CC BY
11
Раздел 6 Мониторинг бедности
Бедность населения в России — центральная и, можно сказать, узловая проблема, которую каждодневно на себе ощущают миллионы наших соотечественников. И не только наших.. Не случайно, что среди восьми целей планетарного развития, определенных мировым сообществом на пороге третьего тысячелетия, первое место отведено задаче радикального сокращения масштабов крайней нищеты и бедности к 2015 г. Эта проблема существует во многих (в большинстве) не только развивающихся, но и развитых странах, но в каждом государстве она имеет свое содержание и специфические черты преодоления.
В России обездоленность населения органически взаимосвязана с:
■ глубокой социальной поляризацией общества, препятствующей преодолению бедности, однако, и нищета в свою очередь вызывает складывающееся в стране неравенство;
■ запредельно низкой оплатой труда и все еще существующими неплатежами заработков, что ставит объективные преграды росту доходов значительной части работающих граждан;
■ значительной безработицей, риск которой не компенсирует существующая система пособий;
■ несправедливо и неоправданно низким пенсионным обеспечением, фактически превратившимся в социальное пособие по старости.
Масштабы бедности существенным образом зависят от адекватности оценки «пограничной линии»,
отсекающей слои населения страны, которые фактически превратились в маргиналов. Разумеется, от величины границы бедности зависит численность «отверженных» обществом: чем выше эта линия, тем больше бедных. Поэтому она получает политическое освещение, характуризуя успехи или промахи властей. В то же время ей не позволительно быть меньше предела, обеспечивающего биологическое и социальное воспроизводство человека и работника.
Изменение масштабов и глубины бедности принципиально зависит от метода оценки этого социально-экономического феномена. В России традиционно используется абсолютная концепция бедности: бедными считаются домохозяйства, чьи душевые доходы ниже установленной границы. Это важнейший параметр, величина которого определяет остроту проблемы и настоятельность ее решения. Он имеет не только экономическое, социальное, но чрезвычайно важное политическое звучание, так как число бедных, изменение его в динамике недвусмысленно характеризует эффективность и направленность социальной политики не только правительства страны, но и отдельных субъектов Федерации.
В дореформенный период, до 1992 г., критерием для определения категории малообеспеченности был минимальный потребительский бюджет (МПБ), обеспечивающий не только физическое (биологическое), но и социальное воспроизводство человека и семьи. Социально-экономический кризис,
разразившийся в 1992 г., заставил правительство принять иной минимальный стандарт потребления, перейти на новую («революционную») метрику, так как реальные денежные душевые доходы населения России снизились до 53% от уровня 1991 г., и, по разным оценкам, за чертой бедности оказалось свыше 70% населения страны. В ноябре 1992 г. впервые был утверждён прожиточный минимум (ПМ), который, по сравнению с МПБ, существенно изменил свою структуру и в стоимостном выражении сократился более чем в 2 раза. Так, МПБ в ценах 1990 г. составлял 135 руб. а ПМ — лишь 61 руб.
Адекватным признаком бедности является высокая доля расходов на питание в бюджете семьи, которая в МПБ составляла 52%, а в ПМ — выросла до 68,3%. При этом качественный состав продуктовой корзины по содержанию питательных веществ существенно снизился. Принципиально, доля питания в реальном потреблении и в существующих стандартах — это главный индикатор уровня материальной обеспеченности соответствующей страты населения или граждан страны в целом.
