Научная статья на тему 'Изменения социального ресурса российского федерализма в середине первого десятилетия XXI века'

Изменения социального ресурса российского федерализма в середине первого десятилетия XXI века Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
94
24
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Изменения социального ресурса российского федерализма в середине первого десятилетия XXI века»

Л.М. Дробижева

ИЗМЕНЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО РЕСУРСА РОССИЙСКОГО ФЕДЕРАЛИЗМА В СЕРЕДИНЕ ПЕРВОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ XXI ВЕКА*

Российский федерализм за постсоветский период прошел несколько этапов — от манифестирующего в начале 1990-х годов и продвигающегося к реальному в середине и второй половине 1990-х, наконец переходящему к имитационным формам в 2000-е годы. Почему это произошло?

В конце 1990-х годов результаты социологических опросов свидетельствовали о том, что уровень поддержки элементов федерализма в республиках РФ довольно высок. Например, право на распоряжение природными ресурсами субъектом федерации поддерживали до 6070% населения, причем представители не только национальностей, дающих название республикам, но и русские. Доля людей, разделяющих такое мнение, росла1.

Многие исследователи, политики задаются теперь вопросом, почему в период, когда стали приводить конституции и законы республик и областей в соответствие с федеральными, и суверенитет республик был дезавуирован, не было никаких протестных акций? В статье мы пытаемся ответить на этот вопрос, исходя из изменений, которые произошли в целом в обществе и в регионах. Наши выводы строятся на материалах интервью, проведенных с представителями элит российских республик2 и результатах исследований, полученных ведущими научными центрами, изучающими общественное мнение — Аналитический центр Юрия Левады (Левада-Центр), Фонд «Общественное мнение» (ФОМ), Институт комплексных социальных исследований РАН в 2005 г. и др.

Прежде всего, обратим внимание на положение дел в социальнополитической сфере. Складывающаяся в России ситуация характери-

* Статья выполнена при поддержке гранта РГНФ № 05-03-91303а/Ук в рамках совместного российско-украинского проекта «Национально-гражданские идентичности и толерантность в России и Украине: сравнительный анализ».

1 Данные проектов «Национальное самосознание, национализм и регулирование конфликтов» (1993-1996), «Социальное неравенство этнических групп: представления и реальность» (1998-1999 гг.).

2 К элитам отнесены те, кто принимает решения или влияет на их реализацию. Респонденты были выделены среди тех, кто чаще других назывался опрашиваемыми в ходе массовых опросов, как люди, которые «выражают интересы народа» (130 интервью в 2002 и 2004-2005 гг.).

зуется рядом разнонаправленных тенденций, которые позволяют говорить о том, что современное российское общество слабо интегрировано. Для него характерно: размежевание ценностных представлений у населения по оси «отношение к реформам»; возрастание тоски по СССР среди все большей части населения; нарастание прагматизма среди элит, ориентация на короткие политические стратегии, уход от принятия стратегических решений; низкий уровень доверия к институтам власти при относительно высоком уровне доверия к Президенту РФ; продолжающийся процесс рутинизации жизни и массового сознания.

О разнонаправленности тенденций, смешанном характере общества говорят убедительные аргументы. Одним из индикаторов состояния общественных отношений является ответ людей на вопрос об отношении к реформам. По результатам опросов Левада-Центра в январе-июле 2005 г. за продолжение реформ высказывалось 34-36% опрошенных, за прекращение — 21-24%. Остальные 40-45% — промежуточные (ни за то, ни за другое). 32% респондентов считают, что «дела в нашей стране идут в правильном направлении», 51% — «движутся по неверному пути», 17% затруднялись ответить3. Исследование, посвященное отношению к собственности, которое проводил Институт комплексных социальных исследований РАН в первой половине 2005 г., позволяет говорить о выделении групп модернизационного направления, так называемых модернистов, и традиционалистов. Модернисты — это те, кто адаптировались к реформам, хотят их продолжения, они за собственность, это люди будущего, их — 20-25%. «Против» продолжения реформ высказывается около 20%. Остальных можно отнести к представителям «промежуточного» общественного слоя.

