CC BY
28
4. Ибрагимова А.Ш. Решение Дагестанским правительством экономических проблем горских евреев (1927-1930 гг.) // Тезисы докладов региональной научной конференции "История, историография и этнография горских евреев". С. 26-28.
5. Рамазанова Д.Ш. Переселение горских евреев Дагестана в 1920-1930 гг. // Вестник Поморского университета. Сер. "Гуманитарные и социальные науки". Вып. 10/2010. 2010. С. 72-80.
6. ЦГА РД Ф.1-п. Оп. 1. Д. 4214.
7. ЦГА РД Ф.1-п. Оп. 1. Д.1009.
8. ЦГА РД Ф.1-п. Оп. 1. Д. 1967.
9. ЦГА РД Ф.1-п. Оп. 1. Д. 1632.
10. ЦГА РД Ф.1-п. Оп. 1
11. ЦГА РД Ф.1-п. Оп. 1
12. ЦГА РД Ф.1-п. Оп. 1
13. ЦГА РД Ф.1-п. Оп. 1
14. ЦГА РД Ф.1-п. Оп. 1
1883. 1926. 1929. 1921. 1925.
2 февраля 2011 г.
УДК 9(С Чеч)23
ИЗ ИСТОРИИ ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ ПРОМЫШЛЕННЫХ РАБОЧИХ ЧЕЧНИ И ИНГУШЕТИИ В 20-30-е ГОДЫ ХХ ВЕКА
Т. У. Эльбуздукаева
История повседневности - сумма миллиардов судеб людей, живущих в далеком и близком минувшем, имеющих как общие глобальные черты, так и специфические региональные, национальные, наконец, индивидуальные. Задача - обрисовать их образ жизни в историческом разрезе, выявляя общее и особенное, неизменное, сохраняющееся столетиями, и новое, ежедневно рождаемое буднями [1, с. 125].
Академик Ю.А. Поляков
Становление нового типа общества, которое происходило в 1920-1930-х годах, повлекло за собой коренные изменения в его социальной структуре, материальной среде обитания и духовных сферах повседневного бытия.
В связи с тем, что история повседневности советской эпохи, а именно 20-30-х годов ХХ в., стала изучаться совсем недавно, круг работ по этой теме очень ограничен. В этом отношении большой интерес представляет вышедший в 1995 г. сборник, куда вошли материалы международной конференции "Российская повседневность 1921-1941 годов: новые подходы", проходившей в августе 1994 г. на базе Санкт-Петербургского университета экономики и финансов, которые охватывают
Эльбуздукаева Тамара Умаровна - кандидат исторических наук, доцент, заместитель генерального директора Национального музея Чеченской Республики, 364051, г. Грозный, ул. Путина, 19/65, e-mail: alton95@ mail.ru, т. 8(8712)295024.
различные аспекты в изучении российской повседневности данного периода: экономику, политическую конъюнктуру, частную и общественную жизнь, формирование менталитета советских граждан, формирование нового быта, статистику и т.д. [2].
К разным аспектам темы обращалась Е.А. Осокина, изучающая товарное снабжение и потребление в годы индустриализации, Н.Н. Козлова, рассматривающая процессы превращения крестьянина в городского жителя на основе анализа и интерпритации советского периода, В.С. Тяжельникова, исследующая складывание новой большевистской системы ценностей, искусство и фольклор, их трансформацию на рубеже 20-30-х годов ХХ в.
Tamara Elibuzdukaeva - Ph.D. in history, associate professor, a deputy of the general director at the National Museum Chechen Republic, 19/65 Putina Street, Grozny, 364051, e-mail: [email protected], ph. +7(8712)295024.
Особенно показательны в этом отношении работы Е.А. Осокиной [3]. Уделив основное внимание изучению экономического развития страны в 20-30-х годах, автор сделал акцент на вопросах снабжения населения товарами и продовольствием, а также осветил уровень жизни населения в годы первых пятилеток.
