CC BY
135
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2019. № 3
К 250-летию
ФРАНСУА РЕНЕ ДЕ ШАТОБРИАНА Н.А. Литвиненко
ШАТОБРИАН И РОМАНТИЧЕСКИЙ КАНОН
Московский государственный областной университет
105005, Москва, ул. Радио, 10А
В статье анализируется роль Шатобриана в формировании французского романтического канона. Предмет исследования — творчество писателя в контексте и перспективе его связей с романтиками и романтизмом. Романтический канон рассматривается как актуальная литературоведческая проблема, изучение которой углубляет представления о роли наследия писателя в развитии европейской литературы, о генеалогии и эволюции романтизма, в том числе за пределами традиционно отводимых ему, по-разному понимаемых «границ» и эпох. Романтический канон исследуется как пребывающая в становлении и развитии открытая динамическая структура диалогически взаимосвязанных мотивов, интертекстуальных связей, формируемых социокультурной и эстетической ценностной парадигмой. В основании создаваемого Шатобрианом канона —сакрализация христианско-романтической утопии духа. Доказывается, что мотивы и архетипы многожанрового ша-тобриановского канона аккумулируют личностный и исторический опыт переходной эпохи, порождают новые экзистенциальные, символические, интертекстуальные смыслы, формируют новые стратегии романтического письма, типологически родственные различным течениям европейского романтизма; содержат признаки угрозы распада природного мира. Шатобриан ввел в литературу новые повествовательные архетипы, новую парадигму изображения человека в истории, соотношения «истории и Истории», проблематику, мотивы, героев, предваряя художественный опыт Гюго и Ла-мартина, Мюссе, Виньи и Жорж Санд, Байрона и Вальтера Скотта, Бодлера и Верлена... Лирическое волшебство художественного стиля Шатобриана моделировало романтический канон, усиливало воздействие творчества писателя на разновременные пласты не только французской литературы. Проза писателя формировала «новый общественный образ автора», актуальные для европейской культуры «модели референции», оказывавшие воздействие на стереотипы массовой и не массовой литературы XIX в. Утопия духа, сакрализирующая шатобриановский романтический канон, стала мощным ресурсом обновления горизонта его трансформаций в литературе
Литвиненко Нинель Анисимовна — доктор филологических наук, профессор кафедры истории зарубежных литератур Московского государственного областного университета (е-шаП: ninellit@list.ru).
и представлений о нем в науке последующих эпох. В статье использованы разнообразные исследовательские методики, связанные с принципами историко-литературного, типологического, рецептивно-эстетического изучения процессов развития и взаимодействия литератур.
Ключевые слова: Шатобриан; романизм; нормативность; романтический канон; актуальность; архетипы; горизонты трансформаций; модели референции; символические смыслы; интертекстуальные связи; переходная эпоха; жанры; утопия; сакрализация.
250-летие Шатобриана — дает новый повод обратиться к наследию писателя, сыгравшего основополагающую роль в становлении французского романтизма. В связи с юбилеем "Société Chateaubriand" в сотрудничестве с другими научными центрами (La Maison de Chateaubriand — отделение Hauts-de-Seine, EA ELH — Университет Тулузы 2 Jean Jaurès, UMR CELLF 19—21 — Париж Сорбонна, UMR IHRIM Saint-Étienne) и при поддержке "Commémorations nationales" в 2018 г. организует в Париже международный симпозиум, призванный по-новому взглянуть на произведения писателя, — от "Essaisur les révolutions" (1797) до «посмертной» публикации "Mémoiresd'outre-tombe" (1848—1850); от "Génie du christianisme" (1802) до рассказов о путешествиях в Италию, Америку и на Восток; романов, таких как "Atala" 1801), "René" (1802), "Les Aventures du dernier Abencérage" (1826) и "Les Natchez" (1826) до журнальных публикаций и переписки; от «удивительной (stupéfiante) биографии» "la Vie de Rancé" (1844) до исторических и политических трудов [Escola, 2016]. Организаторы симпозиума подчеркивают актуальность исследования религиозной проблематики, стиля, исторического дискурса Шатобриа-на. В 1967—1968 гг. два французских журнала опубликовали статьи под названием "Actualité de Chateaubriand" (J.B. Busset. La table ronde № 241, février 1968; Lyautey. Revue des Deux Mondes, l octobre 1967), годом позднее вышли ставшие вехой в отечественной науке статьи Н.С. Шрейдер [Шрейдер, 1969: 133-178]. Через пятьдесят лет в контексте новых филологических запросов актуальность приобрела новый смысл. Эпохи «аукаются», созданные писателями художественные миры вступают в новые взаимодействия, возникают новые интерпретационные модели. Это касается и Шатобриана, которого А. Компаньон назвал «выразителем духа нации» (l'esprit de sa nation) [Compagnon, 2015], A. Вайан — в ряду великих создателей литературных форм, мифов современной культуры, упоминая вслед имена Ламартина, Стендаля, Гюго, Бальзака, Бодлера, Флобера, Верлена, Рембо, Золя, Малларме... находивших в разочаровании убежище от «утраченных иллюзий» [Vaillant, 2016]. A.C. Пушкин по праву увидел в Шатобриане «учителя всего пишущего поколения» [Пушкин, 1950: 393].
