CC BY
365
практики и отражение внутреннего мира. Данная структура образа обусловлена факторами, детерминирующими сознание индивида, то есть его внешним миром, внутренним миром, культурой и языком.
Библиографический список
1. Родигина Н.Н. «Другая Россия». Образ Сибири в русской журнальной прессе второй половины XIX — начала ХХ века. Новосибирск: НГПУ, 2006. 342 с.
2. Абатуров И.Н. «Новая интеллектуальная история» как подход для изучения сферы сознания: постановка проблемы // Историк и его эпоха: материалы Всероссийской научно-практической конференции, посвящённой памяти профессора В.А. Данилова. Тюмень: Типография «Печатник», 2007. С.14.
3. Макаров А.И. Образ другого как образ памяти (методологические аспекты проблемы репрезентации прошлого) // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2007. С. 16.
4. Veremej N. Putins Bild in den russischen Medien [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://soemz.euv-frankfurt-o. de/mik/n_veremej.htm
5. Уортман Р.С. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монархии. Т.1: От Петра Великого до смерти Николая I. М.: ОГИ, 2004. С.19.
6. Джаст М., Криглер Э. Создание образа лидерства: на примерах Клинтона и Уотергейта // Политическая психология. Хрестоматия. М.: ИНФРА-М, 2002. С. 149.
7. Беленький И.Л. Образ историка в русской культуре XIX-XX (предварительные соображения) // Историк во времени. Третьи Зиминские чтения: Доклады и сообщения научных конференций. М., 2000. С. 13.
8. Ковальченко И.Д. Историческое познание: индивидуальное, социальное и общечеловеческое // Свободная мысль. М., 1995. №2. С.11.
9. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. С. 14.
10. Там же.
11. Там же. С.15-16.
12. Там же. С. 17.
13. Березина Т.Н. Пространственно-временные характерис-
тики мысленных образов и их связь с особенностями личности // Психологический журнал. М., 1998. Т. 19. № 4. С.14.
14. Леонтьев А.Н. Образ мира // Избранные психологические произведения. В 2-х т. М.: Педагогика, 1983. Т. 2. С. 261.
15. Корзун В.П. Образы исторической науки на рубеже ХІХ-ХХ вв. (анализ отечественных историографических концепций). Омск, Екатеринбург: Омск. гос. ун-т; Изд-во Уральск. ун-та, 2000. С.5-6.
16. Юлина Н.С. Образы науки и плюрализм метафизических теорий // Вопросы философии. М., 1982. №3. С.110.
17. Корзун В.П. Там же; Филатов В.П. Образы науки в русской культуре // Вопросы философии. М., 1990. №5. С.39-40; Юлина Н.С. Там же.
18. Леонтьева О.Б. Личность Ивана Грозного в исторической памяти российского общества эпохи великих реформ. Научное знание и художественный образ // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. М., 2007. С. 19.
19. Там же. С. 20.
20. Макаров А.И. Там же.
21. Леонтьева О.Б. Там же.
22. Макаров М.Л. Основы теории дискурса. М.: ИТДГК «Гнозис», 2003. С. 153.
23. Родигина Н.Н. Образ Сибири в русской журнальной прессе второй половины XIX — начала ХХ в. Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук. Омск, 2006. С. 8.
24. Джаст М., Криглер Э. Создание образа лидерства на примерах Клинтона и Уотергейта // Политическая психология. Хрестоматия. М.: ИНФРА-М, 2002. С. 149.
25. Василюк Ф.Е. Структура образа // Вопросы психологии. 1993. № 5. С.8.
26. Там же.
27. Родигина Н.Н. Указ. соч. С.20.
ДЕНИСОВ Юрий Петрович, аспирант кафедры современной отечественной истории и историографии.
Дата поступления статьи в редакцию: 20.03.2007 г.
© Денисов Ю.П.
УДК 93°.2 (303.732.4) Е. А. АБИЛЬ
Костанайский юридический институт комитета УИС Министерства юстиции Республики Казахстан
ИСТОРИЯ КАЗАХСТАНА И ПРОБЛЕМЫ МИФОТВОРЧЕСТВА
Рассмотрено, каким образом кризис методологии исторического познания приводит к распространению такого специфического феномена научного познания, как псевдоистория, что связано с субъективным характером процесса научной рефлексии. Проанализированы приемы и методы ряда авторов псевдоисторических трудов по истории Казахстана, опубликованных в последнее десятилетие.
