CC BY
204
исламистских групп привела к законодательному запрещению создавать партии по религиозному принципу. Но государство встречается с религиозным фактором и, скажем, в сфере образования, поскольку в обществе обсуждается возможность преподавания сведений о религиях в государственных школах, а не только в конфессиональных учебных заведениях. Это снова возвращает нас к проблеме интерпретации светскости государства, образования, общества в целом. В ходе общественной дискуссии нередко обнаруживаются признаки реанимации опыта советской эпохи, для которой было характерно жесткое атеистическое понимание секулярности - как принципиального отделения всего религиозного от всего общественного. Формируя свою религиозную политику, государство призвано определить свою позицию по этому вопросу исходя именно из многообразия форм присутствия религии в жизни своих граждан.
В рамках культурологического подхода государство учитывает сложную иерархию идентичностей человеческой личности, поскольку государству важно понимать, каков культурный код граждан России. Именно этот подход позволяет увидеть сложную взаимозависимость различных факторов: религиозного, этнического, родового, культурного, гражданского. Только в этом контексте становится понятным феномен «культурной сопричастности религии», когда на вопрос: «Почему вы считаете себя православным (мусульманином, иудеем, буддистом)?» следует ответ: «Потому, что я - русский (татарин, еврей, калмык)». Или: «Потому, что так верили мои предки» (родовая сопричастность религиозной традиции). И только с культурологической точки зрения можно понять смысл таких сложных личностных самоидентификаций, как «православный атеист», «православный тюрок» (чуваши, кряшены, гагаузы), «непрактикующий мусульманин».
«НГ-религии», М., 18 октября 2003 г.
Роберт Ланда,
доктор исторических наук
ИСТОРИЯ ИСЛАМА В РОССИИ
Ислам на территории России появился в 654 г., когда арабы пришли на территорию нынешнего Дагестана. Войны арабов с хазарами привели к тому, что в 737 г. каган Хазарии вынужден был при-
нять ислам. Именно в Хазарии с местными мусульманами, а также - с арабами и персами, общались, по свидетельству арабо-персидского географа Иби Хордадбеха (820-890), «славянские купцы Ар-Рус», возившие свои товары к Черному и Хвалынскому (Каспийскому) морям, а также русские дружинники, участвовавшие в войнах хазар с арабами, Ираном и Византией. Потомки мусульман-хазар впоследствии вошли в состав тюркских народов Поволжья, Северного Кавказа и Крыма, в разное время также принявших ислам. Раньше других, в 922 г., это сделали булгары, жившие на Средней Волге и Каме. Они вели интенсивную пропаганду ислама в Х-Х111 вв. среди угро-финнов и даже славян в бассейне Оки и Волги.
В 987 г. послы от камских булгар были первыми проповедниками ислама в Киеве. Узнав, что князь Владимир хочет сменить веру, они долго его убеждали и, очевидно, не без успеха, ибо в летописи сказано: «Владимир же слушал... и сладко ему было слушать». Возможно, князь всерьез подумывал о том, не принять ли ему ислам. Во всяком случае, четыре его посла, направленные в Хорезм, сделали это, по данным мусульманских историков.
Древняя Русь была близка к тому, чтобы принять ислам. Тем более, что мировое лидерство в сфере культуры, науки и материального производства принадлежало тогда мусульманскому Востоку. Но Русь сделала иной выбор. Он определялся как геостратегическими соображениями, так и уже сложившейся традицией противостояния с мусульманами-булгарами, с которыми воевали и отец Владимира Святослав, и сам Владимир, и его преемники. В то же время Русь была знакома с христианством именно византийского образца. Первые его последователи жили в Киеве с 867 г., т.е. за 121 год до Крещения Руси. Мог сказаться и опыт части древнерусских воинов, посланных в 949 г. первой русской христианкой - княгиней Ольгой в помощь византийцам, сражавшимся с мусульманами на острове Крит, а также (позднее, в 962-964 гг.) на Кипре и Сицилии.