Исследовательские методы и методологии, возникшие в XX— XXI вв., открыли новые горизонты в понимании и интерпретации романтизма, в том числе за пределами традиционно отводимых ему, по-разному понимаемых «границ» [Réévaluations... 2012]. Эпоха постмодернизма обнаружила в парадигме своей ризомы романтические следы, истоки, востребованность эстетических принципов, мифов и идей, связанных с романтизмом [Roy, 2007; Фролов, 2002: 72—76], диалогические связи с экзистенциальным и эстетическим опытом XIX в. Изучение наследия Шатобриана, французского романтизма, его истории и историографии в этой связи приобрело новую актуальность. В рамках небольшой статьи наша цель — обозначить некоторые аспекты подхода к данной проблеме.
Специфика шатобриановского вклада в литературу связана с феноменом переходности эпохи, к которой он принадлежал, с острым ощущением кризиса, исторического разлома временных пластов, произошедшего в конце XVIII — первые десятилетия XIX в. В экзистенциальном трагизме завершающейся, пребывающей в становлении революционной и постреволюционной эпохи писатель уловил ритмы, мотивы и символы, наделил их огромной эстетической энергией, уходящей далеко за пределы своего времени.
Шатобриановская проза содержит множественные свойства, знаки сентименталистских, руссоистских, оссианических идей; в «Мучениках» — классической эпопеи, библейские, мильтоновские мотивы, в мемуарах — аналитической, философской мысли XVII—XVIII вв. Автор и его герои — Рене или Эвдор, как и их создатель — путешественник, романист, изгнанник, политический деятель, прозаик-поэт, наделены чувствительностью, мистическим даром слияния с природой, лирико-аналитической рефлексией, вписаны в пространство длящегося и ускользающего потока жизни. Символические детали, лирические ламентации и размышления повествователя воскрешают разнообразные пласты культурной памяти человечества, создают и передают новый «способ чувствовать», новое мироощущение. В оплакивающем прошлое, пропитанное лирическим автобиографизмом, герое проступает «часть цепи бытия, устремленной к своему телеологическому концу» [Де Ман, 1999: 99], но и стремление найти новую «соразмерность», новые начала начал. Ученые обоснованно видят в реконструкции «современника прошлого», преобразованиях «структур чувства» влияние Шатобриана на основу всей истории литературы [Baetens Jan et Ben de Bruijn, 2014].
Лирическая проза писателя формировала повествовательные архетипы, новый «общественный образ автора», «модели референции», актуальные для европейской культуры. Недаром Сент-Бев, не всегда по достоинству оценивавший великих современников,
поставил фигуру писателя в центр своего труда «Шатобриан и его литературная группа в годы Империи» (1861), опубликованного на основании лекций, прочитанных в 1848—1849 гг. Масштаб признания Шатобриана — как эмблему, как смысл и цель, как выражение высшего романтического императива сформулировал Гюго в своей юношеской максиме «Быть Шатобрианом или ничем (Chateaubriand ou rien?)». Будущий автор «Эрнани», «Собора Парижской богоматери», «Осенних листьев», «Отверженных» чувствовал свое генетическое родство с Шатобрианом, зачинателем многих основополагающих романтический идей, одним из создателей общеевропейского романтического канона.
Проблема литературного канона в последние десятилетия привлекает серьезное внимание ученых [Лосев, 1973; Ямпольский, 1998; Baudouin, Lata, 2017]. Французские литературоведы посвятили ей специальный номер журнала "Revue d'Histoire littéraire de la France" (2014, № 1) [Diaz José-Luis], где затрагиваются разные аспекты феномена трансформации канона, его связи с традициями нормативности и исканиями нового времени. Французские литературоведы подчеркивают актуальность подхода к литературной истории с точки зрения процессов канонизации, непрерывного отбора и реинтерпретации текстов прошлого [Baetens et Ben de Bruijn, 2014]. Речь идет о значении и роли филологических методов осмысления литературного материала [Debaene et Pasquier, 2000]. Характеризующее современную эпоху обилие литературной продукции, кризис в понимании «нового» и «новизны», о котором писала Н.Т. Пахсарьян, актуализировали необходимость выработки новых ценностных подходов [Пахсарьян, 2006], с этим, в частности, связан и интерес исследователей к проблеме литературного канона.
«Битва за романтизм» не привела к «отмене» классицизма. Творцы нового искусства неизменно отстаивали право на своеобразие и неповторимость письма. В многочисленных манифестах понятие канона [Canon, 2001, 1: 254] "canon classique" как свода нормативных правил решительно отвергалось; идея образцовости, связи с национальным искусством, с представлением о Пантеоне как памятнике великим людям и идеям [Escola, 2015], приобретала новую семантику; шла выработка ненормативных принципов романтического письма. С. Зенкин прав, полагая, что культура XIX в. пребывала «в конфликте с литературным каноном» [Zenkine, 2011]. Но сам конфликт свидетельствовал о коллизии «конкурентного» противоборства, взаимодействия с ценностно-нормативными формами мышления предшествующих эпох. «Традиция, — заметил Г. Блум, — это не только переход и процесс благостной трансляции; это также распря между гением прошлого и устремлениями настоящего, и ставка здесь — литературное выживание, то есть включение в канон» [Блум,
2017: 18]. Процессы эстетической идентификации в литературном сознании эпохи происходили бурно и противоречиво. Не только для Низара, но и для Г. Лансона, вплоть до конца XIX в., традиции классического искусства, XVII в. сохраняли высшую ценность.
