CC BY
91
УДК 165 Б.И. Пружинин, Т.Г. Щедрина*
ИСТОРИЗМ КАК ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКОЕ ОСНОВАНИЕ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ И СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ МЕТОДОЛОГИИ ГУМАНИТАРНОГО ЗНАНИЯ**
Рассматривается историзм как основной методологический принцип современного гуманитарного знания. Авторы проводят идею о том, что русская философия, как квинтэссенция гуманитаристики, не только развивалась под сильным влиянием исторической науки, но и являлась по своей сути философией истории. Благодаря этому принцип историзма очень широко используется в отечественной гуманитарной науке и задача современного исследователя, использующего этот принцип, - преодолеть возможный релятивизм, часто отождествляемый с историзмом.
Ключевые слова: философия истории, историзм, релятивизм, русская философия, философские проблемы гуманитарных наук.
Historicism as an epistemological foundation of Russian philosophy and current problems of the methodology of humanities. BORIS I. PRUZHININ, TATIANA G. SHCHEDRINA.
The paper treats historicism as a basic methodological principle of the modern humanities. The authors state the idea that Russian philosophy not only developed under the strong influence of history, but was in its essence a philosophy of history. Due to this fact the principle of historicism is widely used in the humanities in Russia and modern researchers using this principle face the task of overcoming possible relativism, which is often identified with historicism.
Key words: philosophy of history, historicism, relativism, Russian philosophy, philosophical problems of humanities.
Историзм как восприятие мира в его динамике не просто вплетен в русскую философскую мысль, он условие ее органической целостности. Его трактовкой задается тематическая структура русской философии. С XVIII в. именно история является основным предметным полем размышлений русских
философов, гуманитариев, публицистов - размышления над историей указывают направления исследования и определяют идейное предназначение создаваемых концептуальных систем - этических, религиозно-философских, социально-утопических. И мы согласны с Г.Г. Шпетом в том, что «...наша
*ПРУЖИНИН Борис Исаевич, доктор философских наук, профессор кафедры онтологии, логики и теории познания философского факультета Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», главный редактор журнала «Вопросы философии».
E-mail: [email protected]
ЩЕДРИНА Татьяна Геннадьевна, доктор философских наук, профессор кафедры философии Московского педагогического государственного университета.
E-mail: [email protected] © Пружинин Б.И., Щедрина Т.Г., 2013
**Работа выполнена при финансовой поддержке гранта РГНФ. Проект № 13-03-00336.
философская литература и возникла прежде всего как философско-историческая, и никогда не переставала интересоваться историей как проблемой -об этом говорить много не приходится. Но и наука история у нас стоит особенно высоко. Здесь больше всего проявилЬсь самостоятельность, зрелость и самобытность нашего научного творчества. Как не гордиться именами Соловьева, Ключевского, Антоновича, Владимирского-Буданова и многих, многих других? И замечательно, что это все - школы, т. е. методы, свои методы, и в конечном счете, следовательно, свои философские принципы. Какой интерес среди современных русских историков вызывают методологические и философские вопросы, видно из большого количества соответствующих работ наших историков. Не говоря уже об многочисленных статьях, назову только такие курсы, как курсы проф. Виппера, проф. Лаппо-Данилевского, проф. Кареева, проф. Хвостова, - это из появившихся в печати; иные выходят “на правах рукописи”; иные не появляются в печати, но читаются у нас почти в каждом университете. При таком отношении к теоретическим проблемам истории со стороны представителей этой науки, кажется прямо-таки обязанностью и со стороны нашей философии внести свой вклад и свой свет в решение этих трудных и сложных вопросов»1
Именно исследования историков были самой продвинутой областью гуманитарного знания в России и именно философия истории была целостной областью русской философии. Пожалуй, только применительно к философии истории мы и можем говорить о контурах складывающейся русской философской школы. Поэтому в поисках эпистемологической традиции, в размышлениях о ее идейных основаниях, определяющих стилистическую направленность русской эпистемологической мысли, мы, прежде всего, обратились к проступающей в ней тематике особенностей исторического познания. В этой сфере, в достаточно специальной области с очерченной предметностью и способами апелляции к реальности, с ее ясными, заданными исторической наукой стандартами аргументации для нас стал отчетливо проступать специфический вариант историзма, определяющий стилистику эпистемологических идей русских мыслителей и тем самым задающий своеобразную эпистемологическую традицию в русской философии.