Последние десятилетия ознаменовались бурным идентичности в условиях формирования суверенного ростом интереса к истории Казахстана как в обществе, государства, подъемом этнического самосознания. Сло-так и в среде профессиональных ученых. Это объек- жились более чем благоприятные условия для развития тивный процесс, вызванный поиском национальной исторической науки — исчез диктат марксистской до-
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (58), ИЮЛЬ-АВГУСТ 2007
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (58), ИЮЛЬ-АВГУСТ 2007
ктрины, нет партийно-государственной цензуры, стали доступными огромные пласты письменных источников, более доступной стала публикация результатов исследований. Однако парадоксальным является тот факт, что в этих условиях историческая наука Казахстана оказалась в кризисном состоянии.
Конечно же, налицо рост количества публикаций, увеличение числа профессиональных историков, имеющих ученые степени и звания, ряд работ отечественных ученых получил признание не только в стране, но и за рубежом. Вместе с тем наблюдается резкое снижение интереса к проблемам теоретико-методологического характера. Так, по данным Института истории и этнологии им Ч.Валиханова за 1995 - 2000 гг., в Казахстане не было защищено ни одной кандидатской или докторской диссертации по методологии истории [1].
Слабо представлены теоретико-методологические проблемы и в обобщающих трудах по истории Казахстана. Фундаментальное исследование коллектива авторов, подготовленное Академией наук РК, обходит данный вопрос молчанием, ограничиваясь общими словами о состоянии исторической науки в республике [2, 7-9]. Отдельные теоретические аспекты конкретных проблем отражены в разделе, посвященном вопросам этногенеза, остальные проблемы ранней и средневековой истории Казахстана освещаются в ключе формационной теории развития без обоснования его применимости при анализе кочевого общества [3, 257-280].
Ни один учебник или учебное пособие не освещают вопросов теории исторического процесса по той простой причине, что данная проблематика не входит в учебные программы. Лишь в работе А.Абдакимова поставлен вопрос: «Что такое история?», но сам автор так и не дал ответа данный вопрос, ограничившись рассуждениями о субъективности исторического познания[4, 14-15].
Нельзя сказать, что разработка проблем методологического характера совсем не ведется. В том же Институте истории и этнологии им. Ч.Валиханова разрабатывается тема «Историография и источниковедение Казахстана в контексте инновационных методов и исследовательских технологий», опубликовано значительное число работ, посвященных инновационным методикам исторического исследования. Есть опыт применения системного подхода для изучения эволюции политической системы Казахстана. Вместе с тем профессиональные историки явно проигрывают бой с псевдоисторическими изысками многочисленных авторов, регулярно публикующих свои работы пугающими тиражами и с прекрасной полиграфией. Следует признать, что историческое сознание казахстанского общества формируется сегодня именно этими авторами на фоне бессилия профессиональных историков.
Корни данной проблемы, прежде всего, в самой исторической науке Казахстана, не сумевшей избавиться от груза старых догм и предложить обществу новый подход к изучению собственной истории. Негласный отход от концепций исторического материализма не сопровождался разработкой альтернативной методологии исследования, большинство историко-социологических концепций Запада построено без учета специфики кочевого общества и в силу этого неприменимы для анализа истории раннего и средневекового Казахстана. Подавляющее большинство существующих обобщающих работ по истории составляются по хронологическому принципу, содержание их построено по схеме период-событие-факт. В результате у читателя закрепляется случайностно-событийный взгляд на исторические процессы, а в связи с альтернативностью точек зрения на значимые события — сомнение в объ-
ективности процесса исторического познания. В связи с этим закономерно встает вопрос гносеологического характера: познаваемо ли вообще прошлое? Скепсис общества по отношению к историческим исследованиям и увлечение псевдоисторией - результат сомнений в существовании исторических закономерностей и возможности объективного их изучения.
