CC BY
33III. Филология
И.Д. Макарова-Томинец (Словения)
Изучение истории и диалектологии словенского языка как предмет межславянского научного диалога (XIX в.)
Задачами автора являются обзорное представление и сравнительный анализ вклада российских и некоторых западных славистов (И.И. Срезневский, П.Й. Шафарик, позднее И.А. Бодуэн де Куртенэ) в изучение истории и диалектологии словенского языка.
В истории славистики вообще, а также ее российско-словенского аспекта в частности, обращает на себя внимание тот факт, что словенский язык как объект лингвистического изучения в XIX в. привлек особое внимание ученых-славистов, открыв благодатное поле для полемики как между представителями различных поколений российской славистики, так и шире - в рамках российско-словенского и межславянского научного диалога.
Так, ученые-слависты XIX в. особое внимание уделяли следующей проблематике:
- определение состава славянских языков и наречий, создание их научной классификации, определение места словенского (в российской славистике XIX в. - хорутанского) языка (И. Добровский, П.Й. Шафарик, И.И. Срезневский);
- чрезвычайное диалектное разнообразие словенского языка, описание и характеристика отдельных словенских наречий и говоров, выделение ключевых диалектных различий, составляющих основу для научной классификации словенских диалектов (И.И. Срезневский - И.А. Бодуэн де Куртенэ);
- вопросы лингвистической географии, т.е. выявления и определения точных географических границ распространения отдельных говоров, в том числе с использованием методов картографии (П.Й. Шафарик, И.И. Срезневский, И.А. Бодуэн де Куртенэ);
- изучение истории словенского языка (в качестве иллюстрации можно привести изучение «Фрейзингенских отрывков», которые стали предметом интенсивной переписки Е. Копитара с И. Добровским, между тем первое научное издание этого словенского памятника, опередив именитых западных коллег, выполнил российский славист А.Х. Востоков);
- осмысление данных памятников истории словенского языка, давшее повод для широкой межславянской научной полемики о языковой основе старославянского языка (здесь можно упомянуть т.н. паннонскую теорию происхождения старославянского языка, выдвинутую Е. Копитаром и поддержанную Ф. Миклошичем, в противовес болгаро-македонской теории, в пользу которой высказывались В. Облак и В. Ягич).
Важно отметить, что интерес к словенскому языку возник в период национального возрождения славян, что повлияло на характер представления и интерпретацию научных вопросов в славистической периодике и в частной переписке ученых-славистов. Во многих славянских землях Австрии именно в этот период окончательно складываются нормы национального литературного языка, причем полемика ученых-славистов оказывает на этот процесс весьма существенное влияние. Сказанное в полной мере относится к словенской языковой ситуации в середине XIX в.1.
Поскольку объем настоящей статьи не позволяет подробно представить содержание межславянской научной полемики по всем указанным темам, хотелось бы остановиться на том, каким образом решались сложные вопросы изучения диалектного разнообразия, создания научной классификации и определения географических границ различных словенских наречий. Примечательно, что при решении указанных вопросов действительно выдающийся вклад был сделан именно российскими учеными-славистами - И.И. Срезневским и его учеником И.А. Бодуэном де Куртенэ.
Началу непосредственного изучения живых славянских языков и наречий российскими учеными способствовало принятие в 1835 г. нового университетского устава об открытии кафедр истории и литературы славянских наречий при четырех российских университетах. Четверо молодых ученых за казенный счет были отправлены за границу для усовершенствования знаний по данному предмету. Среди будущих славистов были -О.М. Бодянский (Московский университет), П.И. Прейс (Петербургский университет), И.И. Срезневский (Харьковский университет), В.И. Григорович (Казанский университет). Следует отметить, что больше всего внимания словенским землям уделил именно И.И. Срезневский.
