CC BY
5Schubert. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 224-240.
13. Einstein A. Schubert: Ein musikalisches Porträt. Zürich: Pan-Verlag, 1952. 404 S.
14. Endert W. van Schubert als Bühnenkomponist: Diss. PhD. Leipzig, 1925. 157 S.
15. Gülke P. Die Oper: Ambitionen und Katastrophen — anhand Fierrabras // Der vergessene Schubert. Franz Schubert auf der Bühne: Katalog zur Ausstellung, Österreichisches Theater Museum. Wien: Böhlau, 1997. S. 107-120.
16. Gülke P. Franz Schubert und seine Zeit. La-aber, 2002. 400 S.
17. Hanslick E. Feuilleton. «Alfonso und Estrella» // Neue Freie Presse. Morgenblatt. 1882. № 6336. S. 1-3.
18. Hilmar E. Kann Schuberts «Fierrabras» eine lebensfähige Oper sein? // Österreichische Musikzeitschrift (ÖMZ). 1988. XLIII. S. 241-244.
19. Kalbeck M. Opern-Abende. Beiträge zur Geschichte und Kritik der Oper. Berlin: Harmonie, 1898. 236 S.
20. Kreissle von Hellborn H.Franz Schubert. Wien: Carl Gerolds Sohn, 1865. 619 S.
21. Krott R. Die Singspiele Schuberts: Diss. PhD. Wien, 1921. 110 p.
22. Liszt F. Schuberts Alfonso undEstrella // Neue
Zeitschrift für Musik. 1854. Bd. 41. Nr. 10. S. 101-105.
23. Locke B. «Ever More Fearful Grows the Confusion»: Genre and the problem of musical narrative in Schubert's Fierrabras // The Unknown Schubert. Aldershot-Burlington: Ash-gate, 2008. P. 99-117.
24. McKay E. N. Franz Schubert's Music for the Theatre. Tutzing: H. Schneider, 1991. 412 p.
25. McKay E. N. Schubert as a Composer of Operas // Schubert-Studies. Problem of Style and chronology. New York: Cambridge University Press, 1982. P. 85-104.
26. NewbouldB. Schubert, the Music and the Man. Berkeley-Los Angeles: University of California Press, 1997. 465 p.
27. Obermaier W. Schubert und die Zensur // Schubert-Kongreß Wien 1978. Graz: Akademische Druck- u. Verlagsanstalt, 1979. S. 117-125.
28. Waidelich T. G. Franz Schubert: Alfonso und Estrella: eine frühe durchkomponierte Deutsche Oper: Geschichte und Analyse. Tutzing: H. Schneider, 1991. 339 S.
29. Wischusen M. A. The Stage Works of Franz Schubert: Background and Stylistic Influences: Diss. PhD. U. of New Jersey (New Brunswick), 1983. 769 p.
© Глушкова О. Р., 2016 УДК 78.07
ИЗ ИСТОРИИ МОСКОВСКОЙ КОНСЕРВАТОРИИ: «ЭФФЕКТИВНЫЙ КОНТРАКТ» С ПРЕПОДАВАТЕЛЯМИ
Статья посвящена исследованию содержания некоторых деловых документов, определяющих отношения преподавателей и Консерватории Московского отделения Русского музыкального общества. Представленные материалы дополняют фактические сведения о ее первых педагогах.
Ключевые слова: Русское музыкальное общество, Московское отделение РМО, Московская консерватория, преподаватели, Александра Кочетова, Александра Губерт, Николай Губерт
Культурная жизнь Российской империи второй половины XIX века была оживлена ярким событием в области музыкального просвещения — появлением в первопрестольной столице Москве второго специально-музыкального учебного заведения, которым стала Московская консерватория.
В сложившейся обстановке активно меняющейся картины музыкальной жизни Москвы вопрос воспитания специально обученных отечественных музыкантов-исполнителей и пе-
дагогов стал особенно актуальным. Именно ему при открытии Московской консерватории ее учредителем, Московским Русским музыкальным обществом, уделялось повышенное внимание.