В середине - второй половине 90-х гг. в Казахстане появилось огромное количество псевдонаучных трудов по истории, созданных людьми, далекими от профессиональных занятий исторической наукой, и прокламирующих необходимость коренного пересмотра той модели всемирной и отечественной истории, которая сложилась на основе фундаментальных научных исследований. Одним из наиболее активных и агрессивных по отношению к представителям исторической науки является К.Данияров. Его теория, этноцентрическая по содержанию, основывается на тезисе об идентичности монголов XIII века и казахов и соответственно казахском происхождении Чингисхана. Любые противоположные взгляды он считает результатом сознательной фальсификации. «В ситуации запрета историки создавали лжеверсии, угодные официальной политике...Казахс-кие историки стремились полностью отмежеваться от Чингисхана и его завоеваний и в противовес изобрели кипчакское (кыпшакское) происхождение казахского народа»[5, 7].
Не акцентируя внимания на конкретно-исторических положениях взглядов К.Даниярова, обратим внимание на методы, используемые им при обосновании своих гипотез. Наиболее ярко эти методы проявились в одной из последних его работ [6]. «Западная методология, в основном, опирается на факты, которые имеются в архивах; первоисточниках; книгах историков прошлых веков; в книге по истории обязательно указывается документ из архива, первоисточник прошлых веков с указанием авторов и страниц» [6,102]. О какой-либо критике источника, процедурах, позволяющих установить степень достоверности фактов исторического источника, К.Данияров либо не знает, либо полностью игнорирует.
Далее он постулирует ряд аксиоматических положений, однако сопровождает их сверхагрессивными и необоснованными выпадами против ученых-историков: «В основе исторической науки должна находиться фактология. Только факты, зафиксированные в первоисточниках прошлых веков, являются главной базой и основой истории.Всего этого нет и не было в исторической науке Казахстана. Никаких исследований по методологии, принятой во всех западных странах, в бывшем СССР и его колонии - Казахской ССР, не проводилось» [6, 116-117]. Здесь мы также сталкиваемся с фактом либо незнания трудов советских и постсоветских историков по проблемам методологии истории, либо с их игнорированием. В любом случае читатель вводится К.Данияровым в заблуждение.
Поражает своей узостью приведенный им перечень источников по истории Казахстана. Это «Жами ат-тауарих» Рашид-ад-Дина, «Сокровенное сказание», сборник материалов по истории Золотой Орды, составленный В.Тизенгаузеном, Огыз-нама, а также не названные европейские и китайские источники по истории гуннов[6, 124-125]. Причем вновь делается несправедливый выпад против историков: «Все эти первоисточники тщательно скрывались, а взамен писалась фальсифицированная история...Казахские историки послушно переписывали то, что им преподносила Москва, и переписывают и в настоящее время. На всей этой дикой и необузданной фальсификации и угодных для империи учебниках воспи-
тывалось не одно поколение людей» [6, 125]. Вместо серьезных источников автор все время ссылается на научно-популярные издания, в частности на Казахскую советскую энциклопедию.
Так же болезненна и реакция К.Даниярова на критику. Так, в газете «Казахская правда» он опубликовал статью, посвященную полемике с М.Койгельдиевым и К.Зардыханом. О качестве полемики свидетельствует цитата: «Из-под пера соавторов М. Койгельдиева и К. Зардыхана вышло нечто, ничуть не уступающее трудам сталинских времен. Они безапелляционно утверждают, что исследования на тему Чингисхана давно на мировом уровне завершены монголоведами...В статье полностью искажены сведения из первоисточников. Я доказал, что Шынгысхан -казах из казахского рода Кият. Этой теме посвящены мои книги: «Альтернативная история Казахстана», «История Чингисхана», «История Отечества», «История гуннов» [7].
Цель всей этой агрессивной риторики — объявление исторической науки ложной и замена ее альтернативной историей. «Автор надеется, что в правительстве Казахстана, которое управляет страной, поймут наконец, что новая историческая наука нужна Казахстану как воздух и уже написанная новая история должна заменить старые учебники по истории», прямо пишет К.Данияров [6, 160].
В то же время сами методы, используемые К.Данияровым, не выдерживают даже поверхностной критики. Обосновывая тезис о казахском происхождении рода Кият, он считает, что данный этноним не может быть монгольским, т.к. в казахском языке есть много схожих слов — «кия», «киял», «кияды» и т.п. Монгольское окончание «-ат», показатель множественного числа, он отвергает, т.к. в казахском языке существует много слов с таким окончанием. При этом в качестве примера выбраны слова «киянат», «кияпат», «азат» и «кужат», имеющие арабское и иранское происхождение [5, 11].
