CC BY
46
УДК 297:[304+378]
https://doi.org/10.24158/fik.2020.1.10
Якупов Риф Исмагилович
доктор исторических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института истории, языка и литературы Уфимского федерального исследовательского центра РАН, проректор по научной работе Российского исламского университета Центрального духовного управления мусульман России
Мавликасов Айбулат Хайдарович
специалист по научно-исследовательской работе с преподавателями и со студентами научного управления Российского исламского университета Центрального духовного управления мусульман России
ИЗ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВЕННОГО МУСУЛЬМАНСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ (СЕРЕДИНА XVI В. НАЧАЛО 90-Х ГГ. XX В.) [1]
Yakupov Reef Ismagilovich
D.Phil. in History, Professor, Leading Research Fellow, Institute of History, Language and Literature, Ufa Federal Research Center of the Russian Academy of Sciences, Vice-Rector for Research, Russian Islamic University of the Central Spiritual Muslim Board of Russia
Mavlikasov Aibulat Khaidarovich
Expert in Teachers and Students Research Management, Research Office, Russian Islamic University of the Central Spiritual Muslim Board of Russia
FROM THE HISTORY OF RUSSIAN MUSLIM EDUCATION (FROM MID-16TH CENTURY TO EARLY 1990S) [1]
Аннотация:
Статья посвящена анализу традиций и тенденций российского исламского духовного образования, особенно на Южном Урале и в Поволжье, после вхождения этих территорий в состав России (XVI в.) до начала XX в., а также рассмотрению истории отечественного мусульманского образования в советский период (1917-1991). Показаны особенности таких исламских институтов, как мектеб, медресе, Оренбургское магометанское духовное собрание. Отдельное внимание уделяется традиции переписывания исламских текстов, арабографическому книгопечатанию, тенденциям возникновения новых форм обучения и типов учебных заведений, вовлечения мусульман в процесс светского образования. В работе детально освещаются события в сфере российского исламского образования в первые годы советской эпохи, 30-40-е гг. XX столетия, изучается роль таких личностей в истории мусульманского образования того времени, как Р. Фахретдинов, З. Ка-мали, А. Расулев. Подробно исследуется специфика получения духовного образования мусульманами в 1960-е - начале 1990-х гг.
Ключевые слова:
мусульманское образование, мектеб, медресе, Поволжье, Южный Урал, Оренбургское магометанское духовное собрание, арабографическое книгопечатание, медресе «Галия», Р. Фахретдинов, З. Камали, А. Расулев, Т. Таджуддинов.
Summary:
The paper is devoted to the analysis of traditions and trends of Russian Islamic religious education, especially in the Southern Urals and the Volga region, after these territories became part of Russia (16th century) until the beginning of the 20th century, as well as the history of Russian Muslim education in the Soviet period (1917-1991). The features of such Islamic institutions as mekteb, madrasa, Orenburg Muslim Spiritual Assembly are shown. Special attention is paid to the tradition of rewriting Islamic texts, Arab-graphic printing, trends in the emergence of new forms of education and types of educational institutions, the involvement of Muslims in the process of secular education. The paper considers the events in the field of Russian Islamic education in the early years of the Soviet era, 1930s-1940s, shows the role of such personalities in the history of Muslim education of that time as R. Fakhretdi-nov, Z. Kamali, A. Rasulev. The specifics of obtaining spiritual education by Russian Muslims in the 1960s -early 1990s are studied in detail.
Keywords:
Muslim education, mekteb, madrasa, Volga region, Southern Urals, Orenburg Muslim Spiritual Assembly, arab-graphic printing, Galiya madrasa, R. Fakhretdinov, Z. Kamali, A. Rasulev, T. Tadzhuddinov.
Отечественные традиции духовного образования мусульман имеют объективные отличия от таковых арабо-мусульманской «школы», как, впрочем, и от «школ» других регионов мира. Нельзя утверждать, что они носят или носили противоречивый, тем более антагонистический, характер. Скорее различия и характерные черты тесно связаны с местным культурным, особенно этнографическим, своеобразием, в том числе с общим отношением к науке и образованию. В статье подробно рассмотрены традиции духовного образования мусульман в России, в частности в Поволжье и на Южном Урале, в Новое время, после присоединения к Московскому царству, в ходе складывания и в условиях зрелой Российской империи (середина XVI - начало XX в.), а также история отечественного мусульманского образования в советскую эпоху.
В Поволжье, по меньшей мере с тех пор, как оно вошло в состав России, распространение имели такие формы и ступени обучения, как мектеб (школа) и медресе (мусульманское религиозно-просветительское учебное заведение второй ступени), в то время как на Южном Урале были более востребованы домашние классы и школы. В такой ситуации жизнедеятельность местного башкирского населения по-прежнему носила кочевнический характер, даже в условиях перехода к комплексному скотоводческо-земледельческому хозяйству. Данная особенность перенималась и частью пришлого населения, мигрировавшего на Южный Урал после присоединения к «Московии» Среднего Поволжья в середине XVI столетия. Ближе всего к башкирам по хозяйственной культуре были служилые татары-мишари. При этом наилучшей формой передачи знаний и обучения становились, естественно, домашние школы и классы, особенно в период сезонных, летних кочевок.