Семейный бюджет с резким ухудшением качества питания мог быть принят в качестве границы бедности лишь на предельно короткий срок, чтобы не вызывать глубокого отрицательного воздействия на здоровье людей, и в первую очередь — детей. Вместе с тем, при расширении платности социальных услуг доля питания в бюджетах самых бедных домо-хозяйств уже в середине 1990-х годов снизилась до 55—57%: люди, экономя на этих малоэластичных расходах, фактически были на уровне физического выживания. Однако ПМ,
утвержденный в 1992 г., сохранился до 2000 г. и, несмотря на регулярную индексацию в связи с инфляцией, во второй половине 1990-х оказался недостаточным для простого воспроизводства человека. После финансового кризиса 1998 г. реальные денежные доходы населения упали ниже уровня 1992 г., составляя 46% к уровню 1991 г. Несмотря на это, по данным государственной статистики, в 1998—1999 гг. доля бедного населения хотя и увеличилась по сравнению с 1997 г., но была значительно ниже, чем в год либерализации цен (23,3 и 28,4% против 33,5%). Однако, по нашим оценкам, в 1999 г. она составляла более 42%.
Социально-политическая роль границы бедности заставила Государственную думу в 1997 г. принять Закон «О прожиточном минимуме в РФ», а в 1999 г. — Закон «О потребительской корзине в целом по РФ», который утвердил новый алгоритм расчета ПМ. В соответствии с ним в прожиточный минимум помимо продуктов включены 17 групп непродовольственных товаров и услуг, объемы потребления которых устанавливались нормативным методом. В результате изменилась структура этого стандарта (доля питания снизилась до 51,1%), а его стоимостная оценка увеличилась на 25%.
Отказ от нормативно-статистического метода и переход на чисто нормативную модель включения товаров и услуг в минимальный бюджет менее эффективен, так как статистические оценки, отражая фактически сложившиеся соотношения, всегда надёжнее.
Но нормативный метод проще для практического использования, так как требует лишь учета цен на представленные в корзине товары и услуги, и он был выбран.
В соответствии с Законом потребительская корзина должна пересматриваться не реже одного раза в 5 лет. Утвержденная в 2000 г., она могла быть использована лишь до декабря 2004 г. Однако новый прожиточный минимум был принят лишь в марте 2006 г. В продуктовой корзине увеличены нормы потребления: мяса в среднем на 22%, рыбы — на 15%, свежих фруктов — на 31%, молока — на 10%; одновременно уменьшена норма потребления хлеба, макаронных изделий, муки, крупы и бобовых, что соответствует рекомендациям диетологов. Состав непродовольственных товаров не изменился, но перестроилась структура потребления услуг. Впервые учтена потребность в посещении театров, кинотеатров, музеев и выставок, т.е. в потребительскую корзину отдельной строкой включены услуги культуры в объеме 45,5 руб. в месяц. Появились расходы на "транспортные услуги" в прожиточном минимуме пенсионеров (150 поездок на общественном транспорте). Стоимостное содержание потребительской корзины по всем группам населения в сопоставимых ценах выросло на 84 руб., у трудоспособных — на 72 руб., у пенсионеров — на 100 руб., у детей — на 117 руб.
Прожиточный минимум и после 2000 г. остался стандартом очень низкого потребления; он не предусматривает удовлетворение целого ряда важнейших потребностей, характерных для современных условий жизни, (например, услуги связи), проти-
воречит закону роста потребностей в развивающемся обществе, сохраняя набор непродовольственных товаров. Используемый для оценки уровня жизни критерий занижен и потому не отражает реальные масштабы и глубину бедности населения.
Начиная с 2000 г., реальные денежные доходы населения в среднем увеличивались ежегодно на 10—11% (в 2003 г. — на 15%), в результате в 2005 г. они достигли предреформенного уровня, а в 2006 г. превысили его на 12%. По официальным данным, уровень бедности к 2004 г. снизился до 17,6% против 29% в 2000 г. Одновременно, за счет сокращения численности бедного населения, в 2,5 раза снизился объем дефицита денежных средств для преодоления бедности (в % от общего объема денежных доходов). Однако, начиная с 2005 г., прожиточный минимум по стране не устанавливается и фактически не публикуется, а, следовательно - отсутствуют и адекватные оценки бедности. По данным субъектов Федерации за 2005 г., в 12 из них наблюдалось увеличение доли бедного населения, причем в 5 этот рост был значительным.