Совершенно не ссылаясь на какие-либо источники, он утверждает, что Чингисхана при рождении назвали Темиршином - от казахского слова «темирши» [5, 11]. Далее, обращаясь к этимологии слова «казак», он опять же без указания источника заявляет, что «ха» по-китайски означает «настоящий», т.е. «хасак»
- «настоящий сак» [5, 119]. При этом не объясняется, каким образом китайское название этноса смогло превратиться в самоназвание. Вместо этого он приписывает историкам этимологию данного слова от «ак каз» - «белый гусь», что на самом деле является народной этимологией, не имеющей ничего общего с существующими в казахстанской историографии точками зрения по данной проблеме. Слово «монгол» К.Данияров считает казахским и переводит его как «мын кол» - «тысяча войск», но при этом также не приводит ссылок ни на источники, ни на исследования, позволившие ему прийти к данному выводу. Вместо этого он обходится общими словами: «В последнее время многие историки считают, что слово «монгол» происходит от казахского слова «мын-кол» [5, 14]. Кто эти историки, насколько их тезисы обоснованны
— это уже К.Даниярова не интересует.
В итоге К.Данияров предлагает рассматривать государство Чингисхана как первое собственно казахское государство, а Золотую Орду (Улус Джучи) — как второе. Анализ К.Данияровым истории казахских родов построен на таких же методических приемах. Так, происхождение аргынов от гуннов обосновывается нехитро, с помощью поверхностной этимологии, основанной на фонетическом созвучии. Так, название
озера Байкал объясняется как «бай кал» - «останься богатым», Енисей — «ана су», Амур — «амир», Ангара
— «ан кара», т.е. «место, изобилующее дикими животными», Лена — «лан», т.е. «ожидание бедствия», Колыма — «колым», т.е. «рука», и т.п. [5, 167]. Ненаучность таких этимологий очевидна.
Одной из заметных псевдоисторических работ последнего десятилетия является книга А.Бахти «Шумеры, скифы, казахи» [4]. Уже по названию видно, что автор обосновывает этническую преемственность древнейшего населения Междуречья и современных казахов. Так, он считает, что самоназвание шумеров «саг-гиг» генетически связано с этнонимами «сак», «масс-саг-гет», а через них - «кас-сак», «кай-сак» [8, 18-19]. Сравнивая шумерские и тюркские слова, А.Бахти приходит к выводу об их идентичности. Отметим, что данная точка зрения не оригинальна и является дилетантским, упрощенным переложением концепции О.Сулейменова, высказанной им в 1975 году. Напомним, однако, что в нашумевшем труде «Аз и Я» этот талантливый литератор вовсе не настаивал на тождественности шумерского и древнетюркского языков, а лишь обосновывал «гипотезу культурного родства шумерского и прототюркского языков» [9]. Данный тезис он отстаивает и в более поздней работе, развивая его и предполагая, что пратюрки предшествовали в Междуречье шумерам [10].
Оставляя в стороне научную основу выводов самого О.Сулейменова, сосредоточим внимание на положениях книги А.Бахти. Из тезиса об идентичности шумеров и прототюрков он приходит к выводу: «тюркский язык
— это один из самых древних и вечных языков» [8, 23]. Следующий тезис касается генетической связи древнетюркского алфавита и шумерской клинописи, что также является упрощенным переложением положений, высказанных О.Сулейменовым, правда, в отличие от последнего, без каких-либо обоснований и ссылок. Переложением тезисов О.Сулейменова являются и положения об идентичности похоронных обрядов шумеров и тюрков.
Собственно авторству А.Бахти принадлежит тезис о сходстве хозяйства казахов, скифов и шумеров, причем вначале он только делает предположение о кочевом скотоводческом характере хозяйства шумеров, а далее, без каких-либо попыток обосновать эту гипотезу, принимает ее за аксиому [8, 31]. Правда, уже на следующих страницах он пишет об оседлом его характере [8, 38-39]. Следующий тезис, используемый А.Бахти для обоснования постулируемой им исторической преемственности, — существование феномена сакрализации власти как у шумеров, так и у скифов и казахов. О степени доказательной силы данного тезиса говорить не стоит. Во-первых, сакрализация власти в архаических обществах — явление практически универсальное, во-вторых, при проведении сравнительного анализа А.Бахти допускает прямые натяжки, говоря, что «казахские кочевые скотоводы обожествляли крупных скотовладельцев — баев и ханов, называя их «аруахом и кудаем (богом) одаренным, вечным счастьем наделенным, созданным для богатства священным лицом» [8, 44]. Нет нужды говорить, что обожествления ханов, не говоря уже о баях, казахи не знали.