Отвергая любую нормативность, романтики создавали личностные художественные миры. Однако существование в каждой из национальных литератур разнообразных течений и школ, — трансфер таких социокультурных и эстетических явлений, как байронизм или жоржсандизм — и романтизм, возникновение таких новых жанровых форм, как исторический роман, лиро-эпическая поэма, романтическая драма или неистовая школа, — все это свидетельствовало о существовании в пространстве романтизма разнообразных центров канонизации и деканонизации, векторов эстетического «излучения» романтических принципов и идей. Шли процессы формирования ненормативного романтического канона.
Рассматривая канон как концепт, исследователи подчеркивают его междисциплинарную и историческую семантику; лежащую в его основании проблему отбора и интерпретации произведений или жанров, социокультурные и стилевые функции канона. Автор фундаментального исследования о каноне, американский литературовед Г. Блум (Harold Bloom. The Western canon. The Books and school of the ages. New York: Harcourt Brace, 1994)1, расширил понимание канона до общеевропейского масштаба, поставив в центр фигуру и творчество Шекспира, — к художественному опыту которого настойчиво апеллировал и романтизм. Его труд зафиксировал зависимость концепции от формируемого, структурируемого ученым объекта исследования.
Мы рассматриваем романтический канон как открытую эстетическую систему, которая в процессе становления и эволюции создает новое пространство интертекстуальных связей, взаимодействие эстетических переменных, социокультурных и онтологических «констант». Не только Шекспир может быть системообразующим центром канона, но и мифы, христианский или ренессансный миф, фигуры и творчество основоположников национальных литератур или литературных направлений. Канон может исследоваться на основе разных аксиологических принципов, императивов сакрализации, порождать разные интерпретационные парадигмы.
Романтический канон обнаруживает совокупность относительно устойчивых структурно-семантических ценностных мотивов, моделей, социокультурных мифов, в которых в соответствии с генетиче-
1 Русский перевод вышел в издательстве «Новое литературное обозрение» в 2017 г. Блум включил в европейский канон 26 писателей, в том числе произведения Шатобриана: «Атала», «Рене», «Гений христианства».
ской моделью времени, по словам Гегеля, «результат только потому тождествен началу, что начало есть цель» [Гегель, 1992: 11]. Это определяет временную и вневременную семантику романтического канона. Порождаемые сходными социокультурными условиями, идейно-эстетические составляющие европейского романтического канона по-разному трансформируются в процессе его эволюции, в каждой из национальных литератур.
Можно говорить о динамической, принципиально не завершенной целостности, обладающей относительно общим генезисом и множественностью векторов взаимодействия с другими — предшествующими и современными эстетическими системами; о формировании общеромантического канона как обширного, сложно структурированного художественного целого, где романтизм Шатобриана будет перекликаться с исканиями иенских романтиков или поэтов озерной школы или байронизмом... В канон вписываются на диалогической и полифонической основе национально и индивидуально сложившиеся инварианты, при этом каждая часть вступает в связи с целым, вытекает из него и потенциально или явно содержит его. Эти модели и инварианты в тексте романтизма, взаимодействуя, образуют «интерактивную динамичную матрицу отношений», все части которой взаимно и избирательно резонируют в пространстве новых смыслов, новой эстетической реальности; продолжают резонировать и актуализироваться в последующие века.
Шатобриан обладает качествами, которыми «наделил» Г. Блум создателей канона: исключительной авторитетностью, репрезентативностью, самобытностью, «бременем влияния» и «бременем освобождения от влияний», присущими «сильным» авторам [Блум, 2017]. Почвой шатобриановского канона стало претерпевшее в революционную эпоху ущерб и по-новому востребованное общественным сознанием христианство. Формируемый писателем романтический канон связан с христианским мифом, погрузившим в лирическую рефлексию музу Ламартина, сближает писателя с французскими искателями социалистической утопии, такими как П. Леру, Ламенне или Жорж Санд, в нем находят воплощение мотивы христианского милосердия, составлявшие этический и социальный пафос творчества Гюго [Alain et Arlette Michel, 2008; Gueden, 2009], которому принадлежит особая заслуга демократизации канона, включения в пространство канона популярной, массовой французской литературы XIX в. Объединяя на лирико-романтической основе язык веры с поисками абсолюта, Шатобриан создавал новые модели художественного мышления и жанры.
Общепризнана заслуга Шатобриана в создании «личного романа» (le roman personnel) романтического образа-типа «сына века», страдающего "maladie de siècle". Его «Рене», подобно «Генриху фон
Офтердингену», может рассматриваться как разновидность «универсального романа», в нем писатель создал психологический архетип эгоцентрического героя, выпавшего из социума, погруженного в глубины собственного я-бытия. Он открыл его — до Сенанкура, Байрона, автора «Лелии» (1833), Мюссе, Пушкина или Лермонтова.... Он создал тип страдающего байронического героя-индивидуалиста, созерцателя до Чайльд-Гарольда; исторический роман нового типа до Вальтера Скотта; органично связанный с традициями эпической поэмы роман-эпопею, — до создателей более поздних образцов этого жанра; субъективно-лирические и исторические мемуары [1еаппе11е, 2008], вызвавшие восхищение и возмущение читателей; лирическую прозу нового типа, покорившую своим волшебством современников и потомков [Пруст]. Шатобриан, как известно, ввел в европейскую литературу до Ф. Купера индейскую тему («Атала», «Начезы»), был одним из зачинателей романтических интерпретаций восточных мотивов. Он воплотил их не в фантастических, готических или философских жанрах, а в исторических художественных картинах «Мучеников», в описании путешествия в Иерусалим (1811), в «Последнем из Абенсерагов».