После Крещения Руси христианству в Киеве, а потом во Вла-димиро-Суздальском княжестве пришлось вести в Х-Х111 вв. упорную борьбу с мусульманскими миссионерами в Поволжье. Через Каспий и Волгу шло тогда влияние мощной арабо-исламской цивилизации на Булгарию и Русь, а через Хорезм и вообще Среднюю Азию - на кочевников южных степей, прежде всего, кыпчаков (половцев) и огузов (торков), некоторые фракции которых были ислами-
зированы, а другие сближались с Русью, сохраняя язычество или же принимая христианство.
Пришедшие на Русь в 1237-1240 гг. монголо-татары вскоре оказались под сильным воздействием ислама (уже в 1256 г. ханом Золотой Орды стал мусульманин Берке). Господство монголов осуществлялось во многом при опоре на мусульман. Это были сборщики налогов, составители переписей и прочие чиновники, родом из Булга-рии, Хорезма, Ирана, знавшие грамоту в отличие от кочевников.
С 1312 г. ислам господствовал в Орде и стал религией почти всех ее жителей (особенно тюркоязычных) от Крыма и Причерноморья до Поволжья и Сибири. Ханы взимали дань с Руси, контролировали князей и выдавали им ярлык на княжение, привлекали их как своих вассалов к участию в походах. В соответствии с традициями ислама православные подданные Орды получили статус «ахль аль-китаб», т.е. «людей Писания», единобожников, терпимо относиться к которым завещал еще Пророк Мухаммед. Ввиду этого некоторые ханы открыто благоволили к православию, а в самой ордынской столице Сарае с 1303 г. после некоторого периода гонений стали восстанавливать православные храмы.
В то же время из азиатских владений монголо-татар уходили на Русь те, кто не хотел принимать ислам, особенно христиане-несториане, которых много было среди монголов еще до начала завоеваний Чингисхана. Их «отъезды» на Русь резко участились после 1312 г., когда ислам в Золотой Орде восторжествовал окончательно. В частности, в 1329 г. на службу к московскому князю Ивану Калите прибыл ордынский мурза Чета. Он положил начало роду Годуновых, представитель которого - боярин Борис Годунов - стал через 200 с лишним лет русским царем.
Разумеется, после 1312 г. на Русь «отъезжали» не только бывшие несториане или язычники, но и мусульмане. Прибывая на Русь, где тогда было сытнее и спокойнее, они превращались в вассалов московских великих князей. Но московские князья оставались формально вассалами хана и правили своей «отчиной», т.е. наследственным владением, как частью «царева улуса», т.е. Золотой Орды. Они на деле не могли отказывать приезжим эмирам в поселении и обычно предоставляли им в наследственное владение города и территории по их выбору. Любой Чингисид только в силу своей принадлежности к правившей в Орде династии мог требовать (и, как правило, успешно)
землю и часть дани в свою пользу. Такое положение сохранялось вплоть до полного освобождения Руси от власти ханов.
Золотая Орда оказала значительное влияние на все стороны жизни входившей в ее состав Руси (которую даже в ХУ в. называли «Залесской Ордой»). Усвоению политического мышления и психологии ордынцев, как и распространению на Руси их порядков, правил поведения, одежды, оружия, вкусов, техники (прежде всего - военной), методов управления, этикета и терминологии способствовал наплыв в ХГУ-ХУ вв. выходцев из Орды, пополнивших правящий класс Московского государства. Впоследствии до 17% русских аристократов (156 из 915 княжеских фамилий) имели ордынское происхождение. Пополняла их ряды частично и знать присоединявшихся к Москве в ХУГ-ХУГГ вв. Казанского и Астраханского ханств, Сибири и Ногайской Орды. Более того, восприятие ими власти московского государя, которого мусульмане называли «Ак-Падишах» (Белый царь), прямо связывалось со взглядом на Москву как наследницу Золотой Орды.
Приспосабливаясь к делению ордынцами населения Руси на «тьмы», «тысячи», «сотни» и «десятки» с целью получения налогов и мобилизации до 10% жителей на военную службу, князья использовали эту систему в своих интересах, приучая подданных к беспрекословному повиновению и подчинению. Родственные (включая брачные) связи русской аристократии с ордынской знатью, а также существенное ее пополнение выходцами из Орды в ХГУ-ХУ вв., во многом облегчали внедрение ордынской практики в общественный быт Руси, ранее строившийся в большинстве случаев также на полувосточных правилах византийских традиций. Были введены смертная казнь (крайне редкая в Киевской Руси), пытки, такие слова (и их конкретные воплощения), как «кандалы», «кабала», «нагайка», небывалые ранее жестокие наказания в соответствии с новыми правовыми нормами (в Двинской грамоте 1397 г., «Судебнике» 1497 г.). Многое из этого вводилось уже после распада Золотой Орды. Г.В.Вернадский назвал этот парадокс «эффектом отложенного действия», благодаря которому прямое татарское влияние на русскую жизнь скорее возросло, чем уменьшилось, после освобождения Руси.