Подготовка к поездке по славянским провинциям Австрийской монархии была весьма тщательной. Известно, что, согласно инструкции, зимой путешественнику следовало изучать славянские книги и рукописи в городских библиотеках, а летом совершать пешеходные путешествия по славянским землям. По свидетельству А.Н. Пыпина, И.И. Срезневский «сделал столько пешеходных странствий по славянским землям (кроме славян турецких), как никто из самих славян»2.
Согласно данным «Путевых заметок», а также архивным материалам3, Срезневский обошел практически все словенские земли - от Штирии до Венецианской Словении4. Он посетил Градец Штирийский, Марибор, Птуй и Велику Неделю (февраль-март 1841 г.), затем Метлику, Ново Место, Любляну, Крань, Накло, Целовец (Клагенфурт), Зильскую долину, Резьян-скую долину, Горицу и Триест (апрель 1841 г.). Путь по Резии лежал через Венцоне, Джемону, Тарченто, Чивидале до Горицы; из Горицы И.И. Срезневский через Випаву отправился в Триест. В Истрии он посетил Копер, Курт и Св. Ловреч.
Во время своих походов Срезневский собирал народные песни и обычаи, записывая различные словенские говоры. Его спутниками и руководителями были известные словенские просветители и ученые того времени: Е. Копитар, А. Мурко, П. Дайнко, С. Враз, Ф. Метелко, Ф. Прешерн, У. Яр-ник, М. Маяр и другие. Они знакомили молодого исследователя с результатами собственных филологических и этнографических разысканий.
Итогом экспедиции Срезневского по словенским землям явился ряд работ по словенским диалектам. В исследовании общего плана «О наречиях славянских»5 автор одним из первых в европейской славистике дал научную характеристику словенским наречиям. В этой статье, которую без преувеличения можно назвать «программной» для словенской диалектологии, автор выделяет большое количество и необыкновенное разнообразие словенских наречий: «почти каждый приход отличается от другого или выговором некоторых букв, или употреблением слов»6. Отмечается специфика словенского языка, заключающаяся в необходимости привлечения диалектного материала для изучения этого языка в целом: «Кто хочет отчетливо понять словенский язык как язык, отличный от других языков, тому остается изучать наречия местные и из их сличения уже выводить заключения о характеристике словенского языка вообще»7. Причину такой раздробленности автор видит в недостатке народонаселения и промышленности в словенских землях, в разобщенности различных частей населения. Поэтому язык развивался в разных местах по-своему, «время укрепляло местные отличия и еще не успело, вследствие распространения промышленности и торговли, стереть отличия, а лишь кое-где смешало»8. Данные соображения Срезневского были приняты в словенской диалектологии, так что в дальнейшем вокруг этой темы в науке полемики не возникало, а сделанные предположения только дополнялись или уточнялись9.
Наряду с этим, в характеристике словенских наречий Срезневский прозорливо отмечает значительное влияние, которое оказывают на словенский язык соседние языки (немецкий, итальянский), что привело к значительному числу заимствований. И.И. Срезневский делает еще одно меткое социолингвистическое наблюдение о том, что словенцы прибегают к заимствованиям, когда желают «красивее выразиться»10. Разумеется, с точки зрения современной науки указанное положение требует уточнения: использование заимствованного слова в целях эстетического эффекта в линг-
вистике хорошо известно, однако именно в связи с укорененным положением пластов заимствованной лексики в словенском языке говорить о таком явлении можно только при наличии альтернативных языковых средств в идиолекте говорящего, следовательно, и осмысленного выбора той или иной лексической единицы.
К числу важнейших наблюдений Срезневского, безусловно, относится и его положение об отсутствии единого словенского литературного языка, которого в Словении «нет и не было»: «Каждый писатель писал и пишет своим местным наречием. Так действовали не только писатели, но и самые лексикографы и грамматики: Гутсман и Ярник - корушцы, Копитар и Ме-телко - краинцы, Мурко и Дайнко - штирийцы, это заметно, сколько не желали они стереть со своего языка, со своих понятий о языке словенском местный колорит. Они сходятся между собою более всего в некоторых условиях правописания, но никто из них и не думал выговаривать так, как писал»11.
