CC BY
68
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2009. № 1
Т.А. Жданова
ИСТОРИОГРАФИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ
ИЗУЧЕНИЯ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
Долгое время историки мало занимались исследованиями Русского зарубежья. Появлявшиеся в советской историографии работы были чрезмерно политизированы, что значительно снижало их научную ценность. Изменения социальной реальности в нашей стране во второй половине 1980-х — начале 1990-х гг. способствовали крушению стереотипных представлений, привели к повороту в общественном сознании и позволили приблизиться к научно-объективному изучению истории российской эмиграции. Произошла радикальная смена оценок, на основе чего стал налаживаться обмен информацией между представителями научной общественности России и зарубежья. Собственно изучение истории Русского зарубежья началось после 1991 г., когда оно стало рассматриваться как часть российской истории. Именно в это время в научный оборот и вводится само это понятие, которое до начала 90-х гг. ХХ в. в различных его вариациях использовалось только в западноевропейской и эмигрантской литературе.
На сегодняшний день сложились все предпосылки для нового этапа в историографии Русского зарубежья. Важнейшей из них, без сомнения, следует считать методологическую рефлексию отечественной науки1 и ее распространение на оценки западной советологии. Наиболее актуальным представляется исследование содержания самого понятия «Русское зарубежье».
Историографию изучения этого понятия условно можно разделить на два основных этапа: советский и постсоветский.
В исследованиях советского периода выделяются три основных направления: работы, выходившие в Советской России (позже в СССР); попытки самоосмысления, предпринятые в среде русской эмиграции; труды зарубежных авторов, посвященные эмиграции из бывшей Российской империи.
Исследования эмиграции начались одновременно с формированием послереволюционной российской диаспоры, когда Русское зарубежье находилось в стадии становления. Отечественная историография первых лет советской власти отразила интерес общества и государства к эмиграции, во многом вызванный политическими причинами. В 20-е гг. ХХ столетия встречается деление
1 Об этом см.: Селунская Н.Б. Методологическое знание и профессионализм историка // Новая и новейшая история. 2004. № 4. С. 24.
российской диаспоры за рубежом на собственно эмигрантов и тех, кого к таковым не причисляли. Первую группу составили граждане Российской империи, покинувшие свою страну вследствие революции и не принявшие новый политический порядок. Эту группу исследователи назвали «белой эмиграцией», причислив к ней военных, политических деятелей, дворян, предпринимателей. Во вторую группу вошли те, кто в первые два десятилетия существования советской власти выехал за рубеж по профессиональной необходимости, прежде всего это была творческая интеллигенция. Подобного рода классификация встречается в статьях, например А.В. Луначарского2.
В советском государстве к эмигрантам с самого начала сложилось резко негативное отношение. Их деятельность обозначалась исключительно как контрреволюционная, что не могло не найти своего отражения в исторических исследованиях. В начале 1920-х гг. появился сборник статей «На идеологическом фронте борьбы с контрреволюцией», в котором были освещены некоторые аспекты изучения проблем эмиграции. Авторы сборника — публицисты и историки А. Бубнов, В. Полянский, Н. Мещеряков, М. Покровский, Ил. Вардин и другие — стремились проследить, как переход к НЭПу проявлялся на идеологическом фронте, в том числе и в эмиграции, где политические партии и группы формировали свое отношение к новым экономическим процессам внутри Советской России.
Эмигрантская литература этого периода была представлена прежде всего работами возвратившихся на родину сменовеховцев и белогвардейских офицеров (Л. Владимирова, И. Лунченкова, В. Белова3). За рубежом же выходили в основном мемуарные издания (пятитомные очерки А.И. Деникина, шеститомная «Летопись белой борьбы» под редакцией А.А. фон Лампе, «Архив русской революции» под редакцией И.В. Гессена). Вместе с негативным отношением к новой политической системе в России эти «многословные, чрезвычайно амбициозные», по оценке советских историков, работы «содержали, независимо от желаний и намерений авторов, большой разоблачительный материал»4, касающийся эмиграции, и поэтому полностью или частично публиковались в Советском Союзе.