На данную ситуацию оказывал влияние факт, что до последней четверти XVIII в. ислам, как и его системы образования, находились под прессом государства, в конфессиональной политике которого общая официальная позиция веротерпимости периодически сменялась на политику гонений, притеснений и поражения в правах мусульман. Такое положение дел способствовало тому, что и в Поволжье в сфере образования и науки наступил период упадка, а формы обучения в малых группах и индивидуально в домашних школах стали основными.
Несмотря на это, мусульманское население «Всея Руси», позднее России, оставалось в целом лояльным по отношению к государству, хотя время от времени активно включалось в про-тестные социальные движения и крестьянские гражданские войны. Одно из крупнейших таких выступлений уже в имперскую эпоху (с начала XVIII в.) сыграло решающую роль в смене политики государства по отношению к исламской конфессии. Речь идет о массовом участии мусульман Поволжья и Южного Урала в восстании Емельяна Пугачева, хотя в основе оно было казачьим и русским. Размах восстания, а точнее крестьянской войны, серьезно обеспокоил правительство. Еще большую тревогу вызвал факт, что против государства единым фронтом вышли не только казаки и русские крепостные крестьяне, но и масса так называемых ясачных инородцев и значительные группы башкир и татар - мусульман, в том числе «служилых».
Императрица Екатерина II осознавала причины недовольства мусульман политикой государства, в частности конфессиональными притеснениями и попытками насильственной христианизации. Последняя подобная волна прошла по мусульманскому населению в 1730-40-е гг. Так или иначе Екатерина II после подавления Пугачевского бунта приняла решение о создании для мусульман специального органа самоуправления - Магометанского духовного собрания. Оно было размещено в Оренбурге, спустя некоторое время резиденция была перенесена в Уфу, хотя формально в документах организация продолжала именоваться Оренбургским собранием (далее - ОМДС).
Акт создания ОМДС означал отказ правительства от политики притеснения мусульманской общины, признание ее прав наравне с другими конфессиями, о чем красноречиво гласил указ императрицы и Сената. Возникновение единого органа самоуправления неизбежно должно было сказаться на дальнейшем развитии духовного образования. ОМДС стал именно тем органом, который, помимо прочего, начал регулировать процессы организации обучения детей и подростков, оценки качества знаний и службы духовенства, просветительства, распространения книжной культуры, развития науки и искусства. Иначе говоря, наличие центрального органа самоуправления помогало придать этим процессам требуемую системность, без которой они не могут протекать динамично и прогрессивно.
Так, после основания ОМДС повсеместно в России, от Москвы до Дальнего Востока, начали открываться мечети и молельные дома, а при них, естественно, мектебы. Мусульманское население обрело возможность получать систематическое непрерывное многоуровневое образование. Везде, где исторически бытовали или возникали ареалы компактного проживания, обязательно строились соборные «джума» - мечети, при них устраивались как минимум мектебы, перераставшие затем в медресе. Качество обучения учеников и студентов (шакирдов) в заведениях всецело зависело от уровня образованности и способностей преподавателей - имам-хаты-бов. Только в самых крупных образовательных центрах работали специально приглашенные имам-мударрисы (мударрис - учитель' (от араб. дараса - учить). Данный титул был почетным, им награждали, как правило, высокообразованных педагогов. В начале ХХ в. этот термин использовался в среде татарской интеллигенции даже как эквивалент понятия «профессор». В связи с этим в XIX в. в обиход вошло разделение на медресе первой и второй ступеней.
Хотя официально такой градации не зафиксировано, многие мектебы перерастали в более сложные двух- или трехуровневые медресе. Возникали и развивались десятки широко известных в пределах России и за рубежом образовательных учреждений. Постепенно признанными центрами высшего духовного образования и науки стали Москва, Нижний Новгород, Казань, Мензе-линск, Екатеринбург, Уфа, Оренбург, Троицк, Бахчисарай. Не менее значимыми были и сельские
медресе в Кошкаре, Маскаре, Чистополе, Бугульме (Татарстан), Каргалинской слободе (Оренбургская область), Стерлибашево, Коран-Киешки, Ахуново (Башкортостан) и т. д. После присоединения к Российской империи Кавказа и Средней Азии на развитие образовательных систем государства усилили влияние богословские школы таких крупных очагов мусульманской учености, как Дербент, Бухара, Самарканд, Туркестан. Возросли информационный обмен между этими центрами и естественное движение студенческих потоков российских мусульман в южные регионы и наоборот.
Во внутренней России сельские медресе ничуть не уступали по качеству городским, прежде всего потому, что сама традиция организации таких учебных заведений на периферии, отдаленно от администрации восходит к временам, когда ислам находился в полулегальном положении. Эта традиция стала довольно прочной. Кроме того, культурная организация урбанизированного пространства была такой, что разница в оформлении жилого пространства городской среды и крупных сел практически отсутствовала. Исключением были лишь уездные центры, где концентрировались административные и культурные учреждения, находилось несколько центральных кварталов с каменной архитектурой, правильной планировкой, разделением пешеходных и транспортных линий и, разумеется, событийная и информационная жизнь не была столь интенсивной. При этом уездные столицы были полинациональными или здесь преобладало русскоговорящее население в отличие от более монолитных в этническом смысле татарских, башкирских и иных сел.