В чем своеобразие версии отечественного историзма? Какова специфика эпистемологического
1 Шпет Г.Г. История как проблема логики. Критические и методологические исследования. Ч. I. Материалы. М., 1916. С. VII.
стиля Г. Шпета, Д. Петрушевского, Н. Страхова, Ап. Григорьева, А.Я. Гуревича, Г.Ф. Церетели, М.М. Пришвина, а также тех, с кем и о ком они говорят: Л. Толстого, Н. Карамзина, М. Бахтина?
В силу ряда причин в русской философии сложилось понимание истории как процесса, который не исчерпывается полностью направленностью к конечной цели (наподобие гегелевского историзма). Наличие такой цели не оспаривалось, телеологические идеи отнюдь не отрицались в размышлениях русских мыслителей, но акцент смещался. В центре оказывалось представление об истории как процессе, протекающем в человеке, а не вне его, - процессе, обретающем смысл в сознании и историческую конкретность реального исторического действия в поступках. История здесь предстает как процесс принципиально незавершенный, причем не в том смысле, что он не достиг еще конечной цели, но прежде всего в том, что он открыт действию, открыт осмысленному поступку и его неожиданным последствиям, открыт всему событийному и конкретному. За опытом экзистенциально нагруженного осмысления человеком истории, за ощущением так понятого историзма и обращается, по мнению русских мыслителей, наука история к опыту прошлого - к реальности событий и реальности их переживания человеком (переживания не только в психологическом смысле, но в смысле экзистенциальном). Этим русский историзм отличается от историзма его «немецких учителей». Такие идеи не приобрели четкого концептуального выражения, но они достаточно явно обнаруживают себя в их эпистемологической стилистике, в способах обсуждения проблем и в понимании исследовательских перспектив. Именно к этой традиции в понимании истории, к историзации научного мышления, мы и пытаемся вернуться сегодня. Ибо сегодня она актуальна как никогда, по крайней мере в области философско-методологического обоснования гуманитарного знания.
Принцип историзма - это вполне традиционная, почти учебная методологическая тема. Смысл этого принципа, как правило, формулировался следующим образом: «любое явление необходимо рассматривать в развитии, т. е. исторически». Но если принять во внимание сегодняшнюю ситуацию в области философско-методологической рефлексии над наукой и, даже шире, в области философского самосознания нашего времени в целом, то становится ясно: в самом названии темы заключена проблема. Является ли «историзм» и ныне фундаментальным, основополагающим принципом научного исследования? Или это принцип релятивизации лю-
бых исследований, претендующих на научность? При этом есть настоятельная потребность понять, зачем мы сегодня обращаемся к истории, что мы хотим «услышать» от нее?
Дело в том, что во второй половине XX в. в философии науки утвердилось мнение, что любое научное исследование, пропущенное через историю, релятивизируется. Оно становится относительным, привязанным к ситуации, т. е. история размывает строгую научность, история и рациональность несовместны. Но что означает такой философско-методологический вывод? Означает ли он, что мы должны оставить всякие иллюзии по поводу возможностей нашего познания получить истинное представление о мире? Или сегодня мы должны задать себе вопрос: мы сами историчны ли? И не выпали ли мы из истории? И именно по причине этого «выпадения» наше соприкосновение с историей, наши попытки соотнести с ней наше знание оборачиваются релятивизмом?
Это вопрос, имеющий сегодня весьма широкие мировоззренческие коннотации, очень остро переживается нами, россиянами, и вообще гражданами СНГ. Действительно, для нас сегодня из истории как бы ушел вектор, ушло сознание того, что история есть направленный процесс, а не простая совокупность ничем не связанных событий. Но надо сказать, что аналогичное ощущение возникает и в западном самосознании, что свидетельствует о кризисном состоянии европейской культуры. И при этом европейские мыслители ранга Ж. Деррида ищут пути возвращения в историю. Мы думаем, что и нам следует двигаться в этом направлении. Не история потеряла вектор, мы его утеряли. Нам следует «вернуться» в историю. В этом контексте и следует понимать эту статью.