2 См.: Луначарский А.В. Об искусстве. М., 1982. Т. 1—2.
3 Лунченков И. За чужие грехи (казаки в эмиграции). М.; Л., 1925; Белов В. Белое похмелье. Русская эмиграция на распутье. Опыт исследования психологии, настроений и бытовых условий русской эмиграции в наше время. М.; Пг., 1923; Владимирова Л. Возвратите их на Родину! Жизнь врангелевцев в Галиполии и Болгарии. М., 1924.
4 ШкаренковЛ.К. Агония белой эмиграции. М., 1986. С. 13.
В литературе, выходившей за рубежом, авторы часто обращались к мысли о трагическом характере существования эмигрантов и о выполнении ими особого предназначения. На это обстоятельство уже в 1920—1930-е гг. указывали сами представители эмиграции. Так, П.Б. Струве писал, что для правильной оценки Русского зарубежья необходимо учитывать ущербность миграции вообще и русской в частности5. Достаточно резкую критику зарубежью дал и Ф.А. Степун, обозначивший термином «эмигрантщина» ту часть оказавшейся за рубежом интеллигенции, которая воспринимала случившееся с Россией как свою личную трагедию, а происходившие в России — исключительно через призму своих личных обид и страданий, причиненных революцией. Общим типом для эмиграции был человек, для которого часы истории остановились в 1917 году. Такой «типичный представитель» отрицал истинную Россию, утверждал Ф.В. Степун. Разница был лишь в том, что большевики отрицали ее во имя своих утопических мечтаний, а русский эмигрант — из-за своих воспоминаний о прошлом6. Таким образом, само Русское зарубежье оценивало себя весьма неоднозначно. В значительной мере это объяснялось обстановкой, в которой происходило его формирование, и теми настроениями, которые оно порождало.
В отдельное направление следует выделить работы, посвященные русской культуре за рубежом. К 1920-м гг. относятся труды П. Эттингера, касающиеся культурной жизни эмигрантов, и Б. Тер-новца, содержащие анализ творчества русских художников, выехавших за рубеж, и признание вклада русских деятелей искусств в общеевропейскую культуру.
Одна из первых работ зарубежной историографии о русской эмиграции — «Русская гражданская война и русская эмиграция в 1917—1921 годах» — вышла в свет в 1924 г. в Германии на немецком языке. Ее автор, историк Ганс фон Римша, использовал в качестве источниковой базы публикации эмигрантских газет «Воля России», «Руль», «Голос России». Исследователь рассмотрел различные эмигрантские политические группировки с точки зрения их внешнеполитической ориентации в годы Гражданской войны. В 1927 г. вышла еще одна книга этого автора — «Зарубежная Россия в 1921— 1926 годах»7, в которой он подверг резкой критике политическую деятельность русской эмиграции.
Таким образом, в 1920—1930-е гг. в изучении Русского зарубежья на первом плане оказалась политическая сторона процесса эми-
5 См.: Струве П.Б. Дневник политика // Россия и славянство. 1932. 30 янв.
6 См.: Степун Ф.А.. Мысли о России // Современные записки. 1923. Кн. 17. С. 366.
7 Rimscha H. Der russische Bürgerkrieg und die russische Emigration, 1917—1921. Wena, 1924.
грации, а исследователями Русского зарубежья стали прежде всего его субъекты и непосредственные наблюдатели. Русское зарубежье не воспринималось авторами тех лет как целостное явление. Само понятие тогда еще не сложилось и полностью подменялось терминами «эмиграция» и «белая эмиграция».
Лишь в послевоенные годы, и особенно в 1960-е, стало возможным научное изучение этого феномена. Однако тогда внимание исследователей концентрировалось прежде всего на культурном аспекте истории русской диаспоры. Было открыто богатое литературное наследие Русского зарубежья, изучалось творчество мирискусс-ников. Наиболее важным стало в те годы освоение фактического материала. Работа в этом направлении завершилась изданием целого ряда сочинений мемуарного и эпистолярного жанра с подробными комментариями. Эти публикации и сейчас не потеряли своей значимости (например: Литературное наследство: Иван Бунин. Т. 84. Кн. 1—2, М., 1973; Бенуа АН. Александр Бенуа размышляет. М., 1968 и др.).