Однако по сравнению с положением учреждений городских центров ситуация в сельских учебных заведениях была менее стабильной. Многие исследователи и наблюдатели того времени отмечают зависимость статуса медресе от личности имам-мударриса. В конце XVIII -начале XIX в. наличие в медресе хорошо образованных и талантливых учителей обеспечивало быстрое развитие самих образовательных организаций, соответственно, их уход приводил к быстрому упадку. В системе образования в целом не было устойчивости: очаги достойного обучения то возникали, то угасали в разных уездах и волостях российской провинции.
Неизменным было положение только в названных городских центрах. Особую роль в развитии системы мусульманского образования, конечно, сыграли Казань и Уфа. Первая всегда почиталась как очаг учености и культуры, а вторая - еще и как административный центр мусульманского самоуправления, в том числе в сфере образования.
Казань уже в XVIII в. стала культурной столицей российского ислама, а в следующем столетии, после основания Императорского Казанского университета, - третьей столицей России в целом. Опорой мусульманского высшего образования здесь были старейшая Апанаевская мечеть и медресе. В начале XIX в. в Казань была перевезена арабографическая литотипография из Санкт-Петербурга. Об этом стоит сказать отдельно. В мусульманских мектебах и медресе повсеместно бытовала традиция переписывания учебников и авторских трактатов, особенно касающихся шариатских наук. Наиболее одаренные ученики и студенты переписывали серьезные книги по разным наукам, а также сборники хадисов и тафсиров к Корану. Существовали даже рукописные копии самого Корана, хотя это в силу огромной ответственности, которую должен был брать на себя переписчик, было редкостью.
Первые печатные арабографические тексты в России появились в Петровскую эпоху - два Манифеста, изданные в арабской графике во временной, «походной», типографии Петра I. Первый отпечатали во время Прутского похода 1711-1713 гг., второй - в Персидском походе 1722-1723 гг. под Астраханью. В сущности, это были политико-юридические публичные акты, еще не книги, созданные при помощи временных гравированных шрифтов. После этого, вплоть до последней четверти XVIII в., практика печати в арабской графике прекратилась. Хотя, вероятно, типографские арабографические книги в России существовали, поскольку известно, что вскоре после изобретения печатного станка в Европе началось тиражирование арабографических изданий. Одним из них был труд Аль-Ириси, отпечатанный в Восточной типографии Медичи в 1592 г. [2].
Начало полноценного книгопечатания относят обычно к 1787 г., когда так называемой Азиатской типографии И. Шнора в Санкт-Петербурге по личному распоряжению императрицы Екатерины II было поручено напечатать Коран. Впоследствии он многократно переиздавался, а Азиатская типография закрепилась в позиции специализированного учреждения печатания арабо-графических книг.
Настойчивые обращения поволжских мусульман к императрице и ее преемнику Павлу I относительно создания собственной издательской книжной структуры увенчались успехом в 1799 г. Император Павел I повелел передать оборудование - два станка и комплект арабогра-фических шрифтов из той самой типографии И. Шнора Казанской гимназии, где была основана одноименная Азиатская типография. Ее полномочия, согласно именному указу, были обозначены так: «Казанской гимназии... препоручается цензура всех привозимых и выпускаемых на татарском и других азиатских языках книг. о дозволении под строгим смотрением оной, печатать потребное число Алкоранов...» [3].
Так, первенство в типографском печатании арабографических текстов переместилось в Казань, хотя эта работа периодически продолжалась и в Санкт-Петербурге. Казанская Азиатская типография сыграла значительную роль главным образом в тиражировании Священного Корана, который издавался здесь в различных форматах, целиком и в частях, традиционно выделяемых для нужд духовного образования и изучения основ мусульманского канона и, собственно, кора-новедения. В частности, было осуществлено печатание единственного в своем роде издания Корана, разделенного на 30 частей, отпечатанного по 3 части в 10 книгах малого формата, рассчитанного на детскую аудиторию. По данным А. Каримуллина, всего в первой четверти XIX в. Азиатской типографией Казанской гимназии было издано 7 наименований разных книг общим тиражом 31 200 экземпляров [4, с. 122].
В 1830-х гг. эстафету арабографического книгопечатания переняли Императорский Казанский университет и его Восточная типография. Вскоре она стала поистине уникальным учреждением книгопроизводства как по технологиям изготовления шрифтов и тиражирования книг, так и по лингвистической широте. К концу XIX в. количество типографий в Казани увеличилось до 20. Здесь издавалось до 70 % всех арабографических книг на старотюркском литературном, арабском и персидском языках. Кроме того, центры книжного дела сформировались в Оренбурге, Уфе, Троицке, Уральске и Москве. Неслучайно рубеж веков ученые-библиографы называют золотым веком мусульманской книжной культуры.