У Золотой Орды и ее государств-преемников заимствовались не только судебная практика, доспехи, снаряжение, вооружение, методы ведения войны, но и способы управления, традиционные для тюркского общества, в частности - обращение знати («белой кости»)
с простым народом («черной костью»), определяемые этим специфические понятия о социальной справедливости, рожденные еще в древности отношениями свободного воина и пленника-раба. На Руси даже мелкого чиновника, творившего суд и расправу, вплоть до XVI-VII вв. называли «ярыга» (от монгольского «яргу» - судья). Правители Московской Руси унаследовали учрежденные ордынцами торгово-конную службу «ям» (отсюда - «ямщик») и систему сбора дани, «избыток» которой оставляли себе. Они чеканили монету с именами хана и князя одновременно, собирали таможенные пошлины (от «тамга» - печать, клеймо по-тюркски), создали по примеру ханов казну (от арабского «хизана») во главе с казначеем (от тюркского «хазнаджи» или «хазначи»).
От Орды были восприняты система всеобщей воинской повинности и специальное оснащение, включая пушки, дипломатический этикет, в частности - запрет послам быть при оружии, обязательность подарков, забота о послах и опека над ними. Бытовали соответствующие ордынским обычаи «бить челом» (т.е. кланяться до земли), выбирать невесту правителя путем смотрин, сыпать деньгами при коронации. О многообразии влияния ордынцев и постордынцев на русскую жизнь свидетельствуют и многие вошедшие в русский язык слова.
За исключением Крымского ханства, все постордынские государства были присоединены к Московской Руси в XVI в. Этому сильно помогла интеграция в состав правящего класса Руси мусульман -ских феодалов, причем нередко - при сохранении их принадлежности к исламу, как это было не только в Касимове, но и в Юрьеве, где правили родственники астраханских ханов, или в Романове, где то же самое делали ногайские князья. Предводительствуемая ими легкая конница вплоть до XX в. была весьма эффективной частью русской армии. Многие из них участвовали в войнах Москвы с постордынскими ханствами, в частности, касимовский правитель Шах-Али.
Русские восприняли некоторые обычаи степных ханов, в частности - назначение «младшего» соправителя. Таким соправителем был казанский царевич Худайкул (после крещения - Петр Ибрагимович) при Василии III, касимовский хан Саин-Булат (Симеон Бекбу-латович) - при Иване Грозном, а Борис Годунов (потомок мурзы Четы) - при Федоре Иоанновиче. Выходцы из татарской знати часто пользовались особым доверием московских царей и отличались большей преданностью им, нежели потомки бывших удельных кня-
зей среди родовитого боярства. В 1600 г. касимовские цари, среди которых были потомки ханов Казани, Астрахани, Крыма и Сибири, были уравнены в правах с высшими иерархами русской церкви.
Распространенная в Касимове, Астрахани, Сибири и русских городах культура Казанского ханства повлияла на политическую жизнь Московского государства. Боярская дума в Москве во многом имитировала ханский «диван» (совет), а сами бояре стали с XV в. подражать татарским «Карачи» (т.е. членам дивана) и, подобно им, кичиться своей родословной и соперничать из-за места поближе к государю. Двор московских царей заимствовал у ханского должности «дядьки» (аталык) и «молочных братьев» государя (имильдаш). По образцу военной прослойки «огланов» (т.е. «сыновей» карачи) возникло и на Руси сословие «детей боярских». Курултай Казани (духовенство, огланы и мурзы) в Москве именовали «вся земля Казанская» и по его образцу созывали свои земские соборы, состоявшие из «власти» (духовенства), «синклита» (Боярской думы) и «воинства». Многие мурзы (мурза - от персидского «эмир-заде», т.е. сын князя), огланы и другие представители знати уходили «на службу» в Москву еще до падения Казани.
