CC BY
41
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
Протоиерей Георгий Митрофанов
Из истории Русской Православной Церкви ХХ века
(К вопросу о взаимоотношениях Московской Патриархии и русской церковной эмиграции в период 1920-1927 гг.)
Опубликовано: Христианское чтение. 1991. № 2. С. 7-39
© Сканирование и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2013. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
Издательство СПбПДА Санкт-Петербург 2013
Свящ. Георгий Митрофанов
из истории русской православной церкви xx века *
(К вопросу о взаимоотношениях Московской Патриархии и русской церковной эмиграции в период 1920—1927 гг.)
кончание широкомасштабной гражданской войны на большей части территории России в 1920 г. не привнесло существенных перемен в чрезвычайно напряженные отношения Московской Патриархии и Советского правительства. Над Русской Православной Церковью по-прежнему тяготело безосновательное обвинение в политической контрреволюции. Ограниченное в своих гражданских правах православное духовенство, как и в годы гражданской войны, продолжало подвергаться репрессиям, конфискация церковного имущества и закрытие храмов и монастырей не прекращались. Проявляя искреннюю готовность участвовать в борьбе с разразившимся в 1921 г. и опустошившим целые области в европейской части страны невиданным голодом, Свят. Патриарх Тихон выступил летом 1921 г. с Воззванием, которое в отличие от вышеупомянутого «Послания Мирной Конференции» призывало русских православных христиан и народы всего мира оказать помощь миллионам голодающих России 18**. Стремясь усилить участие русских православных христиан в борьбе с голодом, Свят. Патриарх Тихон в своем очередном воззвании от 6/19 февраля 1922 г. благословил чад Русской Церкви дополнить многочисленные материальные пожертвования, уже более полугода собиравшиеся во всех храмах Московской Патриархии, передачей в пользу голодающих драгоценных предметов и украшений, находив-
* Продолжение. Начало см. в № 1 «Христианского чтения» за 1991 г.
** Примечания см. в конце статьи.
шихся в храмах и не имевших богослужебного употребления. Однако, несмотря на очевидное активное участие Русской Церкви в сборе средств для оказания помощи голодающим, Советское правительство изданием декрета ВЦИК от 10/23 февраля 1922 г. об изъятии церковных ценностей на нужды голодающих открыло беспрецедентную кампанию репрессий против православного духовенства, проводившуюся под мнимым предлогом нежелания Русской Церкви оказывать материальную помощь голодающим. Кампания изъятия церковных ценностей, ознаменовавшаяся целой серией судебных процессов над духовенством и мирянами, в результате которых только в 1922 г. погибли более 8 тысяч представителей православного духовенства, в том числе и митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) 19, со всей определенностью свидетельствовала о намерении государственной власти использовать борьбу с голодом в качестве предлога для проведения уже в мирное время такой репрессивной политики, которая позволила бы добиться повсеместного подавления церковной жизни в стране.
Именно в это ответственное время в связи с ознакомлением руководства Русской Православной Церкви с официальными документами Русского Всезаграничного Церковного Собора 1921 г. Свят. Патриархом Тихоном 28 марта/10 апреля 1922 г. на соединенное присутствие Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета было внесено предложение, призванное послужить основанием для принятия первого официального решения высшей церковной власти Русской Православной Церкви относительно действий русских епископов в изгнании и заявлений ВРЦУ за границей. Подчеркнув, что «Послание Русского Всезаграничного Церковного Собора чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим» и «Послание Мирной Конференции от имени Русского Всезаграничного Церковного Собора» находились в противоречии с Патриаршим Посланием от 25 сентября/ 9 октября 1919 г., Свят. Патриарх Тихон признал «Карло-вацкий Собор заграничного русского духовенства и мирян не имеющим канонического значения», а два вышеназванных документа охарактеризовал как не выражающие официального голоса Русской Православной Церкви. Перспектива дальнейшего существования органов высшей власти Русской Церкви за границей была определена Свят. Патриархом Тихоном следующим образом: «Ввиду того, что Заграничное Русское Церковное Управление увлекается в область поли-
тических выступлений, а с другой стороны, заграничные русские приходы уже поручены попечению проживающего в Германии Преосвященного митрополита Евлогия, Высшее Церковное Управление упразднить». В заключении своего предложения Свят. Патриарх Тихон со всей определенностью высказался за необходимость рассмотреть на заседаниях Свящ. Синода вопрос «о церковной ответственности некоторых духовных лиц за границей за их политические от имени Церкви выступления»20.
В результате обсуждения данного предложения Свят. Патриарха Тихона Свящ. Синодом и Высшим Церковным Советом Русской Православной Церкви, руководствуясь полномочиями высшей церковной власти, вверенными Свят. Патриарху и соединенному присутствию Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета Поместным Собором 1917—1918 гг., эти органы высшей церковной власти приняли 22 апреля/ 5 мая 1922 г. Указ за № 348 и 349, воспроизводивший текст предложения Свят. Патриарха Тихона и выносивший на его основе окончательное решение относительно ВРЦУ за границей.
Стремясь как можно более четко определить отношение Московской Патриархии к «Посланию чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим» и «Посланию Мирной Конференции от имени Русского Всеза-граничного Церковного Собора», Указ признал эти документы актами не только «не выражающими официального голоса Русской Православной Церкви», но и «ввиду их политического характера, не имеющими церковно-канонического значения»21. Тем самым руководство Московской Патриархии, основываясь на своем праве высшей церковной инстанции по отношению ко всем чадам Русской Православной Церкви независимо от их местопребывания, аннулировало документы, самостоятельно принятые одной из групп епископов, духовенства и мирян, причислявших себя к Русской Церкви, не оставляя этой группе возможности использовать данные документы даже как выражавшие ее частную точку зрения. Необходимо подчеркнуть, что основанием для непризнания вышеназванных документов в качестве официальных актов Русской Церкви стали не особенности излагавшейся в них политической позиции, но политическая направленность этих церковных документов, как таковая, ибо подобная направленность не соответствовала принципу аполитичности
Русской Церкви, провозглашенному Свят. Патриархом с 1919 г.
Подтвердив предложение Свят. Патриарха Тихона об упразднении ВРЦУ за границей, Указ выразил более конкретную форму этого решения. «Ввиду допущенных ВРЦУ за границей означенных политических от имени Церкви выступлений (т. е. двух упоминавшихся выше посланий. — Г.М.),— подчеркивалось в Указе, — и принимая во внимание, что, за назначением тем же Управлением Преосвященного Митрополита Евлогия заведывающим русскими православными церквами за границей, собственно, для Высшего Церковного Управления там не остается уже области, в которой оно могло бы проявить свою деятельность, означенное Высшее Церковное Управление упразднить, сохранив временное управление русскими заграничными приходами за митрополитом Евлогием»22.
Прежде чем обратиться к характеристике этого важнейшего пункта Указа Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 22 апреля/5 мая 1922 г., следует упомянуть о том положении, которое занимал в Русской Православной Церкви за границей к моменту принятия Указа митрополит Евлогий (Георгиевский). 2/15 октября 1920г., тогда еще архиепископ, преосвященный Евлогий был назначен Крымским ВЦУ управляющим западно-европейскими русскими церквами на правах епархиального архиерея. Указом Свят. Патриарха и Свящ. Синода от 26 марта/8 апреля 1921 г. за № 424, подчинявшим юрисдикции архиепископа Евлогия все западно-европейские русские приходы, решение Крымского ВЦУ получило необходимое подтверждение со стороны высшей церковной власти. Единственное содер-жавшеся в Указе Свят. Патрцарха и Свящ. Синода ограничение в управлении архиепископом Евлогием русскими приходами в Западной Европе было связано с возможностью восстановления нормальных отношений этих приходов с Петроградской митрополией, к которой традиционно относились западно-европейские русские приходы. Однако это ограничение было окончательно устранено письмом митрополита Петроградского Вениамина (Казанского) от 8/21 июня 1921 г., в котором Петроградский митрополит передал свои полномочия архиепископу Евлогию. Таким образом, с середины 1921 г. архиепископ, а с января 1922 г. митрополит Евлогий являлся единственным из находившихся за границей русских архиереев, который был хотя и временно уполномо-
чен руководством Русской Православной Церкви управлять на правах епархиального архиерея уже существовавшими к этому времени в Западной Европе русскими приходами.