История повседневности рабочих Чечено-Ингушетии указанного периода вообще не исследована. Автор берет смелость сделать первые шаги в изучении данной проблемы, рассмотрев с социальных позиций повседневную жизнь промышленных рабочих Чечни и Ингушетии: заработную плату, уровень жизни и потребления.
Широкий размах индустриализации требовал новых рабочих, усиления темпов подготовки рабочих из представителей местных национальностей. Главным источником пополнения рабочих кадров были крестьяне, дети рабочих и служащих, рабочие-мигранты, женщины. Характерным было омоложение рабочего класса. В производство хлынул поток безграмотных, неквалифицированных, не знающих русского языка горцев, из которых необходимо было создать костяк национальных отрядов рабочего класса республики.
На фоне нерешенного жилищного вопроса, перебоев с продовольствием, одеждой, с получением квалификации и т. д. более болезненно и противоречиво происходило формирование образа, уровня и качества жизни рабочего, свойственных ему норм социального поведения, психологии, сознательности. Здесь более всего "белых пятен", полное отсутствие практических разработок.
Рост городов не поспевал за стремительным увеличением численности городского населения. Так, население одного только Грозного возросло с 45 тыс. в 1926 г. до 172 тыс. в 1939 г., т.е. почти в три раза. Статус городов получили Малгобек (1939 г.) и Гудермес (1941 г.), поселок Горагорский считался поселением городского типа. В целом, доля городского населения составляла 27,4 % от общей численности жителей Чечено-Ингушетии. Этот же показатель в 1926 г. составлял всего 18,8 % [4]. Однако чеченцев мало как среди горожан, так и среди промышленных рабочих. Индустриальная сфера преимущественно заполнялась представителями русской национальности.
У жилищного кризиса были давние предпосылки, и он приобрел тревожные раз-
меры уже в начале пятилетки. Содержавшаяся в плане программа жилищного строительства была явно недостаточна. Началось перенаселение домов - явление, которое на протяжении десятилетий будет омрачать жизнь советских людей. Заселение нескольких семей в одну квартиру - по комнате на семью - стало общим правилом.
При проверке квартир чеченцев, живущих на 56-м участке, было выявлено, что в 5 квартирах рабочих, работающих больше года в цехе бурения, совершенно нет мебели, даже столов и стульев. На 20-м участке в квартире чеченца в течение ряда месяцев протекала крыша и в результате обвалилась; так он и жил в полуразрушенном помещении. Из 10 обследованных квартир на 35-м участке 8 нуждались в ремонте. Еще хуже оказались бытовые условия у рабочих, живущих в своих домиках-землянках: большинство из них протекают, большая скученность (в небольших комнатах живет по 7 человек). По старому району за 6 месяцев 1935 г. было принято 120 человек, убыло 100, из которых 27 человек не были обеспечены жильем, несмотря на то, что в районе имелась свободная жилплощадь [5].
В 1932 г. по договорам в аулах было набрано для работы на нефтепромыслах Грозного 1 328 рабочих-чеченцев, из которых на производстве закрепилось всего 150 человек [6, с. 27].
Уже в начале пятилетки экономисты засвидетельствовали несоответствие между действительным ростом производительности труда и контрольными цифрами на предприятиях. Излишки рабочей силы снижали показатели роста производительности труда. Первопричина появления на предприятиях излишков рабочей силы была проста. Она проистекала из-за нехватки квалифицированных кадров, неумения производительно использовать оборудование. Отрицательно сказывалась также текучесть кадров. Боязнь текучести и ее последствий толкала хозяйственников на чрезмерное расширение штатов.
Это подтверждается "Материалами обследования состояния труда по районному управлению старых промыслов "Грознефти": на 1 января 1931 г. имелось 2 696 работников, из которых излишки рабочей силы составляли 329 человек [7]. Их держали на предприятии в качестве резерва на случай увольнения рабочих.
Нужда заводов в дополнительных рабочих руках в сочетании с плохими условиями труда создавала для многих рабочих стимул к постоянному переходу с места на место в поисках лучшего устройства. На II съезде Советов Чечено-Ингушской автономной области отмечалось, что в Октябрьском районе 42 % рабочих-националов живут в домах "Грознефти", а остальные в аулах и селениях вокруг Грозного и тратят на дорогу к месту работы и обратно 11-12 часов [8].