Биография писателя и его творчество, исторический опыт эпохи и личных переживаний переплелись в его «волшебной и трансцендентной личности» (выражение М. Пруста), пробуждали «звучное эхо», сходные чувства и настроения, широкий читательский резонанс; находили отклик во Франции и Европе, формировали общеевропейское пространство романтического канона.
Мотив сродства душ, прекрасной души Шатобриан приблизил к романтическому мотиву двойничества, внеся в него «след» разрушительного инцестуального начала. Его Амели и Рене предваряют Астарту и Манфреда в драматической поэме Байрона, Ашера и Медилейн в новелле Э. По («Падение дома Ашеров»), Жака и Сильвию в романе Жорж Санд «Жак», драматическую коллизию в «Матильде» М. Шелли. Это мотив, в глубине которого отдаленно прорисовывается угроза распада «естественного» мира, преступивший «границу» герой «Эликсиров сатаны», бросившей вызов морали и современным нравственным нормам герой «восточных поэм» Байрона, надевший маску порока герой «Лоренцаччо» А. де Мюссе. Трансформируя элементы готических традиций, Шатобриан включил в роман в качестве сюжетообразующего мотив «постыдной» роковой тайны, связывающей героев — Рене и Амели. XX в. на новой основе актуализирует пограничные аспекты романтического дискурса Шатобриана.
Писатель изменил традиционную возрастную парадигму романного героя, ввел в романтическую прозу изображение раннего юношеского возраста. В «Рене» это не «возраст грехов», автор обнажил
иррациональные основы психофизического состояния юного героя, испытывающего поэтические экстазы, "delire d'illusion Romanesque" "ideal d'ivresse", по выражению Сент-Бева [Sainte-Beuve]. До Ла-мартина, Гюго, Виньи или Мюссе, задолго до Бодлера и Верлена... Шатобриан создал новый — романтический язык зыбких страстей, одиночества, иллюзий и ассоциаций, тайного соприкосновения с неведомым и непостижимым. В нем проявила себя эстетическая парадигма, о которой писал М. Фуко: «Отход от рационализма на рубеже XVIII и XIX вв. определил возникновение новой эпистемы: «связь позитивностей с конечностью человеческого бытия, удвоение эмпирического в трансцендентальном, постоянное отнесение cogito к немыслимому» [Фуко, 1977: 356]. Герой Шатобриана и сам Шато-бриан были выразителями этой эпистемы, завладевшей европейской художественной мыслью, формирующей в том числе символистское сознание, опыт и традиции символизма.
Романы Шатобриана воплотили доминантные черты, философско-эстетический синтез формирующегося романтического канона: психологический комплекс — единство утопии, идиллии и катастрофы. Романтизм Шатобриана формируется как целостное мировидение, философское и художественное, где христианство мыслится как основа западной цивилизации, объединяет в романтическом синтезе искусство, страдание и энтузиазм.
Возрастной модус героев романтического канона — на границе молодости и зрелости, «между восторгом и отчаянием» (выражение А.Б. Ботниковой), это возраст напряженных исканий, первой и единственной любви, которая наделена трепетной энергией поисков идеала — Атала и Шактасом, юным Рене, Эвдором и Кимодо-кеей, позднее — Жаном Сбогаром-Лотарио и Антонией, Лаоном и Цитной, Консуэло и графом Альбертом, Гиперионом и Диотимой, Демоном и Тамарой. В любви находит воплощение символико-утопический потенциал романтизма — поиски «голубого цветка», тайны, скрывающейся под покрывалом Изиды, философский синтез конечного и бесконечного, попытка личностной и всечеловеческой идентификации, устремленность к абсолюту, в котором на новой основе слиты истина, добро и красота. И, однако, прозвучавший апофеозом в «Атала» и «Мучениках», мотив романтического энтузиазма в «Рене» подвергся разрушительной деформации, породив бесконечную галерею героев-скорбников, утративших способность любить. У Шатобриана возникает амбивалентная модель героя, находит воплощение философско-психологическая ирония, сродни шлегелевской, объектом которой становится романтическое сознание и романтический герой.
Переход из одного состояния в другое происходит без промежуточных фаз, без последовательно развертывающейся рефлексии.
В герое-романтике иллюзия и разочарование слились в нестерпимой, проникнутой самолюбованием меланхолии. Максималистскую утопию устремленного к абсолюту духа не сумела разрушить роковая неидеальность Амели. «Жизнь» вторглась в идиллию под видом естественно-природного, непредсказуемо-иррационального начала, хотя сакральность эстетизированная, искушаемая, вступающая в «конфликт» с эротикой [Baudoin Sébastien], все-таки побеждает. «Историк современности», как его порой называют [Alain et Arlette Michel], Шатобриан предчувствует, угадывает рождающийся новый романтический нарциссизм, звучание мотива «цветов зла», проявившего свою двойственность, неоднозначность в жизнестроительстве многих романтиков и их последователей в эпоху модерна.
В романтизме художник и его творение пребывают в динамике постоянных трансформаций, «игры взаимных превращений»: Шатобриан вкладывал автобиографический опыт в Рене, Жорж Санд и Мюссе в любви угадывали и предугадывали героев своих романов, не только Байрон, Гофман, Лермонтов напоминали некоторых созданных ими героев. Авторы и герои проецировали на свои странно и драматично переплетающиеся судьбы художественный опыт своих произведений, а «реальная» жизнь разрушала книжные стереотипы. В перспективе это породило кризис новой романтической «рациональности», столь очевидно возведенной в культ массовым сознанием, отвергаемой Флобером, Мопассаном, Золя, решительно трансформированной искателями новой свободы и сексуальности на рубеже XIX и XX вв.