В 70—80-е гг. ХХ в. в отечественной историографии усиливаются исследовательские тенденции, расширяется проблематика. Проблема контрреволюционной деятельности эмиграции теряет свою былую актуальность, но это не означает, что исследования становятся менее политизированными. Из работ этого периода необходимо особо выделить монографию Л. К. Шкаренкова «Агония белой эмиграции», выдержавшую три издания (1981, 1986, 1987 гг.). Пожалуй, это было первое исследование, основанное на широком фактическом материале. Автор сделал попытку взглянуть на историю эмиграции как на трагедию людей, потерявших родину. Эмиграция для Л.К. Шкаренкова — явление сложное и неоднозначное. Определенный интерес представляет и книга А.Л. Афанасьева «Полынь в чужих краях» (М., 1987), которая ценна разнообразными фактическими данными. Так, в ней впервые приведено точное число печатных изданий, выходивших в основных центрах эмиграции; сделана попытка поднять тему адаптации российских эмигрантов.
Несмотря на все еще действовавшие идеологические штампы, ученым удалось сломать прежний стереотип, согласно которому эмиграция вообще не заслуживает серьезного внимания передовой исторической науки8.
Примечательным стало обращение к новым источникам информации о делах и судьбах эмиграции, в частности к воспоминаниям
8 См.: Голинков Д.Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Кн. 1—2. М., 1978.; Иоффе Г.З. Крах российской монархической контрреволюции. М., 1977; Комин В.В. Политический и идейный крах русской контрреволюции за рубежом. Калининград, 1977.
бывших эмигрантов, вернувшихся в Советский Союз после Второй мировой войны (Л.Д. Любимова, Д.И. Мейснера, П.П. Шо-стаковского и др.). Мемуары показывают широкую картину жизни эмиграции, раскрывают ее особый колорит, описывают перипетии политических дискуссий. Несколько иной характер носят «Письма к русским эмигрантам» (М., 1961) крупного политического деятеля В.В. Шульгина. В конце жизни Шульгин пришел к признанию советской власти, сделал попытку примирения с ней, связал свои раздумья о прошлом с проблемами современности.
Особняком среди работ эмигрантских историков этого периода стоит труд П.Е. Ковалевского «Зарубежная Россия (история и культурно-просветительная работа русского зарубежья за полвека. 1920—1970)» (Париж, 1971). Его автор стремился донести до последующих поколений историю зарубежной России, выразить признательность иностранцам, которые содействовали сохранению и развитию русской культуры, предоставить будущим исследователям данные обо всем, что написано и напечатано о Русском зарубежье, и прежде всего о местах хранения материалов по истории российской эмиграции.
Из работ зарубежной историографии следует отметить монографию западногерманского историка Ганса Эрика Фолькмана о русской эмиграции в Германии в 1919—1929 гг.9 В книге рассказывается о социальном положении русских эмигрантов в Германии, об организации им помощи со стороны правительства, об отношениях эмигрантов с немецким населением и властями. В своей работе автор обратился к деятельности русских монархистов, долгое время живших в Мюнхене и Берлине. Исследование ценно использованием не публиковавшихся ранее материалов из фондов политического архива Министерства иностранных дел, Баварского главного архива и других архивов ФРГ
Также нужно отметить работу профессора истории Вашингтонского университета Роберта Вильямса (1972 г.), в которой рассматривается история русской эмиграции в Германии с 1881 г. по конец 30-х гг. ХХ в., и исследования американских историков Уильяма Розенберга10 (о кадетах) и Леопольда Хаимсона11 (о меньшевиках) (1974 г.). Последнее охватывает деятельность партии до начала Второй мировой войны. Л. Хаимсоном использованы интереснейшие материалы архивов Гуверовского института и Колумбийского
9 Volkmann H.E. Die russische Emigration in Deutschland, 1919—1929. Würzbwurg, 1966.
10 Rosenberg W. Liberals in the Russian revolution. The Constitutional democratic party, 1917—1921. Princeton (N.J.), New Jersy, 1974.