Большое влияние на архитектуру, быт и обычаи Московской Руси оказало Казанское ханство. Оттуда были взяты затворничество знатных боярышень в теремах, сама структура теремов, луковичные главки, заменившие шлемовидные верха церквей, цветные изразцы. «Казанский стиль» свойствен собору Василия Блаженного в Москве, многим постройкам Новгорода (после его разорения Иваном Грозным), Коломенского, Юрьева, не говоря уже о Касимове и Романове. Очевидно культура ислама и жизнь мусульман обладали в глазах русских определенной притягательностью: часть русских пленников, освобожденных после взятия Казани, не вернулись на родину, причем многие из них приняли ислам. В то же время часть мусульманской знати Казани, придерживавшаяся прорусской ориентации, сохранила земли, крепостных и рабов, образовав особое сословие «служилых татар» во главе с беками и мурзами.
Они освобождались от налогов, приравнивались к русским служилым людям, получали поместья и награды, должности при царском дворе. Беки и хан-заде (князья и царевичи) всегда сидели на почетных местах при приеме царем послов из стран ислама. Вместе с тем в Боярскую думу их не допускали. Ярые противники Москвы среди них были либо лишены своих владений и прав, либо переселены в
русские области. А в татарские области царь переселял неугодных ему русских бояр и простых людей, особенно — из Новгорода.
Меры по насильственному крещению толкали многих мусульман на участие в восстаниях против московского правительства. Тем более, что первоначально царь Михаил Романов доверял татарским мурзам (семеро из них участвовали в его избрании на престол и в отпоре польскому королевичу Владиславу, претендовавшему на московский трон). Царь даже раздавал многим из них свободные земли на юге Нижегородского края, у Арзамаса и Алатыря. Практически к 1647 г. мусульмане— землевладельцы, лишившиеся православных крепостных, вынуждены были креститься еще и под угрозой выселения. Особенно жестко эта политика стала проводиться после подавления крестьянской войны 1670-1671 гг. во главе со Степаном Разиным. У всех причастных к нему лиц земли отнимались и особенно безоговорочно - у мусульман (татар и башкир) в пользу тех из них, кто принял православие («новокрященов»).
Простые мусульмане, которым христианизация лишь грозила закрепощением, обычно веры не меняли, даже под угрозой высылки. Поэтому «новокрященами» становились, главным образом, представители имущих слоев («белой кости»), которые, к тому же, часто выступали на стороне царских властей. Однако последние тоже не хотели массового крещения мусульман, понимая, к тому же, невозможность его проведения. Поэтому, наряду с продолжавшимися мерами по крещению, стоит отметить и ряд актов российских властей в пользу мусульман: «Соборное уложение» 1649 г.; «Именной указ» царей Иоанна и Петра от 1685 г. о крещении мусульман «только по свободному их желанию без всякого принуждения»; указ Сената 1719 г., что «в неволю их иноверцев никого крестить не будут»; указы Синода 1740 г. и 1751 г. «о непринуждении татар и других иноверцев к переходу в православие». Таким образом, уже к рубежу XVП-XVШ вв. проблема отношений с исламом стала в России во весь рост. И во всех населенных мусульманами областях, прежде всего в Поволжье и Сибири, политика доминирования православия проводилась при сотрудничестве с элитой мусульман.
Завоевание Россией Крыма, Кавказа и Центральной Азии было вызвано процессом национального возрождения России после 250 лет ордынского владычества и стремлением сокрушить наследников Золотой Орды, а также использовать имперские традиции, методы господства и геополитические претензии, унаследованные от той же
Золотой Орды, правопреемницей которой многие мусульмане признали Россию, для контроля над исторически сложившимся пространством Евразии от Сибири до Карпат. Это наступление России вызывало сопротивление Османской империи и Ирана, претендовавших, в свою очередь, на контроль над мусульманскими соседями России, а также - западных держав, опасавшихся усиления России и тогда уже начавших колониальную экспансию на Восток. Поэтому любой шаг русских на юг и восток сопровождался войнами и трагедиями, такими как почти полувековая война 1817-1864 гг. с горцами Северного Кавказа, которая, помимо всех потерь и разрушений, вызвала массовую эмиграцию в Османскую империю до 2 млн. адыгов, чеченцев, аварцев и других кавказских мусульман.
