CC BY
93ПРОСТРАНСТВО
Изменения в центро-периферийной конфигурации постсоветского пространства
Наталья Зубаревич
Десятый год самостоятельного существования республик бывшего Советского Союза позволяет перейти от анализа процессов распада старых связей к оценкам новой, уже вырисовывающейся конфигурации постсоветского пространства. Общие контуры новых взаимоотношений сложились к 1996—1997 годам, потом на их становление наложился финансовый кризис 1998 года. Он не только сломал уже намечавшуюся стабилизацию, особенно в сфере взаимной торговли, во многом зависящей от паритетов национальных валют, но и в чем-то ускорил процессы становления новых взаимосвязей. Этапы в развитии постсоветского пространства целесообразно рассмотреть более детально.
Системный кризис и распад старых связей между постсоветскими странами (1990—1997 годы)
В 90-е годы для большинства стран СНГ был характерен сильный экономический спад. Внутренний валовой продукт (ВВП) Грузии и Азербайджана в 1996 году составил 40% от уровня 1990 года. Не меньшей была глубина спада в Армении, испытавшей последствия мощного землетрясения и карабахского конфликта, а также в Таджикистане, разоренном гражданской войной; разница только в том, что в этих двух республиках падение ВВП началось еще до 1990 года. Спад в Киргизии, Казахстане и Украине был близок к российскому (на 45—50%). Только в Беларуси, Узбекистане и Туркмении
Наталья Васильевна Зубаревич, доцент географического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, Москва.
(в последней, по крайней мере, до 1997 года) не было — скорее всего, в силу политических причин — столь ярко выраженного спада.
Экономический кризис привел к следующим серьезным структурным сдвигам.
1. К примитивизации экономик и резкому уменьшению доли обрабатывающих производств во всех странах СНГ.
2. К гипертрофии отраслей топливно-энергетического комплекса в структуре хозяйства тех стран Содружества, которые располагают богатыми месторождениями соответствующего сырья. Так, в Туркмении доля продукции газовой отрасли составила в 1996 году 30% ВВП1. В промышленно более развитых и богатых ресурсами крупных странах (Россия, Казахстан, частично Украина) сильный спад в обрабатывающей промышленности сопровождался структурной перестройкой их экономик не только в пользу старых (нефтегазовый сектор), но и новых экспортных отраслей (металлургия, для России также химия, целлюлозно-бумажная промышленность).
3. К деиндустриализации стран более позднего промышленного развития, не имеющих значительных минеральных ресурсов и получавших их извне (Молдова, Грузия, Армения, Киргизия, Таджикистан). Так, в Грузии доля промышленности в ВВП сократилась с 44% в 1989 году до 21% в 1994, а доля сельскохозяйственной продукции возросла до 47%2.
4. К полной утрате, из-за потери рынков сбыта продукции перерабатывающих отраслей, былого преимущества среднеразвитых республик Закавказья и Молдавии, отличавшихся, по сравнению с республиками Средней Азии, более современной структурой хозяйства и более высоким уровнем жизни. Молдова стала беднейшей страной Европы.
Ситуация в Беларуси требует особого анализа, но очевидно, что сохранение ею сложившейся в советское время структуры экономики было бы невозможно без особых отношений с Россией. Что касается стран Балтии, экономика которых пережила спад и сильную структурную трансформацию, то они смогли переориентироваться на развитие сервисного хозяйства и сохранить наиболее высокие экономические показатели благодаря поддержке Европейского Сообщества и притоку внешних инвестиций.
Почти все постсоветские страны уже прошли низшую точку спада и структурной примитивизации хозяйства. Тем не менее различие темпов спада в них не привело к кардинальным изменениям в сфере соотношения их экономического «веса». В ряду постсоветских
Таблица 1
Экономические показатели постсоветских государств в 1998 году
Республика Население, млн чел. ВНП, млрд. дол. США Душевой ВНП, дол. США Душевой ВВП по ППС, дол. США Год с самыми низкими значениями ВВП
Эстония 1,4 4,9 3360 7682 1994
Литва 3,7 9,4 2540 6436 1994
Латвия 2,4 5,9 2420 5728 1993
Россия 146,5 331,8 2260 6460 1998
Беларусь 10,3 22,3 2180 6319 1995
Казахстан 16,3 20,9 1340 4378 1995
Украина 50,9 49,2 980 3194 1998
Грузия 5,1 5,3 970 3353 1994
Узбекистан 23,6 22,9 950 2053 1996
Туркмения 4,6 3,0 650 2550 1997
Азербайджан 7,7 3,8 480 2175 1995
Армения 3,5 1,7 460 2072 1993
Киргизия 4,6 1,8 380 2317 1995
Молдова 4,4 1,7 380 1947 1998
Таджикистан 6,0 2,3 370 1041 1996
Составлено по: Human Development Report, 2000. N. Y., 2000, P. 178—180.
