CC BY
35
ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
LITERARY STUDIES
Оригинальная статья УДК 801.3:882
DOI: 10.29025/2079-6021-2019-3-171-179
Из Мордасова в Духаново и обратно: топонимическое пространство повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон»
С.А. Скуридина
Воронежский государственный технический университет г. Воронеж, Российская Федерация ORCID ID: 0000-0002-2313-2482, Researcher ID: X-8428-2018; e-mail: [email protected]
Получена: 6.06.2019 /Принята: 5.07.2019 /Опубликована онлайн: 25.09.2019
Резюме: Роль топонимов в художественных текстах Ф.М. Достоевского никогда не сводится к номинативной функции, заключающейся в обозначении места действия произведения. Своеобразие топонимической лексики в художественной литературе объясняется ее возможностью выступать в качестве индикатора (а в текстах Ф.М. Достоевского - в качестве генератора) хронотопа, что обусловлено связью топонимов с определенной исторической эпохой. Художественные тексты Ф.М. Достоевского демонстрируют взаимосвязь топонимического и антропонимического пространства: название географического объекта предоопределяет собственные имена тех, кто его населяет. В настоящей работе исследуется топонимическое пространство малоизученной повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон». Топонимы Мордасов, Духаново, Игишево, Светозерская пустынь рассматриваются как тексто-и сюжетообразующие единицы. Ономастическое пространство повести, организованное топонимами, отражает стремление писателя к топографической достоверности, но в то же время топонимическая система повести «Дядюшкин сон» настраивает читателя на восприятие мира сна, где возможно все: искажение понятий добра и зла, превращение жизни в балаган, взаимовыгодное сосуществование кукол и людей. Топонимы и антропонимы, введенные в текст повести, репрезентируют важную особенность творческой лаборатории Ф.М. Достоевского всех периодов - тяготение к семантически маркированным ономастическим единицам. Собственные имена художественных произведений Ф.М. Достоевского представляют собой систему, обусловленную как идейным содержанием, так и хронотопом, в формировании которого активно участвуют топонимы, что можно наблюдать уже в повести «Дядюшкин сон». Многие топонимы исследуемой повести, подобно топонимам других произведений писателя, являются автобиографичными, в связи с чем каждое собственное имя в художественных текстах Ф.М. Достоевского необходимо рассматривать в контексте единства его творческого и жизненного пути.
Ключевые слова: Ф.М. Достоевский, «Дядюшкин сон», ономастика, топоним, антропоним, прототип, автобиографизм.
Для цитирования: Скуридина С.А. Из Мордасова в Духаново и обратно: топонимическое пространство повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон» // Актуальные проблемы филологии и педагогической лингвистики. 2019; 3: 171-179. DOI: 10.29025/2079-6021-2019-3-171-179.
original Paper
DOI: 10.29025/2079-6021-2019-3-171-179
From Mordasov to Dukhanovo and back: toponymie space of the of Dostoyevsky's novel «Uncle's dream»
Svetlana A. Skuridina
Voronezh State Technical University, Voronezh, Russian Federation ORCID ID: 0000-0002-2313-2482, Researcher ID: X-8428-2018; e-mail: [email protected]
Received: 6.06.2019 /Accepted: 5.07.2019 /Published online: 25.09.2019
Abstract: The role of place names in Dostoevsky's literary texts is never reduced to a nominative function, which consists in the designation of the place of action of the work. The peculiarity of toponymic vocabulary in fiction is explained by its ability to act as an indicator (and in the Dostoevsky's texts - as a generator) of the chronotope, which is due to the connection of place names with a certain historical era. Dostoevsky's literary texts demonstrate the relationship between toponymic and anthroponymic space: the name of a geographical object determines the proper names of those who inhabit it. In this paper we study the toponymic space of the little-studied Dostoevsky's novel «Uncle's dream». Place names Mordasov, Duhanovo, Igishevo are regarded as text- and plot-units. The onomastic space of the story, organized by place names, reflects the writer's desire for topographical accuracy, but at the same time the toponymic system of the story «Uncle's dream» adjusts the reader to the perception of the world of sleep, where everything is possible: the distortion of the concepts of good and evil, the transformation of life into a farce, mutually beneficial coexistence of dolls and people. Place names and anthroponyms introduced into the text of the story represent an important feature of the Dostoevsky's creative laboratory all periods - the attraction to semantically marked onomastic units. The proper names of the works of art by Dostoevsky are a system conditioned by both the ideological content and the chronotope, in the formation of which toponyms actively participate, which can be observed already in the story «Uncle's dream». Many place names of the novel under study, like the place names of other works of the writer, are autobiographical, and therefore each proper name in the Dostoevsky's literary texts should be considered in the context of the unity of his creative and life path.