Вменяя в вину ВРЦУ за границей принятые по инициативе этого органа документы политического характера, Указ от 22 апреля/5 мая 1922 г. не связывал упразднение ВРЦУ за границей лишь с этими действиями. Другим не менее существенным основанием для упразднения ВРЦУ за границей в Указе было названо «назначение тем же Управлением Преосвященного Митрополита Евлогия заведывающим русскими православными церквами за границей», подтвержденное, как уже указывалось выше, Указом Свят. Патриарха Тихона и Свящ. Синода от 26 марта/8 апреля 1921 г. и являвшееся, таким образом, единственным среди подобного рода решений ВРЦУ за границей, получившим официальную санкцию высшей церковной власти. Это назначение митрополита Евлогия определялось в Указе, «как не оставляющее области для деятельности» ВРЦУ за границей в связи с тем, что, по мнению руководства Русской Православной Церкви, во временное управление митрополита Евлогия должны были перейти не только существовавшие к 1920 г. русские церкви в Западной Европе, но и возникшие с конца 1920 г. под руководством ВРЦУ за границей русские приходы в балканских странах и Турции, на постоянное управление которыми, не имея на то благословения Свят. Патриарха Тихона, претендовало ВРЦУ за границей.
Подчеркнув временный характер управления митрополитом Евлогием, как принятыми им от Петроградского митрополита русскими приходами в Западной Европе, так и передававшимися ему Указом от 22 апреля/5 мая 1922 г. приходами ВРЦУ за границей, руководство Русской Православной Церкви в этом же документе поручало митрополиту Евлогию в ближайшее время «представить соображения о порядке управления названными церквами»32.
Учитывая, что носившие политический характер выступления представителей Русской Православной Церкви за границей от имени всей Русской Православной Церкви не только формально противоречили принятому Свят. Патриархом Тихоном принципу аполитичности Русской Церкви, но и реально ухудшали и без того критическое положение православного духовенства в России, давая государственной власти дополнительный предлог для усиления политических реп рессий против Церкви, руководство Московской Патриархии
внесло в Указ от 22 апреля/5 мая 1922 г. следующее распоряжение, обращенное к митрополиту Евлогию как временному управляющему приходами Русской Церкви за границей. «.. .Для суждения о церковной ответственности некоторых духовных лиц за границей за их политические от имени Церкви выступления, — говорилось в Указе, — озаботиться получением необходимых для сего материалов и самое суждение, ввиду принадлежности некоторых из указанных лиц к епископату, иметь, по возобновлении нормальной деятельности Святейшего Синода, при полном, указанном в соборных правилах, числе его членов. О чем, для зависящих по предмету данного постановления распоряжений, уведомить Ваше Преосвященство»23. Столь сдержанный характер данного распоряжения, составившего содержание 3-го пункта Указа от 22 апреля/5 мая 1922 г. и так очевидно контрастировавшего с совершенно конкретными и весьма категоричными распоряжениями, содержавшимися в двух других пунктах, отнюдь не явился случайным. Последовательно придерживаясь намеченного на Поместном Соборе 1917—1918 гг. и сформулированного в Посланиях Свят. Патриарха Тихона отказа от общеобязательной политики, священноначалие Русской Православной Церкви предпочло не налагать каких-либо мер церковного осуждения на представителей духовенства за их политические выступления, как таковые. В то же время, предостерегая русское духовенство за границей от дальнейших, столь пагубно отражавшихся на положении Православной Церкви в России политических выступлений, руководство Русской Православной Церкви сочло необходимым внести в Указ от 22 апреля/5 мая 1922 г. положение, которое не исключало возможности поставить вопрос «о церковной ответственности некоторых духовных лиц за границей за их политические от имени Церкви выступления» перед органами высшей церковной власти.
Указ Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 22 апреля/5 мая 1922 г., полученный ВРЦУ за границей летом того же года, почти одновременно с сообщениями о происшедшем 8/21 мая 1922 г. аресте Свят. Патриарха Тихона, был весьма неоднозначно воспринят членами руководства Русской Церкви за границей. Если председатель ВРЦУ за границей митрополит Антоний сразу же после получения Указа выразил готовность упразднить возглавлявшийся им орган церковного управления и удалиться в качестве простого монаха на Афон, то остальные члены
ВРЦУ за границей, за исключением епископа Вениамина, подобно митрополиту Антонию, настаивавшего на немедленном исполнении Указа, не были склонны к безусловному осуществлению данного решения руководства Русской Православной Церкви. В результате активного обсуждения Указа членами ВРЦУ за границей, в ходе которого митрополит Антоний отказался от своего первоначального намерения упразднить ВРЦУ за границей и покинуть пост его председателя, было принято решение о вынесении Указа от 22 апреля/5 мая 1922 г. на обсуждение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви за границей. 20 августа/2 сентября 1922 г. этот Собор в составе 11 архиереев принял окончательное Постановление, выразившее отношение Архиерейского Собора Русской Церкви за границей к Указу от 22 апреля/5 мая 1922 г.
Среди шести пунктов, составивших содержание Постановления Архиерейского Собора от 20 августа/2 сентября 1922 г., в непосредственной связи с Указом Свят. Патриарха Тихона находились лишь 1-й и 3-й пункты, имевшие, как мы увидим ниже, взаимоисключающий характер. Так, в 1-м пункте Постановления выражалась готовность Архиерейского Собора незамедлительно исполнить распоряжение руководства Русской Православной Церкви. «Во исполнение указа Его Святейшества Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России и Священного при нем Синода от 22 апреля/5 мая с. г. за № 48, существующее Высшее Русское Церковное Управление упразднить». В то же время пространный 3-й пункт следующим образом конкретизировал исполнение 1-го пункта данного Постановления. «Ввиду нарушения деятельности Высшей Всероссийской Церковной Власти и в целях сохранения правопреемства Высшей Церковной Власти, — указывалось в 3-м пункте Постановления,— на основании постановления Святейшего Патриарха Всероссийского и Священного при нем Синода, в соединенном присутствии Высшего Церковного Совета от Ноября 1920 года, о преподании правил касательно организации Высшей Церковной Власти в случае нарушения или прекращения деятельности Св. Патриарха и высших церковных органов, образовать Временный Священный Архиерейский Синод Русской Православной Церкви за границей, с обязательным участием митрополита Евлогия, каковому Синоду и передать все права и полномочия Русского Высшего Церковного Управления за границей»24.
Упразднив ВРЦУ за границей в пункте 1, Постановление Архиерейского Собора от 20 августа/2 сентября 1922 г., по существу, восстанавливало этот орган в пункте 3, образуя на основании весьма условно применимого к положению русских епископов за границей Постановления от 7/20 ноября 1920 г. Временный Архиерейский Синод, которому передавались «все права и полномочия Русского Высшего Церковного Управления за границей». При этом на практике разница между ВРЦУ за границей и сменившим его Временным Архиерейским Синодом заключалась лишь в том, что в состав нового высшего органа Русской Православной Церкви за границей, составленного из тех же самых архиереев, которые входили в ВРЦУ за границей, не были включены два члена этого Управления, которые не являлись епископами и поэтому не имели права входить в состав Архиерейского Синода.
Содержавшиеся в Указе Свят. Патриарха Тихона, Св. Синода и Высшего Церковного Совета от 22 апреля/5 мая 1922 г. положения об осуждении руководством Русской Православной Церкви имевших политический характер «Послания чадам Русской Православной Церкви, в рассеянии и изгнании сущим» и «Послания Мирной Конференции от имени Русского Всезаграничного Церковного Собора» и о передаче временного управления русскими заграничными приходами митрополиту Евлогию не получили в Постановлении Архиерейского Собора какого-либо отражения. В то же время вопреки Указу от 22 апреля/5 мая 1922 г., уполномочившего митрополита Евлогия «представить соображения о порядке управления» Русской Церкви за границей, Постановление Архиерейского Собора предлагало «для организации новой Высшей Церковной Власти созвать Русский Всеза-граничный Церковный Собор 21 ноября (ст. ст.) 1922 года»25, впрочем, так и не состоявшийся впоследствии.
Приняв Постановление от 20 августа/2 сентября 1922* г., по существу, сохранявшее ВРЦУ за границей под новым наименованием Временного Архиерейского Синода, и оставив митрополита Евлогия, продолжавшего управлять лишь русскими приходами в Западной Европе, в качестве рядового члена этого Синода, Архиерейский Собор не исполнил ни одного из Положений, содержавшихся в Указе Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 22 апреля/5 мая 1922 г. и в то же время формально подтвердил, как это было выражено в Послании, свое «полное подчине-
Ние и сыновнее послушание Святейшему Патриарху Тихону» 26.
