CC BY
99
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
В.А. Тырыгина* К ИНТЕГРАТИВНОЙ КОНЦЕПЦИИ ЖАНРА
В статье затрагивается круг проблем, связанных с жанром, рассматриваются различные подходы к его исследованию, отстаивается необходимость комплексного синтезирующего подхода.
Нет, пожалуй, области лингвистических исследований, в которой существует такой размах мнений, суждений, определений, подходов, как в области исследования жанра. Только число определений термина «жанр», по свидетельству одной из работ, доходит до семисот [1.C.39], а сам термин, как заметил Д. Кристал, «часто используется для отсылки одновременно к образованиям разной степени абстракции» [2.C.75]. Предметом споров и разногласий служат, прежде всего, две проблемы. Первая проблема связана с собственно дифференциацией жанров (каковы жанрообразующие признаки), вторая — с проблемой внутрижанровой вариативности (где границы жанра). Тот факт, что жанры не всегда бытуют в чистом виде, что границы их зыбки, побуждает ряд исследователей [3, 4] подвергнуть сомнению необходимость анализа языковых ресурсов с опорой на жанр.
Эта позиция поддерживается Д.Байбером, который подверг исследованию большое количество текстов, представляющих двадцать три жанра, и обнаружил широкий диапазон лингвистической / языковой вариативности в пределах одного жанра, «неожиданную и противоречащую распространенным ожиданиям (surprising and contrary to popular expectations), — по его утверждению, — амплитуду вариаций» [5.С.178].
Подходы к объяснению природы жанра на протяжении нескольких последних десятилетий неоднократно менялись: они, как правило, соотносились с господствующими Эв лингвистической науке в тот или иной период парадигмами, направлениями, концепциями. И такое положение дел вполне объяснимо, так как исследование в области жанра, как и всякое другое, следуя за развитием науки, не может не испытывать на себе общих тенденций в языкознании. Кроме того, применение новых подходов обогащает и углубляет понимание предмета жанра. Все многообразие подходов к изучению жанров можно свести к четырем основным: формально-структурному, функциональному, коммуникативному и когнитивному. При этом мы далеки от утверждения, что в каждом конкретном исследовании, связанном в той или иной мере с жанром, явственно выступает тот или иной подход в чистом виде. В одних работах могут быть обнаружены лишь кос-
* © Деметрадзе И.Л., 2005
Тырыгина Валентина Алексеевна — докторант кафедры грамматики английского языка Московского государственного педагогического университета
венные, а не прямые указания, свидетельствующие об определенном подходе, в других — подходы могут пересекаться, в третьих — жанр интересует исследователя (автора) не сам по себе, а в связи с другой, более значимой для его исследования проблемой. Тем не менее, в исследовательских методологических целях представляется оправданным и необходимым определить вклад каждого из названных подходов в общую задачу, направленную на всестороннее изучение, описание, объяснение сущности жанра. Каждый из перечисленных подходов обращает внимание исследователей на новые грани жанра, до сих пор остававшиеся вне поля зрения, выявляет его новые ипостаси, поэтому целесообразно рассматривать разные подходы не как взаимоисключающие, а как взаимодополняемые.
В работах формальной школы первостепенное внимание уделялось установлению закономерностей, связанных с планом выражения. Список ученых, использовавших формальный подход в исследовании жанра, открывают представители русской формальной школы, активно действовавшей в 20-е годы XX века. Они рассматривали текст сам по себе вне его связей с какими-либо внешними факторами, жанр понимался ими как постоянная специфическая группировка приемов с определенной доминантой [6.С.224, 7.С.207].
В 60-е годы в область жанровых исследований французскими учеными была перенесена концепция лингвистического структурализма. Хотя классические исследования структурализма ограничивались анализом фонологического и морфологического уровней языка, все они покоились на основополагающем принципе имманентности, который стал почти синонимом научности. Принцип имманентности, то есть анализ текста без какого-либо выхода за его пределы, был положен в основу определения жанра на основе чисто лингвистических показателей. Так, Р. Барт полагал, что главной характеристикой того или иного жанра является «элементарная синтаксическая схема, например, повторение / ожидание — для поэтического жанра; имя / глагол — для повествовательного жанра» [8.С.7].