В указанной статье Срезневский предложил деление всех словенских говоров на 18 наречий: (1) нижнекраинское наречие, которое сам ученый по важности и по числу говорящих считал главным словенским диалектом, (2) верхнекраинское наречие, (3) среднекраинское наречие, которое, не имея оригинальных отличий, представляет собой смешение отдельных признаков нижне- и верхнекраинского наречия, (4) полянское наречие, которое сближается с нижнекраинским, отличаясь употреблением некоторых хорватских слов (jos, opet), а также менее резким выговором полугласных; (5) циркницко-рыбницкое наречие, постепенно утрачивающее свой особенный характер в процессе сближения с нижнекраинским и среднекраин-ским наречием; (6) липавское (чаще используется топоним - випавское) наречие; (7) идрианское наречие, которое Срезневский относил к верхне-краинской диалектной основе; (8) толминское наречие, которое, по мнению Срезневского, отличается от идрианского ударением и следами вторичной - шипящей - палатализации; (9) богинское (чаще используется топоним - бохиньское) наречие; (10) плесское наречие; (11) словинское наречие; (12) резьянское наречие, сохранившее архаичные формы прошедшего времени; (13) зильское наречие; (14) рожневское наречие; (15) за-бельское наречие (последние 3 выделены на территории Каринтии, все они отличаются медленностью произношения, характером ударения и иными специфическими языковыми особенностями); (16) штирийско-каринтий-ское наречие; (17) дравско-мурское (собственно штирийское) наречие; (18) угро-штирийское наречие.
Сам перечень выявленных словенских говоров свидетельствует о том, что словенский языковой материал представлял (и представляет собой до сих пор) несомненный научный интерне для исследователя. В связи с этим особенного внимания также заслуживают замечания Срезневского о методологии, используемой им при выделении, обобщении и классификации словенских наречий. Продуктивным и оправданным в данном случае ока-
залось использование сравнительного метода: «что слабо светит, когда рассматриваем местные поднаречия, то будет светить ярко, когда будем рассматривать сравнительно разные главные наречия»12. В результате исследователь формирует ограниченный набор ключевых языковых особенностей, - то, что в современной диалектологии называется идентификационная матрица различительных признаков, - на основании которых предполагается разделение выделенных говоров на подгруппы. Свой принцип ученый поясняет следующим образом: «Соединения красок могут быть до бесконечности разнообразны, но количество самих красок все же остается небольшим: так и здесь. Я не мог и желать заметить все сближения признаков отличий языка, какие можно найти в разных местах у словенцев; тем большее внимание обратил на самые признаки отличий и старался понять характеристику главных наречий»13.
Анализ фактического материала, представленного в статье «О наречиях славянских», с позиций современной диалектологии показывает, что исследователю удалось указать репрезентативный набор ключевых языковых отличий, формирующих словенские диалектные изоглоссы.
Так, например, в области фонетики были указаны следующие существенные особенности словенских наречий:
- явление полной/частичной вокальной редукции: b'la /bila/, kol'kor / kolikor/, nt)6 /nie/, bos'ga /bosega/, bos'mu /bosemu/14;
- дифтонгические рефлексы развития фонемы ё «ять»: wesjalje / veselje/;
- дифтонгические рефлексы развития носовых гласных: puot /pot/, kuot /kot/, buodi /bodi/;
- диалектно ограниченное изменение места образования отдельной гласной фонемы: и - ü kiipiti /kupiti/;
- диалектное «аканье»: gawariti /govoriti/; sym widu lejpa zena z bouna noga /sem videl lepo zeno z bolno nogo/;
- диалектное «уканье» (переход циркумфлектированного вокала о в и): madrust /modrost/, пис /пос/,
- различные направления в развитии консонантного сочетания *stj в верхнекраинских и нижнекраинских говорах, в настоящее время яркая особенность верхнекраинских говоров -sc- // -s-: sciplem /siplem, iscem / isem;
- т.н. «швапанье», т.е. произношение 1 в позиции перед последующим (непередним) гласным звуком как билабиального w, например: je swa /je sla/, kobiwa /kobila/;
- явление вторичной палатализации: roce /гоке/, noze /noge/.