Между тем, 14 февраля 2008 г. ру-ко водитель федеральной статистической службы В.Соколин в статье «Бедных становится меньше», опубликованной в «РБК-ёаПу», дал следующие цифры численности населения с денежными доходами ниже величины прожиточного минимума в целом по Российской Федерации:
2005 г. 2006 г. 2007 г.
9 мес. год 9 мес. год 9 мес. год
Всего, млн. 29,9 25,2 человек
В % от общей 21,0 12,7 численности
25,0 21,5 20,9
17,7 15,2 14,8
Как правило, с принятием нового, более высокого ПМ, численность бедного населения не только не сокращается, а, напротив, растет, что объясняет сопротивление властных структур, отвечающих за социальную политику, установлению более высокого ПМ. Министерство здравоохранения и социального развития РФ (МЗСР РФ) в Докладе о результатах и основных направлениях деятельности на 2008 г. и на период до 2010 г. приводит численность населения с доходом ниже ПМ в 2005 и 2006 гг. — на уровне 18,4 и 16% соответственно. По нашей оценке, доля бедных в России в годы экономического роста не опускалась ниже 35%.
Хорошую помощь властям оказывает методология измерения бедности с помощью разных методик — монетарной, депривационной и субъективной, причем монетарный подход позволяет оценивать доходы семьи по балансу доходов и расходов, на основе обследования бюджетов домашних хозяйств, по максимально располагаемым ресурсам [1. С. 41—42]. Разумеется, что и численность (доля) бедных будет разной. Но в реальной жизни она одна и от метода измерения не зависит. Гражданин страны либо чувствует себя бедным, либо нет. Максимально адекватное отражение принадлежности к малообеспеченному слою зависит от структуры потребления и, главным образом, — от доли питания. Все другие оценки — не что иное как лукавое «двоемыслие», по терминологии Ю.А. Левады, которое «всегда в определенной мере ограничивало всевластие официально декларируемых норм, оставляя некое пространство для нормативных сделок и компромиссов» [2. С. 19].
С середины 1990-х годов пробле-
ма определения масштабов бедности в России носит дискуссионный характер. Главная причина — отсутствие достоверной информации о доходах населения. Так, по данным Росстата, скрытая зарплата за 2000—2004 гг. не опускалась ниже 11% от ВВП и составляла четверть от общих расходов на оплату труда. Распространение теневой занятости и, как следствие, теневых доходов заставило измерять материальную обеспеченность через расходы домохозяйств. Наши обследования показывают, что практически одинаковое число домохозяйств имеют доходы выше расходов и расходы выше доходов. Кроме того, обследование проводится по домохозяйствам, и в него не попадают целые слои и группы населения, не имеющие места постоянной регистрации своих семей.
Бедность по территории страны распределяется неравномерно. Наибольший риск имеют депрессивные регионы — Эвенкийский АО и Усть-Ордынский Бурятский АО, республики Дагестан, Ингушетия, Чечня, Калмыкия, Марий Эл, Тыва, Ивановская область. В этих субъектах Федерации, по данным Росстата, уровень бедности в 2005 г. превышал 40%. Среди бедных больше сельских жителей, проживающих в этих регионах и по стране в целом. Основные причины бедности — безработица, маргинальные рабочие места с низкой заработной платой, а также демографический состав домохозяйств, отличающихся относительно высокой иждивенческой нагрузкой на работников. Среди них многодетные и неполные семьи, семьи с детьми-инвалидами, семьи инвалидов и одиноко проживающие пенсионеры старших возрастов, которые составляют не более одной третьей части от всех семей.
В составе бедного населения, по обследованиям, доля детей в два раза меньше, чем занятых в экономике (22-23% против 46%), и всего 9,8% семей не имеют в своем составе работников. Низкая заработная плата не позволяет им обеспечивать не только своих детей на минимальном прожиточном уровне, но и самих себя. Это согласуется с данными обследований заработной платы Росстата, по которым доля работников с оплатой труда на уровне ПМ не опускалась ниже 22%.