государств Россия остается лидером: валовой национальный продукт (ВНП) всех остальных постсоветских стран не превышает 47% российского (табл. 1). По душевому ВВП показатели России близки к странам Балтии и Беларуси, остальные же постсоветские страны, даже по ВВП с учетом паритета покупательной способности (ППС), отстают от России в 1,5—6 раз. Напомним, что и в советское время Прибалтика и Белоруссия опережали Россию по уровню
жизни. Однако новым явлением к середине 90-х годов стало смещение вниз показателей Украины, Молдовы и государств Закавказья (данные по Грузии в табл. 1 представляются завышенными).
Сохранила ли Россия функции экономического центра для стран постсоветского пространства? Для государств Балтии нет. Это следует и из душевых экономических показателей, и из ориентации внешней торговли этих стран (за исключением Латвии, доля России в их товарообороте менее 20%), а также из объемов западных инвестиций в их экономику (табл. 2). Прибалтика — наиболее яркий пример экономического перемещения в зону влияния более сильных центров, причем с явным политическим ускорением. Но ее положение в качестве соседа России тем не менее, благоприятствует ввозу в Россию продовольствия и, особенно, транзиту через нее российских экспортных товаров. В отношении же стран СНГ однозначный вывод сделать сложнее. С одной стороны, несмотря на кризис, дистанция между Россией и другими государствами СНГ в уровне развития экономики не уменьшилась. С другой, трудно представить себе, чтобы экономический центр с душевым ВВП в 2,3 тыс. долларов мог распространять свое влияние на обширную территорию СНГ без военно-политической «дубины». Как известно, в развитых странах — мировых экономических центрах — душевой ВВП составляет 25—40 тыс. долларов.
Иллюзии по поводу прочности старых экономических связей к середине 90-х годов в основном развеялись. Как показывает табл. 2, экономика многих стран СНГ стала более открытой. В сфере внешней торговли Россия первой переориентировалась на рынки развитых стран, что привело к снижению доли стран СНГ в российском товарообороте до уровня в 20—25%. Среди стран СНГ только Беларусь сохранила сильную ориентацию на Россию (около 60% внешнеторгового оборота). Украина, Казахстан и Молдова имеют с Россией значительные, но снижающиеся торговые связи в экспорте или импорте (35—40%). Страны же Закавказья и Средней Азии резко сократили товарообмен с Российской Федерацией (10—25%) и переориентировались на развитые страны или соседние государства3. Статистика внешней торговли показывает, что фаза экономической дезинтеграции постсоветского пространства в основном завершилась в 1996—98 годах.
Используя данные о структуре внешней торговли, А. Трейвиш разработал типологию стран СНГ по направленности их внешнеторговых связей4. Наиболее выраженную европейскую ориентацию
Таблица 2
Открытость экономик и иностранные инвестиции в постсоветских странах: 1998 год
Республика Экспорт товаров и услуг, % ВВП Импорт товаров и услуг, % ВВП Прямые иностранные инвестиции: Внешний долг, % ВВП
всего, млн дол. на душу населения, дол.