Мы теряем историческую составляющую и в гуманитарной действительности, и в гуманитарных исследованиях. Именно поэтому сегодня методологи обращаются не только и не столько к схемам, но и к культурным традициям, к историческому опыту гуманитарных исследований. Ведь когда мы сегодня говорим, что у нас есть проблемы, то это значит, что у нас есть история этих проблем, это значит, что было нечто, что предшествовало этим проблемам. История вообще как термин обозначает, прежде всего, исследование, т. е. уже в самом понятии «история» заложена составляющая, которая позволяет нам говорить о науке только как об исторической науке, только как об историческом методе, который должен присутствовать в любой науке, не только в гуманитарной, но и в точной. В свое время наш соотечественник, выдающийся ученый В.И. Вернадский, говорил, что естественная наука
может быть только историчной. Но если мы говорим о том, что первый смысл термина «история» - это исследование (греч.), то, так сказать, второй смысловой пласт этого термина - рассмотрение истории как процесса целенаправленного. И если в античности история понимается как знание через расспрашивание (установление как путь к любому знанию, к истине), то в христианской средневековой Европе это уже путь к какой-то определенной цели. Соответственно, история как исследование, установление приобретает также направленный характер. И когда в XIX в. европейцы все больше и больше знакомились с различными культурами, то и принцип историзма подвергся трансформациям. Мы стали говорить о том, что история это не только целенаправленный путь. История - это множество путей. Каждая культура выбирает свой путь. И если американский народ идет своим путем, если европейские народы каждый идут своим путем, то Россия сегодня должна идти своим путем и иметь свое интеллектуальное историческое лицо.
Сказанное имеет самое прямое отношение к методологии отечественных гуманитарных исследований. Благодаря марксизму принцип историзма всегда в этих исследованиях использовался. Но сегодня, как мы уже отмечали, этот принцип меняет свое содержание, он трансформируется применительно к гуманитарным исследованиям. В марксизме, как известно, было основательно представлено гегелевское понимание истории. В ХХ в. Гуссерль и Ницше поставили под вопрос гегелевское понимание принципа историзма. Они акцентировали в нем дополнительный методологический смысл: мы должны не только рассматривать все окружающие нас явления в развитии, но и осознать, что современность наша это и есть наша историчность. А это значит, что исследователь, анализирующий гуманитарную деятельность, должен осознать себя как исторического исследователя, как исторического человека2. Ученый описывает и анализирует гума-
2 Мы сегодня должны снова вернуться к пониманию историчности у Вернадского, который писал: «Напрасно стал бы человек пытаться научно строить мир, отказавшись от себя и стараясь найти какое-нибудь независимое от его природы понимание мира. Эта задача ему не по силам; она является и по существу иллюзией и может быть сравнена с классическими примерами таких иллюзий, как искания perpetuum mobile, философского камня, квадратуры круга. Наука не существует помимо человека и есть его создание, как его созданием является слово, без которого не может быть науки». Вернадский В.И. Мысли о современном значении истории знаний // Владимир Вернадский: Жизнеописание. Избранные труды. Воспоминания современников. Суждения потомков. М., 1993. С. 551.
нитарную деятельность не из абсолютного пункта наблюдения, откуда он может рассуждать как она «развивается» или «изменяется», но сам говорит из истории, сам представляя одну из ее возможностей. Исследователь говорит всегда из какого-то «затек-ста», который не очевиден сегодня здесь и сейчас и который он должен как исследователь рефлексивно осмыслить. А для этого он должен, осуществляя любое гуманитарное исследование, обратиться к историческому опыту, который предшествовал его движению мысли и который, собственно говоря, привел его к определенному, только ему присущему, видению положения дел, к его трактовке и оценке данной ситуации. И таким образом, в его исследовании появляется осознанная ценностная компонента, т. е. ценностная установка, имеющая когнитивный смысл.
