CC BY
20
французского общества было важно взаимоотношение короля с французским народом, выраженное в брачных узах.
Печатные издания начала революции восхваляли Людовика XVI в качестве Отца народа, напоминая о воодушевлении, царившем в первые годы его правления. Обращения к королю в посословных наказах после открытия Генеральных Штатов сменились его чествованием в народных песнях, созданных анонимными авторами. В это же время большим тиражом расходились официальные портреты Людовика XVI, делавшие образ короля доступным массовому зрителю. Король появлялся в сценках народной картинки, откликавшейся на злободневные политические события. Частое появление королевской фигуры в офортах, в текстах песен и памфлетах можно отнести к стремлению их авторов придать законность своим действиям. Историки, занимающиеся исследованием образа короля в последний период Старого порядка, отмечают растущее неуважение у народа к абсолютной монархии. Фигура Людовика XVI, появлявшаяся с атрибутами монархического правления (Орден Св. Духа, крест Св. Людовика, кокарда) свидетельствует о стремлении французов к самоидентификации с королевской властью.
Во второй половине 1789 - 1790 гг. наряду с королем в народной картинке и памфлетах появляются другие фигуры, представляющие французский народ. Это аллегории Нации, Свободы, Равенства и др. В сценках народной гравюры рядом с надписью «Да здравствует король!» часто размещалась другая - «Да здравствует Нация!».
После переименования Генеральных Штатов в Национальное Собрание в народной картинке возникает стремление представить Нацию как нечто единое. В одной из сценок три сословия изображались в виде человека, в костюме которого сочетались детали одежды аристократа, священника и простолюдина. С конца 1789 г. образ Нации стал идентифицироваться с третьим сословием: в гравюрах и памфлетах олицетворением этого понимания были Папаша Дюшен, Мамаша Дюшен (его супруга), кум Матье и другие фигуры. Эти персонажи использовались группами монархистов и якобинцев для самоидентификации в политической борьбе. На протяжении 1790 -1791 гг. между этими героями идет настоящая «памфлетная война».
После принятия «Декларации прав человека и гражданина» 26 августа 1789 г. аллегорические женские фигуры, воплощающие Свободу, Равенство, Францию, наравне с королем могли представлять единство французского народа. Свобода изображалась в виде женщины в античных одеждах, с фригийским колпаком на голове, руке или на острие пики.
Амбивалентность в самоидентификации французской нации с мужским или женским началом существовала на протяжении всего периода с середины 1789 до конца 1791 г.
Ю.В.Краснова
Челябинск
Историческое образование в российских университетах в процессе модернизации
Модернизационные процессы, охватившие все сферы жизни пореформенной России, существенно затронули и русские университеты. Эта ситуация вполне закономерна, поскольку, как пишет В.А.Лекторский, характер системы образования (его идеалы, набор учебных дисциплин, формы взаимоотношения учителя и ученика, организация жизни учебного заведения) самым непосредственным образом связаны с типом культуры и меняются вместе с ним1.
Для второй половины XIX столетия были характерны поиски новых путей развития высшего исторического образования. Эволюция исторического образования в русских университетах во второй половине XIX в. происходила под влиянием двух факторов. С одной стороны, исторические факультеты как структурные единицы университетов находились в сфере влияния университетской политики правительства, наиболее полным и оформленным выражением которой стали университетские уставы (1863-й и 1884 г.). С другой стороны, на историческое образование оказывали влияние процессы эволюции русской исторической науки.
Влияние университетских уставов на развитие исторического образования проявлялось, в первую очередь, на организационном уровне (изменение состава и численности кафедр, организация специализации - отделений факультета, изменение учебного плана). Принятие Устава 1884 г. повлекло за собой длительный процесс поиска компромисса меж-
ду МНП и факультетом. Основные противоречия сосредоточились вокруг уничтожения специализации на факультете и новых учебных планов, усиливших преподавание классических наук (14 из 18 учебных часов в неделю). Введение новых учебных планов вызвало падение числа желающих поступить на историко-филологические факультеты (например, на ИФФ Московского университета в 1882 г. поступил 71 человек, в 1883 г. - 83, в 1884 г. - 85, 1885 г. - 119, 1886 г. - 87,1887 г. - 64,1888 - 54 человека)2 и понизило интерес к историческому образованию, превратив исторические факультеты в «спецшколы древних языков с дополнительными предметами - историей и литературой»3. «Утряска» учебных планов продолжалась вплоть до осени 1889 г., когда было принято решение МНП о восстановлении разделения ИФФ на 3 отделения и специализации с 3-го курса; в 1890 г. были приняты новые экзаменационные требования, отразившие установившийся паритет между классическими и специальными дисциплинами (так, из 9 отметок на устном экзамене на историческом отделении 7 выставлялись по историческим дисциплинам4).
Вторым фактором, оказавшим влияние на эволюцию исторического образования, стали методологические поиски русских историков. Новая модель исторического знания формировалась в процессе длительной эволюции взглядов и историков, начавших свою деятельность в 60-70-х гг., и их учеников, Итогом этих поисков является утверждение наряду с позитивистским образом науки иного, ориентированного «на поиск специфики гуманитарного познания, на процесс исследовательского творчества активно познающей личности», неокантианского идеала знания5. Формирование новой модели исторического знания расширяет предметное поле исторических исследований «за счет экономической, социальной и культурной истории»6.
Расширение круга интересов профессиональных историков приводит к увеличению круга тем читаемых на ИФФ курсов. С середины 80-х гг. в расписании занятий появляются общие курсы по методологии истории, источниковедению, историографии. Наряду с этими курсами появляется целый веер спецкурсов, которые читаются молодыми приват-доцентами, апробирующими в них результаты своих научных исследований. Тематически спецкурсы охватывают практически все направления исторических исследований: экономическую и социальную историю, историю образования, историю народов России и т.д.7 Помимо этого с 80-х гг. в Московском университете начинают читать лекции по смежным дисциплинам: истории землеведения, географии, этнографии и т.д.