Отмечены характерные явления в области диалектной морфологии:
- изменения в парадигме двойственного числа;
- маскулинизация именного склонения, например: bejl win /belo vino/;
- «приморские» диалектные флексии в глагольном спряжении форм настоящего времени: delaste /delate/, uciste /ucite/, moliste /molite/;
- использование в словенских говорах определенного артикля, который и по сей день является характерной особенностью словенской разговорной речи: ta prvi /prvi/;
- парадигмы архаичных форм прошедшего времени в глагольном спряжении (в резьянских диалектах): jas spachom, ty spaSes, on spase, mydwa spachawa, wydwa spachata, ona spachata; my spachamo, wy spa-chate, oni spachajo/spachacho;
- парадигмы архаичных форм условного наклонения (в резьянских диалектах): besem, besi, bi, besva, besmo, beste, bejo;
- диалектные особенности в употреблении инфинитивных форм (в резьянских диалектах): ta tet domu /iti domov/.
Наибольшее внимание из всех словенских диалектов Срезневский уделил резьянскому, при этом его интересовал не только язык, но и быт, и нравы15. Резьянская тематика получит дальнейшее развитие в трудах ученика Срезневского, И.А. Бодуэна де Куртенэ, который подробно описал резьянские и терские диалекты в целом ряде изданий («Опыт фонетики резьянских говоров», 1875; «Резьянский катехизис», 1875; «Резья и резья-не», 1876).
Наряду с прочим, Срезневский приводит ценные замечания о различном инновационном потенциале словенских диалектов, среди которых очагом языковых инноваций являются центральные говоры (верхнекраин-ский и нижнекраинский), обращает внимание на заметную в истории словенского языка тенденцию к интеграции центральнословенских наречий16. В статье также содержатся прозорливые наблюдения социолингвистического характера, особенно в отношении различий в языковом обеспечении повседневного общения в городе и в деревне, преобладание в городской среде иностранного языка.
Четыре года спустя, в 1845 г., Срезневский в статье «Обозрение главных черт сродства звуков в наречиях славянских»17 произвел некоторые обобщения своих исследований словенского диалектного материала, объединив ранее выделенные восемнадцать диалектов в восемь основных групп: (1) верхнекраинская, (2) нижнекраинская, (3) словинская, (4) резьянская, (5) зильская, (6) забельская, (7) штирийская и (8) угро-словенская.
Систематизация словенских диалектов, предложенная Срезневским в 40-е годы XIX столетия, в целом была принята учеными не только в России18, но и в Словении. В современной диалектологии она подверглась дальнейшей доработке и уточнению.
Современная классификация Ф. Рамовша19 определяет 46 диалектов и 7 основных групп: каринтийскую, приморскую, ровтарскую, гореньскую, доленьскую, штирийскую, паннонскую диалектные группы, в целом совпадающих с диалектными группами, выделенными Срезневским в 40-е годы XIX в. Ф. Рамовш писал: «Лучше всех понимал разделение словенского языка на наречия И. Срезневский, который охарактеризовал каждый словенский диалект настолько, насколько позволяли материалы того пе-
риода. ... Для словенской диалектологии И.И. Срезневский сделал столько, сколько никто до него и после него»20.
В своем стремлении отметить основные особенности словенских диалектов Срезневский следовал духу времени и задачи, поставленные перед собой, в целом, успешно решил. При этом русский ученый уточнил и откорректировал сведения о славянах Австрии, данные П.Й. Шафариком в «Этнографической карте славянского народонаселения»21, особенно касательно венецианских словенцев, куда российский ученый внес сло-винов.