Во многих дошедших до наших дней документальных материалах отражен сложный процесс создания творческих, учебных, научных основ устройства второй русской консерватории, «состоящей», как писалось в документах, при Московском Русском музыкальном обществе.
Члены Дирекции Московского РМО, представлявшие элиту русского общества, князья В. Ф. Одоевский и Н. П. Трубецкой, первые директора Консерватории, ратовали за приглашение на службу в консерваторию самых известных русских и зарубежных музыкантов.
О единстве Дирекции Московского РМО (впоследствии Московского отделения ИРМО) и Московской консерватории говорят общие отчетные сведения, публиковавшиеся для вышестоящей организации — Главной дирекции Общества в Санкт-Петербурге.
Отчеты Московского РМО и Консерватории печатались одной книжкой и представляли полные сведения по всем отраслям их деятельности: финансовой (например, аренда залов, покупка книг в библиотеку, продажа билетов), концертной (с указанием программ музыкальных собраний и исполнителей), учебной (приводились именные списки руководства консерваторией и учащихся по классам и предметам, сведения о выпускных Актах), благотворительной (велся учет денежным пожертвованиям с указанием имен благотворителей, устраивались концерты в пользу малообеспеченных учеников и т. д.).
Кроме того, газетно-журнальная информация по этим вопросам была совершенно открытой для всех интересующихся делами музыкального искусства в Российской империи.
Работая над формированием устоев учебного заведения, Дирекция Московского отделения не упускала из виду множество аспектов учебного, административного, организационного свойства, в том числе выработала очень четкие правила приглашения на службу первых профессоров и преподавателей, оформленные в виде специального индивидуального «условия» [2], говоря современным языком, договора или контракта.
Форма контракта была типовой. Как правило, он заключался на 3 года и предусматривал буквально все возможные стороны преподавательской службы. Его подписывали нанимаемый преподаватель и члены Дирекции.
Один из первых контрактов был заключен 7 мая, то есть до времени открытия Московской консерватории (1 сентября 1866 г.), с известной артисткой Императорских театров, знаменитой певицей Александрой Дормидонтовной Алек-сандровой-Кочетовой:
«1866 года апреля 30 дня я, нижеподписавшаяся Действительная Статская Советница
Александра Дормидонтовна Кочетова (Александрова), заключила сие условие с дирекцией РМО в Москве сроком на один год от 1-го сентября 1866 года по первое сентября тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года в том, что 1) я, Кочетова (Александрова), обязана заниматься в Консерватории преподаванием уроков пения не менее десяти часов в неделю без всякой отговорки, если на такое число уроков будет достаточное число учеников» [2, л. 62].
Отметим, что «учебная нагрузка» (О. Г.1) преподавателя фиксировалась в первом же пункте, как самое главное условие соглашения.
Следующие два пункта касались «обязанностей преподавателя». С одной стороны, они подают современным учителям высшей школы удивительный пример неукоснительной дисциплинированности, которая отличала большую часть наших предшественников2. С другой же стороны, эти установки демонстрируют детализацию всевозможных ситуаций (опоздание или болезнь), повлекших изменение выплаты жалованья.
Вот эти пункты: «2) я, Кочетова (Александрова), обязана являться в консерваторию за десять минут до начатия урока, если же опоздаю, кроме сих десяти минут, еще пятнадцать минут, час урока считается пропущенным. При сем обязана я объяснить Директору консерватории причину, по которой я опоздала. Пропущенный час урока может быть по согласию с Директором консерватории заменен другим часом, в противном случае вычитается с меня, Кочетовой (Александровой), за каждый пропущенный час урока по пять рублей сер. 3) в случае моей болезни, после первого пропущенного урока часы мои заменяются по распоряжению директора другим профессором или адъюнктом. В случае замены Адъюнктом, если болезнь продолжается не более месяца, я должна получать из причитаемого мне жалованья только одну треть, а заменивший меня адъюнкт остальные две трети. Если же болезнь продляется более месяца, то я не получаю никакой платы и меня заменяют другим профессором до моего выздоровления. При замене меня профессором, а не адъюнктом, уплата мне денег прекращается. Первый мой пропущенный урок по болезни может быть заменен другим уроком или же вычитается из моего жалованья, что придется по расчету» [2, л. 62].