При завоевании Центральной Азии Россия пыталась избежать войны «по-кавказски», используя, в частности, посредническую роль мусульман Поволжья и Оренбуржья, издавна связанных с Бухарой, Кокандом и Хивой. Этому способствовал и отказ Екатерины II от политики «христианизации» мусульман, сделавший возможным их сотрудничество с российскими властями. Указ 1773 г. в основном устранил дискриминацию ислама. Создание муфтията в Уфе в 1789 г. положило начало последующей организации духовных управлений мусульман в России. Одновременно в 1783-1784 гг. татарская знать получила права русского дворянства. К концу XIX в. среди мусульман Поволжья и Сибири свыше 8 тыс. человек имели потомственное дворянство, свыше 500 человек - личное дворянство, свыше 2 тыс. человек - купеческое звание.
Процесс сближения россиян и мусульман шел трудно. На него влияли самые разные обстоятельства - от разрешения в 1800 г. печатать в России без ограничений мусульманскую религиозную литературу и создания научных центров по изучению ислама и культуры мусульман до обращения к Корану и вообще исламской тематике выдающихся русских писателей и философов. Во многом благодаря им в российской культуре XIX-XX вв. сложилась прочная основа восприятия культуры, философии, особенностей религии и психологии мусульман. Среди мусульманской интеллигенции появились интеллектуалы, знакомые и со своей национальной, и с русской культурой. Наиболее видные из них - М.Ф.Ахундов, Ч.Валиханов, Ш.Марджани - выступали за дружбу с Россией.
Модернизация мусульман России породила в конце XIX в. движение джадидов (либералов-«обновленцев»), выступавших за ре-
формы в сфере образования, религии и культуры. Видный идеолог джадидов крымско-татарский просветитель Исмаил-бей Гасприн-ский писал, что «для мусульманских народов русская культура более близка, чем западная». Он выступал за сближение мусульман с русскими, считая и тех, и других «детьми великой семьи народов нашего обширного великого отечества». Эту концепцию он потом отстаивал всю жизнь в прессе и лекциях, на родине и за рубежом. Исмаил-бей полагал, что «Востоку нечего ждать добра от Запада», и что «сеять недоверие и вражду к России среди мусульман, выставлять ее истребителем и беспощадным врагом ислама и западной культуры - прямой расчет европейцев». Он осуждал и ассимиляторов, и фанатиков, подрывавших жизненно важные связи мусульман с русским обществом. Включение мусульман Кавказа и Средней Азии в общероссийскую жизнь, сближение русских с мусульманами Поволжья и Средней Азии вплоть до восприятия их языков, норм поведения, обычаев и верований на рубеже ХГХ-ХХ вв., появление в русской армии офицеров-татар, башкир, черкесов, чеченцев, казахов, аварцев свидетельствовали о рождении в России «нового социума общей судьбы» уже тогда, а не после 1917 г., как думают некоторые историки на Западе.
Размышления Гаспринского об «общем горе и общей судьбе» россиян разных конфессий нашли отклик у последующих поколений. Многие вопросы истории мусульман СССР являются объектом споров и дискуссий, особенно репрессии и депортации 30-40-х годов. Но вряд ли стоит отрицать, что «советизация» мусульманского общества не затормозила, а ускорила его модернизацию, сопровождалась ростом производства, расширением сферы образования и социальных гарантий, расцветом национальной культуры, приобщением к достижениям науки, началом формирования гражданского самосознания и правовой культуры (кстати, затормозившегося после отделения многих мусульманских республик от СССР в 1991 г.). А до этого сближение между русскими и мусульманами происходило повсеместно. Напомним, что смешанные браки между ними только в 60-е годы составляли до 30% общего количества браков в городах Дагестана, Казахстана и Туркмении, до 25% - в Киргизии, до 15% - в Узбекистане.
Сейчас еще преждевременно, да и трудно непредвзято и всесторонне оценить положение мусульман в СССР, ибо крах великой державы, «дикий» рынок, идейный и моральный кризис спровоцировали на всем постсоветском пространстве многочисленные конфлик-
ты, споры, ссоры и взаимные претензии, либо давно забытые, либо гасившиеся жестким контролем центра. Но взлет сепаратизма и этноцентризма, усиленный в мусульманских регионах религиозной спецификой, нуждался в оправдании, одним из лучших средств которого стало преувеличение негативного опыта совместной жизни народов СССР.