Keywords: Dostoyevsky, «Uncle's Dream», onomastics, toponym, anthroponym, prototype, autobiography.
For citation: Skuridina S.A. From Mordasov to Duhanovo and back: toponymic space of the Dostoyevsky's novel «Uncle's dream». Current Issues in Philology and Pedagogical Linguistics. 2019; 3: 171-179. DOI: 10.29025/2079-6021-2019-3-171-179 (In Russ.).
Введение
Повесть «Дядюшкин сон», как известно, была неоднозначно воспринята современниками Ф.М. Достоевского. При ярко выраженной искусственности и надуманности некоторых персонажей, незамысловатой композиции и незатейливом сюжете повесть является одной из первых попыток осмысления провинциального хронотопа, к которому писатель впоследствии будет обращаться неоднократно. В рамках Воронежской ономастической школы, основателем которой является профессор Г.Ф. Ковалев [16], [25], в числе индикаторов хронотопа принято рассматривать ономастические единицы разных уровней, так
как в творческой лаборатории каждого писателя существует свой набор приёмов выбора имён собственных. В художественных текстах Ф.М. Достоевского семантически значимыми с точки зрения выражения пространственно-временных отношений являются как топонимы, организующие ономастическую систему того или иного произведения, так и антропонимы [23], [24]. Как указывает Т.Г. Никитина, «топонимическое пространство города многослойно, многомерно, многофункционально» [28].
Цель статьи
Целью статьи является раскрытие специфики топонимического пространства повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон».
Обзор литературы
Становление литературной ономастики как науки, произошедшее в 50-60-е годы прошлого века, было обусловлено интересом к особенностям функционирования имени собственного в контексте художественного произведения. Ономатологи-первопроходцы обращались не только к этимологическому значению литературного имени, но и ставили вопросы о стилистической специфике именника разных художественных текстов, об экспрессивности литературной ономастики.
Одними из первых исследователей, обратившихся к изучению имени собственного в творчестве Ф.М. Достоевского, стали П. Бицилли и А. Бем. В своей работе П.А. Бицилли поднимает вопрос о происхождении фамилии Карамазовы [6]. А. Бем рассматривал ономастикон произведений писателя как систему, в которой есть свои закономерности, к числу которых относится использование для номинации персонажа имени прототипа [4]. Проблеме выбора имени Ф.М. Достоевским посвящены работы М.С. Альтмана [2] и С.В. Белова [3].
Имена собственные в произведениях Ф.М. Достоевского интересует не только ученых, занимающихся исследованием литературной ономастики. Многие литературоведы (Т.А. Касаткина [15], В.Н. Захаров [14] и др.) анализирующие образную систему романов Ф.М. Достоевского, их сюжетно-компо-зиционную структуру, рассматривающие символический и мифопоэтический уровни художественных текстов писателя, обращаются к имени как лаконичной по форме, но емкой по содержанию лингвистической категории, обладающей огромным семантическим потенциалом.
Методы исследования
В работе использовались описательный, автобиографический методы, а также контекстный анализ текста.
Результаты и дискуссия
Провинциальная инфернальность хронотопа задается названием повести: лексема сон вводит в текст мотив уничтожения границ между реальным и ирреальным, даёт возможность воплотиться тому, что до сна казалось невозможным и невоплотимым. В то же время подзаголовок повести «Дядюшкин сон» - «Измордасовскихлетописей» [12, т. 2, с. 296], вводя мотив достоверности, настраивает читателя на восприятие информации, историческая важность которой не должна вызывать сомнения по причине её упоминания в летописи, пусть даже провинциального города. Летопись, как и хроника, избранная впоследствии Ф.М. Достоевским в качестве жанра «Бесов», предполагает перечисление исторических событий, произошедших на определенной территории, в хронологической последовательности и, соответственно, актуализирует представление о неразрывной связи времени и места.
Мордасов - первый провинциальный город в творчестве Ф.М. Достоевского, выступающий под вымышленным топонимом. В связи с тем, что повесть «Дядюшкин сон» была написана во время сибирского периода творчества, исследователи не единогласны в своих попытках найти прототип города Мордасова, предлагая в качестве такового Барнаул, Семипалатинск или Омск, хотя, по мнению В.А. Ту-ниманова, «литературоведы-краеведы могут сколько угодно гадать, какой именно сибирский город послужил прототипом для Мордасова - Омск, Семипалатинск или Барнаул. Усилия их будут тщетны. Неопровержима только литературная родословная Мордасова» [26, с. 23-24]: топоним Мордасов восходит к вымышленному селу Мордасы из повести В.А. Соллогуба «Тарантас». По свидетельству М.С. Альтмана, «после появления рассказа Соллогуба название «Мордасы» стало нарицательным», часто употреблялось в газете «Искра», а также упоминается в «Фельетонном словаре современников» Вл. Михневича [1, с. 196].