Примерно такое же распределение и по отношению к демократизации и федерализации. Считают, что при Путине «лучше», чем было при Горбачеве и Ельцине, с точки зрения эффективности государственного управления, 36%, но при этом 49-50% респондентов затрудняются ответить на этот вопрос.

Обратим внимание на возросшую тоску по СССР. По опросам 1990-х гг. было 20-30% людей с таким настроением, сейчас 55-60%. Взглянув на витрины сувенирных палаток, можно легко увидеть появившиеся в последний год декоративные тарелки с символикой СССР (пятнадцать советских республик с гербом СССР в центре), магнитные «наклейки» с изображением советской символики (И. В. Сталин в маршальской форме, голосующий «за народное счастье» и т. д.). На юбилейные концерты значимых государственных учреждений приглашался О. Газманов с песней «Вырос я в Советском Союзе, родом я из СССР».

3 Вестник общественного мнения. 2005. № 4. С. 5, 68, 104.

И одновременно большинство населения смирилось с имитационными вариантами демократических форм — выборами губернаторов и президентов республик представительными органами по рекомендации Президента РФ (практически их назначением), созданием местных муниципальных органов, но пока без финансового обеспечения их деятельности, заявлениями о необходимости расширения полномочий губернаторов, но без передачи им функций в решающих областях хозяйственной деятельности (и, прежде всего, в использовании природных ресурсов, без чего становится нереальным пополнение бюджета для расширения производства и улучшения благосостояния населения в регионах).

Государственная Дума у нас есть, но совершенно очевидно, что она не отвечает ожиданиям людей. Опросы Левада-Центра в середине 2005 г. показывают, что только 11% доверяют Совету Федерации и Государственной Думе. Обратим внимание на то, что этот уровень доверия низок не только у людей, которые еле сводят концы с концами, но и у тех, кто материально обеспечен и доволен жизнью. Только четверть последних выражает доверие этим конституционным формам. Похоже, действенность их вызывает глубокое разочарование у людей.

Уровень поддержки президента достаточно высокий, даже после Беслана и монетизации. По оценкам разных социологических центров — 39-50%. Значительно меньшее число респондентов считает, что президент решил задачи по росту экономики и уровня жизни. Лишь 10-15% полагает, что удается решать чеченскую проблему. Очевидно, происходит процесс, который можно охарактеризовать как готовность к восприятию имитационных символьных форм (Совет Федерации, Государственная Дума). Формы есть, но содержание в них совсем не то, которое ожидалось при переходе к демократизации.

Идет рутинизация жизни. В чем она проявляется? Против войны в Чечне в условиях, когда были военные неудачи, выступало до 60% населения. Сейчас там перманентные подрывные действия, а метастазы конфликта проявляются в соседних республиках, в массовом общественном мнении идут постоянные колебания — доля сторонников переговорного процесса то увеличивается, то уменьшается, при этом про-тестных действий не наблюдается. То же демонстрировало отношение к делу Ходорковского: в 2003 г. 60% считали этот процесс эфемерным, в 2005 г. так считает только 20%, то есть идет привыкание к подобным действиям правовой системы. Не видно функционирования современного гражданского общества в широких масштабах. Это означает, что в ближайшее время мы будем жить в обществе в значительной мере чисто прагматическом, расстающимся с иллюзиями, навеянными романтизмом «перестройки».

На протяжении 1990-х и в 2002-2005 гг. я брала интервью у представителей элитных групп в республиках и областях Российской Фе-

дерации. Глубинные интервью показывают, что среди людей без четких мнений чаще всего встречаются прагматики, живущие интересами одного дня. Некоторые социологи оценивают уход таких людей в повседневные проблемы как обычное явление нормального общества. Но очевидно, что для тех, про кого простые люди думают, что они «выражают их надежды и чаяния»4, влияют на положение в стране, такие настроения не должны быть характерными. Им приходится принимать жизненно важные для многих решения, что не может оцениваться как обыденная повседневность.