Четвертый пункт соглашения показывает расчет жалованья, отличающийся от современного тем, что все годовое жалованье выплачи-
валось в течение учебного времени (9 месяцев), сейчас же преподавателю выплачиваются отпускные деньги (в том числе премиальные):
«4) Я, Кочетова (Александрова), должна получать за каждый час уроков в неделю по семидесяти пяти рублей серебром в год, получая все годовое жалованье в течение девяти месяцев, то есть до начала вакационного времени. При увеличении или уменьшении часов занятий плата увеличивается или уменьшается, считая за каждый месяц Академического года 1.1/3 месяца годовой платы за каждый час» [2, л. 63].
«5) Обязана я, Кочетова (Александрова), обходиться с учащимися вежливо и вообще не позволять себе никаких грубых поступков или выражений относительно учеников и учениц...» [2, л. 63], — хотя это обязательство, как известно из воспоминаний консерваторцев, некоторых профессоров, например братьев Рубинштейнов, не становилось препятствием невоздержанности в отношениях с коллегами и воспитанниками («дело Щебальской», от которого еле спасся Н. Г. Рубинштейн [3, с. 63], уходы с директорского поста А. Г. Рубинштейна).
Очень показателен следующий пункт условия, которое подписывали желающие работать в Консерватории РМО:
«6) Обязуюсь я, кроме Консерватории, нигде классов не открывать, уроки же на дому я могу давать с тем условием: а) чтобы не публиковать об их открытии, б) брать от ученика не менее пяти рублей сер. за каждый час занятия» [2, л. 63].
В связи с этим нелишним представляется упомянуть письмо Чайковского баронессе фон Мекк от 17/29 января 1880-го, в котором есть сведения о частной практике Н. А. Губерта и характеристика его как педагога и человека: «Что касается Губерта, то <.. > я его знаю еще с Петерб[ургской] консерватории, где мы вместе учились, и могу Вам сказать с полным убеждением, что он очень добрый, умный, знающий и честный человек [...]. Как преподаватель, он немножко педант, немножко скучен, но в высшей степени добросовестен, и поверьте, что он может быть в высшей степени полезен Влад[ис-лаву] Альб[ертовичу Пахульскому3, если только последний сумеет сквозь многословную и подчас убийственно скучную речь Губерта оценить его действительные достоинства. Губерт очень выигрывает от ближайшего знакомства. Губерт и как учитель и как человек достоин всякого уважения. Я всегда очень уважал его знания и
нередко советовался с ним по поводу моих сочинений» [5]. Далее Чайковский называет стоимость часа занятий Губерта — 5 рублей.
В настоящее время понятие репетиторства или частных уроков не существует в официальных инструктивных материалах руководящих образовательных ведомств. Хотя аналогом репетиторства являются различные платные курсы для поступающих в вузы.
Преподаватели Московской консерватории, как правило, являлись незаурядными творческими деятелями и вели активную концертную работу. И контракт не ограничивал их участие в сторонних концертах и спектаклях, однако обязательным было уведомление Дирекции Московского РМО. Приведем пример из контракта Александровой-Кочетовой:
«7) Я, Кочетова (Александрова), не могу принимать участие ни в каких концертах вне Русского музыкального общества без согласия на то совета консерватории и Дирекции Русского музыкального общества, кроме случаев о службе при Императорских театров» [2, л. 63].
Интересно отметить отсутствие в контрактах понятия научной и учебно-методической работы. Тем не менее и директора, и преподаватели постоянно занимались написанием учебников и учебных пособий, переводами иностранных учебников, научными исследованиями (назовем имена протоиерея Д. В. Разумовского, С. И. Танеева, Н. М. Ладухина, В. И. Сафонова), и выполняли эту работу талантливо и на высоком интеллектуальном уровне.
Публикация трудов профессоров Консерватории была возможна только после рецензирования или рассмотрения работы на Совете профессоров (позднее Художественном совете), о чем делалась специальная запись о разрешении Цензурного комитета [4, с. 6].
