CC BY
58
Сидоренко Мария Васильевна
кандидат юридических наук, Московский институт государственного управления и права
(e-mail: [email protected])
К дискуссии о содержательных элементах категории «правовая определенность» в российском праве (часть 1)
Автором предпринят критический анализ доктринальных позиций, высказанных о содержательных элементах фундаментальной идеи «правовая определенность». Обоснована система итоговых выводов о нормативном содержании правовой определенности в статике и динамике российского права.
Ключевые слова: стабильность, правовое регулирование, правовые отношения, коллизии динамики права, окончательные акты суда.
M.V. Sidorenko, Candidate of Law, Moscow Institute of Public Administration and Law; e-mail: [email protected]
To the discussion on the content elements of the category «legal definition» in the Russian law (part 1)
The author undertook a critical analysis of the doctrinal positions about the content elements of the essentially idea of «defined legalness». The system of final conclusions on regulatory co-holding of this idea in the statics and dynamics of the Russian law is described.
Key words: stability, legal regulation, legal relationships, the conflict of dynamics of law, final acts of court.
Одним из наиболее сложных и дискуссионных моментов в понимании сути и назначения категории «правовая определенность» является вопрос о содержательных элементах этой фундаментальной идеи. М.В. Пресняков, к примеру, называет правовую определенность эклектичным понятием, объединяющим различные требования к качеству закона и правоприменительной практики [1].
В том же смысловом и содержательном контексте А.П. Фоков и Я.М. Винокурова делают вывод о том, что до настоящего времени как в науке, так и в судебной практике отсутствует единообразный подход к понятию правовой определенности, не определена четко его правовая природа [2, с. 16-17].
Более содержательными видятся позиции В.И. Анишиной и Т.Н. Назаренко, для которых принцип правовой определенности во многом синонимичен категории римского права res judicata, означавшей недопустимость повторного рассмотрения однажды решенного дела или дела по тождественному вопросу со вступившим в законную силу решением. Однако со временем содержание этого принципа, первоначально достаточно узкое, благодаря его применению и толкованию Европейским судом по правам человека значительно расширилось, охватив стабильность правового регулирования и существующих правоотношений. В итоге, по мнению В.И. Анишиной и Т.Н. Назаренко, в максимально узком значении правовая опре-
деленность - это правило res judicata, в широком своем понимании - еще и стабильность как текущего нормативного регулирования, так и основанных на нем правовых отношений [3].
Рассмотрение принципа правовой определенности в широком и узком смысле предлагает также И.М. Евлоев. В широком смысле, как он утверждает, исследуемое понятие подразумевает стабильность правоотношений и их правовое регулирование, ясность наличествующих прав и неизменность правового статуса лица. В узком смысле указанное понятие сводится к невозможности пересмотра вступивших в законную силу судебных актов, к критерию допустимости обращения в органы конституционной юстиции, а также к пониманию принципа как мерила оценки нормативного правового акта с точки зрения его недвусмысленности [4, с. 250].
О.О. Журавлева определяет содержание правовой определенности в формальном и материальном аспектах [5]. С ней соглашается М.В. Пресняков, раскрывая понятие материального (фактического) аспекта правовой определенности как определенность действенного положения лица (например, точность и стабильность приобретаемых на основе закона субъективных прав и обязанностей) [1]. В другой работе этот же автор пишет о таких аспектах правовой определенности, как формальная определенность норм права и четкое иерархическое построение системы источников права. В контексте содержательной характеристики
171
исследуемого принципа им же анализируется вопрос об ответственности государственных служащих за непринятие нормативных правовых актов, регулирующих процедурные вопросы реализации некоторых прав граждан [6].
О формальной определенности норм как элементе содержания изучаемой нами фундаментальной идеи достаточно пишут и другие исследователи. Указание автора на определенность иерархии источников права, напротив, новация, т.к. ссылок на этот элемент содержания правовой определенности известно немного. Отдельно отметим и интерес к анализу индивидуальных правоприменительных актов, содержание и правовые последствия которых не могут быть выведены за содержание идеи правовой определенности.
В одной из последних монографических работ Т.М. Алексеевой, всецело посвященной комплексному и всестороннему анализу принципа правовой определенности, выделяются и последовательно анализируются три основных подхода к пониманию содержания правовой определенности.