Тем не менее споры о прототипе города Мордасова ведутся и в настоящее время, о чём свидетельствует работа Е.Ю. Сафроновой [22], настаивающей на Барнауле как прототипе города Мордасова и приводящей в качестве обоснования своего мнения эпизод, встречающийся в письме барону А.Е. Вран-
гелю от 21 декабря 1856 г.: «За столом я сделал маленькую неловкость: сын их, мальчик лет 8, мне очень понравился; он ужасно похож на мать. Я это сказал. Она возразила, что нет сходства. Я начал подробно разбирать это сходство. Представьте же себе: этого мальчика, как я после узнал, они считают в семействе чуть не уродом! Хорош мой комплимент!» [8, т. 28, кн. 1, с. 252]. Подобную сцену находим в повести «Дядюшкин сон»: «Чаю, князь», - говорит Марья Александровна, привлекая внимание князя на казачка, стоящего перед ним с подносом в руках. Князь берёт чашку и засматривается на мальчика, у которого пухленькие и розовые щечки. - «А-а-а, это ваш мальчик? - говорит он. - Какой хо-ро-шенький мальчик!.. и-и-и, верно, хо-ро-шо... ведёт себя?» [12, т. 2, с. 312].
В качестве протонима города Мордасова исследователями рассматривается название реальной реки Мардас, протекавшей в Костромской губернии: «Достоевский мог с матерью гостить в «Мардасовской стороне» [7, с. 122], в имении своей крёстной П.Т. Козловской.
Несомненно, что и реальный топоним Мардасы, и вымышленный Мордасы могли выступить автобиографическим импульсом в период создания повести «Дядюшкин сон». На наш взгляд, название города мотивировано лексемой мордасы - мн. число от 'морда, рыло, рожа, сысалы' [10, т. 2, с. 346]. Фразеологизм съездить по мордасам нередко приобретал форму, где лексема мордасы переходила в разряд топонимов: съездить Харьковской губернии в город Мордасы [10, т. 2, с. 346]. В сборнике М.И. Михельсона «Русская мысль и речь» содержится подобный эвфемизм: «Съездить кого в Харьковскую губернию, Зубцовского уезда, в город Рыльск, в Рождественский приход (Мордасовка тож), т.е. в харю, в зубы, в рыло, в рожу, в морду» [19, с. 351]. Позднее, в романе «Униженные и оскорблённые» встречается фраза, подтверждающая тот факт, что Ф.М. Достоевскому был известен указанный фразеологизм: ««взаимное битьё друг друга по мордасам» [12, т. 3, с. 424]. Нельзя не согласиться с В.П. Вла-димирцевым, по мнению которого, на каторге писатель «жил в самой гуще народа-речетворца, среди которого, более чем вероятно, и услышал характерное словечко «мордасы» [8, с. 66]. В «Сибирской тетради» Ф.М. Достоевского содержится запись под .№91, где упоминается форма единственного числа: «Чуете! Ты мене вид морду набьешь. Чуете, такого гвалта зроблю!» [13].
Интересно, что топоним Мордасов перекликается с упоминаемой в повести фамилией Заушин, восходящей к глаголу заушить 'бить рукою по щекам, треушить, оплеушить' [10, т. 2, с. 657], а Зинаида Москалева дает пощечину учителю, после чего он выпивает настойку вина на табаке. Как видим, биение по мордасам рефреном проходит в повести «Дядюшкин сон».
Мордасов - пространство условное, иррациональное, это место обитания морд, рож, то есть масок (у В.И. Даля маска - 'личина', в прямом и переносном значении 'накладная рожа, для потехи' [10, т. 2, с. 302]. Задаваемый названием мотив иллюзорности происходящего поддерживается вымышленным топонимом Мордасов, отсылающим читателя во времена древнегреческой комедии масок или к карнавальным традициям. Топоним Мордасов определяет систему антропонимов мордасовских обитателей.
Фамилия изображаемого князя зашифрована - князь К. Интересно наблюдение Э. Кормана, соотносящего хронотопическое сознание с авторским определением жанра и с цензурованием имён собственных. По мнению исследователя, имя князя «цензуровано» (термин Э. Кормана) по двум причинам: «во-первых, потому, что он не живёт в Мордасове (он приезжий); а во-вторых, потому что он эксцентричен» [17].