Это дает основание предположить: в ближайшее время мы будем, видимо, очень сильно зависеть от тех процессов, которые происходят спонтанно. Так, реакция на монетизацию, по оценке специалистов, была в начале стихийная5, только потом она была подхвачена партийными структурами. Доля участия в протестных акциях была очень мала — 0,5%. Важно, что в них участвовало не только старшее поколение, но и молодые люди 25-40 лет, то есть перспективная группа с точки зрения потенциала будущего. И были они в основном из регионов. Протесты дали результат, остановили процесс бездумной монетизации, заставили пересмотреть многое в ее реализации. По данным Левада-Центра, 41% населения поддерживали протестующих и еще 41% к их действиям относились с пониманием. Способы и формы проведения монетизации менялись «на ходу» под воздействием реакции людей. В обществе появилось представление, что коллективными усилиями можно что-то изменить.

Те же тенденции наблюдались и в сфере федеративных отношений. Усилия социальноактивных групп не всегда оставались бесперспективными. Известно, что администрация Президента РФ проводит постепенное укрупнение субъектов федерации, объединяя области, края и автономные округа. Не все такие предложения встречают поддержку в регионах. В одних случаях это объединение бедных с более благополучными территориями (Коми-Пермяцкий округ с Пермской областью или Усть-Ордынский Бурятский округ с Иркутской областью), в других — более богатых округов с менее обеспеченными областями (Ханты-Мансийский и Ямало-Ненецкий округа, где добывается более половины российской нефти и 90% газа, с Тюменской областью). В результате чего будет выигрывать население областей, и проигрывать — жители округов. Здесь ситуация складывается конфликтная. В «кандидате на поглощение» — Ханты-Мансийском округе — систе-

4 Интервью брались у тех людей, которых называли респонденты в ходе массовых опросов, отвечая на вопрос «Кто лучше других выражает интересы Вашего народа?».

5 См. статью И. Климова в данном издании.

ма социального обеспечения неизмеримо лучше общероссийской, в том числе и в Тюменской области: неработающим матерям по уходу за детьми выплачивают пособия в течение трех лет, семьи с детьми до шести лет имеют бесплатное лекарственное обслуживание, есть доплаты пенсионерам, программы льгот ветеранам, обеспечения жильем молодежи через софинансирование, реализуются программы газификации и др. Уменьшение бюджетных расходов на социальное обеспечение и инфраструктуру не может не вызвать социальных напряжений. И региональные элиты могут опираться на такие мобилизационные ресурсы.

Приходится учитывать и уже наличные связи, и какие компании работают на территории (лучше, если одни и те же, тогда им легче общаться с одной административно-территориальной структурой), и транспортные связи, и наличие общих или разных инвесторов.

В идеале объединение субъектов федерации преследует цели более эффективной управляемости, роста экономики региона и уровня жизни людей, сокращение социального расслоения. Но, если выгода одних несет невыгоду другим, то складывается ситуация в отношении объединения подобная объединению Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого округов с Тюменской областью. Округа не горели желанием объединяться. Население поддерживало руководство округов. Еще в 2004 г. избиркомы в округах отказали в регистрации инициативным группам по проведению референдумов о непосредственном вхождении Ханты-Мансийского и Ямало-Ненецкого округов в состав РФ. Но после этих инициатив губернатор Тюменской области подписал новый компромиссный вариант договора о разграничении полномочий власти между тремя субъектами РФ. Таким образом, пришлось находить приемлемые решения. Уже в 2005 г. были приняты Программы сотрудничества на 2008-2010 гг. с выделением на них 70 млрд. руб., в результате чего уровень жизни населения в Тюменской области поднимется, но и у округов не все отнимут для «перераспределения на всех». Таким образом, самосохранительная солидаризация — очевидный ресурс федерализма.