Число изданных в России книг на старотюркском и арабском языках подсчитать довольно сложно. По данным исследователей, занимающихся этим вопросом, до революции только типографии в Казани могли выпустить в последней четверти XIX в. и первой четверти ХХ в. несколько миллионов экземпляров, а количество наименований могло исчисляться тысячами. В частности, по сведениям Р.Р. Сафиуллиной, «на чисто арабском языке значится около 2 000 книг (наименований), на смешанных языках: арабского и татарского - 1 600, арабского и турецкого - 80, арабского и персидского - 60. Точно не определен язык около 200 книг» [5]. Чуть меньше экземпляров за это же время могло выйти в Оренбурге, Уфе, Троицке (вместе взятых) [6].
Книгопечатание, однако, не смогло окончательно вытеснить традиции рукотворной книги. Она все еще сохранялась в мусульманских учебных заведениях разного уровня, особенно в высших медресе. Такая форма выступала способом пополнения библиотечного фонда учебных заведений (в основном сельских), разновидностью учебных занятий для усовершенствования навыков письма и знания правил грамматики, методом экономии средств на покупках типографских изданий и даже обеспечивала возможность заработка для студентов, поскольку некоторые из таких рукотворных книг представляли собой подлинную художественную и эстетическую ценность и являлись предметом дарения и эксклюзивной продажи [7].
Печатная книга, несомненно, способствовала повышению качества, ускорению развития систем мусульманского образования. Другим важным стимулировавшим фактором выступало возникновение новых форм обучения и типов учебных заведений. Речь идет о создании ряда учреждений, которые открывало и курировало непосредственно Российское государство в лице его центральных и региональных органов: училищ, русско-инородческих классов и школ, учительских гимназий. Появление таких заведений и последовавшее за этим реформаторское движение в мусульманской среде страны были обусловлены, с одной стороны, внутренним развитием, с другой - реакцией на значительные изменения в образе жизни российского общества в целом и мусульманской общины в частности.
Это время можно считать началом эпохи информационного, индустриального социума. Государство активно вовлекало массы граждан в вопросы самоуправления, стремилось реформировать социальную сферу, совершенствовать системы просвещения и профессионального образования, наращивать величие страны за счет культурной консолидации населения. В этих целях были проведены известные реформы 1860-х гг., включая отмену сословных различий и привилегий, крепостного права, а также изменения в области управления провинцией (земскую реформу) и, что особенно важно, в сфере образования. Если реформы рассматриваются как кульминация обновления социально-экономической и политической систем, то можно уверенно говорить, что еще задолго до 1860-х гг. началась постепенная трансформация всей социально-культурной жизни россиян.
В этих условиях менялась и область духовного образования мусульман. Существенное влияние на развитие новаций в данной сфере оказала политика государства по приобщению масс инородцев к русскому языку и грамоте. Известный проект подобной политики разработал казанский ученый Н.И. Ильминский. Согласно плану, повсеместно в России стали создаваться русско-инородческие школы и классы. Обучение в них занимало от 1 до 4 лет. Появление сети таких заведений постепенно воздействовало на представления о необходимости изучения русского языка для
расширения навыков коммуникации и более интенсивного включения мусульман в социально-экономические и политические процессы развития государства. Конечной целью последнего была, конечно, лоялизация инородцев, особенно мусульманской части неправославного населения.
Другая важная с точки зрения развития образовательных систем тенденция - вовлечение инородцев, в том числе мусульман, в процесс так называемого среднего специального или профессионального образования. Кроме того, после объявления реформ была открыта возможность обучения в светских высших учебных заведениях России. Задача заключалась в том, чтобы подготовить учителей русского языка из числа инородцев, которые продолжили бы процесс приобщения к языку основной массы населения в образовательных организациях любого типа, включая традиционные мусульманские.
Большое влияние на дальнейшее развитие духовного образования оказала политика государства по реорганизации образовательной системы России в целом. Прежде всего речь идет о создании учебных округов.
Императором Александром I в январе 1803 г. был издан указ «Об учреждении учебных округов, с назначением для каждого особых губерний». В первой половине XX в. их насчитывалось всего шесть (по числу открытых и предполагаемых к открытию университетов России), которые, кроме прочего, должны были обеспечивать организацию образования, особенно среднего специального. К середине столетия таких округов стало вдвое больше, в последующем их количество еще возросло. Главное, что в пореформенный период и позже в сферу ведения чиновников - так называемых попечителей учебных округов - попали и учебные заведения мусульман. Попечители стали курировать деятельность мектебов и медресе, участвовать в составлении учебных планов, следить за санитарной обстановкой, не говоря уже о политической цензуре. Чиновники вели статистику учебного процесса в мусульманских образовательных учреждениях, публиковали ее в изданиях Министерства просвещения (и народного образования), земской краевой печати и вестниках университетов, в частности Казанского. Благодаря этой деятельности сегодня мы можем более подробно представить картину развития мусульманского духовного образования.