Возможно, за буквой К. скрывается не фамилия персонажа, а его характеристика - князь Кукла, ведь образ князя К., представляющего некую композицию из парика, накладных бакенбардов и усов, корсета, пружинок для разглаживания морщин, пробочной ноги, стеклянного глаза и вставных зубов, несомненно связан с карнавальными традициями, с традициями русского народного кукольного театра, наглядно представленными в воспоминаниях Е.В. Сахаровой, дочери художника В.Д. Поленова: «...развёртывается странный, но яркий лубок. Спокойные, быстрые казни: раз, два и упал. Бас с чёрной бородой - дядя Костя Овчинников - мрачно гудит односложные реплики... Действие развёртывается с лихорадочной быстротой. Вот на сцене дряхлый старикашка в сером кафтане, в седом парике. Хитренький, юродствующий морит со смеху зрителей» [20]. Из воспоминаний младшего брата Ф.М. Достоевского известно, что дед В.М. Котельницкий брал их с собой гулять в праздничные дни: «ежели мы редко бывали в театрах, то зато в балаганах московских (у так называемых Петрушек) бывали по праздникам и на масленицу с дедушкой Василием Ивановичем Котельницким» [15, с. 65].
Гротескный образ князя К. до сих пор является причиной дискуссий о его протопипах. По мнению М.С. Альтмана, прототип «дядюшки» - драматург и директор Московского театра Ф.Ф. Кокошкин,
первая буква фамилии которого совпадает с аббревиатурой фамилии персонажа Ф.М. Достоевского [1, с. 33]. Тем не менее образ князя К. является собирательным, что позволяет рассматривать в качестве его прототипа московского чудака - богатого помещика, который экстравагантно одевался и, где бы ни появлялся, сразу же засыпал, и о котором говорили, что им завладела калмычка-гадальщица, чуть не женившая его на себе, в результате чего он и умер [1, с. 34]. Литературным прототипом князя К. исследователям видится пушкинский граф Нулин [1, с. 34].
В.Н. Бочков, отмечая совпадение первой буквы, предлагает считать прототипом князя К. князя Дмитрия Николаевича Козловского, мужа крестной Ф.М. Достоевского и его сестёр [7, с. 250], который, подобно персонажу повести слыл волокитой и старым селадоном, а после себя оставил долги. Князь К. чудом избежал сумасшедшого дома, куда его чуть не упекли родственники, а в роду у князя Д.Н. Козловского в XVIII веке как раз были богатые и расточительные родственники, находившиеся под опекой как умалишённые [7, с. 254]. Возможно, что действительно князь Д.Н. Козловский стал своеобразным стимулом для создания образа князя К. так же, как и расположение имения крестной Ф.М. Достоевского в Мардасовской стороне могло повлиять на выбор названия города, где разворачиваются события повести «Дядюшкин сон».
Вместе с тем первая буква фамилии К. могла намекать на связь князя К. с образом Казановы, отрывок из мемуаров которого был опубликован в 1861 г. в журнале «Время». В предисловии к публикации Ф.М. Достоевский напишет: «Личность Казановы одна из самых замечательных своего века. Казано-ва выражает собою всего тогдашнего человека известного сословия, со всеми тогдашними мнениями, уклонениями, верованиями, идеалами, нравственными понятиями, со всем этим особенным взглядом на жизнь, так резко отличающимся от взгляда нашего девятнадцатого столетия» [12, т. 19, с. 86]. Подобно Казанове князь К. представлен в повести как молодящийся женский обольститель. Таковым был и предполагаемый прототип князя К. - Д.Н. Козловский: «До пятидесяти лет убеждённый холостяк, он, оставаясь светским волокитой, окружал себя крепостными красавицами, от которых имел детей» [7, с. 253].
Интересно, что в тексте повести единожды упоминается имя князя: «Смотрю: боже мой! он самый и есть, князь Гаврила! Вот встреча! Кричу ему: «Князь! дядюшка!» [12, т. 2, с. 305]. Для ономастической лаборатории Ф.М. Достоевского семантическую значимость имеет как навязчивое повторение какого-либо имени, так и однократное его упоминание. По-видимому, номинация князь Гаврила - аллюзия на произведение В.Т. Нарежного «Российский Жилблаз, или Похождения князя Гаврилы Симоновича Чистякова», несомненно известного как Ф.М. Достоевскому, так и его современникам.
В связи с образом князя К. необходимо рассмотреть топоним Духаново, данный писателем новопри-обретенному имению князя. По мнению В.Н. Бочкова, Духаново в «Дядюшкином сне» - это реальная усадьба Борщовка, где был старинный парк, пруды, насыпные курганы, а около Борщовки находилась Кривоезерская обитель, как около Духанова расположена Светозерская пустынь [7, с. 257]. В романе «Бесы» паронимичный топоним присвоен Ф.М. Достоевским усадьбе Гаганова: после дуэли со Ставро-гиным Гаганов «без всякой помехи» уезжает в Духово [12, т. 10, с. 232].