В начале октября 2005 г. Госдума внесла поправки в процедуру объединения регионов. Губернаторы (а они назначаются Президентом РФ) в случае своего несогласия с инициативами смогут заблокировать их. А прежде чем начать референдум региональные власти должны будут консультироваться с Кремлем и получать на это официальное согласие главы государства. Но предусматривается и возможность провала референдума, тогда он может быть повторен не ранее, чем через год.6

6 Коммерсант. 2005. 8 ноября. С. 2.

Президент В.В. Путин высказывался о необходимости расширения прав территорий, губернаторов (благо они теперь назначенные). Создается ситуация, которая может влиять на различные явления, в том числе и на федеративные отношения как элемент демократического общества в нашей стране. Действительно, с исторической точки зрения федерализм не обязательно связан с демократией. Тем не менее, в мире из существующих полиэтнических демократий большая часть — федеративные государства. Шесть демократий с высоким индексом языкового и этнического разнообразия, считающихся стабильными, все — федеративные государства.7

Мировая практика федеративного строительства свидетельствует, что территориальные реформы проводятся редко. При этом чаще происходит увеличение, а не сокращение числа субъектов федерации. В Евразийских федерациях зафиксировано два объединения: в Германии в 1952 г., когда три земли Баден-Баден, Вюртенберг-Баден и Вюртен-берг-Гогенцоллерн были объединены в Баден-Вюртенберг. Во всех других случаях на референдумах немцы голосовали против объединения.

В Швейцарии — конфедеративном государстве, имеющем тенденцию к перерастанию в федеративное, в 1979 г. территория Юра вышла из кантона Берн и стала самостоятельным кантоном. В США, Канаде, Австралии — федерациях вне Европы — тоже доминирующая политика в отношении субъектов федерации «не навреди».

Федеративные отношения, если здраво смотреть на ситуацию, прежде всего, нужны центру для обеспечения экономических целей и целей безопасности. Их реализация невозможна без учета значимого социально-культурного разнообразия населения страны. Даже до 1917 г. в России, как утверждает Д. Раскин, с XVIII века в государственном устройстве империи сосуществовали две тенденции. «Первая — это постепенное устранение всех местных особенностей управления, подчинение национальных окраин общероссийским учреждениям и законам ... Вторая тенденция, порожденная прагматизмом власти, — сохранение местных особенностей управления, а там, где имелась развитая система местного права и сословных учреждений, и сохранение местных «вольностей» и привилегий.»8. М.М. Сперанским было разработано Учреждение для управления сибирских губерний и областей, Учреждение об управлении инородцев Сибири, ставшее образцом для других особенных учреждений управления Кавказской области, Закавказского края, Бессарабской области, другими областями (свод

7 Stepan A. Federalism and Democracy: Beyond the US Model//Journal of Democracy. 1999. Vol.10. № 4. P. 20.

8 Раскин Д. Российская империя как тип полиэтнического государства/ZAd Hominem. Памяти Николая Гиренко. Санкт-Петербург, 2005. С. 235.

законов 1832). В целом такая политика наряду с включением местных элит в общеимперскую систему интегрировала страну и давала ей запас прочности, который был поколеблен только за счет ряда ошибок внутриполитического характера, социальных конфликтов и внешнеполитических поражений правительства. Этот опыт истории важно иметь в виду и в наше время.

Учет экономических ресурсов и социальных настроений невозможен без ответственности региональных властных структур. Но для этого они должны иметь соответствующие полномочия. К сожалению, понимание приходит не сразу. Тем не менее, Президент РФ В.В. Путин в 2005 г. неоднократно говорил о полномочиях губернаторов. Важно и другое: как такая связь между федерализмом и демократией воспринимается в обществе.