Останавливаясь на причинах, побудивших руководство Русской Церкви за границей принять столь противоречивое и в каноническом смысле спорное решение, следует указать ряд моментов, связанных как с положением, сложившимся внутри Русской Православной Церкви, так и с проблемами, стоявшими в это время перед Русской Синодальной Церковью. Поступавшие из России сведения об устранении от управления Русской Православной Церковью в 1922 г. Свят. Патриарха Тихона и об активных попытках обновленческой группы духовенства захватить при поддержке государственной власти высшее церковное управление вызывали у руководства Русской Православной Церкви за границей сомнения в возможности скорого восстановления законной высшей церковной власти Московского Патриарха и усиливали их уверенность в целесообразности сохранения хотя и упраздненных Свят. Патриархом Тихоном, но все-таки уже сформированных органов высшей церковной власти за границей. Определенно проявившее себя уже в 1921 г. разногласие в понимании задач Русской Православной Церкви за границей между митрополитом Евлогием и представителями крайне правых политических кругов, поддерживавших митрополита Антония, вызвало активное сопротивление назначению митрополита Евлогия управляющим русскими приходами за границей со стороны функционеров ВРЦУ за границей, связанных с Высшим Монархическим Советом и стремившихся сохранить влияние этой организации на политическую позицию Русской Синодальной Церкви. Наконец, пребывание во главе Русской Православной Церкви за границей в качестве председателя ВРЦУ, а затем председателя Временного Архиерейского Синода митрополита Антония, духовный авторитет которого являлся общепризнанным, представлялось подавляющему большинству русских епископов в изгнании, в том числе и митрополиту Евлогию, в качестве важнейшего условия сохранения церковного единства широких слоев русской православной эмиграции. Именно подобные сложные и противоречивые обстоятельства, сопровождавшие принятие на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви за границей Постановления от 20 августа/ 2 сентября 1922 г., обусловили исторически объяснимое, но цсрковно не приемлемое решение Собора, которое определенно нарушало заключенную в Указе от 22 апреля/5 мая
1922 г. волю Свят. Патриарха Тихона и тем самым впервые внесло элемент недоверия и противления в отношение Русской Церкви за границей к Русской Православной Церкви (Московской Патриархии).
Один из главных участников этих драматических событий митрополит Евлогий, уполномоченный Указом от 22 апреля/5 мая 1922 г. исполнить решение руководства Русской Православной Церкви и не сумевший тогда должным образом осуществить возложенную на него миссию, по прошествии многих лет подвел следующий итог происшедшим событиям. «Я ради братского отношения к собратьям архиереям, закинутых в эмиграцию, — отмечал митрополит Евлогий,— во имя любви к митрополиту Антонию, старейшему зарубежному иерарху, с которым меня связывала долголетняя духовная дружба, ради всех этих сердечных, может быть сентиментальных, побуждений пренебрег Правдой — волей патриарха. В этом была моя великая ошибка, мой большой грех перед Богом, мой большой грех перед Матерью Русской Церковью и перед Святейшим Патриархом Тихоном, и в этом заключалась главная причина не только моих личных бед, но и источник всех дальнейших нестроений в жизни зарубежной Церкви. Глубоко сознаю свою вину и приемлю все эти испытания, как справедливое «наказание за преступление», хотя и содеянное во имя любви к моим собратьям— карловацким епископам и особенно митрополиту Антонию. В таких случаях самая любовь оборачивается враждою» 27.
Однако сколь бы сложным ни представлялось положение Русской Православной Церкви за границей в 1922 г., стоящие перед ней проблемы не могли идти ни в какое сравнение с теми поистине трагическими испытаниями, которые приходилось переживать Русской Церкви, остававшейся на территории России. Лишенная после ареста Свят. Патриарха Тихона не только своего канонического главы, но и общепризнанного духовного руководителя, Русская Православная Церковь была поставлена перед необходимостью противостоять двойному давлению противоцерковных сил, исходившему как от государственной власти, не прекращавшей своей репрессивной политики против Русской Церкви, так и от обновленческих группировок духовенства, стремившихся не только захватить высшую церковную власть, но и провести такие реформы, которые призваны были превратить Русскую Церковь в лишенное благодатных таинств и исполнен-
>юе еретических богословских представлений религиозное сообщество. При этом по-прежнему лишенные официальной регистрации, т. е. практически находившиеся вне закона, органы высшего и епархиального управления были во многом дезорганизованы, а назначенный Св. Патриархом Тихоном 29 апреля/12 мая 1922 г. Временным Заместителем Патриарха митрополит Агафангел (Преображенский) был лишен государственной властью возможности приступить к своим обязанностям. Попытка задержанного в г. Ярославле митрополита Агафангела предотвратить захват обновленцами высшей церковной власти опубликованием Послания от 5/18 июня 1922 г. о самоуправлении епархий «впредь до восстановления Высшей Церковной Власти»28 имела лишь частичный успех, и уже к концу июля 1922 г. 37 из 73 епархиальных архиереев вопреки призыву митрополита Агафангела предпочли подчиниться обновленческому высшему церковному управлению в Москве.
Сознавая грозную духовную опасность, нависшую над русскими православными христианами в связи с отнюдь не безуспешными попытками обновленческого духовенства вытеснить из Русской Церкви благодатный епископат канонического поставления собственной неканоничной иерархией, Свят. Патриарх Тихон 3/16 июня 1923 г. обратился в Верховный суд РСФСР с заявлением, позволившим предстоятелю Русской Церкви выйти на свободу и непосредственно возглавить борьбу с обновленческим расколом. В данном Заявлении, полный текст которого приводится в приложении, Свят. Патриарх Тихон признавал ошибочность некоторых своих прежних посланий, касавшихся действий Советского государства, и подтверждал справедливость привлечения его «к ответственности по указанным в обвинительном заключении статьям Уголовного кодекса за антисоветскую деятельность». Обращаясь в Верховный суд РСФСР с просьбой об освобождении из-под стражи, Свят. Патриарх Тихон подтвердил свою приверженность принципу аполитичности Русской Церкви заявлением, имевшим целью подчеркнуть лояльность главы Русской Церкви по отношению к установившейся в России государственной власти. «Я заявляю Верховному Суду, — писал Свят. Патриарх Тихон, — что я отныне советской власти не враг. Я окончательно и решительно отмежевываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции»29.
Столь определенно подчеркнувшее глубокую противоположность позиций, занимавшихся по отношению к Советское му государству главой Русской Православной Церкви и ру* ководством Русской Православной Церкви за границей, Заявление Свят. Патриарха вызвало настоящее смятение в широких кругах русской православной эмиграции, продолжавшей считать Свят. Патриарха Тихона своим единственным законным предстоятелем и до этого времени убежденных в наличии полного единства между Русской Православной Церковью и Русской Синодальной Церковью в их понимании исторических событий, происходивших в России.
Стремясь разъяснить русской церковной общественности в эмиграции смысл и значение Заявления Свят. Патриарха Тихона, председатель Архиерейского Синода митрополит Антоний выступил в 1923 г. со статьей под весьма выразительным заглавием «Не надо смущаться», полный текст которой приводится в приложении. Эту статью, не являвшуюся официально принятым руководящими органами Русской Православной Церкви за границей документом, следует признать чрезвычайно важным свидетельством тогоГ насколько тесным оставались еще в 1923 г. узы духовного понимания между Свят. Патриархом Тихоном и возглавлявшим Русскую Православную Церковь за границей митрополитом Антонием, позволившие последнему в этот ответственный момент, несмотря на уже наметившееся в Русской Церкви разномыслие в понимании ее исторических задач, правильно распознать причины и во многом предугадать последствия действий Свят. Патриарха Тихона.
Связывая содержание данного Заявления Свят. Патриарха Тихона с содержанием его предшествующих посланий, митрополит Антоний стремился подчеркнуть последовательное проведение Свят. Патриархом в его решениях принципа аполитичности, уже принятого Русской Православной Церковью. «Святейший Патриарх, — писал митрополит Антоний,— почти ничего не прибавил нового к своему посланию осенью 1919 года, в котором он воспрещал русскому духовенству открытую борьбу с советской властью, как бесцельную, и даже приводил в подтверждение своих мыслей слова ап. Павла: «всякая власть от Бога». Тогда это послание не произвело подавляющего впечатления на читателей, а если они чувствуют себя подавленными по поводу последних событий нашей церковной жизни, то повторяем — напрасно»30.
Характеризуя значение Заявления Свят. Патриарха Тихона для дальнейшего существования Русской Церкви в России, митрополит Антоний справедливо указал, что его влияние должно проявить себя в различных сторонах русской церковной жизни. «Настоящее заявление Патриарха имеет для Церкви уже несомненно благодетельное значение, — подчеркивал митрополит Антоний, — оно избавило ее от духовного безначалия, от опасности превратиться в беспоповскую секту. Православная Церковь... получает возможность постепенно освобождаться от той шайки лжеепископов и лжепопов, не верующих в Бога, не стыдящихся людей и совершенно незаконно признавших себя «живою церковью»... Теперь от русской паствы будет зависеть то, что она несомненно сделает, т. е. изгнание от себя живоцерковной лжеиерархии и призвание законных пастырей, которых, вероятно, теперь выпустят из тюрем, как сотрудников, признанного советскими властями Патриарха. Те же епископы, клирики и миряне, которые связались с языческой неплодящей церковью по слабости волн, ради самосохранения или «скверного ради прибытка» (Тит. 1, 11), должны принести Святейшему Патриарху слезное покаяние и просить его совершить чин разрешения от клятвы» 31.