Духаново - пространство, в котором обитает князь затворником. Первоначально затворник - скитник, пустынник; затворившийся в келье монах [10, т. 1, с. 647], жить затворником или в затворниках - одиноко, избегая общества [10, т. 1, с. 647]. В конце жизни у князя К. через приобретение имения Духанова появляется возможность одухотворения (у куклы появляется душа), которую читатель должен воспринять как Божий дар, увенчавший конец жизни князя К., поэтому живет князь не в одиночестве, а вместе со Степанидой Матвеевной, имя и отчество которой прочитываются как 'венец - дар Бога': Степанида от Степан - из греч. Stephanos 'венец, венок', Матвей - дар Яхве (Бога) [25, с. 302, 232].
Со Степанидой Матвеевной князь К. из марионетки превращается в человека, получая в дар возможность дышать, то есть обретая дыхание (Дханово-Дыханово). Благополучная жизнь князя К. обозначена пространственными координатами Духанова, которое он никогда не покидает, совершая прогулки только в его пределах и, конечно же, вместе со Степанидой Матвеевной, изображаемой в повести с «ключами в руках» [12, т. 2, с. 302]. Как только Степанида Матвеевна, которая «управляет всем имением князя безгранично и самовластно» [12, т. 2, с. 302], уезжает из Духанова, нарушается целостность пространства, что влечёт за собой попадание князя в беду, а впоследствии смерть его оставшейся половины, потому что в Духанове он уже обитал «вполовину умерший» [12, т. 2, с. 301].
Прототипом Степаниды Матвеевны, по-видимому, стала крёстная Ф.М. Достоевского, крепостная, а впоследствии жена князя Д.Н. Козловского, Прасковья Трофимовна. В.Н. Бочков подробно рассказы-
вает историю взаимоотношений семейств Достоевских и Козловских, а также представляет Прасковью Трофимовну грубой и вульгарной предприимчивой особой, сумевшей женить убеждённого пятидесятилетнего холостяка на себе: «Во всё более редкие приезды в Кострому Дмитрий Николаевич, по традиции, продолжая слыть шалуном и транжирой, в усадьбе же он жил под каблуком у Прасковьи Трофимовны, которая забрала в свои руки все дела по управлению вконец расстроенным имением» [7, с. 254]. Несмотря на нелестные отзывы о своём прототипе, в повести «Дядюшкин сон» именно Степанида Матвеевна как хранительница пространства Духанова, может противостоять мордасовцам, которых она гонит прочь, в том числе и помелом [12, т. 2, с. 306]. Роль Степаниды Матвеевны - увенчание Божьим даром, заключающимся в обретении дыхания, - обозначена не только относительно князя К., ведь причина, по которой Степанида Матвеевна покидает Духаново - «у ней в Москве кто-то при последнем издыхании [курсив наш. - С.С.]: отец или дочь» [12, т. 2, с. 306]. То есть Степанида Матвеевна отправляется вдохнуть жизнь в кого-то из своих родных, вдохнув ее уже в князя К. К сожалению, её отсутствие затягивается, и князь К., которому стало «невмочь без Степаниды Матвеевны» [12, т. 2, с. 306], решает окрепнуть духом в Светозерской пустыни. Отъезд Степаниды Матвеевны - это разрыв пространства, нарушение целостности венца, дарованного Богом, нарушение оболочки, в которой обитает дух, что и обусловливает попадание князя К. сначала в пространство сна, а затем и в пространство смерти.
Уже в повести «Дядюшкин сон» возникает характерный для творчества Ф.М. Достоевского хронотоп перекрёстка - выбора жизненного пути. На повороте в Светозерскую пустынь переворачивается карета князя К.: «полетел с каретой чуть не в овраг» [12, т. 2, с. 306]. Как видим, на перекрёстке пространство представлено не только горизонтальными разнонаправленными векторами, но и вертикальными, то есть становится трёхмерным, обретает глубину, превращаясь в бездну, стремящуюся поглотить князя К., что представляется закономерным при системном подходе к ономастикону повести «Дядюшкин сон»: князь К. останавливается на ночлег на станции Игишево, называемой Мозгляковым «последней станцией» [12, т. 2, с. 305]. Несомненно, что топоним Игишево, используемый для обозначения последней станции не только для Мозглякова, но и для князя К., по замыслу автора, должен был подсказать читателю дальнейший ход событий, ведь игиш - это лошадь с норовом [9], в связи с чем становится понятным опрокидывание кареты на перекрестке.