Живой опыт существования шатобриановского канона удостоверяет его функционирование в различных литературных жанрах. Влияние его эстетических идей различимо не только в поэзии, романах Ламартина, Мюссе, Виньи, Жорж Санд, Гюго, в произведениях раннего Флобера; типологическая связь с ним проявилась в поэмах, драмах Байрона, в романах Ш. Бронте, Э. Бронте, в произведениях Пушкина и Лермонтова. «Бремя» влияния французского романтического канона обнаруживают произведения популярной, массовой литературы, такие как «Граф Монте-Кристо», «Жозеф Бальзамо», или «Парижские тайны», где канон подвергался упрощению, вписывался в манихейскую драму борьбы добр и зла, в черно-белую картину контрастов, но продолжал удерживать проблемно-событийный каркас, в основании которого одинокий герой, индивидуалист, пребывающий в конфликте с обществом и миром, стремящийся одержать победу над злом. Разумеется, это самая общая модель, но она продолжала работать и в массовой литературе XX в., создающей эффектных Героев и антигероев — от Шерлока Холмса, Фантомаса до Роланда из Гилеада, объединившего своей фигурой многотомный романный цикл Ст. Кинга «Темная башня». Универсализация от-
дельных мотивов и комплексов романтического канона позволяла проецировать их на разные эпохи. Составляющие канона, как и романтизм в целом, стали предметом анализа и полемики в философии XX в., исследующей эпистемологию современного гуманитарного знания, семантику мифов и знаков, специфику «немыслимого», роль сознательного и бессознательного в культуре — от Ницше и Шопенгауэра до Хайдеггера, Сартра, М. Фуко.
Исследователи видят своеобразие французского романтизма в «смешении утопии и энтузиазма» [Vaillant]. В это единство вписываются Жермен де Сталь, Гюго, Виньи, Жорж Санд и многие другие писатели и поэты XIX в. Но не менее важно и то, что французский романтизм, романтизм Шатобриана созданный писателем канон насыщены воздухом времени, проблемами, волновавшими его творцов, в нем конкретно-историческое знание о мире сочетается с поиском онтологических смыслов, проецируется на все «пространство человеческого опыта», служит основанием разнообразных литературных реинтерпретаций.
Ценности, воспеваемые и оплакиваемые Шатобрианом, приобрели новую актуальность в буржуазную эпоху — вошли в ностальгически окрашенную утопию духа, запрос на которую связывает каждую последующую эпоху с романтизмом. Аккумулируя на новой почве этот запрос, возникали герои Ростана и Метерлинка, Пер Гюнт и трагический максималист Бранд, ищущие абсолюта герои «Призвания» и «Звонаря» Роденбаха, на одной из недосягаемых и пустынных вершин расположился Маленький принц Сент-Экзюпери, в сказочном мире «Волшебника Земноморья» возникли герои Урсулы Ле Гуин, погруженные в психологическую и культурную ретроспекцию герои Патрика Модиано или «Таинственного пламени царицы Лоаны» У. Эко... Утопия духа, сакрализующая романтический канон, стала мощным ресурсом обновления горизонта его трансформаций в литературе и науке последующих эпох.
«Посетивший мир» в «его минуты роковые» Шатобриан, оказавшийся в эпицентре грандиозных исторических перемен, предугадывал более поздний опыт поисков «истории в себе и истории себя», осваивал «пространство между историей и Историей» (выражение М. Фуко), воплотил его разрывы и смещения в разнообразных литературных формах и жанрах. Свойственные его прозе субъектность и субъективность, контекст и подтекст времени продуцировали поиск исторических и экзистенциальных смыслов существования, связанных с судьбой индивида и культурным опытом человечества. Выработанные Шатобрианом художественные модели в процессе эволюции французского романтизма, в интертекстуальном пространстве европейского романтического канона претерпевали разнообразные трансформации, наделялись новыми художествен-
ными смыслами, впитывались, переосмысливались или отторгались философско-эстетическими системами более поздних эпох, порождая новые варианты меланхолии, тоски-тревоги, абсурда и рока, разочарования, поиска смысла существования в мире, утрачивающем или утратившем свои ценностные ориентиры. Пограничность шатобриановского опыта вошла в архетип европейской культуры последующих переломных эпох, порождая феномен повторяемости лежащих в его основании моделей и мотивов, порождая рефлексию «на границе» различных областей гуманитарного знания и уровней и типов культуры. Структурно-семантические составляющие формируемого писателем канона легли в основу его интерпретаций и реинтерпретаций в европейских литературах XIX—XX вв.
Список литературы
1. Блум Г. Западный канон. М., 2017.
2. Де Ман П. Аллегории чтения. Екатеринбург, 1999.
3. ГегельГ.В.Ф. Феноменология духа. СПб, 1992.
4. ЛосевА.Ф. О понятии художественного канона // Проблема канона в древнем и средневековом искусстве Азии и Африки. М., 1973.
5. Мегрелишвили Т. Русский литературный канон в зеркале современности. URL: http://sites.utoronto.ca/tsq/44/tsq44_megrelishvili.pdf (accessed: 16.07.2018).
6. Пахсарьян Н.Т. Теория постмодернизма и современный французский роман // Литература ХХ века: Итоги и перспективы изучения. Четвертые Андреевские чтения. М., 2006. 216 с.
7. Пруст М. О Шатобриане// Пруст против Сент-Бева. URL: http://19v-euro-lit.niv.ru/19v-euro-lit/prust-protiv-sent-beva/o-shatobriane.htm (accessed: 29.07.2018).