Об отношении научных воззрений Шафарика и Срезневского стоит сказать особо. Павел Йозеф Шафарик отличался широким подходом к пониманию предмета славянской филологии, для освоения которой он считал необходимым, в первую очередь, изучение языка как выразителя «славянского духа», изучение палеославистики, данных современного языкового строя, истории языка и этимологии. Следующим необходимым направлением славянской филологии являлось изучение истории, литературы, фольклора и этнографии славян. Третье направление предполагало обращение к истории и этногенезу славян, к политико-церковной истории и славянской мифологии.
Подобную широту взглядов усвоил и перенял Срезневский, что особенно отразилось в его лекционных курсах и работах 40-х годов. Будучи славистом широкого профиля, он и в отношении к словенскому языковому материалу проявил себя как диалектолог, историк языка, этнограф.
В 1843 г. в связи с выходом в печать русского перевода книги Шафарика «Славянское народописание» («Slovansky národopis») редактор «Журнала Министерства народного просвещения» обратился сначала к П.И. Пре-йсу, затем к Срезневскому с просьбой написать рецензию. Подготовленная Срезневским, она была одобрена Востоковым, а позднее перепечатана В.И. Ламанским в «Живой старине».
В области классификации славянских языков и наречий примечательны расхождения в концепции ведущих европейских славистов: Добровско-го, Шафарика и Срезневского.
Уже Добровский на основе ряда фонетических, грамматических и лексических признаков выделил две группы славянских языков: юго-восточную и северно-западную. К юго-восточной группе им были отнесены русский, старославянский, сербский, хорватский и словенский, к северо-западной группе - чешский, словацкий, лужицкий и польский. В указанной классификации отсутствуют болгарский и полабский языки, нечетко отражена степень родства между языками.
В «Славянском народописании» Шафарик выделил четыре языковых признака, на основании которых предложил собственную классификацию славянских языков, а именно: сохранение в различных славянских языках праславянских сочетаний *dl, ti, типа midlo/milo; сохранение корневых согласных -d-, -t- в сочетаниях с показателем прошедшего времени -1: *vedl //
уе(1е1 // уе1; вставка билабиального согласного после губных согласных (1 - ертШеНсит): ЦиЬШ - ЦиЬЦи / ЦиЫт; сочетания т и р в начале слова: тсЛгШ-вто^ей, ра^Ш - зра^й. В итоге Шафарик предложил разделение на две группы языков: юго-восточную и западную, выделил семь славянских речей и четырнадцать наречий: (1) речь русская: великорусская, малорусская и белорусская; (2) речь болгарская: наречия церковнославянское и новоболгарское; (3) речь иллирийская: наречия сербское, хорватское, хору-танское; (4) речь лешская: польское наречие; (5) речь чешская: чешское и словацкое наречия; (6) речь лужицкая: верхнелужицкая и нижнелужицкая; (7) речь полабская: наречие древанское.
Срезневский с учетом историко-географической точки зрения выделил три отдела славянских наречий: юго-западные (старославянский, болгарский, сербский, хорватский, хорутанский со всеми восемью наречиями), северо-западные (полабский, лужицкий, чешский и словацкий) и восточные (великорусский с белорусским поднаречием), малорусский (восточное и западное поднаречия).
Такое деление преимущественно принято (с некоторыми дополнениями) и в современной генеалогической классификации. Кроме того, Срезневскому удалось уточнить также географическое распространение некоторых языков и диалектов.
Из первых университетских славистов именно вклад Срезневского в словенскую диалектологию и лингвогеографию следует признать поистине выдающимся. Он первым осуществил целенаправленный сбор данных по словенским наречиям в целях научного описания и анализа, выделил ключевые языковые особенности словенских диалектов, предоставил научное объяснение их уникального разнообразия (редкое народонаселение, недостаточная развитость промышленности, горный рельеф, влияние разных языков и культур соседних народов), одним из первых предложил научную классификацию словенских наречий, учтенную словенскими диалектологами в XX в. при создании карты словенских наречий.