У нас федерализм воспринимался как элемент демократизации. Именно с демократическими переменами изменился сам характер федерализма. Федеративный договор 1992 г. областям и краям, автономным округам декларировал права те же, что республикам. Республики в доктринальных документах перестали именовать национальными, а конституции республик закрепили права всех граждан, а не только национальностей, дающих название республикам. Реализуя положения Конституции, центральное правительство заключило, как известно, с субъектами федерации 42 договора, учитывая ресурсные, географические, исторические особенности. К середине первого десятилетия XXI в. большинство договоров перестало действовать, а отклонения конституций и законов в субъектах федерации были исключены из правового пространства. Все субъекты федерации поставлены в равные условия с точки зрения налоговых поступлений от них в центр (70% отчисляется у всех республик, областей и краев). Население в республиках, которые в 1990-е гг. были в льготном положении, изменения не так сильно почувствовало, поскольку эти субъекты федерации получили транши через целевые программы (например, на 1000-летие Казани, строительство метро в городе и др.). Граждане в республиках еще празднуют дни республики (раньше — как дни суверенитета).

Материалы наших интервью показывают, что многие не знают, что Конституционный суд принял решение, по которому республики не могут быть суверенными. А некоторые функционеры, да и простое население, зная, что в Конституции РФ республики именуются государствами в скобках (государства) и пока Конституцию не меняли, думают, что суверенитет сохраняется.

Законодатели в ресурсных республиках пытаются найти пути сохранения завоеванного в доктринальном пространстве. Так в Башкортостане, например, придумали своеобразный ход: под нажимом Администрации Президента и федерального округа сняли слова «суве-

ренная республика» в своей конституции, но записали, что республика имеет свою государственность. А государственности без элементов разделенного суверенитета не может быть. Конечно, даже диалог по таким вопросам федеративных отношений возможен при хотя бы элементах демократии в обществе, которую и связывали с последствиями перестроечного времени.

Особенно трудно шел процесс перезаключения Договора о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Республики Татарстан. Известно, что в 1993 г. референдум по Конституции РФ здесь не проводился, а в феврале 1994 г. был принят Договор, который вводил республику в законодательное пространство Федерации. Федеральный закон «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» 2003 г. в статье 26.7 предусматривает сохранение договорных отношений при условии, если субъект Федерации имеет существенные особенности, не позволяющие урегулировать весь комплекс отношений текущим законодательством. Договор при этом обретает силу после принятия обеими палатами Федерального собрания, т. е. становится Федеральным законом. Следовательно, переговорный подготовительный процесс (а он шел с 2001-2002 гг.) должен был идти на основе обоюдного понимания значения целесообразности и необходимости договорных отношений. Редакция поправок к Конституции Республики Татарстан в 2002 г. исходила из понимания новой ситуации. Комиссия, которая была создана на основе поручения В.В. Путина руководителю Администрации Президента РФ Д.А. Медведеву, с октября 2004 по апрель 2005 гг. провела 9 встреч, на которых проходили сложные согласования. Наиболее принципиальные вопросы решались на высшем уровне.

28 октября 2005 г. Договор был принят на сессии Госсовета Республики Татарстан. В нем содержатся статьи о конституционно-договорной правовой основе разграничения полномочий между органами государственной власти России и Татарстана, уточняются полномочия в части недропользования (п. 1) и международных связей (п. 2), государственной поддержки и содействия соотечественникам в сохранении самобытности, развитии культуры и языка (п. 3) и предполагается знание двух государственных языков — русского и татарского — для высшего должностного лица республики (п. 4). Положение о недропользовании (речь идет прежде всего о нефтедобыче и нефтепереработке) особенно важно для этого субъекта Федерации, т. к. месторождения имеют давний срок эксплуатации и требуют компенсационных затрат на экологию, здравоохранение, внедрение новых технологий для поддержания их рентабельности. Заметим при этом, что в Татарстане уже относительно давно поставлен вопрос о том, чтобы «сняться с нефтя-

ной иглы». Тем не менее, это одно из специфических условий экономической и социальной жизни на этой территории. Татарстанским руководством сохранение договорных отношений рассматривается как «факт политической стабильности и одна из форм гарантий сохранения и развития федеративных отношений», «единения народов», развития республики «на благо всех народов многонациональной Российской Федерации»9.