8. Пушкин А.С. О Мильтоне и переводе Шатобрианом «Потерянного рая» // Пушкин А.С. Собр. соч. Т. 6. М., 1962. C. 233.
9. Фролов Г.А. Постмодернизм и романтизм: диалог и вызов // Концептуально-семантический и системно-функциональный аспекты: Материалы итоговой научной конференции. Казань, 2002. URL: http://old.kpfu.ru/fil/kn3/index.php?sod=50 (accessed: 16.06.2018)
10. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1977.
11. Шрейдер Н.С. Шатобриан // Шрейдер Н.С. Из истории литературного наследия. Днепропетровск, 2011. C. 133—178.
12. Ямпольский М. Литературный канон и теория «сильного» автора // Иностранная литература. 1998. № 12.
13. Alain et Arlette Michel. La littérature française et la connaissance de Dieu (1800-2000), Paris, Genève, 2008.
14. Baetens J, Ben de Bruijn. Éloge de la canonization // Fabula-LhT, n° 12, mai 2014. URL: http://www.fabula.org/lht/12/mdrn.html (accessed: 28.07.2018).
15. Baudouin C., Lata M. (dir.). Sacré canon. Autorité et marginalité en littérature. Éditions Rue d'Ulm, 2017 // Collection Actes de la recherche à l'Ens n° 22. URL: https://www.fabula.org/actualites/c-bodouin-m-lata-dir-sacre-canon-autorite-et-marginalite-en-litterature_82225.php (accessed: 18.06.2018)
16. Baudouin S. Chateaubriand ou les ambiguïtés de la passion romanesque // Acta fabula, vol. 11, n° 7, Notes de lecture, Juillet 2010, URL: http://www.fabula.org/acta/document5821.php (accessed: 15.07.2018).
17. CANON.s. m. Dictionnaire de L'Académie française, 6th Edition (1832—5) (Page 1:254) Copyright © 2001 ARTFL Project, The University of Chicago. URL: http://portail.atilf.fr/cgi-bin/dico1look.pl?strippedhw= canon&headword=&docyear=1800-1899&dicoid=ALL&articletype=1 (accessed: 30.07.2018)
18. Compagnon A. Pas très ancienne, cette notion d'"écrivain national", non ? La Republique de livres. Le 16avril2015. URL: http://larepubliquedeslivres. com/compagnon/(accessed: 30.07.2018)
19. Debaene V., Pasquier R. Que vaut la littérature? publiée sous la direction de Denis Saint-Jacques, Québec, Nota Bene, "Cahiers du CRELIQ", 2000. URL: http://www.fabula.org/cr/114.php (accessed: 03.08.2018).
20. Diaz J-L. Introduction. Le XIXe siècle face aux canons littéraires. Persistance, remises en cause, transformations // Revue d'Histoire littéraire de la France 114e Année, No. 1. P., 2014. URL: https://www. jstor.org/stable/42796845 (accessed: 16.07.2018).
21. Diaz J-L. Quand les lecteurs étaient victimes de personnages (1800— 1871) // Fabula/Les colloques, Le personnage, un modèle à vivre. URL: http://www.fabula.org/colloques/document5084.php (accessed: 26.06.2018)
22. Escola M. Entretien P. Assouline et A. Compagnon (la république des livres. fr). Information publiée le 27 avril 2015 par"Le français serait-il plutôt la langue de Montaigne". P., 2015. URL: http://larepubliquedeslivres. com/compagnon/
23. Escola M. Chateaubriand. Nouvelles perspectives critiques (Paris). Information publiée le 10 décembre 2016 par (source: Jean-Marie Roulin). Le 30 janvier 2017. Paris. "Société Chateaubriand". Colloque du 250e anniversaire de la naissance de Chateaubriand — 1768-2018. Paris — Mardi 5 et mercredi 6 juin 2018. Société Chateaubriand.P., 2016. URL: http://www.societe-chateaubriand.fr/(accessed: 12.07.2018)
24. Gueden M. "Et le Verbe s'est fait chair": la littérature et Dieu ou la quête du beau par le verbe"//Acta fabula, vol. 10, n° 5, Essais critiques, Mai 2009. URL: http://www.fabula.org/acta/document5060.php (accessed: 11.07.2018).
25. Jeannelle J.-L. Ecrire ses Mémoires au XXe siècle: déclin et renouveau d'une tradition. P., 2008.
26. Réévaluations du romantisme. 1860-1940. Colloque ANR — HIDIL. Montpellier, 26 et 27 avril 2012. URL: http://litterature20.paris-
sorbonne.fr/images/site/20111215_113459montp_r_valuations_du_
romantisme.pdf (accessed: 12.06.2018)
27. Roy N. De l'ironie romantique au roman contemporain: l'esthétique réflexive comme philosophie dans la trilogie «Soifs» de Marie-Claire Blais. Thèse présentée comme exigence partielle du doctorate en sémiology. Université de Québec à Montréal. 2007. URL: https://archipel.uqam. ca/893/1/D1618.pdf (accessed: 09.08.2018)
28. Sainte-Beuve C.-A. Chateaubriand et son groupe littéraire sous l'empire: cours professé à Liége en1848-1849/par C.-A. Sainte-Beuve. T. 1-2, P., 1861.
29. Vaillant A. L'Art de la littérature. Extrait (Introduction) de "L'Art de la littérature. Romantisme et modernité". P., 2016.