Первую группу, по мнению Т.М. Алексеевой, представляют те авторы, которые не воспринимают правовую определенность как самостоятельный принцип российского права. Для иллюстрации автор приводит позицию М.В. Преснякова, который, как утверждается, достаточно однозначен в вопросе о том, что данный принцип не носит самостоятельного характера. Нельзя его рассматривать и в качестве принципа, входящего в содержание более общей идеи верховенства права. Основные аргументы заключаются в том, что этимология слова «определенность» подчеркивает атрибутивный характер данного понятия; это не самостоятельная категория, а свойство, качество, признак чего-либо. Известно и то, что правовая определенность как определенное качество закона и правоприменительной практики обеспечивается согласованным взаимодействием ряда правовых идей, балансирует на отдельных гранях основных конституционных принципов, является результатом их взаимодействия и взаимоограничения. Наконец, возможность непосредственного применения правовой определенности, если рассматривать ее в качестве фундаментального принципа, затруднительна, поскольку меры, направленные на обеспечение этой идеи, носят разноплановый и эклектичный характер, для того чтобы их можно было охарактеризовать в качестве принципа [7].
Сказано, признаем, веско, однако попробуем разобраться. Прежде всего, удивляет подход к этимологии слова «определенность». Отрицая самостоятельность последней, М.В. Пресняков категоричен в суждении, что это не более чем атрибутивное свойство, «признак чего-то». Чего именно - не уточняется. Предположим, что это свойство (признак...) права, если речь
идет об анализе категории «правовая определенность». В данном случае атрибутивная связь определенности с правом очевидна. Не убеждает и довод о том, что суть этой идеи «обеспечивается согласованным взаимодействием ряда правовых принципов», что она «балансирует на отдельных гранях основных конституционных принципов», «является результатом их взаимодействия и взаимоограничения». Указанное и верно, и методологически точно, однако относится к сути и содержанию любого из принципов права. Например, к идее «законности», которая столь агрессивна в нормативном своем выражении, что практически «оставляет» без содержания большинство непререкаемых принципов российского права. С точки зрения М.В. Преснякова, разноплановость и эклектика мер, направленных на обеспечение исследуемой идеи, затрудняет точное определение данной категории. Однако, во-первых, собственно принцип и меры, направленные на его обеспечение, не являются тождеством. Во-вторых, назначение доктрины как раз и заключается в том, чтобы дать разумное объяснение каждому из элементов предмета познания, определить его функциональную роль и значение в общем правовом механизме, а не в том, чтобы апеллировать к «затруднительности» и «эклектике» предложенных к анализу сложных явлений.
Не столь однозначны в том же вопросе позиции А.Т. Боннер и О.Ю. Котова, которые в одной из работ отмечают, что в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод мы не найдем ни одного упоминания о данном принципе. Текстуально он не закреплен и в иных международно-правовых источниках. В итоге, как отмечают авторы, принцип правовой определенности -один из основополагающих аспектов принципа верховенства права. Соответственно, правовая определенность является необходимым следствием и условием реализации принципа верховенства права [8].
В более позднем исследовании те же авторы приходят к выводу, что принцип правовой определенности - один из наиболее сложных принципов, разработанных Европейским судом по правам человека, который является производным, выведенным судьями в процессе применения Европейской конвенции. Содержательно указанный принцип определяет окончательность и обязательность судебных решений, он необходим для того, чтобы участники соответствующих правоотношений могли в разумных пределах предвидеть последствия своего поведения и быть уверенными в неизменности своего признанного судом статуса [9, с. 75, 77].
Вторая группа (в дифференциации Т.А. Алексеевой) объединяет ученых, которые, признавая фундаментальность принципа «правовая
172
определенность», вместе с тем, характеризуют лишь отдельные аспекты этой идеи. В качестве одного из примеров приводятся позиции С.В. Зайцева, который, исследуя содержание принципа правовой определенности применительно к гражданскому судопроизводству России, делает вывод, что в чистом виде он представляет собой не что иное, как аналог принципа законности. При этом сущность указанного принципа, прежде всего, заключается в ясности и четкости действующих правовых норм, устойчивости законных и обоснованных судебных актов, а также стабильности складывающихся на их основе правоотношений. Отдельно подчеркивается, что именно Европейский суд по правам человека включил в этот принцип правило res judicata [10, с. 147-148].