Наряду с формальным подходом (абсолютизации формы) в разных школах языкознания вызревали и другие подходы, в которых формообразующий элемент жанра хотя и не сбрасывался со счетов, но уже не считался единственным и первостепенным. Подход к жанру с точки зрения условий его бытования, ситуации, сферы общения в широком смысле, то есть функциональный подход смещает акценты в сторону его социокультурного содержания: «... ведущую роль в становлении жанров и их разновидностей играют социально-культурные функции.» [9.С.20]. При этом речевые жанры рассматриваются как категория социально-историческая и культурно-детерминированная. «В зависимости от развития общества, от постоянно меняющихся законов отмирают одни жанры, появляются новые, расширяются или сужаются жанровые рамки, возникают меж-жанровые образования. Следовательно, в динамике жанрового развития равно, как и в номенклатуре существующих в определенную историческую эпоху жанров, отражается уровень развития общества, его структура, его потребности и запросы» [10.С.23].
На детерминированность речевых жанров видами социальной деятельности указывает С. Гайда. Сферы общения — повседневная (бытовая), художественная, политическая, религиозная, научная и другие — это области культуры, в которых создаются и функционируют жанры [11.С.253].
Функциональный подход в отечественной лингвистике представлен теорией функциональных стилей (ФС), основы которой были заложены в 20-30 гг. прошлого столетия М.М. Бахтиным, В.В. Виноградовым, Г.О. Винокуром, Л.П. Якубинским, членами Пражского лингвистического кружка, и на базе которой в 60-70 гг. окончательно сформировалась функциональная стилистика, сделавшая жанры объектом своего изучения.
В свете теории ФС каждый ФС, являющийся абстракцией высшего порядка, реализуется через совокупность жанров, представляющих собой абстракцию низшего порядка. «Любой функциональный стиль р е а л ь н о существует лишь как совокупность жанров» [12.С.5, разрядка наша. — В.Т.], каждый жанр, в свою очередь, рассматривается через призму того или иного ФС, обслуживающего ту или иную сферу общения со специфическими для нее функциями. Другими словами, специфика и дифференциация ситуаций общения данной сферы отражается системой жанров [13.С.249-251]. Это позволяет говорить о «двуслойности» жанрового образования: «... словесное произведение в своей целостности двуслойно — имеет жанровую и стилевую составляющие» [14.С.106].
Прежде чем перейти к характеристике особенностей коммуникативного подхода к жанру, обратим внимание на использование в лингвистической литературе номинаций, в которых «склеены» два различных обозначения: «функционально-коммуникативная лингвистика», «коммуникативно-функциональное направление», «коммуникативно-функциональные аспекты языка», «коммуникативно-функциональная сторона языка» и т.д. Конечно, между этими подходами нет непроходимой стены, напротив, они взаимосвязаны, взаимопереплетаются, тем не менее эти два аспекта не тождественны, более того, с каждым из них обычно связан свой круг проблем, свое направление исследований, свой концептуальный категорийный аппарат.
Чтобы развести эти два подхода, укажем на их различия. «Функциональный подход» употребляется в языкознании по меньшей мере в двух значениях, например, согласно
В.А. Аврорину, под функцией понимается: 1) роль отдельной языковой единицы в системе языка, так называемая лингвистическая функция; 2) функция языка как организованного целого, выполняющего свое предназначение, то есть социальная функция [15.С.33-34].
Термином «’’функциональная лингвистика”, — пишет другой автор, — обозначаются несколько различных направлений: исследования особенностей функционирования языка в разных экстралингвистических ситуациях (деловое, игровое, производственное и обучающее общение); изучение особенностей выполнения языком его отдельных функций (коммуникативной, экспрессивной, аппелятивной, изобразительной, эстетической и др.); исследования в области функционально-семантических категорий и некоторые другие» [16.С.104].
Применительно к жанрам функциональный подход предполагает вычленение в глобальном континууме общения (речевой практике говорящих и пишущих на литературном языке) отличных друг от друга сфер общения, соотносимых с ФС, с общими целеу-становками и с последующим выделением внутри них подмножества ситуаций, соотносимых с жанрами, с частными целеустановками.