Останавливаясь на тех сомнениях, которые высказывали по поводу действий Свят. Патриарха Тихона некоторые не в меру ригористичные или подменявшие церковное служение политической борьбой русские христиане в эмиграции, митрополит Антоний сумел дать замечательную и глубоко справедливую характеристику деятельности Свят. Патриарха Тихона, во многом применимую и к деятельности его ближайших сподвижников и преемников. «Но если скажут, — замечал митрополит Антоний, — не лучше было бы Патриарху проклясть и самую советскую власть и мужественно обречь себя на лютую смерть, призвав к тому же подведомственное духовенство и всех мирян? Да, ответим мы, если бы от него требовали прямого отречения от истин Христовой веры, ее святых заповедей и канонов; а так как этого не было, то требовать от предстоятеля Церкви нарочитого стремления к мученичеству и притом не только своей собственной личности, но и без малого почти всей Православной России, — незаконно. .. В непоколебимой уверенности в том, что Свят. Патриарх, примирившийся внешним образом с советской властью, сделал это вовсе не для сохранения собственной жизни и собственного благополучия, которого он, как изве-
стно, лишен со времени большевистского восстания, а с позапрошлого года поставлен в условия гонимого узника, мы смело можем заявить, что Патриарх Тихон с чисто церковной точки зрения не совершил преступления ни против веры, ни против народа своими последними поступками»32.
Последовавшее 14/27 июня 1923 г. освобождение из-под стражи Свят. Патриарха Тихона, сплотившего вокруг себя всех остававшихся верными Православию русских христиан, не только сделало неизбежным историческое поражение обновленческого движения, но ознаменовало начало нового этапа во взаимоотношениях Русской Церкви и Советского государства. Значительно подорвавшая материальные ресурсы православных приходов и вырвавшая из рядов русского духовенства многих его выдающихся представителей кампания по изъятию церковных ценностей и активно поддерживающийся властями обновленческий раскол, основательно поколебавший Духовное единство православной иерархии, наглядно свидетельствовали о стремлении государства продолжать по отношению к Русской Церкви политику, направленную на разрушение ее основных исторических структур и мировоззренческих установок. При этом для широких слоев населения России проблема сохранения в стране Православной Церкви стала выступать в качестве второстепенного вопроса, не имевшего непосредственного отношения к их повседневной, все более обмирщавшейся жизни, ориентированной на утилитарные ценности новой государственной идеологии. В этих условиях единственно возможный путь сохранения Русской Православной Церкви стал связываться Свят. Патриархом Тихоном не только с дальнейшим последовательным проведением в церковной жизни принципа аполитичности, но и с обстоятельным разъяснением в официальных церковных документах лояльного отношения православной иерархии к установившемуся в России государственному строю. Подобные разъяснения должны были предупредить безосновательно предъявлявшиеся духовенству обвинения в политической оппозиционности, которые служили главным обоснованием государственных репрессий по отношению к Русской Церкви. В то же время подчеркивание в общей аполитичной позиции Русской Церкви государственной лояльности было призвано способствовать установлению между Православной Церковью и Советским государством отношений, основанных на провозглашенных советским законодательством правовых нормах, вопреки которым Русская
Православная Церковь по-прежнему оказывалась лишенной регистрации, столь необходимой для нормального развития церковной жизни.
Основным средством выражения Свят. Патриархом Тихоном его новой позиции по отношению к Советскому государству явились Патриаршие Послания, с которыми он обращался к чадам Русской Церкви. Они с 1923 г. все более приобретали характер конкретных предложений, направленных на установление между Русской Церковью и государственной властью таких взаимоотношений, которые оказывались бы приемлемыми для обеих сторон. Наиболее важными в этом смысле следует признать Послания Свят. Патриарха Тихона от 15/28 июня 1923 г., от 18 июня/1 июля 1923 г. и от 25 марта/7 апреля 1925 г., составлявшиеся Первосвяти-телем Русской Церкви, как правило, совместно с его ближайшими советниками архиепископом Иларионом (Троицким) и митрополитом Петром (Полянским).
В связи с тем что полный текст этих церковных документов прилагается к данной статье, представляется целесообразным рассмотреть лишь некоторые основные положения этих посланий, характеризовавшие общую позицию Свят. Патриарха относительно перспектив развития церковной жизни в России и предопределявшие изложенное в Посланиях русского Первосвятителя отношение к деятельности Русской Церкви за границей.
Подтверждая высказанную в Заявлении в Верховный суд РСФСР от 3/16 июня 1923 г. критическую оценку некоторых своих предшествующих выступлений, касавшихся государственной власти, Свят. Патриарх Тихон пытался показать, что во многом неизбежная в первые послереволюционные годы политическая направленность Патриарших Посланий в эти же годы уступила место стремлению выразить в официальных церковных документах принцип последовательной аполитичности. «Если я в первые годы существования Советской власти допускал иногда резкие выпады против нее, — писал Свят. Патриарх Тихон, — то делал это вследствие своего воспитания и господствовавшей тогда на Соборе ориентации. Но со временем многое у нас стало изменяться и выясняться. .. я... еще в начале 1919 года старался отмежевать Церковь от царизма и интервенции и в сентябре того же года выпустил к архипастырям и пастырям воззвание о невмешательстве церкви в политику и повиновении распоряжени-
ям Советской власти, буде они не противные вере и благочестию»33.
Призывая всех представителей русского духовенства, вовлеченных в политическую борьбу, признать ошибочность своих действий, Свят. Патриарх Тихон постарался в 1923 г. с предельной категоричностью сформулировать свое понимание церковной позиции невмешательства в политическую жизнь страны. «Сознавая свою провинность перед Советской властью, — подчеркивал Свят. Патриарх Тихон, — я желаю, чтобы так же поступили и те священнослужители, которые, забыв свой долг пастыря, вступили в совместные действия с врагами трудового народа православного — монархистами и белогвардейцами и одушевленные одним желанием с ними стремились свергнуть Советскую власть при помощи Церкви и для этого не чуждались даже вступить в ряды белых армий. Как ни тяжело было сознаться в этом преступлении против трудового народа Российского и Советской власти, но Мы должны сказать хотя и горькую, но истинную правду сию. Мы осуждаем теперь такие действия и заявляем, что Российская Православная Церковь аполитична и не желает быть ни «белой», ни «красной» церковью. Она должна быть и будет Единой Соборной Апостольской Церковью, и всякие попытки, с чьей бы то ни было стороны они ни исходили, ввергнуть Церковь в политическую борьбу должны быть отвергнуты и осуждены» 34.
• Полагая принцип церковной аполитичности в качестве единственно возможной основы взаимоотношений Русской Церкви и Советского государства, Свят. Патриарх Тихон признал допустимость и даже желательность развития этих взаимоотношений в рамках ранее отвергавшегося им Декрета о свободе совести, последовательное осуществление которого Советским государством представлялось в начале 1920-х гг. единственным законным средством, способным ограничить направлявшуюся произвольными подзаконными актами и инструкциями государственную политику подавления Русской Церкви. «Вступая в управление Русским государством, представители Советской власти еще в январе 1918 г. издали декрет о полной свободе граждан веровать во что угодно и по этой вере жить, — указывал Свят. Патриарх Тихон.— Таким образом, принцип свободы совести, провозглашенный Конституцией СССР, обеспечивает нем кому религиозному обществу, и в том числе и нашей Православной Церкви, права и возможность жить и вести свои религиоз-
ные дела согласно требованиям своей веры, поскольку это не нарушает общественного порядка и прав других граждан. .. Не погрешая против нашей веры и Церкви, не переделывая чего-либо в них, словом, не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к Советской власти и работе СССР на общее благо, сообразуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем, осуждая сообщество с врагами Советской власти и явную или тайную агитацию против исс... Вместе с этим Мы выражаем твердую уверенность, что установка чистых, искренних отношений побудит нашу власть относиться к нам с полным доверием, даст Нам возможность преподать детям Наших пасомых закон Божий, иметь богословские школы для подготовки пастырей, издавать в защиту Православной веры книги и журналы» 35.