Аналогично обстоит ситуация и с другими тезисами А.Бахти — о сходстве свадебных обрядов шумеров и казахов, о складывании звериного стиля в рамках шумерской культуры и пр. Таким образом, часть положений, используемых А.Бахти для подтверждения своей концепции, неоригинальна и является переложением аналогичных положений О.Сулейменова. Те же положения, которые принадлежат самому А.Бахти, не имеют
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (58), ИЮЛЬ-АВГУСТ 2007
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (58), ИЮЛЬ-АВГУСТ 2007
*
доказательной силы, т.к. возводят типические явления, характерные для многих архаических культур, в ранг уникальных, характерных только для рассматриваемых автором народов — шумеров, скифов, казахов. Кроме того, в его работе полностью игнорируются основные научные принципы, особенно принцип фальсифицируемости. Если автор не приводит ни ссылок, ни сносок, проверить истинность или ложность его положений не представляется возможным.
Аналогичные концептуальные основы имеет и книга
А.К. Нарымбаевой «Аркаим - очаг мировой цивилизации, созданный прототюрками» 11]. В отличие от предыдущих работ книга А. Нарымбаевой по форме более близка к научному труду, библиография насчитывает более сотни наименований, однако по ряду признаков ее все же следует отнести к псевдоисторическим.
Так, автор несправедливо обвиняет современную историческую науку в игнорировании роли кочевников в истории. «Только незнание истории кочевых народов могло стать основой для . однобоких высказываний о кочевниках. К сожалению, европоцентристский взгляд, сложившийся в прошлом, господствовал до настоящего времени» [11, 7]. При этом, обвиняя современных историков в приверженности взглядам о возможности создавать высокую культуру только в рамках оседлой культуры, А.Нарымбаева приводит цитату из работы 1947 года. Это дает ей основания утверждать, что «роль кочевых народов в развитии человеческой цивилизации в науке игнорировалась и игнорируется до сих пор» [11, 7]. Таким образом, реализуется характерная для псевдоистории черта — претензия на концептуальный переворот в науке вопреки косному подходу историков-традиционалистов.
Основой концепции А.Нарымбаевой стало положение о тождественности шумеров и прототюрков, что является продолжением традиций, заложенных О.Сулейменовым. Правда, она, как и А.Бахти, идет дальше О.Сулейменова, говоря о том, что «шумерский язык является прототюркским языком» [11, 57]. Кроме того, со ссылкой на такие же псевдонаучные источники она делает утверждение о тождественности тюрков и этрусков [11, 94-95].
Часто автор делает выводы из ошибочного представления о рассматриваемых исторических фактах. Так, проводя аналогии между мандалой — буддийским символом, кругом, вписанным в квадрат, и Берельским курганом, А.Нарымбаева ошибочно принимает крестообразные бровки, оставленные археологами для выяснения стратификации памятника, за элемент архитектуры кургана [11, 24-26]. Далее она проводит аналогии между греческим «Абарис», шумерским «абгал» и казахским «абыз», и не учитывает, что последнее — не собственно тюркское, а тюркизированная форма арабского слова «хафиз» -«знаток Корана» [11, 67].
Один из приемов, используемых автором данной работы, — подмена тезиса, когда в качестве доказательства приводится один бесспорный тезис, в то же время выводы, которые из него делаются, логически с ним не связаны. Так, автор приводит свидетельства о том, что искусством управлять колесницами население Междуречья научилось у степняков, однако вывод, что и плуг-сеялку, и колесо, и боевые колесницы изобрели степняки, логически из данного тезиса не следует. Еще один пример подобного рода — «план, реконструкция самого города Аркаима, красноречиво доказывает, что колесо изобретено степняками, прототюрками: ведь сам город Аркаим — первое в мире созданное колесо» [11, 41].