Коммуникативный подход к жанру усиливает потенциал функционального подхода за счет вторжения в сферу социально-психологического, то есть жанр начинает рассматриваться вплетенным в процесс коммуникации. Если при функциональном подходе ситуация описывается с социокультурных позиций, то есть указывается на ее связь с определенной (социокультурой) областью человеческой деятельности, то при коммуникативном подходе она, дальнейшим образом, конкретизируется через анализ в терминах теории коммуникации, в рамках которой коммуникация трактуется как «опосредованное и целесообразное взаимодействие двух субъектов» [17.С.24]. Речевое высказывание рассматривается как «двусторонний коммуникативный акт, то есть как живой процесс коммуникации, в котором есть акт говорящего и акт слушающего и их взаимоотношения» [18.С.149]. «Специфика коммуникативного подхода заключается прежде всего
в том, что текст понимается как дискурс, то есть речевое высказывание, предполагающее говорящего (автора) и слушающего (адресата), а также наличие у первого намерения повлиять на другого с помощью речевых средств. Письменный текст также рассматривается в терминах речевого общения как своеобразный диалог читателя с автором текста, как процесс взаимодействия читателя с текстом» [19.С.33].
С коммуникативных позиций фактор адресованное™ — учет «дифференциала в знаниях партнеров по коммуникации» [20.С.110] — приобретает исключительно важную роль и становится одним из решающих условий, влияющих на автора при выборе коммуникативной стратегии. Два других условия, определяющих стратегию коммуникации, связаны с целью и предметом данного коммуникативного события. Иными словами, стратегия коммуникации, ее лингвистическая направленность зависят от характера формантов коммуникативной ситуации, в которой условно можно выделить два ряда формантов, две ситуации: 1) ситуацию общения, ситуацию, связанную с участниками коммуникации (личность автора, его мотив, цель, личность интерпретатора, их отношения); 2) предметную ситуацию (о чем / ком идет речь, место, время описываемых событий, характеристика людей, предметов, явлений, описываемых в тексте).
Конфигурация формантов коммуникативной ситуации формирует смыслы: тождественность предметной информации двух текстов не исключает различий в их смысле. Судить о смысле текста возможно только при с о о т н е с е н и и п р е д м е т н о й и н ф о р м а ц и и с и н ф о р м а ц и е й о с и т у а ц и и о б щ е н и я [20.С.92, разрядка наша. — В.Т. ].
Подход к экспликации жанра с точки зрения коммуникативного акта оказался весьма плодотворным, поскольку «жанр представляет собой и д е а л ь н у ю схему протекания коммуникативно-речевого акта» [21.С.40, разрядка наша. — В.Т.]. Идеальную, то есть не искусственно навязанную, а сложившуюся естественным образом в результате речевого опыта разных пользователей языка, в которой коммуникативные роли адресанта и адресата и их отношения оптимально соотносятся с сообщаемым предметным содержанием. Коммуникативная концепция жанра высвечивает в нем наличие двухвекторной направленности: «Под речевым жанром понимается целесообразная форма, которая имеет двухвекторную направленность: на передаваемое содержание и на адресата, то есть она, с одной стороны, оформляет содержание, а с другой — служит средством связи с адресатом» [22.С.8].
Когнитивный подход к исследованиям в области жанра позволил подняться на новый уровень постижения природы жанра. Благодаря когнитивному подходу получили объяснение дискуссионные моменты, связанные с жанром, например, широкий диапазон внутрижанровой вариативности, когда тексты, приписываемые одному и тому же жанру, настолько разнятся в плане выражения, что некоторые исследователи поспешили отвергнуть идею жанра как таковую.
Так называемая проблема границ жанра «снимается», вполне успешно разрешается в рамках теории прототипа, которую Б. Полтридж распространяет и на анализ жанра. Согласно прототипической теории [23, 24], люди категоризируют объекты, явления и т.д. в соответствии с построенными в их головах относительно них [объектов, явлений и т.д.] прототипическими образами. Идея прототипичности нашла резонанс в лексических и синтаксических исследованиях, однако не менее значимо ее применение может быть и в области жанровых изысканий. «Если категоризация отдельных языковых элементов и понятий основывается на системе отношений между отдельными примерами и их моделями, которые вбирают в себя наиболее повторяющиеся и типичные признаки
первых, то, — полагает Б. Полтридж, — то же самое можно говорить и о жанрах» [25.С.394]. Чем ближе репрезентация жанра к прототипическому образу жанра, тем определеннее (clearer) данный текст представляет реализацию определенного жанра. Чем дальше она от центрального прототипического образа, тем больше будет неопределенности (more fuzziness), тем менее четко-очерченной (less clear-cut) будет реализация данного жанра. Прототипическая теория категоризации «впускает под зонтик» одного и того же жанра и менее ясно выраженные, менее типичные его образцы в отличиe от классической теории категоризации, которая не столь гибка и которая требует, чтобы объекты разносились по классам (группам) с четко обозначенными границами [26.С.378-379].