11 Haimson L.H. The Mensheviks. Chicago; London, 1974.
университета. Особое место в зарубежной историографии тех лет занимает биография П.Б. Струве — теоретика и организатора правого консервативного крыла русской эмиграции, — написанная профессором Гарвардского университета Р. Пайпсом (первый том вышел в 1970, второй — в 1980 г.). Во всех сочинениях этого этапа в развитии зарубежной историографии рассматривается эволюция политических взглядов деятелей русской эмиграции.
Историографию Русского зарубежья послевоенных лет и до начала 1980-х гг. отличает расширение тематики исследований и многообразие жанров: появляются работы биографического характера, публикуются мемуары и документы по истории русской эмиграции. Прослеживается заметное отделение истории политической эмиграции от эмиграции деятелей культуры. Однако проблемы методологии исторических исследований Русского зарубежья не затрагиваются, а историки — как советские, так и зарубежные — по-прежнему находятся под прессингом устоявшихся идеологических концепций.
Постсоветский этап начинается с середины 1980-х гг. и характеризуется качественным переломом в изучении явления. Первые работы этого периода носят скорее публицистический, нежели научный характер, но имеют важное значение для формирования позитивного отношения к теме эмиграции в целом. В конце 1980-х — начале 1990-х гг. издается ряд работ, авторы которых делают первые попытки непредвзято изучить феномен российской послереволюционной эмиграции12.
Примечательно, что всплеск интереса западной исторической науки к проблемам Русского зарубежья также относится к этому времени. И «первой ласточкой» здесь стала работа Марка Раева «Россия за рубежом», вышедшая в США в начале 1990-х и вскоре переведенная на русский язык13. Автор — сын русского эмигранта, и это предопределило его «идеализированный и приправленный ностальгией»14 подход к исследованию темы. Достоинство работы в том, что в ней собраны воедино все имевшиеся сведения о русских эмигрантах за период между мировыми войнами, хотя по стилю и подаче материала ее следует отнести скорее к публицистическим, нежели к серьезным научным исследованиям.
12 Напр.: Соничева Н.Е. На чужом берегу. М., 1991; Назаров М.В. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1992; и др.
13 См.: Раев М. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции, 1919—1939 годы. М., 1994.
14 См.: Суомела Ю. Зарубежная Россия. Идейно-политические взгляды русской эмиграции на страницах русской европейской прессы 1918—1940 гг. СПб., 2004. С. 28.
Размывание идеологических барьеров в конце 1980 — начале 1990-х гг. позволило не только установить контакты с зарубежными коллегами, но и осознать предвзятость прежних оценок. В это время ученые получили доступ к ранее закрытым архивным материалам (в первую очередь имеется в виду Пражский архив, переданный СССР после Великой Отечественной войны и хранившийся в ЦГАОР, ныне — ГАРФ), к массивам документов, находившихся за рубежом. Отличительной чертой стал полидисциплинарный подход к проблемам изучения Русского зарубежья. Формировались научные коллективы и исследовательские центры, определялись новые аспекты и важнейшие направления темы. В конце ХХ в. и в начале XXI в. появлялись многочисленные серьезные научные исследования15.
Значительным результатом этой работы и необходимым условием ее продолжения стала публикация сборника статей «Культурное наследие русской эмиграции 1917—1940 гг». (в 2 кн. М., 1994)16. Тематика сборника чрезвычайно обширна и включает в себя, в частности, общее определение основных периодов и терминов истории Русского зарубежья.
Именно в это время начинает складываться представление о феномене российской эмиграции и формулируется понятие «Русское зарубежье». Из работ исследователей 90-х гг. ХХ в. нужно отметить книгу В.В. Костикова «Не будем проклинать изгнание (пути и судьбы русской эмиграции)» (М.,1990), в которой на основе новых материалов сделана попытка создания целостного, хотя и не бесспорного, видения Русского зарубежья исторической наукой. В этом аспекте интересен для историков и публицистический труд Н.С. Фрейнкман-Хрусталевой и А.И. Новикова «Эмиграция и эмигранты. История и психология» (СПб., 1995).