Светозерская пустынь, в которую направляется князь К., соответствует по своему местоположению и однотипности названия Кривоезерской пустыни, располагавшейся недалеко (подобно вымышленному Духанову) от имения Д.Н. Козловского Борщовки. Топографическое совпадение подтверждается и тем, что в тексте повести упоминается город Кадуев, протонимом которого, по мнению В.Н. Бочкова, является «костромской Кадый», а «среди костромичей очень популярна пословица «Буй да Кадуй черт три года искал, много лаптей истаскал» [7, с. 257]. В данном случае уместно вернуться к вопросу о прототипе Мордасова. Если всё, что расположено вокруг вымышленного города. воспроизводит топографию Костромской губернии, то не является ли провинциальная Кострома прототипом Мордасова?
Стремление князя К. в Светозерскую пустынь - попытка перенестись в другое замкнутое пространство, под защиту отца Мисаила, имя которого переводится с др.-евр. 'кто подобен Богу' [25], то есть снова князь К. хочет быть ближе к Богу. Пустынь - это уединенная обитель уклонившегося от жизненной суеты человека для постижения Бога, малопригодная для жизни, где «ничто, даже красота видимой природы, не должна была отвлекать подвижника от безмолвия, созерцания, изучения божественных писаний - единственного источника Богопознания» [21, с. 453]. Адъектив в топониме Све-тозерская пустынь, восходя к словосочетанию светлое озеро, с одной стороны, вводит в текст повести через символику прозрачной воды мотив очищения и возрождения, с другой стороны, предпринятая князем К. поездка в пустынь предопределяет дальнейшее его ирреальное существование, что объясняется многозначной символикой топонима Светозерская пустынь: светлое озеро - это зеркало, в котором можно разглядеть свой истинный образ в результате самосозерцания и самопознания, но к этому, видимо, князь К., ежедневно надевающий на себя маску молодости, не готов, поэтому его поездка в Светозерскую пустынь отзеркаливается инобытием - сначала погружением в сон в городе лицемерия Мордасове, а затем смертью.
Заключение
Как видим, в повести «Дядюшкин сон», ставшей пробой пера после возвращения Ф.М. Достоевского с каторги, обозначены основные художественные приемы, которые впоследствии станут типичными для творческой лаборатории писателя. Среди них - использование семантически значимых ономасти-
ческих единиц разных уровней, представляющих собой определённую систему. Ономастическое пространство повести Ф.М. Достоевского «Дядюшкин сон» организовано вымышленными топонимами, многие из которых легко распознаются читателями благодаря стремлению писателя к топографической достоверности, о которой Д.С. Лихачёв говорит как о методе творчества Ф.М. Достоевского: «топографический реквизит составляет существенную черту самой поэтики произведений Достоевского. Читатель многое теряет, если он не знает тех мест, где происходит действие произведений Достоевского, ибо Достоевскому важна обстановка действия, но он не столько описывает ее, сколько на нее ссылается как на знакомую - ему самому и его читателям» [18, с. 53]. Топонимы, используемые Ф.М. Достоевским системно, настраивают читателя на восприятие мира сна, где возможно обитание разнообразных «морд» (масок), где происходит искажение понятий добра и зла, где не исключено взаимовыгодное сосуществование кукол и людей.
Список литературы
1. Альтман М.С. Двойники «дядюшки» // Альтман М.С. По вехам имен. Саратов, 1975. С. 32-34.
2. Альтман М.С. Имена и прототипы литературных героев Достоевского // Уч. записки Тульского педагогического института. 1958. № 8. С. 139-142.
3. Белов С.В. Имена и фамилии у Ф.М. Достоевского // Русская речь. 1976. № 5. С. 27-31.
4. Бем А.Л. Словарь личных имен у Достоевского. Ч. 1: произведения художественные / составлен А.Л. Бемом, С.В. Завадским, Р.В. Плетневым и Д.И. Чижевским под общей редакцией А.Л. Бема // О Достоевском. Прага, 1933. Т. 2. С. 1-УШ. 1-89 (Приложение).
5. Библия. Ветхий и Новый заветы. Синодальный перевод. Библейская энциклопедия арх. Никифора. 1891 [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://dic.academic.ru/dic.nsf/biЫerus/66177/Мисаил (дата обращения: 15.12.2018).
6. Бицилли П.М. Происхождение имени Карамазовых // Избранные труды по филологии. М.: Наследие, 1996. С. 633-635.
7. Бочков В.Н. «Князь К.» и его родня // Бочков В.Н. «Скажи: которая Татьяна?»: Образы и прототипы в рус. лит. М.: Современник, 1990. С. 249-261.
8. Владимирцев В.П. Дядюшкин сон // Достоевский: сочинения, письма, документы: Словарь-справочник. СПб.: Пушкинский дом, 2008. С. 64-67.
9. Гумбатов Г. Историческая прародина тюрков. От Арана до Алтая [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.proza.ru/2013/01/16/1085 (дата обращения: 15.12.2018).
10. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М.: Терра, 1995.