Понятие прототипа освобождает исследователя, по мнению Б. Полтриджа, от необходимости жесткого «неопровержимого (unassailable) определения жанра» [27.С.52] и допускает широкую вариативность в его реализации. Центральной мыслью в когнитивном подходе является мысль о том, что значение мотивируется, предопределяется скорее когнитивными структурами, лежащими за пределами языка (outside language), чем отношениями, существующими между знаками внутри языка (within a language) [26.С.379]. Другими словами, «собственно лингвистическое значение является лишь верхушкой айсберга структур знания» [28.С.288].
Ключевой концепт, содержащийся в прототипе жанра, выступает критерием, позволяющим приписывать тексту определенную жанровую категорию ^ssign text to a particular generic category) [25.С.397]. При этом от текста требуется не «точное соответствие» (exact match) в плане характеристик и свойств, а лишь «достаточное сходство» (sufficient similarity) c прототипом. В результате тексты могут принимать различный формат презентации и вместе с тем принадлежать одному и тому же жанру. Принцип «достаточного сходства» прежде всего применим в случаях нетипичных реализаций жанра (untypical or fuzzyedged examples of the genre) [25.С.404].
Когнитивный подход к жанру трактует его вплетенным в сети знаний, содержащихся в голове говорящего / пишущего (homo loquens), которые в свою очередь складываются из множества связанных друг с другом фреймов, сценариев, скриптов, схем, прототипов, пропозиций и т.д. По мнению С. Шмидта, сущность (essentials) жанра не может быть выявлена (распознана) лишь через наблюдение его материальных проявлений (materialities) [29.С.373]. «Жанры должны быть концептуализированы в терминах когнитивных явлений, а не представлены через набор свойств, извлеченных (abstracted) из текстов» [29.С.374].
С. Шмидт связывает генезис жанра с необходимостью интерсубъектной (межсубъ-ектной) координации коммуникативной деятельности в обществе. «Обстоятельства обусловливают появление жанра!» (Contingency necessitates genre!) [29.С.375]. Дело в том, что субъекты коммуникации сталкиваются с невероятной сложностью, обусловленной многообразием возможностей, открывающихся перед ними в коммуникативном пространстве, для ориентирования в котором им необходимы «когнитивные инструменты» (cognitive instruments) [29.С.374], помогающие редуцировать эту сложность (reduce complexty). Жанр выступает в качестве такого когнитивного инструмента или программы действий. В этом смысле ученый определяет свою теорию медиажанров как функционально ориентированную. Концепты жанров управляют когнитивными операциями людей и, следовательно, их реальным речевым поведением.
С. Шмидт постулирует подход к концепту жанра как к совокупности инвариантных, когнитивно-аффективных, интерсубъектных, синреференциальных и иерархических характеристик.
По Ж. Ришару и Е. фон Глазерфельду, способ, с помощью которого люди организуют свой опыт, может быть охарактеризован как «процесс генерирования инвариантов» [30.С.37-58], этот процесс не может быть описан как процесс зеркального отражения в сознании информации, поступающей извне. Выполняя действие впервые, затем повторяя и корректируя его с помощью собственного восприятия или через взаимодействие с другими людьми, они [люди] создают когнитивные программы — структуры, в которых единичные действия схематизируются через фокусирование в них наиболее общих характеристик. В процессе развития ребенка эти схемы интериоризируются и могут быть использованы в ситуациях, сопоставимых или родственных ситуациям, уже имевшим место в его опыте. Схемы, которые первоначально строились как сенсомотор-ные, стали когнитивными или интеллектуальными благодаря процессам вербализации. Инварианты (схемы) обеспечивают нашему восприятию и идеям стабильность и постоянство, позволяют узнавать и знать, с одной стороны, с другой — они ограничивают и определяют (в конечном счете облегчают) дальнейшие когнитивные операции.