Эстония 80 89 581 415 15
Литва 47 59 926 250 19
Латвия 48 61 274 114 12
Россия 32 27 2183 15 69
Беларусь 62 68 144 14 5
Казахстан 31 35 1158 71 26
Украина 40 43 743 15 30
Грузия 14 28 251 49 32
Узбекистан 22 22 85 4 16
Туркмения н. д. н. д. 80 17 88
Азербайджан 24 59 1085 141 18
Армения 19 52 232 66 42
Киргизия 35 51 102 22 69
Молдова 47 75 85 19 63
Таджикистан н. д. н. д. 30 5 49
Составлено по: Human Development Report, 2000. N. Y., 2000, P. 210—212
имеют экспортирующий минеральные ресурсы Казахстан и Беларусь, товарооборот Украины, Армении и Узбекистана разделен между Европой и Азией, остальные страны ориентированы на торговлю с Азией. Во многом подобное распределение нестабильно и зависит от конъюнктуры мирового рынка (спроса и цен на металл, газ и т. д.), доступа к транзитным путям. Примером может служить неодно-
кратная переориентация газовых потоков из Туркмении. Тем не менее речь идет о включении стран СНГ и России в мировой товарообмен, где они часто выступают в роли конкурентов, поскольку основной объем их экспорта приходится на сырье и продукцию первого передела — нефть, газ, металлы.
Постсоветское пространство становится периферией развитых стран и по другим критериям. Бремя крупных внешних долгов западным странам несет не одна России, а все страны СНГ, за исключением Белоруси, Азербайджана и Узбекистана (см. табл. 2). Общая недоинвестированность экономик стран СНГ также подчеркивает их периферийное положение. Только в Азербайджане имел место приток западных инвестиций, вызванный нефтяным бумом. И во всех странах СНГ в 1996—98 годах доля России в общем объеме инвестиций была минимальная.
Если трезво оценивать сложившуюся к этому времени экономическую ситуацию, то следует признать, что с точки зрения теории «центр-периферия», разработанной Дж. Фридманом и И. Валлер-стайном5, Россия должна считаться полупериферийной страной. С партнерами по СНГ ее связывают экономические отношения двух типов. Тип первый — это связи с другими, еще более полуперифе-рийными странами (Беларусью и Украиной), политически близкими России в разной степени, но до сих пор сильно от нее зависящими экономически. Под влиянием колебаний политической ситуации в отношениях этих двух стран с Россией действуют как факторы конкуренции (в большей степени с Украиной), так и искусственно сохраненной советской интеграции (в большей степени с Беларусью). Второй тип представляют значительно сузившиеся связи с периферийными странами (Молдова, государства Закавказья и Средней Азии), ставшими в не меньшей степени периферией других, кроме России, и более сильных центров. Отношения с Казахстаном занимает промежуточное положение между этими двумя типами отношений.
Экономические связи между полупериферией и периферией достаточно слабы, им не хватает устойчивости и «разности потенциалов». Это очень хорошо показал августовский финансовый кризис 1998 года, на некоторое время сделавший Россию дешевой периферией — экспортером новых видов сырья (угля) в Украину и продовольствия в Казахстан. Ввоз российского продовольствия (в основном теневой) в Казахстан был настолько значителен, что это заставило власти этой страны предпринять жесткие ограничительные меры.
Только после выравнивания курсов валют экспорт продовольствия прекратился.
В целом можно сказать, что низкая эффективность сотрудничества выглядит закономерной и может быть объяснена как неспособностью России играть роль сильного лидера, так и объективными противоречиями между экономическими интересами стран СНГ. Активизация связей с ними требовала немалых средств и сильной экономической мотивации, чего у России до последнего времени не было.
Политические последствия разрушения старых центро-пери-ферийных связей длительное время не осознавались российской элитой. Явное раздражение вызывал переход властей стран СНГ к политике балансирования между странами Запада, Россией и азиатскими соседями (Китаем, Ираном и Турцией). Между тем учет влияния всех внешних центров для стран периферийной зоны всегда насущно необходим. Политическая история СНГ — это, помимо прочего, и постепенная утрата иллюзий насчет возможного сохранения или восстановления старых связей, и очень медленное формирование новой иерархии отношений разной степени близости: от российско-белорусского Союза двух государств и Таможенного союза пяти — до весьма слабых связей России с Туркменией, Грузией и Азербайджаном. К 1998 году политический «болевой синдром» в России начал проходить, хотя очевидно, что еще не закончилась адаптация страны к новой для нее роли важного, но не единственного игрока на пространстве СНГ.