Перечисленные меры в общегосударственной и сугубо конфессиональной сферах обучения, несомненно, способствовали повышению качества духовного образования и воспитания. Кроме того, они усиливали контроль и влияние на процесс со стороны государства. Самым важным из следствий можно назвать усиление реформаторских настроений в среде самих мусульман, вплоть до вовлечения их в революционные движения в начале ХХ в.
О событиях 1917 г. в уфимском мусульманском образовательном учреждении - медресе «Га-лия» - известно немногое. Отдельные документы подтверждают, что учебный процесс продолжался. Так, в 1918 г. здесь впервые начала преподавать женщина, есть бумага о том, что в этом же году свидетельство о незаконченном образовании получил шакирд (учащийся мусульманского учебного заведения). Однако, особенно если принять во внимание информацию синхронной прессы, деятельность не могла быть полноценной. Студенты медресе, проявлявшие большую активность в социальных движениях, вряд ли могли оставаться в стороне от событий, разворачивавшихся в Уфе и вообще в регионе. По некоторым сообщениям, в отдельные дни в социальных митингах, которые «происходили непрерывно», был задействован едва ли не каждый третий житель города. Трудно думать, что это были пожилые люди или дети, которые вместе составляли треть граждан Уфы. Следовательно, главным образом в выступлениях принимало участие самодеятельное население, основу которого составляли молодые люди 18-30 лет. Кроме того, точно известно, что опорой революции в городах являлись студенты. К тому же многие шакирды «Галии» входили в различные партии и движения. Уже в 1910-1914 гг. в их числе были даже большевики.
В политических процессах был занят и сам руководитель медресе Зия Камали. Биографы сообщают, что в 1917 г. он активно участвовал в политической жизни, в частности был избран в состав Союза мусульманского духовенства, являлся членом знаменитого и судьбоносного Первого Всероссийского мусульманского съезда в Москве в мае 1917 г. В этом году прошло несколько таких съездов, на них присутствовали многие преподаватели, а также выпускники медресе «Галия». З. Камали избирался и делегатом Национального собрания мусульман внутренней России и Сибири, работавшего в ноябре 1917 - январе 1918 г.
На названных съездах решались судьбоносные вопросы послереволюционного устройства мусульманской конфессии России. Шла острая борьба идей единства российской уммы мусульман и национально-конфессиональной автономии внутри нее. В 1917 г. Оренбургское магометанское духовное собрание как орган самоуправления мусульман, учрежденный царским правительством, фактически потеряло юридическую легитимность. В это же время впервые возникла идея Центрального духовного управления мусульман России (ЦДУМ) как альтернативы регионально-национальным управлениям. На I съезде обсуждался вопрос о передаче всех образова-
тельных учреждений мусульман - мектебов и медресе - в ведение ЦДУМ взамен местного управления над ними местного духовенства, меценатов или имам-хатыбов мечетей. Это была попытка создания единой общеконфессиональной системы образования.
В 1918 г. III Всероссийский съезд учащихся мусульман обсуждал вопросы организации «новой школы», вкладывая в эту идею все новационные проекты прошлых лет и мечты о современном конкурентоспособном образовании для мусульман. При этом делегаты возлагали большие надежды на советскую власть, выражая ей полную поддержку. Повсеместно открывались педагогические курсы для подготовки учителей, направляемых в мусульманские школы. Народный комиссариат национальностей, в который входили и богословы, создал специальную Народную коллегию, которая должна была подготовить проекты единой и централизованной системы мусульманского образования, в том числе исламского университета, музея и научной публичной мусульманской библиотеки. Однако в противостоянии идей конфессионального единства и национально-территориальной автономии все вопросы, касающиеся образования, так и не были решены, а проекты остались даже до конца не осмысленными.
В целом политические споры и коллизии не привели к позитивным сдвигам в самоуправлении мусульманской конфессии, улучшению состояния образовательной сферы. Напротив, события Гражданской войны и первые действия советской власти быстро рассеяли иллюзии относительно самой возможности конфессионального самоуправления.
Пройдя несколько этапов реорганизации и кратковременных форм к 1920 г. на основе ОМДС окончательно оформилось Центральное духовное управление мусульман внутренней России, которое возглавил Г. Баруди. Однако при этом обозначилась тенденция к созданию национальных (региональных) духовных управлений.
Отдельно отметим, что судьба медресе «Галия» была драматичной. Власть в Уфе в 1918 -начале 1919 г. непрерывно переходила к разным политическим силам. То город занимали части Красной армии или Белой гвардии, то устанавливалась власть временных гражданских «правлений». В марте 1919 г. Уфу заняли войска Колчака. З. Камали с семьей вынужден был укрываться в сельской местности, опасаясь мести за участие в революционных движениях и форумах. В медресе была устроена казарма. Перед отступлением белогвардейцы подожгли здание, остался только выгоревший остов. Занятия прекратились. С возвращением Красной армии и восстановлением советской власти в том же году медресе «Галия» было окончательно официально закрыто и преобразовано в светскую мужскую общеобразовательную школу второй ступени для башкир и татар.