Наряду с интеллектуальными знаниями в схемы интегрируются эмоциональные знания, обобщенный эмоциональный опыт, который так же, как и интеллектуальный опыт, хранится и извлекается из памяти [31, 32 — цит. по Schmidt], что дает основания для построения «холистических» моделей когнитивно-аффективных систем [33]. Согласно Чомпи, когнитивные схемы соединяются с аффективными схемами, заряжая первые определенным эмоциональным настроем (spеcific emotional tuning). Эти системы можно рассматривать как уравновешивающие программы чувства, мысли, действия.
Описываемые когнитивно-аффективные инварианты не индивидуальны, а межсубъ-ектны, т.е. они усваиваются индивидом в процессе его социализации и аккультурации [29.С.379]. Интерсубъектность (межсубъектность) обеспечивает согласованность социального поведения, являясь в то же самое время результатом (порождением) этого процесса — процесса, ориентированного на достижение согласованности.
С межсубъектностью связано свойство синреференциальности — свойство, которое подразумевает, что референция, содержащаяся в инвариантах, имплицитно разделяется всеми членами общества (commonly shared socially) [29.С.381] и становится эксплицитной лишь в конфликтных случаях, в случаях рассогласованности.
И, наконец, признак иерархичности предполагает, что схемы знаний взаимно упорядочены в смысле доминирования и подчинения (mutually sub- or super ordinated) [34.С.4]. При концептуализации медиажанров методологически важен тот факт, что они интегрируются в системы СМИ, которые в свою очередь интегрируются в социальные системы [29.С.382].
Таким образом, «сущности, называемые «жанрами», — по гипотезе, выдвигаемой С.Шмидтом, — могут быть концептуализированы как элементы когнитивных схем, выстраивающих реальность на интерсубъектной основе. Их внутреннее строение определяется системой когнитивно-аффективных отношений. Схемы когнитивно инвестируются в процессы интерпретации инвариантов: они интерсубъектны, взаимоожидаемы, им следуют исполнители (authors), конструирующие образ реальности в контексте син-референциальной деятельности» [29.С.381].
С. Шмидт был в числе пионеров эпистемологического понимания жанра (on epistemological basis), эпистемический коррелят жанра он именует «схемами действия в СМИ» (media action schemata). Отправной точкой построения его теории является идея о том, что через категоризацию и классификацию люди создают инварианты с тем, чтобы «редуцировать сложность» (reduce complexitly) [35.С.46]. Когнитивные психоло-
ги описывают такие операции в терминах организации стереотипного знания (знания объекта, события, д е й с т в и я), причем эти единицы знаний рассматриваются в их целостности. В зависимости от типа и сложности они могут называться по-разному: «схема», «фрейм», «план», «сценарий» и т.д.
Позицию С. Шмидта разделяет Г. Хауптмайер, который, проанализировав множество различных взглядов на жанр, признает эпистемологический подход к исследованию жанра наиболее перспективным. «Жанры, — полагает он, — следует изучать как жанровые концепты [36.С.426], структурно описываемые через переменные совокупности знаний действий» (variable aggregation of knowledge for action) [36.С.426]. При этом концепты должны интегрировать и индивидуальный, психологический, и интерперсональный, социологический, уровни. Иными словами, утверждает Хаутпмайер, следует установить корреляты жанров на когнитивном уровне, т.е. показать знания каких действий, взятых в совокупности, соотносятся с определенными жанрами [36.С.426].
Экспликация жанра через «знания действий» принимается в качестве отправной точки также в последних трудах отечественных исследователей феномена жанра («Речевой жанр». — Саратов, 1997, 1999, 2002). Большинство фрагментов действительности, с которыми мы, — по словам К.А. Долинина, — сталкиваемся в непосредственном опыте или через тексты, воспринимаются нами как компоненты некоторых ментальных схем, и понять тот или иной фрагмент — значит соотнести его с существующей схемой. «Жанровые каноны, писанные или неписанные правила построения дискурсов в стереотипных коммуникативных ситуациях, известных большинству членов социума, — продолжает далее автор, — суть особый вид ментальных схем — сценарии, фиксирующие типовые способы совершения и обычный порядок протекания речевых событий, типичных для данного социума» [37.С.10].
Итак, сущность когнитивного подхода можно свести к следующему. Жанры концептуализируются с точки зрения их соотнесения с особыми видами ментальных схем — структурно и функционально целостных устойчивых комплексов, хранящихся в долговременной памяти, усваивающихся в процессе социализации, знание которых обеспечивает активизацию соответствующих схем действий, то есть позволяет интерпретировать ситуацию, поведение других людей, иными словами, ориентироваться в них, планировать собственные действия и осуществлять их принятыми в данном обществе способами («socially consensual model of referring to reality» — [29.С.383]), так чтобы наши партнеры понимали намерения и логику наших поступков.