Примерно тогда же некое логическое завершение получили и миграционные процессы. После сильного всплеска выездов в 1993— 1995 годах стало очевидно, что миграции русскоязычного населения в Россию затухают6. С одной стороны, ослабели стрессовые выталкивающие факторы миграций, с другой, из-за трудностей адаптации в России заметно снизились притягивающие факторы. Почти во всех странах СНГ сузилась сфера применения русского языка, особенно среди молодежи, выросшей в 90-е годы. Влияние русской (советской) культуры в среде элиты и интеллигенции еще значимо, но смена поколений неизбежна. Все же распад советской модели цент-ро-периферийных отношений, четко фиксируемый в сфере экономических связей, еще далек от своего завершения в гуманитарной и культурной областях и в области социального поведения.
Региональные пограничные контакты также стали индикатором распада старых связей, основывавшихся на технологической инте-
грации в рамках единого экономического пространства. Регистрируемый статистикой товарообмен регионов на наиболее контактных участках границы — между югом Урала и Западной Сибири и северным Казахстаном, а также на границе России с Украиной — к 1998 году стал значительно меньше7. Технологическую кооперацию вытесняют неформальная торговля продовольствием и ширпотребом, растущие перевозки наркотиков8. Эти новые связи очень подвижны, они зависят от текущей экономической ситуации, их размах и интенсивность являются индикаторами выгоды обменов. По своим объемам они несопоставимо меньше старых хозяйственных связей, зато отличаются гораздо большей жизнестойкостью.
Изменения центро-периферийных взаимосвязей внутри стран СНГ
Внутри каждой из стран СНГ сегодня проявляются новые или усиливаются ранее существовавшие тенденции центро-периферий-ных отношений. Речь в этом случае идет как об экономике, так и о социальных процессах. Первая и наиболее яркая среди этих тенденций — поляризация развития центров (столичных агломераций) и периферийных регионов. Заметные центро-периферийные различия, конечно же, существовали и в советское время, но они сглаживались плановым перераспределением ресурсов, хотя в странах более поздней модернизации, особенно в Центральной Азии, никакое перераспределение не могло замаскировать различия между «островками» модернизированного экономического пространства (столичными и индустриальными городами) и обширными зонами полупа-триархальной экономики. Тем не менее процесс модернизации развивался, диффузия инноваций шла от столичных центров к периферии.
В 90-е годы поляризация стала явной во всех странах СНГ с переходной экономикой. Рыночные преобразования, новые виды предпринимательства быстрее всего возникали в центрах, и новые, связанные с бизнесом структуры начинали «стягивать» в столицы ресурсы всей страны. Кроме того, роль центров была усилена воздействием глобализации: западный бизнес и западные инвестиции, как правило, концентрировались в столицах новых независимых государств. Наиболее ярко гипертрофированная роль центра проявилась в России, где на Москву приходится более 40% всех иност-
ранных инвестиций, а доходы москвичей, доля которых в населении страны меньше 6%, составляют более 20% доходов всех россиян. Но и в других странах СНГ нарастание поляризации столиц и периферии очевидно. Это видно, в частности, на примере Азербайджана, получившего значительные иностранные инвестиции, Киргизии, в которой присутствие многочисленных международных организаций создает рабочие места в столице, Казахстана, в котором, правда, выгоды центра делят две столицы. А вот в более развитой Украине Киеву не удалось стать явным лидером, что было обусловлено слабостью столичных бизнес-структур и особенностями сложившейся ранее конфигурации экономического пространства — наличием сильных противоядер в Донбассе и Приднепровье. Впрочем, и в Украине по мере укрепления центральной власти в последние 2—3 года процесс концентрации капиталов в Киеве набирает силу. При этом в период спада периферийные территории, в отличие от центра, деградировали обычно быстрее, сбрасывая «налет» индустриальной модернизации и становясь экономически более примитивными. Это естественно: в кризисный период бедные всегда становятся намного беднее.
Вторая тенденция непосредственно связана с внешнеэкономической либерализацией, ведущей к включению в глобальную экономику отдельных, преимущественно сырьевых регионов, усилению их экспортной ориентации. Благодаря доходам от экспорта, валовой региональный продукт (ВРП) и уровень жизни населения регионов со значительной добычей сырья (нефти, газа, руд металлов) превысили соответствующие средние показатели в постсоветских странах. По существу, экономическое пространство этих стран разделилось на «открытое» (территории, экспортирующие ресурсы, а также транзитные территории с крупными портами и т. д.) и «закрытое» (территории внутренней экономики) (табл. 3).