Хотим мы этого или нет, но проблема преодоления бедности будет (как тень отца Гамлета) стоять в центре социальной политики. От этого невозможно не только уйти, но и абстрагироваться, если в стране реализуется проект социального государства. Главное острие социальной политики, ее первейший приоритет не может быть не направлен на обеспечение для всех групп населения и для каждого человека в отдельности минимальных стандартов, определяющим среди которых является прожиточный минимум, выступающий в качестве оценки бедности/небедности семьи. «Подтягивание» доходов именно обездоленных (и уменьшение, таким образом, их численности) отражает действительный сдвиг позитивного характера в динамике жизненного уровня населения, что происходит, может быть, вопреки увеличению средних показателей, на величину которых оказывает особый прессинг существование миллионеров.
Следует иметь в виду, что при ограниченности ресурсов, а это имеет место всегда и везде (во всех странах), властям приходится выбирать: либо строить, например, в Москве самую высокую в Европе башню, либо обес-
печить жильем тех, кто оказался в невыносимых условиях. Что предпочесть?
Реальная модернизация российской экономики невозможна без трансформации российского общества, а последнее — невозможно без преодоления бедности и чудовищного неравенства, что по своему существу привносит дестабилизирующий характер, действующий практически на всех направлениях социальной жизни. Поскольку социальная политика формулируется на федеральном уровне, а чтобы быть эффективной, реализовываться она должна в регионах и муниципалитетах, т.е. ближе к конкретному человеку, с учетом специфики складывающейся там ситуации, необходимы постоянные замеры (зондажи) жизненного уровня, проводимые в контексте территориального мониторинга.
Примером подобного наблюдения является мониторинг бедности в Нижегородской области, осуществленный в 2004 и 2006 гг. Он позволил получить достаточно интересные результаты с точки зрения оценки динамики маргинализации населения.
Среди этих выводов стоит подчеркнуть следующее:
■ денежные доходы семей выросли за период обследования (2004—2006 гг.) на 38%, но их соотношение с местным ПМ не только не увеличилось, но даже несколько снизилось, составив 1,44 в 2006 г. против 1,49 в 2004 г.; это означает не что иное, как тот факт, что почти весь рост доходов «съела» инфляция;
■ доля питания, как генеральный показатель материальных возможностей домохозяйства, в среднем снизилась с 49% (2004 г.) до 42% (2006 г.), оставаясь на уровне «потребительской корзины» — 43%(ПМ); это означает ее
заниженный стандарт против реальных соотношений и невозможности бедным группам удовлетворить свои потребности; низкие доходы заставляют их не только недопотреблять, а просто недоедать;
■ даже при учете всех материальных ресурсов домохозяйств, а не только текущих денежных доходов, доля бедных и малообеспеченных, имеющих высокий риск бедности (бедность +), уровень материальной обеспеченности которых ниже — 1,5 ПМ, где удельный вес питания в этих семьях выше 45%, составляет 59%, т.е. более половины жителей области;
■ номинальная средняя заработная плата увеличилась на 30%, а ее соотношение с ПМ снизилось до 1,76 раза против 1,9 ПМ в 2004 г., что также свидетельствует о более интенсивном росте инфляции, чем реальные сдвиги в оплате труда; каждый пятый работник имеет заработок ниже ПМ, а минимум заработной платы составляет лишь 23% от ПМ; при этом объем скрытых заработков снизился до 8% против 12% в 2004 г.