Смену подходов к экспликации жанра — от формального к функциональному, от функционального к коммуникативному и от коммуникативного к когнитивному — можно рассматривать как проявление «лингвистической экспансии» (Т.Энквист, Ф.Данеш), как непрерывный познавательный процесс, как движение в направлении обнаружения все более глубинных пластов в его структуре: от очевидных, легко доступных восприятию, к менее очевидным, скрытым, непосредственно не наблюдаемым, постигаемым лишь умозрительно свойствам. Каждый из рассмотренных выше подходов — это пересмотр традиционных проблем с новых позиций, и, следовательно, еще один шаг на пути к полноте знаний об исследуемом объекте, поэтому было бы неверно как недооценить, так и переоценить значимость того или иного подхода. Все сказанное диктует необходимость комплексного, интегративного подхода к проблеме жанра, синтезирующего в единое целое различные его измерения.
В роли такого комплексного подхода, «обнимающего» имманентно-семиологичес-кую (формально-структурную), функциональную, коммуникативную и когнитивную ли-
нию в исследовании жанра, может служить а н т р о п о ц е н т р и ч е с к и й подход. Антропоцентризм заключается в том, что «научные объекты изучаются прежде всего по их роли для человека, по их назначению в его жизнедеятельности ... Он обнаруживается в том, что человек становится точкой отсчета в анализе тех или иных явлений, что он вовлечен в этот анализ, определяя его перспективы и конечные цели» [38.С.212].
Антропоцентрический подход предполагает широкое целенаправленное использование других наук — социологии, культурологии, теории коммуникаций, прагматики, когнитивной лингвистики — для объяснения в процессе научной интерпретации наблюдаемых фактов. Опора на данные других наук выступает как о б ъ я с н и т е л ь н а я основа изучения закономерностей функционирования языка, поскольку «одна из задач науки, — по словам Дж. Гринберга, — это объяснение». [39.С.193]. Каждая конкретная наука стремится объяснить явления, относящиеся к сфере ее компетенции, в связи с чем «представляется целесообразным попытаться найти более широкий контекст для объяснения» [39.С.200]. Обращение к другим наукам «отнюдь не обозначает подчинение лингвистики ... какой-либо другой нелингвистической науке» [39.С.202], так как соотнесение языковых форм с разнообразными социокультурными, коммуникативными факторами, с разными когнитивными структурами — «это только способ объяснить их особенности или функциональные характеристики» [40.С.9].
Интерпретация жанра в контексте человека, его мышления и духовно-практической деятельности созвучна концепции языковой личности. Понятие языковой личности относительно недавно вошло в лингвистический обиход, но уже достаточно прочно утвердилось.
Согласно концепции, предложенной Ю.С. Карауловым, в языковой личности выделяются три уровня: вербально-семантический или структурно-системный (лексикон), лингвокогнитивный или тезаурусный (тезаурус) и мотивационный или прагматический (прагматикон) [41.С.51]. Лексикон (вербально-грамматический уровень), включающий фонд лексических и грамматических средств, используемых личностью при порождении ею достаточно представительного массива текстов, организован по сетевому принципу и представляет собой ассоциативно-семантическую сеть. Тезаурус охватывает свойственную языковой личности картину мира. Прагматикон включает в себя коммуникативнодеятельностные потребности личности, движущие ею мотивы, установки, цели, резюмирующиеся в наборе, связанном с конкретными речевыми актами, интенциональнос-тью. Последний уровень также представляет собой коммуникативную сеть. Прагматикон составляет глубинный слой в организации языковой личности, тогда как поверхностный принадлежит лексикону.