11. Достоевский А.М. Из «Воспоминаний» // Достоевский Ф.М. в воспоминаниях современников: в 2 т. Т. 1. М.: Художественная литература, 1990. С. 29-163.
12. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: в 30 т. Л.: Наука, 1972-1988.
13. Достоевский Ф.М. Сибирская тетрадь [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://az.lib.rU/d/ dostoewskij_f_m/text_1860_prilozhenia4.shtml (дата обращения: 15.12.2018).
14. Захаров В.Н. Символика христианского календаря в произведениях Достоевского // Новые аспекты в изучении Достоевского: сб. науч. тр./ Петрозавод. гос. ун-т. Петрозаводск: Изд-во Петрозавод. ун-та, 1994. С. 37-49.
15. Касаткина Т.А. Священное в повседневном: Двусоставный образ в произведениях Ф.М. Достоевского. М.: ИМЛИ РАН, 2015. 528 с.
16. Ковалев Г.Ф. Аспекты изучения имен собственных в художественных произведениях // Ковалев Г.Ф. Избранное. Литературная ономастика. Воронеж: Издательско-полиграфический центр «Научная книга», 2014. С. 3-27.
17. Корман Э. Хронотопическое сознание [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.club. sunround.com/22/korman.htm (дата обращения: 15.12.2018).
18. Лихачев Д.С. Достоевский в поисках реального и достоверного // Лихачев Д.С. Литература - реальность - литература. Л.: Сов. писатель: Ленингр. отд-е, 1981. С. 53-72.
19. МихельсонМ.И. Русская мысль и речь: Свое и чужое: Опыт русской фразеологии: сборник образных слов и иносказаний: в 2 т. / М.И. Михельсон. М.: Терра, 1997.
20. Народный театр и семья В.Д. Поленова (Воспоминания дочери худож-ника) // Тарусские страницы. Калуга, 1961. С. 242-243.
21. Нило-Сорская обитель // Русские монастыри. М.: Троица, 2000. С. 453-459.
22. Сафронова Е.Ю. К вопросу о городе Мордасове: А.Н. Гернгросс и Ф.М. Достоевский (архивные разыскания) // Культура и текст. 2018 (32). №1. С. 118-143.
23. Скуридина С. А. Мать-сыра-земля как мифопоэтическая константа творчества Ф.М. Достоевского: ономастический аспект // Вестник славянских культур. 2016. № 4 (42). С. 143-150.
24. Скуридина С. А. Небо как мифопоэтическая константа творчества Ф.М. Достоевского: ономастический аспект // Вестник славянских культур. 2017. Т. 46. С. 177-184.
25. Суперанская А.В. Словарь русских личных имен. М.: ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1998. 528 с.
26. Туниманов В.А. «Комический роман» // Творчество Достоевского 1854-1862 гг. Л.: Наука, 1980. С. 7-66.
27. Kowalow G. The Microtoponim plant as an Indicator of Former Presence of the Poles in the Voronezh Area // Slavia Orientalis. 2017. Tom LXVI, № 1. Pp. 129-137.
28. Nikitina T. G. The Urban Toponymic Space: «Cultural Layers» in Lexicographic Perspective // Onomas-tics issues. 2018. Volume 15, issue 2. Pp. 180-193. DOI: 10.15826/vopr_onom.2018.15.2.020.
References
1. Altman, M.S. (1975). Doubles «uncle». On milestones names, Saratov, рр. 32-34 (In Russ.).
2. Altman, M.S. (1958). Names and prototypes of literary heroes of Dostoevsky: Uch. notes of the Tula pedagogical Institute, no 8, рр. 139-142 (In Russ.).
3. Belov, S.V (1976). Names and surnames of F.M. Dostoevsky: Russian speech, no 5, рр. 27-31 (In Russ.).
4. Boehm, A.L. (1933). Dictionary of personal names in Dostoevsky. Part 1: works of art. Compiled by A.L. Boehm, S.V. Zavadsky, R.V Pletnev and D.I. Chizhevsky under the General editorship of A.L. BEM. About Dostoevsky, Prague, vol. 2, pp. I-VIII, 1-89 (Annex) (In Russ.).
5. Bible. Old and New Testaments. NASB. The biblical encyclopedia arch. Nicephorus. 1891 [Electronic resource]. Mode of access: https://dic.academic.ru/dic.nsf/biblerus/66177/Мисаил (date accessed: 15.12.2018) (In Russ.).
6. The Origin of the name Karamazov (1996). Selected works on Philology, Moscow: Heritage, рр. 633635 (In Russ.).
7. Bochkov, V.N. (1990). «Prince K.» and his relatives: Bochkov VN. «Tell: which Tatiana?»: Images and prototypes in Russ. lit., Moscow: Contemporary, рр. 249-261 (In Russ.).