Большая часть чеченцев и ингушей, уходящих с предприятий нефтяной промышленности, мотивировала свой уход непредоставлением жилплощади. Если учитывать, что пополнение новыми кадрами шло за счет колхозников из аулов, то становится очевидным, что без предоставления возможности рабочим жить вместе с семьей вопрос стабильности национальных кадров решен быть не мог.
Нехватка жилья, отсутствие приемлемых условий быта, навыков работы в коллективе приводили к массовому уходу горцев с производства. В отчетном докладе обкома партии на второй областной партконференции (май 1937 г.) приводились примеры текучести. Так, на предприятиях "Грознефтекомбината" за один год ушло с работы 2100, а пришло 2000 чеченцев и ингушей, по Малгобеку соответственно - 320 и 304, по Октябрьскому району - 371 и 307 и т. д. На некоторых предприятиях состав национальных кадров сменился полностью за один год [9].
Власти вынуждены были возвратиться к некоторым формам милитаризации труда. Уже в конце 1938 г., после настойчивой кампании в печати и на собраниях, для обеспечения строгой дисциплины на предприятиях и в учреждениях были введены строгие правила. Для каждого работника была заведена трудовая книжка, в которой регистрировались сведения о найме, увольнениях и причинах, их обусловивших. За 20-минутное опоздание накладывался крупный штраф; после трехкратного опоздания в течение одного месяца работник подлежал увольнению и подвергался суровым судебным санкциям [10].
В качестве документа, удостоверяющего личность, был введен паспорт и одновременно обязательная регистрация в милиции любых, в том числе и временных, перемен места жительства - прописка. Без прописки нельзя было жить в городе.
Формирование образа, уровня и качества жизни любой социальной группы связано с материальным благосостоянием. В советский период, когда приоритетными признавались макроэкономические показатели, обыденная жизнь трудящихся представлялась чем-то второстепенным, личным.
В литературе, например, вопрос о быте рабочих, об их повседневной жизни подменялся цифрами о размахе строительства, выпуске товаров народного потребления. Вопросы о заработной плате, доходах и расходах рабочих семей сводились к росту номинальной, а не реальной заработной платы.
Основным показателем уровня жизни рабочих являлась заработная плата. Однако нельзя забывать в этой связи, что в переходный период была популярна теория о крахе денежной системы, которую ожидали со дня на день. Суть этой теории выразил Н.И. Бухарин: "Поскольку рабочий класс является господствующим классом (имеется в виду социалистическое общество) и в социализированном производстве наемного труда нет, постольку нет и заработной платы как цены продаваемой капиталисту рабочей силы. От заработной платы сохраняется лишь ее внешняя шелуха - денежная форма, которая тоже идет к самоуничтожению вместе с денежной системой. При системе пролетарской диктатуры рабочий получает общественно-трудовой паек, а не заработную плату" [11]. (Заметим, что взгляд на заработную плату как на "паек" сохранился и в постсоветский период.)
Люди становились жертвами централизованной распределительной экономики. Товарный дефицит обрекал население на низкий жизненный уровень и порождал особую психологию, культуру дефицита, ставшую составляющей советской ментальности.
С 1929 г. советская экономика приобрела многие черты хозяйства военного времени; нехватка продовольствия и потребительских товаров тяжело отражалась на городской жизни. В 1928-1929 годах была введена карточная система сначала на хлеб, а потом и на другие важнейшие виды продовольствия, на все предметы первой необходимости. Государство делало все возможное, чтобы обеспечить, особенно рабочим, необходимый минимум. В особенности это относилось к рабочим нефтяной и нефтеперерабатывающей промышленности.