В этом построении ученого интересен тот уровень, который включает в себя коммуникативно-деятельностные потребности личности. «Полного перечня таких коммуникативно-деятельностных потребностей личности, — продолжает автор, — пока нет. И создать его, видимо, не менее трудно, чем составить словарь основных понятий (дескрипторов тезауруса) для предыдущего уровня. Не будучи в состоянии их перечислить, мы вправе оперировать ими как единицами рассматриваемого уровня, между которыми задаются условия сферы общения, особенности коммуникативной ситуации и исполняемых общающимися коммуникативных ролей. Эти отношения тоже, по-видимому, образуют свою сеть (сеть коммуникаций в обществе), достаточно устойчивую и традиционную, и проследить ее в полном объеме представляется исключительно сложной задачей. Тем не менее, не возникает сомнения, что и сферы, и ситуации, и роли поддаются типизации и исчислению» [41.С.54]. В приведенном высказывании речь идет, в том числе, и о жанрах, ибо как мы полагаем, именно специфические частные коммуникативные
ситуации в результате многократного повторения типизировались и закрепились в коммуникативном опыте говорящего в виде жанров, т.е. коллективно вырабатываемых в процессе речевого опыта устоявшихся образцов текста, воспринимаемых в качестве наиболее престижных (т.е. наиболее приемлемых) для данной цели в данной области общения, предполагающей определенного адресата.
Все три уровня в структуре языковой личности находятся в состоянии взаимопроникновения, взаимоналожения. Схематически это выглядит следующим образом. Большой круг, представляющий собой ассоциативно-семантическую сеть, частично перекрывает другой большой круг, представляющий собой коммуникативную сеть. По оси пересечения первого и второго кругов накладывается третий — тезаурус. Центральное, общее для всех трех кругов пространство, отсеченное двумя вертикальными линиями, составляет вербализованную часть; то, что осталось вне поля, очерченного двумя параллельными линиями — невербализованную часть [41.С.93].
Устройство языковой личности во многом конгруэнтно устройству жанра в смысле наличествования в нем наряду с вербализованной (эксплицитной, поверхностной) частью невербализованной (имплицитной, глубинной) части. Глубинный, невыраженный, уровень жанра коррелируется с коммуникативной сетью языковой личности, единицы и отношения которой задаются условиями сферы общения, особенностями коммуникативных ситуаций и исполняемых общающимися ролей. Поверхностный, выраженный, уровень жанра, его «текстовая база» коррелируется с ассоциативно-семантической сетью языковой личности. Как уровни языковой личности, так и уровни жанра существуют не изолированно, а в тесной связи друг с другом. Ситуативно-коммуникативные ограничения «тянут» за собой лингвистические ограничения, т.е. предписывают определенные принципы отбора и расположения языкового материала, определенное стилистическое качество, соответствующее условиям и целям общения.
Интегративный подход к жанру — это попытка гармонизировать данные разных наук, разных исследовательских парадигм в поисках адекватного объяснения его природы. Жанры — это группы речевых произведений, классы текстов, вербальное оформление которых, проявляющееся в специфической группировке языковых приемов, управляется невербальными факторами, т.е. типическими, дифференцированными по сферам человеческой деятельности и общения ситуациями социального взаимодействия людей. При этом жанры не являются чисто внешними условиями коммуникации, которые говорящий / пишущий должен соблюдать в своей речевой деятельности. Жанры речи присутствуют в сознании языковой личности (homo loquens) в виде концептов, готовых образцов, прототипов, влияющих на процесс текстообразования, дискурсивации. Более того, сам процесс дискурсивации, процесс создания речевого произведения, изначально имеет принципиально жанровый характер.
Библиографический список
1. Комарова А.И. Теория и практика изучения языка для специальных целей: Дис. ... д-ра фи-лол. наук. — М., 1995.
2. Crystal D., Davy D. Investigating English Style. — London: Longman, 1969.
3. Зильберт Б.А. Проблемы классификации текстов массовой информации // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. — 1986. Т. 45. — № 1.
4. Чекалина Е.М. Язык современной французской прессы. Лексико-семантические аспекты. — Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1991.
5. Biber D. Variation across speech and writing. — Cambridge: Cambridge University Press, 1988.
6. Жирмунский В.М. Задачи поэтики // В.М. Жирмунский. Избранные труды. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. — Л.: Наука, 1977.
7. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. — М., 2002.
8. Barthes R. Linguistic et literature // Languages. — 1968. — № 12.
9. Троянская Е.С. Полевая структура научного стиля и его жанровых разновидностей // Общие и частные проблемы функциональных стилей. — М., 1986.
10. Трошина Н.Н. Лингво—прагматический аспект текстов массовой коммуникации // Роль языка в средствах массовой коммуникации. — М.: АН ИНИОН, 1986.