Такой опыт действительно был. Но он не доминировал, что доказывает постепенная нормализация межнациональных и межконфессиональных отношений в постсоветской России при всех трудностях, проблемах и недоработках в этом деле. Исключение - Чечня, события в которой тормозят процесс нормализации. Причина этого -особо неблагоприятное сочетание к концу XX в. в этой небольшой республике экономического хаоса и высокого уровня криминализации общества, которому способствовала специфика сохранившейся со времен Средневековья конфессионально-клановой структуры тейпов (патриархальных родовых общин) и вирдов (ответвлений суфийских военно-религиозных братств). К тому же, эта структура постоянно усложнялась (в начале XIX в. было 59 тейпов, к концу XX в. -более 170), а переплетение этнического и религиозного факторов стимулировалось исторической памятью народа о Кавказской войне 1817-1864 гг. и депортации 1944-1956 гг. К сожалению, ни российским, ни чеченским руководством в 90-е годы не был принят во внимание сложнейший комплекс социоцивилизационных, культурно -исторических, этнонациональных и религиозных различий между двумя обществами, не был учтен взрывоопасный характер накопившихся к тому времени взаимных обид, нестыковок и противоречий. Это неизбежно привело к силовому противостоянию, длящемуся уже почти десять лет, во многом - ввиду начавшегося с 1995 г. мощного воздействия на ситуацию в Чечне военной, финансовой и религиозно-идеологической, да и кадровой поддержки немногочисленных ныне сепаратистов международными террористическими организациями исламо-экстремистов. В связи с этим интернациональный аспект чеченской проблемы играет ныне важную роль.
В целом, однако, постсоветское возрождение ислама в России и его интеграция в новые социокультурные и социополитические структуры российского общества - свершившийся факт. Рост числа мечетей (с 870 в 1991 г. до 5 тыс. в 1995 г.), мусульманских учебных заведений (свыше 100 к 1997 г.), изданий мусульманской прессы (более 20 в 1993 г.), как и создание новых мусульманских общин, благо-
творительных и культурных организаций - лучшее тому свидетельство. Влияние ислама растет и во многих областях с преимущественно немусульманским населением - Алтае, Омске, Ярославле, Оренбурге. Ислам в России сегодня - существенный компонент идеологической ситуации, важный моральный и социально-политический фактор. Уважительное к нему отношение, создание стабильных условий для его развития является одним из основных средств достижения межконфессионального и межэтнического мира в стране (в том числе в Чечне), а также - политической и гражданской лояльности российских мусульман.
Статья написана специально для бюллетеня «Россия и мусульманский мир».
Владимир Прибыловский,
президент информационно-исследовательского центра «Панорама» РОССИЙСКИЕ ПОЛИТИКИ ПОД ЗНАМЕНЕМ ИСЛАМА
Первая в России серьезная попытка использовать ислам в политических целях относится к 1995 г. В преддверии выборов в Государственную думу второго созыва почти одновременно были учреждены сразу три организации, претендовавшие на представительство политических интересов российских мусульман: общероссийское общественно-политическое движение «Союз мусульман России» (СМР), общероссийское мусульманское общественное движение «Нур» («Свет») и межрегиональное общественное движение «Исламский комитет России» (ИКР). Впрочем, справедливости ради следует упомянуть об Исламской партии возрождения (ИПВ), созданной на съезде в Астрахани в июне 1990 г. на излете горбачёвской перестройки. Основателем ИПВ был медик Ахмедкади Ахтаев, а идеологом -философ-самоучка Гейдар Джемаль. Они видели в сохранении СССР залог того, что на его территории когда-нибудь возникнет государство вернувшихся к возрожденному исламу тюрок, кавказцев и исламизи-рованных славян, которое вместе с остальным арабским миром будет противостоять растленному Западу. Но Советский Союз все-таки развалился, а таджикский филиал ИПВ даже способствовал этому процессу по мере сил, за что был проклят Джемалем. Из всех отделе-