В Посланиях 1923 г. и 1925 г. в непосредственной связи с выраженным Свят. Патриархом Тихоном пониманием основных проблем церковной жизни в России находились и решения относительно Русской Православной Церкви за границей, которая продолжала в это время осуществлять свою деятельность под руководством упраздненных Указом Свят. Патриарха Тихона от 22 апреля/5 мая 1922 г. органов высшего церковного управления и которая не прекращала резких политических выступлений, делавшихся от имени всей Русской Православной Церкви. Обращаясь к событиям, происходившим в связи с деятельностью Русского Всезагранич-ного Церковного Собора 1921 г., Свят. Патриарх Тихон в своем Послании от 15/28 июня 1923 г. следующим образом восстанавливал последовательность принимавшихся им по поводу этого собора решений. «.. .Когда нами узналось, — писал Свят. Патриарх Тихон, — что на карловацком Соборе в январе 1921 г. большинство вынесло решение о восстановлении династии Романовых, мы склонились к меньшинству о неуместности такого решения. А когда в марте 1922 года стало нам известно обращение Президиума Высшего Церковного Управления за границей о недопущении русских делегатов на Генуэзскую конференцию, мы упразднили самое это Управление, учрежденное с благословения Константинопольского патриарха» 36. «Исходя из этих соображений, — продолжал Свят. Патриарх Тихон через несколько дней в своем Послании от 18 июня/1 июля 1923 г., — Мы в апреле месяце 1922 года на соединенном заседании Священного Си-
нода и Высшего Церковного Совета уже осудили заграничный Церковный Собор Карловацкий за попытку восстановить в России монархию из дома Романовых. Мы могли бы ограничиться этим осуждением владык, бывших на Соборе, во главе с Высокопреосвященным Антонием, митрополитом Киевским, если бы они раскаялись в своих поступках и прекратили свою деятельность в этом направлении, но нам сообщают, что не только не прекратили они своей деятельности, но еще более того ввергают Православную Церковь в политическую борьбу совместно с явными, проживающими в России и за границей противниками народа русского, участниками различных монархических белогвардейских организаций, которые принесли стране немало несчастья и теперь не отказались от своего намерения восстановить в России монархию» 37.
Явственно представляя всю утопичность реставраторско-монархических намерений руководства Русской Православной Церкви за границей применительно к конкретной исторической ситуации, сложившейся в России, Свят. Патриарх Тихон призывал монархически настроенных представителей зарубежного духовенства отказаться от их политической деятельности не только в связи с теми трагическими последствиями, которыми оказывалась чревата эта деятельность для православного духовенства, находившегося в России, но и по причине полного непонимания русским епископатом в изгнании тех глубоких, во многом не принимавшихся и самим Свят. Патриархом, но от этого не становившихся менее реальными, перемен, которые противопоставили современную обезбоженную жизнь русского народа традициям его исторического православного прошлого. «Пусть они хоть теперь смирятся и покаются перед народом Российским в своих содеянных преступлениях, — писал Свят. Патриарх Тихон, имея в виду епископов Русской Синодальной Церкви. — Иначе придется вызывать преосвященных владык в Москву и просить Советскую власть о разрешении им прибыть сюда» 38. Содержавшееся в этих словах Первосвятителя Русской Православной Церкви допущение возможности вызова представителей зарубежного епископата в Россию явилось уже вторым, более конкретным по сравнению с упоминавшимся в Указе от 22 апреля/5 мая 1922 г. предостережением руководству Русской Православной Церкви за границей от дальнейших шагов по пути ее вовлечения в политическую борьбу русской эмиграции с Советским правительством. Это
предостережение, имевшее характер не столько церковно-дисциплинарного предупреждения, сколько духовного порицания, призвано было подчеркнуть нравственную недопустимость безответственных политических заявлений находившихся в безопасности русских зарубежных епископов от лица православного духовенства, остававшегося в России, где не только политические декларации, направленные против существовавшего строя, но и пастырские увещания, обращавшиеся к церковной пастве, могли вызывать по отношению к духовенству суровые, а иногда и кровавые государственные репрессии.
Не прекращавшиеся и после этих призывов Свят. Патриарха Тихона политические выступления Архиерейского Синода Русской Церкви за границей, которые все чаще использовались государственной властью для обоснования ее противоцерковной политики, вынудили руководство Русской Православной Церкви в Патриаршем Послании от 25 марта/7 апреля 1925 г. обратиться к зарубежным епископам с очередным требованием о прекращении делавшихся от имени всей Русской Церкви их политических заявлений и впервые указать на возможность применения к этим епископам в случае их непослушания церковных наказаний. «Не благо принес Церкви и народу так называемый Карловацкий Собор,— писал Свят. Патриарх Тихон, — осуждение коего мы снова подтверждаем и считаем нужным твердо и определенно заявить, что всякие в этом роде попытки впредь вызовут с Нашей стороны крайние меры вплоть до запрещения свя-щеннослужения и предания суду Собора. Во избежание таких кар Мы призываем находящихся за границей архипастырей и пастырей прекратить свою политическую с врагами нашего народа деятельность и иметь мужество вернуться на Родину и сказать правду о себе и Церкви Божией... Их отказ подчиниться Нашему призыву вынудит Нас судить их заочно» 39.
Следует подчеркнуть, что каноническими основаниями для крименения со стороны Русской Православной Церкви церковных наказаний по отношению к духовенству Русской Православной Церкви за границей должны быть признаны не только политические заявления этого духовенства, делавшиеся вопреки неоднократным запрещениям Свят. Патриарха Тихона, но и с очевидностью проявившееся к 1925 г. нежелание руководства Русской Синодальной Церкви за границей исполнить Указ Свят. Патриарха, Свящ. Синода и
Высшего Церковного Совета от 22 апреля/5 мая 1922 г. об упразднении органов высшей церковной власти за рубежом и о временной передаче их функций митрополиту Евлогию, несмотря на трехкратно.? подтверждение этого решения в Патриарших Посланиях 1923—1925 гг.
Среди вопросов, рассмотренных в Послании от 25 марта/ 7 апреля 1925 г. и имевших важное значение для развития взаимоотношений Русской Православной Церкви и Русской Православной Церкви за границей, следует упомянуть вопрос о возможной несвободе Свят. Патриарха Тихона в его решениях относительно управления Русской Православной Церковью. Предположения о подобной несвободе Свят. Патриарха стали высказываться в кругах, близких руководству Русской Синодальной Церкви за границей, сразу же после получения ВРЦУ Указа от 22 апреля/5 мая 1922 г. и приобретали дальнейшее распространение по мере подтверждения Свят. Патриархом Тихоном своего критического отношения к позиции руководства Русской Синодальной Церкви за границей и в связи с предпринимавшимися им попытками добиться нормализации взаимоотношений между Русской Православной Церковью и Советским государством. Сознавая, что несоответствовавшие действительности утверждения о несвободе Предстоятеля Русской Православной Церкви в принимавшихся им решениях не только использовались зарубежным духовенством для обоснования своего неподчинения постановлениям Московской Патриархии, но и подрывали духовный авторитет единого каноничного главы Русской Православной Церкви, Свят. Патриарх Тихон счел необходимым категорически опровергнуть подобные утверждения, вносившие в русскую церковную жизнь как в России, так и за границей губительные семена взаимного недоверия и церковно-административного разброда. «Наши враги, стремясь разлучить нас с возлюбленными чадами, вверенными Богом нам — пастырям, — писал Свят. Патриарх Тихон, — распространяют ложные слухи о том, что Мы на патриаршем посту не свободны в распоряжении словом Нашим и даже совестью, что Мы засилены мнимыми врагами народа и лишены возможности общения с паствою нами ведомою. Мы объявляем за ложь и соблазн все измышления о несвободе нашей, поелику нет па земле власти, которая могла бы связать Нашу Святительскую совесть и Наше патриаршее слово»40.
Период 1923—1925 гг., к которому относились рассмотренные выше Патриаршие Послания, сопровождался значительными событиями не только в жизни Русской Православной Церкви, но и в жизни Русской Церкви за границей. Осуществлявший вопреки Указу Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 22 апреля/5 мая 1922 г. свою деятельность в качестве органа высшей церковной власти за границей Архиерейский Синод организовал в июне 1923 г. Собор Архиереев Русской Православной Церкви за границей, который наделил себя полномочиями, принадлежавшими, согласно канонам, лишь руководству Русской Православной Церкви, такими, например, как право назначения русских зарубежных епископов и право суда над ними. На этом же Архиерейском Соборе митрополит Евлогий, действуя в соответствии с возложенным на него Указом от 22 апреля/5 мая 1922 г. поручением, представил проект организации русской церковной жизни за границей. Согласно этому проекту, Архиерейский Синод как постоянный орган высшей церковной власти за границей подлежал упразднению, все русские православные приходы за границей разделялись на независимые друг от друга, но зависимые от Московской Патриархии 4 автономных митрополичьих округа: Западно-Европейский, Восточно-Европейский, Дальневосточный и Северо-Американский, деятельность которых должна была координироваться на ежегодных съездах правящих митрополитов этих округов. Председательство на этих съездах митрополит Евлогий готов был предоставить митрополиту Антонию. Однако отклонивший проект митрополита Евлогия Архиерейский Собор предпочел не только сохранить Архиерейский Синод в качестве постоянно действующего правящего органа, но и передал в управление Синода все русские православные приходы в бал-капских странах и на Дальнем Востоке. С этим решением во многом были связаны события, происшедшие в 1924 г., когда на очередном Архиерейском Соборе была предпринята в тот момент, впрочем, неудавшаяся попытка значительно ограничить в пользу Архиерейского Синода епископские полномочия митрополита Евлогия в управлении русскими церквами в Западной Европе.