По поводу четкости и ясности действующих правовых предписаний спорить не будем, на этот элемент содержания правовой определенности указывает большинство авторов, причем вне какой-либо связи с идеей законности. Согласимся и с тем, что в содержание этого принципа входит идея res judicata (отчасти в ее понимании, предложенном Европейским судом). Несколько завуалированное указание на межотраслевой характер этой идеи мы также готовы принять. Однако не согласны видеть тождество или аналоги исследуемой идеи с принципом публичной законности, т.к. эти идеи различны по содержанию и назначению. Последнее, правда, не отрицает их взаимосвязи и взаимообусловленности в текущем правовом регулировании.
По мнению М.В. Мерзляковой, идея правовой определенности теснейшим образом связана с принципом res judicata (принцип окончательности судебного решения) и требует, чтобы решение судов, вынесших окончательное решение по спорному вопросу, не ставилось под сомнение [11, с. 21].
Здесь как минимум можно констатировать признание самостоятельного значения принципа «правовая определенность» в системе правового регулирования. Вместе с тем, удивляет трактуемая его связь с идеей res judicata. Автор, с одной стороны, делает вывод о том, что суть правовой определенности заключается в том, чтобы окончательные акты суда не ставились под сомнение. С другой стороны, настаивает на теснейшей связи исследуемой идеи с принципом res judicata, суть которого как раз заключается в обеспечении незыблемости (стабильности, исполнимости) окончательных актов суда. В итоге достаточно трудно понять, как два аналогичных содержания теснейшим образом взаимосвязаны между собой.
Интересны и взгляды Г.А. Гаджиева, который отмечает, что феномен правовой неопределенности в правовом регулировании не ограничивается лишь неясностью, противоречивостью
нормы. Существует также проблема достижения единообразия в понимании одних и тех же норм высшими судами. Кроме того, возможность пересмотра вступивших в силу решений -это всегда зона риска для правовой определенности [12].
Оставим без обсуждения первый и третий элементы феномена правовой определенности, приводимые Г.А. Гаджиевым, т.к. для нас принципиален второй элемент, а именно - проблема достижения единообразия в понимании одних и тех же норм высшими судами Российской Федерации, которую автор, как видим, прямо связывает с идеей правовой определенности. Речь идет, во-первых, об определенности правосознания важнейшего участника правовых отношений - суда, во-вторых, об определенности итоговых актов применения права судом, фактически - определенности судебного прецедента, формируемого высшими судебными инстанциями. По-разному интерпретируя и применяя закон, именно суды посредством вынесения разнородных актов применения права могут формировать состояние правовой неопределенности, подрывая тем самым устои правовой безопасности и стабильности функционирования личности, общества, государства. Соответственно, выделение указанных элементов в содержании исследуемой категории методологически важно и необходимо.
В интерпретации Н.Н. Ковтуна и А.А. Зорина содержание принципа правовой определенности включает в себя стабильность правового регулирования в определенной отрасли правовых отношений и реальную исполнимость судебных решений, вступивших в законную силу. В свою очередь, стабильность правового регулирования требует, чтобы система действующих правовых предписаний ( норм) сохраняла устойчивый характер в достаточно обозримый период, а язык закона был ясным, исключал неоднозначность и тем более коллизионность в процессе правоприменения. К минимуму должна быть сведена возможность субъективной оценки истинного содержания нормы, допускающей двойственное ее толкование. Правовая определенность проявляет себя на уровне правоприменительной практики, где является гарантом стабильности индивидуальных правоприменительных актов, прежде всего итоговых судебных решений. Суть этой идеи авторами связывается с сутью правила res judicata и конституционной нормой non bis in idem [13].
Третья группа исследователей, как утверждает Т.М. Алексеева, наиболее широко представлена в российской доктрине [7, с. 87, 94, 104]. Позиции представителей этой группы заключаются в том, что правовая определенность - это исключительно res judicata (принцип стабильности окончательных актов суда). Важно и
173
то, что представители данной группы последовательно проводят строгое разграничение между собственно принципом правовой определенности и качеством определенности нор-
мы права или определенности судебного акта. Последние не признаются элементами принципа правовой определенности, элементами его содержания.
1. Пресняков М.В. Правовая определенность и определенность прав в современном конституционно-правовом дискурсе // Гражданин и право. 2014. № 4. С. 3-16.
2. Фоков А.П., Винокурова Я.М. Правовая определенность в практике Европейского суда по правам человека по делам против России в 2014 году // Рос. юстиция. 2015. № 1.