Среди научных исследований 1990-х гг. необходимо выделить труд И.В. Сабенниковой17 как первую обобщающую монографию по истории российской эмиграции 1917—1939 гг. На этом этапе появляются также многочисленные диссертационные работы18.
Из зарубежных исследований данного периода необходимо упомянуть два сборника статей, изданных в Германии под общей
15 Напр.: Доронченков А.И. Эмиграция «первой волны» о национальных проблемах и судьбе России. СПб., 2001; Ипполитов С.С. Российская эмиграция и Европа: несостоявшийся альянс. М., 2004.
16 См. также: Культура Российского зарубежья. М., 1995; Проблемы изучения истории российского зарубежья. М., 1993; и др.
17 См.: Сабенникова И.В. Российская эмиграция (1917—1939): сравнительно-типологическое исследование. Тверь, 2002.
18 Напр.: Федоров М.С. Либерально-консервативное направление общественно политической мысли Русского зарубежья 20—40-х годов ХХ в. М., 2003; Малы-хин К.Г. Русское зарубежье 1920—30-х годов: оценка большевистской модернизации. Ростов н/Д., 2000.
редакцией Карла Шлегеля: «Великий исход» (Der grosse Exodus. München, 1994), о русской эмиграции в разных странах Европы между двумя мировыми войнами и «Русская эмиграция в Германии в 1918—1941 годах» (Die russische Emigration in Deutschland von 1918 bis 1941. München, 1995). В них рассматривается в основном социальная история эмиграции. Оба сборника доступны для российского читателя.
На современном этапе развития внимание историков сосредоточилось на исследовании отдельных волн эмиграции, социального и правового положения, ассимиляции и адаптации выехавших на постоянное место жительства за рубеж и т.д. Уже предпринимаются попытки обобщения историографического материала. Например, в монографии А.А. Пронина «Историография российской эмиграции» (Екатеринбург, 2004) дается обзор исторической литературы 90-х гг. ХХ в. Публикуются переводы работ зарубежных авторов, в которых рассматриваются как общие проблемы истории российской эмиграции, так и вопросы, связанные с отдельными ее периодами и центрами19.
Интерес ученых постепенно смещается от поиска наиболее ярких эпизодов истории к анализу комплекса сложных процессов зарубежной миграции российских граждан в широких хронологических рамках. Особую значимость на новом этапе приобретают методологические вопросы. Поскольку в конкретных понятиях адекватно отражается сущность каждого нового этапа исторического процесса, стадия развития тех или иных явлений, то выработка понятия «Русское зарубежье» приобретает концептуальное значение.
На сегодняшний день разрыв в представлениях о Русском зарубежье в отечественной и мировой историографии в целом преодолен, хотя его содержание в исторической науке до конца еще не обозначено и может стать предметом специального исследования. По мнению современных авторов, понятие «Русское зарубежье» отражает особое уникальное культурно-историческое и социально-политическое явление, которое складывалось на протяжении длительного времени вследствие сложных миграционных процессов. Важно соотнести понятия «Русское зарубежье» и «российская эмиграция». В отечественной историографической традиции они часто и неправомерно подменяют друг друга.
Эмиграция может иметь различные формы и быть трудовой и политической, насильственной и добровольной, легальной и нелегальной. Но она всегда является «актом социального протеста,
19 См.: Суомела Ю. Указ. соч.; Шлегель К. Берлин. Восточный вокзал. М., 2005.
часто неосознанным, то есть не выраженным в четких политических формулах неприятием социально-экономического и духовно-культурного строя своего Отечества»20.