Применительно к России данный процесс детально рассмотрен Л. Вардомским и А. Трейвишем9. Но он характерен и для других крупных стран СНГ, богатых минеральными ресурсами или имеющих выгодное транзитное положение. Так, две нефтедобывающие области Казахстана (Атырауская и Мангистауская) по душевой валовой добавленной стоимости (аналог ВРП) лишь на 5—10% уступают «южной» столице Алматы и почти вдвое превышают средний показатель по республике10. Даже в небольших странах, где преобладающей диспропорцией являются различия между столичным центром и периферией, начинают развиваться аналогичные процессы.
Таблица 3
Душевой ВПР в столицах, «открытых» и «закрытых» регионах некоторых стран СНГ
«Открытые» регионы Душевой ВРП, ППС, дол. США «Закрытые» регионы Душевой ВРП, ППС, дол. США
Российская Федерация *
г. Москва 7709 Республика Тыва 1202
Тюменская область 12386 Республика Дагестан 1491
Красноярский край 6319 Пензенская область 2053
Казахстан **
г. Алматы 7192 Южно-Казахстанская область 1757
Атырауская область 6916 Жамбылская область 1838
Киргизия
г. Бишкек 4340 Ошская область 1024
Иссык-Кульская область 3517 Баткенская область 1039
* с поправкой на региональный прожиточный минимум.
** валовая добавленная стоимость.
Составлено по: Доклады о развитии человеческого потенциала РФ (2000 г.), Киргизии (2000 г.), Казахстана (1999 г.). Программы развития ООН.
В Киргизии начало эксплуатации месторождений золота в отсталой Иссык-Кульской области привело в последние 2—3 года к устойчивому росту ее ВРП п. Самый же сильный поляризующий эффект дает сочетание функций столичного центра и основной экспортной территории. Здесь примером может служить концентрация экономической жизни в Бакинской агломерации на фоне кризиса экономики остального Азербайджана.
Все «открытые» регионы стран СНГ могут считаться периферией мировой экономики, поскольку они являются поставщиками сырья и продукции первого передела. Но это положение мировой периферии является экономически более выигрышным, чем внутрипери-ферийное положение «закрытых» регионов. Отдавая свои ресурсы,
регионы, включенные в глобальную экономику, все же получают инвестиции и новые технологии, сталкиваются с западной корпоративной культурой, то есть имеют возможности для, пусть медленной, модернизации. В случае же внутренней периферии диффузия инноваций происходит только из центров своих стран, и она пока мало заметна.
Следует отметить, что в центро-периферийной поляризации территориальные различия носят комплексный характер. В центрах выше и доходы, и уровень образования, и, чаще всего, продолжительность жизни населения. Индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП), принятый Программой развития ООН в качестве комплексного показателя уровня развития и рассчитываемый как совокупный индекс доходов, уровня образования и долголетия, позволяет оценить социальную дистанцию между центрами и периферией различных стран СНГ. В России Москва имеет показатели на уровне Чехии и Венгрии, а депрессивная Псковская область сопоставима с Арменией. В свою очередь, российская республика Тыва может быть сравнима с Ираком и Никарагуа. В Киргизии ИРЧП Бишкека близок к московскому и минскому, а Ошской области — к ИРЧП Таджикистана и Вьетнама. В Казахстане примерно так же различаются Алматы и Жамбылская область.
Опасным следствием этих процессов стал социальный разлом между быстро модернизирующимися центрами, в которых утверждаются западные стандарты поведения и ценности, и неподвижной периферией, для которой характерно усиление самых разных форм традиционализма. На большей части внутрироссийской и внутри-украинской периферии возврат к традиционной экономике выражается в максимальном расширении личного подсобного хозяйства и в сокращении мобильности населения. В случае же наименее развитых республик России и южных стран СНГ поздней модернизации такому возврату сопутствует еще и рост религиозного и культурного традиционализма. В Казахстане и Средней Азии усиливаются различия между островками русифицированных столичных центров и экспортных зон, где работают русские, иностранные специалисты, русскоязычные представители коренных национальностей, и обширной зоной традиционализма.