■ уровень пенсий вырос в 1,5 раза, а по отношению к ПМ снизился до 1,17, т.е. рост потребительских цен не компенсирован; более четверти пенсионеров имеет пенсии ниже ПМ, а еще 30% имеют высокий риск бедности (бедность +);
■ третья часть семей (33%) имеет тот или иной вид социальных пособий, но они так низки, что в составе доходов их доля равна 2%;
■ основные получатели жилищных субсидий пенсионеры и неполные семьи (16%), но доля их в доходах получателей не превышает 9%;
■ две трети семей включены в систему межсемейной солидарности, в том числе 12% из них получают таким
образом материальную помощь, которая составляет 21% в располагаемых ресурсах;
■ расширяется сфера платной медицины, и доступность этих услуг приобретает не экономический, а социальный характер; остаются претензии к качеству обслуживания;
■ 20—30% семей по причине низкой материальной обеспеченности отказываются от детских дошкольных учреждений, что оказывает дифференцирующее влияние на формирование образовательного потенциала;
■ для получения высшего образования существует две преграды: а) оплата услуг репетиторов в школе; б) его платность;
■ треть семей проживает в ветхих жилищах; фиксируется рост отказов от оплаты жилищно-коммунальных услуг.
В целом следует отметить, обобщая роль государственных трансфертов, что а) их денежная форма (пособия) не способствует преодолению бедности; б) платность социальных услуг является косвенным усилителем бедности; в) четверть детей рождается в бедных семьях, а 30—40% уже больными, прежде всего по причине нездоровья матери; г) бедным детям труднее выйти из состояния нездоровья, а следовательно — и бедности.
Выделяются три основных фактора бедности:
■ непосредственно экономический — низкий уровень оплаты труда, неплатежи заработков, безработица;
■ социальный — чрезвычайно низкий уровень пенсий;
■ традиционный — носит демографический характер (неполные и многодетные семьи).
Дети входят в группу бедности по принадлежности своих родителей;
чтобы поколение детей замещало поколение родителей в бесконечности демографического воспроизводства, последние должны их материально обеспечить и подготовить к участию в общественном труде. При чрезвычайно низком жизненном уровне, сложившемся сегодня в России, заработная плата должна содержать «детскую» компоненту (например, 1/2 ПМ на ребенка); при этом два работающих родителя могут с трудом воспроизвести одного наследника.
Отдельные факторы риска имеют следующие оценки, определенные на основе доли соответствующих домо-хозяйств:
■ экономический фактор, включающий работников с низким уровнем оплаты труда (33%) и безработных (12%), т.е. в сумме - 45%;
■ социальный фактор, распространяющийся, прежде всего, на пенсионеров, включая инвалидов (19%);
■ демографический фактор, представленный неполными и многодетными семьями (28%);
■ образовательный фактор, касающийся в первую очередь молодежных семей (8%).
Если факторы риска бедности про-ранжировать, то получим следующую картину: I уровень — оплата труда, II уровень - неполные и многодетные семьи, III уровень — пенсионное обеспечение, IV уровень — безработица и V уровень — состояние молодежи.
Приведенные выводы адекватно рисуют картину (несмотря на выборочные данные) для одного субъекта Федерации — Нижегородской области. Но оценки показывают, что этот регион хорошо репрезентирует страну в целом, если абстрагироваться от экстремальных территорий. Поэтому на базе подобных разработок допустимо,
возможно и необходимо разрабатывать основные направления стратегий социальной политики.
Острота проблемы бедности определяется не только тем, что она усиливает протестный потенциал населения, но в значительно большей мере она связана с негативными процессами в области демографического воспроизводства, так как последнее всероссийское обследование, проведенное официальными органами (НОБУС), показало, что примерно половина детей рождается в бедных семьях. Известно, что бедные рождают бедных так же, как больные — больных.
Результаты исследования бедности в Нижегородской области, осуществленного группой научных сотрудников ИСЭПН РАН [3. С. 53], выдвинули для обсуждения четыре особенно актуальных вопроса.
Первый вопрос. Границы и масштабы бедности в России.
Нет сомнения в том, что ответ на этот вопрос имеет не только социально-экономическое, но и остро политическое значение. Ведь не случайно Дума приняла специальный закон, обязывающий раз в пять лет корректировать содержание черты бедности.
Сегодня приходится вносить серьезные поправки в социальные показатели черты бедности и, соответственно, тесно связанные с ней оценки ее масштабов. Для этого, по крайней мере, есть три серьезные причины.