В ХХ столетии эмиграция во всех ее видах становится неотъемлемой частью общественной жизни. Масштабные социальные потрясения вызвали настолько массовые перемещения граждан Российской империи, что российскую эмиграцию принято делить на так называемые волны. Первая волна — это массовый исход из Советской России в 1917 — начале 20-х гг., последовавший вслед за революционными событиями 1917 г. Г.Я. Тарле предложила понятие «первая волна эмиграции» применять только с уточнением — «первая послереволюционная волна», иначе отсекается ряд важных миграционных процессов и явлений, которые происходили до 1917 г.21 К этой волне наряду с остатками формирований Белой армии и гражданами России, добровольно выехавшими или депортированными властью, принадлежали и представители интеллектуальной элиты — наиболее общественно активной части населения. В научной литературе именно ей уделяется преимущественное внимание, так как она составляла ядро Русского зарубежья. История зарубежья нередко ассоциируется лишь с этой «первой послереволюционной волной». Однако при анализе исследований все более очевидным становится, насколько понятие «Русское зарубежье» более емко, чем понятие «российская эмиграция».
Почти весь спектр основных политических партий, а значит — и политических взглядов России до 1917 г. обозначился в 1920-е и последующие годы. После расселения первой волны эмиграции можно говорить о формировании центров Русского зарубежья: Берлина, Парижа, Белграда, Праги, Константинополя, Харбина и Шанхая. Выходцы из России создали за рубежом, по выражению П.Е. Ковалевского, «Россию вне границ». По-разному восприняли представители интеллигенции свое новое положение. Но главную задачу русская культурная элита видела в духовном служении России. «Мы не в изгнании, мы в послании», — писал И. Бунин. Политические лидеры, журналисты, ученые размышляли об утраченной родине, ее прошлом, настоящем и будущем, собирали информацию о жизни соотечественников, не одинаково интерпретировали ее в конкретных исторических ситуациях. По-разному трактовали и ключевые проблемы отечественной истории и государственной политики.
20 Акопян К.З. Эмиграция: очищение общества, бегство к свободе или дорога в никуда? // Российская интеллигенция на родине и в зарубежье. Новые документы и материалы. М., 2001. С. 8.
21 См.: Тарле Г.Я. Российское зарубежье и родина. М., 1993. С. 35.
Важнейшим фактором, связавшим эмигрантов воедино, стала культура. Являвшаяся ценностью сама по себе, она стала одновременно и средством выживания российских эмигрантов за рубежом. Представители Русского зарубежья оставили богатое духовное и культурное наследие. На современном этапе развития отечественной историографии ученые признали, что характеристика культурного наследия Русского зарубежья должна базироваться на представлении о единстве русской культуры22. Поэтому, говоря об эмигрантской культуре как о важнейшей составляющей понятия «Русское зарубежье», следует иметь в виду, что это та же самая русская культура, но развивавшаяся в особых условиях. И само зарубежье следует называть Русским, а не российским, так как в основе явления лежит этнокультурное, а не национальное или политическое начало.
Ряд исследователей, например М. Раев, считают 1945 год концом истории Русского зарубежья. По их мнению, «молодое поколение эмигрантов, принявшее участие в войне против Гитлера, и их дети оказались полностью интегрированными в общества тех стран, где они проживали»23. После войны, даже не отказываясь от русского языка и культуры, они ощущали себя гражданами стран своего проживания. Но многие, пользуясь преимуществами, которые давала им языковая и культурная двойственность, способствовали развитию интереса к русской истории и литературе.
Вторая волна эмиграции охватывает период Второй мировой и Отечественной войн и продолжается некоторое время после 1945 г. Ее точные хронологические рамки не определены: окончание обозначают и 1950-ми, и началом 1960-х гг. В целом тема второй волны эмиграции — одна из самых малоизученных в истории Русского зарубежья. В последние годы наметился некоторый рост интереса исследователей к этому этапу российской эмиграции, приведший к изменению устоявшихся оценок24, например, вывода о слабой причастности эмигрантов второй волны к исторической судьбе России.
Российская миграция продолжалась и в последующие десятилетия ХХ в. Были еще два этапа исхода российских граждан за рубеж: 1960—1970-е гг. (самая многочисленная после 1917 г. волна эмиграции вследствие насильственного лишения гражданства интеллигенции за оппозицию к официальной власти) и с 1986 г.
22 См.: НовиковА.И. Методологические проблемы изучения культуры Русского зарубежья // Наука и культура Русского зарубежья. СПб., 1997. Т. 146.