Вообще на юге СНГ в период кризиса фактически сформировалась ситуация, типичная для развивающихся стран с сильным социокультурным дуализмом. При слабых импульсах модернизации периферия будет трансформироваться очень медленно. Это обора-
чивается слабой консолидацией национальной территории и чревато нестабильностью внутри страны. Наиболее яркий и неоднократно цитировавшийся в литературе пример здесь — Таджикистан, в котором социальный разлом выражен особенно сильно12. На фоне объективно усиливающейся нестабильности возрастает зависимость траекторий развития стран поздней модернизации от сложившихся в них политических режимов и от личностей местных лидеров.
Новые тенденции взаимодействия России и стран СНГ после 1998 года
Два года назад известный демограф А. Вишневский предложил следующие сценарии дальнейшего развития взаимоотношений России со странами СНГ13: возвращение России в Европу, «третий русский империализм», изоляционизм и, наконец, создание нового евразийского союза. Видимо, еще рано оценивать, какой из этих сценариев окажется наиболее вероятным, но уже складывается ощущение, что, скорее всего, ни один из них не будет воплощен в чистом виде. Помимо прочего, это подтверждают новые формы экономических и социальных взаимосвязей со странами СНГ, проявившиеся в эпоху выхода России из кризиса и начала в ней промышленного роста.
Сегодня наиболее очевидна «точечная» экспансия экспортоориентированного российского бизнеса. 1е отрасли российской экономики, которые обладают наибольшим экспортным потенциалом и которые за последние годы накопили значительные инвестиционные ресурсы, начинают проявлять интерес к расширению своей сырьевой базы, для чего выстраивают в рамках СНГ вертикально интегрированные структуры. Новые связи формируются в узких, избранных секторах экономики сырьевого типа с конечным выходом на мировой рынок через российских производителей экспортной продукции первого передела (алюминий, черные металлы). Эта экспансия выгодна не только ее субъектам, но и объектам: переработка в России позволяет увеличить добавленную стоимость продукции сырьевых производителей в странах СНГ. Но чаще всего экспансия направлена лишь на расширение сырьевой базы окрепших российских экспортеров или естественных монополий. Примеров тому немало: покупка группой «Сибирский алюминий» Николаевского и Павлодарского глиноземных заводов на Украине и в Казахстане,
переход под контроль РАО «ЕЭС России» части угольных разрезов казахстанского Экибастуза, усиление контроля «Газпрома» над транзитом туркменского газа и т.д. В капиталоемкой нефтяной промышленности российские компании испытывают недостаток собственных финансовых ресурсов, поэтому они действуют как младшие партнеры западных инвесторов, например, в рамках Каспийского трубопроводного консорциума или в азербайджанской зоне Каспийского моря. Однако при сохранении высоких цен на нефть российские компании будут, конечно же, усиливать свое присутствие и в названных, и в других проектах.
Все это содействует формированию в странах СНГ двух схем экономического взаимодействия. Первая представляет собой прямой экспорт сырья с участием и под контролем западных компаний, вторая — транзит (с переработкой) через Россию, контролируемый российским бизнесом. Стоит еще раз отметить, что с российской стороны речь идет о «точечных», хотя и очень важных инвестициях.
В то же время российские компании не внедряются сколько-нибудь заметным образом в импортозамещающие отрасли стран СНГ. Этому препятствует отсутствие у российского бизнеса достаточных инвестиций, невозможность создания схемы «сырье СНГ — российский полуфабрикат — экспорт полуфабриката в развитые страны». Но в отдельных подотраслях начинает проявляться экспансия иного типа — на новые рынки сбыта в странах СНГ. Пока ее способны осуществлять только быстро растущие предпринимательские структуры с иностранным участием и иностранными инвестициями. Наиболее яркий пример — российская пивоваренная компания «Балтика», разворачивающая сейчас производство в Украине. По сути дела она служит промежуточным звеном перекачки смешанных (западных и накопленных в России) инвестиций на новые рынки сбыта.
Собственно российский бизнес в обрабатывающей промышленности еще слаб и не имеет средств для расширения в пределах постсоветского экономического пространства. Достаточно вспомнить в этой связи едва тлеющие проекты технологической кооперации, вроде альянса авиационных заводов Ташкента и Поволжья, интеграции других машиностроительных заводов. Для того чтобы слабые по сравнению с экспортерами российские производители машиностроительной продукции смогли бы вернуться на рынки стран СНГ, нужно удачное стечение обстоятельств. Так, Волжский автомобильный завод (ВАЗ) смог укрепить свои позиции на Украине и начать сборку в Запорожье только после того, как разорилась южнокорей-
ская корпорация ДЭУ; кроме того, ему помогли привычки и низкий платежеспособный спрос населения. Таким образом, реальностью остается позиционирование российских производителей на рынках СНГ в качестве изготовителей дешевой и морально устаревшей техники.