Еще один прием, характерный для казахстанс-
кой псевдоистории, - поверхностная этимология, используется А.Нарымбаевой очень часто. Так, имя предка римского рода Юлиев, Аскания-Юла, она переводит как «выдающийся сын» - «аскан ул», Геракл
— как «земной ум» - «жер акыл» и т.п. [11, 97-99]. На фонетических созвучиях строятся и представления о генетических связях — «туры не тюрки ли, а хьоны
— не хунну ли?», задает А.Нарымбаева сама себе вопрос и далее, без попыток обоснования, воспринимает данный тезис как аксиому [11, 182].
Еще одно положение, высказанное А.Нарымбаевой,
— тождественность тенгрианства и раннего христианства. «Исторический факт, что у гуннов была тенгриан-ская религия.Сохранились редчайшие тенгрианские тексты.. .Эти тенгрианские тексты идентичны по своему содержанию с христианскими» [11, 212]. Приводя в пример данные судебных документов подольских кып-чаков, христиан-монофизитов (армянская церковь) по конфессиональной принадлежности, А.Нарымбаева почему-то считает их тенгрианскими. Отметим, что данная концепция была в свое время высказана «патриархом» псевдоисториков-тюркоцентристов М.Аджи.
Характерная черта работы А.Нарымбаевой
— использование научно-исторических фактов, почерпнутых не из серьезных научных работ, а из научно-популярных работ либо из средств масс-медиа. Так, из 105 использованных ею работ 64 — учебники, популярные издания, статьи, опубликованные в популярных журналах и средствах массовой информации. Таким образом, более 60 % библиографии не соответствует уровню научного познания, а факты, содержащиеся в них, по формальному признаку не могут быть признаны научно-историческими.
Как мы видим, источником вдохновения большинства современных «социогуманитарных» псевдоисториков Казахстана являются работы О.Сулейменова и, в меньшей степени, М.Аджи. Для всех них характерны этноцентризм, господство приемов поверхностной этимологии, основанной на случайных фонетических совпадениях, обличительная риторика в адрес «официальной» исторической науки, доходящая у К.Даниярова до грубых, неэтичных выпадов.
Если историческую науку считать проводником объективного, рационального знания, то псевдоисторию можно считать либо деятельностью, направленной против производства объективного знания, либо сферой человеческой деятельности, основной функцией которой является выработка необъективных знаний. Существует очень опасная тенденция со стороны псевдоистории — стремление войти в науку и получить признание с ее стороны.
В заключение отметим, что кризис как научное понятие далеко не обязательно означает стагнацию, застой исторической мысли. Напротив, по мнению
В.Мауля, кризис - это «естественное и перманентное состояние науки, свидетельствующее об ее творческих силах и потенциях» [12, 15]. Другими словами, залог развития истории Казахстана как науки — развитие методологии и гносеологии исторического исследования, которые отвечали бы современным научным потребностям и картине мира.
Библиографический список
1. www.iie.freenet.kz/diss_igf_1991_2002.html
2. История Казахстана: В пяти томах. -Алматы,1996. -Т.1. -544 с.
3. История Казахстана: В пяти томах. -Алматы,1997. -Т.2. - 624 с.
4. Абдакимов А. История Казахстана (с древнейших времен до наших дней): Учебное пособие. /Абдакимов А. — Астана: Республиканский издательский центр, 1999. -414 с.
5. Данияров К. Альтернативная история Казахстана. /Дани-яров К. -Алматы: Жибек жолы, 1998. -208 с.
6. Данияров К. История Сибирского ханства. О книге А. Дж.Тойнби «Цивилизация перед судом истории» применительно к Казахстану. /Данияров К. -Алматы, 2003. -216 с.
7. Данияров К. Об одном труде монголоведов.//www. centrasia.ru/ newsA.php4?st= 1083677880
8. Бахти А. Шумеры, скифы, казахи. /Бахти А. - Алматы: ИД «Кочевники», 2002. -216 с.
9. Сулейменов О. Аз и Я. Книга благонамеренного читателя. /Сулейменов О. — Алма-Ата: Жазушы, 1975, -304 с.
10. Сулейменов О. Тюрки в доистории. /Сулейменов О.
— Алматы: Атамура, 2002. -320 с.