23 См.: Раев М. Указ. соч. С. 17.
24 См.: Троицкий Н.А. Путь «второй волны» и будущее России // В поисках истины. Пути и судьбы второй эмиграции. М., 2000.
(постперестроечная волна, вызванная ухудшением социально-экономического положения и появлением очагов войны в регионах). С 1 января 1993 г. было законодательно закреплено право на выезд как основополагающее право личности.
С течением времени проблемы эмиграции не стали для нашей страны менее острыми. Так, важным следствием выезда граждан остается потеря Россией высококвалифицированных профессиональных и научных кадров, так называемая «утечка мозгов». Однако если говорить о российской эмиграции как об историческом феномене, то можно констатировать, что на сегодняшний день ее история в том смысле, в каком это явление определяется наукой, завершена. Тем более существенно, что вопросы периодизации российской эмиграции и истории Русского зарубежья по-прежнему остаются открытыми.
На современном этапе особое внимание исследователей акцентируется также на отдельных дефинициях понятия «Русское зарубежье» и их соотношении с другого рода категориями, такими, например, как «эмигранты», «беженцы» и «диаспора». Интересно, что многие эмигранты первой послереволюционной волны называли себя беженцами. Подобное разграничение обсуждается в научных кругах25. В юридическом определении Конвенции ООН от 1967 г. «беженцы» — это люди, оказавшиеся за пределами своей страны из-за опасений преследования по расовым, национальным, религиозным, политическим мотивам или же из-за своей принадлежности к той или иной группе. Источник этого явления в ХХ в. — не столько непосредственные формы дискредитации, сколько само включение инонациональных групп в преобладающий массив населения данного района. Поэтому понятия «беженцы» и «эмигранты» следует различать. Хотя в зависимости от исторического контекста, можно определить часть эмигрантов как беженцев.
С рассмотренными понятиями связан и термин «диаспора», который стал применяться практически ко всем национальным и религиозным группам, живущим вне своей этнической колыбели на положении этнического меньшинства. Этот термин часто так же оказывается созвучным и даже идентичным понятию «Русское зарубежье». Теоретическим проблемам изучения диаспор посвящен сборник «Национальные диаспоры в России и за рубежом в XIX— ХХ вв.» (М., 2001). Один из авторов сборника В.А. Тишков на основании богатого материала делает вывод о том, что диаспора — это явление прежде всего политическое, в то время как миграция —
25 См., напр.: Фрейнкман-Хрусталева Н.С., Новиков А.И. Эмиграция и эмигранты. История и психология. СПб., 1995. С. 12.
социальное. Основой диаспорообразования служит не этническая общность, а так называемое национальное государство. Выводы В.А. Тишкова представляются вполне обоснованными и, следуя им, можно утверждать, что понятия «Русское зарубежье» и «русская диаспора» вполне сопоставимы и взаимозаменяемы по своему содержанию, однако не могут быть равнозначны по объему.
В связи с вопросом о соотношении понятий «диаспора» и «Русское зарубежье» внимание ученых сейчас привлекают сравнительно новые в отечественной историографии проблемы адаптации, денационализации, абсорбации и идентификации эмигрантов, каждая из которых требует самостоятельного рассмотрения26.
Сегодня главная задача исследований видится в обобщении и систематизации накопленных обширных сведений по истории Русского зарубежья. Анализ историографической традиции позволяет сделать вывод о том, что объективный научный взгляд на проблемы изучения этого явления возможен только на основе объединения всех потоков исторического знания: зарубежной, эмигрантской и отечественной историографии всех ее периодов и этапов.
Поступила в редакцию 13.12.2007
26 См., напр.: Ковалевский П.Е. Зарубежная Россия. История и культурно-просветительская работа русского зарубежья за полвека (1920—1970). Париж, 1971; Источники по адаптации российских эмигрантов (конец XIX — ХХ век). М., 1998; Российская интеллигенция на историческом переломе. Первая треть ХХ века. СПб.,1996; История российского зарубежья. М.,1991; и др.