30. Zenkine S. L'Expérience du relatif. Le romantisme français et l'idée de culture. P., 2011.
Ninel Litvinenko
CHATEAUBRIAND AND ROMANTIC CANON
Moscow Region State University
105005, Moscow, Radio str., 10A
This paper discusses the role of Chateaubriand in the formation of the French romantic canon. The research object is the work of Chateaubriand in the context of romanticism. The romantic canon is a literary problem, the study of which helps to understand the place and role of the writer's heritage in the development of European literature, and the genealogy and evolution of romanticism. The romantic canon is explored as an open dynamic structure of interconnected dialogue-related motifs, intertextual links formed by the socio-cultural and aesthetic value paradigm. The canon created by Chateaubriand sacralizes the Christian-romantic utopia of the spirit. It is proved that the motifs and archetypes of the Chateaubriand multigenre canon accumulate the personal and historical experience of the transitional age, generate new existential, symbolic, intertextual meanings, form new strategies of romantic writing that are typologically related to the different trends of European romanticism. The semantics of the Chateaubriand canon contains a threat to the collapse of the natural world. In Rene it was manifested in the tragic fallout of the hero from 'real life'. Chateaubriand introduced a new paradigm for the depiction of man in history, the relationship between 'history and History', problems, motifs, heroes, anticipating the artistic experience of Hugo and Lamartine, Musset, Vigny and George Sand, Byron and Walter Scott, Baudelaire and Verlaine... The lyrical magic of Chateaubriand's artistic style modeled the romantic canon, reinforced the impact of his work on the different layers of French literature. The lyric prose of the writer formed the 'new public image of the author', the 'reference models', relevant to European culture, which influenced the stereotypes of mass and non-mass literature of the 19th century. The author concludes that the utopia
of the spirit, which sacralizes the Chateaubriand romantic canon, has become a powerful resource for updating the horizon of its transformations in literature and its perception in the science of subsequent ages. The article uses a variety of research methods related to the principles of historical-literary, typological, receptive-aesthetic study of development processes, the interaction of literatures and cultures.
Key words: Chateaubriand; Romanticism; normative; romantic literary canon; archetypes; existential motives; reference models; symbolic meanings; intertextual communications; transitional era; genres; utopia; sacralization.
About the author: Ninel Litvinenko — Prof. Dr., Department of History of Foreign Literatures, Moscow State Regional University (e-mail: ninellit@list.ru).
References
1. Bloom H. Zapadnyy kanon. [H. Bloom. The Western Canon. The Books
and School of the Ages] (In Russ.) M., Novoe literaturnoe obozrenie. [The New Literary Review] 2017. 668 p. (In Russ.)
2. De Man Paul. Allegorii chteniya. [Allegories of Reading...] Ekaterinburg,
Izdatel'stvo Ural'skogo universiteta., 1999. (In Russ.) 368 pp. (In Russ.)
3. Hegel G.W.F. Fenomenologiyadukha. [Phenomenology of the spirit], SPb.,
Nauka, 1992. 444 pp. (In Russ.)
4. Losev A.F. O ponyatii khudozhestvennogo kanona. Problema kanona v
drevnem i srednevekovom iskusstve Azii i Afriki. [On the concept of the artistic canon. The problem of the canon in the ancient and medieval art of Asia and Africa] M., Nauka, 1973. 256 pp. (In Russ.)
5. Megrelishvili T. Russkii literaturnyi kanon v zerkale sovremennosti. [The
Russian Literary Canon in the Mirror of Modernity] URL: http://sites. utoronto.ca/tsq/44/tsq44_megrelishvili.pdf (accessed: 16.07.2018) (In Russ.)
6. Pakhsarian N.T. Teoriya postmodernizma i sovremennyy frantsuzskiy ro-
man. Literatura XX veka: Itogi i perspektivy izucheniya. Chetvertyye An-dreyevskiye chteniya. [The Theory of Postmodernism and the Modern French Novel. Literature of the Twentieth Century: Results and Prospects of Study. The Fourth St. Andrew's Readings] M., Ekon-Inform, 2006. 216 pp. (In Russ.)
7. Proust M. O Shatobriane. Prustprotiv Sent-Beva. [About Chateaubriand.
Proust v. Sainte-Beuve] URL: http://19v-euro-lit.niv.ru/19v-euro-lit/prust-protiv-sent-beva/o-shatobriane.htm (accessed: 29.07.2018). (In Russ.)
8. Pushkin A.S. O Miltone i perevode Shatobrianom "Poteryannogo raya".
[About Milton and translation of Chateaubriand's "Paradise Lost."] M., Gosudarstvennoe izdatel'stvo khudozhestvennoj literatury, 1962. T. 6. C. 233 (In Russ.)
9. Frolov G.A. Postmodernizm i romantizm: dialog i vyizov. Kontseptualno-
semanticheskiy i sistemno-funktsionalnyiy aspektyi. Materialyi itogovoy
nauchnoy konferentsii. Kazanskiy Gosudarstvennyiy Universitet [Postmodernism and Romanticism: Dialogue and Challenge. Conceptually-semantic and system-functional aspects. Materials of the final scientific conference. Kazan State University. Kazan, Unipress, 2002. URL: http://old.kpfu.ru/fil/kn3/index.php?sod=50 (accessed: 16.06.2018). (In Russ.)
10. Foucault M. Slova i veschi. Arheologiya gumanitarnyih nauk. [Words and things. Archeology of the humanities] M., Progress, 1977. 408 pp. (In Russ.)