З. Камали в этих условиях продолжал активную педагогическую и богословскую деятельность. Велась борьба за сохранение самостоятельности конфессии Духовного управления мусульман, в том числе в сфере образования. II Всероссийский съезд мусульман, состоявшийся в 1923 г., показал, что влияние Центрального духовного управления значительно и имеет вес на большей части СССР, исключая Среднюю Азию, Закавказье и Северный Кавказ. Поэтому в ноябре этого же года Народный комиссариат внутренних дел подтвердил полномочия ЦДУМ (распространив их и на Казахскую АССР). Муфтием ЦДУМ внутренней России и Сибири (ЦДУМ ВРС) стал Ризаитдин Фахретдинов. В Президиум в качестве казыя (судьи) вошел и З. Камали (всего таких судей было шесть).
Вопросы организации системы духовного образования оставались в ведении ЦДУМ ВРС. Борьбе за сохранение этой системы вместе с соратниками посвятили себя Р. Фахретдинов и З. Ка-мали. Они старались распространить влияние ислама и на светскую национальную школу. В первые годы советской власти в организации национальной татарской, башкирской школы еще бытовала надежда верующих на использование элементов духовного образования. Более того, некоторые выпускники бывших медресе еще в революционные годы предлагали проекты создания именно таких светских школ с наличием в них богословского элемента как части образовательного процесса.
Однако планы ЦДУМ и советского правительства разошлись уже во второй половине 1920-х гг. Хотя в мусульманской конфессии все еще были сильны традиции веры, духовное образование постепенно переходило на светские стандарты. Существенный урон ему нанесла реформа национальных языков, в частности их перевод на латинскую графику. Эти изменения поддерживала и часть мусульман, используя в качестве аргумента опыт Турции. Тем не менее введение латиницы взамен арабографического алфавита оторвало новые поколения мусульман от их исторического духовного наследия, сохранявшегося в книгах.
1936 год окончательно рассеял все иллюзии мусульман. НКВД возбудил «Дело о заговоре руководителей ЦДУМ». Практически весь состав ЦДУМ и ряд местных имамов были объявлены врагами советской власти из-за «шпионских связей» с белой татарской эмиграцией в Китае, Японии, Германии и Финляндии. З. Камали оказался под следствием, был приговорен к 7 годам лишения свободы и отправлен в лагерь, в пути заболел и скоропостижно скончался. Многие представители духовенства были расстреляны, сосланы в тюрьмы или лагеря.
После смерти Р. Фахретдинова в том же году встал вопрос о новом муфтии. В соответствии с уставом ЦДУМ его должен был избрать съезд. Однако следующий съезд собрался только в годы Великой Отечественной войны в связи с поворотом политики в сторону сотрудничества государства и конфессий. В 1936 г. советская власть сама назначила руководителя ДУМ, тем не менее выбрав наиболее авторитетного из известных. Им стал Абдурахман Расулев.
Однако политика ограничения прав Духовного управления и мусульманских общин на местах не прекращалась. Только в середине - второй половине 1930-х гг. было закрыто более 10 тыс. мечетей из 12 тыс., в Башкортостане - свыше половины мечетей и молитвенных домов. В их зданиях создавались начальные школы, иногда библиотеки и клубы. Закрывались мектебы и медресе. Если в защиту культовых зданий еще выступали сельские жители, то школы защищать становилось некому.
Это не означало, что духовное наследие ислама исчезло бесследно. Выпускники дореволюционных медресе оставались верными принципам передачи знаний, в особенности в первом десятилетии советской власти, когда еще не была построена светская система образования. Фактически единственными носителями грамотности в среде мусульманских народов оставались выпускники медресе, они и встали во главе процессов народного просвещения и образования. Достаточно сказать, что из 1 500 выпускников медресе «Галия» только 37 стали имамами, остальные служили учителями светских школ, занимались созданием национальных литературных языков и национальной историографии, в целом находились у истоков региональной науки и культуры в субъектах Российской Федерации.
В годы Великой Отечественной войны наступило потепление отношения государства к религии. Лидеры мусульман также проявили крайнюю лояльность к государству и выступили инициаторами ряда воззваний к мусульманам с призывом о защите Отечества. Власть отвечала взаимностью, в частности в 1944 г. она учредила два государственных органа, курировавших все вопросы, связанные с развитием и внутренней жизнью традиционных конфессий России, - Совет по делам Русской православной церкви, действовавший с сентября 1943 г., и Совет по делам религиозных культов (СДРК), сформированный в мае 1944 г. Дела мусульман находились в ведении последнего.
В 1943 г. правительство СССР дало согласие на создание Духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана в Ташкенте, позже сформированы Духовное управление мусульман Северного Кавказа в Буйнакске и Духовное управление мусульман Закавказья в Баку. Вновь открылось мусульманское медресе «Мири-Араб» в Бухаре, начали возникать новые приходы, верующим возвращали некоторые культовые здания.
В 1948 г. при содействии СДРК был созван съезд мусульман. Он единогласно подтвердил полномочия А. Расулева в качестве руководителя ЦДУМ. На этом же съезде последнее было преобразовано в Духовное управление мусульман Европейской России и Сибири (ДУМЕС) и принят новый устав. При этом главным изменением в документе стало изъятие полномочий и прав ДУМЕС на создание духовных образовательных учреждений, а также юридических (судейских) и учетных документов.
