предмет редакторского анализа, редакторского изучения рукописи [7, с. 51]. Глубина проникновения в текст и уровень его постижения напрямую зависят от характера восприятия текста и, шире, отношения субъекта-редактора к тексту как многомерному объекту, познание и преобразование которого предполагает задействование сложных механизмов взаимодействия субъекта и объекта. Изучение данных механизмов, и в первую очередь механизмов чтения и восприятия текста в приложении к моделируемому изданию и прогнозируемому эффекту читательского чтения (освоения) текста и книги в целом, позволяет уточнить специфику того процесса, в ходе которого произведение автора становится доступным читателю. Редактор, ставя себя прежде всего на место читателя, старается смотреть на текст и глазами автора, совмещая таким образом взгляды на текст и подходы к нему двух своих контрсубъектов, что и позволяет выполнить профессиональную программу, задаваемую редакторским анализом.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. —
М.: Искусство. — 1979. — 422 с.
2. Валгина Н.С. Теория текста: учеб. пособие. — М.: Логос, 2003. — 280 с.
3. Давыдова Т.Т., Пронин В.А. Теория литературы: учеб. пособие. — М.: Логос, 2003. — 232 с.
4. Жарков И.А. К содержанию понятия «редакторский анализ» // Известия вузов. Проблемы полиграфии и издательского дела. — 2015. — № 3. — С. 103-108.
5. Куфаев М.Н. Проблемы философии книги; Книга в процессе общения. — М.: Наука, 2004. — 188 с. (Кн. культура в мировом социуме: теория, история, практика).
6. Мильчин А.Э. Издательский словарь-справочник. М.: Юристъ, 1998. 472 с. (Кн. дело).
7. Мильчин А.Э. Методика редактирования текста: учебник. 3-е изд., перераб. и доп. — М.: Логос, 2005. — 528 с.
8. Свинцов В.И. Смысловой анализ и обработка текста. 2-е изд., перераб. — М.: Книга, 1979. — 272 с. (От рукоп. — к кн.).
9. Сикорский Н.М., Абдуллин Р.Г. Редактирование // Книговедение: энцикл. слов. / редкол.: Н.М. Сикорский (гл. ред.), О.Д. Голубева, А.Д. Гончаров и др. — М.: Сов. энцикл. — С. 437-439.
10.Хализев В.Е. Теория литературы: учебник. 2-е изд. — М.: Высш. шк., 2000. — 398 с.
11. Шлюпер Е.В. Редакторский анализ как система (к постановке вопроса) // Книга: исслед. и материалы. — 1994. — Сб. 67. — С. 72-78.
READING AS A MEANS OF EDITORIAL ANALYSIS
Igor Aleksandrovich Zharkov
Moscow State University of Printing Arts 127550, Russia, Moscow, Pryanishnikova st., 2А
Annotation. In the article the individual characteristics of the editorial read. Reading and readability are regarded as attributes editing, the study of which has both methodological and theoretical significance.
Keywords: reading, editorial analysis, result of reading tasks of editor, object of editing, model of edition.