Договор предстоит утверждать в палатах Федерального Собрания РФ, которые могут внести в него коррективы. Если затем В.В. Путин подпишет его, то официально Татарстан обязан будет его принять. Мы подробнее остановились на этом вопросе, так как принятие Договора — вопрос принципиальный для развития федеративных отношений. Аналогичный Договор предстоит принимать с Чеченской республикой, и от принятия их зависит, насколько рационально будут согласовываться два направления — «вертикализация власти» и самостоятельность регионов, которая ассоциируется с демократическим процессом и согласуется с тенденциями глобализирующегося общества.

В социологии известна теорема Т. Знанецкого, так называемая «Теорема Томаса», которая гласит: если люди воспринимают какое-то явление как реальное, то оно будет реально по своим последствиям. То есть ученые и политики могут знать, что демократии бывают и в государствах с унитарным устройством, но люди воспринимают федерализм как элемент демократии, и утеря его будет восприниматься негативно. Данные опросов говорят о том, что общество теряет надежду на демократию. 43% считает, что в России нет и не было демократии. А если к ним прибавить тех, кто затрудняется ответить, получается больше 60%.

Высокой мобилизационной готовности к защите идей и норм демократии пока в России не фиксируется. Люди привыкают жить в эклектичном обществе — в каких-то сферах сохраняются проявления демократии, в каких-то — ушли, а где-то — приобрели причудливые формы. В такой ситуации, видимо, сохранится федерализм как символьное явление, это будет имитационный или декларируемый как в советское время феномен. Естественно, совсем отказаться от него, как предлагает ЛДПР, нельзя, ибо тогда надо менять Конституцию в одной из принципиальных сфер жизнедеятельности общества.

К сохранению части самостоятельности у субъектов федерации Администрацию Президента подталкивает опыт уже реализованной «вертикали власти». Если вся ответственность за развитие регионов, благополучие населения лежит на Федеральном центре, а то, что оставлено на «плечах» местной власти не обеспечено финансовыми ре-

9 Из выступления председателя Госсовета Республики Татарстан Ф Х. Мухаметшина на сессии Госсовета 28 октября 2005 г. и материалов моего интервью с ним в 2004 г.

сурсами (всего 30% средств остается от собираемых в субъектах федерации), то и недовольство населения и региональных элит направляется на центральную власть. Приведу мнение заместителя министра экономики одной из республик РФ: «Вот сейчас уже сентябрь (интервью взято в конце первого срока президентства В. В. Путина), а мы не знаем, какими средствами будет располагать республика, чтобы обеспечить хотя бы поддержание социальной инфраструктуры. Знаем, что надо передавать часть функций на муниципальный уровень, а средств у них нет. А как планировать развитие экономики, если у Вас могут оставить и 5% и 30% от того, что собираем в виде налогов. Как мы можем смотреть в глаза нашим людям, если они трудятся, добывая ценнейшие природные ресурсы, а получать будут как в беднейших регионах? Разве они будут воспринимать это как справедливость? Вы, социологи, лучше нас знаете, какой низкий уровень доверия властям из-за этого». Таким образом, федерализм будет сохраняться, скорее всего, потому, что есть пример спонтанного протеста в обществе, и потому, что есть пример других стран, где федерализм стал ресурсом сохранения согласия в обществе.