Ставшее определяющим в деятельности Русской Православной Церкви за границей в 1923—1924 гг. стремление упрочить и расширить церковно-административную власть Архиерейского Синода даже за счет ограничения власти един-
ственного назначенного Свят. Патриархом Тихоном управляющего русскими заграничными приходами митрополита Евлогия со всей очевидностью свидетельствовало об окончательном решении руководства Русской Синодальной Церкви за границей не исполнять Указ Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 22 апреля/5 мая 1922 г., несмотря на его неоднократные подтверждения в Патриарших Посланиях, и указывало на готовность зарубежных епископов придать Архиерейскому Синоду и контролировавшемуся им Архиерейскому Собору характер органов высшей церковной власти, осуществляющих свою деятельность независимо от руководства Русской Православной Церкви.
Получение сведений о кончине Свят. Патриарха Тихона, происшедшей 25 марта/7 апреля 1925 г., послужило основанием для принятия Архиерейским Синодом Русской Церкви за границей Определения от 27 марта/9 апреля 1925 г., которое выявило понимание руководством Русской Синодальной Церкви за границей возможной перспективы дальнейших взаимоотношений русского зарубежного епископата и Русской Православной Церкви.
Как явствует из текста данного Определения, полностью приводимого в приложении, основанием для его принятия наряду со сведениями о кончине Свят. Патриарха Тихона послужило также письмо Начальника Российской Духовной Миссии в Китае архиепископа Иннокентия от 15/28 января 1925 г., адресованное Председателю Архиерейского Синода митрополиту Антонию. В этом письме архиепископ Иннокентий призывал митрополита Антония «возглавить временно Российскую Православную Церковь теперь же за границей в качестве Патриаршего заместителя, так как Свят. Патриарх Тихон совершенно лишен всякой свободы действий и распоряжений и его именем может всякий злоупотреблять, а он не в силах этому воспрепятствовать»41.
Сознавая каноническую и нравственную недопустимость рассмотрения при жизни соборно избранного главой Русской Православной Церкви Свят. Патриарха Тихона содержавшегося в письме архиепископа Иннокентия предложения, не только допускавшего возможность возглавления Русской Церкви архиереем, который покинул пределы ее канонической территории, но и утверждавшего церковно-администра-тивную недееспособность правящего Свят. Патриарха Тихона, Архиерейский Синод счел необходимым использовать это
Предложение для выработки своего определения уже через два дня после кончины Первосвятителя Русской Церкви. Высказавшись за принципиальную возможность предоставления «Митрополиту Антонию, с правами временного, до созыва канонического Всероссийского Священного Собора, заместителя Патриарха, представительствовать Всероссийскую Православную Церковь и, насколько позволяют условия и обстоятельства, руководить церковной жизнью и Церковью не только вне России, но и в России», определение от 27 марта/9 апреля 1925 г. попыталось обосновать подобную возможность довольно расплывчатой и в ряде моментов не соответствовавшей действительности аргументацией, которая лишь подчеркивала спорный характер всего этого определения. Допустив возможность того, «что со смертью Свят. Тихона под давлением советской власти преемство всероссийской канонической высшей церковной власти может быть нарушено» и «что советские власти всяческими путями будут стараться навязывать русскому православному народу власть обновленческого синода и ввести в заблуждение другие православные автокефальные Церкви», Определение на основе этих чисто гипотетических предположений, справедливость которых могла и не подтвердиться в будущем, предлагало немедленно допустить принципиальную возможность выдвижения одного из зарубежных русских епископов на пост заместителя Московского Патриарха, несмотря на то, что эти епископы не только оказались физически отторгнуты от основной части русской церковной иерархии и паствы, находившейся в России, но и в силу своего неподчинения последним распоряжениям руководства Русской Православной Церкви находились по отношению к ней в весьма двусмысленном церковно-каноническом положении. При этом из дальнейшего текста Определения явствовало, что возможность выдвижения зарубежного епископа на престол главы Русской Церкви допускалась Архиерейским Синодом и в случае сохранения канонического преемства высшей церковной власти в виде вновь избранного Поместным Собором Патриарха или законно назначенного Свят. Патриархом Тихоном Патриаршего Местоблюстителя при том условии, если руководство Русской Церкви за границей придет к выводу, что Советской власти удается «насиловать архипастырскую совесть Местоблюстителя или нового Патриарха»42.
Таким образом, вопреки трем единственно канонически оправданным путям сохранения преемства высшей власти в
Русской Церкви — через избрание очередным Поместным Собором нового Патриарха, через назначение Свят. Патриархом Местоблюстителя Патриаршего Престола или, наконец, через вступление в силу Постановления Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 г. о самоуправлении русских епархий, Архиерейский Синод в своем Определении от 27 марта/9 апреля 1925 г. допустил возможность совершенно произвольной передачи руководства Русской Православной Церковью представителю зарубежного епископата, составлявшего незначительную часть русской епископской иерархии и лишенного в силу своего пребывания внеканонической территории Русской Православной Церкви канонических оснований и нравственного права выступать от имени всей Русской Церкви. Весьма знаменательно, что члены Архиерейского Синода, которые не могли не понимать каноническую безосновательность принимавшегося ими решения, выдвигая в заместители Патриарха митрополита Антония, вынуждены были доказывать оправданность своего выбора аргументами, которые, даже если бы все они соответствовали действительности, не были способны придать Определению Архиерейского Синода характер подлинно каноничного постановления. Так, например, обосновывая возможность возглавления всей Русской Православной Церкви митрополитом Антонием, Определение ошибочно называло митрополита Антония единственным оставшимся в живых «избранником Священного Собора Российской Православной Церкви 1917—1918 гг. в кандидаты на Патриарший Престол», в то время как второй кандидат митрополит Арсений (Стадницкий) был жив и находился в ссылке в Средней Азии, где впоследствии управлял Ташкентской епархией. Далее Определение указывало на то, что «митрополит Антоний по своему иерархическому положению не только здесь за границей, но и в России, считается первым старейшим после Патриарха иерархом Российской Православной Церкви», хотя назначенный в это время одним из Патриарших Местоблюстителей митрополит Агафангел (Преображенский) был по своей епископской хиротонии на 8 лет старше митрополита Антония. Столь же сомнительным выглядел и третий содержавшийся в Определении аргумент, доказывавший права митрополита Антония ссылками на «безусловный авторитет его, как ученейшего и просвещеннейшего богослова и канониста, признаваемый не только главами православных автокефальных Церквей и ученым миром, но
и главами и представителями Церквей других вероисповеданий» 43, который сам по себе не давал оснований митрополиту Антонию претендовать на каноническое возглавление Русской Православной Церкви.
Вызвавшее резко отрицательную оценку митрополита Евлогия и его сторонников и приостановленное в действии осенью 1925 г. самим Архиерейским Синодом Определение от 27 марта/9 апреля 1925 г. выявило у руководства Русской Православной Церкви за границей убеждение в том, что Архиерейский Синод и его председатель митрополит Антоний при определенных условиях могут осуществлять из-за границы руководство Русской Православной Церковью иа правах высшей церковной власти.