Впрочем, при продолжении экономического роста в России можно говорить и об определенных перспективах. После дефолта Россия первой среди стран СНГ стала медленно уходить от узкой «экспортной» экономики через развитие импортозамещения. Экономическое пространство импортозамещения расширяется. И в 1999, и в 2000 году самые высокие темпы роста имели регионы импортозамещающей промышленности российского Центра и Поволжья. В других странах СНГ территориальная поляризация пока не снижается, поскольку там, за исключением Украины, не было развитой обрабатывающей промышленности, нет емкого внутреннего рынка и, главное, нет существенного перелива инвестиций из экспортных сырьевых отраслей в производство средств производства. Если в России продолжится промышленный рост и переток капиталов из экспортных отраслей, то украинская экономика также получит российские инвестиции в обрабатывающую промышленность. Первым свидетельством движения в этом направлении можно считать попытки российского бизнеса установить контроль над трубопрокатными заводами Украины. Однако вряд ли Россия сможет стать центром переработки пищевого и текстильного сырья из стран СНГ. Она не обладает каналами выхода готовой продукции на мировые рынки, а внутренний российский спрос в условиях сохранения дешевизны рубля не велик и не привлекателен для поставщиков сырьевой продукции.
Описанная выше картина новых взаимосвязей очень подвижна и подвержена конъюнктурным изменениям. Так, она зависит от динамики цен на мировых рынках сырья, курсов валют, таможенной и тарифной политики. Представляется, что ожидать устойчивого роста интеграционных процессов при участии российских предпринимательских структур все же не следует. Связи и рынки в полуперифе-рийной и периферийной зонах экономики нестабильны. Ярким примером тому могут служить проблемы латиноамериканских стран, объединившихся в группу «Меркосур», в особенности нестабильность экономических взаимосвязей двух ее ведущих членов — Бразилии и Аргентины. За пределами реального сектора экономики интеграционные возможности России выглядят еще менее обнаде-
живающими. Ее финансово-банковские структуры очевидно слабы, совокупный капитал российских банков меньше собственного капитала любого западного банка первой десятки. Осуществление же инфраструктурных проектов требует значительных средств, которых у России нет. Эти проекты — поле для инвестиций мировых центров.
Но есть сфера, интегрирующая роль которой заметна уже сегодня и которая, скорее всего, усилится в ближайшем будущем. Это трудовая миграция, включающая выходцев из рядов «титульных» наций стран СНГ. Сейчас основной поток трудовых мигрантов направляется в Россию из Закавказья, Украины и Молдовы, хотя после российского дефолта объемы украинской миграции уменьшились. По различным оценкам, в России работают не менее 1 млн граждан Азербайджана14 и до 0,5 млн граждан Грузии. Протесты в Тбилиси против введения виз для поездок грузинских граждан в Россию показали, насколько трудовая миграция в Россию из стран Закавказья важна для экономик этих стран. Не менее важна она и для быстро стареющей России, хотя российское общество и властные структуры страны все еще недостаточно это понимают. Но даже отрицательное общественное мнение не способно остановить объективно развивающиеся процессы. Для мигрантов из СНГ западные страны уже в основном закрыты, постепенно закрываются и государства Восточной Европы. Сохраняющиеся различия в уровне жизни между Россией и странами-донорами (особенно странами с растущим населением) будут выталкивать трудовых мигрантов в Россию.
При этом география источников миграций может расшириться. Пока трудовых мигрантов поставляют Украина, Молдова и Закавказье (что, кстати, способствует сохранению в этих странах русского
<_> <_> и \ т'ч <_>
языка и связи с русской культурной средой). Росту среднеазиатской миграции препятствует замедление социальной модернизации в годы кризиса начала 90-х годов и даже откат к патриархальному, традиционному и немобильному обществу. Объемы миграции из Казахстана будут зависеть от скорости завершения там демографического перехода и темпов роста экономики, но при существующем уровне модернизации этой страны и ее включенности в русскую культурную среду можно ожидать роста трудовой миграции казахов уже в ближайшем будущем.