И все же не удалось избежать общего падения реальной зарплаты и уровня жизни. То, что даже самый хорошо устроенный рабочий получал по карточкам или в столовой, было далеко до достатка. Он мог получать достаточно хлеба, но не мяса, жиров, яиц или сливочного масла - все эти продукты были редкостью в государственных или кооперативных магазинах. Потребление их резко сократилось, что привело к нарушению рационального питания. Для приобретения подобных благ, пускай даже в пределах урезанного потребления, рабочий, да и вообще любой гражданин вынужден был обращаться к рынку с неконтролируемыми ценами, где в 1932 г. ему приходилось платить за те же продукты в среднем в 13 раз больше, чем в 1928 г.
Реальную картину повседневности характеризует решение бюро обкома ВКП(б) от 1 ноября 1933 г., постановляющее выдать рабочим праздничный паек к годовщине Октябрьской революции [12].
По первому списку предусматривалось выдать:
сахар на рабочего - 800 г, на иждивенца - 300 г; макароны - // - - 1000 г, - // - - 400 г; кондитер. изделия - // — 500 г, - // - -; горох - // - - 500 г, - // - -.
По второму списку в размере: сахар на рабочего - 300 г, на иждивенца - 100 г.; макароны - // - - 500 г, - // - -; горох - // - - 500 г, - // - -.
По третьему списку в размере: сахар на рабочего - 200 г., на иждивенца -.
Кроме того, на каждого рабочего из областных фондов гороху - 0,5 кг, конфет -0,5 кг, за счет фондов предприятий - картофеля 2 пуда, мяса 1 кг по цене 3 руб. 50 коп.
Небогатый ассортимент продуктов, предназначенный рабочим к празднику, мизерное их количество говорит о напряженном положении со снабжением рабочих.
Вопрос о рабочем снабжении не раз обсуждался на заседаниях партийных комитетов всех уровней. Обращалось внимание на необходимость снабжения рабочих продуктами первой необходимости.
Среднемесячная зарплата рабочих и служащих нефтяной и пищевкусовой промышленности за 1928-1937 годы отражена в таблице 1.
Таблица 1
Среднемесячная зарплата рабочих и служащих нефтяной и пищевкусовой отраслей промышленности, руб. [13]
Отрасль промышленности 1928 1932 1937
Нефтяная 78,5 130,0 307,4
Пищевкусовая 68,1 96,2 188,2
Среднемесячная зарплата по нефтяной отрасли с 1931 по 1934 г. росла следующим образом (табл. 2).
Таблица 2
Динамика роста среднемесячной зарплаты в нефтяной отрасли с 1931 по 1934 г. [14]
Количество ра-
ботников и их 1931 1932 1933 1934
зарплата
Всего работни-
ков 26 144 28 816 36 170 36 681
В том числе
рабочих 11 071 12 000 12 920 15 775
Средняя месяч-
ная зарплата,
руб. 112 135 155 180
В том числе
рабочих 98 114 133 162
В ноябре 1934 г. было принято решение об отмене карточной системы. В январе 1935 г. были отменены карточки на хлеб и муку, 1 октября того же года - на другие продовольственные товара, 1 января 1936 г. -на все остальные товары, ранее отпускавшиеся по карточкам. Мероприятие было подготовлено и проведено постепенно. В период наибольшей нехватки всего, во время первой пятилетки, некоторые рационированные товары были пущены в свободную продажу в нескольких государственных магазинах по так называемым коммерческим ценам. В 1933-1934 годах такая система была распространена и на промышленные товары.
Отмена карточек повлекла за собой установление новых цен, которые находились между карточными и коммерческими, но ближе к коммерческим. Отсюда и необходимое повышение зарплаты [15].
Политика в области зарплаты была изменена после выступления Сталина в июне 1931 г., в котором он резко осудил чрезмерную уравниловку в вопросах оплаты труда [16].
В последующие месяцы началось проведение реформы в этой области. В основе
ее лежали два требования: более выраженная дифференциация с помощью введения большего числа тарифно-квалификационных разрядов и увеличение разрыва в оплате труда работников низших и высших ступеней, а также внедрение сдельной оплаты всюду, где возможно. Целью реформы было создание конкретных стимулов не только для ударников, но и вообще для каждого рабочего, желающего повысить свою профессиональную квалификацию, производительность труда. Реформа поощряла его обосноваться на одном месте, а не переходить с завода на завод.