Следующим крупным русским славистом, изучавшим словенские диалекты, стал И.А. Бодуэн де Куртенэ, издавший в совокупности около 40 работ по словенистике. В свою первую научную командировку в словенские провинции Австро-Венгрии (1872 г.) Бодуэн де Куртенэ отправился по указанию Срезневского. По пути к месту назначения молодой ученый посетил Прагу, Йену, Берлин.
Во время своего пребывания в Словении ученый активно привлекал местных собирателей, которые отправляли ему диалектные материалы со всех концов Словении, со многими переписывался в течение многих лет (в частности, с В. Облаком), в отношении некоторых выступил в полном смысле слова научным наставником.
При этом обращает на себя внимание тот факт, что Бодуэн де Куртенэ оставлял в стороне проблемы грамматики современного словенского литературного языка, его нормализации, исторической грамматики, в отличие
от своего учителя и предшественника Срезневского, который отличался широким подходом к предмету изучения. Основное внимание Бодуэн де Куртенэ сконцентрировал на резьянских и терских говорах, расположенных на крайнем западе территории распространения словенского языка. Избрание именно Резии объяснил сам Бодуэн де Куртенэ в своей записке от 28 апреля 1886 г. на имя секретаря Академии наук К.С. Веселовского о первом сборнике «Материалов по южнославянской диалектологии и этнографии»: «Хотя резьяне представляют своеобразное славянское племя и хотя, следовательно, мой сборник содержит славянские тексты, то все-таки я полагаю, что обнародование этих текстов будет важно не столько для славянской филологии, сколько для языковедения вообще. Резьянские говоры принадлежат к числу весьма интересных языковых особей, к числу так называемых смешанных языков. В этих говорах исконный славянский элемент подвергся многосторонним и разновременным иноплеменным влияниям»22. Таким образом, Бодуэн де Куртенэ выбрал пограничные, отчасти оторванные от основной массы словенских диалектов, резьянский и терский говоры, лежащие на границе славянских и романских языковых массивов при ближайшем соседстве германского ареала, подверженные процессу языкового смешения.
В тот период, когда Бодуэн де Куртенэ приступил к изучению резьянских диалектов, в языкознании назревал кризис шлейхеровской школы, свои позиции все более завоевывали младограмматики. Бодуэн де Куртенэ, однако, искал новый, независимый от младограмматиков собственный путь, и ему был необходим новый языковой материал, не обремененный какой бы то ни было традицией описания или изучения, не отягощенный письменностью, нормами литературного языка, грамматической исследовательской традицией. В этом отношении показателен следующий постулат, выдвинутый ученым позже, в 1897 г.: «Для языковедения как науки, всесторонне обобщающей, гораздо важнее исследование живых, т.е. теперь существующих, языков, нежели языков, исчезнувших и воспроизводимых только по письменным памятникам. ... Только лингвист, изучивший всесторонне живой язык, может позволить себе делать предположения об особенностях языков умерших. Изучение языков живых должно предшествовать исследованию языков исчезнувших»23. В то время как ранние младограмматики использовали диалектный материал главным образом как дополнение к историческому материалу, извлеченному из памятников письменности, Бодуэн де Куртенэ подошел к нему с задачей синхронного описания, которое, по его мнению, должно предшествовать диахроническому, с целью проверки на нем общелингвистических положений.
В 1875 г., по результатам поездок в 1872 и 1873 гг. в южнославянские земли, Бодуэн де Куртенэ защищает докторскую диссертацию «Опыт фонетики резьянских говоров», которая явилась первым фонологическим описанием отдельного славянского диалекта. Указанная работа стала первой законченной монографией, посвященной словенским говорам, по пол-
ноте материала, точности и детальности не имеющая себе равных в южнославянской диалектологии того времени.