8. Vladimirtsev, VP. (2008). Uncle's dream: Dostoevsky: essays, letters, documents: the Dictionary, Saint-Petersburg: Pushkinskiy Dom, pp. 64-67 (In Russ.).
9. Gumbatov, G. Historical ancestral home of the Turks. From Aran to Altai [Electronic resource]. Mode of access: https://www.proza.ru/2013/01/16/1085 (date accessed - 15.12.2018) (In Russ.).
10. Dal, V.I. (1995). Explanatory dictionary of the living great Russian language: in 4 volumes, Moscow: Terra (In Russ.).
11. Dostoevsky, A.M. (1990). From «Memoirs»: Dostoevsky F.M. In memoirs of contemporaries: in 2 v. V. 1. Moscow: Fiction, рр. 29-163 (In Russ.).
12. Dostoevsky, F.M. (1972-1988). Complete works in 30 volumes, L.: Science (In Russ.).
13. Dostoevsky, F.M. Siberian notebook [Electronic resource]. Mode of access: http://az.lib.ru/d/dostoews-kij_f_m/text_1860_prilozhenia4.shtml (date accessed: 15.12.2018) (In Russ.).
14. Zakharov, V.N. (1994). Symbolism of the Christian calendar in Dostoevsky's works: New aspects in the study of Dostoevsky: collection of scientific papers/ Petrozavod. State un-ty, Petrozavodsk: Publishing house Petrozavodsk. University press, pp. 37-49 (In Russ.).
15. Kasatkina, T.A. (2015). Sacred in everyday life: a two-Part image in the works of F.M. Dostoevsky, Moscow: IMLI RAN, 528 p. (In Russ.).
16. Kovalev, G.F. (2014). Aspects of the study of proper names in works of art: Kovalev G.F. Favorites. Literary onomastics, Voronezh: Publishing and printing center «Scientific book», рp. 3-27 (In Russ.).
17. Korman, E. Chronotopical consciousness [Electronic resource]. Mode of access: http://www.club.sun-round.com/22/korman.htm (date accessed: 15.12.2018) (In Russ.).
18. Likhachev, D.S. (1981). Dostoevsky in search of real and reliable: Likhachev D.S. Literature - reality -literature, L.: Sov. writer: Leningrad branch, pp. 53-72 (In Russ.).
19. Mikhelson, M.I. (1997). Russian thought and speech: His and others: Experience in Russian phraseology: a Collection of figurative words and allegories: in 2 volumes, Moscow: Terra (In Russ.).
20. (1961). People's theatre and V.D. Polenov's family (Memories of the artist's daughter): Tarus Pages, Kaluga, pp. 242-243 (In Russ.).
21. (2000). Nilo-Sorskaya monastery: Russian monasteries, Moscow: Trinity, рр. 453-459 (In Russ.).
22. Safronova, E. Yu. (2018). To the question of the city of Mordasov: A.N. Gerngross and F.M. Dostoevsky (archival searches): Culture and text no 1 (32), рр. 118-143 (In Russ.).
23. Skuridina, S.A. (2016). Mother-Syra-earth as a mythopoetic constant of Dostoevsky's creativity: ono-mastic aspect (2016): Bulletin of Slavic cultures, vol. 4 (42), pp. 143-150 (In Russ.).
24. Skuridina, S.A. (2017). Sky as mythopoetic constant creativity of F.M. Dostoevsky: an onomastic aspect: Bulletin of Slavic cultures, vol. 46, pp. 177-184 (In Russ.).
25. Superanskaya, A.V. (1998). Dictionary of Russian personal names, Moscow: OOO «Firm «Publishing house AST», 528 p. (In Russ.).
26. Tunimanov, V.A. (1980). «Comic novel»: Dostoevsky's Work 1854-1862, L.: Science, pp. 7-66 (In Russ.).
27. Kowalow, G. (2017). The Microtoponim plant as an Indicator of Former Presence of the Poles in the Voronezh Area: Slavia Orientalis, tom LXVI, по 1, rok. Pp. 129-137 (In Russ.).
28. Nikitina, T.G. (2018). The Urban Toponymic Space: "Cultural Layers" in Lexicographic Perspective: Onomastics issues, volume 15, issue 2, pp. 180-193. DOI: 10.15826/vopr_onom.2018.15.2.020 (In Russ.).
Скуридина Светлана Анатольевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и межкультурной коммуникации, Воронежский государственный технический университет, кафедра русского языка и межкультурной коммуникации; 394026, проспект Московский, д. 14, г. Воронеж, Российская Федерация; e-mail: [email protected]
Svetlana A. Skuridina, PhD, Associate professor of the chair of Russian language and cross-cultural communication, Voronezh State Technical University; 394026, 14 Moskovsky Prospect, Voronezh, Russia; e-mail: [email protected]