11. Нарымбаева А.К. Аркаим - очаг мировой цивилизации, созданный прототюрками. /Нарымбаева А.К. — Астана, 2004. -240 с.
12. Мауль В.Я. Введение в историю. /Мауль В.Я. -Тюмень, 2001.
АБИЛЬ Еркин Аманжолулы, кандидат исторических наук, доцент.
Дата поступления статьи в редакцию: 21.04.2007 г.
© Абиль ЕА.
УДК 93:28 Л. А. КОРОЛЕВА
А. А. КОРОЛЕВ
Пензенский государственный университет архитектуры и строительства
«ЕВРОИСЛАМ» В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ: К ИСТОРИОГРАФИИ ВОПРОСА
В статье анализируются различные точки зрения отечественных исследователей (Г. Балтанова, Л. Баширов, Р. Гайнутдин, А. Малашенко, Р. Мухаметшин , Р. Хакимов, М. Хасанов) по вопросу о складывании в постсоветском российском государстве «евроислама» («неоджадидизма», «татарского ислама»), его специфика — ориентация на Запад, сохранение нравственных основ ислама и т.д.
толерантности, органичный синтез культурных и
В отечественной научной литературе последнего времени все чаще звучит утверждение о складывании в России в 1990-2000-х гг. «евроислама», «неоджадидизма», «татарского ислама» [1]. «Формирование «евроислама» обосновывается традициями джадидизма1, имеющими прочную базу, высоким уровнем образования, наличием большого числа университетов, светским характером общества. Особый упор делается на характер экономики» [2]. При этом под особенностями экономики Татарстана подразумевается, по мнению Р. Хакимова, в отличие от остальных исламских стран, развитие в республике науки, высокотехнологической продукции, ориентация на евростандарты и т.д. Как следствие в Татарстане формируется субцивилизация с элементами неоджадидизма [3]. Л.А. Баширов считает, что «татарский ислам» сближается с Западом, европейской цивилизацией, причем нравственные основы ислама сохраняются. Он убежден, что «татарский ислам», в отличие от «северокавказского ислама», в силу географической и исторической специфики значительно больше контактировал с немусульманскими народами и конфессиями, с одной стороны, и с представителями ортодоксального ислама Средней Азии, с другой, что обусловило развитие в татарском народе национальной и конфессиональной
моральных ценностей ислама и идей либерализации западно-европейской цивилизации. «Этот опыт приблизил «татарский» ислам к современной Европе (Западу), где уже сформировался так называемый евроислам, то есть особый вариант ислама, носителями которого выступают представители европейских народов (боснийские славяне, турки) и активно обживающие эту часть мира выходцы из исламских стран. «Татарский ислам» — это один из вариантов евроислама, способный стать духовным мостом между исламскими этносами России и Европы», - утверждает Л.А. Баширов [4]. М. Хасанов более категоричен: «Понятие «евроислам», которое постепенно входит в научный оборот, как нельзя кстати подчеркивает и парадоксальность, и сущность этого феномена. Скорее всего, прав Исмаил-бей Гаспринский, который верил, что «рано или поздно русское мусульманство, воспитанное Россией, станет во главе умственного развития и цивилизации остального мусульманства. Цивилизация, родившись на крайнем Востоке и постепенно до сих пор продвигаясь на Запад, ныне, кажется, начала обратное движение на Восток, и на пути ее русские и русские мусульмане, мне кажется, предназначены быть лучшими проводниками». Его мысль о том, что именно татары предназначены для
1 Джадидизм (от араб. «усул-и-джадид» — новый метод) - буржуазно-националистическое движение, зародившееся среди татарской буржуазии в 1890-е гг., затем в 1890-х гг. получило распространение в Средней Азии. Первоначальные приверженцы джадидизма выступали за реформу образования, под которой понимались европеизация мусульманского образования, устранение феодальных пережитков, приспособление к потребностям капиталистического общества и т.д. После 1917 г. сторонники джадидизма выступали против Советской власти, активно участвовали в басмаческом движении // Атеистический словарь / Абдусамедов А.И., Алейник Р.М., Алиева Б.А. и др. 2-е изд., перераб. и доп. - М.: Политиздат, 1984. - С. 126.
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (58), ИЮЛЬ-АВГУСТ 2007