Вслед за «Опытом...» Бодуэн де Куртенэ издал несколько резьянских рукописных памятников и два тома «Материалов по южнославянской диалектологии и этнографии»24 с записями текстов резьянского и терского наречий. Ученый не делал никаких грамматических описаний, если не считать нескольких мелких наблюдений по вопросам аналогии. Им не был создан «Опыт грамматики» этих говоров, но сам принцип записи материала, составление так называемых глоссариев - больших картотек, где слово давалось в разных морфологических формах и синтаксических структурах, дает возможность восстановить языковую систему резьянских говоров.
Особенностью подхода Бодуэна де Куртенэ, в отличие от Срезневского, явилось изолированное рассмотрение отдельного словенского диалекта, использованного в качестве материала для общеязыковедческих выводов, что отчасти можно объяснить полемикой с генеалогическим методом, постепенно сдающим свои позиции в науке того периода.
В итоге в работе «Опыт фонетики резьянских говоров» Бодуэн де Куртенэ приходит к ошибочному выводу о том, что резьянские диалекты - это отдельный славянский язык, возникший в результате смешения славянского и аварского (туранского) этнического элемента25. При этом авторитет российского ученого был настолько велик, что у этой теории нашлись последователи, в том числе и среди словенских исследователей (Д. Трстеняк, Л. Гауптман, Ф. Таппайнер26). В качестве самостоятельного не сербскохорватского, не словенского наречия трактовался и терский говор.
Сама попытка классификации словенских диалектов по принципу изменения задненебных к, Ь перед е, 1 на юго-восточные и северозападные, а также по принципу сохранения предтонической долготы должна быть признана неудачной27. Спорным в плане общей диалектологии было и положение, выдвинутое в качестве первого итога в «Опыте фонетики резьянских говоров»: «Новейшая географическая теория о родственных отношениях между отдельными группами языков не находит себе ни малейшего подтверждения в исследованной мною языковой области Крайны и Горицкой земли. Везде есть возможность определить с полнейшей точностью границы одного говора или же одной группы говоров, в отличие от других говоров или же других групп говоров»28. В вопросе о диалектном членении словенского языка корректнее был подход и классификация словенских диалектов, предложенные Срезневским.
Таким образом, вклад обоих исследователей - Срезневского и Бодуэна де Куртенэ - в словенскую диалектологию и лингвистическую географию следует признать выдающимся. При этом важно отметить, что работы каждого ученого, с учетом их принадлежности к различным поколениям российских славистов, были сделаны в духе времени и в соответствии с уровнем развития славяноведения соответствующего периода.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Например, «паннонская» теория происхождения старославянского языка способствовала архаизации норм словенского литературного языка.
2 Пыпин А.Н. Новые данные о славянских делах // Вестник Европы. 1893. № 7. С. 285.
3 РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства). Фонд 436. On. 1.
4 Венецианская Словения (по-словенски Beneska Slovenija) - топоним, укоренившийся в словенской периодике после 1848 г, соответствует итальянскому топониму Schiavonia Veneta. Используется для обозначения территории проживания словенского этнического меньшинства на крайнем северо-востоке Италии (провинция Udine и Friulia Venezia Giulia), фактически на всем протяжении современной словенско-итальянской границы.
5 ЖМНП (Журнал министерства народного просвещения). 1841. Ч. 31. № 9. С. 1-32.
6 Там же. С. 4.
7 Там же. С. 6.
8 Там же. С. 5.
9 Крупнейшие словенские филологи Р. Нахтигал и Ф. Рамовш высоко оценили мысли Срезневского о причинах диалектного разнообразия. Р. Нахтигал: «Срезневский прямо по-современному рассматривал положение и развитие народной жизни». (Nahtigal R. Uvod v slovansko filologijo. Ljubljana, 1949. S. 16). Ф. Рамовш: «Срезневский единственный мог хорошо и точно указать на причины, которые создали (диалектное) разнообразие». (RamovsF. Dialektoloska karta slovenskega jezika. Ljubljana, 1931. S. 15.