Однако действия руководства Московской Патриархии после кончины Свят. Патриарха Тихона благодаря строгому исполнению воли почившего Первосвятителя позволили сохранить в Русской Православной Церкви каноническое преемство высшей церковной власти. На беспрецедентном по своей представительности со времени Поместного Собора 1917—1918 гг. собрании почти 60 русских епископов, собравшихся в Москве по случаю погребения Свят. Патриарха Тихона, был принят «Акт о назначении Местоблюстителя Святейшего Патриаршего Престола Всероссийской Православной Церкви и известительное о сем послание от 30 марта/ 12 апреля 1925 г.». В данном церковном документе, полный текст которого приводится в приложении, содержалось впервые оглашенное на собрании епископов завещание Свят. Патриарха Тихона, составленное 25 декабря 1924 г./7 января 1925 г. и назначавшее в соответствии с решением Поместного Собора 1917—1918 гг. Патриаршего Местоблюстителя с сохранением за ним всей полноты власти Патриарха. Завещание, предусматривавшее в случае кончины Свят.'Патриарха назначение Патриаршего Местоблюстителя из числа 3-х кандидатов, учитывало реальные условия деятельности епископской иерархии в России, при которых тот или иной православный архиерей, назначавшийся Патриаршим Местоблюстителем, мог не иметь возможности приступить к исполнению своего служения из-за вмешательства государственной власти и соответственно нуждался в законно назначенном преемнике. Ознакомившись с текстом завещания Свят. Патриарха Тихона и соизмерив его содержание со сложившейся п русской церковной жизни ситуацией, исключавшей возможность для 2-х из 3-х назначенных Свят. Патриархом
кандидатов вступить в должность Патриаршего Местоблюстителя, собрание епископов приняло следующее решение относительно формы осуществления Патриаршего завещания. «Убедившись в подлинности документа, — указывали русские епископы, имея в виду завещание Свят. Патриарха Тихона, — и учитывая: 1) то обстоятельство, что почивший Патриарх при данных условиях не имел иного пути для сохранения в России преемства власти и 2) что ни митрополит Кирилл, ни митрополит Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, мы, архипастыри, признаем, что Высокопреосвященнейший митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего Патриарха должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя». В ответ на это решение присутствовавший на собрании епископов митрополит Крутицкий Петр (Полянский) «выразил согласие вступить со дня оглашения завещания почившего Первосвятителя в отправление обязанностей Патриаршего Местоблюстителя»44.
Одним из первых действий, предпринятых митрополитом Петром через два дня после принятия на себя обязанностей Патриаршего Местоблюстителя, явилось обращение в редакцию газеты «Известия» с просьбой о напечатании последнего Послания Свят. Патриарха Тихона от 25 марта/7 апреля 1925 г., составленного при участии митрополита Петра и подписанного Свят. Патриархом Тихоном за несколько часов до своей кончины45. Развивавшее основные положения внутренней и внешней деятельности Русской Церкви, которые уже высказывались Свят. Патриархом Тихоном ранее, в частности, в двух Посланиях 1923 г., Послание от 25 марта/7 апреля 1925 г. рассматривалось выше в общем ряду Патриарших Посланий 1923—1925 гг. Однако в данном случае следует остановиться на той весьма своеобразной реакции Русской Православной Церкви за границей, которую вызвало появление данного Послания в советской печати 2/15 апреля 1925 г. и в которой вновь отчетливо проявилось стремление руководства Русской Синодальной Церкви за границей выступать по отношению ко всей Русской Православной Церкви (Московский Патриархат) в качестве высшей церковной инстанции, берущей па себя ей не принадлежащее ни с канонической, ни с нравственной точки зрения право выносить окончательное суждение как о действиях, предпринимавшихся руководством Московской Патриархии, так и о его
официальных документах, принимавшихся этим руководством.
Основным официальным заявлением, впервые выразившим с достаточной категоричностью отношение руководства Русской Церкви за границей к Патриаршему Посланию от 25 марта/7 апреля 1925 г., явилось Послание председателя Архиерейского Синода митрополита Антония. С самого начала высказывалось утверждение о подложности Патриаршего Послания от 25 марта/7 апреля 1925 г. Оставляя в стороне противоречия в аргументации митрополита Антония, призванной доказать подложность Патриаршего Послания, следует подчеркнуть, что один из выводов митрополита Антония сводился к утверждению о том, что Послание «не для завещания готовилось и, конечно, не свободно». Допустив, таким образом, возможную принадлежность Послания Св. Патриарху Тихону, митрополит Антоний тем не менее попытался обосновать возможность полного игнорирования Патриаршего Послания от 25 марта/7 апреля 1925 г. ссылкой на решение Архиерейского Собора Русской Православной Церкви за границей, постановившего «те распоряжения от имени Патриарха, которые будут иметь явные доказательства своей подложности или насилия, произведенного над Святейшим, не считать ему принадлежащими и не исполнять, как не патриаршие, а чужие, хотя бы и им подписанные». Не попытавшись хотя бы в общих чертах охарактеризовать конкретное содержание Послания Свят. Патриарха Тихона от 25 марта/7 апреля 1925 г., митрополит Антоний в заключительной части своего Послания в противоречие с ранее высказанным суждением о возможной принадлежности Послания Свят. Патриарху Тихону назвал его «новым подложным посланием, писанным от имени блажен-нопочившего Патриарха Тихона»46.
Хотя и высказанное в столь противоречивой форме, мнение митрополита Антония о подложности Патриаршего Послания от 25 марта/7 апреля 1925 г. не только на многие годы способствовало распространению в русской православной эмиграции сомнений относительно подлинности этого важного церковного документа, но и в какой-то степени бросало тень на руководство Русской Церкви, которое в лице Патриаршего Местоблюстителя митрополита Петра непосредственно участвовало в составлении и опубликовании Послания от 25 марта/7 апреля 1925 г. в советской печати. Между тем ни один из почти 60 епископов, участвовавших в
собрании 30 марта/12 апреля 1925 г., утвердившем митрополита Петра в должности Патриаршего Местоблюстителя, и находившихся в Москве в момент опубликования Патриаршего Послания в газете «Известия» от 2/15 апреля 1925 г., не выразил каких-либо сомнении в подлинности Послания и не оспорил действий митрополита Петра, приведших к его опубликованию. Столь разительное расхождение в отношении к Посланию Свят. Патриарха Тихона от 25 марта/ 7 апреля 1925 г. между председателем Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей митрополитом Антонием и подавляющим большинством епископата Русской Православной Церкви, возглавлявшейся с 1925 г. митрополитом Петром, неопровержимо свидетельствовало не только о возникновении между ними глубокого разномыслия в понимании исторических задач, стоявших перед Русской Православной Церковью, но и о выражении определенного недоверия со стороны Русской Церкви за границей новому каноническому главе Русской Православной Церкви и поддерживавшим Патриаршего Местоблюстителя православным епископам, которые оставались в России и многим из которых уже пришлось засвидетельствовать свое архипастырское служение подвигом христианского исповедничества. В этой связи весьма примечателен тот факт, что об официальном признании митрополита Петра в качестве законного Патриаршего Местоблюстителя было объявлено Архиерейским Синодом Русской Православной Церкви за границей лишь 30 октября/12 ноября 1925 г., т. е. через 7 месяцев после признания его полномочий всем епископатом Русской Православной Церкви и менее чем за месяц до ареста митрополита Петра.
Продолжив основные направления деятельности почившего Свят. Патриарха Тихона, Патриарший Местоблюститель митрополит Петр поставил во главу угла своего перво-святительского служения разрешение двух важнейших цер-ковно-исторических задач: сохранения единства Русской Православной Церкви перед лицом активизировавшегося после кончины Свят. Патриарха Тихона обновленческого раскола и установления взаимоприемлемых отношений между Русской Церковью и Советским государством, которые должны были основываться на строгом соблюдении обеими сторонами декрета о свободе совести и на предоставлении правящим органам Русской Православной Церкви в России гражданской регистрации. Отвергнув навязывавшиеся Рус-
ской Православной Церкви со стороны обновленческого Синода и неприемлемые с церковно-канонической точки зрения соглашения, призванные реанимировать обновленческое движение, митрополит Петр не только окончательно вытеснил обновленцев на периферию русской церковной жизни, но и упрочил духовное и каноническое единство русского православного епископата и духовенства, с этого времени навсегда отмежевавшегося от обновленческого церковного реформаторства.
В то же время, несмотря на готовность митрополита Петра к компромиссам с государственной властью, которые, впрочем, не должны были нарушать канонического уклада церковной жизни и выводить церковно-государственные отношения за пределы официально признанных норм советского законодательства, Патриаршему Местоблюстителю не удалось добиться предоставления регистрации органам высшей церковной и епархиальной власти Московской Патриархии.
Нежелание митрополита Петра согласиться на предлагавшиеся государственной властью условия регистрации, предполагавшие неофициальное вмешательство атеистического государства во внутрицерковную жизнь, не только обусловило отказ в регистрации Московской Патриархии, но и вызвало в качестве ответной меры властей целую серию арестов среди участвовавших в высшем церковном управлении епископов, которая началась 27 ноября/10 декабря 1925 г. арестом самого Патриаршего Местоблюстителя.
Показательно, что одним из основании для ареста митрополита Петра послужило инспирированное обновленцами с помощью государственных органов клеветническое обвинение покойного Свят. Патриарха Тихона и митрополита Петра в связях с монархическими кругами русской эмиграции, в котором проявилось уже упоминавшееся выше стремление государственной власти использовать политическую деятельность русской, в том числе церковной, эмиграции в качестве предлога для усиления репрессий против православного духовенства, находившегося в России.