11. Shreyder N.S. Chateaubriand. Iz istorii literaturnogo naslediya. [Chateaubriand. From the history of literary heritage] Dnepropetrovsk, Art-press, 2011, pp. 13-178. 425 c. (In Russ.)
12. Yampolskiy M. Literaturnyiy kanon i teoriya "silnogo" avtora. Inostran-naya literatura, n° 12, 1998. [The literary canon and the theory of a "strong" author. Foreign literature] (In Russ.) URL: http://magazines. russ.ru/inostran/1998/12/iamp.html (accessed: 16.07.2018). (In Russ.)
13. Alain et Arlette Michel. La littérature française et la connaissance de Dieu (1800—2000), Paris, Genève, Editions du Cerf, Adsolem, 2008.
14. Baetens J., Ben de Bruij n. Eloge de la canonization. Fabula-LhT, n° 12, mai 2014. URL: http://www.fabula.org/lht/12/mdrn.html (accessed: 28.07.2018).
15. Baudouin C., Lata M. (dir.). Sacré canon. Autorité et marginalité en littérature. Éditions Rue d'Ulm, 2017. Collection Actes de la recherche à l'Ens n° 22. 140 pp. URL: https://www.fabula.org/actualites/c-bodouin-m-la-ta-dir-sacre-canon-autorite-et-marginalite-en-litterature_82225.php (accessed: 18.06.2018).
16. Baudouin S. Chateaubriand ou les ambiguïtés de la passion romanesque. Acta fabula, vol. 11, n° 7, Notes de lecture, Juillet 2010. URL: http://www. fabula.org/acta/document5821.php (accessed: 15.07.2018).
17. CANON.s. m. Dictionnaire de L'Académie française, 6th Edition, 1832, 5 vol., t.1, p. 254. Copyright © 2001 ARTFL Project. The University of Chicago. URL: http://portail.atilf.fr/cgi-bin/dico1look.pl?strippedhw= canon&headword=&docyear=1800-1899&dicoid=ALL&articletype=1 (accessed: 30.07.2018).
18. Compagnon A. Pas très ancienne, cette notion d'"écrivain national", non? La Republique de livres. Le 16 avril 2015. URL: http://larepub-liquedeslivres.com/compagnon/(accessed: 30.07.2018).
19. Debaene V., Pasquier R. Que vaut la littérature? publiée sous la direction de Denis Saint-Jacques, Québec, Nota Bene, "Cahiers du CRELIQ", 2000. 375 p. URL: http://www.fabula.org/cr/114.php (accessed: 03.08.2018).
20. Diaz J.-L. Introduction. Le XIXe siècle face aux canons littéraires. Persistance, remises en cause, transformations. Revue d'Histoire littéraire de la France 114e Année, No. 1. P., 2014. URL: https://www.jstor. org/stable/42796845 (accessed: 16.07.2018).
21. Diaz J.-L. Quand les lecteurs étaient victimes de personnages (1800—1871). Fabula. Les colloques, Le personnage, un modèle à vivre, URL: http://www. fabula.org/colloques/document5084.php (accessed: 26.06.2018).
22. Escola M. Information publiée le 27 avril 2015 par "Le français serait-il plutôt la langue de Montaigne". Entretien P. Assouline et A. Compagnon (la république des livres. fr). URL: http://larepubliquedeslivres. com/compagnon
23. Escola M. Chateaubriand. Nouvelles perspectives critiques (Paris). Information publiée le 10 décembre 2016 par (source: Jean-Marie Roulin). Le 30 janvier 2017. Paris. "Société Chateaubriand". Colloque du 250e anniversaire de la naissance de Chateaubriand — 1768-2018. Paris — Mardi 5 et mercredi 6 juin 2018. Société Chateaubriand. URL: http://www. societe-chateaubriand.fr/(accessed: 12.07.2018).
24. Gueden M. "Et le Verbe s'est fait chair": la littérature et Dieu ou la quête du beau par le verbe. Acta fabula, vol. 10, n° 5, Essais critiques, Mai 2009. URL: http://www.fabula.org/acta/document5060.php (accessed: 11.07.2018).
25. Jeannelle J.-L. Ecrire ses Mémoires au XXe siècle: déclin et renouveau d'une tradition. P., Gallimard, coll. "Bibliothèque des idées", 2008. 432 pp.
26. Réévaluationsduromantisme. 1860—1940. ColloqueANR—HIDIL. Montpellier, 26 et 27 avril 2012. URL: HTTP://LITTERATURE20.PARIS-
S0RB0NNE.FR/IMAGES/SITE/20111215_113459M0NTP_R__
VALUATI0NS_DU_R0MANTISME.PDF (accessed: 12.06.2018).
27. Roy N. De l'ironie romantique au roman contemporain: l'esthétique ré-flexive comme philosophie dans la trilogie "Soifs" de Marie-Claire Blais. Thèse présentée comme exigence partielle du doctorate en sémiology. Université de Québec à Montréal. 2007. URL: HTTPS://ARCHIPEL.UQAM. CA/893/1/D1618.PDF (accessed: 09.08.2018).
28. Sainte-Beuve C.-A. Chateaubriand et son groupe littéraire sous l'Empire: cours professé à Liége en 1848—1849 par C.-A. Sainte-Beuve. T. 1-2, P., Garnier frères, 1861.
29. L'Art de la littérature. Romantisme et modernité.P., Classiques Garnier, 2016.
30. Zenkine S. L'Expérience du relatif. Le romantisme français et l'idée de culture. P., Editions Classiques Garnier, coll. "Études romantiques et dix-neuviémistes", 2011. 244 pp.