Существует и еще одно направление интеграции, которое, в отличие от трудовой миграции, не может развиваться стихийно, а, напротив, требует осознанных стимулирующих усилий и финансовых затрат со стороны России. Это гуманитарная политика — поддержка
русских и русскоязычных, а также адаптированной к русской культуре местной интеллигенции. К сожалению, и в этой сфере Россия обладает скромными возможностями для сохранения своей «центровой» роли. Поэтому она должна проводить «точечную» политику — в первую очередь укреплять культурные контакты со столицами и крупными городами, где есть уже сложившиеся связи, знание языка, близкая культурная среда. Эффективные и не слишком затратные направления такой политики постепенно вырисовываются. Одно из них — это поддержка высшего образования на русском языке. Так, открытый в Бишкеке Славянский университет, в котором половина студентов — киргизы, не только дал работу русской интеллигенции, но и сформировал особую культурную среду, стал самым престижным высшим учебным заведением страны и успешно конкурирует с созданными там же американским и турецким университетами. В целом же значение российской гуманитарной политики в странах СНГ постепенно начинает признаваться российскими властями; беда только в том, что расстояние от деклараций до инвестиций, как известно, слишком велико.
* *
*
Видимо, есть основания предположить, что новый этап в развитии отношений между Россией и странами СНГ можно рассматривать как смену тенденции. Если раньше на фоне более устойчивых культурных «скрепов» советского времени происходило опережающее угасание экономических связей, то в последние два года эконо-
о о о ^ о ^
мика, а точнее — новый россиискии бизнес, вписавшимся в глобальную экономику, начинает выстраивать или восстанавливать эффективные технологические и сбытовые связи. Причем ради их создания прагматично используется все еще сохранившийся на постсоветском пространстве контекст общей культуры, мироощущения и поведенческих стереотипов.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Туркмения. Отчет о человеческом развитии. Ашгабат, 1997. С. 17.
2 Human Development Report. Georgia. Tbilisi. 1997. P. 41.
3 См.: Зубаревич Н. Взаимодействие России с южными соседями: проблемы и перспективы // Что хотят регионы России? М., Московский Центр Карнеги. Аналитическая серия. Вып. 1, 1999. С. 37—54.
4 Геополитическое положение России: представления и реальность. Под ред.
B. А. Колосова. М., 2000. С. 56.
5 Наиболее полное изложение этой теории на русском языке см. в работе: Грицай О. В., Иоффе Г. В., Трейвиш А. И. Центр и периферия в региональном развитии. М., 1991. С. 168.
6 Зайончковская Ж. А. Миграции населения // Население России в 1998 г. М., Центр демографии и экологии человека, 1999. С. 88—111; Мукомель В. И. Миграционные процессы: новые реалии, новые вызовы // Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации за 2000 г. М., 2001. С. 81—95.
7 Вместе с тем нельзя не отметить, что характер и степень развития экономического сотрудничества на разных участках российско-казахстанской границы различны. См. в этой связи: Мукомель В., Косач Г., Кузьмин А. Российско-казахстанские приграничные связи: опыт трех российских областей // Вестник Евразии, 2001. № 2.
C. 73-121.
8 См.: Сергеев А. Н. Организованная преступность и незаконный оборот наркотиков в Российской Федерации // Доклад о развитии человеческого потенциала в Российской Федерации за 2000 г. С. 135-145.
9 Вардомский Л. Б., Трейвиш А. И. Проблемы устойчивости экономического пространства России в контексте внешнеэкономической либерализации // Внешнеэкономические связи и региональное развитие в России. М., 1999. С. 189-205.
10 Отчет о человеческом развитии Казахстана за 1999 г. Астана, 2000. С. 32.
11 Национальный отчет по человеческому развитию Кыргызстана за 2000 г. Бишкек, 2000. С. 69.
12 См. об этом, в частности: Бушков В. И., Микульский Д. В. «Таджикская революция» и гражданская война (1989-1994 гг.). М., 1995.
13 Вишневский А. Г. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М., 1998. С. 394-415.
14 Юнусов А. Урбанизация и миграция в Азербайджане в 1989-98 гг. // Миграция и урбанизация в СНГ и Балтии в 90-е годы. Под редакцией Ж. А. Зайончковской. М., 1999. С. 95-100.