В качестве границы бедности фактически используется величина прожиточного минимума, принятая в 2000 г. (будем определять ее как ПМ-2000). Численность обездоленных функционально связана с уровнем черты, отсекающей эту часть населения: чем она ниже, тем меньше масштабы маргинального населения,
но именно размеры бедности в значительной мере обозначают направления социальной политики.
Использование в 2006 г. модели ПМ-2000 в качестве границы бедности (если абстрагироваться от учета инфляции) на самом деле противозаконно: ведь время ее действия ограничивается 31.12.2004 г. Поэтому и численность обездоленного населения, по официальным данным составляющая около 15%, не соответствует действительности.
Это первая причина.
Вторая причина определяется реальным потреблением. Нижегородское обследование (2004 г.) показало, что семьи с денежными доходами в размере до двух ПМ-2000 половину своего бюджета (50%) расходуют на питание, т.е. находятся в зоне бедности по показателю реального потребления. Доля таких (бедных) семей в 2 раза больше того, что показывает официальная статистика, которая таким образом приукрашивает реальное положение, фактически вводя в заблуждение местные власти. При этом численность обездоленных получена независимо от способа оценки доходов, так как все основано на реальных расходах [3. С. 5].
Кстати, аналогичную ситуацию наблюдаем в Вологодской области, а также на всех территориях Северо-Запада страны.
Третья причина — новые условия жизни населения. Модель ПМ-2000 не только «морально» устарела, но должна быть скорректирована и по другим мотивам, так как она является базой для других стандартов, гарантированных государством.
Фактически происходит «замораживание» границы бедности, что, однако позволяет успешно, но не ре-
ально, а лишь виртуально, решать эту острейшую проблему. С 2000 по 2004 г. уровень обездоленных уменьшился, по данным государственной статистики, с 29 до 18%. Еще чуть-чуть, и генеральная задача снижения бедности в 2 раза будет решена без особых усилий государства. Но это лишь иллюзии, далекие от реальности. Следовательно, мы должны четко отличать масштабы реальной бедности от виртуальной.
К сказанному следует добавить два немаловажных обстоятельства.
Во-первых, при существующей поляризации доходов, высокой инфляции и большом региональном разнообразии жизненного уровня населения России динамику благосостояния следует оценивать не ростом среднего дохода, а позитивной динамикой прожиточного минимума, поэтому, если за 6 лет (2000—2006 гг.) ПМ увеличился на 7%, следовательно, и уровень жизни реально вырос в тех же пределах.
Во-вторых, структура обновленного ПМ (ПМ-2006) должна включать не только потребительскую корзину, подобную той, что использована в ПМ-2000, но учитывать потребность в минимуме жилищной обеспеченности, что соответствует принципам концепции «базовых потребностей», принятых МОТ. Кроме того, ПМ не может ограничиваться лишь потреблением, обеспечивающим биологическое выживание, а должен включать некоторые социальные нужды, с учетом платности образования, здравоохранения, страхования.
Нельзя игнорировать и реформы в жилищно-коммунальном секторе, в результате чего оплата жилищно-коммунальных услуг существенно возросла. Так, в конце 2005 г., по данным мониторинга населения Вологодской области, у 20% наименее обеспечен-
ных доля расходов на ЖКУ составила 26% [4. С. 1].
Принимая во внимание указанные нюансы, ПМ-2006 должен быть увеличен не на 7%, как это намерено сделать правительство, а примерно в 2 раза, что, разумеется, повлечет за собой и увеличение численности бедного населения, отражающее реальное положение вещей, вопреки показателям официальной статистики. По нашим оценкам, реальная доля бедных не 15%, а не менее 35%. В ИСЭПН РАН имеются все соответствующие расчеты [5. С. 15].
Второй вопрос. Почему российское государство в основу своей социальной политики должно положить задачу преодоления бедности?