10 ЖМНП. 1841. Ч. XXXI. Сентябрь. № 9. Отд. II. С. 134-164.
11 Там же. С. 140.
12 Там же. С. 164.
13 Там же. С. 139.
14 В списке примеров мы сохраняем правописание И.И. Срезневского.
15 См. его Zprawa о Rezianech. Dopisy I. Sreznewskeho a P.Preisa W. Hankowi. // Casopis Ceskeho Muzeum, roen. XV. Praha. 1841. S. 341-346; Словины во Фриуле. //Денница. Славянское обозрение. Ч. 2. Варшава, 1843. С. 191-205; Славянские известия. Фриульские славяне (Резьяне и Словины). // Москвитянин. Ч. V. № 9. 1844. С. 207-234; Фриульские славяне. // Сборник ОРЯС. Т. XXI. СПб., 1881; Фриульские славяне. // Приложение к XXXVIII тому Записок имп. икадемии наук. СПб., 1881. № 4. С. 1-32 (с подстрочными примечаниями Бодуэна де Куртенэ).
16 Современные исследователи истории словенского языка используют понятие «osre-dnjeslovenski pogovomi jezik» // см.: M. Orozen. Oblikovanjc enotnega slovenskega knjiznega jezika v 19. stoletju. Ljubljana, 1996.
17 ЖМНП. 1845. 4. XLVIII. № 12. 149-186.
18 Классификация И.И. Срезневского изложена в книге: Флоринский Т. Лекции по славянскому языкознанию. Ч. I. Киев, 1895. С. 505-524.
19 Ramovs F. Karta slovenskih nareeij. Ljubljana, 1957.
20 Там же S. 11-12.
21 Этнографическая ка^та славянского народонаселения была издана в 1836 г., позже включена в монографию П.Й. Шафарика: Safarik P.J. Slowansky národopis. W Praze : Rychlo-tisk Jana Spumého, 1849 (в связи с этим см. Также: Шафарик П.Й. О резьянах и фурлянских словинах. // Денница, Варшава, 1842. № 9. С. 110), а также работу Ионатана Винклера: Kinkier J. Pavel Josef Safarik. Slovansky národopis a slovinská kultura : rigorozní práce. Praha, 2001.
22 См. Бодуэн де Куртенэ. И.А. Материалы по южнославянской диалектологии и этнографии. СПб, 1895. Т. I. С. I—III.
23 См. Критико-биографический словарь С.А. Венгерова. TV, СПб., 1897. С. 18—45. Здесь Бодуэн де Куртенэ представил основные черты своего лингвистического мировоззрения к концу XIX в.
24 Бодуэн де Куртенэ И.А. Материалы по южнославянской диалектологии и этнографии. СШ, 1895. Т. I. C.I-III.
2! См. Бодуэн де Куртенэ. И.А. Опыт фонетики резьянских говоров. Варшава, 1875 / § 296. Впоследствии эта гипотеза была отвергнута самим Бодуэном де Куртенэ.
26 См. TrstenjakD. Zora. Maribor, 1876. S. 109; Hauptmann L. Mitteilungen des Instituts für österreichische Geshischte. Bd. 36. Wien, 1915. S. 232, 233; Tappeiner Fr. Sitzungsberichte der anthropologischen Gesellschaft. Wien, 1895. S. 66.
27 См. критику классификации Бодуэна в монографии Ф. Рамовша (Ramovs F. Historicna gramatika slovenskega jezika. Knj.VlI. Dialekti. Ljubljana, 1935. S. XX111, XXIV, а также S. 31 и 32).
28 Бодуэн де Куртенэ. И.А. Опыт фонетики резьянских говоров. Варшава, 1875. С. 145.