Введенная раньше сдельная оплата получила в 1934-1935 годах широкое распространение. Применялась и так называемая сдельно-прогрессивная оплата - более высокое и постепенное возрастающее вознаграждение по мере превышения нормы.
Первая Чечено-Ингушская областная партийная конференция в постановлении "О состоянии и мерах по улучшению работы в промышленности области" (17 января 1934 г.) поручила обкому вести решительную борьбу за дальнейший подъем материального культурно-бытового состояния рабочих [17].
Начиная с 1934 г. увеличивалась не только номинальная зарплата; как ответ на значительное повышение цен, вновь начала расти и реальная оплата труда: за период с 1932 по 1940 г. ее рост составил 30-35 % [18, с. 39].
В 1934 г. советские люди вступили в полосу возобновившегося роста потребления; это была вместе с тем и полоса ускоренного роста потребностей, обусловленных бурным развитием страны. Прогресс был, и его можно было зафиксировать, но в рамках и на фоне существования, продолжавшегося оставаться спартанским. В бюджетах рабочих семей больше половины всех расходов приходилось на продукты питания [18, с. 39, 42].
Ликвидация карточной системы повлекла за собой резкое сокращение сети общественного питания на предприятиях, да и цены в заводских столовых уже не так выгодно отличались от рыночных, как прежде [19, с. 560].
О том, как развивалась сеть общественного питания в республике в 1937-1940 годах, свидетельствует таблица 3.
Таблица 3
Состояние общественного питания
республики в 1937-1940 годах [20]
Показатель 1937 1940
Число предприятий обществен-
ного питания на конец года 170 311
В том числе:
столовые, рестораны и чайные 60 110
закусочные и буфеты 101 201
Товарооборот общественного
питания, млн руб. (в ценах соот-
ветствующих лет) 2,2 5,9
Истребленная во время первой пятилетки частная торговля нашла свое последнее прибежище лишь на колхозных рынках. Что же касается торговли, контролируемой государством, то на первых порах она носила весьма примитивный характер. Магазинов было мало. В тех из них, которые вели открытую торговлю, продавались товары по карточкам и без особого выбора. Другие магазины носили закрытый характер в том смысле, что доступ в них для приобретения тех же товаров имели лишь категории с особыми правами: технические специалисты, руководящие работники, иностранцы, рабочие-ударники, премированные специальными талонами, и т. д.
Начали появляться и распространяться крупные магазины. Тем не менее торговая сеть оставалась бедной: торговых точек не хватало, редкими были специализированные магазины, ассортимент товаров оставался скудным, правда, не достигая драматической остроты времен первой пятилетки. В этом находило свое отражение невыполнение программы развития легкой промышленности. После наиболее благоприятной фазы, которая пришлась на 1936-1937 годы, явление дефицита в дальнейшем вновь обострилось. В 1940 г. 70-75 % реализуемых через розничную торговлю товаров снова принадлежало к категории остродефицитных и потому распределяемых в централизованном порядке [19, с. 541-543].
Фактически рабочие были поставлены в жесткие условия существования и выживания, что приводило к их люмпенизации, со свойственной люмпенам психологией. В рабочей среде распространялась социальная апатия, терялась ответственность, процветало пьянство и воровство, нарушение трудовой дисциплины. Все эти явления возникли не сразу, укоренялись в течение десятилетий.
Бедность существования могла компенсироваться теми новыми возможностями,
которые открывались перед массами в других областях. Например, благодаря полной занятости в каждой семье было больше работающих, а высочайшая социальная мобильность тех лет позволяла людям рассчитывать на что-то лучшее. Куда более существенными стали социальные льготы, ибо расходы на эти нужды и на удовлетворение культурных потребностей народа выросли за годы второй пятилетки. Школьное образование было бесплатным, медицинское обслуживание - тоже; более ощутимыми сделались пенсии и другие выплаты по социальному страхованию.