Для этого есть немало причин, и они общеизвестны. Как было отмечено выше, эта проблема стоит первой среди восьми целей третьего тысячелетия. Но не менее существенным является тот факт, что Россия, провозглашенная по действующей Конституции социальным государством, не может и не должна иметь массовую бедность, как это сложилось сегодня.
Вместе с тем выявлена еще одна принципиальная причина, которую следует учитывать: существующая бедность крайне негативным образом воздействует на демографические процессы, не только интенсифицируя естественную убыль населения, т.е. непосредственно уменьшая его численность на 700—800 тыс. человек в год, но, что более существенно, снижая качество человеческого потенциала. Об этом свидетельствуют два важных обстоятельства. Одно связано с тем, что более половины детей рождаются в бедных семьях (см. выше), и около 40% родившихся уже являются больными1.
Второе обстоятельство связано с новыми исследованиями в области смертности российского населения, которые показали жесткую взаимосвязь бедности и смертности, прежде всего, мужчин в трудоспособном возрасте (в младшем трудоспособном возрасте 20—39 лет), большая доля которых слабо адаптирована к новым условиям [7. С. 68, 72]. Маргиналы вымирают быстрее, а среди них — бедные, безработные, малоквалифицированные и малообразованные.
Следует подчеркнуть, что им не поможет даже обновленное, в соответствии с национальным проектом, здравоохранение, так как его услугами будут пользоваться в первую очередь социально адаптированные граждане, имеющие доходы значительно выше средних.
Если Россия в соответствии с действующей Конституцией — это социальное государство, то его (государства) социальная политика должна усилить защитные функции по отношению к маргинальным группам, не надеясь на их самоадаптацию и проводя настойчивую политику борьбы за здоровье населения и продолжительность предстоящей жизни.
Россия в 2003 г. занимала 10-е место по объему ВВП, 64-е место по доле ВВП на жителя страны, 136-е место по продолжительности предстоящей жизни и 4-е место по числу смертей.
Разумеется, что преодоление бедности в России — не единственный путь борьбы с демографическим кризисом, но один из важнейших.
1 По данным Минздрава РФ, в 1995 г. на 10 тыс. родившихся живыми число заболевших и родившихся больными составило 3733, а в 2002 г. — уже 5908; в 1990 г. таких детей среди родившихся было 14,8% [6. С. 136].
Третий вопрос. Каков наиболее эффективный путь борьбы с бедностью?
Формируя ответ на поставленный вопрос, следует учитывать особенности маргинализации населения в России, а именно:
■ существующая бедность является преимущественно следствием социально-экономических трансформаций, активизировавшихся с 1992 г., с момента «шоковой терапии» [8. С. 22— 23];
■ основная часть бедного населения — это работающий слой общества, поэтому и бедность считается экономической, а само явление — чрезвычайно редким в современном мире;
■ обездоленность населения формируется в условиях глубокой поляризации общества, вызванной чудовищной дифференциацией оплаты труда работников и доходов семей, а также их региональными различиями.
Разумеется, что основные пути преодоления бедности зависят от ее главных причин, концентрирующихся в трех группах:
■ экономическая бедность;
■ низкий уровень пенсионирова-ния (социальная бедность);
■ традиционная бедность — одинокие матери, многодетные семьи, инвалиды и семьи инвалидов.
Экономическая бедность — это следствие низкой оплаты труда, неплатежей заработков и безработицы.
В 2004 г. 2,2% работников получили заработок ниже минимальной оплаты (ниже 600 руб.), а 28% имели заработную плату, которая не дотягивала до прожиточного минимума [9. С. 152]. При этом минимальный заработок составлял четверть от ПМ-2000. Мониторинг в Нижнем Новгороде показал, что пятая часть работников проживает в бедных семьях, и даже
высокая занятость не спасает положение. Безработные не всегда готовы включиться в трудовой процесс по причине чрезвычайно низкой оплаты труда, которая не воспроизводит рабочей силы.