3. Анишина В.И., Назаренко Т.Н. Реализация принципа правовой определенности в российской судебной системе. URL: http://Www. jornnal-nio.com/index.php?id=1957&Itemid=117& option=com_content&view=article
4. Евлоев И.М. Правовая определенность: принцип или критерий? // Актуальные проблемы теории и практики конституционного судопроизводства: сб. науч. тр. Казань, 2012. Вып. VII.
5. Журавлева О. О. Принцип правовой определенности и акты высших судебных органов в налоговом праве //Журн. рос. права. 2011. № 4. С. 73-77.
6. Пресняков М.В. Правовая определенность как системное качество российского законодательства //Журн. рос. права. 2009. № 5. С. 33-42.
7. Алексеева Т.М. Правовая определенность судебных решений в уголовном судопроизводстве: понятие, значение и пределы: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2015.
8. Боннер А.Т., Котов О.Ю. Принцип правовой определенности в практике Европейского суда по правам человека //Закон. 2008. № 4. С. 199-211.
9. Боннер А.Т., Котов О.Ю. Принцип правовой определенности: проблемы понимания // Защита прав в России и других странах Совета Европы: современное состояние и проблемы гармонизации: сб. науч. ст. М., 2011.
10. Зайцев С. В. Основания для отмены вступивших в законную силу судебных актов в гражданском судопроизводстве: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2014.
11. Мерзлякова М.В. Пересмотр вступивших в законную силу приговоров, определений и постановлений в порядке надзора: дис. . канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2008.
12. Гаджиев Г.А. Принцип правовой определенности и роль судов в его обеспечении качества законов с российской точки зрения // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 4(89). С. 16-28.
13. Ковтун Н.Н., Зорин А.А. Содержание принципа правовой определенности в системе правовых позиций и итоговых выводов Конституционного Суда РФ // Вестн. ВолГУ. Сер. 5. Юриспруденция. 2015. № 3(28). С. 143149.
1. Presnyakov M.V. Legal certainty and certainty of rights in the current constitutional and legal discourse // Citizen and law. 2014. № 4. P. 3-16.
2. Fokov A.P., Vinokurova Ya.M. Legal certainty in the practice of the European Court of Human Rights in cases against Russia in 2014 // Russian justice. 2015. № 1.
3. Anishina V.I., Nazarenko T.N. Realization of the principle of legal certainty in the Russian judicial system. URL: http://www.jornnalnio.com/ index.php?id=1957&Itemid=117&option=com_ content&view=article
4. Evloev I.M. Legal certainty: principle or criterion? //Actual problems of theory and practice of constitutional legal proceedings: coll. of sci. papers. Kazan, 2012. Iss. VII.
5. Zhuravleva O.O. The principle of legal certainty and acts of higherjudicial bodies in the tax law // Journal of Russian law. 2011. № 4. P. 73-77.
6. Presnyakov M.V. Legal certainty as a systemic quality of Russian legislation // Journal of Russian law. 2009. № 5. P. 33-42.
7. Alekseeva Т.М. Legal certainty of judicial decisions in criminal proceedings: concept, meaning and limits: diss. ... Candidate of Law. Moscow, 2015.
8. Bonner A.T., Kotov O.Yu. The principle of legal certainty in the practice of the European Court of Human Rights // Law. 2008. № 4. P. 199-211.
9. Bonner A.T., Kotov O.Yu. Principle of legal certainty: problems of understanding // Protection of rights in Russia and other countries of the Council of Europe: the current state and problems of harmonization: coll. of sci. papers. Moscow, 2011.
10. Zaitsev S.V The grounds for the cancellation of judicial acts that entered into legal force in civil proceedings: diss.... Candidate of Law. Moscow, 2014.
11. Merzlyakova M.V. Revision of valid sentences, rulings and decisions in the order of supervision: diss .... Candidate of Law. Ekaterinburg, 2008.
12. Gadzhiyev G.A. The principle of legal certainty and the role of courts in ensuring the quality of laws from the Russian point of view // Comparative constitutional review. 2012. № 4(89). P. 16-28.
13. Kovtun N.N., Zorin A.A. The content of the principle of legal certainty in the system of legal positions and conclusions of the Constitutional Court of the Russian Federation // Bull. of Volgograd state university. Ser. 5. Jurisprudence. 2015. № 3(28). P. 143-149.
174