Предвидевший после неудачи своих переговоров с государственной властью осенью 1925 г. неизбежную перспективу скорого ареста митрополит Петр в своем распоряжении от 23 ноября/6 декабря 1925 г. указал трех епископов, один из которых должен был принять на себя обязанности Патриаршего Местоблюстителя. «В случае невозможности по каким-либо обстоятельствам исправлять мне обязанности Пат-
риаршего Местоблюстителя, — писал митрополит Петр,— временно поручаю исправление таковых обязанностей Высо-копреосвященнейшему Сергию, Митрополиту Нижегородскому. Если же сему Митрополиту не представится возможности осуществить это, то во временное исполнение обязанностей Патриаршего Местоблюстителя вступит Высокопре-освященнейший Михаил, Экзарх Украины или Высокопреос-вященнейшпй Иосиф, Архиепископ Ростовский, если Митрополит Михаил будет лишен возможности выполнить это мое распоряжение» ,7.
Прежде чем перейти к рассмотрению событий, связанных с осуществлением распоряжения митрополита Петра, следует дать общую характеристику обстоятельств, обусловивших появление этого краткого, но чрезвычайно значимого в русской церковной истории XX века документа.
Принявший полноту Патриарших прав в качестве Патриаршего Местоблюстителя митрополит Петр после нескольких месяцев своего служения оказался перед необходимостью самостоятельно решать вопрос о сохранении канонического преемства высшей церковной власти в Московской Патриархии в связи со своим надвигавшимся арестом, в условиях, когда оба других назначенных Свят. Патриархом Местоблюстителя— митрополит Кирилл и митрополит Агафангел, находившиеся в ссылке, по-прежнему не могли приступить к управлению Русской Церковью.
Два возможных пути дальнейшего осуществления церковного управления в Русской Церкви: посредством избрания Поместным Собором нового Патриарха или посредством перехода епархий к самоуправлению на основе Постановления Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 7/20 ноября 1920 г., представлялись митрополиту Петру в сложившейся ситуации практически неосуществимыми, ибо государственная власть категорически не соглашалась на созыв Поместного Собора, а самоуправление епархий, во многом не оправдавшее себя еще летом 1922 г., в условиях постоянных арестов и высылок епархиальных архиереев не могло не привести к разрушению канонического единства русской епископской иерархии и создать благоприятную почву для новых церковных расколов.
Таким образом, оказавшееся во многом вынужденным решение митрополита Петра передать свои полномочия одному из трех кандидатов, назначенных им из числа русских епископов уже в качестве Заместителя Патриаршего Место-
блюстителя, явилось единственно возможным путем к сохранению канонического центра высшей церковной власти в Русской Православной Церкви.
Как явствовало из текста распоряжения митрополита Петра от 23 ноября/5 декабря 1925 г., полномочия Патриаршего Местоблюстителя передавались им своему заместителю временно, но в полном объеме, и в этом отношении решение митрополита Петра вносило качественно новый элемент в практику передачи канонического преемства высшей церковной власти. Действительно, уполномочив в порядке исключения Свят. Патриарха Тихона назначить себя в качестве Патриаршего Местоблюстителя преемника с передачей ему полноты власти предстоятеля Русской Церкви, Поместный Собор 1917—1918 гг. не оговорил права Патриаршего Местоблюстителя передавать свои полномочия в полном объеме назначенному им заместителю. Поэтому распоряжение митрополита Петра и действия его заместителей в случае, если бы они решили употребить переданную им власть в объеме власти Патриаршего Местоблюстителя, могли вызвать возражения со стороны тех, кто не был склонен считать передачу Патриаршим Местоблюстителем своих полномочий во всей полноте иному лицу правомочным церковным актом. Как показал дальнейший ход событий, подобные возражения действительно стали со временем высказываться по отношению к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) как со стороны руководства Русской Православной Церкви за границей, так и со стороны отдельных представителей православного епископата в России, что чрезвычайно осложняло деятельность высшей церковной власти Московской Патриархии в этой действительно трудноразрешимой с формально-канонической точки зрения ситуации. Однако в период составления митрополитом Петром своего распоряжения от 23 ноября/5 декабря 1925 г. и первых полутора лет возглавлення Русской Православной Церкви Заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием возражения относительно права Заместителя Патриаршего Местоблюстителя пользоваться полномочиями Патриаршего Местоблюстителя в полном объеме по причинам, о которых будет сказано ниже, не высказывались.
Окончание следует
ПРИМЕЧАНИЯ
18 Регельсон Лев. Указ. соч. С. 272—273.
19 Польский М., протопресв. Новые мученики российские. Т. 1. Джорданвилл. 1949. С. 214.
20 Указ Свят. Патриарха, Свящ. Синода и Высшего Церковного Совета от 22 апреля/5 мая 1922 г. за № 348 и 349 (Приложение 5).— Церковные ведомости. 1922. № 12—13. С. 6.
21 Там же, с. 7.
22 Там же.
23 Там же.
24 Постановление Архиерейского Собора Русской Православной Церкви за границей от 20 августа/2 сентября 1922 г. (Приложение 6). Никон (Рклицкий), архиепископ. Указ. соч. Т. VII. Изд. Северо-Американской и Канадской епархии. 1961. С. 20.
25 Там же.
20 Там же.
27 Е в л о г и й, митрополит. Путь моей жизни. Воспоминания, изложенные по его рассказам Т. Манухиной. Париж. 1947. С. 404.
28 Регельсон Лев. Указ. соч. С. 305—307.
29 Заявление Святейшего Патриарха Тихона в Верховный суд РСФСР от 3/16 июня 1923 г. (Приложение 7). — Известия. 1923. 27 июня.
30 Антоний, митрополит. Не надо смущаться (Приложение 8). Никон (Рклицкий), архиепископ. Указ. соч. Т. VI. 1960. С. 166.
31 Там же, с. 166—167.
32 Там же, с. 167.
33 Послание Святейшего Патриарха Тихона к Церкви от 15/28 июня 1923 г. (Приложение 9). — Известия. 1923. 4 июля.
34 Послание Святейшего Патриарха Тихона к Церкви от 18 июня/ 1 июля 1923 г. (Приложение 10). — Известия. 1923. 6 июля.
35 Послание Святейшего Патриарха Тихона к Церкви от 25 марта/ 7 апреля 1925 г. (Приложение 12). — Известия. 1925. 15 апреля.
30 Послание Святейшего Патриарха Тихона к Церкви от 15/28 июня 1923 г. —Известия. 1923. 4 июля.
37 Послание Святейшего Патриарха Тихона к Церкви от 18 июня/ 1 июля 1923 г. — Известия. 1923. 6 июля.
38 Там же.
39 Послание Святейшего Патриарха Тихона к Церкви от 25 марта/ 7 апреля 1925 г. — Известия. 1925. 15 апреля.
40 Там же.
41 Определение Архиерейского Синода Русской Православной Церкви за границей 27 марта/9 апреля 1925 г. По вопросу о мероприятиях в связи со смертью Святейшего Патриарха Тихона (Приложение 13).— Церковные ведомости. 1925. № 15—16. С. 3—4.
42 Там же, с. 3—4.
"3 Там же, с. 4.
'и Акт о назначении Местоблюстителя Святейшего Патриаршего Престола Всероссийской Православной Церкви и известительное о сем послание от 30 марта/12 апреля 1925 г. (Приложение 11). Никон (Рклиц-кий), архиепископ. Указ. соч. Д.- VI. С. 207—£08»
45 Послание Святейшего. Дзтридрда 7|Ш}на к Церкви от 25 марта/ 7 апреля 1925 г. — Известий, 1£25. 15 айрёля.
46 Послание Председателе Архиерёйского Синода Русской Православной Церкви за границей Высокопреосвященного митрополита Антония к Русской Православной пастве за границей (Приложение 14). Никон (Рклицкий), архиепископ. Указ. соч. T. VI. С. 188—190.
47 Распоряжение Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра от 23 ноября/5 декабря 1925 г. (Приложение 15). Афанасий (Сахаров), епископ. Послания Патриарха Тихона и документы по истории Русской Церкви после кончины Патриарха Тихона. Машинопись. M ДА. Загорск. 1958. С. 148.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная академия Русской Православной Церкви - высшее учебное заведение, осуществляющее подготовку священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области богословия, регентов церковных хоров и иконописцев.
На сайте академии
www.spbda.ru
> сведения о структуре и подразделениях академии;
> информация об учебном процессе и научной работе;
> события из жизни академии;
> сведения для абитуриентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Руководитель проекта - ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор - проректор по научно-богословской работе протоиерей Димитрий Юревич. В подготовке электронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии. Материалы распространяются на компакт-дисках и размещаются на сайте журнала в формате pdf.
На сайте журнала «Христианское чтение»
www.spbpda.ru
> электронный архив номеров в свободном доступе;
> каталоги журнала по годам издания и по авторам;
> требования к рукописям, подаваемым в журнал.