Специалисты знают, что федерализм, в том числе тот, который называют этническим, помогает избежать открытых, в том числе, насильственных конфликтов. Заметим, не совсем, на мой взгляд, правомерно, именовать наш федерализм этническим. В Конституции РФ 1993 г. субъекты федерации именуются не «национальные», а «республики Российской Федерации». Это по памяти от советского времени их называют «национальные республики». А в Конституциях республик, как правило, зафиксировано, что они выражают «волю и интересы всего многонационального народа республики» (например, так говорится в ст.1. Конституции Татарстана) или источником государственной власти в республике является «народ, состоящий из граждан республики всех национальностей» (ст. 1. Конституции Саха (Якутии)). Федерализм дает основание политической презентации гражданам, живущим на конкретной территории, возможность выражения ими чувства достоинства, в известной мере, ответственности и равенства. Не случайно социологические опросы фиксируют высокий уровень локальной идентичности в каких-то субъектах федерации, соизмеримой с этнической. Очевидно также, что федерализм дает основание для культурной самореализации граждан. Об этом красноречиво говорит разнообразная символика (от Калашникова на бутылочных этикетках до чеченского хореографического коллектива или гербов и новых самоопределений «Санкт-Петербург — культурная столица» и т. д.).

Я бы обратила внимание и на то, что федерализм, особенно реальный, дает в современных российских условиях ресурс сохранения завоеванного в демократическом процессе, он стимулирует принятие

таких решений федеральными органами, которые могут быть восприняты населением регионов, содействовать модернизационным процессам. В условиях, когда оппозиция слаба, а гражданское общество только формируется, солидаризация на уровне субъектов федерации способна ограничивать безбрежную централизацию.

Несомненным социальным ресурсом сохранения федерализма будет оставаться значимая часть региональных элит. Прежде всего, властная и бизнес-элита. Под элитой имеются в виду не признанные интеллектуалы, как это нередко воспринимается в обществе, а группы, принимающие решения или влияющие на их принятие. В республиках, прежде всего ресурсных, также как в областях и краях-донорах роль их сохраняется даже при усилившейся централизации в стране, особенно там, где властная элита скоординирована с бизнес-элитой. Однако в глазах массы людей новая постсоветская элита действовала в последние 10-15 лет исходя из корпоративных интересов, доступ к распоряжению природными ресурсами использовала недостаточно эффективно и является ответственной за чрезвычайно высокое социальное расслоение в обществе. Того единства, которое имело место между этнорегиональными элитами и большинством населения в 1990-е гг. прошедшего столетия, ожидать не приходится.

Интеллектуальная, научная и художественная элита является естественной хранительницей исторической памяти, выразительницей потребности в поддержании этнонационального и регионального достоинства. Центр и регионы всегда имеют не только общие, но и специфические интересы. Региональная творческая элита выражает эти интересы и транслирует местному населению. Не только в республиках, но и в других регионах — Санкт-Петербурге или Екатеринбурге, Краснодаре или Владивостоке — она делает это в силу не только профессиональных, но и патриотических интересов. Как показывают исследования, основанные на материалах глубинных интервью, «круглых столов», «мозговых атак», региональная и этническая элита после травм «перестройки» и «управляемой демократии» во многом депрессивна и разобщена, она уже не так авторитетна, как ранее, ее мобилизующий ресурс ослаблен.

Именно поэтому возможны имитационные формы федерализма. Остаются, конечно, надежды на саморегуляцию во имя интересов и самой федеральной власти. Именно так, скорее всего, можно оценить заявление Президента РФ о том, что надо укреплять власть губернаторов и расширять полномочия в субъектах федерации. Часть полномочий, в основном по административно-хозяйственной сфере местного значения, им уже передано. Но средств на реализацию этих полномочий пока не добавлено, что дает основание для интерпретации таких мер как эфемерных. Не раз во время интервью региональные ли-

деры говорили, что на местах «теряется стимул к инициативе», «мы не знаем результатов, куда идут полученные на наших территориях ресурсы», «нужна более открытая политика, широкое обсуждение социальных программ», «жесткая вертикаль власти сдерживает инновационные процессы, возможна стагнация». Есть опасения открыто говорить обо всем этом, поскольку и лидерам, и региону сразу навешивают ярлык «сепаратизма», и этот образ транслируется на всю страну. Приходится признать, что от отсутствия открытого обсуждения общей стратегии федеральных отношений страдают и субъекты, и вся федерация в целом.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.