Контракт завершался обязательствами соблюдения сторонами взятых договоренностей:
«8) Обязана я, Кочетова (Александрова), сем подчиняться правилам, составленным Дирекцией Общества и утвержденных Президентом Общества и отнюдь от них не отступать. Нарушение контракта подлежит взысканию неустойки. 9) За нарушение с какой-либо стороны контракта виновная сторона подвергается неустойке пятьсот рублей сер. 10) В случае моего Кочетовой (Александровой) какого-либо поступка, по коему я буду подлежать увольнению по заключению Совета Консерватории и окончательного заключения Дирекции обще-
ства, Дирекция вольна мне отказать без уплаты в означенном в пункте 9 неустойки. 11) Если я, Кочетова (Александрова), Дирекцией театров от службы буду уволена, то обязуюсь до 1 июня текущего года в Консерватории заниматься, с 1 же июня условие сие уничтожается без всякой неустойки с обоих сторон. 12) Условие хранить с обеих сторон свято и нерушимо.
К сему условию Действительный Статский Советник Александра Дормидонтовна Ко-четова-Александрова руку приложила.
К сему условию руку приложили Директора Русского Музыкального Общества Губернский Секретарь Николай Григорьевич Рубинштейн, Потомственный почетный гражданин А. Торлецкий, Действительный Статский Советник князь Н.П. Трубецкой.
1866 год мая 7» [2, л. 64].
Необходимо выделить часть соглашения, посвященную нагрузке педагога. В контракте Александровой-Кочетовой — это не более 10 уроков в неделю, у Губерта, как профессора, — не менее 16 часов. В контракте младшего преподавателя А. И. Баталиной4, недавней выпускницы Московской консерватории (1870), принятой на службу в 1874 году, — не менее 12 часов в неделю.
В процессе рассмотрения «учебной нагрузки» первых преподавателей Московской консерватории обнаруживается разница в занятости преподавателей и профессоров. Так, младший преподаватель проводил меньшее число «аудиторных» (лекционных, практических, индивидуальных) занятий, чем профессор. Если приблизительно подсчитать число аудиторных занятий в год, получится, что у профессора их было 576, а у преподавателя 432.
Интересно отметить, что спустя 100 лет преподаватели консерваторий проводят большее количество занятий, а профессора — меньшее.
Таким образом, при исследовании небольшой части документальных архивных
источников обнаружились важные показательные особенности административно-правовых отношений Консерватории Московского отделения РМО и нанимаемых преподавателей.
Примечания
1 Употребляемые в кавычках словосочетания относятся к настоящему времени, в позапрошлом веке таких понятий не существовало.
2 Так, о дисциплинированности как жизненном принципе семьи Менделеевых, живших от нас по соседству на Арбате, автор этих строк слышала от своей бабушки.
3 Пахульский Владислав Альбертович (1857— 1919), скрипач. В Московской консерватории учился по специальности у И. В. Гржимали. В 1879-1880 выдержал экзамен на аттестат.
4 А. И. Баталина (в замуж. Губерт) (1850-1937), профессор Московской консерватории, первая женщина-инспектор. См.: Глушкова О. Р. Жизнь и деятельность Николая и Александры Губертов: по страницам неизвестных архивных материалов. Готовится к изданию.
Литература
1. ВМОМК. Ф. 80. Отчеты РМО 1866-1880 гг.
2. РГАЛИ. Ф. 2099. Оп. 2. Ед. хр. 1. Л. 62-64.
3. Павлинова В. П. Князь Николай Петрович Трубецкой — первый председатель МО ИРМО // К 150-летию основания Московского отделения Русского музыкального общества (1860-2010) / ред.-сост. О. Р. Глушкова. М.: Языки славянской культуры, 2010. С. 53-66.
4. Разумовский Д. В. Церковное пение в России: в 3 вып. Вып. 1. М.: Типография Т. Рис, у Мясницких вор., д. Воейкова, 1867. 136 с.
5. Письмо П. И. Чайковского Н. Ф. фон Мекк от 17/29 января 1880 // Чайковский П. И. Полное собрание сочинений. Т. 9. / М.: Музыка, 1965. С. 30-31.