11. Гайда Ст. Проблемы жанра // Функциональная стилистика: теория стилей и их языковая организация. — Пермь, 1986.
12. Солганик Г.Я. Введение // Вакуров В.Н., Кохтев Н.Н., Солганик Г.Я. Стилистика газетных жанров. — М., 1978.
13. Костомаров В.Г. Русский язык на газетной полосе. Некоторые особенности современной газетной публицистики. — М., 1971.
14. Брандес М.П. Стиль и перевод. — М., 1988.
15. Аврорин В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка. — Л., 1975.
16. Стернин И.А. Коммуникативный подход к слову и обучение лексике // Языковая системность при коммуникативном обучении. — М.: Русский язык, 1988.
17. Соколов А.В. Общая теория социальной коммуникации. — СПб.: Изд-во Михайлова В.А., 2002.
18. Дейк Т.А., ван. Язык, познание, коммуникация. — М.: Прогресс, 1989.
19. Лузина Л.Г. О содержании понятия «стилистический эффект» с точки зрения речевого воздействия // Речевое воздействие в сфере массовой коммуникации. — М.: Наука, 1990.
20. Львовская З.Д. Теоретические проблемы перевода. — М.: Высшая школа, 1985.
21. Брандес М.П. Стилистика немецкого языка. — М.: Высшая школа, 1990.
22. Иванова Т.П., Брандес О.П. Стилистическая интерпретация текста. — М.: Высшая школа, 1991.
23. Rosch E. Natural categories // Cognitive Psychology. — 1973. — Vol. 4.
24. Rosch E. Principles of categorization // Rosch E., Hoyd B.L. (Eds.) Cognition and categorization. — New York: Lawrence Erlbaum Association, 1978.
25. Paltridge B. Working with genre: A Pragmatic Perspective // Journal of Pragmatics. — 1995. — Vol. 25.
26. Forbes I. Review of linguistic categorization: Prototypes in linguistic theory by John Taylor // Journal of Pragmatics. — 1992. — Vol. 18.
27. Swales J. Genre analysis: English in academic and research settings. — Cambridge: Cambridge University Press, 1990.
28. Баранов А.Г. Введение в прикладную лингвистику. — М., 2001.
29. Schmidt S.J. Towards a Constructive Theory of Media Genre // Poetics. — 1986. — № 16.
30. Richards J. and E. von Glaserfeld. The Control of perception and the construction of Reality // Dialectica. — 1979. — № 33.
31. Lang FIS. A Bioinformational Theory of emotional imagery // Psychophisiology. — 1979. — № 16.
32. Alfes H. Explorative Studie zur theorehschen Konzeptualisierung emotiver, imaginativer und assoziativer konstituenten in literarischen Verstehenprozeb. — University of Siegen, 1986.
33. Ciompi L. Zur Integration von Fbihlen und Denken im Licht der «Affect logic». Die Psyche als Teil eines autopoietischen systems // Handbuch Psychiatrie der Gegenwart. — Berlin — Heidelberg — New York: Springer, 1986. — Vol. 1.
34. Schnotz W Elementarische und holistische Ansдtze des Textverstehens // Forschungsbericht. Nr. 35 des Deutschen Instituts fbir Fernstudien an der Universi^t Tbibingen, 1985.
35. Luhmann N. Soziale Systeme Grundrib einer allgemeinen Theorie. — Frankfurt / M.: Suhrkamp, 1985.
36. Hauptmeier H. Sketches of Theories of Genre // Poetics. — 1987. — № 16.
37. Долинин К.А. Речевые жанры как средство организации социального взаимодействия //
Жанры речи. — Саратов, 1999.
38. Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (Опыт пара-дигмального анализа) // Язык и наука конца 20 века / Под ред. Ю.С. Степанова. — М., 1995.
39. Гринберг Д. Антропологическая лингвистика: Вводный курс. — М.: Едиториал УРСС, 2004.
40. Кубрякова Е.С. Об установках когнитивной науки и актуальных проблемах когнитивной лингвистики // Изв. АН РФ. Серия литературы и языка. — Т. 63. — 2004 — № 3.
41. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. — М.: Наука, 1987.
V. Tiriguina
TOWARDS AN INTEGRATED GENRE CONCEPTION
The article is concerned with some genre problems. Different approaches to its analysis are examined, the necessity to apply an integrated and synthesized one is asserted.