Последний серьезный удар по религии и духовному образованию пришелся на год так называемой хрущевской оттепели. Как ни странно, антирелигиозная атеистическая пропаганда в условиях общей демократизации (после сталинского тоталитаризма) еще более усилилась, по стране прокатилась очередная волна разрушения мечетей и снесения минаретов со старинных храмов. Некоторые очевидцы утверждали, что в 1930-е гг. эта санкционированная акция не была столь организованной. Очередная волна антирелигиозности завершилась к концу 1950-х гг.
Фактически духовное образование как система к этому времени перестала существовать. Была разрушена его основа, да и сама потребность общества в нем была подорвана. Хотя успехи советской системы образования и его доступность, конечно, оставляли надежду на сохранение духовности в обществе. Уже в предвоенные годы наметились первые успехи в ликвидации безграмотности населения СССР, а в 1980 г. государство рапортовало, что достигнута поголовная грамотность. Высшее образование, не говоря уже о среднем специальном (профессиональном), перестало быть привилегией, оно стало если не необходимостью, то, по крайней мере, естественным делом для большинства граждан независимо от социального статуса. Все это, разумеется, делало светское образование и привлекательным, и полезным.
Из духовных образовательных учреждений Российской империи в Советском Союзе сохранились только медресе «Мири-Араб» в Бухаре и медресе в Ташкенте. Обучение в них было строго квотированным. Места распределял СДРК. Также распространялись квоты на обучение в дальнем зарубежье, например в египетском университете «Аль-Азхар». Однако такой возможностью могли воспользоваться только единицы.
Из документов СДРК, сохранившихся в архивах и опубликованных в разных сборниках, видно, что ДУМЕС, вероятно, во главе с муфтием А. Расулевым выходил с инициативой и прошением о создании духовного мусульманского медресе в Уфе. В одном из отчетов СДРК за 1957 г. значится, что вопрос решен положительно, но «новый» муфтий ДУМЕС Ш. Хиялетдинов от создания медресе отказался, ссылаясь на то, что в СССР уже существуют медресе в Бухаре и Ташкенте.
Этнографические и социологические наблюдения советского времени показывают, что сельское духовенство в 1960-х - начале 1990-х гг. в основном было представлено не вполне образованными с точки зрения классического мусульманского образования людьми. Духовенство делилось на легальное и нелегальное. Легальное - это муллы действующих мечетей, полномочия которых подтверждались указами ДУМЕС, нелегальное или полулегальное - муллы без полномочий. Как правило, именно последние не имели специального образования, унаследовав знания от родителей, дедов и бабушек. Они обучались в дореволюционных медресе, мектебах и школах ранней советской эпохи. Некоторые из них были самоучками. Всех их объединяло слабое знание канонов и законов при относительном владении простейшими правилами поклонения (намазы, ураза, курбан, садака и закят, хадж). Многие знали лишь несколько сур Корана и главным образом сопровождали обряды жизненного цикла (рождение, свадьбу, кончину). Часто роль мулл в таких процедурах выполняли женщины, в основном старшего возраста.
Однако в отдаленных регионах Средней Азии и Кавказа сохранялись закрытые школы «худжиры». Индивидуальные занятия проводились в некоторых, в том числе центральных, городских мечетях. Их вели имам-хатыбы соборных мечетей. Понятно, что такое образование не имело официальный характер, зато могло быть вполне эффективным. Одним из ярких примеров подобного обучения можно считать биографию верховного муфтия ЦДУМ России Шейх-уль-Ислама Тал-гата Таджуддина. В 1960-е гг. он, будучи слушателем профтехучилища, постоянно посещал мечеть, где по собственным инициативе и настойчивости брал уроки у казанского богослова Заки ибн Сафиулла аль Алиши аль-Мурсави, выпускника медресе аула Кизляу Нурлатского района Татарстана. Много времени он уделял самоподготовке, особенно изучению арабского, перечитывая, затем и переписывая старинные книги - тафсиры и каноны. Получив такую предварительную, но достойную подготовку, Т. Таджуддинов по рекомендации учителя поступил в медресе «Мири-Араб» и окончил его семилетний курс с отличием. В 1973 г. его избрали вторым имам-хатыбом Казанской соборной мечети «Аль-Марджани». В этом же году Т. Таджуддинов поступил в египетский исламский университет «Аль-Азхар» в Каире на общебогословский факультет. После пятилетнего обучения, в 1978 г., он был назначен первым имам-хатыбом мечети «Аль-Марджани».
Путь к богословию, пройденный Т. Таджуддиновым, если не учитывать его личную заинтересованность и настойчивость в приобретении духовных знаний, можно считать типичным для советской эпохи. Более или менее образованные богословы соборных мечетей пытались передать знания хотя бы в индивидуальном порядке, открывая таким образом возможность тем, кто хотел получать начальное духовное образование. В дальнейшем желающие углубить и расширить полученные навыки фактически повторяли путь Т. Таджуддинова.