Изменение идеала научного исторического исследования повлекло за собой формирование нового представления о специфике университетского исторического образования, согласно которому «университет не может учить всему, а только «научает, как заниматься» и «считает себя призванным подготовить учащихся к практическому употреблению приобретенных научных знаний»8. Согласно этому представлению, все большее место в процессе обучения начинают занимать семинарии и практические занятия, ориентированные на самостоятельную работу студентов с источниками и литературой и ставшие для многих будущих историков «настоящей школой научной работы».
Необходимо отметить, что эволюция системы исторического образования в российских университетах во второй половине XIX в. протекала в рамках компромисса между правительственной политикой и устремлениями университетов, отражала всю сложность и противоречивость трансформационных процессов в российском обществе и обеспечивала возможность подготовки высококлассных специалистов-историков и развития исторической науки России на мировом уровне.
Примечания
1 См.: Лекторский В,А. Гуманизация, гуманитаризация и культурологический подход к образованию // Вопр. философии. 1997. № 2. С, 3.
2 ОР РНБ. Ф, 131. Оп. 25. Д. 36. Л. 5.
3 Милюков П.Н. Университеты в России// Энцикл. слов. Изд. Ф.А.Брокгауз, И.А.Эфрон, СПБ,, .1902. Т. 34а (68). С. 749; Герье В.И. Заметка об университетской программе// ОР РНБ. Ф. 70, Оп. 32. Д. 20. Л. 7 и др.
4 Правила, требования и программы испытаний в комиссии историко-филологической, СПб., 1390.
5 См,: Корзун В.П. Образы исторической науки на рубеже XIX - XX вв. (анализ отечественных историографических концепций). Екатеринбург; Омск, 2000. С. 57.
6 Кареев Н.И. Отчет о русской исторической науке за 50 лет (1876 -1926) // Отечеств, история. 1994. № 2. С. 140.
7 Отчеты о состоянии и действиях Московского университета; Отчеты о состоянии и действиях Санкт-Петербургского университета; обозрения преподавания в Московском и Санкт-Петербургском университете; расписания учебных занятий.
8 Готье Ю.В. Университет // Московский университет в воспоминаниях современников. М., 1989; Ключевский В.О. Беседа инвалида с новобранцами. 1896 // ОР РНБ. Ф. 131. К. 22. Л. 16. Л. 3-4.
О.С.Нагорная
Челябинск
К вопросу о мыслительных конструкциях переходного периода: Восточная Пруссия в ментальной карте немцев
Вторая половина «долгого» XIX века прошла для Германии под знаменем ускоренной и неравномерной модернизации. Взрывные темпы развития экономики повлекли за собой глубинную перестройку не только политических, но и социальных структур. Германская империя, как и многие страны Европы, тяжело переживала переходную эпоху: на этом этапе, когда реалии традиционного общества еще не канули в прошлое, а новое индустриальное уже утверждалось в различных сферах жизни, в сознании человека возник социально-психологический вакуум, который требовал своего заполнения. В качестве поддержки пошатнувшегося символьно-смыслового мира необходимо было использовать новые ментальные конструкции, идею, которая смогла бы сохранить единство общества в переходный период. Именно поэтому в конце XIX и начале XX века в Германии интенсивно формировалось национально-государственное сознание, использовались национальные пароли, которые позволяли управлять внутриполитическими процессами.
Момент самовосприятия любой нации начинается с деления на «мы» и «они», что способствует возникновению устойчивых образов врагов и друзей в национальном сознании. Эта схема, заполнив существующий вакуум, облегчала моральную оценку ситуации в случае внешней угрозы, подготовку действий и восприятие конфликтов между различными системами ценностей. Для значительной массы людей, находившихся в экстремальной ситуации перехода к новой экономической, политической и социальной организации, групповая редукция реальности имела еще большее значение.
В качестве средств активно использовались не только официальная пропаганда, но и различные формы символьного языка. Обратная сторона этих национальных паролей - вынесение внутренних противоречий вовне и использование образов врага.
Среди многочисленных национальных стереотипов кайзеровской империи особое качество получил облик России. Противостояние с лидером славянского мира было легче легитимировать как борьбу культуры и варварства в сознании масс, чем войну против западных держав. И в то время, как сила возможной общественной интеграции при использовании образов французов, поляков, евреев имела ограниченные возможности, определение деспотической России в качестве врага могло привлечь и социал-демократию,
Особая роль в механизмах заполнения вакуума сознания была отведена Восточной Пруссии - этой «солдатской земле», которая в «ментальных картах» германского народа являлась «местом национальной памяти». В культурной памяти каждого немца сохранились не только предания о тевтонах и кольце Нибелунгов, но и о вековых страданиях провинции, ставшей границей между славянским и германским миром. В канун Первой мировой войны немецкие публицисты и общественные деятели формировали определенный горизонт ожиданий и постулировали правовую принадлежность восточных провинций к империи путем многочисленных экскурсов в историю и мифологизации предыдущего военного опыта, где Восточная Пруссия выступала в образе священной германской земли.
Поиски внутренней национальной интеграции за счет внешних врагов повлекли за собой возникновение тотальной военной политики и всеохватывающего патриотизма. Естественно, что в Первую мировую войну проявилось все, что выработало политическое и национальное сознание предыдущего периода. События на территории Восточной Пруссии, которые со стратегической точки зрения были незначительны по сравнению с другими действиями войны, отозвались несоизмеримым эхом в кругах германской об-