Фактическое замораживание заработной платы, особенно ее минимума и близких к нему значений (какое-то повышение заработков имеет место, но оно составляет проценты, а должно быть увеличено в разы) путем проведения паллиативных мер, например, адресной помощи семье, есть не что иное, как стремление сохранить дешевую рабочую силу в России, чтобы конкурировать на мировом рынке. Более того, исследования «адресной помощи» показали, что это крайне неэффективный метод социальной защиты, весьма затратный и реально не приводящий к решению главной задачи — преодоление бедности в стране. В этом процессе активную роль играет «пугало» в виде роста инфляции, которое сдерживает радикальные решения в области реформирования оплаты труда. Не останавливаясь на всех аспектах противодействия росту цен, которые увеличиваются, несмотря на стабилизацию заработков, выделим лишь два положения в защиту повышения оплаты труда.
Прежде всего — это необходимость интенсивного развития малого бизнеса и самозанятости, что позволит не только снизить масштабы безработицы, но и заполнить потребительский рынок товаров и услуг внутри страны. Второе и главное здесь — это использование механизмов перераспределения, которые должны быть положены в основу глубоких преобразований оплаты труда и доходов населения путем известных экономических инструментов, а именно:
■ повышение минимальной оплаты труда до уровня ПМ и регрессивный сдвиг по другим уровням заработной платы;
■ прогрессивный налог на доходы всех физических лиц;
■ обязательное страхование нанимателей и наемных работников по "отлогой" прогрессивной шкале.
Не излагая все стороны этой реформы, следует лишь отметить, что она должна содержать элемент «размена» — увеличение заработной платы, с одной стороны, налогов и страховых платежей — с другой (подробнее см.: [10]).
Указанные процедуры реформирования оплаты труда приведут к существенному снижению поляризации доходов и поэтому не потребуют широкой аннексии в государственном бюджете.
Четвертый вопрос. Почему среди принятых и реализуемых национальных проектов нет программы преодоления бедности?
Кажется, что все аргументы для продвижения такого проекта налицо: масштабы бедности в России чрезвы-
чайно велики; бедность стимулирует рост дезинтеграции в обществе; бедность весьма негативным образом воздействует на качество человеческого потенциала. Но, тем не менее, правительством приняты четыре иных проекта, хотя и весьма важных. Если они будут реализованы до конца, то легко создадут иллюзии улучшения положения в четырех сферах жизнедеятельности населения, но в направлении преодоления бедности будут влиять лишь частично, окажутся менее действенными при оценке эффективности. Главное состоит в том, что они в значительной степени направлены на уже социально адаптированные слои населения, кроме того недостаточно систематизированы. Что же касается программы преодоления бедности, то она требует комплексного реформирования всей социальной сферы в системном формате, а эффект будет получен не сразу и не вдруг.
Отсутствие такой программы в России свидетельствует о неподготовленности для принятия подобного решения.
Литература
1. Овчарова Л.Н. Особенности бедности в России // Народонаселение. 2005. № 4.
2. Левада Ю. От мнений к пониманию. Социологические очерки. 1993—2000. М., 2000.
3. Римашевская Н.М., Нерс Л., Мигранова Л.А., Ольшанская Е.А. Мониторинг бедности в Нижегородской области // Народонаселение. 2005. № 3.
4. Мониторинг общественного мнения. Вологодский научно-координационный центр РАН. Экспресс-информация. 2005. № 48.
5. Римашевская Н.М. Некоторые проблемы социального прогнозирования в России
// Проблемы прогнозирования. 2006. № 2.
6. Здравоохранение в России: Официальное издание. М., 2001.
7. Иванов А. Будущее российской смертности //Социальная и демографическая политика. 2006. № 1.
8. Римашевская Н.М. Человек и реформы: секреты выживания. М., 2003.
9. Социальное положение и уровень жизни населения России: Статистический сборник. М., 2005.
10. Римашевская Н.М. Стратегические задачи в контексте динамического развития России // Народонаселение. 2005. № 1.