Мусульманское духовенство в СССР прошло сравнительно сложный и длительный путь социально-экономической и правовой эволюции. В 1930-е и конце 1950-х гг. оно подвергалось жесткому притеснению. Кадровый состав мулл постепенно «старел». Оставались последнее поколение мусульман, еще помнящее хотя бы азбучные основы религии, и единицы действительно образованных имамов. Они выступили основой возрождения религии в начале 1990-х гг.
Такой была событийно богатая, своеобразная, с периодами расцветов и упадков история отечественного мусульманского образования в Поволжье и на Урале со времен вхождения этих территорий в состав России до начала 90-х гг. XX в., а также в советский период (1917-1991). Из изложенного необходимо сделать вывод, что предстоит еще не раз осмыслить историю и ислама, и мусульманского образования, и всемирного развития в целом, даже возрождения ислама в России в постсоветскую эпоху [8]. Если последнее - явная задача будущего, то первые три нужно решить в ближайшее время, потому что сейчас открывается новый этап в построении «здания», именуемого знанием, при формировании которого важно понимать его истоки, суть и роль.
Ссылки и примечания:
1. Статья подготовлена в рамках реализации государственной программы «Подготовка специалистов с углубленным знанием истории и культуры ислама» в 2017-2020 гг., утвержденной распоряжением Правительства РФ от 18 ноября 2016 г. № 2452-р, с изменениями от 20 декабря 2017 г. № 2878-р и от 8 июня 2018 г. № 1148-р «Организация и проведение методологических семинаров с целью обсуждения содержательных аспектов реализации программ подготовки специалистов с углубленным знанием истории и культуры ислама».
2. Хотя эта книга еще раньше бытовала в Европе в рукописной форме. Одна из известных сегодня рукописных копий датируется началом XIV в. (Коновалова И.Г. Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы: текст, перевод, комментарий. М., 2006. 328 с.)
3. Фрагменты из упомянутого указа императора от 3 октября 1800 г. опубликованы в следующей работе: Сафиул-лина Р.Р. Арабская книга в духовной культуре татарского народа. Казань, 2003. 211 с.
4. Каримуллин А.Г. У истоков татарской книги (от начала возникновения до 60-х гг. XIX в.). Казань, 1971. 222 с.
5. Сафиуллина Р.Р. Указ. соч.
6. Валеев Г.К. Национальная пресса на Южном Урале // Вестник Челябинского государственного университета. 2005. Т. 11, № 1. С. 47-60.
7. Валидов Дж.Дж. Очерк истории образованности и литературы татар (до революции 1917 г.). Оксфорд, 1986. 215 с.
8. Мавликасов А.Х., Нуриаслямов Р.Н. Социальные функции имама в современном российском исламском обществе (на примере мусульман Республики Башкортостан) // Общество: социология, психология, педагогика. 2019. № 1 (57). С. 25-30. https://doi.org/10.24158/spp.2019.1.4 ; Раев Р.А., Якупов Р.И. Исторические традиции и новации в духовном образовании // Идеалы и ценности ислама в образовательном пространстве XXI в. : материалы V Международной научно-практической конференции. Уфа, 2012. С. 19-23 ; Якупов Р.И. К вопросу об истории и современных концепциях духовного образования // Инновационные ресурсы мусульманского образования и культуры : сборник материалов II Всероссийской научно-практической конференции. Уфа, 2011. С. 147-149.
References:
Karimullin, AG 1971, At the Origins of the Tatar Literature (From the Beginning to the 60s of the 19th Century), Kazan, 222 p., (in Russian).
Konovalova, IG 2006, Al-Idrisi on the Countries and Peoples of Eastern Europe: Text, Translation, Commentary, Moscow, 328 p., (in Russian).
Mavlikasov, AKh & Nuriaslyamov, RN 2019, 'Social Functions of Imam in the Modern Russian Islamic Society (by a Case Study of Muslims in the Republic of Bashkortostan)', Obshchestvo: sotsiologiya, psikhologiya, pedagogika, no. 1 (57), pp. 25-30, https://doi.org/10.24158/spp.2019.1.4, (in Russian).
Raev, RA & Yakupov, RI 2012, 'Historical Traditions and Innovations in Spiritual Education', Idealy i tsennosti v obrazovatelnom prostranstveXXI v.: materialy VMezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konferentsii, Ufa, pp. 19-23, (in Russian).
Safiullina, RR 2003, Arabic Literature in the Spiritual Culture of the Tatar People, Kazan, 211 p., (in Russian). Valeev, GK 2005, 'National Press in the Southern Urals', Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta, vol. 11, no. 1, pp. 47-60, (in Russian).
Validov, JJ 1986, Essay on the History of the Education and Literature of the Tatars (Before the Revolution of 1917), Oxford, 215 p., (in Russian).
Yakupov, RI 2011, 'On Question of the History and Modern Concepts of Spiritual Education', Innovatsionnye resursy musul-manskogo obrazovaniya i kultury: sbornik materialov II Vserossiyskoy nauchno-prakticheckoy konferentsii, Ufa, pp. 147-149, (in Russian).
Редактор: Тюлюкова Мария Олеговна Переводчик: Ездина София Александровна