Если мы как исследователи осознаем, что выбрали только один путь, а есть еще десять, двадцать, которые остались где-то в истории, то мы просто обязаны вернуться в историю, чтобы более или менее адекватно понять сегодняшнюю реальность в ее потенциях и оценить ее перспективы. И мы можем это делать в рефлексии. Мы можем, например, посмотреть, какие пути остались неосуществленными в истории нашей страны, осмыслить их потенциал, и тогда мы перестанем просто перенимать чужие возможности и чужой опыт, но начнем рефлексивно осмысливать собственный исторический опыт. Тогда перед нами открываются совершенно иные пути, которыми мы можем сегодня следовать. Эти пути могут стать актуальными для нас, если мы только зададимся вопросом: а зачем нам эта история нужна и историчны ли мы сами сегодня? Тогда смысл историчности, который каждый из нас ищет сегодня сам, пытаясь ответить на вопрос: в чем смысл нашей гражданственности, социальности, национальности, образованности, - предстает как целостность культурно-исторического сознания. Это и есть ценностные ориентиры (общность языковая, культурная, межнациональная), которые позволили нам пройти свою историю и направляют современные гуманитарные исследования на наиболее актуальные проблемы. Поэтому сегодня мы должны эту субъективную историчность не преодолевать, но учитывать как неустранимый элемент любого гуманитарного исследования, как интеллектуальный и культурный опыт.
Современные гуманитарные исследования и методология современных гуманитарных исследований должны опираться на конкретный опыт реальной научной деятельности. Работая над книгой по методологии психологии, мы убедились: живой
опыт практических областей психологии - это действительно тот опыт, который позволил показать, что методология не есть только набор схем. Методология сегодня должна изучаться как предмет не только для того, чтобы разложить все по полочкам, - понять, где предмет, где объект и где субъект. Методология должна работать и на опытноисследовательском, и на текстуальном уровнях. Это принципиальная сегодняшняя трансформация методологии гуманитарных наук. Признание принципа историзма в его современном понимании означает простую, хотя и трудно усваиваемую, вещь: методологию невозможно усвоить как учебный предмет сам по себе вне реальной исследовательской практики. Нельзя научиться плавать, не влезая в воду, и также нельзя научить методологии гуманитарного исследования вне вовлечения учащегося в реальную исследовательскую работу. Между прочим, именно в этом состоит замысел исследовательских учебных заведений.
Вне этой конкретной работы методология схо-ластизируется и догматизируется. Мы начинаем говорить только о должном. Мы не видим, как методология прорастает из исследовательского опыта. Мы забываем о том, что методологические принципы живут только в реальном гуманитарном исследовании и умирают, когда их извлекают. Их можно только рефлексивно осмыслить там, где они оживлены и осмыслены. Вот тогда мы видим, что методология прорастает изнутри исследования. Мы начинаем спрашивать: а почему я здесь буду говорить о методе, как я буду его описывать, в каких терминах, почему эти термины у нас не стыкуются, какой подход будет здесь эффективным и как возможен междисциплинарный подход? Мы уже не просто говорим об этих подходах вообще: что есть эти подходы, как они возможны сами по себе, - но мы начинаем с помощью этой методологии работать с определенными пластами реальности. А это, собственно, и есть обновленный принцип историзма, когда мы осмысливаем себя как исторических личностей и когда мы рефлексивно ставим себя в историю, чтобы увидеть, какой была методологическая составляющая в начале XX в., в XIX в., как работали учения о методе, и тогда перед нами приоткрывается возможность понять, как мы сегодня можем с помощью этих методологических принципов решать современные проблемы.
Вот почему мы полагаем, что историзм - это ни в коем случае не релятивизм. Историзм - это тот фундамент, на котором только и возможно осуществление гуманитарных исследований, осуществление научной работы, осуществление ученым
своих действий осмысленно. Потому что смысл никто нам извне не даст. Смысл - это то, что мы сами в каждом исследовании вкладываем в себя, в свою деятельность и в своих учеников. И если мы сегодняшних студентов-гуманитариев научим искать этот смысл и находить его для себя, то мы сумеем сохранить мотивацию к историческому познанию.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Шпет Г. Г. История как проблема логики. Критические и методологические исследования. Ч. I. Материалы. М., 1916. С. VII.
2. Вернадский В.И. Мысли о современном значении истории знаний // Владимир Вернадский: Жизнеописание. Избранные труды. Воспоминания современников. Суждения потомков. М., 1993. С. 551.
REFERENCES
1. Vemadskij, V.I., 1993, Mysli o sovremennom znachenii istorii znanij [Thoughts about the modern significance of the history of knowledge], Zhizneopisanie. Izbrannye trudy. Vospominanija sovremennikov. Suzhdenija potomkov, Moskwa. (in Russ.)
2. Shpet, G.G., 1916, Istorija kak problema logiki. Kriticheskie i metodologicheskie issledovanija [History as a problem of logic. Critical and methodological research], Part I. Materialy, Moskwa. (in Russ.)