Республика начинала ощущать благотворные результаты сверхчеловеческого созидательного усилия, предпринятого в начале 30-х годов ХХ в. Жизнь становилась не такой тяжелой. Но, разумеется, до благополучия было далеко.
ЛИТЕРАТУРА
1. Поляков Ю.А. Человек в повседневности (исторические аспекты) // Отечественная история. 2000. № 3. С. 125-132.
2. Российская повседневность. 1921-1941 гг. Новые подходы. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1995. 156 с.
3. Осокина Е.А. Иерархия потребления: о жизни людей в условиях сталинского снабжения. 19281935 гг. PDF HTML / Моск. гос. открыт. ун-т. М.: Изд-во МГОУ, 1993. 144 с.; Она же. За фасадом "сталинского изобилия": Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927-1941. М.: РОССПЭН, 1999. 271 с.
4. Чечено-Ингушская АССР за годы одиннадцатой пятилетки: Стат. сб. Грозный: Чеч-Инг. кн. изд-во, 1986. 254 с. С. 10.
5. Государственный архив Чеченской Республики (ГАЧР). Ф.Р.-268. Оп. 1. Д. 158. Л. 9.
6. Фабричный А. Вопросы индустриализации Чечено-Ингушской области // Революция и национальность. 1936. № 5. С. 26-29.
7. ГАЧР. Ф.Р.-38. Оп. 1. Д. 63. Л. 23.
8. Синельников В. И. Социальное преобразование экономики Чечено-Ингушетии. 1917-1940 гг. (Переход к социализму, минуя стадию капитализма): Дис. ... канд. ист. наук. М., 1964. 216 с. С. 199.
9. Очерки истории Чечено-Ингушской АССР: В 2 т. Т. 2. Грозный: Чеч.-Инг. кн. изд-во, 1972. 360 с. С. 174-175.
10. Газ. Правда. 1938. 18 дек.
11. Бухарин Н.И. Экономика переходного периода // Проблемы теории и практики социализма. М.: Политиздат, 1989. 512 с. С. 159.
12. Партийный архив Северной Осетии-Алании (ПАСОА). Ф. 1. Оп. 1. Д. 666. Л. 8.
13. ГАЧР. Ф.Р-162. Оп. 1. Д. 191. Л. 14.
14. Партийный архив Чечено-Ингушского обкома (ПАЧИО). Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. Л. 28.
15. Малафеев А.Н. История ценообразования в СССР (1917-1963 гг.). М.: Мысль, 1964. 440 с.
16. Сталин И.В. Соч.: В 13 т. Т. 13. С. 55-60.
17. ПАЧИО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1. Л. 28.
18. Шкаратан О.И. Материальное благосостояние рабочего класса СССР в переходный период от капитализма к социализму // История СССР. 1934. № 4. С. 34-41.
19. Социалистическое народное хозяйство в СССР в 1933-1940 гг. М.: Изд-во АН СССР, 1963. 672 с.
20. Чечено-Ингушская АССР за 60 лет: Стат. сб. Грозный: Чеч.-Инг. кн. изд.-во, 1977. 154 с. С. 127.
24 февраля 2011 г.
УДК 327.8
АБХАЗИЯ В СФЕРЕ СТРАТЕГИЧЕСКИХ И ЭКОНОМИЧЕСКИХ ИНТЕРЕСОВ СТРАН БЛИЖНЕГО И СРЕДНЕГО ВОСТОКА (на примере Турции и Иордании)
Э.Д. Эшба
Южный Кавказ - стратегически важный регион, который на протяжении всей своей истории подвергался мощнейшему влиянию
Эшба Элана Джемаловна - лаборант-исследователь Института Востоковедения РАН, 107031, г. Москва, ул. Рождественка, 12, e-mail: [email protected], т. 8(495)6261904.
самых разных стран, в разное время игравших значительную роль на мировой арене. Он и сегодня продолжает оставаться яблоком раздора. Привлекательность этого региона
Elana Eshba - assistant researcher at the Eastern University of the Institute of Oriental Studies, RAS, 12 Rozhdestvenka Street, Moscow, 107031, e-mail: elana_ [email protected], ph. +7(926)8406161.
